Жена по договору: Захваченные тьмой

Глава 1.1

— Так будет лучше, сынок, — со слезами на глазах говорила женщина. Говорила, и улыбалась так, что от этой улыбки сами собой наворачивались слёзы. — Твой отец взял на душу большой грех, и некому искупить его, кроме тебя. Стефан не справился, он пал ещё дальше во грехе…

Ей вторит благожелательный старец в бело-золотом одеянии:

— Даланна нуждается в раскаянии своего короля. Не плачьте, дитя моё, вы поступили как истинная прихожанка. Тёмная сторона Двулучной не взяла над вами верх, вы оказались сильнее…

Кто все эти люди? Почему они говорят эти слова? О чём они говорят? И главное, кто он такой, и почему ответ на этот вопрос важен… нет, ничего уже неважно. Нет никакой воли, никакой надежды, человек неспособен противостоять Тьме. Это же всегда было очевидно, разве нет?..

Он слышит голос, которого не было. Голос не наяву, голос где-то ещё, но этот голос такой сильный, такой яркий!

— У тебя назревает бунт, — говорила прекрасная тень молодой женщины.

— У нас, моя дорогая. Теперь ты — королева этого огромного сумасшедшего дома… — отвечает ей голос, который он должен забыть. Должен забыть, что такое «я», и почему оно вообще когда-либо было важным.

Нет никакого «я», он жалок, он человек. Грядёт Он, и люди потеряют даже имена. Так и должно быть, разве нет? Почему эти тени мешают уйти туда, куда ему следует? Он всего лишь открытая книга, летящая в пустоте, нет ничего, кроме пустоты. Пустоте дано править, потому что из пустоты родился мир, и ему пора вернуться в её объятия.

— С возвращением, прекрасная драконочка, — снова голос, который нужно забыть. Голос, говорящий с женщиной. Что с этой женщиной не так, почему она имеет значение? Почему этот голос хочется услышать? И кто хочет его услышать?

— Никлас, если твоя душа где-то рядом, прошу тебя, отзовись. Я люблю тебя, мой король, я не позволю тебе погибнуть, но ты должен бороться, — тихая молитва, колокольным звоном отдаётся по пустоте.

Солёные слёзы. Где они? Она не должна плакать. Кто она? Почему она говорит имя, которого нет, это имя исчезло, его нет, оно стёрто…

Нет. Это он. Никлас. Его так зовут. И Найлара плачет где-то далеко. Не так, как плачет его мать, совершившая… что она совершила? Он должен вспомнить. Он Никлас. Он…

Толща воды и тьмы не отпускает его. Голос той, пожилой женщины, дрожит, но произносит:

— Я сделала всё, что могла. Мой сын здесь, он смотрит на вас, и готов пройти очищение. Монастырь Святой Бригитты поможет ему понять, что он должен либо привести свою драконицу к истинной вере по-настоящему, либо перестать играть в этот брак. Над Даланной простёрта длань Светлейшего, и мы не отвернёмся от бога. Я не позволю поступить так с моей страной, сынок.

— Мама, тебя угрожали убить, если я не приеду, — снова голос… его голос. Голос Никласа, короля какой-то страны. Кажется, Даланны.

— Я приняла бы мученическую смерть, если бы того требовала моя вера, — отрезает женщина.

И он понимает. У него нет матери. Все эти годы никакой матери у него не было. Но, как ни странно, это осознание помогает забрать у пустоты ещё кусочек. Его зовут Никлас. Он — король Даланны. И в этой стране его ждёт королева… которую встретит Он. Чудовище. Монстр.

Нет. Нет. Он не поможет в этом монстру. Нет. Никлас чувствует, как будто сделал вдох. Но он не может дышать, ведь у него больше нет тела.

Глава 1.2

Вспышка-воспоминание. У него не было тела, и не было воли, и всё же Никлас помнил. Ярко, до рези в несуществующих глазах, словно эта сцена была вырезана в самой его душе кровавыми всполохами и глубокими шрамами.

Резные ворота в монастырь Святой Бригитты распахнулись сами собой, словно бы от ветра. Его здесь ждали, и не скрывали этого, даже применяя магию ради большей эффектности. В спину упирались чужие враждебные взгляды, и, хотя сам Никлас никого не видел, он отлично понимал: десятки луков взведены, и, если он что-то сделает не так, десятки стрел полетят ему в спину. Чего лучники не знали, так это про защитные артефакты, но не так уж и много они дадут времени.

Несомненно, дарэ Асмунд скажет, что это не магия, а воля Светлейшего. И не лучники, а просто ветер. Он будет играть до конца, — так думал Никлас в тот момент. Король двинулся дальше, во двор храма, и собирался постучаться в тяжелую дубовую дверь, отделяющую обитателей монастыря от всего мирского. Но и в этот раз ему открыли. Не привратник, как он ждал.

Женщина. В бело-золотой робе, по которой, как по наряду негодной невесты, шла поверх золотой черная и красная вышивка. Та, что встретила его, отдала свою душу и судьбу Светлейшему, но став одной из невест бога оставила в миру мужа и детей. Лицо женщины было скрыто под платком, он видел лишь глаза. И всё же Ник прекрасно понял, кто это.

— Мама? Ты в порядке? — спросил он обеспокоенно.

Та не ответила ни слова, лишь кивнула на внутреннее убранство монастыря. И в самом деле, как он мог забыть. Ушедшая от мира женщина не имеет права говорить с мужчинами, иначе как по дозволению настоятеля или лата выше рангом. Даже если этот мужчина — её собственный сын. Укол в сердце, и тяжесть в душе, и даже предчувствие беды, что грызло всё его существо — Никлас всё проигнорировал, и вошёл за матерью.

Пусть она верит старому интригану, это его мама. Бывшая королева Даланны, в конце концов. Сейчас они поговорят, Асмунд выбьет какие-то уступки, вероятно, оставит мать в статусе монахини, но всё так или иначе решится. Верил ли он в это на самом деле?.. Нет, но отступать было поздно. У Никласа даже не дрожали руки, хотя чувство чужого взгляда, прожигающего спину, не пропало и после того, как он переступил порог монастыря. Разве это не лучники? Впрочем, поздно.

Едва они вошли в удивительно аскетичный коридор храма, как деревянная дверь с грохотом захлопнулась, оставляя горечь на языке. Кролик попался в силок, больше охотнику нет нужды выжидать. Никлас услышал голос охотника — Асмунда, разумеется:

— Вам повезло, Ваше Высочество, я прибыл совсем недавно.

— Величество, — холодно одёрнул его Никлас.

Асмунд ничего не ответил. Он повернулся к женщине, и ласково произнёс:

— Дозволяю тебе говорить с этим мужчиной, дочь моя. Можешь показать лицо.

Но всё же было не совсем так? Мать вышла ещё к воротам, они не отворялись сами собой? Память рябит, словно сломанное магическое зеркало. Нилас не может понять, какое воспоминание истинное. В них совпадает многое. Мама, что его встретила. Лучники. Чувство взгляда в спину. Но почему их несколько, что его путает? Этого Никлас не знает. Он знает лишь, что разговор в самом деле был. Как цивилизованные люди, они, конечно же, начали с разговоров.

Глава 1.3

У него не могло быть и воли тоже, но усилием воли Никлас заставил то, что от него осталось, сосредоточиться. Память важна. Мать, что его предала, тоже важна. И он должен вспомнить, как было на самом деле, и что именно сотворила женщина, которая родила его тело. Он — Никлас. Никлас Алгайский. Никлас Олдарик Стефан Ингвар Ормарр фир Даланна де ла Алгарис, если обращаться к старому титулу. Он принадлежит к роду Алга, основавшему когда-то первую человеческую империю, Алгарис. Это важно. Он не знает, почему, но сейчас это — важно.

Тот разговор проступил снова. Предательство, которого он не ждал, хоть и понимал, что отправляется прямиком в ловушку. Никлас ожидал плен, убийство, что угодно — но только не то, что случилось на самом деле. И не потому, что не мог этого представить. Нет. Просто он верил своей матери, любил её, сочувствовал её боли от потери дочери. Да и по сестре тосковал. Но что она сделала? Почему он называет её предательницей? Ведь не просто же так!

Память возвращалась медленно, неохотно, и снова напоминала плохую связь через зеркало. Никлас не был уверен, откуда у него именно такое сравнение — не так уж и много раз он успел использовать такую связь. Или много? Здесь, где бы это «здесь» ни было, как будто не оказалось ни времени, ни пространства. Он был одновременно нигде и везде, всегда и никогда — и не мог осознать это до конца. Обычный смертный, пусть десятикратно король, эта мощь давила и вынуждала сдаться. Зачем ему память? Зачем ему имя? Лучше отдать всё это тому, кто распорядится им лучшим образом.

Найлара улыбалась, и от этой улыбки дрожало несуществующее сердце. Зацепившись за её образ, Никлас вновь заставил себя вспомнить, что происходило в проклятом монастыре Святой Бригитты.

— Дозволяю тебе говорить с этим мужчиной, дочь моя. Можешь показать лицо, — прозвучали благожелательные слова Асмунда, и мать медленно стянула платок со своих волос.

С того момента, как они виделись последний раз, серебра в них прибавилось — хоть времени и прошло совсем немного. Вместо привычных тонко поджатых губ он видел неловкую и почему-то печальную улыбку, которую мать пыталась скрыть, старательно отводя взгляд, и рассматривая свои ноги. Но её глаза блестели — словно от непролитых слёз. Тогда ему ничего не казалось, когда он смотрел на неё. Он просто не предполагал, что это значит.

Мама подошла ближе, и скорбным, похоронным тоном сказала:

— Мне жаль, но так будет лучше. Твой отец взял на душу большой грех, и некому искупить его, кроме тебя. Стефан не справился, он пал ещё дальше во грехе, — и стальная хватка родной матери сомкнулась на его плече. Руки были в перчатках, бело-золотых, как и её одеяние. — У Даланны лишь одна надежда, и это ты. К словам ты не прислушался, — она горестно всхлипнула, и Асмунд отвёл её чуть в сторону.

Совершенно очевидно, что на неё наложили чары — и от её прикосновения он потерял возможность двигаться, замер, не в силах даже открыть рта. Мать подняла лицо, и он увидел, что глаза её полны слёз, которые текут по лицу, а она даже не пытается их утереть. Он попробовал дёрнуться, хоть что-то сказать — но чем бы её ни снабдил Асмунд, это что-то надёжно держало Никласа. Сознание отстраненно отметило: скорее всего, перчатки — мощный артефакт. Асмунд не хотел никакого сопротивления, и вывел к нему ту, от кого он никогда не подумал бы ждать подвоха.

Ник не видел матери, да и своего врага тоже. Но он слышал, как тот утешающе шепчет:

— Даланна нуждается в раскаянии своего короля. Не плачьте, дитя моё, вы поступили как истинная прихожанка. Тёмная сторона Двулучной не взяла над вами верх, вы оказались сильнее. Главное — дойти до конца. И с ним всё будет хорошо. Просто мы должны молиться за него, правильно молиться. Когда ваш сын выйдет из обители Святой Бригитты, Даланна будет гордиться им. Главное, чтобы вы дошли до конца.

Глава 1.4

Затем пропал и слух тоже, а парой мгновений позже, двое крепких мужчин в белых с золотом одеждах потащили его куда-то под монастырь. То ли в подвал, то ли в застенки. Никлас подозревал последнее, и не ошибся. Зрение не отнялось, в отличие от всего остального, и он прекрасно видел внутренние коридоры монатыря, и винтовую лестницу, опускающуюся глубоко под землю. Он не был уверен, что за пределами церковной верхушки и самого монастыря кто-то вообще знал про этот спуск.

Монахи волокли его, не слишком считаясь с синяками и ссадинами, но боли он не чувствовал тоже. Чем бы ни были асмундовы перчаточки, против магов они помогали надёжно. Как артефактор, Никлас подозревал, неодарённого такое прикосновение и вовсе убило бы. Интересно, нужно ли, чтобы носящий отправлял импульс своей волей? Насколько низко мать пала, сколь сильно для неё оказалась вера важнее родного сына?

Глаза жгло, потому что моргать он тоже не мог, но это было меньшим из неудобств. Никлас ждал, пытаясь понять, что же такое задумал Асмунд. И для чего ему мать, кроме того, что никого другого он бы к себе так близко не подпустил. Наконец, его бросили на холодный каменный пол, прямиком за решетку. Рядом виднелся каменный алтарь, и принадлежал он отнюдь не Светлейшему.

Кроме того, взгляд Ника зацепился за корешки книг, рядком стоявших внутри стеллажа у противоположной от алтаря стены. Там же был стол, несколько кресел, и, очевидно, предназначалось всё это отнюдь не для пленника. Тома, на которые он обратил внимание, были пухлы, и печатный станок из Драконьей Империи их никогда не касался. Нет, эти книги переписывали от руки. И хотя кожаная обложка сама по себе ничего не значила, но от стеллажа веяло силой. Тёмной, первозданной, и… голодной. До любого, кто возьмёт эти книги в руки.

Тогда Никлас мог лишь предполагать. Сейчас, вися в Пустоте, и цепляясь за собственную память, как за деревянный обломок в море посреди шторма, он чётко осознавал: переплёты этих книг сделаны из кожи разумных существ. Не только из человеческой, драконья шкура там тоже присутствовала. И даже с точки зрения действительно верующего церковного иерарха, эти фолианты подлежали немедленному сожжению. Но Асмунд хранил их. И был уверен, что способен совладать с ритуалами, там описанными.

Пока он отстраненно пялился на жуткий стеллаж, двое мужчин в робах монахов начали невозмутимо срывать с него одежду, нимало не смущаясь тому, что он парализован и не может шевельнуть даже пальцем. Если бы Никлас мог, он бы удовлетворённо улыбнулся. Это он тоже предусмотрел, хотя и не ожидал, что обыск будет проходить так.

Едва только один из братьев принялся стягивать с него сапоги, а другой — сдирать камзол, безжалостно портя дорогую вещь, как оба вскрикнули. Кинжал, который он убрал в сапог, не стоило трогать посторонним. Стряхнув сапог с его ноги, и взяв артефакт в руки, почтенный брат сначала обнаружил, что оружие распороло ему руку до кости. А потом — что он никак не может остановить кровь, и льётся она намного быстрее, чем должна бы. Он упал в лужу крови, даже не успев позвать на помощь.

Второму повезло ещё меньше — в него воткнулась зачарованная булавка. И вместо подручного Асмунда рядом с Никласом с громким грохотом упала глыба льда. Если бы его просто связали и обыскивали, всё это помогло бы выиграть время. А так — лишь вызвало некоторое мрачное, тёмное удовлетворение. Никлас не жалел их.

Они сами выбрали служить тому, кто держит у себя тёмные книги и читает из них ритуалы, а значит сами выбрали свою смерть. Жалел он лишь об одном: этих двоих хватятся быстро, а освободиться от последствий ласкового материнского прикосновения он не может. Даже не чувствует собственный дар.

Глава 1.5

И ведь рассчитывал же, что магия будет заблокирована! И даже на обыск рассчитывал, правда, совсем не так, как он в итоге случился. Всё можно предусмотреть, представить, предугадать. Всё. Кроме предательства.

Хотя Никлас не мог говорить, да и не слышал ни звука, он всё равно дрожал бы от холода, если бы не те перчатки. В подземелье сквозило, значит, каменное оно скорее всего целиком, и имеет больше одного выхода на свет. Никлас запоминал эти обрывки информации, и ждал. Он привык ждать, будучи сначала наследным принцем, затем королём, и терпеть тоже привык.

Сколько прошло времени, понять было сложно, но Ник не успел всерьёз устать от ожидания. В его темницу вошли ещё двое, не слишком отличающихся от первых, братьев-монахов. Никлас мог бы начать запоминать их черты лица, чтобы знать, кого он убил, но — не хотел. Люди, служащие Асмунду, при том, что они понимают, чем их «пастырь» занимается, не достойны того, чтобы хоть кто-то помнил их лица. А они понимали, потому что, увидев трупы товарищей, даже не побледнели. И один другому бросил:

— Джаг всегда был идиотом. Кто же обыскивает неверного без защиты, да ещё так небрежно.

— И кто доложит Его Святейшеству? — мрачно поинтересовался второй. — Наш пастырь сделал всё, чтобы драконья шавка никого не покалечила, а теперь у нас два трупа.

— Я доложу. Не думаю, что Святейшество будет сильно скорбеть. Он предупреждал, что нужно быть аккуратнее, и что просто так неверные не сдаются? Предупреждал. А кто не услышал и к сведению не принял, тот сам и виноват. Сходи за защитой, и обыщи его. Только ради всего святого, не пинай и морду холёную не тронь! Мало ли, чем он обвешался. Сначала надо всё снять, потом уже.

Ник слышал в этих словах речь не святых братьев, а обычных наёмников. Притом достаточно бесприципных, но и опытных тоже. Может быть эти наёмники работают на Асмунда давно, и даже искренне уверены в том, что они — святые братья, но суть не задавишь, а по ней как были бандитами, так и остались. Всё интереснее и интереснее становилась для Никласа Светлейшая вера, да только поделиться своими соображениями он ни с кем не мог. И продолжал наблюдать.

На наблюдении воспоминание снова зарябило, оборвалось, выбрасывая в пустоту. Однако, Ник уже куда лучше осознавал и себя, и своё прекрасное положение. Только не мог вспомнить, что же тогда произошло. Мать сама отдала его в руки Асмунду, оказавшись не невинной овечкой, а пустынным шакалом. Прекрасное осознание, и боль — отличный якорь, чтобы помнить и цепляться за собственное «я», когда больше не за что.

Но выцепить причину своего состояния сейчас Ник никак не мог. Словно ничто вокруг сопротивлялось. Он почти слышал сладкий шёпот:

— Но ведь если даже самые близкие ударили в спину, то что тебя должно держать в мире? Отдай память, она тебе не нужна, там, где есть забвение, нет ни боли, ни слёз. Счастье в забвении, в забвении покой. Разве ты не хочешь быть счастлив?

Шепот бархатистый, нежный, но не женский и не мужской. И за этими словами Никлас чувствовал яд и горечь, которые ждут его на самом деле. Его не прельщал никакой покой, ему нужна была буря. Буря, которая раскидает латов Асмунда, как щепки, оставшиеся от когда-то крепкого леса. Более того, он сам хотел бы стать если не этой бурей, то её частью.

Глава 1.6

И кроме того, самая близкая, женщина, что выбрала его, в спину не била. Найлара не сразу смогла увидеть его за образом типичного даланнца, который торчал у неё перед мысленным взором, но, когда смогла — приняла безоговорочно. И Никлас совершенно не сомневался в том, что его жена ни капли не осудила бы смерть тех двоих. Скорее пожалела бы, что следующей парочке монахов повезло больше. Он видел её драконью форму слишком мало, но зрелище величественной хищницы с золотистой чешуей наполняло его гордостью и надеждой.

А эти чувства были вовсе не тем, что нравилось голосу из пустоты. Казалось, тот, кому голос принадлежит, вообще не рассчитывал, что у Никласа будет якорь. Он надеялся выбить волю к сопротивлению. Что ж, пусть надеется дальше. Ник снова сосредоточился на своей памяти, прогоняя голос. Один только образ его драконочки помогал вспомнить, кто он, и чего хочет, отчего тьма вокруг колыхалась. Но душа Никласа устремилась в глубины памяти.

Наблюдение кончилось. Святые братья-наёмники были куда более аккуратны, и один из них, тот, что не хотел разговаривать с Асмундом, куда-то удрал, а вернулся в толстых перчатках, и завешенный амулетами, как резко разбогатевшая мещанка без капли вкуса. Никлас понятия не имел, насколько сильные безделушки на «брате», но надеялся, что его артефакты окажутся сильнее.

Третья попытка раздеть Никласа прошла лучше. «Брат» успешно избежал нескольких артефактных булавок, стянул сапоги, и даже штаны и панталоны, однако его подвело желание снять даже драгоценности. Кольца с парализованных рук стащить не так-то просто, и «брат» попытался перепилить металл инструментом, которого у достопочтенного обитателя монастыря вообще не должно быть. За что и поплатился — артефакт ударил его огненной вспышкой прямо в лицо, не опалив при этом руки хозяина.

Этот орал громко, истошно, и запах его палёной кожи наверняка снился бы Никласу в кошмарах, вернись он домой в собственном теле. Однако, даже если Ник очень захотел бы, он не нашёл бы в себе никакой жалости к этому человеку. Да, предпочёл бы убить чище, например, повесить за преступления против Даланны и её короля. Но слишком уж очевидно было, что над ним готовятся проводить некий тёмный ритуал, который ему не понравится.

Вот и «брату» не понравилось действие артефакта. Они квиты. Кто там следующий? К сожалению, следующим явился сам сиятельный святой отец, и здесь он уже не носил излюбленной маски благожелательного и доброго старца. Голубые глаза Асмунда казались стальными, а губы кривила неприязненная усмешка. Взглянув на своего пока ещё живого «брата», он презрительно бросил, обращаясь к тем, кто мгновение спустя вышли из-за его спины:

— Приберите это, недоумки.

Те покорно бросились уносить ещё живого товарища. Спасать «брата», кажется, никто даже не собирался, и Никласа передёрнуло от бессмысленной жестокости. Хоть бы добили, прежде чем уносить, если лечить не собираются. Это ему «брат» — враг, но Асмунду он служил, и, судя по всему, служил верно.

Святейшество, видно, догадавшись о том, какие мысли бродят в голове у пленника, принялся рассуждать вслух:

— Найти хорошего исполнителя — целая история, а, Высочество? Не сомневаюсь, ты тоже с этим сталкивался. Множество раз говорил им не пытаться обыскивать магов, пока их побрякушки не обезвредили знающие люди. Но им очень хочется прикарманить что-нибудь артефактное себе, и сбыть на черном рынке, разжившись золотишком. Полагаю, три трупа подряд вылечат их от этой болезни достаточно надолго, чтобы мне больше не пришлось заострять на этом внимание. Ты преподал им очень неплохой урок, можешь собой гордиться.

Глава 1.7

Никлас и правда сталкивался с чужой некомпетентностью, только к своим людям относился не в пример лучше, и вместо гордости испытывал острое желание плюнуть в лицо бородатой мрази. Сказать или даже дать понять взглядом, что он думает об Асмунде, Ник не мог, только чувствовал жжение в глазах и злость, но тому ответы и не были нужны.

— Сейчас тебя обыщут более профессионально, удалят всё лишнее, и поместят на алтарь, — деловито продолжил он. — А затем появится твоя матушка, и мой специалист, и мы приступим. И знаешь, что, Высочество? Когда мы ритуал завершим, у тебя больше не получится мне мешать. Очень уж хорошо получалось, твоя Даланна стремительно утекала из рук… ну, что ж, было ваше — стало наше. И с драконшей твоей тоже разберёмся, не сомневайся. Драконёнка к делу пристроим, будет как шёлковый, когда вырастет.

Если бы Никлас не был зачарован, он побледнел бы. Драконёнка. Значит, Най беременна! И не сказала ему. Или не знала? Но тогда почему, откуда Асмунд об этом знает вообще, если не знали даже они?!

Асмунд, впрочем, не собирался раскрывать свои секреты и выкладывать все планы, как в плохой пьесе. Он скорее стремился поиздеваться ещё и так, говоря с Никласом так, словно тот уже в курсе всех его мерзких планов, и интриг, которые он провернул. Правда, даже так он выбалтывал ценные сведения: в частности, подтвердил, что его шпионы проникли в ближайшее окружение Най. Хотелось бы ещё узнать, кто и как, но это старый интриган благоразумно держал при себе. Хотя говорить продолжал.

— Не сомневаюсь, тебе твоя зверушка ни слова не сказала. Ещё бы, тогда её ручной королёк не отправился бы спасать мою дорогую Рагду, — Первосвященник ухмыльнулся.

До Никласа, наконец, дошло. В реальности он ни слова не слышал, когда Асмунд рассуждал. Он был оглушён тогда! Этими же чарами, которые и держали его неподвижным. Но сейчас, вспоминая тот день, он слышал каждое слово, и не сомневался, что слышит всё сказанное верно. Как такое возможно, Никласу было неведомо, но осознание новой странности собственных воспоминаний выбило его из них. В реальности он тогда понятия не имел, отчего Асмунд так гнусно ухмыляется, и почему чувствует сильнейший гнев и желание его уничтожить на месте.

Теперь понимал. И чувства его ничуть не изменились. Это всё, конечно, подтверждало теорию чувствительности души, которую ему выложил Релан, изрядно напившись в его присутствии, ещё в ипостаси наёмника, когда сам был Ник был всего лишь наследным принцем, а основные проблемы страны решал, как мог, его отец. Только… ещё и окончательно утверждало Никласа в мысли, что он теперь — душа без тела. А как вернуться? И куда, демоны побери, Асмунд его тело применил?!

Промо на первый том - qwJJ3qWb

Глава 2.1

Найлара

Он не так двигался, не так улыбался, и даже пах иначе. А уж поступал так, как настоящий Никлас не повёл бы себя никогда в жизни, насколько я успела его узнать. А главное, кроме меня и Дьярви этого, как будто, почти никто не видел. Более того. Первое, что он сделал, едва отдохнув с дороги, это вызвал к себе мою гвардию, притом, когда за ними пошла я, двое стражников, теперь охранявших кабинет Никласа постоянно, преградили мне путь:

— Приказ Его Величества. Вам теперь нет хода в его кабинет, — извиняющимся тоном сказал один из них.

— Руггве, я понимаю, что ты не можешь нарушать приказов, — начала я, узнав стражника. Тот побледнел, и очень тихо шепнул:

— Говорить мне с вами тоже нельзя. Только изгалагать полученные приказы. Его Величество… был очень доходчив.

Сказал он это почти одними губами, но я услышала. И удивилась. Когда не-Никлас вообще успел настолько запугать стражника, который видит его сегодня первый раз за два месяца?! Моего мужа так не боялись. Уважали, особенно простолюдины, но не боялись.

Я могла бы возмутиться, сказать, что это моя личная гвардия, и при чём здесь вообще Никлас, но кому мне это доказывать, рядовому стражнику? Глупо и бессмысленно. Так что я благожелательно улыбнулась, чтобы вернуться в свои покои. Пока Никлас был собой, я проводила время в его, но так и не успела приказать избавить меня от лишних комнат вовсе. Хорошо, что не успела. Сейчас традиции Соцветия были мне на руку. Иначе остался бы один будуар, а спать мне пришлось бы рядом с этим существом. Меня передёрнуло. Я задавила испуганные мысли, и чинно, благородно уселась на кресло в соседней от кабинета комнате. Обычно там ждали аудиенции посетители, теперь пришлось ждать мне.

О том, чтобы попасть в его личный кабинет, скрытый от посторонних глах, я и не мечтала. Но о нём знал Асмунд, так что, вероятно, знало и то, что поселилось в моём муже. Понять бы только, во что Светлейшие латы окунули Даланну. Это демон? Некромант подселил чужую душу? Или это что-то ещё более интересное, что так просто не распознать?

В подчинение самого Ника я не верила теперь. Даже если ему бы полностью перекроили личность, он не начал бы иначе двигаться, да и запах… пахло морозом и чем-то, отчего хотелось закрыть нос лапой, обратившись драконом. Я не могла определить этот запах, он был слишком чужеродным, неправильным. Как будто его вообще не должно быть на материальном плане. Я не решилась бы произнести вслух, потому что слова звучали бы как речи сумасшедшей.

Одно меня немного успокаивало. Странная уверенность, что Никлас — настоящий, а не эта жалкая подделка — где-то рядом. Осталось только понять где, и как до него достучаться. Хотелось плакать, звать, но сейчас я не могла себе этого позволить. Ещё не хватало пугать подданных и радовать ту тварь, которая заняла его тело. Нет. Мне нужно больше информации и свободы, остальное подождёт.

Разумеется, тот факт, что я не сижу и не вышиваю в своих покоях, или не молюсь их мерзкому божку, всполошил лата Антавниса, получившего полное королевское одобрение своей докучливости и беспардонности. Поэтому дождаться, пока не-Никлас освободится, не получилось. Лат выплыл ко мне, и заискивающе улыбнулся:

— Ваше Величество, приближается время обеденной молитвы. Вы должны быть за столом. Его Величество велел мне напоминать вам о том, какие обязанности есть у правящей королевы. Мы понимаем, вы сначала были растеряны сменой обстановки, затем — больны и слабы, а теперь и вовсе носите под сердцем дитя, но вам следует подчиняться заветам Светлейшего и законам Даланны. Я здесь, чтобы учить вас этой нелегкой науке.

Промо на первый том - rzagwjPs

Глава 2.2

Промо на первый том - nME2tWjf

Это был тот самый случай, когда я не удержалась в выбранной роли, потому что все маски мгновенно смела холодная ярость. Стоило бы утверждать, что никакой беременности нет, возможно, но я посмотрел латишке в глаза и очень ласково поинтересовалась:

— Дорогой лат Антавнис, позвольте поинтересоваться, откуда же вам известно о беременности королевы Даланны, если объявлено о ней не было?

Лат отступил на несколько шагов, наткнувшись спиной на стену. Моя улыбка стала ещё приветливее. Он тихо произнёс, и из голоса исчезла обычная сладкая подобострастность. Антавнис снова демонстрировал, что гораздо умнее, чем изображает.

— Ваше Величество! Я не знал, что об этом не объявляли. Ваш супруг говорил об этом, как о свершившемся и всем известном факте, поэтому я счёл, что о ней просто объявили ещё до моего приезда! Прошу прощения за неуместный комментарий, я был неправ.

Куда только делись все попытки учить меня жить, даже и не знаю. Я подошла ещё ближе, и нежно сообщила:

— Вы, кажется, желали сопроводить меня к обеду? Охотно позволю вам составить мне компанию.

Пятиться ему уже было некуда, легального повода мне возразить не нашлось. И я, кажется, заставила бы лата Антавниса вспомнить, что перед ним драконица, принцесса Золотого Древа, а не только королева Даланны, однако за нашими спинами скрипнула дверь, и перед глазами внезапно замелькали цветные пятна. На меня накатила такая слабость, что я едва устояла на ногах, и, пошатываясь, осторожно отошла от лата. Не упала, хотя, вероятно, тот, кто это сделал, надеялся, что упаду.

— Моя королева, вы смертельно бледны, — ласково сказал чужак голосом Никласа. — Позвольте, я провожу вас в ваши покои.

Теперь уже у меня не было законного повода избавиться от ненавистной компании. Я кивнула, позволяя вести себя под руки, и ничего не говорила. Я думала.

Я помнила, когда последний раз чувствовала себя так. Храм. Не тот, где я внезапно вернулась в дракона, другой. Когда Лантасса говорила, что это явно часть проклятия. И когда мы решили, что предатель в нашем окружении. Я решила. Теперь я в этом только окончательно убедилась. Откуда-то и чужак, и Антавнис знали о том, что я беременна.

Могла ли это быть Лантасса? Едва ли. Могла ли она рассказать одним только драконам из моей гвардии, чтобы вычислить настоящего предателя, который явно не её сын — он к тому моменту с гвардией не общался? Да, это было в её духе. Люди точно не знали, да и разболтали бы куда дальше. Но никто не упоминал об этом, пока не вернулся Никлас. Думай, Найлара, думай! Проклятая слабость мешала и соображать тоже, и за одно это мне хотелось разорвать чужаку горло. Только своего горла у него не было, а Никласу это тело должно достаться в целости и сохранности.

Глава 2.3

Ещё одна маленькая деталь, которая позволяла верить, что Никласа ещё можно спасти — его артефакт работал. Будь он мёртв окончательно, уйди душа за грань, к Матери-Монне или иным богам, в которых он верил, и тогда все подобные личные безделушки потеряли бы свою силу. Он не делал для меня полноценного, долговременного артефакта, способного пережить своего владельца. Просто было незачем. Но я всё ещё могла говорить, и даже почти приноровилась к тому, как звучит мой новый голос, и научилась им управлять. Следовательно, Ника можно вернуть. И поэтому мне следует затаиться, но не так, как раньше.

Хватит. Достаточно я пыталась играть по Даланнским правилам, они привели нас с мужем в ситуацию, когда он почти мёртв, а я почти во власти той твари, что захватила его тело. «Почти». Хорошее слово. Я буду помнить его, это «почти». Поэтому, когда «король» под руки довёл меня до будуара, и аккуратно усадил в кресло, я не показала ему и доли той враждебности и гнева, что испытывала. Я улыбнулась робкой, утомлённой улыбкой. Хотя в пору было спрашивать, какого демона он творит.

— Вам плохо? Позвать лекаря? — участливо поинтересовался он.

Я покачала головой. И со всё той же робкой улыбкой ответила:

— Не стоит. В моём положении это нормально. Позовите какую-нибудь служанку, боюсь, я слишком плохо себя чувствую, чтобы присутствовать на обеде.

Я отчаянно надеялась, что он не очень понимает, кто такая Ландалла, и что она может. Если кто-то из боевых драконов рассказал ему о моей беременности, и сливал другую информацию, он может и понимать. Кроме того, всегда оставался более страшный вариант, в который верить не хотелось. С другой стороны… даже человеческие служанки были очень разные. И некоторые из них вполне годились, чтобы передать весточку.

— Как пожелает моя королева, — чужак нежно улыбнулся, и поцеловал меня в уголок губ, слегка погладив по плечам. Вся выдержка, что была дарована мне Матерью-Монной, понадобилась, чтобы удержаться и не вздрогнуть, не отшатнуться. Впрочем, я не обманывалась. Скорее всего это существо отлично понимает, что я играю. И играет в ответ, потому что ему это нравится. А значит, рано или поздно я увижу его истинное лицо.

Вскоре примчалась хорошо знакомая мне девушка из человечек. Не Ландалла, но и не кто-то незнакомый. Кажется, она работала на кухне раньше, и воспринимала внезапное повышение до королевской служанки не с гордостью, а с трепетом. То, что нужно. Сам «король» убрался, продолжая улыбаться. Я не очень скрывалась пока что, нет нужды вызывать его подозрения сейчас. А если я окажусь слишком покорной, это точно вызовет настороженность. Зато очень нужно было хотя бы недолго поговорить с Ландаллой. И в то же время проявить «допустимое» неповиновение, не слишком демонстративное.

Я улыбнулась девушке:

— Новенькая здесь? Наверняка ничего не знаешь, и не представляешь, как именно ты должна мне помогать, правда? — голос немного дрожал, несмотря на артефакт Ника, но я попыталась быть дружелюбной.

— Ваше Величество, — бухнулась на колени она. — Я сделаю всё, что вы скажете, но я работала на кухне. Его Величество так и велел, отправить к вам кухонную служанку, выбрали меня, я… не казните, но я ничего здесь не знаю, меня не учили. Простите мою глупость, — она совсем смешалась, едва ли не расплакавшись.

Неудивительно. Толку от необученного человека не было бы никакого, если бы не ряд нюансов, которые вселенец не учёл.

Глава 2.4

Больше всего на свете я ненавидела ждать, а голова кружилась так сильно, что встать я не могла. Так и сидела, полуприкрыв глаза, и пытаясь нащупать хотя бы слабые искры дара. Проклятие снова вернулось в полном объёме, косвенно подтверждая: в теле моего мужа то самое существо, что его наложило. Но если я хоть что-нибудь помню о лекциях про демоническую скверну, то это значит, что он находился всё это время рядом. Невозможно сотворить подобные чары, находясь далеко от своей жертвы.

Сколько времени прошло, я не имела никакого представления. Но безымянная служанка сумела всё-таки привести мне Ландаллу. Та была бледна и её ноздри гневно расширялись. Смотрела она очень мрачно, так, что мне даже тяжело оказалось воспринимать взгляд.

— Гвардеец Ландалла по вашему приказанию прибыла! — отчеканила она.

Я хмыкнула, но комментировать никак не стала. Да и не было на это времени, как и сил.

— Скажи, Ландалла, как давно ты знаешь, что я беременна? И доложи по форме потом всё, что считаешь нужным. Говори быстро, я не знаю, сколько у нас времени.

Слава артефакту Ника. Если бы я говорила сама, это звучало бы как едва слышный шелест, но благодаря его помощи и его магии, даже когда его самого нет рядом, я не теряла связи с реальностью. Нет. Не сейчас. О том, насколько мне больно и что в связи с этим чувствую, я подумаю потом. Снова отбросила чувства в сторону, вслушиваясь в доклад Ландаллы.

— Дайнеке Лантасса Алькарро рассказала гвардейцам. Настоятельно просила не передавать эту новость никому из местных, и сказала, что не стала бы её раскрывать, но вас нужно защищать. Потом прогремела новость о, якобы, предательстве её сына, и у меня появились некоторые соображения, — подтвердила мои подозрения Ландалла.

Я подавила желание грязно выругаться, и кивнула, побуждая продолжать.

— Обстановка враждебная. К нам начали относиться как к гражданам второго сорта, хотя раньше я ничего подобного не замечала. Кроме того, магический фон даланнского дворца нестабилен, и я вижу следы демонической магии, которых тоже раньше не было, или были в небольшом, остаточном количестве. Я бы рассчитала по формуле, но, боюсь, не стоит здесь проводить такие расчёты. Так же вижу искажения фона драконьей магией, но этого дракона я не знаю, его магия нестабильна, и как будто чем-то отравлена. Простите, Ваше Величество, я солдат, и уже не так хорошо помню курс по магической классификации. Да и приборов у меня с собой нет. С момента появления того, кто называет себя вашим супругом, это место стало вражеской территорией или территорией военного конфликта, как вам будет угодно.

Доклад вышел не совсем по форме, но я выслушала Ландаллу и отметила для себя всё важное в её словах. В ушах шумело, голова всё ещё кружилась, но я старалась игнорировать подобные мелочи.

— Какие приказы вы получили от Его Величества? — назвать это Никласом у меня не повернулся язык.

— Он расформировал нас как вашу гвардию и выдал каждому отдельное назначение, — лаконично отозвалась она. А, вот почему Ландалла такая злая. Я могла её понять.

— Прекрасно. Мой приказ будет прост и сложен одновременно: обо всём, что любому из вас приказывает Его Величество, я должна знать. Кроме того, в гвардии предатель, поэтому мой приказ ты передашь другим постепенно. Так, чтобы можно было вычислить, от кого пошёл слив. И я строго-настрого запрещаю передавать его или обсуждать кому-либо, кроме тебя. Ты — моё доверенное лицо, Ландалла. Открытого неповиновения не проявлять, активировать протокол Изумрудной Чешуи.

Глава 2.5

Ландалла усмехнулась, и кратко, по-военному, поклонилась.

— Есть работать по протоколу Изумрудной Чешуи! Я верно понимаю, что вычислить того, кто сливал информацию, я должна сама?

— Да, всё верно. Не вызывай подозрений. Слушайся Его Величество, и анализируй. Это ты умеешь лучше всего. И постарайся быть рядом, насколько это возможно.

— Слушаюсь, Ваше Величество.

А дальше мы, не сговариваясь, устроили скандал на повышенных тонах. Я обвиняла Ландаллу в том, что ко мне прислали необученную девицу, она огрызалась и защищалась. Протокол изумрудной чешуи — это не военный протокол, а шпионский. И задача Ландаллы была очень сложной для драконицы её склада. Впрочем, она никогда не боялась трудностей. И легко подхватила «внезапную» смену моего настроения.

Поэтому «Никлас» застал крики:

— Как ты могла допустить, что ко мне отправили необученного непонятно кого?! Да, тебя сняли с должности, но снимала не я, и ты обязана была найти нормальную приемницу!

— Ваше Величество, меня, вообще-то, никто не спрашивал! Я подчиняюсь приказам, а не читаю мысли! Я получила новое назначение. Передать дела мне не позволили.

Не-Никлас вплыл в комнату со счастливой улыбкой, которую даже не пытался скрывать. И холодно посмотрел на Ландаллу. В этот момент я поняла, что просто не будет. Голос его звучал так ласково и приторно, что этими словами можно было бы подсластить кефраш:

— Дорогая, в твоём положении не стоит так сильно волноваться. Ты должна беречь себя и нашего будущего наследника, это твоя главная задача как королевы и будущей мамы, — это он сказал мне. А затем обернулся на Ландаллу:

— Вам было приказано не тревожить мою королеву. Если вас ещё раз здесь увидят, или каким угодно образом увидят рядом с моей королевой, я прикажу вас казнить. Убирайтесь выполнять свою задачу. Немедленно.

Что за «задачу» ей поручил не-Никлас я не имела ни малейшего представления, но Ландалла не просто так была боевой драконицей. Поэтому она всего лишь продолжила выполнять протокол Изумрудной Чешуи, и поклонилась в пол, подобострастно улыбнувшись:

— Как прикажет мой король. Служу Даланне!

И молча исчезла, не выказывая ни малейшего намерения возразить. Я, правда, не сомневалась, что уж Ландалла-то ещё припомнит и угрозы, и попытки отстранить её от меня. Придумает ли способ передать весточку и не подставиться? Я не знала. Но за её жизнь не боялась ничуть: не даст она себя убить, вернётся в Империю. Я тоже продолжила нашу игру. Мне дали понять, что я не могу обращаться напрямую к моим драконам? Плевать. Я всё равно найду выход, что бы ты там себе не придумал, чужак.

— Какое право ты имеешь казнить мою личную гвардию?! — поинтересовалась я, не став разочаровывать врага. — Это мои драконы, они здесь ради меня и вместе со мной. Мы договаривались иначе!

— Вы теперь живёте в Даланне, моя королева, — ещё ласковее улыбнулся он. — Здесь у вас не может быть никакой гвардии, только фрейлины. Поэтому я её распустил и отправил заниматься чем-то более полезным. Вы — замужем, за вас отвечаю я и ваш духовник. Кроме того, лат Антавнис сообщил мне, что вы саботируете свои обязанности. Я недоволен этим, но в силу вашего уязвимого положения готов простить некоторые вольности… пока что. Однако, что я прощу моей королеве, то ни в коем случае не прощу подданным. Не стоит нарушать приказы, Найлара. И посылать служанок нарушать их тоже не стоит. Девушка, что помогала вам в обходе моих приказов, уже отправлена в чёрную комнату, и ближайшие три дня проведёт без еды. Следующая провинность приведёт её к позорному столбу и казни. Я ясно выразился?

Глава 2.6

— Хорошо, тогда где мои фрейлины? Почему они ещё не назначены? — поинтересовалась я.

И мысленно повторила самой себе. Я — королева. Если ради того, чтобы Никлас вернулся, эта мразь казнит нескольких слуг… это будет вина врага, а не моя. А их будут чествовать как героев. На боль в груди я постаралась не обращать внимания, тем более, что голова по-прежнему кружилась. Сколько людей умрёт, потому что на троне оказался самозванец?..

— Вот это уже более важный вопрос, — усмехнулся «Никлас». — Я назначу вам распорядительницу, а она подберёт фрейлин согласно вашему положению. Вы бледны, Найлара. Вам нужна помощь, может быть?

Нужна. В том, чтобы тебя выгнать отсюда. И из тела, и из дворца.

— У меня кружится голова, — ответила вместо этого.

— Тогда позвольте, я доведу вас до спальни. Раз уж вы не добрались туда самостоятельно.

Этого мне не хотелось совершенно, но я кивнула. Холодная рука коснулась моей ладони, а затем «Никлас» легко потянул меня на себя. Голова закружилась только сильнее, я зашаталась, невольно вцепившись в него. Он ласково прошептал:

— Тише, тише. Никто сегодня не упадёт, — и ухо опалило его дыхание. Слегка морозное, как будто он много времени провёл на открытом пространстве, прежде чем вернуться во дворец. Чем больше он меня касался, тем хуже мне становилось, но этого я как раз ожидала. И покорно позволила медленно довести себя до постели, придерживая за талию. Чужак охотно прикасался ко мне, вызывая дрожь по всему телу, отнюдь не любовную.

Наконец, пытка кончилась. Он опустил меня на постель, и погладил по плечам:

— Помочь вам раздеться? Я мог бы снять корсет и платье… — в голосе появились мурлыкающие нотки, и меня ощутимо затрясло. Сделать я с этим ничего не могла, настолько инстинктивной была реакция. Уверена, не сдерживай враг мой оборот, сейчас всё лицо было бы в золотистой чешуе.

— Что ж, цените мою добрую волю, — усмехнулся он, разумеется, заметив это. — Я позову к вам служанку. Пока что.

— Благодарю вас, — тихо ответила я.

В этот момент как будто внутри меня натянули какой-то магический поводок, и я вскрикнула от боли. Не в животе, слава Матери-Монне, но где-то под рёбрами. По глумливой улыбочке на родном лице я всё поняла, но ничего ему не сказала. Чужак убрался, видно, чтобы позвать служанку. Я поймала себя на том, что глаза наполнились слезами, и тихо прошептала:

— Никлас, если твоя душа где-то рядом, прошу тебя, отзовись. Я люблю тебя, мой король, я не позволю тебе погибнуть, но ты должен бороться. Пожалуйста, услышь меня. Матерь-Монна, пусть он меня услышит, я не хочу потерять его окончательно.

И самое печальное, что я даже не знала, слышит ли меня богиня, не то, что Никлас. Я могла лишь надеяться, словно и сама окончательно превратилась из драконицы в человека.

Глава 3.1

Никлас

Осознание, что он может узнать что-то новое, вытащив события из памяти, придало Никласу сил. Он не просто не исчезнет. Если он вернётся домой, к Найларе, тогда его новые знания помогут вывести Асмунда на чистую воду, и вышвырнуть церковников из Даланны. Теперь Никласа вели целых два чувства. Любовь и желание отомстить. Для пустоты, грозившей затянуть его в свои ядовитые объятия, это уже было слишком много.

Поэтому она бросала в него другие воспоминания, куда более старые. И куда более болезненные. Ему совсем немного лет, у него ещё есть сестра и брат, двое погодок. Они приходят к старшему брату, и спрашивают его обо всём на свете.

Маленький Стефан украл с кухни яблоко и грыз, сидя на тумбочке и помахивая ногой. Никлас ворчал на него:

— Поварихе попадёт, когда старший повар яблок на пироги не досчитается. Ты чего? Зачем взял?

— Ну я же принц, — пробурчал братец недовольно. — И мне хотелось яблок! Взял одно, подумаешь, там их ещё стооооолько! Целый яблочный дворец построить можно!

— Я тоже принц, а без спросу ничего не беру. Попросить можно было, — маленький Никлас тогда чувствовал себя очень, очень взрослым и ужасно ответственным.

— Ой, да ладно тебе. И вообще, ты меня из-за одного яблока разлюбишь что ли? — братец подошёл ближе, обиженно оттопырив нижнюю губу.

— Ты мой брат, Стеф! Я тебя буду любить всегда-всегда. Но яблоки воровать всё равно не надо, — строго, как ему казалось, ответил Никлас. — Пошли к поварихе, извинимся хоть. Папа бы сказал, надо извиниться. Но мы и сами можем, правда же?

— Ну Ниииииик, она ругаться будет и пааааапе скажет, — заканючил Стефан.

— А ты так извинись, чтобы не ругалась и не сказала! Ты же принц, ты так должен уметь. Ну или я научу, если очень надо, вот.

— Ну… ладно. Ладно. Но ты — папе не говори! Сам скажу, если не получится. И дай яблоко доесть.

Стефан свесился с тумбочки, и дотянулся до волос Ника. Разлохматил, конечно, но хоть не той рукой, с которой капал фруктовый сок. Потом выпрямился обратно и быстро вгрызся в яблочный бок, продолжая болтать ногой. Никлас смотрел на пухлощёкого брата, и представлял, как тот будет руководить военным парадом, прямо как папа. У папы брата не было, поэтому ему всё приходилось делать самому.

Воспоминание рассеялось, и Ник чувствовал себя так, словно его ударили в солнечное сплетение. Если бы он мог дышать — сейчас дыхания не хватало бы. И сила, захватившая его душу, не собиралась давать ему времени собраться, вновь подкидывая воспоминание. Уже другое. То, которое он предпочёл бы забыть.

Тот самый парад, что должен бы вести брат короля. Парад в честь смерти Стефана. Как и всегда в таких случаях, они поехали в Раухольский Некрополь, расположенный в трёх днях пути от столицы. Со времён некромантских войн близко к городу благородных не хоронили, так что церемония требовала времени и сил, как душевных, так и физических. Никлас плохо помнил, как они туда добирались и вывозили полк для парада, это потеряло значение почти сразу. Но сам день, когда все собрались, он помнил.

Глава 3.2

Ник смотрел на тело брата. Ещё «старое» тело, которое тот отринул, сбросил, как надоевшее платье, повинуясь воле демона, которого якобы поработил. Заклятие нетленных останков, что учил каждый лат Светлейшего, считая его предпохоронным ритуалом, позволило сохранить труп почти таким же, каким брат был при жизни. Он ведь даже не скрывал это тело. Оно нашлось в его покоях в даланнском дворце, пока Коринна и Рэйнер сражались с тем, во что превратилась душа младшего принца.

Демоническая марионетка. Инструмент, который использовали и выбросили бы, не сумей они изгнать тварь туда, откуда та явилась. Разумеется, по лицу покойного ничего нельзя было прочесть. Оно выражало полную безмятежность, и даже полуулыбку, свойственную брату когда-то давно, в детстве, как-то восстановили похоронных дел мастера. Стефан не выглядел мертвецом. Он всего лишь устал, загнал себя до этой бледной синевы, и теперь спал, набираясь сил. Жаль только, что его грудь больше не вздымалась и не опускалась, разбивая столь светлую иллюзию.

Никлас не слышал слов лата Фергуса, говорившего всё, что они с отцом приказали ему говорить. Он слышал дождь, видел лицо мёртвого брата, и ему казалось, что тот вот-вот встанет, улыбнётся, и скажет:

— Ну что ты, братец, разве я мог предать вас? Я люблю папу, и люблю Даланну, так же, как и ты.

И плевать, что в реальной жизни брат никогда подобного не говорил. Он вообще как будто не знал слова «люблю», да только никто этого не замечал. И он, Никлас, не замечал тоже. Как пухлощёкий мальчишка становится расчётливым юношей, а из того вырастает циничный, продуманный и очень обиженный на судьбу мужчина. Если бы Ник мог, он спросил бы брата:

— За что ты нас так ненавидел?

Но правда в том, что Ник догадывался, за что. И от этого совершенно не становилось легче, как и от дождя, барабанящего по магическому куполу. Его взгляд ничего не значил. Его брат предал. Его брат был мёртв.

— Как верно заметил лат Фергус, мы собрались, чтобы проводить в последний путь моего брата. Любящего сына, верного подданного Даланны, и преданного супруга. Стефан фир Даланна сопротивлялся тёмным чарам до последнего, но был повержен и убит врагами Даланны. Мы не забудем этой потери. Не забудем, и отомстим. Но мы не забудем и всего, что Стефан сделал для своей страны! Не забудем его смелости, его доблести. Да откроет Светлейший перед тобою свои врата, брат мой, и да воздастся тебе за гранью по заслугам твоим. Славься Стефан фир Даланна!

Никлас договорил насквозь лживую речь, и голос его не дрогнул. И полк, что прибыл на похороны вместе с ним, вторил его словам:

— Славься Стефан фир Даланна! Славьтесь, Ваше Высочество!

И никто не замечал, что из Никласа как будто вытекла вся кровь, а вместе с нею и жизненные силы. Никто. Даже сам Никлас. Лишь тихий шелест царапал где-то изнутри, и если к нему прислушаться, можно было разобрать:

— Это твоя вина. Всё это — твоя вина.

Никлас прислушиваться не стал. Даже бестелесный, он всё равно ощущал и горечь на языке, и тяжесть на сердце — даже несмотря на то, что у него не было ни того, ни другого. Но он помнил. Помнил, что его брат был взрослым мужчиной, способным самостоятельно сделать выбор. Да, они с отцом могли бы повлиять на него больше, предотвратить, помочь, наставить. Никлас безумно жалел, что не смогли и не заметили, не остановили, пока это ещё было возможно.

Но выбор Стефан всё же сделал сам. Тот, которого сам Ник не сделал бы ни при каких обстоятельствах. И кроме того… предательство семьи, обиду на неё, он ещё мог простить, или обвинить в ней себя. А вот погибших по вине Стефа девочек — не мог, и не хотел. Убийцей человека делает точно не семья. Эта мысль придавала сил, но то, что держало здесь его душу, явно не хотело, чтобы он находил успокоение.

Глава 3.3

Потому что следующее воспоминание было ещё хуже. Сознательно Ник никогда бы не попытался вернуться в этот день, он вообще предпочёл бы навсегда об этом забыть. Но кошмарные сны продолжали преследовать, а теперь, после смерти, воспоминания были настолько осязаемыми, словно он переживал их заново. Он чувствовал те же запахи, осязал ту же ткань, и видел юную и прекрасную Вивьен, такой, как запомнил.

— Я должна тебе признаться, — тихо сказала сестра, пробравшись в его покои под покровом ночи. Они часто делали так в детстве, но теперь это уже считалось неприличным. Никлас не понимал, почему. Разве родная сестра не может поговорить с братом без посторонних? Пусть в его комнате, и что? Они же семья! Он многих правил дворцовой жизни не одобрял, и те, что не понимал — игнорировал, стараясь не попадаться. Всё мечтал, что вырастет и поменяет, и не будет больше прятаться, чтобы поговорить с сестрёнкой.

— В чём? Ты разве что-то плохое сделала? — удивился он, тут же поднимаясь на кровати, усаживаясь на ней.

До того, как пришла Вив, он дремал, но её тихий и совершенно несчастный голос прогнал всякий сон.

— Я… можно я как в детстве? Проберусь под твой балдахин. Так чувство, что нас никто не видит и не подслушивает.

Никлас пожалел, что магия у него странная. То ли есть, то ли нет, и управлять толком не выходит. Тогда бы он наложил чары от подслушивания, и Вив было бы спокойно. Но он этого не мог, поэтому просто ответил:

— Лезь, конечно. Я и не запрещал. Только расскажи, что случилось. У тебя голос… как будто умер кто. Чего ты?

Сестра влезла, и у него получилось зажечь на ладони небольшой огонёк. Очень уж хотелось видеть её лицо. В неверном желтоватом свете «светлячка» он увидел, что у Вивьен покраснели щёки, а глаза сильно припухли, тоже красные. Зрачки поблескивали, Никласу казалось, что она вот-вот снова расплачется.

— Не умер, Ник, — покачала головой она, подбирая ноги под себя, и усаживаясь прямо на одеяло. — Хуже. Я… я кажется влюбилась. Маме такое не расскажешь. Только тебе могу. Он… благочестивый, а я искрю. Ну ты знаешь.

Он и правда знал. Вив, в отличие от него, могла бы уже учиться. Её дар был ярким, заметным, только неогранённым, как сказал бы его учитель. Но Вив девочка. Её «гранить» никто и не собирался, наоборот, всем, кто об этом знал, строго запретили рассказывать.

— Ну и что, Вив? Влюбилась и влюбилась, подумаешь. Ты же не убила никого! Если он тебя такую не ценит, то так ему и надо. И потом, ты же принцесса. Ты выйдешь замуж, чтобы помочь Даланне. Он никак не сможет тебе навредить.

— Вот именно, Ник! — бросила сестра запальчиво. — Я принцесса. Я ничего не могу ему дать. Но я ещё и неправильная. Я даже воздухом одним с ним дышать не должна, ты разве не понимаешь? Мало того, что волю бога нарушила, так ещё и грешница. Мне нельзя. Ни смотреть на него, ни мечтать. А я… всё делаю. И смотрю, и мечтаю, и даже иногда говорю с ним, когда идёт служба и на нас внимания не обращают.

— Ты не неправильная, — он упрямо покачал головой. — Ты самая замечательная сестра на свете. И я уверен, Вив, ты ничего ему не позволила, чего нельзя. За что ты себя винишь? Ты… ну просто такая родилась, и всё, это не может быть твоей виной ведь!

— Я и женщиной родилась, — брезгливо бросила Вивьен. — Я бы хотела быть ещё одним твоим братом. И я… нет, я даже руки его коснуться не вправе. Я не пробовала. Но я же хотела! Почему ты не понимаешь? Ты никогда не верил, даже когда был маленький, и я так и не могу понять, почему.

На эту тему они спорили часто, но Никлас чувствовал, что сейчас для этого не время. Поэтому он взял ладошки Вив в свои, и тихо, но твёрдо сказал:

— Я верю. Я верю. Просто я не считаю тебя плохой. И не думаю, что хотеть чего-то — это преступление. Главное, что ты делаешь, а не чего хочешь. Пока твой возлюбленный тебя не касался, ты не сделала ничего плохого. Да и… если он не понимает, какая честь, привлечь внимание единственной принцессы, то он неправ. И ты влюбишься в своего мужа, и всё будет по-настоящему.

— Как ты в ту драконицу? — криво ухмыльнулась сестра, отбирая у него одну ладошку, чтобы вытереть слёзы.

Никлас покраснел, но врать не стал:

— Я не думаю, что мы с ней поженимся. Ну и я же себя за это не ем! Вот и ты не ешь. Ты не неправильная. И невкусная, между прочим, зачем тебе невкусное есть?

Вивьен тихо рассмеялась, и Никласу показалось, что немного успокоилась. Спрашивать о том, кто этот загадочный верующий, он не стал. Захочет — сама расскажет, это же Вив!

Вынырнув из воспоминания, Ник содрогнулся от боли. Если бы у него было тело, сейчас он рыдал бы, и неважно, где и с кем находился при этом. Если бы он спросил! Один-единственный вопрос, и эту сволочь задержали бы, а Ви была бы жива. Один! Но он его не задал.

Глава 3.4

Никлас чувствовал, как теряет связь с реальностью и самим собой. Боль затопила всё, напоминая огромный океан, доверху заполненный осколками ракушек. В нём не было жизни, не было света, была лишь беспросветная чёрная безысходность ошибок, которые невозможно исправить. И множество маленьких ран, которые сливались в одну, поглощали его. Держал лишь голос, которого не могло быть, но он всё равно был:

— Ник, где бы ты ни был. Ты мне нужен. Злой и страшной чешуйчатой ящерице нужен ты. Живой и здоровый. И ты нужен Даланне, потому что только ты сможешь всё исправить. Ты — плоть от плоти этой страны, а не я. Ты можешь остановить тот кошмар, что твои люди творят с вашими девочками. Борись, я чувствую, как нить твоей жизни становится тоньше. Борись! Если не ради меня, то ради Даланны.

Никлас внезапно почувствовал запах её кожи. Терпкий, совсем не похожий на запах кожи человеческой женщины. Ему всегда хотелось касаться этой кожи языком, и сейчас он ощутил вкус на кончике, даже несмотря на то, что это было всего лишь фантомом его памяти. Пустота вокруг затопила сознание, но теперь он осознавал её. Понимал, что это Пустота борется с ним, пытается задавить и заставить забыть, кто он такой, и ради чего пытается выжить и вернуть себе своё тело.

Да, Вивьен погибла в том числе из-за его ошибки. Но разве он внушил ей, что она — всегда вторая, только потому что родилась не братом ему, а сестрой? Разве он называл её дар порочным, и рассказывал, как отвратительно и мерзко, что она обладает магией? Нет. И если он не изменит политику Даланны, такие Вивьен будут продолжать рождаться и умирать в ненависти к себе. Будут презирать собственную суть, как магическую, так и женскую. А он может это изменить. Более того: ему пытаются не позволить это изменить. И тогда смерть сестры станет бессмысленной.

А у Даланны никогда не будет таких аристократок, как Найлара. Ник хотел бы, чтобы его сестрёнка была похожа на его жену. Вспыльчивую, порывистую, но умную и волевую, а главное — любящую жизнь, себя и свою страну. Он был совершенно уверен, что Най никакой возлюбленный не убедил бы в том, что она порочна по праву рождения, она просто разлюбила бы такую сволочь. И он сражается за то, чтобы их дочери и внучки шли по пути Най, а не по пути Вивьен. И за то, чтобы эти дочери и внучки вообще были.

Никлас чувствовал, что ему нужно помнить, кто он есть, и что пытается сделать. И тогда он сможет использовать Пустоту против неё самой. Ведь это место-пространство-время удерживает его душу, даже когда она изгнана из тела, верно? Значит, здесь не работают законы материального мира. А он — артефактор, он специализируется на том, чтобы использовать свойства предметов и материи не так, как заложено её сутью. Как можно использовать Пустоту?

Но прежде, чем он всерьёз обдумал эту мысль, его снова бросило в воспоминание. На сей раз то, которое он и сам хотел восстановить. Жаль только, что боли это не умаляло ничуть.

Глава 3.5

— Не сомневаюсь, тебе твоя зверушка ни слова не сказала. Ещё бы, тогда её ручной королёк не отправился бы спасать мою дорогую Рагду, — Первосвященник ухмыльнулся. Воспоминание началось ровно там же, где закончилось в прошлый раз. Лоснящаяся, довольная рожа Асмунда ухмылялась, больше не пытаясь казаться благообразной, как раньше. Первосвященник не собирался оставлять его в живых, поэтому не таился. Почти.

И всё же теперь Никлас вслушивался в каждое слово, пользуясь тем, что способен услышать то, чего не мог услышать в реальности. Самодовольство Асмунда плескалось через край. Тот подошёл к стеллажу с книгами, и произнёс:

— А знаешь ли ты, мой дорогой Никлас, что за сокровища хранятся в этом монастыре? Конечно, не знаешь, ты беспомощен и не способен меня даже услышать. Сомневаюсь, что тебя учили читать по губам, а даже если и так, я, к сожалению, слишком занят, чтобы постоянно стоять к тебе лицом.

Асмунд повернулся к стеллажу и погладил алый том с золотым тиснением.

— Вот эта прелестная книжечка создавалась из выделанной кожи трёх молоденьких пустынниц, освежёванных заживо. Чтобы переплести том, хватило бы и одной, но автору нужно было напитать своё творение силой, и он не жалел крови и магии. Их магии, разумеется. Все три были очень одарены, приходились друг другу родственницами, и, если верить автору, были потомками падшего драконьего божка, которого ему помогли основательно отвлечь. Не знаю уж, хвастается он или говорит правду, но создание подобной книжечки — первый ритуал, который он описывает. И это не самое интересное, что в ней есть.

Как же Никлас в этот момент его ненавидел. Одно дело понимать, что твой враг — беспринципная сволочь, которая не верит ни в богов, ни в демонов. Совсем другое — слышать об этом от него же. И понимать, что ты ничего не можешь ему сделать, во всяком случае не сейчас. Если бы одной ненавистью можно было убить, Первосвященник Асмунд скончался бы в Эйлате в тот же миг, как Никлас услышал его слова о ритуальной книге. К несчастью, для того, чтобы добить этого подонка, одной ненависти было мало.

— Здесь собрана потрясающая коллекция различных обрядов и ритуалов на крови. И не только помогающих призвать и связать глупую потустороннюю тварь, вроде моего любимого шпиона при твоём дворе, но и более интересных. Например, ритуала изъятия души… — Асмунд глумливо улыбнулся, разворачиваясь к Нику.

Тогда он не понимал, что значит этот триумфальный блеск в глазах бело-золотой падали. Теперь же у Никласа не было никаких сомнений. И не только в том, что сделано, но и в том, кто и зачем. Он оказался достаточно опасным врагом, чтобы Первосвященник обратился к своим книгам.

— Есть, правда, у ритуала один существенный минус. В нём обязательно должен участвовать кровный родственник, если душу нужно изъять силой. Едва ли ты любезно покинешь своё тело, чтобы передать его в пользование моего раба… но у меня есть идеальный способ обеспечить его выполнение. Гладко, ровно, и без каких-либо проблем, — снова мерзкая ухмылка.

Сейчас, вися в Пустоте, Никлас хотел бы крикнуть, что мама не могла этого совершить. Но со всей неотвратимостью понимал, что это не так. Если бы она отказалась, его бы здесь не было. В Пустоте. Если бы она отказалась, Асмунду пришлось бы придумывать другой способ, чтобы избавиться от него. Пустота обратила его желание вспомнить, что тогда произошло, против него.

Однако… ненависть уравновешивала отчаяние, и Никлас продолжал смотреть представление, что на самом деле уже развернулось.

Глава 3.6

Сколько бы боли не готовила память, он всё равно должен это пережить. Понять. Вспомнить. Осознать, что именно мать натворила, помогая Асмунду, и в конечном итоге — вернуться. Он ещё не знал, как, но уверен был: ключ к возвращению в самой сути этой Пустоты. Она не только воплощает воспоминания, создавая новую явь, она способна помочь ему. Даже несмотря на то, что её Хозяин, очевидно, загадочный раб Асмунда, хочет противоположного.

У Пустоты нет правил, это чистый, первозданный хаос. Во всяком случае, чем больше к Никласу возвращалось осознание себя, тем сильнее крепла его в том уверенность. Нормальная материя не меняется так, повинуясь силы мысли. Пока ею руководила его память, но Ник непрерывно обдумывал, как перехватить контроль над нею. Обдумывал — и вспоминал.

Асмунд в воспоминании продолжал нежно оглаживать пальцами корешок алой книги, и Никласу казалось, что он вот-вот услышит от неё запах разложения. Хотя неведомый чернокнижник, оставивший эту мерзость Асмунду в наследство, безусловно, постарался, чтобы коже не было страшно ни время, ни неумелые ученики. Вероятно, её сохранность тоже была обеспечена жертвами и кровью, но Никласу не хотелось знать, кто умер ради того, чтобы этот фолиант существовал.

Первосвященник стоял и листал страницы кровавой книги, выискивая что-то взглядом. Наконец, остановился и снова посмотрел на Никласа:

— На самом деле таких ритуалов несколько. Но нам подойдёт тот, что не предполагает кровавых жертв, иначе даже дорогая Рагда что-нибудь заподозрит. Но знаешь, что? Я позволю тебе нас слышать. Правда, для этого тебе придётся некоторое время побыть без сознания. Заодно и все твои безделушки с тебя снимут специалисты.

Что Асмунд такое наколдовал, Никлас не успел заметить ни тогда, ни в воспоминании. Но Пустота погрузилась в кромешный мрак, чтобы позже сквозь неё проступило новое воспоминание. В нём Никлас был полностью обнажён и прикован за запястья и лодыжки к алтарю. Холод он почему-то не чувствовал, но и без того был до отвращения уязвимым. Он напомнил себе, что это всего лишь память, и повертел головой, осматривая помещение.

Стеллажи с тёмными книгами пропали. Никлас чувствовал давящую мощь тех книг, потому предполагал наложенные чары иллюзии, скрывавшие библиотеку Первосвященника от чужих любопытных глаз. Пропали и удобные кресла рядом со стеллажами. Темница выглядела ровно так, как ей и следовало, и ничего не намекало на то, что сам Асмунд любит с комфортом расположиться, глядя на узников.

Впрочем, Никлас подозревал, что не так уж и часто Первосвященник гуляет по монастырям. Скорее он уделяет время особенно ценным пленникам. Тем, чью судьбу хочет проконтролировать лично. Сейчас на кону стояла Даланна, а вместе с ней и глобальное влияние Его Святейшества на Соцветие, поэтому он выбрался из своей норы, и лично контролировал ситуацию. В каком-то смысле это Никласу даже льстило, но он предпочёл бы, чтобы дело не дошло до его почти-смерти. Слово «почти» ему всё ещё нравилось, и он приготовился узнать, что такое натворила мать. Помогла вырвать душу последнего оставшегося в живых сына. Но едва ли она понимала, что именно делает, иначе Асмунд не скрывал бы от неё книг.

Значит, он солгал. Но как именно? И почему матушка сочла это убедительным? Никлас надеялся, что ему повезёт это услышать, и удача оказалась на его стороне. Асмунд и Рагда переговаривались прямо рядом с его камерой. Первосвященник снова нацепил благочестивую маску, тщательно уложил бороду и волосы, и расхаживал в новенькой бело-золотой рясе. Никласу внезапно подумалось: а есть ли время у настоящего жреца, озабоченного бедами паствы, чтобы выглядеть настолько картинно благочестиво? Всё это требует времени, сил и денег, которые можно было бы потратить куда более полезно.

Глава 3.7

Но народ не замечал таких несоответствий, а паразиты вроде Асмунда и его присных этим пользовались. Люди верили наносной лжи и красивым одеждам, приторным улыбкам, правильным словам, за которыми не стояло ничего, кроме банальной жажды наживы и власти. И если обычные люди ничего не могли с этим сделать, то он, король и маг, а значит должен всё исправить. Жаль, что его мать оказалась среди тех, кому легко заморочить голову. Жаль, но и простить её он не мог. И чем дальше слушал разговор, тем больше понимал, насколько прав был Релан, не предложивший тот выход, о котором подумал. Не предложил, а прав в этих мыслях всё равно был.

— Боюсь, чтобы спасти Никласа, мне понадобится твоя помощь, — участливо начал Асмунд. — Только материнская рука может вывести его к свету. Ты же понимаешь, что просто так уговорить его не получится, правда, дочь моя? Нам нужна сила Светлейшего.

— Разве я могу обращаться к Нему напрямую? Мои молитвы слышит лишь Светлая Сторона Двулучной, — покачала головой мать. — Я всего лишь простая смертная, обычная женщина. Не в моих силах заставить сына осознать глубину его неправоты. Видит Светлейший, я пыталась! Я говорила, я наставляла, как и должна мать, но он меня не слышит, и не хочет понять, что ведёт нас всех к Пожинателю Душ!

Обычная женщина… Ты королева, мать! Бывшая, но бывших королев не бывает. Ты несёшь ответственность за народ Даланны! Должна нести, но вместо этого несёт только божественных масштабов бред. Никлас ловил себя на том, что самое его существо трясёт от отвращения, и ничего не мог с собой поделать. Душа там или не душа, но то, как легко матерью управлял Асмунд…

Хотелось спросить, чего бы она не сделала, если бы ей приказал Первосвященник. Где грань? Убила бы она отца, например? Что ещё этот, якобы, божественный посланник, ей внушил? Но как бы ни было мерзко, представление продолжалось, и Никлас слушал, не в силах это остановить. Пустота делала свой ход.

— Иной раз родителям приходится идти на крайние меры, чтобы спасти своё дитя, — ещё более участливо откликнулся Асмунд. — Что, если я скажу, что ты можешь спасти его душу, но для этого придётся пожертвовать своей? Что ты можешь заставить его измениться? Я должен предупредить, что знакомый тебе Никлас исчезнет, мы исправим его душу. Но он будет помнить тебя, любить тебя, и поведёт Даланну так, как должно, дочь моя. Ничего не изменится, кроме того, что Никлас осознает всю глубину своей неправоты. И он спасётся. Когда его срок среди смертных окончится, он будет в Чертогах Светлейшего.

— Ваше Святейшество, то, о чём вы говорите… это похоже на смерть, — неуверенно пробормотала Рагда, отступая на шаг. — Если он не будет собой, то разве… разве можно будет сказать, что это мой сын? Я не хочу навредить ему. Я желаю ему только добра. И Жизнеописание Светлейшего говорит, что смертные имеют право на ошибку, ведь свет Его даровал им свободу воли и право выбора. Как я могу отнять это у собственного сына?

Никласу должно было стать легче от того, что мать хотя бы сомневалась, но он чувствовал лишь нарастающую злость. Если бы Асмунд не убедил её в конце концов, его бы здесь, в Пустоте, не было. А его телом не управлял бы некий загадочный раб Первосвященника. Значит, дальше тот подберёт слова, которые покажутся матери весомыми. А если так, то какая в конечном итоге разница, как долго она сопротивлялась?

Глава 3.8

— Свобода воли есть не только у Никласа, но и у тебя, дочь моя, — покачал головой Асмунд. — И это не самый приятный выбор, я вынужден признать. Либо власть в Даланне перейдёт в лапы драконицы, церкви будут разрушены, а богомерзкая магия затопит улицы когда-то благочестивого города, либо мы вмешаемся сейчас. Хочешь ли ты, чтобы твои внучки чаровали, отдаваясь злу? Хочешь ли ты, чтобы магия пришла в каждый дом, и каждая девочка отдалась Тёмной стороне Двулучной? Так и будет, если твой сын вернётся к своему народу неизменным. Это — тот путь, которым он ведёт Даланну. Ты могла не замечать его намерений, верить, что он не впадёт в грех богоборчества, но, дочь моя, со всем прискорбием я вынужден настаивать на том, что, если мы не вмешаемся, Даланна падёт во грех. Иначе его супругой не стала бы противная богу ящерица.

Если бы Никлас мог, он бы расхохотался о того, насколько Асмунд переворачивает реальность вверх ногами, при этом ни словом не солгав. Точнее… до этих слов Никлас не задумывался о том, что договариваться с латами бесполезно, и нужно гнать их огнём и мечом, а учить магии даже тех, у кого совсем небольшие к ней способности. Но теперь… да, это определенно было выходом. Чародейское государство так просто не сломать. И заманить короля новой Даланны в ловушку, подобную этой, не получится, потому что у Даланны больше не будет королевы-матери, ищущей себе пастыря.

Никогда больше трон Даланны не достанется тому или той, которой управляет внешняя сила. Если он выберется отсюда и поймёт, что тёмные ритуалы Асмунда вообще сделали. Никлас знал языки. Магические ритуалы и проклятия чаще всего звучали на древнедраконьем. Мать, разумеется, не знала ни одного из вымерших языков, поскольку в обыденной речи они не использовались, только для сложной многоступенчатой или требующей большого количества сил магии. А мать не хотела знать ничего, связанного с магией. Это её и сгубило. Это — и беззаветная, не рассуждающая вера.

Ник заставил себя сосредоточиться на воспоминании. Он должен узнать, что за ритуал прошёл. Получить ключ к тайне того, во что Асмунд его втянул, и во что превратил. Душа? Хорошо. Но что эту душу держит в Пустоте, почему он не ушёл в посмертие? И что такое эта Пустота? Вопросы множились. И Никласу пришлось услышать слова матери и поверить в них:

— Нет, я не могу этого допустить. Это против всего, во что я верю, и сын… вы правы, он никогда меня не слушал. Слушала только моя маленькая Вивьен, но она уже больше никогда не откроет глаза, и не обнимет меня. Не назовёт мамой. Не… ничего не сделает. Чары сгубили её. Чары и самонадеянность мужа, решившего, что он выше бога.

Служителей бога. Служителей, демоны его побери, бога, притом совершенно неизвестно, существовавшего ли вообще! Если этот Светлейший весь из себя праведен и существует, то где он?! Никогда Никлас не видел, чтобы хоть одно «чудо Светлейшего» на проверку не оказывалось самой обычной магией, зачастую ещё и не очень сильной. Госпожа Пляски, которой служит Чезаре, предупреждает своего Вестника обо всём, что нарушает Её волю, и он мотается по свету, меняя формальные статусы чаще, чем его змея — шкуру. А что же Светлейший? Где ты, бог, если твои же служители легко нарушают твои якобы нерушимые заветы?!

Ярость Никласа осветила Пустоту. Остановила воспоминание, которое он не в силах был смотреть дальше, но зато он начал замечать другое. Место, где он застрял, где заточили его душу, было переплетено магией. И от него самого тянулись нити самых разных цветов, тянулись вникуда — но он чувствовал, что тянутся они во времени и пространстве. И одна из нитей ярко светилась, отвечая на его ярость, злость и боль.

Мать бередила рану, которая так и не начала затягиваться. Вив он им так и не простил. Ей не простил. И теперь как никогда осознавал, насколько глубока пропасть не-прощения между ним и Рагдой.

Глава 4.1

Найлара

За одно я могла благодарить своего врага. Он точно показал мне тех, кого при собственном дворе я могла назвать врагами. И кого надеялась уничтожить, когда придёт время, и я найду способ всё исправить. От меня больше не отступали двое очень благочестивых мужчин, заменив мне и верную Ландаллу, и мою гвардию. Ожидаемый лат Вистан, и совсем неожиданный дарэ Рангтмарк. Служанки же сменялись так быстро, что я не успевала их запоминать.

Временами появлялась та девушка, что помогла отдать приказ Ландалле, но теперь она боялась со мной даже заговорить. Поэтому я так и не спросила её имени. Не стоит провоцировать вселенца, он обязательно оторвётся на слабых, да и пользы с того не будет. Но девушку я запомнила. Как бы то ни было, а она передала очень важный приказ, который мог определить если не всё, то многое.

Из драконов ко мне изредка приходил Тиан, очень сочувствующий и обеспокоенный. Как уж он пробирался через верных «королю» обласканных им аристократов и запуганных слуг, я не имела ни малейшего представления. Но и доверять не спешила. Ни ему, ни другим, кому реже, но всё же порой удавалось перекинуться со мной парой слов. Эреллин и Саамах тоже до последнего были собой, а потом восстали агрессивной нежитью и попытались убить.

Сейчас я очень хорошо осознавала, что это всё — звенья одной цепи. Нападение по дороге в Даланну, моё проклятие, которое больше не требовало общения с Никласом, превращение в дракона посреди бракосочетания… у всего этого была какая-то общая цель. И вряд ли она состояла только в том, чтобы занять тело Ника. С этим врагу или повезло, или он имел влияние на Асмунда.

Я предположила бы второе, слишком уж красиво сложилась интрига. Кроме того, мне старались не давать ни отдохнуть, ни подумать. Формально все приказы не-Никласа выглядели заботой обо мне, и о том, чтобы я лучше вписалась в общество Даланны, но я прекрасно понимала, что он творит на самом деле. Пытается обрезать все пути к борьбе, пока я нужна ему живой. И судя по тому, что он знал о беременности, в отличие от настоящего Ника…

Думать об этом было страшно. Зачем этой твари мой ребёнок? Ничего хорошего оно не придумает уж точно. Или жертва, или подчинение, или что-то ещё хуже, до чего я просто не додумалась. Ради того, чтобы спасти наше с Ником дитя, я и старалась изобразить покорность, чтобы ослабить бдительность твари.

Поэтому мой день начинался с первыми лучами солнца. Лат Антавнис дёргал очередную безымянную служанку, та стучала в дверь спальни, и, если я не поднималась вовремя, то входила и требовательно оповещала, что святейший лат желает моего присутствия на утренней молитве. Мы стояли на коленях в молельне, оказавшейся отдельной кельей прямо во дворе королевского замка. Келья принадлежала моей дорогой свекрови, чтобы её любимый божок прибрал побыстрее, и она тоже составляла нам компанию. И непременно говорила что-нибудь вроде:

— Происхождения тебе не искупить, но бог милосерден, и, если ты будешь благочестива, он со временем простит и этот грех. Молись так истово, как только можешь!

И я молилась. Вслух — кому сказали. Мысленно — матери-Монне, о том, чтобы дала мне возможность найти способ связаться с Тиарнанном, или ещё с кем-то из внешних союзников. Или позволила Ландалле ко мне пробиться, чтобы понимать, кому из полетевших со мной в Даланну восемнадцати драконов я могу доверять. Кроме неё самой, понятное дело.

Глава 4.2

После молитвы мы шли на завтрак, больше походивший на пытку. Нет, не этикетом, конечно. Я знала этикет двадцати крупных государств в совершенстве, включая Даланну. Да и не так уж и сильно отличались этикеты в человеческих странах, это другие виды порой удивительно изгалялись в этом вопросе. Но как оказалось, принимать пищу женщина должна медленно и в тишине, а говорить за столом без спросу должен лишь мужчина. И не требование этикета то было, а исключительно Светлейшей веры. Единственным мужчиной на этих трапезах был не-Никлас, а тот охотно рассказывал, что ещё он натворил в Даланне, имея власть и тело моего мужа.

— Мы перекрыли поставки для Ортана, пока они не позволят добавить лата в свиту посла. Если продолжат в том же духе, тогда отзовём и войска, и им придётся разбираться со своими проблемами самостоятельно, — говорил он, и я отмечала, что вселенцу не нравится действовать грубо.

Если бы он просто отозвал войска и объявил союз с Ортаном недействительным, это было бы яркой демонстрацией смены политики. Настолько яркой, что всполошились бы все, и союзники, и враги. Пошли бы слухи, кто-то начал войну, половина мира объявила бы нам эмбарго, протестуя против нарушенных договорённостей. Он, очевидно, не собирался так резко переворачивать мир вверх дном. Он разрушал выверенную политику моего мужа постепенно, уверенный, что у него очень много времени, чтобы развернуться в полную силу.

Это всё наводило на мысли, которыми я предпочитала ни с кем не делиться. Даже слушала и кивала, анализируя происходящее, и не позволяя себе сваливаться в отчаяние слишком уж часто. Кроме того, он, кажется, пытался меня провоцировать всеми этими разговорами, но не очень представлял, с кем имеет дело. Что было мне на руку. Пока он видел меня безобидной из-за беременности, он не пытался прикасаться и не запирал в покоях. Всего лишь приставил своих шпионов и окружил глупыми или трусливыми людьми.

После завтрака я должна была уделять время фрейлинам. Старшей фрейлиной дорогая свекровь назначила юную Хельгу Кальтербруннен, и та улыбалась пухлыми губками, смотрела большими-большими голубыми глазами, и была настолько тупа, что я всерьёз опасалась: если я постучу по её голове, раздастся колокольный звон, и сбежится весь замок.

— Ваше Величество, в этом сезоне оттенок вашего платья не в моде, мы должны немеденно вас переодеть!

— Ваше Величество, эти румяна устарели ещё при моей бабушке, используйте более свежие, свекольные оттенки!

— Ваше Величество, мы не можем подать к столу белую рыбу, вас высмеют все аристократки. Зимой мы едим только свежие овощи и немного мяса. Можно разнообразить стол воздушными пудингами или композициями из сыра, но всё остальное — мужская еда, особенно зимой.

— Ваше Величество, я понимаю, вы в особенном положении, но ещё рано его подчеркивать!

Она умудрялась натворить дел буквально из всего, и при этом ничего полезного мы с ней не совершали вообще. Кроме того, она была очень исполнительна, бесконечно энергична, и улыбалась почти не переставая. Первое время мне отчаянно хотелось её придушить, но позже я задумалась о том, как именно её можно использовать. Особенно когда обратила внимание, что у неё есть магические способности.

Глава 4.3

Я пригласила Хельгу вышивать вместе, чем вызвала её неописуемый восторг:

— Ваше Величество Это для меня такая невероятная честь! Я так удивилась, когда меня назначили старшей фрейлиной королевы, это же так много дел и ответственности, а я пока такого не делала, и вообще меня изначально в младшие фрейлины отдали, чтобы я жениха нашла, но Рэйнер вышел замуж за свою снулую рыбу противную, и я даже не знаю, кто на меня и внимание-то обратит. А тут вы меня к себе зовёте, это же получается, все увидят, что меня сама королева зовёт, это как же…

— Хельга, — коротко одёрнула девушку я. — Если я зову тебя к себе, говорить должна я, не так ли?

— Ой, да, простите пожалуйста, Ваше Величество, я вас не подведу! — она отвела взгляд наивных голубых глаз, и до моего будуара мы дошли молча.

Я кивнула ей на подготовленные ею же вышивки, предлагая выбрать себе что-нибудь. На моих пяльцах было натянуто полотно с начатой орхидеей, и я спокойно взялась за механическую работу. Пока Хельга выбирала ткань и нити для работы, я как бы невзначай заметила:

— Мне очень важно, чтобы моя старшая фрейлина была беспрекословно верна мне, и выполняла мои просьбы без рассуждений. Я ничего не имею против твоих замечаний относительно одежды или еды, но это не всё. И я хочу, чтобы эта девушка во всём советовалась со мной, и держала мои слова при себе, как величайшую драгоценность…

— Я именно такая девушка, Ваше Величество! — воскликнула Хельга с жаром, натягивая льняное полотно на пяльцы. — Я всё для вас сделаю!

— Даже помолчишь, пока я говорю? — не удержалась от шпильки я.

Но наивное дитя, Хельга Кательбруннен, только молча закивала, а на белой коже вспыхнул румянец.

— Хорошо. Тогда, для начала, скажи мне, только честно: ты ведь владеешь магией, не правда ли?

Хельга покраснела ещё больше и отвела взгляд, но потом набрала воздуха, и ответила очень тихо:

— Меня учили. Несмотря на запрет. Раньше это было вроде как хорошо, теперь наоборот, я умею сдерживаться, поэтому занимаюсь тем, что точно можно. Но я знаю, вы не отсюда, вы дракон, я видела вас драконом, вы очень красивы.

Про меня в драконьей ипостаси она говорила несколько громче, и с огромным восторгом. Это могло быть уловкой, но я не верила, что кто-то вроде Хельги умеет лгать. А использовать её, когда можно пользоваться более совершенными инструментами — лишняя растрата сил. Мой так называемый супруг следил за нами либо глазами кого-то очень незаметного, либо напротив, заметного и много знающего. Хельга выпадала из обеих категорий. Я рисковала, конечно, но без риска в принципе невозможно выиграть. Поэтому я произнесла, ничего не объясняя:

— Прекрасно, в таком случае принеси зеркало, пожалуйста. Сама, и оно должно быть из стекла.

Хельга открыла было рот, но посмотрела на меня и захлопнула, быстро-быстро закивав, и отправившись за искомым. Зачем оно мне, я могла объяснить десятком разных способов, но скорее всего, заметив его у меня, не-Никлас его разобьёт или просто отберёт. Будет зеркало Хельги.

Глава 4.4

Красивая девушка, желающая выйти замуж побыстрее, вполне может носить с собой зеркало, чтобы поправлять макияж и любоваться своим отражением. Ничего необычного. А так как девица всегда при мне, это будет значить, что и связь всегда при мне. Хельга вернулась очень быстро, и даже не притащила огромного зеркала, как я опасалась.

Её зеркальце было вполне удобного размера, чтобы носить с собой, и к тому же было складным. Наша вещь, не местная. Отец очень любил Хельгу, и не жалел для неё ни времени на то, чтобы добыть нечто подобное, ни денег. Зеркало было украшено мелкой россыпью изумрудов, и, кажется, было зачаровано, хотя сейчас я и не могла определить, чем именно.

— Вот у меня такое есть, — пропыхтела Хельга, протягивая его мне. — Оно начаровано, чтобы не билось, и чтобы украсть не могли. Но маленькое. Вам подойдёт? Я думала притащить побольше, из замковых, но вы такая таинственная! Решила, я пока это принесу, а если вам не понравится, ещё схожу.

Я вздохнула, и одёрнула Хельгу чуть иначе:

— Женился. Рэйнер не вышел замуж, а женился.

Она густо покраснела, и замолчала. А я взяла зеркальце в руки, и осмотрела. Да, более идеального для моей цели она не могла выбрать даже нарочно. Давний подарок, зачарованный для неё. И носить с собой можно. Стоило бы её похвалить, но пока мне не казалось это уместным, с учётом всех обстоятельств.

— Зеркало подойдёт, спасибо. Носи его теперь с собой каждый день, особенно когда приходишь ко мне. Это очень важно. И… Хельга, чем тебе так сильно не нравится Коринна?

Если Хельга возьмётся честно рассказывать кому-то о том, чем мы занимались, скорее всего она вспомнит про то, что сама считает наиболее важным. И вряд ли это зеркало. Она забрала своё зеркало, уселась за вышивку, повторяя за мной, и ответила:

— Да не леди она совсем. И не потому, что мачеха у неё была, той правильно наказание Его Величество назначил, а потому что сама не леди. И даже не потому, что в моде не разбирается, вы тоже не разбираетесь, но вы-то самая леди из всех леди, кого я знала! Я знаю, это старое слово, и оно откуда-то к нам пришло непонятно откуда, и так чаще дорожных девушек зовут, но я в правильном смысле. Вот в правильном, даэ Коринна — не леди. То руками машет, то кричит, то, говорят, супруга вашего по лицу ударила, но в это почти никто не верит, только я верю. Вот того, который вернулся, Его Величество, она бы не посмела, а нашего Его Величество, могла, он добрый, он простил бы…

Я вздрогнула, хотя виду не показала. Болтливая глупышка Хельга оказалась намного внимательнее половины моего двора, да и про Коринну я с ней была скорее согласна. Я мягко уточнила:

— Того, который вернулся?

Хельга снова густо покраснела, и перешла на очень тихий шёпот:

— Ну я же вижу! Другие движения. Он смотрит по-другому. И вообще всё другое, только лицо то же. Как маска. Даже пахнет иначе, и вы не подумайте, я не специально, просто у меня нос хороший, я даже хотела духи делать, но папенька не разрешил, — она заговорила громче, уже явно рассчитывая, что нас могут и услышать. — Духи новые, одежда красивая, запах такой морозный, я бы хотела узнать, как такой делать, но папенька мне духами не разрешает, говорит, не дело для благородной даэ, а папенька меня любит, если он не разрешает, то чего там, слушаться надо…

Я тоже ответила в полголоса:

— Не говори этого никому. Это приказ.

Глава 4.5

Хельга быстро-быстро закивала, и продолжила болтать про папеньку, заодно пообещав мне никогда не расставаться с зеркалом. Первый шаг сделан. Надо подумать, как можно использовать её наблюдательность и верность. Девушка была не самой утонченной, кого я знала, и уж точно не самой приятной в общении, но свои достоинства у Хельги Кательбруннен, как оказалось, были. Если слушать её внимательно и вычленять из потока болтовни важное, а не считать себя умнее по умолчанию.

Больше мы ни о чём важном не общались. Я не рискнула сразу её учить. И не зря, потому что в разгар монолога даэ Кательбруннен явился не-Никлас, и с удивлением осмотрел нас. Я в этот момент уже смертельно устала от перечислений платьев, духов, современной соцветской моды и прочей ерунды, про которую без умолку болтала Хельга, так что выражение лица у меня было соответствующее. Я и не скрывалась. Лучшая ложь — правильно поданная правда.

— А, так вы заняты, моя королева, — широко улыбнулся он, послушав монолог Хельги некоторое время.

Услышав его голос, Хельга вздрогнула, снова густо покраснела, воткнула иглу в полотно, и сделала реверанс:

— Ваше Величество, светлого вам утра. Прошу меня простить, я вас не заметила сначала. Больше этого не повторится.

И, что удививительно, сразу после этого замолчала, опустив глаза в пол. Ни дать, ни взять благочестивая последовательница Светлейшего, только почему-то обученная магии. И не похоже, чтобы она этим тяготилась или считала себя неправильной. Я начинала смотреть на Хельгу новыми глазами. Вместо яда, подменный супруг дал мне оружие, которое нужно было всего лишь правильно использовать. А уж этим навыком я владела в совершенстве.

— Светлого утра, дорогой супруг, — царственно кивнула я, поморщившись от того, что Хельга заговорила первой. — Если я вам нужна, то для вас я всегда свободна.

Он улыбнулся. Приторно, нежно, и заглядывая мне в глаза. Я даже не удивилась, когда после этого сразу же закружилась голова, но на ногах устояла.

— Отчего же? Пока что я вами весьма доволен. Продолжайте следовать советам своей старшей фрейлины, и вы станете идеальной королевой Даланны.

По лицу Хельги пошли красные пятна, я поджала губы. Он широко улыбался. Я процедила:

— Как вам будет угодно.

И Его Величество изволил убраться. Правда, следом явился лат Вистан, и потащил меня на обеденную молитву. Я не сопротивлялась. Я вообще всячески демонстрировала покорность, «сбиваясь» только иногда…

Глава 4.6

Первый раз я «сбилась», когда дарэ Рангтмарк явился ко мне без спросу. Это не было выверенной интригой, я в самом деле разозлилась, поскольку Главный Дознаватель не соизволил даже постучать, и вошёл в мой будуар, как к себе в поместье. Я как раз занималась малеванием нового лица поверх настоящего. Человеческая забава, но Хельга прожужжала мне ею все уши, и тихо шепнула, что Его Величество и двор оценят мою жертву. Я хмыкнула. Кто бы ни учил маленькую человечку вуалировать свои слова, сделал он это превосходно.

Я услышала чеканный шаг дарэ Матиаса несколько раньше, чем открылась незапертая теперь ни в какое время дверь. Вздрогнула, как если бы он застал меня врасплох, обернулась и гневно воскликнула:

— Что вы себе позволяете, дарэ Рангтмарк?! Я пожалуюсь на ваше поведение Его Величеству! Я ваша королева, и женщина, ко мне не могут без разрешения приходить мужчины!

Дарэ Рангтмарк поморщился, как от зубной боли, и ответил привычно-равнодушным тоном:

— Находиться при вас неотлучно, когда вы не находитесь в спальне — приказ Его Величества. Он, наконец, принял мою отставку и отстранил меня от дел безопасности всей Даланны, зато поручил мне вашу. Поэтому я вынужден позволять себе всё то, что вам неприятно.

Я ядовито улыбнулась, и громко заметила:

— В таком случае вы опоздали, притом на целый час, который я не нахожусь в спальне. И я доложу Его Величеству уже это.

Бывший Дознаватель только коротко кивнул. Его, казалось, ничуть не смущали ни моя агрессия, ни нежелание с ним сотрудничать. Это несколько мешало, но я всё же продолжала провоцировать конфликт.

— Я не понимаю, ваша королева, что, не достойна хотя бы нормального ответа? Что вы машете головой, как бык на выпасе?! Вспомнили крестьянские корни?!

Как оно обычно случалось, именно в тот момент, когда я проявила характер — на самом деле устроила истерику на ровном месте, но это не имело значения — послышались тяжёлые шаги того, кто забрал тело Никласа. Выглядел вселенец очень довольным, настолько, что глаза его потемнели до черного, и замелькали фиолетовые искорки. Значит, демон. Я и так это подозревала, но теперь была чёткая уверенность. Что-то сильное, опасное, и, очевидно, умеющее вселяться в тела. Подобных тварей я знала, но обычно они были на порядок глупее. Что ты такое, демон? Как твоё имя?

Впрочем, времени размышлять над этим у меня пока не было. Демон, не стирая с губ довольной ухмылки, холодно произнёс:

— Извинись перед ним, Найлара. Ты — всего лишь женщина, пусть и королева, никто не давал тебе права оскорблять мужчин.

Дарэ Рангтмарк побледнел, став одного цвета с манжетами рубашки, выглядывавшими из-под серого костюма государственного чиновника, с которым он не расставался.

— Ваше Величество! Её Величество не сказала ничего такого, чтобы… — осторожно начал он, но под ледяным взглядом демона мгновенно умолк.

— Вы считаетесь преданным прихожанином Светлейшей Церкви, — заметил не-Никлас. — А её заветы вполне чётко указывают, как себя должны вести женщины, и никаких исключений для носительниц высоких титулов в Его Жизнеописании нет. Или я неправ?

— Да, Ваше Величество, конечно, вы правы, Ваше Величество, — кивнул Матиас, бросая на меня испуганный взгляд.

Я его не разочаровала:

— Я королева! Королева, а не служанка! И я имею права требовать к себе уважения, в конце концов! Жизнеописание Светлейшего не отрицает этого, я его читала, от корки до корки!

Глава 4.7

И если я всё правильно читала, и правильно себя вела, то сейчас ты с большим удовольствием назначишь мне суровое наказание. Сомневаюсь, что это стал бы делать смертный, но демон… демоны не способны полностью осознать, как мыслят смертные. Им доступны гнев, зависть, властолюбие, ярость, любые пороки — но как только демон сталкивается с той частью натуры, которой нет в первозданном хаосе его родного плана, он становится куда более предсказуемым. Даже если очень умён. Как, очевидно, этот. Древняя тварь. Сейчас бы поговорить с отцом, но…

Не достучаться нам до другого материка. В силе я бы легко это сделала, но не беременная и проклятая одновременно. Нашу девочку надо беречь, кто это сделает, кроме матери? Я была уверена, что у нас родится дочь, и, если у меня не выйдет спасти мужа… дочь мою точно никто не обидит. Ни демон, ни божество, никто. И совершенно неважно, что мне для этого придётся сделать.

Демону едва ли были доступны столь высокие материи, он хорошо разбирался в том, что может причинить боль, но и только. Ума недостаточно, чтобы понять дары Матери-Монны. Нужно что-то другое. Душа? Души у демонов не было точно. Пауза затягивалась, я продолжала возмущаться, чтобы не снижать градус истерии, и, наконец, услышала холодное, единственное слово:

— Довольно!

И, как положено Очень Взбалмошной Королеве, разумеется, замолчала, уставившись на «мужа». Давай! Это треклятое Жизнеописание — готовая инструкция о том, как заставить всех женщин в радиусе двух часов полёта возненавидеть тебя до глубины души. Пользуйся!

В этот раз демон меня не разочаровал:

— Ты стала частью Даланны, Найлара. По доброй воле стала, прошу заметить, приняла веру в Светлейшего, и поклялась следовать Его заветам. И сейчас ты нарушаешь свою клятву. Женщина должна быть кроткой, скромной, послушной, и понимать свою роль под сенью Света Его. Как Двулучная тенью следует за своим супругом, так и ты должна следовать за мной, и не должна оспаривать моих приказов. К счастью, мудрость Его была высока, и он предусмотрел способы борьбы со строптивостью. Матиас, немедленно позови ко мне Хельгу Кальтербруннен, первую фрейлину королевы.

— Старшую, — мстительно поправила я, продолжая придерживаться выбранного образа.

— Останется единственной, если продолжишь перечить, — отрезал не-Никлас.

Я замолчала. Спустя несколько минут вернулся бывший Дознаватель, в обществе моей любимой фрейлины. Та крепко держала в руках небольшую дамскую сумочку, и я очень надеялась, что там найдётся зеркало. Если нет — хватит и лужи воды, но зеркало куда стабильнее.

— Даэ Кальтербруннен, ваша королева совершила весьма нехороший поступок. Я вынужден наказать её. Она проведёт три дня и три ночи в келье, что принадлежит моей матери, соблюдая аскетическое покаяние. Надеюсь, это научит её смирению. Вы же обязаны сопровождать её в этом, как порядочная и благовоспитанная фрейлина, а также следить за её здоровьем и благополучием по ночам, когда двери кельи будет надёжно закрыты на засов с внешней стороны. Вам я разрешаю оставить при себе вещи, и остаться в той одежде, которую вы находите удобной. Её Величеству подходящую одежду выдаст моя мать, как старшая женщина рода.

С лица Хельги стекла вся жизнерадостность, и я успела заметить, как голубые глаза блеснули гневом, но девочка справилась с собой, и кротко отозвалась:

— Как прикажете, Ваше Величество. Я немедленно подготовлюсь к этой аскезе.

— А, разве я не сказал? — он позволил себе намёк на ядовитую улыбку. — На вас аскеза не распространяется. Вы всего лишь должны провести это время со своей королевой.

Глаза Хельги вновь едва заметно блеснули, но она улыбнулась:

— Я сделаю всё, что в моих силах, Ваше Величество!

Далеко пойдёт, девочка. Оставалось надеяться, что я не погублю её, пока пытаюсь спасти Даланну от захватившего её монстра.

Глава 5.1

Никлас

Белоснежная нить с черными крапинками вела куда-то вглубь Пустоты. Никлас чувствовал себя так, словно нечто, куда более сродственное этому месту, чем он сам, ответило на его невысказанное требование. Притом ответила с каким-то хищническим удовольствием, которое он считывал сам не зная, как именно он это делает.

В Пустоте не было ни времени, ни пространства, но в человеческом сознании эта мысль укладывалась очень плохо, поэтому Никлас шёл по светящейся нити, представляя, что это дорога, которая куда-то его ведёт. Нить любезно превратилась в дорогу из светлых искорок, и, хотя его душа не имела никакого тела, он видел себя так, словно оно было, и шло по этой дороге. У Никласа не было сил продолжать смотреть воспоминание о предательстве матери.

Он знал, что должен увидеть его до конца, понять, что именно с ним сотворили Асмунд и женщина, что его родила. Но гнев клокотал так сильно, что Никлас просто не мог себя заставить продолжить сразу же. Он ухватился за загадочную нить-дорогу, как за повод не смотреть на матушку ещё немного.

Казалось, нить будет бесконечна. Казалось, Пустота заманивает его, чтобы окончательно стереть, и чтобы тот, кто отправил душу Ника сюда — победил. Но он слышал слова, и те держали его не хуже, чем тёмные воспоминания:

— Никлас, если твоя душа где-то рядом, прошу тебя, отзовись. Я люблю тебя, мой король, я не позволю тебе погибнуть, но ты должен бороться. Пожалуйста, услышь меня. Матерь-Монна, пусть он меня услышит, я не хочу потерять его окончательно.

Он слышал её. Свою королеву, Найлару. Слышал, и понимал, что не может, не имеет права её оставить и сдаться. И потому, как бы Пустота не пыталась завладеть тем немногим, что у него осталось, ничего не получалось. А золотистая нить-дорога, в конце концов, кончилась. Она не привела его в какое-то иное место, но зато Никлас почувствовал чьё-то присутствие. Не враждебное, и не злое, но чужое, и при этом бесконечно мощное. Он понимал: кем бы ни была эта душа, она связи с телом не теряла. Она может находиться здесь, оставаясь собой, не прилагая к этому усилий. Казалось, сама Пустота охотно рассказывала о том, к кому его вынесла дорога из золотистых искорок.

Никлас представил, что говорит вслух, и спросил:

— Кто здесь?

И получил ответ, хотя не ожидал этого совершенно. Неожиданный ответ.

— Который сейчас год?

У существа не было голоса, Никлас просто чувствовал его мысль и мог её понять. Если бы не его несколько бестелесное состояние, он непременно заинтересовался бы этим феноменом, но сейчас его интересовало только одно: кто это, и друг он или враг. Могут ли в Пустоте быть те, кто не захочет ему навредить?

Впрочем, вопрос был безобидным, поэтому Никлас ответил:

— 1268 год от Вознесения Светлейшего. Во всяком случае, был, пока я был жив. Какой сейчас — не уверен.

Ответом ему был совершенно непонятный смех, но голос ничего не пояснил, только уточнил:

— Какая прелесть. А по драконьему это какой год? Сколько уже старик Оххрос томится среди тех, кого мы здесь называть не будем?

— 8967 год, — ответил Никлас, стараясь и в самом деле не думать о тех, кто причинил его семье столько горя. И речь была отнюдь не только о безмозглых латах в их бело-золотых одеждах.

Глава 5.2

Смех стал… даже не громче. Отчетливее. И голос ответил то, чего Никлас не ожидал совершенно:

— Значит они в самом деле сделали из меня религию. Восхитительно, но очень глупо. Долго же меня не было под небесами родины… А ты, стало быть, один из осколков Алгариса, а?

Никлас не мог поверить в то, что сейчас слышал. Не мог, не хотел, но это точно не было игрой его воображения. Он просто не был способен придумать нечто подобное! Душа не может быть в шоке или в ступоре, но его пребывала именно там, помимо того, что висела в Пустоте. Потому что он продолжал вести этот странный диалог, отвечая на вопросы язвительного голоса.

— Алгарис пал больше тысячи лет назад. Сейчас на его месте Соцветие Королевств. Союз из пяти государств, на которые распалась бывшая империя.

— Поэтичненько. У того, кто это название придумал, была тяга к пафосу, — в мысленном голосе его собеседника слышалась откровенная ухмылка. — Но ты же из старого рода, да? Имя можешь не называть, мне просто важно знать, правильно ли я понимаю, что случилось.

— Я король из рода Алга, — подтвердил Никлас, подумав. — Но я всё ещё не понимаю, с кем я говорю в этом Нигде, и друг ты или враг.

Снова непонятный смех:

— Смотря с какой стороны на это взглянуть! — ответил он довольно. — Пустота отвечает на желания сильных магов. Это первозданный хаос. А будь ты слабым, король из рода Алга, мы бы с тобой не разговаривали, потому что я наблюдаю твою подозрительную бестелесность. Не всякая душа может удержаться целой, попадая сюда, а уж душа без полноценного якоря в виде смертного тела… я такую только одну знаю, и это моя, прости уж за полное отсутствие скромности. Ну, ладно, если считать моих девочек, то три, но их всему учил я. А возвращаясь к твоему вопросу — я тот, кого ты очень желал увидеть.

— Светлейший?! — слово вырвалось раньше, чем Никлас смог остановиться и не отправлять его к голосу.

— Какой сообразительный король из рода Алга, — фыркнул голос. — Вернее будет сказать, тот, кто стал прототипом вашего божка. Что б ты знал, при моей жизни под родным небом, это прозвище носило сугубо иронический характер. До меня долетали отголоски, во что меня превратили, но полноценного знакомства я с этой так называемой верой не имел. Теперь, когда ты меня позвал, я это с большим удовольствием исправлю. Нужно только вылезти из этого перевалочного пункта на твёрдую землю… как, кстати, тебя угораздило тут оказаться, да ещё и в этом опасном состоянии?

Последняя фраза, как выяснилось, вполне существующего бога, оказалась чем-то вроде приказа. Против собственной воли Никлас вновь оказался в воспоминании, только теперь рядом с его душой, смотрящей разворачивающееся представление, висела другая. Одет Светлейший был в какой-то очень странный многослойный халат ядовито-зелёного цвета, и походил на пустынную мумию, разве только живой, с открытым лицом и без рогов. В том, что этот тип — тот самый Светлейший, Никлас больше не сомневался. На него смотрело то самое лицо, что взирало с каждой мозаики и каждой фрески в храмах, язвой рассыпавшихся по Соцветию.

Иссиня-черные длинные волосы, ярко-синие глаза, правильные черты, прямой выдающийся нос… лицо было тем самым. Только на фресках выражение этого лица всегда было возвышенным, благостным и слегка отрешенным, как у Асмунда, задумавшего очередную подлость. А этот дух больше всего напоминал Никласу Чезаре. Очень уж похожая ухмылочка была у Светлейшего, да и благостью как-то даже и не пахло. Впрочем, с точки зрения Никласа это было не минусом. Скорее всего, с этим странным духом в самом деле можно договориться.

Если бы он только не заставил Никласа показать, как он сюда попал!.. Но дух заставил, и Ник теперь снова слышал голос матушки:

— Нет, я не могу этого допустить. Это против всего, во что я верю, и сын… вы правы, он никогда меня не слушал. Слушала только моя маленькая Вивьен, но она уже больше никогда не откроет глаза, и не обнимет меня. Не назовёт мамой. Не… ничего не сделает. Чары сгубили её. Чары и самонадеянность мужа, решившего, что он выше бога.

Глава 5.3

Светлейший не комментировал. Только очень внимательно всматривался в воспоминание. Отчего-то Никласу казалось, что тот видит здесь больше, чем он сам. Только он больше не мог остановить разворачивание собственной памяти, и вынужден был окончательно смириться с реальностью предательства.

Асмунд благостно улыбался матери в ответ, но в глазах его Ник читал почти неприкрытое торжество. Только слепая фанатичка могла не заметить, какое удовольствие этот человек испытывает, толкая её на удар в спину собственного сына.

— Я понимаю, как тяжело тебе было принять это решение, дочь моя, — произнёс Асмунд, выдержав торжественную паузу. — Но в конечном итоге ты действуешь, руководствуясь всеобщим благом. И для себя, и для Даланны, и для Никласа, не говоря уже о тех, за кого вы — и я, в ответе. Мы не могли поступить иначе. Твой сын не оставил нам выбора.

— Не оставил, — эхом откликнулась мать. — Что я должна делать? Как выглядит этот обряд?

Никлас подавил желание выругаться. Обряд! Мать совсем прокурила свой разум лилией и сандалом, торча в храмах. Может, и не было у неё его никогда, а Никлас взял лучшее от отца, а? Сейчас вообще хотелось верить, что его родила какая-нибудь другая женщина. Но реальность была беспощадна, и Ник услышал ответ Асмунда:

— Мне нужны ваши присутствие, согласие, кровь и молитва. Только родная кровь может помочь наставить его на путь истинный, и только она поможет мне изменить его восприятие. Кроме того, не пугайтесь, Рагда. Это больно, как болезненны любые изменения, даже привнесенные истовой молитвой. Поэтому нам пришлось приковать Никласа к алтарю Светлейшего, чтобы он не нарушил обряд, и не навредил ни себе, ни нам. Он будет сопротивляться. Кричать. Возможно, даже проклинать вас. Это нормально, это нужно просто пережить. Когда мы закончим, я освобожу его.

— Это надолго? — в голосе этой… женщины звучало беспокойство, что совершенно не вязалось с её поступком.

Насколько же она любит самообман! И как легко в него падает… Никлас даже не смотрел больше на Светлейшего. Сам призвал это воспоминание, сам пусть и делает выводы. Во всяком случае псевдобогу хватало чувства такта помолчать. Или, может, язвительные комментарии сбили бы ему концентрацию, кто знает? Как-то же он держал Ника внутри его памяти, не позволяя выбраться! Хотелось противостоять ему, но в то же время… сейчас или никогда он увидит, что натворила мать, во всей красе. Какая, по большому счёту, разница?

Он должен знать. Иначе он не вернётся. А если он не вернётся, одни боги знают, что натворит Асмунд с Даланной. Тем более, что совершенно неясно, кто вообще управляет телом, пока его хозяин пребывает в Пустоте. Ник взял себя в руки. Сейчас? Значит, сейчас.

— Мы постараемся провести ритуал быстрее, — с отеческой теплотой сказал Асмунд. — Мы делаем это не ради того, чтобы он страдал, а ради Даланны.

— Ради Даланны, — эхом повторила мать. — Я могу его увидеть? Я имею ввиду… подойти ближе, поговорить?

«Сдохнуть ты можешь», — хотелось ответить Никласу. Особенно ради Даланны. Он даже не подозревал, что способен испытывать такую боль, гнев, и презрение одновременно. Он любил мать! Видят боги, любил, отправился в очевидную ловушку, чтобы спасти её, рискнул жизнью, да и королевством во многом тоже рискнул. Но, как оказалось, его мать не любит никого, кроме благостного образа Светлейшего. Да и тот оказался ложью, если верить сущности, что висела в воспоминании рядом с ним.

Глава 5.4

Спектакль продолжал разворачиваться, балансируя на границе между чёрной комедией и драмой. Асмунд благостно улыбнулся, и произнёс:

— Да, конечно. Но, дочь моя, он боится, и он будет зол. Не сердись на него. Это говорит грех, а не Никлас.

Мать молча кивнула и двинулась к алтарю. Тот теперь выглядел иначе. Не обычный каменный алтарь, а черно-белый, мраморный, как в храме Светлейшего. Но Никлас видел дымку иллюзии, и мог за ней рассмотреть всё тот же привычный камень. Легко обмануть того, кто и сам рад поверить лжи. Рагда ничего не замечала, даже откровенную фальшь.

Теперь Никлас мог видеть собственное тело. Со стороны он выглядел пугающе. Измождённый, заметно отощавший, с гримасой боли и ненависти, исказившей лицо. Видно, память милосердно стёрла этот миг, но теперь он видел его со стороны и услышал собственный голос:

— Ненавижу, — всего одно словно, но хорошо передавало всё, что он чувствовал. И тогда, и теперь.

Больше Никлас на алтаре не сказал ничего, прикрыв глаза, и не желая смотреть на эту женщину, продолжавшую причитать и рыдать.

— Пойми же, я делаю это ради нас, и ради Даланны! — повторяла она на все лады, но тот Никлас, что лежал на алтаре, больше не удостоил её даже взглядом, полностью отрешившись. — Если мы отвернёмся от истинной веры, страна падёт во тьму! Ты не верил мне, ты не слушал меня, но мы должны…

Душа настоящего Никласа ощущала себя тонущей. Он как будто захлёбывался, только горели не лёгкие, а всё его существо, что-то куда более глубинное, чем когда-либо было тело. Он чувствовал, что после поступка матери никогда уже не будет прежним. И на то, что происходило дальше, он смотрел уже совершенно иным взглядом, куда более циничным и жёстким. Они сами хотели этого. Сами довели его до того, кем он теперь станет.

Асмунд подошёл к матери, и утешающе обнял, поглаживая по плечам.

— Ну-ну, дочь моя. Поплачь, если тебе станет легче, но не отринь решимости, — произнёс он, позволяя той рыдать прямо в бело-золотой латский балахон.

Рагда продолжала всхлипывать очень долго, но в конце концов её плечи перестали дрожать, она подняла красное от слёз, опухшее лицо, и тихо, но твёрдо произнесла:

— Я готова, Ваше Святейшество. Если это вернёт Никласа на праведный путь, то у нас нет выбора, и никогда не было. Что я должна делать?

— Пока просто стой рядом с ним. Я скажу, когда понадобится твоя помощь, — всё тем же отеческим тоном произнёс Асмунд, и она скорбно кивнула в ответ. Никлас на алтаре молчал, полуприкрыв глаза. Сейчас, глядя на себя в прошлом, настоящий Ник знал, о чём он тогда думал.

«У меня нет матери. Есть только женщина, которая продала своего сына и свою страну за иллюзию праведности. Осенние листья её заблуждений оказались ценнее семьи, ценнее отца, ценнее Даланны. А похвала пиявки в яркой тряпке — ценнее и любви, и долга. Отец совершил роковую ошибку, выбирая королеву, и расплачиваемся за неё мы все».

Сейчас он понимал, что не позволит подлецам и предательнице торжествовать. Для чего-то он всё это видит? И Светлейший вместе с ним, и сложно придумать более яркий божественный знак.

Тем временем, Асмунд подошёл к своему стеллажу с книгами и достал гримуар. Никлас снова видел и иллюзию — ожидаемую, Жизнеописания Светлейшего, и настоящую книгу — ту самую, с переплётом из кожи пустынниц. Когда «Святейшество» её достал, всё существо Никласа передёрнуло от отвращения. Ему никогда не доводилось видеть подобные фолианты, и он надеялся, что увидит эти ещё раз только для того, чтобы сжечь до пепла.

Книга была очень старой. Страницы пожелтели, на них были пятна, чьё происхождение Никласу не хотелось знать доподлинно. А обложка книги… помимо того, что по всей обложке были вырезаны руны на незнакомом Никласу языке, а углы её украшали ярко-алые, словно налитые свежей кровью, рубины, было ещё кое-что. Эта книга была частью демона. Ник и сам себе не мог ответить, откуда об этом знает, но стилизованное изображение демонической головы, выпуклое и как будто сотканное из той же кожи, явно не было плодом труда неведомого чернокнижника. Нет, эта «голова» и в самом деле была связана с той тварью, что олицетворял фолиант.

_____________________________________________________

Дорогие читатели!

Я нашла нейросеть, с помощью которой могу создавать устраивающие меня иллюстрации этой истории, так что теперь время от времени буду их вам приносить. Они тематические, и, надеюсь, достаточно атмосферные. Вот так выглядит тот самый демонический фолиант, который увидел Никлас:

А это парный кинжал. Настоящий и как его видит Рагда:

Глава 5.5

— Знакомая книжонка, — впервые за всё время подал голос Светлейший. — Если ты хочешь отправить демона туда же, откуда он явился, нам она обязательно нужна. Это — его якорь. И твой враг полностью под контролем якоря, даже если думает, что это не так. Особенно, если он думает, что это не так.

Никлас отвлёкся от видения из собственной памяти.

— Нам? Ты уже решил, что будешь помогать мне, бог?

— Попрошу без оскорблений, я всего лишь простой смертный, человек! — поморщился Светлейший, хотя выглядел скорее развесилившимся. — У меня к этой твари личные счёты, и я не про милашку святого отца. Я понимаю, что едва ли вызываю у тебя хоть какое-то доверие, Никлас из рода Алга, но прежде чем я покажу тебе, почему мне стоит верить, нам нужно досмотреть, как твою душу отделили от тела. Тебе не так много осталось висеть в Пустоте, если ты не восстановишь память о том, как сюда попал. Это необходимость.

Ник кивнул, или подумал, что кивнул — но бог-не-бог его понял. Воспоминание продолжилось. Асмунд раскрыл фолиант на одной из страниц, и попросил:

— Встань у его головы, дочь моя. Затем разрежь ладонь ножом, что я дал тебе, и начерти на его лбу знаки, которые мы учили. Потом начерти их на плечах, животе, и щиколотках.

Рагда достала из своего одеяния богато украшенный рубинами кинжал с серебряной рукоятью, и безо всяких сомнений рассекла себе руку. Кровь хлынула, частично впитавшись в кинжал.

— Парный артефакт к фолианту, символ предательства, — коротко прокомментировал Светлейший.

Никлас уже даже не вздрагивал. По матери он сирота, вот и всё. Его бывшая мать чертила знаки, как приказал чернокнижник в рясе, и воздух вокруг них потрескивал от тёмной магии. Тело на алтаре дергалось, сопротивлялось, смазывая руны, но это быстро закончилось — Асмунд уверенным движением влил в рот того Никласа какую-то жидкость. Душа Никласа настоящего совершенно не сомневалась, что это парализующая настойка. На территории Соцветия незаконная, доставленная контрабандой, но это было меньшим из грехов Первосвященника.

Тело на алтаре замерло. Рагда дочертила знаки, и вернулась к голове того, кого называла сыном. Асмунд встал в ногах, открыв зловещую книгу, и начал читать заклинание с той же интонацией, с какой обычно публично молился. Рагда не понимала ни слова, зато Никлас знал этот язык достаточно хорошо, чтобы разбирать слова Первосвященника:

— Провожу Тебя по вратам, открытым ключом-родной кровью. Силой правильно сотканного предательства, дарю Тебе это тело, отданное той, чьё чрево когда-то исторгло его. Силой слова своего и магии провожу тебя к телу, душа чья согласия не давала, но была предана на алтарь Твой…

На древнедраконьем заклятие звучало поэтично и даже возвышенно. В переводе на ройсет — теряло очарование, зато приобретало всю ту мерзость, которой заклинанию не хватало. Тело на алтаре задёргалось, выгибаясь: никакая настойка, и даже цепи, не помогали удержать Никласа тогда. Теперь он помнил и боль, сравнимую с иглами, которые загоняют под ногти. Из-под опущенных век того Никласа текли кровавые слёзы, тело металось, натягивая цепи. Но в одно мгновение сопротивление исчезло, и он обмяк, напоминая мертвеца. Бледного, измученного, но уже не способного сопротивляться.

И в этот момент от тела потянулась куда-то к фолианту золотистая нить. Его душа. Именно так Никлас попал в Пустоту. Теперь он знал это, как знал и то, что его тело занял демон с дозволения Рагды фир Даланны и с легкой руки мерзавца Асмунда. Когда всё закончилось, глаза открыл уже не Никлас. Совершенно черные глаза, в глубине которых сверкали фиолетовые искорки.

— Здравствуй, матушка, — совершенно спокойным тоном произнёс тот, кто занял его место. Кровавые подтёки на щеках демона совершенно не смущали.

_____________________________________________

А Никлас в Пустоте, наблюдая за своим предательством, выглядит примерно как на картинке. Хотя иллюстрация вышла более метафорическая, чем предыдущие:

Глава 6.1

Найлара

Женщина, по недоразумению считающаяся матерью Никласа, встретила меня, недовольно поджав губы. Она не сказала ни слова, я тоже не пыталась с ней заговорить. Как по мне, единственным её собеседником должен быть палач, который казнит её за всё, что она натворила, включая предательство родного сына. Сделать выводы о том, чьей помощью воспользовался Асмунд, мне труда не составило.

Рагде фир Даланне не снились кошмары по ночам, и угрызения совести её не мучали. Напротив, она выглядела до неприличия цветущей, что странно сочеталось с её общим образом. Она была больше похожа на монахиню, чем на королеву. Потрепанные, но дорогие ткани её бело-золотых одежд открывали взгляду только лицо и руки, даже волосы были прикрыты тряпкой. На меня она смотрела с нескрываемой брезгливостью.

Притворяться перед этой, с позволения сказать, женщиной, мне не хотелось. Так что я отвечала ей прямым, равнодушным взглядом, и мы обе молчали. Она принесла такой же потрёпанный балахон и мне, и кивнула на него. Я сделала вид, что совершенно не понимаю намёков. Тогда Рагда обратилась к Хельге, приказав:

— Последи, чтобы твоя королева облачилась в покаянные одежды перед наказанием. И проверь, чтобы у неё с собой была лишь она сама и правильное облачение.

Хельга дружелюбно улыбнулась и сделала реверанс. В покоях бывшей королевы это выглядело чужеродно, поскольку они немногим отличались от монашеской кельи. Голые каменные стены, никаких ковров, окна занавешены мешковиной, и несколько простых деревянных табуретов, на одном из которых и лежало моё будущее облачение.

Как и любые другие покои, её состояли из нескольких помещений, так что кровати я не видела, но не сомневалась, что спит Рагда на простеньком матрасе, набитом соломой, а не на пуховой перине. К чему эти самоограничения — я не слишком понимала. Видимо, так она отдавала должное своему нежеланию «обратиться к Тёмной стороне Двулучной», поскольку аскетизм Светлейшей верой приписывался только женщинам, притом только виновным во грехе. Может, это было её покаяние?

Я не задавала лишних вопросов. Подождала, пока Хельга поднесёт мне одежду, и спокойно переоделась прямо при них. Скрывать мне сейчас нечего, всё нужное в келью принесёт сама даэ Кательбруннен. В этом вся прелесть плана, от которого я не собиралась отступать. К счастью, дорогая свекровушка ничего об этом не знала, поэтому удостоила меня несколькими словами:

— Хотя бы на толику смирения ты способна. Это зачтётся. Следуй за мной, я объясню, как будет проходить твоё заслуженное наказание, когда мы прибудем в келью, — она развернулась к Хельге: — Даэ Кательбруннен, вы можете проследовать в келью в своём облачении, вы лишь сопровождающая. Кроме того, для вас будет возможность совершать прогулки в дневное время суток. Это не ваша аскеза, а вашей королевы.

Хельга снова поклонилась:

— Как прикажете, Ваше Величество.

Она улыбалась совершенно безмятежно, но я видела, как иногда она с силой сжимает подол своего зелёного платья. Папенька Хельги определенно заслужил моё пристальное внимание, которое я обращу к нему, когда всё это закончится. Он просто феноменально вышколил свою дочь. Не учили бы меня вычислять таких, как она, даже я бы ничего не заметила.

Путь к келье был короток, и я успела задуматься о том, что человеческой женщине в этом облачении было бы ещё и холодно. Так называемая аскеза здорово вредила здоровью, и жреца, назначившего подобное, в Империи лишили бы сана. Впрочем, я подозревала, что беременных женщин обычно ни в какие кельи не сажают: иначе моя фрейлина бы не злилась так сильно.

Наконец, мы прибыли в место моего заточения. Королева кивнула мне на соломенный тюфяк, валявшийся в углу небольшой каменной комнатушки, и произнесла:

— Следующие три дня ты проведёшь здесь, наедине с алтарём Светлейшего, в аскезе и молитве. Даэ Хельга проследит, чтобы ты стояла на коленях и отмаливала свои грехи. Это — твоя постель. Все удобства ты оставила в миру, и так будет каждый раз, когда ты будешь вести себя так, словно принесла сюда с собой свою империю.

Мне было любопытно, поэтому я спокойно задала всего один вопрос:

— За что вы меня так ненавидите?

— Ты дракон, — брезгливо откликнулась свекровушка. — Никлас совершил огромную ошибку, когда сделал тебя королевой Даланны, но это уже не исправить. Поэтому мы будем работать с тем, что есть. И не думай, что сможешь выбраться или причинить Хельге вред. В Жизнеописании Светлейшего есть и более суровые наказания. Кроме того, келья зачарована одобренными Его Святейшеством магами, пока не истечёт срок твоего покаяния, ты отсюда не выйдешь. И если в дневное время мы не будем слышать твоих молитв — тебе не понравится, можешь мне поверить.

Какая прелесть. Эта женщина мне ещё и угрожает. Не то, чтобы у неё в принципе были способы меня напугать, кроме тех, на которые она либо уже пошла, либо не пойдёт даже она. Но сам факт впечатлял.

— И вы не боитесь, что мстительная крылатая ящерица запомнит? — не удержалась он иронии.

— Ты не обратишься. Никогда. Это мне обещал сын, и я ему верю. А теперь, будь так любезна, молись! Тебя сюда не ради того, чтобы ты пыталась изображать остроумие, привели.

Некая магия здесь и правда была, и по ощущениям — демоническая, сродственная той, которая не давала мне обернуться. Поэтому давление было неприятным и ощутимым. Я могла бы ему сопротивляться, но вместо этого поддалась и покорно затянула заунывную молитву, встав перед алтарём.

Дорогая свекровушка отправила мне довольную улыбочку, и удалилась, добавив яда напоследок:

— Хлеб и воду тебе будут приносить на рассвете. Что касается даэ Кательбруннен — для неё у нас приготовлена постель, завтрак и ужин. Надеюсь, богобоязненная даэ Хельга тоже сделает свои выводы.

Тяжёлая дубовая дверь с грохотом закрылась, и я услышала, как с той стороны её заперли на засов. Когда шаги дорогой Рагды стихли, я, продолжая заунывную молитву, позволила себе осмотреться внимательнее. Холодный каменный пол под коленями некоторые неудобства доставлял, но в моей жизни случалось довольно опыта и похуже, так что я решила не обращать на это внимания.

Глава 6.2

Как и обещала матушка Ника, Хельге приносили изысканные кушанья, а мне — ничего. Примитивный способ вызвать раздражение и неприязнь работал бы и на мне, если бы не настоящее отношение фрейлины к своей королеве. Я прекрасно видела, что ей кусок в горло не лезет, но она упорно делает вид, что наслаждается каждой крошкой и просто растягивает удовольствие. А ещё прячет всё, что не испачкает одежду и сумку. Это было даже мило. За ней-то никто не следил, это она была приставлена следить за мной.

А перед закатом я получила чашу колодезной воды, и несколько краюшек хлеба, от очень виноватого стражника. Ему я лишь улыбнулась и поблагодарила. Парень не виноват в том, что власть в его стране захватил демон. Если уж на то пошло, я догадывалась, кто в этом виновен, не знала только, прямо или косвенно. Осознавала ли Рагда, что в теле её сына чужак? Участвовала ли в ритуале? Впрочем, о чём я, конечно участвовала. Сомневаюсь, что Ник заключил сделку с этой тварью добровольно, он бы сопротивлялся изо всех сил.

Наконец, мы с Хельгой оказались в полной темноте. Ей принесли ночную сорочку, и она переоделась, и легла на нормальную кровать с пуховой периной. Когда я перестала слышать любое копошение за дверями, вполголоса окликнула фрейлину:

— Не спишь, я надеюсь?

— Конечно нет, Ваше Величество! Я ждала, пока вы скажете, что мы делать будем. И я вам скажу ещё вот что: ни один нормальный соцветец не отправил бы на покаяние беременную женщину, это слишком даже у нас тут.

— Совершенно в этом не сомневалась, — усмехнулась я. — Но нам с тобой нужно научить тебя связываться через зеркало. Ты взяла его?

— Я всему-всему буду учиться, только я вас прошу, поешьте, пожалуйста. Нельзя так и с вами, и малышом, — она достала из своей сумочки большой кусок свежего хлеба, и закутанный в невесть откуда взявшуюся бумагу кусок мяса.

— Хельга! Я дракон. Поверь мне, малышу ничего не угрожает, я бы не стала им рисковать. А мы здесь не за этим, — прошипела я тихо, но еду взяла, и очень быстро с ней справилась под недовольно-обеспокоенным взглядом фрейлины. — Давай впредь без самодеятельности. Я твоя королева, а не подруга, о которой надо заботиться.

Она грустно кивнула, явно не согласная, а потом достала то самое зеркальце, и сказала:

— Я всё поняла, вы не подумайте.

— Хорошо, — шепнула я. — Насколько хорошо ты владеешь даром? Кто тебя учил? Только правду, Хельга.

— Ну… Я не совсем знаю, что у меня за учитель был, но не из наших, эльф или полуэльф, я не расспрашивала, папенька запретил. И имя мне не говорили, чтобы не проболталась никому. Но я не очень хорошо магичу, он говорил, дар слабый. Лучше всего вот глаза отвожу, это обычно и не замечает никто, даже кто лучше всех умеет с магией обращаться.

— Погоди, ты отвела взгляд Её Величеству? Здесь?

— Ей и охране, — пожала плечами Хельга. — Всем, кто к нам сюда ходил. Они до утра не сунутся, уверенные, что я за всем прослежу. С рассветом придут только. Так что, если мы не будем очень уж сильно шуметь, или ещё как-нибудь их не спровоцируем, не придут. Я знаю, что магия подчинять не может, если это не какие-нибудь злые силы, мне объясняли. Но я заметила, что если человек сам чего-то не хочет, то его можно немного подтолкнуть, усилить это его нехотение. И оно вместе с отводом глаз помогает.

Глава 6.3

— Тебе в шпионы надо с таками навыками, в разведку, — ошеломлённо пробормотала я. — Но почему?..

— Вам помогаю? — догадалась девушка сразу. — Всю жизнь так не напритворяешься, тошнить начнёт. Да и я хочу духи создавать, а не шпионить или дома сидеть. При вас у меня это получится. А при этом… который в Его Величестве сидит, я боюсь, страшное что-то случится. Не хочу думать, что, у меня воображение хорошее, но кровь польётся реками, это чувствую. А я не хочу крови. И Светлейшему молиться не хочу, хотя молюсь, конечно. К тому же, вы драконица! Меня папенька к вам возил разок, тайком ото всех тут. Я хочу, чтобы у нас было, как у вас. Красиво, интересно, не так страшно, и без латов совсем.

— Мудрая мысль, — я немного расслабилась, поняв, что мы не так сильно рискуем, как мне казалось в начале. — Но для того, чтобы этого добиться, придётся очень быстро учиться и рискнуть жизнью. Если они поймут, что ты…

— Ваше Величество, меня папенька хорошо учил, — неожиданно перебила меня Хельга. — Я понимаю, на что иду. Но если я на это не пойду, то ничего не поменяется. И мне придётся жить так, как я не хочу. Лучше умереть, пытаясь, чем сидеть в стороне и всю жизнь жалеть, что даже не попробовала. А теперь научите меня, пожалуйста, с зеркалом. А то ночь кончится, а мы ничего и не сделали, заговорившись. Нехорошо будет, — она протянула мне зеркальце. — И я прошу прощения, что перебила.

— Ничего, — рассеянно ответила я. — С зеркалом всё просто и сложно одновременно. Чтобы позвать кого-то через зеркало, ты должна понимать, кого и зачем зовёшь. Представлять его, тянуться к нему, вызывать его изображение. Тогда он ощутит что-то вроде покалывания в затылке. Те, кто умеет пользоваться зеркалами, сразу пойдут принимать твой вызов, а кто нет — даже не заметит. Принимать вызов сложнее, поэтому мы с тобой пока учиться будем только звать сами. Как далеко можно «тянуться» зависит от силы и направленности дара. Твой — сродственный зеркальной магии, но ты никогда не делала ничего подобного, поэтому позвать, скажем, моего брата или мать мы не смогли бы, даже будь ты с ними знакома. Зато сможем кого-то более близкого. Кто находится в Соцветии или на землях Хаут.

— Я должна быть знакома с этим человеком, и он должен быть магом, да? — уточнила Хельга.

— Да, всё так. И начинать лучше с кого-то, кого ты хорошо знаешь, — я порадовалась, что Хельга так хорошо меня понимает. — С кем есть прочные ассоциации. Запах, его аура, как он ощущается рядом.

— Тогда… давайте мы начнём с папеньки? Он упоминал, что умеет с вашими зеркалами, только строго велел никому не говорить.

Я развернулась к Хельге всем корпусом и поняла, что она густо покраснела. Драконье зрение здорово выручало в таких вещах. Но и я, должно быть, выглядела не лучше. Я хрипло прошептала:

— Церемонийместер Кательбруненн — маг? Серьёзно?

Хельга молча кивнула, чуть отводя взгляд.

— Даже я не поняла. Потрясающе. Что ж, хорошо. Тогда попробуем начать с него. Сначала пытайся сама, глядя на зеркало и представляя отца. Позови его. Если не получится, я дам пояснения. Будем пробовать, пока не получится.

Глава 6.4

Хельга кивнула, и сосредоточенно всмотрелась в зеркало. Даже язык немного высунула от усердия. В зеркале ничего не появилось, но я решила дать ей возможность подумать самой и попытаться несколько раз, прежде чем начну влезать с подсказками.

Сначала она смотрела в зеркало. Потом замерла перед ним с закрытыми глазами. В конце концов, видно отчаявшись, попробовала поступить иначе, и жалобно позвала, во все глаза всматриваясь в стеклянную гладь:

— Папа? Расскажи мне сказку о маме, папа!

Прозвучало точно как слова маленькой девочки, которой не спится в ночи. Но Хельга не смутилась, и не обернулась, зато чуть подскочила на месте, и спросила:

— Как будто ниточка от меня куда-то потянулась! Значит, сработало?

Я хотела было ответить, но услышала из зеркала сонный голос:

— Хель? Это правда ты? Кто же тебя науч… — я подошла ближе, и он осёкся. — Ваше Величество. Ну, конечно. Даже не буду ругать Хель, что она про магию рассказала. Все знают, где вы, да и я вижу вокруг вас с Хель одну только тьму. Чем могу быть полезен?

Как и в случае с Хельгой, отца её я и узнавала, и не узнвала одновременно. Распорядителя церемоний Даланны я видела мельком, и он показался мне невзрачным и глуповатым. Теперь же я видела в этом лысоватом усатом человечке совершенно другую личность. А ещё мне очень понравилось, с какой теплотой он говорил с дочерью, и как быстро сообразил, почему мы с ним связались и перешёл к делу.

— Это вы мне скажите, дарэ Кательбруненн, — усмехнулась, тем не менее, я. — Как выяснилось, вы с дочерью тёмные лошадки, и о вас никто ничего на самом деле не знает. Так что я не представляю ваших возможностей.

— Справедливо, — он легко вернул мне усмешку. — Хель сегодня впервые работает с зеркалом, а вам наверняка нужно попробовать связаться ещё с кем-то, так что буду краток: я знаю всех при дворе Даланны, и могу найти к ним ключики. Я не слишком подкован в магии, но дочь уже говорила: он не тот. А во главе нашего большого стола должен находиться тот, кто унаследовал эту честь, а не захватчик. Вы можете мне сказать, что случилось?

Рисковала ли я? Безусловно. Но кто не рискует — тот и не выигрывает. Я ответила прямо:

— Он одержим демоном. Душа пока ещё может быть возвращена, но я не знаю, сколько у нас времени. Раз я могу говорить, значит, оно ещё есть. Это всё, что могу сказать.

— Препаршиво, — поморщился церемониймейстер. — Но здесь я знаю, кого искать, а уж пробраться ко двору он всяко сумеет. Главное, чтобы стремления его загадочной Леди совпадали с нашими.

— Если это тот, о ком я думаю, то… да. Едва ли мы с Хельгой успеем сегодня до него достучаться.

— Едва ли вы вообще сумеете. Такие как он не очень дружат с зеркалами. А я могу и по старинке. Не стану больше отнимать вашего времени, только скажу: есть не так и мало людей, кто готов вас поддержать. И кроме того… берегите мою Хель. Она одна у меня осталась, и никого дороже у меня нет и не будет.

— Папа! — Хельга возмутилась, впервые вмешавшись в разговор.

— Я тоже тебя люблю, милая, — тепло улыбнулся ей дарэ Кательбруннен, и его изображение подёрнулось дымкой и исчезло.

Глава 6.5

Мой собственный отец относился к нам с таким же теплом, но у него была мама, семья, и даже его собственные родители были живы и здоровы, хоть об этом никто массово и не знал. Устав от власти, сменили личины и ушли на покой. А что у папы Хельги? Единственная дочь, и больше никого. Неудивительно, что он так её берёг, и запретил показывать, какая она на самом деле. Иначе Даланна Хельгу просто сломала бы, а они оба не смогли бы этого пережить. Как мне не хотелось ею рисковать теперь…

Проще было, когда я считала её недалёкой и поверхностной, не зная, кто передо мной. Но кроме Хельги других пешек у меня не было, поэтому оставалось только надеяться, что удастся вывести её в драконы. Что-то, наверное, мелькнуло у меня в лице, потому что Хельга обеспокоенно спросила:

— Ваше Величество? Кого мы теперь звать будем? Вы, кажется, задумались.

Я стряхнула лишние эмоции.

— Да, ты права. Есть немного. Но, на самом деле, у нас есть проблема. Все союзники внутри наверняка или отосланы, или сидят по темницам, если речь не о тех, кто скрывался, как твой отец. Значит, нам нужны внешние. Более-менее уверена я только в Тиарнанне фир Карнидейле. У южан своих проблем хватает, они вряд ли полезут в политику Даланны, пока на их территории бушует война. Кроме того, Ластар Второй личность… очень своеобразная, и часто принимает совершенно странные решения, я не хотела бы вмешивать этого человека ни во что. Тиарнанн же — сволочь, но сволочь договороспособная и у нас с ним совпадают интересы. Если латы сожрут Даланну, Карнидейл будет следующим. Но я сомневаюсь, что ты знакома с королём лично, да и он не маг, и связывается обычно через своих людей.

— Значит, нам нужен кто-то, вхожий ко двору, но кого знаю я, да? — поняла, к чему я веду, Хельга.

— Да. Есть кто на примете? Можно пробовать связываться и с теми, с кем ты не знакома, по описанию, но это сложнее, так даже я не всегда могу дозваться. Могла, пока меня не прокляли. Я боюсь, пока это тебе не по силам.

Хельга задумчиво покачала головой.

— Я немного общалась с одним магом из их гильдии, которая ловит демонов. Мы случайно встретились, когда на мою карету напали, и он тогда патрулировал дороги в составе гильдийской тройки. Но я не знаю, умеет ли он с зеркалами. И сможет ли пробиться ко двору посреди ночи, даже если умеет.

— Уже больше, чем ничего. Давай попробуем, — кивнула я. — Ты знаешь его имя?

— Его зовут Аларик фир Манфредо, — кивнула Хельга. — Он, ну… у нас говорят, «осколок ложных богов». Но я бы сказала, он солнечный. Целитель, но и воин тоже. То есть, маг, конечно, но боевой.

— Значит, один из тех, в чьём роду было прикосновение божеств. У нас их называют по-разному. Официально — вознесёнными, а так, чаще всего, мы зовём их сольвьенами. Дети солнца, дети магии. Зови своего сольвьена, будем надеяться, он придумает, как пробраться к Его Величеству.

Хельга кивнула, и снова замерла перед зеркалом. Видно было, что едва знакомого сольвьена ей позвать намного сложнее, чем отца, так что и с зеркалом она возилась куда дольше. Смотрела на него, вертела в руках, шептала себе под нос, и в конце концов перевела беспомощный взгляд на меня:

— Не получается! Я что-то делаю не так, но не понимаю, что!

Глава 6.6

Я тихо рыкнула:

— Для начала, соберись!

Хельга глубоко вздохнула, почему-то встала с кровати и вытянулась стрункой, потом потянула руки вверх, встав на носочки, и еще вернулась в нормальное положение. Повторила всё это несколько раз, и села на место.

— Вы правы. Я спокойна, — совершенно другим тоном ответила она. — Но пока не понимаю, как подступиться к этой задаче.

— Помни, что ты делаешь это второй раз в жизни. У нас пока есть время, мы проведём здесь ещё две ночи, так что ни к чему паниковать. Тебе, в конце концов, скорее всего позволят проспать до полудня, а я умею довольно долго обходиться без сна. И не сверкай на меня глазами, ничего из того, что я делаю, не скажется на малыше. Когда-нибудь я дам тебе ознакомиться с циклом лекций о строении и вынашивании потомства дракониц, но явно не здесь и не сейчас, — Хельга едва заметно хихикнула. — Судя по тому, как ты звала отца, у тебя хорошо получается настраиваться через ассоциации. Так не у всех. Для кого-то якорь — запах, для кого-то — память о прикосновении, кто-то слышит голос вызываемого мага. Но ассоцииации тоже хороший вариант. Вот и подумай, с чем этот Аларик ассоциируется, и позови его. Вслух или мысленно — неважно, главное, чтобы то, что ты произносишь было для тебя плотно связано с ним.

Хельга кивнула, и, не тратя лишних слов, снова всмотрелась в зеркало. Я не мешала ей. Страх, спешка, тревога — всё это паршивые учителя. Так что лучший способ сделать так, чтобы мы с Хельгой достучались до карнидейлского целителя, это дать ей время. Нам очень повезло, что не-Никлас сразу пошёл с козырей и отправил нас сюда на три дня и три ночи. У нас есть время. Главное его грамотно использовать, и всё получится.

Теперь она смотрела на зеркальную гладь молча, не отвлекаясь ни на что. Что творилось в её голове — я не имела ни малейшего представления, зато в конце концов увидела, как Хельга шепчет что-то себе под нос, а потом улыбается. Правда, по ту сторону зеркала никто не появился, но она ждала, иногда продолжая шептать. По моим ощущениям с момента, как мы начали упражняться, прошло не меньше трёх часов, но до рассвета время ещё было. Не так много, как хотелось бы, но было. Благо, движение к нам я в любом случае услышу. Лучше бы я попала сюда посреди зимы, а не ближе к лету, но что поделать.

Наконец, я услышала незнакомый приятный голос. Молодой мужчина, едва ли ему исполнилось хотя бы тридцать лет. Но говорил уверенно и спокойно:

— Хельга фир Кательбруннен? Я не ошибаюсь?

— Да, это я, — тихо откликнулась Хельга, немного растеряв свою обычную живость. — Прости, что потревожила тебя ночью, но нам… и мне, кажется, нужна твоя помощь.

Глава 6.7

— Так кажется или нужна? — в голосе явственно послышалась легкая насмешка. — Ладно, я вижу вокруг тебя какую-то… Светлейшую келью, да и ночью просто так ты бы не позвала. Что случилось?

То, с какой брезгливостью он упомянул Светлейшего меня исключительно порадовало. Сработаемся, судя по всему.

— Ваше Величество? Я думаю, дальше лучше говорить вам, — позвала меня Хельга. — Красивое лицо, похожее на изображения на фресках в Светлейших храмах, только окруженное золотистыми локонами, вытянулось в удивлении. Но, к его чести, мужчина ничего не сказал. Я подошла ближе, и села рядом с фрейлиной, чтобы он видел нас обеих.

— Аларик фир Манфредо, значит? Позвольте представиться, Найлареннира Одалика фир Даланна, — я чуть усмехнулась. — Королева Даланны в настоящий момент. Я нахожусь, как вы верно заметили, в монашеской келье, принадлежащей моей свекрови. Сюда меня заточили против моей воли, а Хельга помогает с решением этого досадного недоразуменя. Времени у нас немного, и связываться мы сможем только по ночам, отсюда. Поэтому мы позвали вас — Хельга знакома с вами, а для начинающего заклинателя зеркал это очень важно.

— Рад знакомству, Ваше Величество, — юноша справился с удивлением. — И чем я могу вам помочь? Предположу, что вам что-то нужно в Карнидейле?

— Аудиенция с вашим королём, — прозвучало почти как приказ, но я и не собиралась мягчить. — Либо в эту ночь, либо в одну из двух последующих. И, если вас интересует, что я могу предложить вам, то…

— Сейчас — точно ничего, — проницательно заметил Аларик. — Так что не тратьте слова, Ваше Величество. Я помогу. Вы, насколько я могу судить, втянули в свой заговор Хельгу. Поэтому так или иначе, но я вынужден попробовать вам помочь.

— Аларик!.. — Хельга густо покраснела, выдавая себя с головой.

Нет, всё-таки мужчина, сколько бы ему ни было лет на самом деле. Он залихватски ухмыльнулся, и заявил:

— Прекраснейшая, я не для того отбивал тебя на дороге, чтобы ты сложила голову на плахе. Правда, я совершенно не уверен, что Его Величество будет меня слушать, но я бываю убедительным. К тому же, мне есть, кого привлечь к мероприятию по уговорам аж целого короля. Только… что я должен ему передать? Принцесса сидит в башне, то есть, прошу меня простить, королева в келье? Как мне доказать, что я и правда общался с вами?

И снова я рискнула, понятия не имея, что из этого выйдет.

— Передай Его Величеству, что его мрачные пророчества касательно Никласа оправдались, и Карнидейлу грозит то, чего он не хотел. Он поймёт, что это в самом деле я. И… будь рядом с ним через два часа после заката. Мы будем звать. Через зеркало. Не думаю, что тебе удастся провернуть это сегодня, поэтому будем ориентироваться на следующую ночь.

— Я постараюсь, — серьёзно кивнул сольвьен с золотыми волосами. — Ничего не обещаю, но постараюсь. Берегите Хель, Ваше Величество, другой такой вы не найдёте. И… светает скоро. Если вы должны отбывать покаяние, настоятельно рекомендую в тот момент, когда вас придут поднимать, крепко спать.

Он солнечно улыбнулся Хельге, на мгновение став похожим на белого лиса, и его изображение в зеркале исчезло.

Хельга выглядела совсем серой и уставшей, но всё равно тихо сказала:

— Ваше Величество, можно я попрошу вас никак, ну, ничего не говорить про меня и Аларика? В смысле, и мне тоже. Ладно?

— Я и не думала, — я чуть улыбнулась. — Поспи, Хельга. Мы многое успели за эту ночь, больше, чем я надеялась. А тебе нужны силы.

— И вам, — тяжело вздохнула фрейлина, но улеглась в постель, и через некоторое время там устроилась, укрывшись одеялом.

Я отметила про себя, что своей ночной сорочки Хель не смущалась совершенно, устроилась на соломенном подобии матраса и задремала.

Глава 7.1

Никлас

В тот же миг, как демон занял место в теле и поздоровался с Рагдой, воспоминание рассеялось само собой. Больше душа Никласа ничего не запомнила, отправившись в Пустоту. Светлейший молчал, за что Ник был ему благодарен. Видно, были темы, где даже бог-не бог проявлял чувство такта. Хотя Никлас мог бы поставить единственное, что у него было — душу — на то, что этот тип особой деликатностью никогда не отличался.

Привести мысли в порядок не получалось, но одно Ник отметил: совершенно исчезло чувство, что он вот-вот рассыпется, утонет в Пустоте. Теперь у него было два надёжных якоря сразу. Любовь — к Найларе и от неё, к своей стране и её народу, и ненависть — к Асмунду и к той, кого он по ошибке долгое время называл матерью. Оба чувства были настолько живыми и яркими, что в Пустоте становились почти осязаемыми, и за них можно было схватиться, удержав личность там, где Никлас считал нужным.

А ещё его теперь преследовало странное ощущение где-то на грани сознания. Словно кто-то безусловно злой и очень могущественный бьётся в бессильной злобе, как рыба об лёд, но ничего не может сделать. Никлас догадывался, чьи это отголоски, и испытывал от того мрачное удовлетворение. Демон — серьёзный враг, но пройдя ловушки памяти, и признав мерзкую и тяжёлую правду, он сделал первые, самые важные шаги к победе над этой тварью. Оба — и демон, и Никлас, знали: Борьба началась, и теперь чудовище не может рассчитывать на лёгкую победу.

— Ты обещал рассказать, зачем тебе мне помогать, лже-бог, — заметил Никлас, наконец уложив в голове всё, что случилось в прошлом.

Светлейший хищно улыбнулся, с готовностью ответив:

— Э, нет, дорогой Никлас из рода Алга. Я обещал тебе это показать. Здесь, в Пустоте, материя не существует, и потому удивительно податлива. Я могу ненадолго дать тебе возможность стать мной в те годы, больше тысячи лет назад по твоим меркам. И, пожалуй, это сделаю. После того, как ты увидишь, что происходило во времена падения Алгариса, у тебя отпадут все вопросы ко мне. Несколько воспоминаний куда доходчивее слов.

Светлейший не спрашивал, а констатировал факт. И уже через мгновение душу Никласа затянуло в воспоминание. В отличие от его собственного, до безумия похожее на реальный мир, не имеющее ни границ, ни пауз. Но самое интересное — даже в его памяти Ник так и не смог услышать его настоящее имя.

Глава 7.2

Новая прихоть императора Ормарра немного интриговала, но в основном раздражала. Да, драконы взяли на себя очень много и возомнили себя властителями магии, которые вправе решать, кому что можно, а кому нельзя. И он сам тоже часто нарушал драконьи запреты, приходя к любопытнейшим результатам. Но прелесть в том, что его на этом ещё ни разу не поймали. А вот Ормарр затеял нечто настолько масштабное, что он в любом случае привлечёт излишнее внимание.

Если учесть, что он затеял войну с Хаутами, драконить ещё и Крылья Императора — не лучшая идея. Была б на то воля Светлейшего, он бы скорее стравил всех врагов между собой. Но ему было бы жаль драконов, их долгих жизней и их знаний, так что подсказок своему императору Светлейший предпочитал не давать. Уцепится же за идею, как клещ, и с кем тогда Светлейший будет играть в шахматы? С людьми чаще всего слишком скучно.

Светлейший усмехнулся своим мыслям и отправился в Янтарный Зал, где Его Императорское Величество изволило принимать его на сей раз. Безупречно вышколенные слуги кланялись при виде императорского генерала, и тут же отводили взгляд, боясь, что он их заколдует, просто посмотрев в глаза. Очаровательное невежество, даже не хотелось его развеивать.

Великолепный дворец, который ценой многих жизней возвели предки Ормарра Алгари, давно не впечатлял Светлейшего. Но Янтарный Зал был исключением, поскольку стены его были обшиты янтарём и золотом полностью, превращая немалую по размерам комнату в памятник императорскому тщеславию. Прекрасный, яркий, и удивительно уютный, как на взгляд самого Светлейшего.

Его Императорское Величество сидел на высоком троне в центре зала. Как всегда, император был одет в алый с золотым шитьём камзол, и как всегда смотрел цепким взглядом карих глаз угрюмо и немного раздражённо. В левой руке у Ормарра был золочённый кубок с хаутским вином — только урожаи с приморских виноградников любимых соседей давали такой насыщенный алый цвет напитка. Светлейший не сомневался, что его император мысленно уже присвоил себе и виноградники, и всю территорию Хаутов. Оставалось только узнать, как именно.

Судя по расслабленной позе и прищуру — он всё-таки нашёл ритуал. И, вероятно, не руками придворных, а сам, чтобы у тех было меньше шансов замыслить переворот или сдать Ормарра драконам. Светлейший и сам не мог себе ответить, интригует его возможность призвать могущественного демона, или же раздражает. Он никогда не видел таких тварей вживую, и тем более с ними не общался, а философские трактаты и гримуары драконов полного представления не давали. К тому же, самые любопытные книжицы хитрые ящерицы держали при себе, и в шаловливые ручки смертных других они не попадали.

— Убирайтесь все. Мне нужно поговорить с моим генералом наедине! — приказал император, едва Светлейший показался перед его очами.

Многочисленные вышколенных слуги выпорхнули из янтарного зала, словно птички, которых спугнул пустынный кот. Вместе с ними, хоть и чуть медленнее, убрались и гвардейцы. Светлейший и император фир Алгари остались вдвоём. Монарх бросил:

— Ты был неправ. Если хорошо постараться и в правильные руки заплатить, продаются даже драконы. При всей их… чрезмерной щепетильности, — Ормарр брезгливо поджал губы.

Глава 7.3

— Ничто человеческое мне не чуждо, Ваше Императорское Величество, — усмехнулся Светлейший. — А людям порой свойственно ошибаться. Как и другим разумным, впрочем.

— На других так называемых разумных мне плевать, — отрезал император. — Я хочу, чтобы хотя бы на Айехэме господствовали люди. А лучше — во всём мире.

— Я знаю, — спокойно заметил Светлейший. — Надо полагать, вы нашли путь, который поможет нам в достижении этой несомненно благородной цели? — скрывать сарказм он не пытался совершенно, но император умело делал вид, что ничего не замечает. Как будто в первый раз, впрочем.

— Я уже излагал тебе свою теорию. А теперь у меня есть ритуал. Не слишком этичный, разумеется, но взамен мы получим покорного нам разумного монстра, способного стать идеальным шпионом. Он сможет занимать тела наших врагов, считывая их личности полностью, и никто не заподозрит, что оригинала давно нет в живых. Разве хотя бы один дракон способен на подобное? Не говоря уже о более слабых расах, вроде эльфов или сольвьеннов.

— И где гарантия, что он не вырвется из-под контроля, и не начнёт действовать сам? Где гарантия, что мы в самом деле призовём именно то, что нужно? И, наконец, точно ли можно доверять тому, кто дал вам эту несомненно соблазнительную информацию?

Ормарр расхохотался.

— То есть, жертвы среди пленных тебя не смущают, и ты даже не спросишь, сколько?

— Мне плевать, — отмахнулся Светлейший. — Я надеюсь, вы достаточно благоразумны, чтобы не использовать таким образом наших людей, или, во всяком случае, чтобы заручиться их согласием, если их жертва понадобится. А враг — это ресурс. Если его можно полезно использовать, не вижу причин этого не делать.

— Ты же был против войны с Хаутами? — император расплылся в довольной улыбке, отчего стал напоминать сытую ядовитую змею.

— Я до сих пор против, — кивнул Светлейший. — Но она уже начата, и в ней уже берутся пленные и умирают мои солдаты. Так какое имеет значение, против я или за? До тех пор, пока мы не заключим мир, Хауты — враги, а с врагами я не привык церемониться. И всё же, вы не ответили на мои вопросы. Ормарр, вы непременно пожелаете, чтобы в этом ритуале участвовал я. Если не как ведущий, то как контролёр и дополнительный источник магической силы — точно. Поэтому на мои вопросы вам придётся отвечать. В противном случае в свои планы придётся посвящать кого-нибудь другого.

— Ты прекрасно знаешь, что второго такого мага у меня нет, и не стесняешься этим пользоваться, — император отпил глоток вина, но выглядел скорее позабавленным, чем разгневанным.

— Ну почему же? — ухмыльнулся Светлейший в ответ. — Есть. Но нюанс в том, что двое других магов подобных умений и силы со мной в триаде, и против моего желания действовать не будут. Мои леди не желают огорчать своего любимого меня, какая жалость, правда?

— Женщины, — скривился Ормарр. — Как по мне, большинство из них годится только для того, чтобы раздвигать ноги, и рожать потом наследников. Впрочем, неважно. Ты не станешь помогать, пока не узнаешь ритуал от начала и до конца, правда ведь, Светлейший?

— Ужасно прилипчивое прозвище, настолько, что цепляется к самому императору, — заметил Светлейший. — Да, пока я не буду хотя бы примерно представлять, во что мы ввязываемся и какие у этого вводные, я не собираюсь соглашаться на участие. Увы и ах, но моя шкура мне пока ещё дорога, Ваше Императорское Величество.

Глава 7.4

— Мне нравится, как звучит это «пока ещё», — заметил Ормарр с нескрываемой иронией. — Хорошо. Та часть ритуала, в которой мне понадобится твоя помощь, подразумевает как раз наложение ограничений на призванное существо и наречение первого имени на материальном плане, которое и даст над ним власть. Судя по исследованным мною трактатам по демонологии, до того, как демоны покинут свой Лимб, они не имеют никакого особенного воплощения. Это куски Пустоты, имеющие некое подобие самосознания. А призыватель может помочь им обрести форму и возможности. Правда, демон всегда будет стремиться набрать как можно больше силы, сбросить привязку и вернуться домой, но пока мы владеем его именем, у него нет шансов. Я выписал для тебя ключевые моменты ритуала, не придётся искать и переводить.

— Что по жертвам? Сколько, какая мера воздействия? — не первый ритуал Ормарра Светлейший помогал выполнять, хотя до призыва демонов император ещё не доходил. Но всё бывает в первый раз, почему бы и не заполучить в свои руки совершенное оружие, раз уж оно существует.

— Понадобится двадцать разумных разных рас, возраста и пола, чтобы придать ему нужные свойства. В ходе ритуала снимается кожа, но не имеет значения, чувствуют ли они боль. И ещё сотня — неважно, какой расы, возраста и пола, они просто должны умереть. В определенный день и в определенном месте, то да, но никаких других условий. Не волнуйся, грязную работу тебе выполнять не придётся.

— Ормарр, у этого ритуала очень длинный шлейф. Чёрная магия, реки крови. Вы привлечёте внимание Госпожи Плясок и её Вестников. Не говоря уже о драконах, и эльфийских анклавах. Оно точно того стоит? — Светлейший не очень рассчитывал переубедить императора, но попытаться должен был. Как-никак, разгребать последствия этой авантюры придётся всей стране, и армия будет на передовой.

— Я уже продумал, как не допустить утечки информации, — парировал Ормарр. — Кроме того, мы не пытаемся никого призвать из мёртвых, так что Госпожа Плясок не почует ритуала. Особенно должным образом защищенного. Ещё вопросы?

— Вы сказали, «та часть ритуала, в которой мне понадобится твоя помощь». Что входит в ту часть, где не понадобится?

— А это тебя не касается, — отрезал император. — Я сделаю это сам. Мне понадобится гримуар, якорь для нашего раба. Но его должен создавать тот, кто призовёт его в мир лично. Тот, в чьих руках будет поводок. Но если что-то пойдёт не так — у тебя будет имя, и ты сможешь вернуть тварь обратно, имея эту книжицу. Всё, довольно! Участие в ритуале — это приказ. Я вызову, когда ты понадобишься.

Светлейший в задумчивости замер, не стесняясь тянуть с ответом. Ормарр только что не рычал. Был бы пустынником — бил бы себя хвостом по ногам, как пить дать. Но ему нужно было формальное согласие ввязаться в это прелюбопытнейшее мероприятие. И Светлейший тянул. Был велик соблазн рассказать о ритуале, чтобы его прервали без участия мага…

— Ах, да. Чуть не забыл, — император поморщился. — Клятву о неразглашении, будь любезен. Не то, чтобы я тебе не доверял…

Ормарр не договорил. Они оба и так прекрасно знали: император не доверяет вообще никому. Жаль, потому что один из путей решения проблемы Ормарр Алгари перекрыл. Но Светлейший поклялся кровью, жизнью и магией, что от него никто на материальном плане не узнает ни о месте проведения ритуала, ни о том, как его провести.

Он, правда, не уточнил, что есть способы с материального плана выбраться и там показать всё, что он сочтёт нужным, но это уже крайний случай. Кто Ормарру виноват, что он изучает магию только в контексте своей личной выгоды…

Глава 7.5

Воспоминание мгновенно сменилось. Словно сцена в театре, когда в антракте упал занавес. Только второй акт начался сразу же, безо всякой передышки. Светлейший ходил по помещению в незнакомом дворце, и очень цветисто ругался. Рядом с ним находились две женщины. У одной были почти белые длинные волосы, сейчас убранные в толстую косу. Полные губы она подвела алым, а на Светлейшего смотрела с язвительной ухмылкой. Очень красивая, хоть и не чета Найларе, но, как и королева Никласа, эта женщина была из тех, кого не стоило недооценивать.

Светлейший предпочитал, когда она распускает волосы. Тогда их было очень приятно наматывать на кулак, с той или иной целью. Но сейчас ему было совсем не до этих соблазнительных мыслей. Да и Прекраснейшая не стеснялась в выражениях:

— Ты должен был остановить сановного ублюдка, — мрачно заметила она. — Больше сотни жертв! Аппетиты Ормарра вышли из берегов окончательно. Кроме того… дорогой, а ты в курсе, как это… существо создавало гримуар?

Светлейший поморщился:

— Он предпочёл скрыть это от меня.

— А от меня — не получилось, — холодно улыбнулась Прекраснейшая. — По приказу Ормарра были похищены две девочки из пустынниц. Аристократки, потомки пустынных чернокнижников. Одной было тринадцать, второй — пятнадцать. А теперь, милый мой, эти девочки стали тем самым гримуаром. От подробностей воздержусь, даже моего человека стошнило, когда он об этом рассказывал. Пробиться через щит, которым безумный император окружил место казни, у него не вышло. Он был вынужден беспомощно наблюдать. Его надо остановить. Желательно до того, как он призовёт эту тварь. Почему ты не вмешался?!

— Я не знал про девочек, — Светлейший слегка пошатнулся. — Пленные — взрослые люди, которые сами пошли в бой, и сознательно шли на риск. Но это… это слишком.

— Сто двадцать жертв — вот что уже слишком, — мрачно процедила Прекраснейшая. — Его надо остановить. И если он всё-таки призовёт это, то изгнать, откуда явилось. Или хотя бы перехватить контроль.

— Осуждаешь? — устало поинтересовался Светлейший.

— В бешенстве, — отрезала супруга. — А ты что молчишь?! Тебя ничего не смущает? — она перевела взгляд на Певчую Змейку.

Та, как и всегда, молча слушала перепалку, не вмешиваясь. Лицо коротко стриженной, одетой в мужской камзол и брюки брюнетки было совершенно безмятежным, отчего Прекраснейшая ещё больше зло сверкала голубыми глазами.

— А что изменит моё смущение? — спокойно поинтересовалась Змейка. — Мне жаль этих девушек. И тех, кого император собрался приносить в жертву — тоже, — она подошла к Светлейшему и нежно погладила его руку, мягко улыбаясь, отчего на чуть пухловатых щеках появились ямочки.

Затем Змейка протянула Светлейшему кинжал в ножнах с ремешком, который крепил оружие к запястью. И тихо сказала:

— Император не увидит кинжала, пока ты его не вынешь из ножен. Он зачарован мной. Сам к нему не прикасайся, только к рукояти. Этот состав возьмёт даже драконьего императора, если ударить в сердце, не то, что Ормарра.

— Что ж… ладно, это приемлимо, — усмехнулась Прекраснейшая. — Ты же не собираешься хранить верность Ормарру Алгари, правда? — она снова развернулась к Светлейшему.

— Верность? Я? — он невесело усмехнулся. — Среди всех миров, которые когда-либо существовали или существовать будут, есть только двое разумных, кому я хочу хранить верность.

Он закрепил кинжал на левом запястье, после чего тот исчез, сделавшись полностью невидимым. И, не говоря больше ни слова, переместился на место проведения ритуала. Как и всегда, его выводы вполне совпадали с выводами его девочек. Ормарр заигрался. Жертвы — одна беда, но гримуар… были черты, за которые переходить не стоило. Даже ради безграничной власти. Или особенно ради неё.

__________________________________________________________

А жёны Светлейшего выглядят вот так:

Глава 7.6

Ритуал император затеял в огромной природной пещере. Только перед нею был щит такой мощи, что даже Светлейший смог переместиться только ко входу. И то лишь потому, что знал, куда направляется — координаты Ормарр выдал заблаговременно. Светлейший не очень точно понимал, в какой точке Империи находятся эти пещеры, но то, что это где-то в глубине Пяти Пиков — было очевидным. Достаточно и того, что он сможет сюда вернуться при необходимости, или направить другого мага, если обходить клятву.

За щитом не было видно вообще ничего. Казалось, пещера темна, и там никого нет, только ветер гуляет, заходя снаружи, как незванный гость. Но стоило Светлейшему пройти сквозь барьер, и его оглушили стоны боли, а в нос ударил тяжёлый кровый дух. Омарр солгал. Кожу с пленных сдирали заживо, и никто не озаботился тем, чтобы они не испытывали при этом страданий. Даже наоборот. Всматриваясь в палачей, Светлейший понимал, что те откровенно наслаждаются возможностью безнаказанно мучить «нелюдей» и «предателей».

Девочки были правы, останавливать императора следовало раньше. Но лучше поздно, чем никогда, а Светлейший не собирался терзаться совестью за чужие грехи. Это Ормарр решил, что добывать силу через кровь и страдания — хорошая идея, Ормарру и отвечать за своё безумное решение перед богами, когда он отправится на тот свет. И это «когда» наступит куда быстрее, чем безумный император рассчитывал, уж он об этом позаботится.

Светлейший взлетел выше, направившись прямо к Ормарру фир Алгари. Тот был облачён в тёмно-коричневую мантию, и сейчас не было уже никаких сомнений — эта ткань когда-то была белой, и окрашена она кровью других разумных. Пахло соответствующе, но Светлейший не выказал никакой брезгливости, он совершенно спокойно улыбался.

— Ваше Императорское Величество, я не совсем понимаю, зачем здесь нужен я. Энергии смерти в этой пещере уже столько, что никакой магической подпитки вам не понадобится.

— Ты будешь замыкающим для ритуала. Нужны двое — тот, кто формирует образ слуги, и тот, кто замкнёт контур на себя. И не советую пытаться его порвать — тогда нас обоих, и кусок материального плана, на котором мы находимся, выкинет в Пустоту. Не уверен, что ты или я способны там выжить.

Светлейший молча кивнул. Он совершенно не собирался посвящать Ормарра в тот факт, что давно научился в Пустоту выходить, и прекрасно себя там чувствует, безо всяких демонических ритуалов и кровавых жертв. Кто знает, какие идеи пришли бы в голову обезумевшему монарху, если бы тот был осведомлён о подлинном уровне способностей своего генерала?

Ормарр показал, где должен стоять Светлейший. Снова кровавая руна, светившаяся алым — значит, её уже напитали силой. Ритуал был почти готов, и остановить его сейчас не представлялось возможным. Если вся та тёмная сила, что была накоплена в этой пещере, вырвется на свободу… никто не смог бы предсказать, что тогда произойдёт. Но это точно кончилось бы разрывом в ткани реальности, а из таких спонтанных дыр прийти может и что-то пострашнее демона-шпиона.

Светлейший принял решение, надеясь, что ему не придётся о нём пожалеть. И что Прекраснейшая не пожелает оторвать ему за это решение голову, или что-нибудь ещё, тоже по-своему ему дорогое.

Едва он встал на руну, как магия запела. Грубо, протяжно, и напоминала мелодия скорее звериный вой и скрежет когтей, но у этой какофонии был свой тёмный ритм, и он явно владел реальностью, вместе с императором, чьи руки им дирижировали. С каждым движением кистей Ормарра, и с каждым звуком напева на смести древнедраконьего с чем-то ещё, чужеродным и страшным, палачи жертв ритуала умирали вместе с ними.

У свидетелей преступления императора ломались зубы, вытекали глаза, а кожа сама собой сползала с них, словно стремясь избавиться от замаранных в крови и боли хозяев. Светлейший сглотнул, и перестал смотреть вниз. Для такого даже он был недостаточно светел.

Наконец, никого из более чем двух десятков палачей, не осталось в живых. В пещере был только он, и император Ормарр. А ещё нити магии, и портал, из которого медленно вырисовывался силуэт кого-то, отдалённо похожего на пустынника. Существо было вдвое выше, чем фир Алгари, и было покрыто мелкой черно-фиолетовой чешуей. У него были длинные рога, напоминающие переплетённых между собой змей, а хвост был покрыт мелким фиолетовым мехом, и больше всего смахивал на утолщенную прямую лапку паука. Кроме того, существо то и дело исчезало, сливаясь с пространством пещеры вокруг. Никаких черт у него не было, лишь овал головы, на котором как будто забыли нарисовать хотя бы какое-то подобие лица.

— Нарекаю тебя Призмой Хаоса! — произнёс Ормарр фир Алгари с удивительно торжественным видом.

Светлейший бы рассмеялся, если бы новонаречённый демон не начал в этот момент наращивать кости, мышцы и кожу, уменьшаясь в размерах. Спустя несколько мгновений перед ними стояла точная копия императора, овеянная демоническим фиолетовым пламенем.

__________________________________________________________________

А демон в момент призыва выглядел вот так: