20.12 КС.
- Ты с ума сошел, Юрий. Подумай, какие от этой могут быть дети, – будущая свекровь даже не потрудилась понизить голос, и я, находясь в зале, прекрасно слышала, как в кухне Вера Ивановна объясняла Юрке, почему он не может жениться на мне.
Она всегда называла его вот так – полным именем, с важностью и пафосом. И Юрка всегда тайком над этим посмеивался.
А Вера Ивановна не жалела красноречия:
- Я сразу поняла, что с ней что-то не так, - говорила она сухо и деловито. – Эти её постоянные перчатки, то что она всех сторонится… Она обманула тебя, ввела в заблуждение, чтобы воспользоваться твоим положением и финансами семьи.
Сцепив руки и стиснув зубы, я ждала, что ответит Юрка, и он ответил – испуганно, растерянно:
- Но, мама… я же знал… она мне говорила…
Это было так не похоже на того Юрку, которого я знала. Тот Юрка был весёлым, смелым, способным на любое безрассудство – залезть по пожарной лестнице на четвертый этаж, чтобы принести мне в больничную палату цветы, «украсть» меня в рабочий день с выставки и увезти в парк, чтобы просто бродить по берегу пруда, бросая уткам кусочки хлеба. Или устроить фейерверк под балконом моей квартиры, выкрикивая: Алинка, я тебя люблю!
И говорил тот Юрка с такой же неуёмной весёлой энергией, а этот Юрка только мямлил что-то невнятное.
- Это не лечится, - продолжала Вера Ивановна, - это навсегда, понимаешь? И ваши дети будут такими же. Это очень опасно.
- Ничего опасного, - слабо возразил Юрка. – Алина прекрасно живёт, работает, она обыкновенная… просто не чувствует боли, вот и всё.
- Пусть Алина живёт, как хочет, - перебила его мать. – А эта болезнь – это не просто «не чувствует боли». Я не желаю, чтобы мой внук однажды сломал ногу и не почувствовал этого. Или обжёгся до кости, и этого не заметил. Нельзя ставить жизнь будущих детей под угрозу, Юрий. Ты знаешь, что у людей с таким заболеванием предрасположенность к умственной отсталости? Хочешь, чтобы твои дети были умственно отсталые?
- Мама!.. – жалобно и как-то пискляво протянул Юрка.
- Сейчас ты пойдёшь к ней и скажешь, что никакой свадьбы не будет…
На этом я решила прервать разговор любящей мамочки и сына, и вышла в коридор, остановившись на пороге кухни.
Юрка и Вера Ивановна обернулись в мою сторону. Впрочем, Юрка сразу же отвернулся, пряча глаза, и было странно и немного смешно видеть, как взрослый мужчина – высокий, под два метра, широкоплечий, красивый, с модной пышной прической светлых волос, горбится и суёт руки в карманы брюк, словно провинившийся мальчишка.
- Я всё слышала, Вера Ивановна, - сказала я. Стараясь говорить спокойно. – Зачем вы так? Мы с вашим сыном любим друг друга и несмотря на мою болезнь у нас всё будет хорошо.
- Хорошо? – она нахмурилась. – Хорошо для тебя, а не для Юрия. Таким, как ты, нельзя создавать семьи и нельзя рожать.
- Вы так говорите, будто я совершила преступление, - я всё пыталась поймать Юркин взгляд, но мой жених упорно отворачивался.
- Ты совершила хуже, чем преступление, - Вера Ивановна сделала шаг вперёд, будто пряча сына за своей спиной, и Юрка с удовольствием спрятался, умудрившись вместить свои сто восемьдесят пять сантиметров и сто килограммов между мойкой и холодильником. – Ты обольстила моего сына, - методично продолжала обвинять меня несостоявшаяся свекровь, загибая пальцы, и это было уже совсем не смешно, - ты обманула его, ты хотела поживиться за наш счет…
- Всё понятно, - перебила я её. – Можно мне поговорить с Юрием?
Непонятно, зачем я собиралась с ним говорить, если всё и так было ясно. Если бы Юрка по-настоящему любил меня, то вёл бы себя иначе. Точно не прятался бы за мамочкину спину.
А ведь он прекрасно знал, что я страдаю от аналгезии, при которой человек совершенно не ощущает боли. Конечно, Вера Ивановна права, эта болезнь – совсем не редкая удача, как может показаться сначала. Это – проклятье. Хотя, не понятно, за что я могла его получить. В сказке надо оскорбить волшебницу или отказать в любви могущественному чародею, но в реальной жизни нет ни тех, ни других, поэтому нет ответа на вопрос – почему некоторые рождаются проклятыми.
- Можно мне с ним поговорить? – повторила я, потому что Вера Ивановна продолжала стоять между мною и Юркой, а он не торопился выходить из кухни в коридор.
- Говори, - Вера Ивановна пожала плечами, окинула меня неприязненным взглядом с головы до ног и гордо удалилась в зал.
Я не сомневалась, что ей будет прекрасно слышен наш разговор, потому что она даже не потрудилась закрыть межкомнатные двери.
- Юра, - позвала я, и он выполз из-за холодильника, больше похожий на побитую собаку, чем на взрослого, уверенного в себе мужчину.
Уверенного в себе, и в своих чувствах.
- Твоя мама считает, что я тебя в чем-то обманула, - сказала я спокойно, но в груди стало холодно, и сердце сжалось, будто его сдавили ледяной рукой. – А ты что считаешь?
- Алин… - промычал он после недолгого молчания, - я, правда, не знаю…
И замолчал.
Я на секунду прикрыла глаза, собираясь с мыслями и с силами, а потом спросила:
- Вот и хорошо, что ты одумалась, - услышала я насмешливый голос Алиноры.
После темноты подземелья свет больно ударил в глаза, я зажмурилась, но уши не заткнула, поэтому слышать не перестала.
- Какая ты грязная, вонючая, - брезгливо произнесла Алинора. – Быстро иди, мойся. Такую замарашку я и в свинарник не отправлю. Свиньи испугаются.
- Пить… - еле выговорила я, облизывая пересохшие губы.
- В купальне попьешь, - заявила Алинора. - Купальня у нас здесь…
Она пошла по коридору, указывая дорогу, а я поплелась следом, чувствуя себя опустошенной до донышка.
Два дня в подвале без воды и еды убедили меня, что это – точно не сон. Я обстучала все стены в надежде найти выход, но так и не нашла. А после того, как засыпала и просыпалась всё в том же месте, а не в больничной койке, к примеру – пришлось отодвинуть гордость в сторонку и позвать на помощь.
Алинора открыла сразу – будто только и ждала, когда я сдамся. И сейчас довольно посмеивалась, глядя на меня с презрением.
Оказавшись в купальне, я первым делом бросилась к бадейке с холодной водой. Пить некипяченую воду в каком-то условном средневековом мире было настоящим безумием, но я пила и не могла остановиться. Как просто превратить человека цивилизованного в низшее существо… А сейчас я была именно низшим существом…
- Ожила? – Алинора взяла со скамейки простыню и бросила мне. – Раздевайся, а я пока расскажу тебе обо всех, чтобы не попалась на какой-нибудь мелочи. Мой муж – троюродный брат короля. Ксандр Левенштайль. Имя не позабудь. Впрочем, по имени его называть не надо. Будешь обращаться к нему просто – милорд. Раньше Ксандр был генералом, и только благодаря ему его величество удержался на троне. Но война закончилась, и мой муженек остался не при делах… Ты почему не раздеваешься?! – напустилась она на меня, потому что я стояла перед ней, комкая простыню и опустив голову.
- Вы… ошиблись, - сделала я ещё одну попытку остановить эту женщину. – Я – не ваша тень. У меня редкое заболевание… анальгезия… я не чувствую боли…
Несколько секунд Алинора смотрела на меня, и я встрепенулась в надежде, что мои слова дошли до неё.
- Не знаю, что происходит, - я попыталась даже улыбнуться, - но это ошибка, и мне хотелось бы вернуться туда… откуда вы меня достали…
- По-моему, ты уже заскучала по моему подвалу, - сказала женщина, так похожая на меня, и так непохоже на меня сузила глаза. – Замолчала и пошла мыться!
Чуда не произошло, и благоразумие подсказало мне больше не спорить. Я утолила жажду, теперь вымоюсь, потом поем, а потом… потом буду думать, что делать дальше. Возможно, муж этой ведьмы окажется нормальным человеком, и ему можно будет всё объяснить.
Я начала стаскивать с себя платье – ткань напиталась влагой, пахла сыростью и гнилью, и я бросила его на пол, оставшись в белье, потому что раздеваться полностью перед незнакомой женщиной, пусть и похожей на меня, не хотелось. Зачерпнув ковшом горячей воды из медного котла, над которым белыми струйками завивался пар, я вылила воду в серебряный таз и добавила холодной.
- Моего мужа в народе зовут Повелителем смерти, - Алинора наблюдала за мной и говорила, как чеканила. – Потому что каждое его прикосновение – мучительно, и может убить, если он того захочет.
- Что? – я замерла с ковшом наперевес. – Что вы сказали?
- Что слышала, - недобро усмехнулась она. – К моему мужу невозможно прикоснуться, чтобы не испытать боли. Это как сунуть руку в огонь! Я надеялась, что быстро забеременею после свадьбы, и он отстанет от меня, но ребенка всё нет, а я не могу больше это терпеть. Зато тебе его прикосновения не страшны. Ведь тень не испытывает боли.
Я промолчала. Потому что не поверила ни одному ее слову. Прикосновение, которое убивает? Да ладно. Скорее всего, муж этой гадюки – жестокий человек, которому многое позволяется из-за покровительства короля.
- Рядом с ним будешь помалкивать, - продолжала Алинора. – Чтобы не сболтнуть чего-нибудь лишнего. Если спросит, почему ты перестала чувствовать боль, скажешь что-нибудь романтичное. Вроде: моя любовь к вам безмерна, и она помогла мне преодолеть ваше проклятье.
- Разговариваете с мужем на «вы»? Как уважительно, – не удержалась я от колкости, опуская руки в воду.
Только теперь я заметила, какие у меня грязные пальцы. А ведь в заточении я провела всего ничего.
- Попробуй проявить к нему неуважение, - недобро усмехнулась Алинора.
Мысленно я поздравила себя с тем, что угадала – дело было не в прикосновениях, причинявших боль. Дело было в характере этого самого мужа. Получается, эти двое нашли друг друга – Алинора и этот… как его там… Ксандр.
Я с трудом вспомнила имя мужчины, чью жену мне предстояло сыграть. Непривычное имя. Тяжелое. Холодное и в то же время полное ярости. Оно звучало, как рычание тигра. Что же за чудовище мне придется увидеть? Разумеется, спать с ним никто не собирался. Но мне надо выиграть время… выиграть время… Потому что другого выхода у меня нет.
- Здесь двое слуг, - Алинора посвящала меня в свои планы, пока я умывалась и намыливала голову. – Но они новенькие, не заметят подмены. К тому же, я с ними почти не разговаривала. Селеста – горничная, она же кухарка. И ее муж – Себастьян, он садовник и сторож, никудышный и в саду, и на охране дома. Всё время спит, лентяй. Ксандр приедет на пару дней, не дольше…
Милорд Ксандр посмотрел на меня с раздражением.
- Не представляю, что может тебе помешать, - произнес он почти с издевкой. – Ты опять начинаешь, Алинора? Когда я отправил тебя из столицы, ты готова была на голове стоять, лишь бы не уезжать, а теперь не хочешь возвращаться? Избавь меня от своих капризов, будь добра.
Я лихорадочно пыталась сообразить, что делать.
Алинора рассчитывала, что ее муж приедет, задержится на пару дней и уедет. Но и слова не было о том, что уехать придется мне, да ещё появиться при дворе какого-то короля, да ещё и танцевать там!.. Меня же раскусят в два счета!..
- Я… я… я больна!.. - выпалила я первое, что пришло мне в голову.
- Вот в столице и подлечишься, - процедил он сквозь зубы, и в темных глазах мне почудились красноватые искорки. – Не выводи меня из себя, очень прошу. Иначе придется заталкивать тебя в карету, а для этого мне нужно будет тебе прикоснуться.
В этот момент Ксандр Левенштайль был по-настоящему страшен, и я невольно ахнула, отступив.
- Что, сразу всё вспомнила? – проворчал он, отворачиваясь. – Прикоснуться ко мне – всё равно, что сунуть руку в огонь.
Он повторил слова Алиноры, и я догадалась, что именно от неё-то он это и слышал.
Сумасшедшая семейка…
Лучше молчать и не говорить больше ни о чем. И… и как же не поехать с ним?!.
- Споры закончены, - заявил между тем Левенштайль. – К вечеру выезжаем. Ночь придется провести в дороге, но у меня дела завтра, поэтому не могу медлить.
- Я могу приехать позже, - ухватилась я за последнюю спасительную ниточку.
- Не обсуждается, - отрезал он. – Если не голодна, то иди, собирай вещи. Я сказал Селесте, чтобы она поджарила хлеба и колбасы. Но ты ведь не жалуешь варварскую пищу?
- Да, милорд, - ответила я немного невпопад и поспешила уйти, хотя не отказалась бы сейчас ни от жареного хлеба, ни от жареной колбасы.
Но Алинора, судя по всему, любила более изысканные кушанья, поэтому и мне приходилось полюбить их.
Уже выходя из столовой, я не утерпела и оглянулась.
Ксандр Левенштайль стоял у окна, но смотрел на меня. Вернее, на Алинору. Ведь он был убежден, что перед ним – его жена. Наши взгляды встретились, и… и что-то произошло. Я совсем иначе увидела этого большого, сильного человека… Он пытался язвить, смотрел на жену с ненавистью, но кроме ненависти было ещё кое-что. Была страсть. Ошибиться просто невозможно… Эти темные глаза, этот взгляд – всё переменилось в одно мгновение. Куда девались насмешка и злость?.. Я замерла, захваченная этим внезапным всплеском чувств, обрушившихся на меня так случайно, так нечаянно…
Может, это и есть та магия, о которой говорила Алинора?..
Иначе как объяснить, что я поняла всё это по одному лишь взгляду…
Милорд Ксандр резко отвернулся, делая вид, что его очень интересуют квадратные кусты в парке.
Очарование взгляда, его сила – пропали, но я продолжала стоять у порога, будто окаменела.
Муж желал собственную жену. И даже от неё самой пытался это скрыть. А свидетелем этой слабости стала я. Совершенно посторонний человек. Как он отреагирует, когда узнает об этом? Что в его семейную жизнь так нагло вмешался кто-то третий и разузнал семейные тайны?
- Ещё что-то хочешь сказать? – спросил Левенштайль, уже не сдерживая злости.
- Нет, - пробормотала я, отмирая. - Соберу вещи… милорд.
Весь день я провела в своей комнате, вернее – в комнате Алиноры. Левенштайль не беспокоил меня, и я сидела на краешке кровати, перед распахнутым шкафом, не зная, что делать. Ехать в столицу с мужем, которого совсем не знаю? Безумие. Закатить скандал и остаться? Если бы это помогло.
Проблема была в том, что я даже не представляла, как Алинора должна собираться в столицу. Что следует взять с собой? В спальной комнате висели десятки платьев самых разных цветов и фасонов. В небольшой гардеробной были плащи, куртки, туфельки, сумочки… Я просто не знала, за что хвататься.
Когда ближе к вечеру появилась Селеста, сообщив, что ужин на столе, я всё также сидела перед двумя огромными дорожными чемоданами, которые сиротливо распахнули свои пасти, но в них так ничего и не упало.
- Благодарю, - сказала я служанке, - но лучше принесите мне ужин сюда. Я ещё не собрала вещи, поем в своей комнате.
Обед мне принесли в спальню, и я рассчитывала, что так поступят и сейчас. Это хоть немного оттянет мою встречу с Левенштайлем.
- Милорд приказал, чтобы вы спустились, - с непроницаемым лицом произнесла Селеста и вдруг внимательно на меня посмотрела: - Вы хорошо себя чувствуете, миледи? Почему вы не сказали, что поранились? Милорд сказал, что вы жаловались ему, что ударились головой. Когда вы ударились?
- Всё уже прошло, - я прикоснулась к правому виску и поморщилась, делая вид, что испытываю боль. – Просто немного кружится голова. И я никак не могу решить, что надеть в дорогу… и к ужину…
В глазах служанки промелькнуло что-то вроде испуга, смешанного с недоверием.
Всё-таки я задремала, потому что в карету уже лился золотистый утренний свет. Я прищурилась, зевнула и поднялась с сиденья, чувствуя себя неуклюжей и неловкой со сна.
Чья-то рука поддержала меня под локоть, помогая спуститься по откидной лесенке, и незнакомый мужской голос произнес:
- И всё-таки, не надо было ехать в ночь, Ксандр. Алинора устала, вон какая бледная… Как вы, дорогая? Ванна уже готова, а потом можете отдохнуть.
Голос был приятным, тон участливым, а под локоть меня поддерживал мужчина лет двадцати пяти, невероятно похожий на Ксандра, но в то же время непохожий – никакой мрачности, угрюмости, замкнутого выражения лица… Мужчина улыбался, показывая ровные белые зубы, светло-русые волосы лежали красивыми волнами, светло-серые глаза искрились затаенным весельем – смотреть на него было одно удовольствие. Облегченная и осветленная копия генерала, если можно так выразиться. Мужчина был не таким высоким и крепким, как Левенштайль, но его рука поддерживала меня с заботой…
- Её светлость не устала, - проворчал генерал, встав к нам вполоборота. – Наоборот, проявила неуместную прыть, когда ей было велено сидеть и носа не высовывать.
- Что? – блондин вопросительно посмотрел на меня. – Что произошло, невестка?
Невестка… Скорее всего, этот красавчик – брат генерала. Да, тогда сходство понятно и объяснимо.
- На нас напали, - пискнула я, прежде чем подумала – а стоит ли об этом говорить.
- Напали? – блондин порывисто повернулся к Левенштайлю. – Ксандр! Что случилось?!
- Ничего особенного, малыш, - буркнул герцог. – Ты прав, лучше позаботиться о её светлости. Проводи её в дом. Ванна, завтрак… что там ей захочется, - и он пошел вокруг кареты, широко и крепко шагая, будто маршировал на плацу.
Кучер спрыгнул на землю и очень выразительно посмотрел на нас с блондином.
Ах, да. У них же пленник. С которым им, скорее всего, не терпится поговорить.
- Я устала… - пробормотала я, отводя взгляд от Левенштайля. – Проводите меня в мою комнату, пожалуйста.
Лучше ни во что не вмешиваться. А ещё лучше – спрятаться где-нибудь в спальне Алиноры и не отсвечивать, чтобы не злить мужа и не попасться на какой-нибудь ерунде.
- Прошу вас, - блондин заботливо поддержал меня под локоть и повел к дому.
Только теперь я обратила внимание, где нахожусь. Карета остановилась во дворе перед огромным каменным домом, который с легкостью можно было назвать замком.
Мощные светлые стены казались бесконечно высокими, узкие окна смотрелись грозно, как бойницы, и над самой высокой башней развивался синий с золотым флаг. В целом, этот дом был отражением своего хозяина – слишком мрачный, слишком воинственный, слишком… неприступный…
- Линда уже приготовила горячую ванну для вас, дорогая невестка, - блондин прервал мои размышления о генерале и его жилище. – Скоро осень, рассветы прохладные, вы можете простудиться. И я желаю узнать всё подробно. Алинора, кто на вас напал и почему?
Позади раздалось многозначительное покашливание, и я испуганно оглянулась. Конечно же, закашлялся господин Левенштайль, и это было явным намеком, что мне следует помалкивать.
- Не обращайте на Ксандра внимания, - блондин тут же увлек меня дальше по дорожке, посыпанной песком. – Вы же знаете, что он только с виду грозен, но и котёнка не обидит.
«Ты явно многого не знаешь, малыш», - подумала я в ответ и сообразила, что назвала взрослого мужчину малышом, так же, как совсем недавно его назвал герцог.
Эм… Малыш – это не ребенок? Малыш – это вот этот вот красавчик?..
Алинора могла хотя бы предупредить меня, с кем я могу столкнуться из ее родственников. Вот кто такой этот Малыш? Брат Ксандра Левенштайля? А ведь я даже имени его не знаю…
Мы зашли в дом, и я почти сразу остановилась.
В прихожей было полутемно, потому что свет из узких окон падал на лестницу, винтом уходившую на второй этаж, а не на дверь.
- Что такое? – с готовностью спросил блондин, тоже останавливаясь и заглядывая мне в лицо. – Алинора, что произошло? Я хочу знать всё.
- Так получилось, - начала я, с трудом подбирая слова, - что я немного упала… и немного ударилась головой… и после этого немного… немного потеряла память… Ксандр не верит мне, но это так. И мне страшно, - тут я уже заговорила свободнее и даже голос дрогнул от жалости к самой себе, - потому что я чувствую себя ужасно беспомощной и одинокой. Я не помню, как вас зовут и кто вы, и даже не помню, где моя комната.
Мужчина распахнул от удивления глаза и несколько секунд разглядывал меня с таким изумлением, будто я превратилась из принцессы в лягушку. Ну или наоборот.
- Неужели… - произнес он хрипло и оттянул пальцем ворот рубашки, глубоко вздохнув.
- Ничего не помню, - повторила я шепотом. – И совершенно не знаю, что мне делать.
- Во-первых, ничего больше не говорить Ксандру, - блондин заговорил деловито и повел меня к лестнице. – То, что он вам не поверил, Алинора, это огромная удача. Если поверит, вы окажетесь в сумасшедшем доме быстрее, чем успеете досчитать до десяти. Боюсь, мой брат только и ждет повода, чтобы избавиться от вас. Но, между нами говоря, вы ведь кое-что для этого сделали, не так ли?
- Его величество хочет видеть вас с братом, - говорил Диамант, вышагивая передо мной туда-сюда по комнате, пока я пыталась освоить сложнейшую науку на свете – вышивание. – И он хочет видеть вас счастливыми, довольными своей семейной жизнью. Ведь его величество Георг очень поспособствовал свадьбе. На одно только торжество при дворе было потрачено десять тысяч солидов.
- Большая сумма? – спросила я, не поднимая головы от пяльцев.
- Очень, - серьезно ответил брат герцога. – Поэтому мы должны показать королю то, что он желает видеть.
- Но ведь это будет обманом? – я отложила вышивку и с тревогой посмотрела на Диаманта. – Разве можно всё время притворяться?
- Дорогая невестка! – он пылко бросился перед моим креслом на колено и взял мои руки в свои. – Я уверен, что вы поладите с Ксандром. Этот угрюмец не такой плохой человек, как о нем говорят. Ведь он был так влюблен в вас… и сейчас влюблен, можете мне поверить.
- С чего это вы решили? – я сделала вид, что хочу продолжить вышивку, и Диамант отпустил меня, поднявшись на ноги. – Милорд герцог домой уже два дня почти не показывается. А когда показывается, разговаривает со мной сквозь зубы.
- Так заставьте его измениться, - молодой человек пристально посмотрел на меня. – Если вы так хотели стать его женой, то попробуйте захотеть, чтобы он стал вашим мужем.
Эти разговоры казались мне опасными. Потому что теперь, когда родовые тайны Левенштайлей немного приоткрылись, я понимала, что происходит в этой семье. И понимала, как получилось, что молодая супруга оказалась в изгнании, а потом предпочла сбежать. И чем больше понимала, тем больше… сочувствовала Левенштайлям, а не Алиноре.
Красивая аферистка очаровала герцога, мечтая стать герцогиней, а потом выяснилось, что терпеть проклятье огненных прикосновений она не может и не желает. И что делает наша красавица? Исчезает, как ветер, и подсовывает мужу меня, думая, что колдовством оживила свою тень.
Но я – не тень. Я – человек. Живой, настоящий человек, пусть и не чувствующий боли. А меня выдернули из моей жизни, заставили поселиться среди чужих людей, в незнакомом мире, где всё так непривычно… Я вздохнула, посмотрев в окно. Отсюда был виден краешек парка, где листва деревьев уже начала желтеть.
- Постарайтесь хотя бы не слишком гримасничать, когда брат возьмет вас за руку, - смущенно произнес Диамант, и я оторвалась от наблюдения за парковым пейзажем. – Не знаю, что и придумать… Попробуем перчатки… Но король обязательно заметит…
- Не волнуйтесь, я постараюсь, - сказала я почти равнодушно, опять переводя взгляд за окно.
Если дождаться, когда солнце будет светить точно сверху, чтобы желтые листья засверкали, как золотые, получилась бы отличная картина…
- Если вы обещаете терпеть моего брата, - продолжал Диамант, запинаясь на каждом слове, - я… я… я выполню любое ваше желание, Алинора. Слышите? Любое.
Дверь в гостиную, где мы располагались, бесшумно открылась и появилась экономка – та самая дама с изумрудной брошью в виде плюща. Теперь я знала, что даму зовут Линда Левенштайль, и что она – вдова, дальняя родственница, которую герцог приютил из милости и назначил ежегодное содержание.
- Булочки, чай, - сказала она чопорно, поставив поднос с чашками и блюдцами на столик. – Уже пять часов, миледи. Пора пить чай.
- Не стоит изменять вашей излюбленной привычке, - тут же подхватил Диамант и подмигнул мне.
Только что я собиралась ответить, что не хочу есть и пить, но своей подсказкой брат герцога не дал мне совершить очередную ошибку.
- Благодарю, Линда, - сказала я как можно холоднее. – Не забудьте мармелад, пожалуйста.
- Обязательно, миледи, - экономка окинула меня неодобрительным взглядом и удалилась – прямая и тонкая, в черном платье, похожая на обугленную жердь.
- Она меня недолюбливает, - пожаловалась я Диаманту.
- Я вас умоляю! – отозвался он. – А кого она любит, наша Линда? Я бы законодательно запретил употребление слова «любовь» в одной фразе с её именем!
- Вы очень категоричны, - засмеялась я, потому что он был забавен.
Забавен, остроумен, приятен в общении. Беседовать с ним было одно удовольствие. Интересно, что было бы, если бы два брата – старший и младший – поменялись местами? Сбежала бы тогда Алинора от мужа? Решилась ли подсунуть ему своего двойника?
- Почему вы так на меня смотрите? – мягко спросил Диамант, и я очнулась, сообразив, что таращусь на младшего Левенштайля самым неприличным образом.
Но смущаться перед этим сияющим молодостью Малышом в мои планы не входило.
- Да вот обдумываю ваше обещание, - сказала я медленно, продолжая разглядывать его.
- Какое обещание?
- Вы уже и позабыли? Вы обещали исполнить любое мое желание, если я соглашусь терпеть вашего брата.
- И что же вы хотите пожелать? – Диамант заметно напрягся, хотя и пытался это скрыть.
- Вы могли бы раздобыть для меня краски, льняное масло и холсты? – спросила я, взяв хрустящую булочку и откусив кусочек..
- Что, простите? – теперь настала очередь Диаманта смотреть на меня во все глаза.
- Неожиданно, - только и сказал герцог, когда я прошла в комнату, поставив поднос на стол, а потом вернулась за корзинкой.
- Неожиданно, что я решила помочь вам? – спросила я, чтобы хоть что-то сказать. – По-моему, это вполне нормально. А вот то, что вы молчали о ране – это глупо. Повернитесь спиной.
Левенштайль громко хмыкнул, показывая, как он относится к моим словам, но повернулся. Я осмотрела порез и неуверенно взялась за корзину.
Это я поступило глупо – надо было спросить у экономки, что тут за бутыльки и коробочки. Я же ничего не знаю о лекарствах этого мира. Вряд ли кто-то услужливо подбросит мне перекись водорода или зелёнку.
- С синей пробкой, - насмешливо подсказал герцог, покосившись на меня через плечо. – Так и знал, что помощница из тебя – никудышная.
Я не стала с ним спорить, а послушно взяла бутылочку, заткнутую синей пробкой. Пробка сидела плотно, и мне никак не удавалось её вытащить. Ксандру надоело наблюдать за моими жалкими попытками, и он забрал у меня бутылочку, и в две секунды вытащил пробку.
- Держи, - буркнул он, возвращая её.
Пальцы наши соприкоснулись, и я невольно вздрогнула, потому что мне показалось, будто горячая волна пробежала по всему телу от этого прикосновения. Я ощутила её почти физически, и это было странно, необычно, но приятно – будто что-то горячее, одновременно колючее и мягкое скользнуло по коже. И это прикосновение отозвалось в сердце – страхом, волнением и… дрожанием. Может, так и чувствуют боль? Но от боли кричат и стараются её прекратить, а мне совсем не хотелось кричать. И прекращать это тоже не хотелось… Но мы с герцогом всего лишь соприкоснулись руками… на одно мгновение, если не меньше…
- Всё-таки врёшь, - сказал Левенштайль с неожиданной злостью. – Врунья из тебя отличная, только актриса – так себе.
Я промолчала в ответ на эту вспышку, потому что тоже считала Алинору вруньей. Насчет актрисы – не знаю. Мужу должно быть виднее.
В бутылочке находилась какая-то терпко пахнущая жидкость. Наверное, что-то вроде нашего вина? Только царапина уже запеклась, нет смысла её дезинфицировать…
- Что застыла? – грубовато окликнул меня герцог. – Помогай, раз пришла, и уходи поскорее.
Я смочила жидкостью из бутылочки кусочек бинта и осторожно приложила к ране, промокая её по всей длине легкими касаниями.
- Да мажь ты сильнее, - не выдержал Левенштайль, - я же не неженка, вроде тебя!
Неженка… Он даже не понимал, насколько ошибается. Я улыбнулась за его спиной, но совсем забыла, что мы стоим у зеркала, и вспомнила об этом, только когда герцог процедил сквозь зубы:
- Смеёшься?
Он развернулся ко мне так резко, что я вскрикнула от неожиданности и уронила бутылочку на пол. Раздался звон, и стекло разлетелось на мелкие кусочки. Но Ксандр Левенштайль не обратил на это внимания. Потемнев лицом, он надвинулся на меня, играя желваками, и я отступила, испуганно выставив перед собой ладони.
- Я не смеялась, милорд, - сказала я дрожащим голосом. – Просто улыбнулась. Успокойтесь, пожалуйста… Дайте мне обработать вашу рану…
- А больше ты ничего не хочешь мне обработать? – он сделал ещё шаг вперёд, нависнув надо мной, как черная скала, грозно горя глазами. – Ты же так любишь мои деньги, что готова была потерпеть?
Мои ладони упёрлись в его голую грудь, и я снова ощутила мягкую и покалывающую волну, пробежавшую по моему телу. Горячую волну, почти обжигающую.
- Или тебе доставляет удовольствие мучить меня? – спросил герцог уже тише.
- Вы ошибаетесь, милорд, - сказала я так же тихо, потому что громко говорить совсем не хотелось.
Хотелось закрыть глаза и… и позволить накатившей волне накрыть меня с головой.
- Ошибаюсь? – переспросил он, наклонившись, так что наши губы почти соприкоснулись.
Я почувствовала его дыханье – горячее, быстрое. От герцога пахло и сладко, и горько одновременно – будто сладкая полынь… или горький мёд… Как было бы забавно, если бы я сейчас приподнялась на цыпочки – тогда наши губы бы соприкоснулись. И я бы смогла попробовать на вкус эту сладкую горечь… или горькую сладость…
Конечно, глаза я не закрыла и на цыпочки не привстала. Сделала шаг назад, устанавливая расстояние между мною и мужем Алииноры. Только что мои ладони касались широкой груди герцога, и было жарко и страшно, а спустя секунду я спрятала руки за спину, и стало страшно и… холодно. Герцог переступил с ноги на ногу, будто хотел двинуться следом за мной, но стекло от разбитого бутылька захрупало, и Левенштайль резко остановился, тоже заложив руки за спину.
- Надо позвать кого-нибудь из слуг, чтобы подмели, - сказала я.
- Да уж, помощи от тебя… - хмыкнул он, а потом хмуро добавил: - Не зови никого. Завтра уберут. А теперь – уходи.
- Что? – переспросила я, потому что переход от почти поцелуя к грубости был очень неожиданным.
Возле порога что-то чуть слышно стукнуло, и мы с Левенштайлем одновременно оглянулись. Но это всего лишь дверь приоткрылась и закрылась от сквозняка.
- Уходи, - повторил Левенштайль чётко и раздельно. – Если непонятно, объясню: убирайся, пропади, сгинь, провались.
Ксандр надел рубашку и застыл, забыв застегнуть. Кожа на груди всё ещё горела от прикосновения жены. Она так испугалась его, что даже не почувствовала боли, когда уперлась ему в грудь ладонями.
А он почувствовал.
И боль была вполне объяснимая. И не там, где жена до него дотронулась.
Дверь приоткрылась, и Ксандр, поспешно запахнув рубашку на груди, уже приготовился с раздражением отправить надоедливую жену вон, но вошла не Алинора. Вошел Диамант.
- Ты что это прикрываешься, как стыдливая девица? – спросил он, хмыкнув.
Не ответив, Ксандр застегнул рубашку до самого верха, глядя на себя в зеркало.
- Думал, зайдёт Алинора? – невинно осведомился брат, проходя в комнату и усаживаясь на подлокотник кресла. – Это от неё ты так старательно прячешься? Вы же муж и жена, вообще-то. И вроде даже спали вместе.
- Вроде, это тебя не касается, Малыш, - спокойно ответил Ксандр, хотя в душе ни о каком спокойствии и речи не шло.
Внутри всё клокотало, горело и требовало совершить какое-нибудь безумство. Например, ворваться к Алиноре, завалить её на постель и…
- Там пришел доктор, - Диамант очень некстати прервал разыгравшееся воображение брата. – Сейчас он осматривает твою жену, а потом…
- Осматривает? – Ксандр как раз заправлял рубашку в штаны, но на полпути позабыл, что собирался сделать. – Она заболела?
- Ожог на ладони, - коротко пояснил Диамант. – Твоя работа?
- Нет, - старший Левенштайль мотнул головой. – Я к ней даже не прикасался, если ты заметил.
- Заметил, - подтвердил Диамант. – Даже заметил, как ты поцеловал её в щёку сегодня за ужином.
Ксандр невольно прижал руку к груди – к тому самому месту, которого касались ладони Алиноры.
- Она даже не завизжала, - процедил он сквозь зубы.
- Она, вообще, очень изменилась, - брат закинул ногу на ногу, посматривая на Ксандра искоса, но очень внимательно. – Говорит, что потеряла память.
- Мне тоже говорила, - каждое слово о жене давалось Ксандру с трудом, будто язык становился чугунным.
Но в то же время ему очень хотелось обсудить с братом некоторые странности, свидетелем которых он в последнее время стал.
- По-моему, она говорит правду, - задумчиво сказал Диамант, покачивая башмаком. – Я разговаривал с ней. Моё мнение – она не притворяется. Она теперь… - он замолчал, подбирая слова, - совсем другая.
- Угу, - буркнул Ксандр, но слушал жадно, будто брат открывал ему вселенскую истину.
- Многого она не помнит, - продолжал Диамант, - но вместе с тем у неё более глубокие суждения, она мягче, нежнее, взрослее… чем прежде…
- Я просил её быть такой, чтобы его величество остался доволен, - угрюмо ответил Ксандр. – Так что не надейся, чуда не произошло.
- А вдруг произошло? – Диамант вскочил и подошел к брату, теперь прямо глядя ему в лицо. – Говорю тебе, она совсем другая. Присмотрись, не рычи на неё. И она… правда не отшатнулась, когда ты её поцеловал. А что ты себя всё по груди трёшь? Это у тебя рана болит?
- Нет, - отрезал старший Левенштайль и убрал руки за спину. – Она притворяется.
- Ну-ну, - Диамант пожал плечами. – Позову доктора. И не смей кричать на него. Я выдернул его чуть ли не из постели, а снаружи, к твоему сведению, идёт дождь. Косой и промозглый. Уважай старания человека, который поспешил к тебе на помощь в непогоду.
- Ты так говоришь, будто у меня нет ни совести, ни чести, ни ума, - ответил Ксандр глухо.
- Ты всегда понимаешь меня неправильно, - вздохнул Диамант. – Постарайся быть помягче с Алинорой. Она искренне желает тебе добра, - он хотел похлопать брата по плечу, но вовремя остановился. – Позову Бюркеля. Заодно узнаю, что там с бедняжкой Алинорой. Ума не приложу, как она умудрилась так обжечь руку…
- Бедняжка, - процедил Ксандр сквозь зубы.
- Ты какой-то взвинченный в последнее время, - Диамант нахмурился, разглядывая брата. – Ну не задалась первая брачная ночь, но всё ведь можно исправить. Притрётесь друг к другу, привыкните… Не мне тебя учить, братец, я сам ещё не познал счастья семейной жизни… Но как по мне, надо уметь закрывать глаза на мелкие недостатки супруги.
- А на её любовника тоже закрыть глаза? – спросил Ксандр ледяным тоном.
Диамант позабыл, что отправился за доктором.
- Любовник? – переспросил он недоверчиво. – У Алиноры? Да вы двух месяцев в браке не состоите, какие любовники? Ты у нас такой подозрительный, Ксандр. Уверен, что тебе просто показалось.
- Показалось? – герцог широким шагом подошёл к стене, ткнул кулаком пятый снизу камень, открывая тайник, и достал оттуда смятый лист бумаги. – Вот доказательства.
Он брезгливо положил листок на стол, а сам отошел подальше. Будто обыкновенный лист бумаги был заражен чумой.
Диамант тоже смотрел на него с подозрением и взял лист нерешительно, двумя пальцами за уголок.
- «Дорогой мой, любимый, золотой и бриллиантовый, - прочитал Диамант вполголоса. – Обещала не писать, но не могу. Клянусь, не могу».
Если я надеялась на спокойную ночь, то сильно ошиблась. Несмотря на поздний час в замке Левенштайлей чистили, мыли, готовили, убирали, украшали гирляндами и венками из веток двери и гостиную, выколачивали перины, проветривали гостевые комнаты.
Разумеется, я не делала ничего. Просто лежала в своей постели без сна, слушая, как бегают по коридору слуги, как переговариваются под окнами.
Всем заправляла экономка, и её голос был слышен даже с первого этажа, где располагалась кухня.
Госпожа Линда раздавала приказы спокойно, без суеты, и мне оставалось лишь позавидовать её организаторским способностям. Зачем герцог женился, если у него такая усердная служанка? Мог бы найти любовницу и жить в своё удовольствие. Без Алиноры. И без меня.
Я перевернулась на бок и крепко зажмурилась. Если бы всё произошло именно так, я бы сейчас сидела в своей мастерской, писала бы очередной портрет той-терьерчика в мундире, плакала бы от обиды на Юрку, ела вкуснейшие сырные конфеты из магазинчика на углу, слушала бы такие примитивные, но залипательные песенки Жени Галибри и Саши Мавика, наблюдалась у врача, жила бы привычной жизнью… И никогда не встретила бы Ксандра Левенштайля, чьё прикосновение причиняет огненную боль. Или огненную страсть.
Фу! Я зарылась лицом в подушку и крикнула в неё, выпуская эмоции. Подушка заглушила крик, но мне легче не стало.
Можно сколько угодно злиться на Алинору, втянувшую меня в свой мир и в свою жизнь, делать вид, что боишься герцога Левенштайля, но врать себе самой не получалось. Я снова и снова вспоминала тот момент, когда оказалась с мужем Алиноры наедине. Как он смотрел на меня… Вернее, на свою жену. Ведь он думал, что перед ним – его законная жена. Обманщица, динамщица и просто ведьма. Но взгляд выдавал. Он любил её. Невозможно смотреть так на человека, который внушает только ненависть, или к которому равнодушен…
Вспоминая, как я прикоснулась к его голой груди, я опять прокричалась в подушку. Никакой боли он не причиняет, этот мужчина! Или я – единственная, кто не чувствует боли. А раз не чувствую… То вполне могла бы его поцеловать. И не только поцеловать, между прочим. Мерзавка Алинора на то и рассчитывала.
Но что будет потом? Рано или поздно Ксандр узнает об обмане, и в его копилочку добавится не только врунья-жена, но и врунья-любовница. Сомневаюсь, что ему это понравится. А если узнает про мою болезнь?.. Как Юрка?..
Да и мне не понравится.
Стать тенью герцогини… Не хочу я быть ничьей тенью!
Тут можно было покричать в третий раз, но я ощутила внезапную усталость. И ещё – горечь. Потому что жизнь снова вычеркивала меня. Отодвигала, как ненужную посуду. Что мне остается? Только сыграть роль Алиноры и надеяться, что ведьма не обманет и вернёт меня домой. К моим картинам.
Картины…
Я поняла, что всё равно не усну. Снова оделась, кое-как закрепила шпильками волосы и отправилась искать экономку. Может, удастся найти какое-нибудь дело, чтобы время прошло быстрее. Изюм перебирать или стирать пыль с мебели – я ведь вполне это могу.
Проходя мимо лестницы, ведущей в комнату, где я расположилась со своими красками и холстами, я вдруг увидела на стене дрожащие пятна света – кто-то ходил по верхнему этажу, подсвечивая себе светильником.
Но я же просила слуг не наводить порядок в моей мастерской!
Подобрав юбку, чтобы не наступить на подол, я поднялась по ступеням и убедилась, что дверь в мастерскую и правда была открыта. И кто-то там был.
Я же просила…
Распахнув двери, сначала я никого не увидела и только потом заметила, что у стены на корточках сидит незнакомый мужчина. Держа в одной руке кованый светильник в стеклянной колбе, другой он повернул к себе набросок портрета Ксандра Левенштайля.
Мужчина был так увлечён, разглядывая картину, что не услышал, как я вошла. Он был худощавый, с длинным носом и острыми скулами. От светильника его волосы казались рыжими, как огонь. Одет мужчины был в белую рубашку с тонкими кружевами на вороте и манжетах, и в простую куртку, какую в доме Левенштайлей носили только дворовые слуги.
- Кто вы и что здесь делаете? – спросила я строго, решив, что вряд ли мужчина был вором.
Вор не стал бы забираться в полупустую комнату и перебирать незаконченные картины.
Мужчина вздрогнул от звука моего голоса и чуть не уронил светильник. Тот опасно качнулся, и масло зашипело. На всякий случай я отступила к порогу. Если придётся звать на помощь…
- Уф, вы меня напугали, нежная дама! – рыжий мужчина даже схватился за сердце, показывая, как испуган.
Так как в одной руке он держал светильник, а в другой – картину, жест не слишком удался. Подумав, мужчина поставил на пол светильник и прижал ладонь к сердцу, закатывая глаза. Картину он сунул, между прочим, под мышку. И это не понравилось мне так же, как и нелепая шутка.
- Будьте добры вернуть портрет моего мужа на место, - сказала я ещё строже. – Он ещё не дописан, и масло не высохло.
- Так вы – жена Кс… милорда Левенштайля? – живо спросил мужчина и схватил картину уже обеими руками и продолжая рассматривать портрет. – Это чудесно, миледи, что я, наконец, с вами познакомился, но меня, признаться, больше интересует имя художника.