Жена светлейшего князя

Глава 1

Сознание возвращалось ко мне медленно. Ватная тишина прорастала тихим потрескиванием дров, нос начал различать запах свежего белья, под сомкнутыми веками посветлело. Я лежала на чём-то мягком, и меня окутывало тепло лёгкого, как пух, одеяла. Это было так приятно, что губы тронула улыбка, но открывать глаза всё равно не хотелось. И я осталась нежиться в расслабленном бездумном покое — где-то посередине между явью и полусном без видений.

Но вот что-то будто толкнуло изнутри — так птенец пробует стенки яйца на прочность. Тюк. Тюк. Пора просыпаться.
«Не хочу», — подумала я, однако покорно открыла глаза.
Место не выглядело знакомым, но это не пугало. Я сонно рассматривала камин, в котором танцевали языки пламени, узорчатый ковёр на каменном полу, кресло у моей кровати, сидевшую в нём красивую черноволосую девушку. На ней было простое белое платье, длинные распущенные пряди волос мягко струились по груди. В устремлённом на меня тёмно-сером взгляде царила безмятежность, уголки бледно-розовых губ приподнимала добрая улыбка. Девушка мне нравилась, и я улыбнулась в ответ.
«С пробуждением, дитя»
Губы незнакомки остались неподвижными — мелодичный, ласковый голос прозвучал прямо у меня в голове. Пронеслась мысль: «Телепатия», — и я невольно нахмурилась: какое странное слово. Потом подумала: «Надо испугаться?» — однако не ощутила даже тени беспокойства.
«Как ты себя чувствуешь?»
Нужно было что-то ответить. Я разлепила губы, произнесла:
— Хорошо, — и мимоходом отметила, что собственный голос кажется незнакомым.
«Снова странно».
Но нестрашно, поэтому я продолжала бестрепетно смотреть на девушку.
«Ты помнишь меня, дитя?» — спросила она.
Я отрицательно качнула головой и наморщила лоб: разве это правильно, что моя ровесница обращается ко мне, как будто она намного старше?
«Ровесница? А сколько мне лет?»
«А себя? — между тем продолжает расспросы незнакомка. — Ты помнишь, кто ты?»
Я открыла рот, однако имя так и не сорвалось с губ. На его месте в памяти зияла дыра, словно до этого момента я жила безымянной.
Но ведь так же не может быть? У каждого человека есть имя.
Наверное, здесь мне тоже надо было встревожиться, только я по-прежнему пребывала в умиротворении.
«Тебя зовут Кристин, — мягко сказала девушка. — Княгиня Кристин де Вальде, урождённая де Ла Ренн».
— Какое длинное имя, — вырвалось у меня, и незнакомка легонько усмехнулась.
«Пожалуй, да, длинновато. Скажи, дитя, ты вообще помнишь хоть что-нибудь?»
— Нет, — честно ответила я. И с запинкой уточнила: — Это важно?
«Помнить всегда важно, — девушка грациозно поднялась из кресла, и оказалось, что волосы у неё буквально до пят. — Но не волнуйся, со временем память вернётся».
Я не волновалась и потому светло ей улыбнулась. А затем сообразила, что, наверное, будет правильно познакомиться до конца.
— А как зовут вас? — какой-то внутренний стопор не давал обратиться к ней на «ты».
«Первая Дева, — спокойно представилась девушка. — Я одна из Хранительниц Храма Источника, в котором ты сейчас находишься».
Так много слов. Вроде бы все они были знакомы, но у меня никак не получалось сложить из них общую картину.
«Отдыхай, — между тем продолжила Первая Дева. — Позже тебе принесут восстанавливающий отвар. Он невкусный, но после него у тебя прибавится сил».
«Зачем мне силы? — удивилась я. — Если и так хорошо».
Однако, не желая огорчать собеседницу, кивнула и сомкнула веки, чтобы почти сразу скользнуть обратно в золотистый полусон.

Отвар мне принесла уже другая девушка — тоже красивая, тоже в белом платье, только её рыжеватые локоны спускались чуть ниже плеч. И разговаривала она обычно, но с таким же дружелюбием, что и Первая Дева. Когда я послушно глотнула отвар из высокого серебряного кубка и не сдержала гримасу отвращения, девушка сочувственно спросила:
— Горький, да?
— Да, — призналась я.
— Это оттого что лекарство не должно быть вкусным — чтобы не хотелось дольше болеть, — наставительно сообщила собеседница. А потом, заговорщицки понизив голос, добавила: — Хотя я считаю, что в него могли бы и мёду для сладости положить. Пользы меньше не стало бы.
— Согласна, — с той же интонацией ответила я, и мы вместе тихонько прыснули.
Когда же девушка ушла, забрав опустевший кубок, а я поудобнее свернулась калачиком в гнезде из одеяла, мелькнула мысль, что можно было бы провести так сколько угодно времени.
Ничего не делая. Ничего не помня. Просто греясь в лучах чужой доброты.

***

Солнечный свет за окном из лунного стекла сменила ночь, за ней вновь настало утро. Мне снова принесли отвар и лёгкий завтрак, после чего в комнату вошла Первая Дева. Спросила, как я себя чувствую, долго к чему-то прислушивалась, взяв меня за руку, и наконец заключила: «Пожалуй, вреда не будет».
— От чего вреда? — мне стало любопытно.
«От короткого посещения, — Дева поднялась из кресла. — Кое-кто очень хочет увидеть тебя, дитя».
— Кто? — заинтригованная, я смотрела на неё широко распахнутыми глазами.
«Он сам представится, — уклончиво ответила собеседница. — Сейчас я его приглашу».
Она вышла, но почти сразу резная буковая дверь отворилась вновь, чтобы впустить высокого, статного мужчину. Его длинные чёрные волосы были собраны в низкий хвост, тёмно-синий костюм для верховой езды украшали золотые позументы.
Против воли моё сердце сбилось с ритма — незнакомец был красив, как произведение искусства. Но красота эта была строгой и мужественной красотой правителя и воина — я чувствовала в нём огромную внутреннюю силу и благородство.
«Кто он?» — под серьёзным, невозможно синим взглядом от моих щёк отхлынула вся кровь. А мужчина выдержал паузу и мягко, словно обращаясь к больному ребёнку, произнёс:
— Здравствуйте, Кристин. Как ваше самочувствие?
— Хорошо, — пролепетала я, не сводя с него глаз.
— Вы помните меня?
Отчего-то показалось, что для него это очень важный вопрос. Но увы, как бы мне ни хотелось обратного, я могла ответить лишь:
— Нет, — и прибавить: — Простите.
Твёрдо очерченные губы мужчины тронула грустная усмешка.
— Вам не за что извиняться. И раз уж я для вас незнакомец, позвольте представиться. Князь Геллерт де Вальде. Ваш супруг.

Глава 2

Мой супруг?
«Это невозможно!»
Странная, будто чужая мысль. Резкое отторжение. Я растерянно заморгала: мне очень не хотелось огорчать Геллерта, но как тогда ему ответить
К счастью, этого не потребовалось — моё молчание было истолковано почти верно.
— Вам не стоит бояться меня, — в тоне посетителя как будто прибавилось горечи. — Клянусь, что ничем не обижу вас и ничего не стану требовать.
Это он о супружеском долге? Щекам стало жарко, и вновь часть меня удивилась: «А что такого-то?»
— Спасибо, — пробормотала я, потупившись.
— Не за что, Кристин.
Геллерт наконец-то подошёл к кровати. Сел в стоявшее рядом кресло и заботливо поинтересовался:
— Вам не скучно здесь
— Нет, — быстро ответила я, по-прежнему стесняясь взглянуть ему в лицо. — Я много сплю, а ещё мне нравится просто смотреть.
— Просто смотреть на что? — уточнил собеседник.
— На всё. — И зачем я об этом сказала? Такой дурочкой, наверное, ему показалась. — На огонь в камине, на узор ковра. На то, как движется солнечный луч.
— Вот как? — задумчиво проронил Геллерт. — Но вы же не будете возражать, если я побуду с вами?
— Нет, что вы! — всполошилась я, вскидывая на него глаза. — Как я могу… — и замолчала, окончательно стушевавшись.
Геллерт ободряюще улыбнулся и заметил:
— Первая Дева просила не утомлять вас беседой. Поэтому, если хотите, я немного расскажу о замке Источника, куда вы вернётесь, как только окрепнете.
Я согласно кивнула, и он начал рассказ, больше похожий на сказку.

— Далеко-далеко, за многими перевалами горного княжества раскинулась широкая долина. Густы травы на её лугах и раскидисты деревья в её рощах, чиста вода в говорливых ручейках, сбегающих с серебристых скал, и холодны ключи, пробивающиеся из-под могучих древесных корней. А царит над той долиной замок Источника — камень от камня окружающих её высоких гор.

Зачарованная, позабывшая о стеснительности, я смотрела на рассказчика, но видела как наяву и ту долину, и замок, горделиво возносящий свои башни к васильковому небу. Только на этой картинке было не лето с весёлым разнотравьем, а зима, и белый снег лежал на лугах и рощах пушистым одеялом. А ещё…
— Радуги, — вырвалось у меня, и рассказчик запнулся.
— Радуги? — переспросил он. — Вы что-то вспомнили?
— Не знаю, — мне вновь сделалось неловко. — Простите, я вас перебила.
— Не беспокойтесь, — синий взгляд Геллерта стал пронизывающе внимательным. — Над замком и в самом деле бывают радуги. Особенно зимой в ясный день, когда ветер сдувает с гор снежную пыль.
Мой рот округлился в беззвучном «О». Получается, я это вспомнила? Но почему ощущение, будто меня на картинке нет, будто я смотрю на всё со стороны
Между тем Геллерт, выдержав паузу и поняв, что никакой реплики не дождётся, продолжил:
— Легенда гласит, что место будущего замка первому из князей де Вальде подсказал железный ворон. Он уселся на одну из скал на склоне Радужных гор и ударил по ней клювом. Камень раскололся, а из трещины забил источник с водой прозрачной, как слеза, и ледяной, как дыхание Старухи-Зимы. Вокруг него и вырос замок, чьих стен за долгие века ни разу не пересекал враг. Но для друзей ворота княжеского дома открыты всегда. И в нём вас ждёт радушный приём.
Однако сердце моё кольнуло иголкой: что-то было не так. Не в словах Геллерта, а будто… Будто он чего-то не знал.
Вот только что знала я сама, до сих пор не уверенная в собственном имени?

В висках предупреждающе запульсировала кровь: опасно, опасно, сюда не надо. Я не сдержала гримасу боли, и Геллерт с неподдельной тревогой спросил:
— Кристин, что с вами? Вы хорошо себя чувствуете?
— Пустяки, — попыталась улыбнуться я. — Просто голова разболелась.
— Значит, — Геллерт поднялся с кресла, — мне пора. Первая Дева была права — долгие разговоры вам пока вредны.
И хотя я не кривила душой, когда говорила, что мне нравится проводить время и в одиночестве, огорчение всё равно затопило мою душу. Поддавшись ему, я спросила:
— Но вы же завтра придёте? — и тут же испугалась, что сказала что-то неправильное.
Однако Геллерт в ответ с серьёзным видом склонил голову:
— Если хотите, приду непременно. А сейчас отдыхайте. Я скажу Хранительницам, что вы почувствовали себя нехорошо — пусть принесут отвар.
— Спасибо, — пробормотала я.
— Тогда увидимся завтра, — улыбнулся Геллерт и оставил меня одну.
«Он хороший, — подумала я, сползая по подушке из полусидячего положения и сворачиваясь клубочком. — Почему же я не уверена, что он мой муж?»
Увы, ни гулкая пустота памяти, ни сердечное предчувствие даже намёком не отозвались на этот вопрос.

Глава 3

Той ночью мне впервые приснился сон.

***

Величественное здание из жемчужного мрамора под сверкающим, будто стеклянным куполом. Крышу портика поддерживают колонны в виде бьющих вверх водяных струй. По ступеням к резной двери бежит белая ковровая дорожка, по которой степенно шагает дородный мужчина в чёрном с красными вставками костюме и коротком пурпурном плаще. Он ведёт под руку изящную светловолосую девушку в алом платье невесты, чьё лицо мне никак не удаётся разглядеть. Дверь сама собой бесшумно распахивается перед ними, и мужчина («Король», — шепчет внутренний голос) со спутницей торжественно вступают под высокий храмовый свод. Тот и впрямь стеклянный, только видно сквозь него отнюдь не грязно-серое облачное покрывало. Ясная небесная синь опирается на гладкие, без окон стены, и почти в самом центре её нестерпимо сияет солнечный круг. Под его лучами собравшаяся в храме толпа выглядит пёстрой стаей заморских птиц, однако шуму от неё куда как меньше.

Девушка и король всё в той же неспешной манере пересекают зал по широкому проходу. Звучит музыка — мелодичная, как журчание равнинной реки. Солнечный диск на потолке теряет ровные очертания, его свет сделался приглушённым, словно проходит сквозь толщу воды. По залу скользят мягкие блики, однако стоит королю подвести спутницу к возвышению из полированного обсидиана и отпустить её руку, как всё исчезает. Над головами снова голубое небо и стоящее в зените солнце.

По семи невысоким ступеням, каждая из которых звучит своим аккордом, девушка поднимается на возвышение, где её ждут благообразный длинноволосый старик в расшитой золотом белой хламиде и стоящий по правую руку от него…
Геллерт?
Я узнаю и не узнаю его: черты плывут, словно зрение пытается совместить два разных лица. А девушка приседает перед стариком («Великим магистром», — вновь шепчет память) в неловком реверансе и становится слева от него.
Под сводами храма воцаряется мёртвая тишина.
— Ваше сиятельное величество, благородные нобили и прекрасные дамы! — голос Великого магистра звучит почти напевно. — Будьте свидетелями: сегодня, в день Макушки зимы шесть тысяч девятьсот девяносто второго года, под сенью Источника заключается нерушимый брак Геллерта де Вальде и Кристин де Ла Ренн!
— Свидетельствуем! — звучит дружный хор.
— Геллерт де Вальде! — магистр поворачивается вправо. — Берёте ли вы в жёны Кристин де Ла Ренн, давая клятву хранить ей верность, беречь и защищать её до конца ваших дней?
— Беру, — звучит спокойный и чёткий ответ.
— А вы, Кристин де Ла Ренн, — теперь магистр смотрит на девушку, — признаёте ли мужем Геллерта де Вальде, давая клятву хранить ему верность, быть послушной и во всём поддерживать до конца ваших дней?
«Нет!»
Беззвучный крик разрывает мне горло, а девушка поднимает на будущего мужа неожиданно твёрдый взгляд и звонко говорит:
— Признаю.
— Тогда милостью Источника, — магистр берёт их за руки, — и перед лицом свидетелей я, Амори де Ла Рош, скромный служитель Ремесла, соединяю этих двоих в целое!
Он кладёт кисть жениха поверх кисти невесты, и в тот же миг с потолка бьёт яркий широкий луч. Обвивает запястья, будто и впрямь связывая, и гаснет, оставляя на руках тонкие браслеты из электрума с выгравированными именами и знаком супружества. По ушам бьёт музыка — громкая, ликующая, но всё равно неспособная до конца перекрыть радостные крики и аплодисменты гостей.

***

И я проснулась. С заполошно колотящимся сердцем села на постели, чувствуя, как неприятно липнет к спине мокрая от пота сорочка. Дико хотелось пить, и я до дна осушила кубок с лавандовой водой, который мне каждый вечер оставляли на столике у кровати. Затем медленно опустилась на подушки и подтянула одеяло к подбородку, стараясь успокоиться.
И что на меня так подействовало? Сон, точнее, воспоминание, ведь было совсем не страшным. Наоборот, красивая волшебная церемония…
Меня затрясло, и я торопливо выкинула все мысли из головы. Уставилась на огонь в камине, стараясь замедлить дыхание — откуда-то я знала, что это поможет. Когда же сердце стало биться ровнее, а глаза начали слипаться, позволила векам сомкнуться, в надежде снова заснуть.
И лучше бы я этого не делала.

***

— Гад! Подлец! Ненавижу тебя!
От крика саднит горло, кулаки сжаты так сильно, что ногти взрезают мякоть ладоней.
— Крис, прекрати истерику.
Красивый темноволосый мужчина, чем-то напоминающий Геллерта, брезгливо морщится.
— Прекратить? Да ты трахнул свою шлюху прямо в нашей спальне! На нашей кровати!
Мужчина выгибает бровь.
— И что? Кстати, она не шлюха, а мой секретарь.
— Ты… — воздуха катастрофически не хватает. — Ты в своём уме? Для тебя это нормально?
— Заниматься сексом? — с издевательской вежливостью уточняет собеседник. — Да, а что такого? Я мужчина, это моя естественная потребность.
— Но у тебя же есть я! — это больше похоже на отчаянный волчий вой, чем на человеческую речь. — Твоя жена!
— Крис, ну что ты как маленькая, — морщится мужчина. — Ты моя жена, я тебя люблю, но не могу же я всю жизнь, м-м, питаться одной лазаньей, как бы её ни любил. Хочется попробовать и ростбиф, и луковый суп, и тирамису. Пойми, мне нужно разнообразие. Все мужчины полигамны по натуре.
Как удар по темени. Он… для него в измене действительно ничего особенного. Он даже не понимает, что втоптал мои чувства в грязь и методично продолжает бить по осколкам каблуком.
— Я хочу развестись! — чужой голос, будто со стороны. — Я не желаю играть в эту унизительную игру.
— Да в чём унижение? — мужчина начинает выходить из себя. — Я же тебя всем обеспечиваю: вещи, машина, дом, отдых в любой стране. Никакой работы — ни по дому, ни вообще. Отличный секс. Что тебе ещё нужно?
— Развод!
Черты мужчины становятся жёсткими, лицо принимает равнодушное выражение.
— Развода ты не получишь, и не надейся. Я своё не отдаю.
Обречённость тошнотой подступает к горлу. Ноги подкашиваются, теряют опору. Падение в чёрную бездну отчаяния и…

Глава 4

В ту ночь я больше не спала. Сидела, вжавшись спиной в спинку кровати и подтянув колени к груди, и изо всех сил старалась не стучать зубами от приступов крупной дрожи.

Что со мной происходит? Почему на свадьбу я смотрела со стороны, а от крика в том разговоре — меня снова затрясло, отчего пришлось прикусить ладонь — а от крика до сих пор саднит горло?
Кто я, вообще, такая? Кристин де Вальде, урождённая де Ла Ренн? Или?..

От безостановочно кружащегося хоровода мыслей начинало укачивать, и когда в комнату наконец прокрался жемчужно-розовый рассвет, я была рада ему, как самому дорогому подарку.
Надо бы лечь. Ведь если меня застанут так, будут задавать вопросы, а что мне отвечать? Правду — страшно. Солгать, чтобы поверили, я не смогу.

Я одна. (Меня заколотило с утроенной силой). Совсем одна, никого не помню, ничего не знаю. Что делать, что же мне делать?

«Прежде всего лечь», — холодно заметил внутренний голос, и я, вздрагивая всем телом, боязливо улеглась. Как будто одного этого было достаточно, чтобы пришло очередное пугающее видение. Ничего такого, разумеется, не случилось, однако расслабиться у меня всё равно не вышло.
И это заметили.

***

— Вы хорошо спали?
Под внимательным взглядом девушки, принёсшей мне завтрак и целебный отвар, я невольно стушевалась.
— Н-не очень, — смысл отрицать очевидное? — Просто плохой сон приснился.
Девушка слегка нахмурилась, но расспрашивать дальше не стала. Вместо этого напомнила, что отвар пьют после еды, пожелала приятного аппетита и вышла из комнаты, тихо притворив дверь. А я с трудом впихнула в себя несколько ложек каши, выпила лекарство и вновь свернулась под одеялом больным ребёнком. Вроде бы не спала — спать мне до сих пор было страшно, — однако не заметила, когда в кресле у кровати появилась Первая Дева.
«Доброе утро, дитя. Мне передали, что ты плохо спала. Что случилось?»
— Дурной сон, — пролепетала я, по-детски заползая в одеяльный кокон ещё глубже.
«Расскажешь, о чём он был?»
Собеседница не настаивала, и голос у неё звучал с прежней материнской добротой. Наверное, она не стала бы добиваться от меня ответа, пожелай я промолчать.
— О свадьбе.
Половина правды — та, которой точно можно поделиться.
«И что же тебя напугало?» — та же безмятежность в серых глазах, те же мягкие интонации.
Я опустила взгляд и пристыженно прошептала:
— Не знаю.
В комнате повисла долгая тишина.
«Что же, — наконец произнесла Первая Дева, — целебные отвары действуют, и память возвращается — это хорошо».
— Да что же хорошего? — вырвалось у меня.
«То, что все мы состоим не только из настоящего, — спокойно ответила собеседница, — но и из прошлого. Лишиться его — значит лишиться части себя, стать калекой. Незавидная участь».
Я прикусила губу.
— Но если там больно?
Если там…
«…и не надейся. Я своё не отдаю».
Всплывшая в памяти фраза стегнула кнутом, заставив зажмуриться.
«Это прошлая боль, — мягко ответила Первая Дева. — Её больше нет, а значит, с ней можно справиться».
Я стыдно шмыгнула носом.
«Не бойся её, дитя. — Макушки ласково коснулась чужая ладонь. — Увы, на эту битву тебе идти в одиночку, но помни — за твоей спиной есть поддержка. Всегда».
Грудь теснили слова о втором сне и о главном страхе, но, к счастью, вместо них наружу прорвались рыдания. И пока я взахлёб плакала, уткнувшись лицом в подушку, Первая Дева утешающе гладила меня по голове и спине. Когда же я наконец затихла, она ласково сказала:
«Давай помогу тебе умыться», — и под руку отвела меня к стоявшему в углу рукомойнику. Там я кое-как умылась, вытерла лицо пушистым полотенцем, и меня так же бережно проводили обратно в постель. Уже не смятую, а как будто только-только поменянную и пахнущую свежестью высушенного на жарком солнце белья.
— Как же так? — очевидное чудо пробудило в моей опустошённой душе толику любопытства. — И рукомойник — почему я не видела его раньше?
«Милость Источника, дитя, — улыбнулась Первая Дева. — На всё милость Источника. А теперь ложись, закрывай глаза и спи. Дурных снов больше не будет, обещаю».
Я в последний раз судорожно втянула воздух носом и неожиданно для себя самой попросила:
— Пожалуйста, расскажите, что со мной случилось. Почему я потеряла память?
Однако на эту просьбу собеседница лишь покачала головой.
«Нет, дитя. Ты должна всё вспомнить сама, только это будет твоей правдой. А не моей или чьей-то ещё, ведь у каждого из нас правда своя. Помни об этом, когда кто-то менее мудрый захочет поделиться с тобой твоим прошлым».
— Хорошо, — пообещала я, забираясь под одеяло, и созналась: — Просто понимаете, мне ужасно не хочется вспоминать. А так бы узнала всё сразу…
«Понимаю, дитя, — кивнула Дева. — Но увы, здесь нет лёгкого пути».
— Жаль, — я со вздохом обняла подушку и вдруг сладко зевнула.
«Отдыхай».
С этим пожеланием Первая Дева направилась к двери, однако на пороге её догнал мой полусонный вопрос:
— Скажите, а Геллерт… Геллерт сегодня придёт?
«Да, дитя, — можно было решить, что тихий ответ мне почудился. — Тебе ведь этого хочется».
«Разве? — ещё успела подумать я. — А мне кажется…»
И уснула, не успев закончить мысль.

Глава 5

— Здравствуйте, Кристин.
— Здравствуйте.
Вот же странность: всего несколько мгновений назад душу грызла тревога — как я буду с ним разговаривать, после всех-то снов? А сейчас сердце радостно билось, как у ребёнка, наконец дождавшегося праздника.
— Первая Дева сказала, что у вас была тревожная ночь, — Геллерт опустился в кресло и устремил на меня серьёзный, обеспокоенный взгляд.
— Пустяки, дурной сон, — я всей душой понадеялась, что он не станет расспрашивать.
И меня услышали.
— Бывает, — с пониманием заметил Геллерт и перевёл тему: — О чём вам хотелось бы поговорить?
— Не знаю, — стушевалась я и, призвав на помощь всё своё воображение, спросила: — Чем вы занимались сегодня?
Черты Геллерта дрогнули, будто он с трудом удержал кислую гримасу.
— Бумагами.
Лаконично, но настолько говоряще, что я не могла не проникнуться.
— Очень сочувствую, — вырвалось у меня. — Отец тоже по полдня проводил в кабине…
Я осеклась, а собеседник резко подался вперёд:
— Вы вспомнили его?
Вспомнила?

Запах табака, перебивающий аромат духов. Массивная фигура, унизанные перстнями короткие пальцы. Равнодушный взгляд. Низкий, холодный голос.
«К тебе посватался светлейший князь Геллерт де Вальде. Его Величество милостиво одобрил ваш союз, поэтому турнир претендентов на твою руку отменяется. Свадьба назначена на день Макушки зимы».

Воспоминание о сухих фразах и о разочаровании — таком сильном, будто разбилась давно лелеемая мечта, — подтолкнуло желудок к горлу, и я сдавленно отозвалась:
— Кажется.
— Вам нехорошо? Позвать Хранительниц?
Я отрицательно мотнула головой. Хотела ответить и голосом, но торопливо зажала рот ладонями, борясь с дурнотой. А Геллерт вдруг оказался совсем рядом и велел:
— Ну-ка, посмотрите на меня.
Висков коснулись его приятно прохладные пальцы. Я послушно подняла глаза и буквально ухнула в синюю бездну. Повинуясь её приказу, тошнота отступила и мимоходом забрала с собой широкий обруч, что мешал глубоко дышать.
— Магия! — вновь слово сорвалось с губ раньше, чем я успела подумать.
— Искусство, — мягко поправил Геллерт, убирая руки. — Которым в той или иной мере владеют все горские аристократы. Хотите воды?
Я машинально кивнула, и он подал стоявший на столике кубок. Тот, вообще-то, был пуст: я хорошо помнила, как допила его содержимое перед самым приходом гостя. Однако сейчас там снова плескалась вода — чистая, родниковая.
«Тоже Искусство?»
Постеснявшись спрашивать, я пробормотала:
— Спасибо, — и сделала большой глоток.
— Абсолютно не за что, — отозвался Геллерт. Окинул меня внимательным взглядом и, видимо, решив, что всё в относительном порядке, вернулся в кресло. — Так вы вспомнили вашего отца?
— Похоже, да, — на всякий случай я отпила ещё воды, но дурноты больше не было. — Вы не знаете, теперь от каждого воспоминания будет… так?
Я сама не думала, что это прозвучит до такой степени страдальчески. А Геллерт успокаивающе заметил:
— Полагаю, что нет. Вам просто надо окрепнуть.
Мне удалось спрятать вздох за кубком. Ну почему нельзя взять и начать жизнь с чистого листа? Без воспоминаний, кошмаров и терзаний неизвестностью, кто же я на самом деле.
А прошлое пусть само похоронит всё, что в нём было.
— Избегать прошлого — дурная тактика, Кристин. — Не знаю каким образом, но Геллерт сумел угадать эти мысли. — Оно непременно догонит и ударит в спину. Уж лучше встретиться с ним лицом к лицу.
Не видя смысла спорить, но и не желая говорить об этом, я опустила взгляд на кубок в ладонях и глухо попросила:
— Расскажите мне о чём-нибудь, пожалуйста. Хорошее. Как вчера о замке.
— То есть сказку? — добродушно усмехнулся Геллерт. — Ладно. Устраивайтесь удобнее и слушайте. Однажды, много веков назад с севера пришёл в эти земли черноволосый и синеглазый человек, умевший творить чудеса. На плече его сидела странная птица, чьё оперение цветом и на ощупь походило на сталь, которую выплавляли умелые горские кузнецы…

Уютно устроившись под одеялом, я слушала легенду о первом из князей де Вальде и старалась ни о чём не думать. Особенно о том, отчего, с одной стороны, мне хотелось целиком довериться сидевшему рядом мужчине, а с другой — держаться от него как можно дальше.

***

Ещё трижды я встречала новый день в комнате с камином — пускай кошмары мне больше не снились, но внутренние часы будили меня точно на рассвете. Ещё трижды после завтрака меня навещала Первая Дева, а после обеда — Геллерт. Однако на четвёртый день ритуал дал сбой, о чём, правда, я была предупреждена.
— К сожалению, дела призывают меня уехать из замка, — сообщил накануне Геллерт. — Поэтому завтра я не смогу навестить вас. Но не огорчайтесь — Первая Дева обещала, что вам не придётся скучать.
Только я всё равно огорчилась: какой-то части меня нравилось быть рядом с ним и хотелось проводить вместе как можно больше времени. Тем не менее я постаралась не подать об этом виду, хотя, сказать честно, не ждала от следующего дня особенных развлечений, кроме разговоров.
И не угадала.

Глава 6

Всё началось с того, что после завтрака две девушки принесли мне красивое платье нежно-лавандового цвета и помогли одеться. Когда же я была готова, в комнату вошла Первая Дева и, тепло поздоровавшись, спросила: «Ну как, дитя, прогуляемся с тобой по Храму?»
Я понимала, что должна была обрадоваться предложению, однако первой моей реакцией стало резкое нежелание куда-либо выходить. Здесь, в комнате, всё было хорошо знакомо, понятно и безопасно. А что могло ждать за её порогом, я представления не имела и не очень-то хотела узнавать.
«Тебе ведь всё равно завтра или послезавтра придётся уезжать», — мягко заметила Первая Дева, от которой не укрылась моя неохота.
У меня против воли вытянулось лицо.
— Уже?
«Да, дитя, — собеседница смотрела с пониманием. — Тебя гложет страх, это естественно. Но прими: твоя судьба не ограничена стенами этой комнаты. Они уже становятся для тебя тесны, разве нет?»
Я отвела взгляд. В последние дни мне и впрямь было скучновато проводить время, пялясь на огонь или следя за медленным передвижением солнечного пятна. Однако я по-прежнему не хотела выбираться из скорлупы привычного.
«Дай мне руку, — Дева протянула аристократически изящную кисть, — и идём. Страшен только первый шаг».
И я обречённо вложила пальцы в её тёплую ладонь.

Впрочем, усилие над собой действительно пришлось совершать лишь несколько шагов от порога, а затем меня захватила величественная красота этого места. Высокие сводчатые потолки с мозаичными узорами, выложенными настолько искусно, что казалось, будто это и впрямь небо с плывущими по нему облаками. Изящные колонны, похожие на стволы деревьев. Разноцветные витражи в высоких окнах, дробившие солнечный свет на крохотные радуги. Я шла медленно, с изумлением крутя головой, и спутница милостиво подстраивала шаг под мою черепашью скорость.

Но вот сбоку от меня что-то мелькнуло, привлекая особенное внимание. Вздрогнув, я сделала несколько шагов в ту сторону и замерла перед узкой зеркальной полосой, убегавшей к потолку. Из серебристой глубины амальгамы на меня смотрела изящная девушка, чьи платиновые локоны свободно рассыпались по точёным плечам. Простой крой платья подчёркивал тонкость стана, а бледно-лиловый цвет ткани придавал синим глазам редкий фиалковый оттенок.
«Это я?»
Я смотрела на отражение, не узнавая его, и сердце сжималось от жалости к той, что отвечала мне таким же удивлённым взглядом.
«Какая она… я хрупкая и беззащитная. Как цветок или бабочка — чуть сильнее сожми пальцы, и погубишь. Неудивительно, что…»

Острый приступ головной боли буквально взорвал голову изнутри. Слабо вскрикнув, я рухнула на колени, сжимая виски ладонями. В глазах потемнело, а сквозь гул в ушах едва пробился возглас Первой Девы: «Дитя!».
Несколько бесконечных, мучительных мгновений — и поверх моих рук легли чужие пальцы, прогоняя боль. С неохотой, как гигантская кобра, отползала она обратно, прячась в глубинах сознания. И я знала, чувствовала: как только у неё появится новый повод, она немедленно вернётся.
«Не понимаю, — в голосе Первой Девы звучало замешательство, которое она и не думала прятать. — Почему на внешность? Ты не должна была так реагировать на внешность».
«Потому что я — не я,— чувство вины тяжело легло на плечи, заставляя ещё больше скорчиться. — Самозванка. Или…»
«Тише, тише. — Поток исцеляющей силы шипучей искристой волной смывал остатки телесной боли, но, к несчастью, был не способен справиться с болью душевной. — Как ты, лучше?»
Я рвано глотнула воздуха, давя подступившие слёзы. Подумаю обо всём после, сильно-сильно после.
— Д-да, — и я усилием воли распрямила спину.
«Вот и хорошо. — Первая Дева заглянула мне в лицо с такой добротой и заботой, что я чудом удержалась на краю полновесной истерики. — Давай-ка немного посидим здесь и отдохнём. Торопиться нам всё равно некуда».
Однако я почти испуганно мотнула головой: нет-нет, не нужно отдыхать, иначе расплачусь! — и тут же охнула, когда картинка перед глазами закачалась туда-сюда.
«Ты уверена?» — в тоне спутницы слышалось неприкрытое сомнение.
— Уверена. — И откуда только во мне взялось это упрямство?
«Ну хорошо, — уступила Первая Дева. — Обопрись на меня».
Она помогла мне встать, однако когда я справилась с новым приступом головокружения, заметила: «Знаешь, дитя, давай на этом завершим нашу прогулку. Я, кажется, переоценила твои силы, за что прошу у тебя прощения. Надо было ещё повременить»
— Да всё в порядке, — пробормотала я. И тем не менее не стала противиться, когда меня, аккуратно поддерживая за талию, повели назад к комнате с камином. Там спутница помогла мне сменить платье на привычную ночную сорочку, и я с усталым вздохом улеглась в постель.
«Поспи, — Дева мягко погладила меня по волосам. — А я ещё посижу здесь, с тобой. На всякий случай».
Не прекословя, я сомкнула веки, и последней моей мыслью стала надежда: может, теперь моё возвращение в замок ещё отложится?

Глава 7

Солнечное пятно сползло с ковра, готовясь перебраться на стену. Обычно в это время приходил Геллерт, но сегодня он был занят.
«И к лучшему».
Мысли ворочались тяжёлыми валунами.
«Кто я такая?»
Кристин де Вальде? Крис из сна?
«Может, я просто сошла с ума?»
И в безумии считаю себя чужачкой, потому что больше всего на свете боюсь быть женой светлейшего князя.
«Надо постараться вспомнить…»
Нет!
Я сжалась от сильного приступа мигрени.
Нет, не надо — там страшно, опасно, больно! Не ходи туда, тебя разорвут чудовища прошлого!

Меня бросило в жар, желудок взбунтовался, грозя выплеснуться желчью. Я тихонько заскулила, и в тот же миг дверь комнаты отворилась. Прошелестели шаги, и на мою разламывающуюся изнутри голову легла нежная ладонь.
«Не стоило мне уходить, да, дитя?»
Ласковый голос и блаженно прохладный поток силы усмиряли муку, отчего каждый новый вдох получалось делать легче.
«Сейчас принесут отвар, чтобы приступов больше не повторялось».
— Спасибо, — ответ прозвучал так слабо, что я едва себя услышала.
«Не за что, дитя. — Ладонь исчезла, забрав с собой остатки боли и дурноты. — Надо было сразу напоить тебя им, а не рассчитывать, что для восстановления будет достаточно одного сна».

В комнату бесшумно вошла девушка с серебряным кубком, и Первая Дева помогла мне приподняться. Предупредила: «Вкус будет ужасный», — и после первого же глотка я всей душой с ней согласилась. Такой мерзкой вяжущей горечи мне ещё не доводилось пробовать.
И всё же я влила в себя лекарство, хотя в конце меня чуть не стошнило. Со вздохом облегчения улеглась на подушки и вдруг вспомнила мысль, с которой засыпала в прошлый раз.
— Скажите, — часть меня поморщилась на детскость задуманного вопроса, но отступать было поздно, — раз уж я так медленно поправляюсь, может, мне надо побыть здесь подольше?
Взгляд Первой Девы наполнился сочувствием.
«Мне жаль, дитя, но нет. Возможно, твоё выздоровление затягивается именно потому, что ты здесь. Князь хочет забрать тебя послезавтра, и я, пожалуй, с ним соглашусь».
— Послезавтра? — у меня упало сердце.
«Всё будет в порядке», — Дева ободряюще пожала мои ледяные пальцы. Однако я не собиралась отступать.
— Но почему вы решили, будто это место плохо влияет на моё здоровье? Мне здесь очень хорошо!
«Я рада, дитя, — улыбнулась собеседница. — Но, видишь ли, — она замолчала, будто подбирая слова, — ты и раньше была чувствительна к проявлениям Искусства. А Храм — воплощение и проводник силы Источника. Пусть ты не замечаешь этого, но твой жизненный Узор постоянно испытывает её давление. У тех, кто склонен к Искусству, Узор способен впитывать эту энергию. У тех, кто совершенно глух, — отражает её, подобно зеркалу. А тебя, похоже, она разрушает. Медленно, но неотвратимо».
И хотя в словах Девы не чувствовалось лжи, я всё равно преисполнилась недоверия.
— А как же тогда у вас с Геллертом получалось лечить меня этим вашим Искусством?
«Князь тебя лечил? — нахмурилась собеседница, уходя от темы. — Когда?»
Я остро пожалела, что решила влезть в спор, и подумав: «Надеюсь, я не сильно подвела Геллерта», призналась:
— На следующий день после ночи с кошмаром. Ну, о свадьбе. Мне стало нехорошо, когда мы заговорили о моём отце.
«Понятно, — к Первой Деве вернулась безмятежность. — Боюсь, в такие моменты мы исцеляем одно, калеча другое. Потому впредь я постараюсь не пользоваться Искусством при тебе и попрошу о том же князя. Хвала Источнику, целебные отвары действуют не хуже, хоть и медленнее».
Я отвела глаза.
«Ну почему я такая дефективная?»
Какая?
Снова чудное слово, и ответом на него — тупой удар боли в висок.
«Ещё помогает сон, — тем временем продолжала Дева, — или просто бездумный покой. Поэтому отдыхай и ни о чём не тревожься. Я буду рядом».
Я тихонько вздохнула и завозилась под одеялом, пряча этот вздох. Кто будет рядом со мною в замке, о котором я ничего не помню, среди чужих, равнодушных, а может, и недобрых людей? Геллерт, к которому я не знаю, что чувствовать?
Не хочу. Никуда не хочу уезжать.

***

Однако день спустя я покорно выпила последнюю порцию целебного отвара и надела лавандовое платье.
— Вы готовы? — из вежливости спросил Геллерт, и я с трудом удержалась от горькой усмешки.
— Готова.
Оперлась на его заботливо предложенную руку, но, выходя из комнаты, всё-таки бросила тоскливый взгляд назад.
Больше в эту тихую гавань мне не вернуться.

Мы шли через фантастически прекрасные залы и галереи Храма, однако я старалась особенно не крутить головой. Кто знает, какая мелочь может спровоцировать приступ? Ведь как бы мне ни хотелось остаться, страх новой боли перевешивал это желание.

Но вот мы миновали последний коридор, короткий и полутёмный, и оказались снаружи.
Солнце только вставало, и на траве алмазно блестела роса, и воздух был напоен дивными запахами.
— Как прекрасно! — выдохнула я, позабыв о тревогах. И будто отвечая мне, из поднебесья послышалась торжествующая птичья трель.
«Вот видишь, дитя, — в голосе провожавшей нас Первой Девы слышалась добродушная улыбка, — большой мир не так уж страшен».
Я потупилась, чувствуя, как к щекам прилила кровь.
— Вижу.
Дева приблизилась, ласково обняла, посреди лета окутав запахом талого снега и чистой воды, и повторила уже говорённое раньше: «Всё будет в порядке. Твой муж об этом позаботится».
Мой муж. Банальное сочетание слов, но у меня резко пересохло в горле, а сердце ускорилось. И чтобы отвлечься я поторопилась спросить:
— Мы ведь ещё увидимся?
«Конечно, — пообещала Первая Дева. — Я непременно навещу тебя в замке».
Показалось, или стоявший рядом Геллерт тихо хмыкнул? А Дева, отступив, сказала ему: «Береги её, князь».
И мне: «До свидания, дитя».
— До свидания, — эхом повторила я.
А Геллерт в свою очередь ответил:
— Непременно.
Подвёл меня к паланкину, рядом с которым нас терпеливо ждали четверо слуг, и помог устроиться под его кисейным пологом. Повинуясь жесту, слуги подняли паланкин на плечи — чувство дежавю кольнуло в сердце иглой — и двинулись прочь от серых храмовых стен.
Унося меня в неизвестность будущего.

Глава 8

К долине Источника, как назвал Геллерт наше место назначения, мы подошли почти в полдень. Вернее, подошли нёсшие паланкин слуги, а сам Геллерт подъехал на крупном вороном жеребце, которому явно не нравилось, что приходится выступать шагом, а не скакать.

Выраставший из серебристо-серых скал замок был величественно прекрасен, в точности, как в моём видении. Только радуги не танцевали над его острыми шпилями, но ведь сейчас царило лето, а не зима. И пока наша маленькая компания двигалась по серой ленте тракта, я не сводила с замка глаз, одновременно и восхищаясь мастерством зодчих, и нервничая от смутных предчувствий.

Но, когда мы, наконец, добрались до массивных ворот и стражники подняли решётку, их возгласы: «С возвращением, монсеньор!» и «С возвращением, госпожа княгиня!» — звучали одинаково радостно. И когда паланкин опустился на землю, а Геллерт спешился, подбежавшие слуги приветствовали нас не менее искренне. Вышедший из обитой металлом двери донжона высокий седовласый мужчина тоже был преисполнен радушия. Оттого мне сделалось ужасно неловко, что на его вопрос: «Вы помните меня, госпожа?», я ответила скомканным: «Простите, боюсь, что нет». И то, что на это он без намёка на разочарование с поклоном представился:
— Робер Амальрик, сенешаль замка Источника. К вашим услугам, — не сильно поправило дело.
К счастью, следующая фраза сенешаля была адресована уже Геллерту:
— Обед готов, монсеньор. Ждут вашего приказа подавать.
К несчастью, после этого Геллерт обернулся ко мне:
— Присоединитесь, Кристин? Или предпочтёте отдохнуть и отобедать у себя в покоях?
Мне вдруг ярко представились большая гулкая трапезная и длинный стол, разделяющий нас, как долгая северная ночь. И ответ сорвался с губ, прежде чем я успела его обдумать:
— Если можно, я бы отдохнула. Я… У меня совсем нет аппетита.
Если Геллерт и был разочарован, то виду не подал.
— Как желаете, — ровно отозвался он. А сенешаль прибавил: — Когда проголодаетесь, просто скажите прислуге, и вам принесут обед.
— Благодарю, — чувство неловкости за отказ боролось во мне с невежливым желанием поскорее остаться одной. И я очень надеялась, что сумела скрыть радость от слов Геллерта: «Давайте я провожу вас в ваши комнаты».
Невнятно пожелав Амальрику хорошего дня, я оперлась на предложенную руку и вместе с Геллертом вошла в прохладу холла донжона.

Какие бы предчувствия ни тревожили моё сердце, внутри замок Источника мне понравился. Его высокие своды не подавляли, богатство обстановки не было вычурным, всюду царил порядок. Узкие окна давали достаточно света, а в воздухе приятно пахло свежестью.
— Если у вас будет желание, перед ужином можем пройтись по замку, — заметил Геллерт. — Возможно, вы что-то вспомните.
«Лучше бы не», — пронеслось в голове. Вслух же я отговорилась пустым «хорошо», и до самой двери в отведённые княгине де Вальде комнаты мы не обменялись больше ни звуком.

***

— Госпожа, наконец-то вы вернулись! Я так рада! Ой! Здравствуйте, монсеньор.
Похоже, я сильно ошибалась, рассчитывая найти за дверью княжеских покоев тишину и уединение. По крайней мере, обнаружить в комнатах невысокую, вертлявую шатенку, сейчас кокетливо присевшую перед Геллертом в реверансе, я не ждала.
— Госпоже княгине нужен покой, — впервые за всё время я слышала в тоне Геллерта льдистые нотки. — Не донимай её.
— Конечно, монсеньор! — возмутилась девица и вновь обратилась ко мне: — Госпожа, вы же узнали меня?
— Нет, — односложно проронила я, надеясь, что собеседница поймёт намёк.
— Ох, как же так! — ничего она не поняла. — Я ведь Жюли, ваша верная Жюли. Ваша камеристка. Разве вы забыли, как мы приехали сюда из Ренна?
У меня заныл правый висок. Если эта девица всё время так болтает, мигрени мне обеспечены.
— Жюли, госпоже княгине нужен покой.
Вроде бы Геллерт всего лишь повторил прежнюю фразу, однако камеристка вмиг словно воды в рот набрала. А я преисполнилась зависти: «Вот бы мне тоже так научиться укрощать балаболок!»
— Отдыхайте, Кристин, — тем временем сказал Геллерт. — Если вам что-то понадобится, не стесняйтесь позвать прислугу. Я буду у себя в кабинете.
«А как же обед?» — чуть не вырвалось у меня. Однако я успела прикусить язык: очевидно же, что в одиночку сидеть в трапезной ещё тоскливее, чем вдвоём. Совесть вновь кольнула иголкой, но всё, что я могла, это пробормотать:
— Спасибо, — и по-глупому смутиться, когда Геллерт на прощание деликатно коснулся губами тыльной стороны моей кисти.
И ушёл. Дверь мягко затворилась, оставив меня наедине с Жюли.

***

— Вы обедали, госпожа?
Кажется, внушение Геллерта камеристке ушло вместе с ним.
— Нет. Я не голодна.
На самом деле это было не совсем так, но мне сейчас больше хотелось побыть одной, чтобы упорядочить мысли и впечатления. Пройтись по комнатам, осмотреться, только без чужих глаз. И потому я попыталась отослать Жюли прохладным:
— Можешь идти. Я позову, если понадобишься.
Увы, до Геллерта мне пока было далеко. Девица бесцеремонно пропустила мои слова мимо ушей и вместо того, чтобы исчезнуть, всплеснула руками:
— Ну как же не голодны, госпожа? Кухарка говорила, путь до Храма неблизкий, а вы же наверняка не кушали в дороге. И вообще, вы такая худенькая! Как будто вас голодом морили.
— Никто меня ничем не морил, — поморщилась я. — Просто хочу отдохнуть.
— Давайте я всё-таки попрошу, чтобы вам подали обед, — не отступала камеристка. — Вы только посмотрите на себя — кожа да кости! А ведь я предупреждала: ничего хорошего из этой поездки не выйдет. В вашем-то положении…
Она осеклась и испуганно зажала рот ладонями, но было поздно.
— Каком положении?
Слово царапнуло гортань острой колючкой, сердце зачастило, ладони сделались влажными.
— П-простите, госпожа, — в карих глазах Жюли стояло неподдельное раскаяние. — Монсеньор велел не говорить вам, а я…
— Каком положении?!
Голос дал петуха, и я вдруг поняла, что стою, прижав ладони к животу. Абсолютно плоскому, но…

Глава 9

Меня привёл в чувство резкий, противный запах. Я звонко чихнула, открыла глаза и обнаружила себя полулежащей на кровати с воздушным белым балдахином, а передо мной — сидящего на краю Геллерта. Чрезвычайно встревоженного.
— Как вы? — спросил он, закрывая флакон из тёмного стекла.
Как? А что со мной…
Воспоминание кинжалом ударило в сердце, заставив дыхание оборваться от острой боли.
— Что с моим ребёнком? — я судорожно вцепилась в покрывало. — Отвечайте, что с ним?!
Геллерт даже не потемнел — почернел, как от глубокой скорби.
— Мне жаль, — пусто ответил он. — Вы… его потеряли.
И пусть я догадывалась об этом, правда всё равно обрушилась каменной лавиной.
«Потеряла».
Я сжалась в комок, подтянув колени к груди и обхватив голову руками.
Почему так больно? Я ведь только что узнала и о беременности, и о…
Слёзы наполнили глаза и покатились по щекам неудержимым водопадом. Я ничего не помнила, но чувство потери окутало меня беспросветной тучей отчаяния.
— Кристин.
Плеча коснулась чужая рука, и я шарахнулась в непонятном гневе.
— Не трогайте меня! Не прикасайтесь, слышите!
Красивые черты Геллерта исказила боль, однако он сразу же взял себя в руки.
— Конечно. Простите.
И просто был рядом, пока я навзрыд оплакивала то, что даже толком не могла вспомнить.

Но вот слёзы иссякли, оставив за рёбрами лишь гулкую пустоту.
— Кристин, — в голосе Геллерта как будто прозвучала нерешительность. — Пожалуйста, выпейте это.
И он подал мне привычный серебряный кубок.
«Очередной отвар», — равнодушно подумала я. И честно сказать, будь там даже яд, всё равно выпила бы — может, даже с большей радостью.
Однако это и впрямь оказался восстанавливающий отвар, как обычно, совершенно мерзкий на вкус. Впрочем, в этот раз я проглотила его даже не поморщившись. Вернула кубок Геллерту и, крепко обхватив колени, уставилась в никуда.
— Я искренне сочувствую и соболезную вам, — с запинкой произнёс Геллерт, но его слова пролетели мимо, почти не задев сознания.
— Как это случилось? — после слёз голос звучал сипло и почему-то обвиняюще.
— Вы должны сами это вспомнить, — тон собеседника сохранил прежнюю доброжелательность. — И я прошу вас не расспрашивать слуг — ради вашей же пользы.
Если это намёк на камеристку, то…
— Ни о чём я не расспрашивала! — зло ответила я. — Жюли сама всё разболтала.
По лицу Геллерта скользнуло гневное выражение.
— Не сомневаюсь в этом. И прошу прощения, что решил это единолично, но с сегодняшнего дня у вас будет новая камеристка. Более разумная и деликатная.
Это стало настоящим облегчением, хотя голос рассудка заметил, что от Жюли можно было бы узнать много важного. Однако я всё равно выдохнула:
— Спасибо!
— Не за что, — кривовато усмехнулся в ответ собеседник.
Наши глаза встретились, и я почувствовала, как потеплели мои щёки. Ну что за качели: то видеть его не хочу, то наоборот, сердце дрожит, как заяц.
— Вы будете обедать? — мягко спросил Геллерт.
— Нет. Боюсь, мне кусок поперёк горла встанет, — вот теперь я говорила чистую правду.
— Тогда отдыхайте, — Геллерт поднялся с кровати. — Я загляну к вам вечером, если вы не возражаете.
— Да, конечно, — так надо было ответить. Впрочем, возражала я или нет, сама не смогла бы сейчас сказать.
Геллерт наградил меня мягкой улыбкой и оставил одну. Я же подгребла под щёку подушку и закрыла глаза с намерением если не поспать, то хотя бы мирно полежать, ни о чём не думая.
Особенно о моём нерождённом ребёнке и о странном видении с двумя чёрточками на бело-синей полоске.

***

У меня получилось немного подремать, пока слуха не коснулся шорох открывающейся двери и шелест ткани. Я разлепила веки и сонно посмотрела на вошедшую девушку в платье горничной.
— Доброго дня, госпожа, — присела она в неловком реверансе и с детской непосредственностью сдула со лба пушистую светлую прядку. — Меня зовут Лидия. Монсеньор сказал, что вы согласны видеть меня своей камеристкой.
— Да, — отозвалась я. Нехотя зашевелилась и села на кровати. Наморщила лоб: надо ли мне сейчас что-нибудь? И придя к выводу, что нет, продолжила: — Пока можешь быть свободна. Я позову, если понадобишься.
В отличие от Жюли, Лидия оказалась куда более послушной служанкой. Без лишних разговоров она сделала ещё один книксен: «С вашего разрешения», — и выскользнула за дверь. А я, вместо того чтобы снова лечь, поднялась, одёрнула платье и медленно двинулась в обход по комнатам «госпожи княгини».

Из спальни вели три двери. Одна — в отделанную камнем ванную, но не такую, как пришла ко мне в видении. Другая — в гардеробную со множеством платьев и плащей, а третья — в бело-сиреневую гостиную, где я познакомилась с Жюли и где потеряла сознание. Не знаю, поэтому или по другой причине, но сейчас комната показалась мне слишком холодной и неуютной. Однако здесь была ещё одна дверь, толкнув которую, я очутилась в маленьком кабинете. Здесь преобладали тёплые жёлто-коричневые тона, и судя по стопке книг на геридоне у кресла и альбому для рисования на откинутой крышке бюро, раньше это была моя любимая комната. Я с интересом прочитала на обложке верхней книги «Сказки и легенды», полистала рыжеватые страницы и отложила том. Взяла в руки альбом, засомневалась, стоит ли открывать — вдруг опять что-нибудь вспомнится, а я в покоях одна — и всё же открыла.
Карандашные рисунки были симпатичными, но вопреки моим опасениям, особенных эмоций не вызывали. Замок, долина с вьющимся по ней трактом, цветущий розарий. Без задней мысли я перелистнула ещё страницу и вздрогнула.
На рисунке было изображено глубокое ущелье. Над ним — половинка горбатого моста без перил. А на самом краю этой половинки — женская фигура с распущенными волосами и печально поникшей головой. Вроде бы ничего особенного, но я поспешила закрыть альбом — слишком уж неприятно было смотреть на рисунок. Будто царапает что-то изнутри. И находиться в кабинете тоже расхотелось, поэтому я взяла книгу со сказками и вернулась в гостиную, очень надеясь, что это не напоминало бегство.

Глава 10

Время до позднего обеда или раннего ужина я провела за книгой. Сидела в сиреневой гостиной на софе у окна и то скользила глазами по коричневатым строчкам, то поднимала взгляд к причудливым мазкам облаков на лазоревом холсте неба. Наконец почувствовав голод, несмело позвонила в серебряный колокольчик, стоявший рядом на столике, и почти сразу в гостиную вошла Лидия.
— Я не против подкрепиться, — неловко сообщила я, с непривычки не зная, какими фразами правильно излагать такую просьбу. Однако вопросов у новоиспечённой камеристки не возникло. Она сделала книксен и торопливо вышла из комнаты, чтобы через короткое время вернуться с подносом, накрытым большим блестящим клошем. Водрузила свою ношу на низкий столик и, пожелав приятного аппетита, вновь оставила меня одну.
— Какой контраст, — пробормотала я, думая о Лидии и Жюли. Пересела в кресло у столика, подняла клош и почувствовала, как рот моментально наполнился слюной от вкусных запахов, что исходили от горшочков с супом и жарким. Ещё на подносе были нарезанные мясо и сыр, и ломти свежего хлеба, и вазочка с фруктами. Аппетитную картину портил только кубок с целебным отваром, но тут уж надо было просто смириться. Потому я отставила его в сторону и принялась за еду. И сама не заметила, как расправилась со всем содержимым подноса: всё было очень вкусно, а я неожиданно для себя оказалась ужасно голодна.

Естественно, после сытной еды у меня стали слипаться глаза. Но не успела вызванная Лидия унести поднос, а я — перебраться в спальню, как в дверь коротко постучали.
— Входите, — я хотела, чтобы это прозвучало менее напряжённо, но не успела совладать с голосом.
В гостиную вошёл Геллерт, отчего я сначала облегчённо выдохнула — как хорошо, что не кто-то новый! — а затем беспричинно напряглась.
— Как ваше самочувствие, Кристин? — тон визитёра был, как всегда, дружелюбен. — Я вижу, — он бросил короткий взгляд на столик, с которого Лидия убирала остатки трапезы, — аппетит к вам вернулся.
— Д-да, — у меня так и не получилось до конца избавиться от скованности. — Благодарю вас, я чувствую себя неплохо.
— Рад слышать, — без тени улыбки ответил Геллерт. И продолжил: — У меня появился небольшой перерыв в делах. Не желаете ли пройтись по замку?
Ах да, мы вроде бы договаривались. Но выходить из комнат, где я ещё не до конца освоилась, на совсем уж незнакомую территорию?
— Не уверена, что мне хватит сил на долгую прогулку, — покривила я душой. И чтобы сделать отказ более дипломатичным, скрепя сердце добавила: — Но я, пожалуй, поднялась бы на площадку донжона.
— Как вам будет угодно, — склонил голову Геллерт и предложил мне руку: — Прошу.
Делать было нечего. Я взяла его под локоть, на что сердце, как всегда, с перебоем ударило в рёбра, и мы чинно покинули гостиную.

***

Подъём на главную башню замка дался мне нелегко: пожалуй, моё лукавство с отказом от прогулки было не таким уж лукавством. Геллерт даже предложил отдохнуть перед последней, самой длинной винтовой лестницей, но я заупрямилась. Причём по совершенно глупой причине: из-за висевшего на стене портрета грациозной девушки-блондинки, в которой я до сих пор с трудом признавала себя. Поэтому мы продолжили взбираться наверх, и когда наконец выбрались на квадратную смотровую площадку, открывшийся вид искупил всю мою усталость.

Простор. Высокое небо в терракотово-лиловых росчерках облаков, золотой шар солнца над далёкими горами. Тёплый ветер, несущий ароматы трав и нагретого камня. И тихая, на грани слышимости, мелодия, от которой замирало сердце, а на глаза наворачивались слёзы.
— Как бы я хотела…
Я недоговорила, потому что не знала, какими словами выразить вдруг нахлынувшее желание раствориться в пейзаже, уйти в него, стать неотделимой частью всей этой красоты.
— Я рад, что это невозможно, — тихо и очень серьёзно отозвался Геллерт, неведомым образом разобрав то, что не могла сформулировать я. — Простите.
У меня вырвался едва слышный вздох. И чтобы отвлечь от него внимание, я приблизилась к парапету и положила ладони на тёплый и как будто живой камень. Геллерт же деликатно остался стоять чуть позади, давая мне возможность надышаться, начувствоваться этой природой и этим закатом.

Но вот солнце скрылось за изломанным горизонтом, а в высоком, наливавшемся темнотой небе зажглись первые огоньки звёзд. И тогда Геллерт всё-таки нарушил молчание.
— Завтра из столицы должны приехать жонглёры — я договаривался об этом ещё до вашей болезни, но забыл отменить. У вас есть желание посмотреть их представление?
Жонглёры? Я вздрогнула, возвращаясь в реальность.
— А если нет?
Конечно, отказывать приехавшим издалека неловко, но вокруг меня и так было слишком много нового и незнакомого. К тому же в груди заворочался глупый страх: вдруг выступление напомнит о чём-то, и случится новый приступ?
— Нет, значит, нет, — пожал плечами Геллерт. — Им в любом случае заплатят оговорённую сумму.
— Хорошо, — мне даже дышать стало легче. — Тогда, если можно, я не буду смотреть их представление.
— Как скажете, — в Геллерте не чувствовалось и тени недовольства, за что я не могла не быть ему благодарной. — Я распоряжусь, чтобы им передали вашу волю. А теперь, не хотите ли вернуться в свои комнаты? Спускается роса.
Уже? Я ощутила себя ребёнком, который сначала не хочет выходить на улицу, а потом его не загонишь обратно домой. Однако в последний раз скользнула по окоёму жадным взглядом и согласилась:
— Конечно.

Вот так и получилось, что эта прогулка запомнилась мне пространством, красками и запахами, но никак не известием о скором приезде чужаков.

Глава 11

Ночь я провела в одиночестве и на удивление спокойно, а утром попросила Лидию подать завтрак в комнату. И если камеристка и была не согласна с таким приказом, виду она не подала.
Однако убирая грязную посуду, не без робости предложила:
— Госпожа, я прошу прощения, но чем вы собираетесь сегодня заниматься?
— Не знаю, — пожала я плечами. — Может быть, читать, может быть, рисовать. А почему ты спрашиваешь?
Лидия потупилась.
— Понимаете, — с запинкой начала она, — в замке есть чудесная оранжерея. Я могла бы сопроводить вас туда, чтобы вы погуляли…
— Нет! — ответ прозвучал так резко, что бедняжка съёжилась. — Я не хочу гулять и прекрасно себя чувствую в своих комнатах.
— Да, госпожа, — пролепетала Лидия, не смея поднять глаз. — Прошу прощения.
Мне тут же стало совестно: она ведь наверняка хотела как лучше.
— Ничего, — я постаралась, чтобы голос звучал дружелюбно. — Если мне надоест здесь сидеть, я обязательно воспользуюсь твоим предложением.
— Спасибо, госпожа, — камеристка присела в таком низком реверансе, будто я была особой королевской крови.
«Кстати, откуда взялось это сравнение? И почему у меня чувство, будто в нём есть зерно истины?»
Я слегка нахмурилась, однако сразу же отогнала раздумье: не хватало ещё, чтобы Лидия приняла мою хмурость на свой счёт, и ответила:
— Не за что. А теперь забирай поднос и можешь быть свободна.
Камеристка сделала ещё один реверанс, торопливо собрала остатки завтрака и выскользнула из комнаты. Я же подошла к окну и замерла, невидяще глядя в чистую небесную синь.

«Его светлость главный распорядитель двора герцог де Ла Фонтен!»
Чистый звук гонга, плывущей по огромной, ярко освещённой зале над головами пышно разодетых гостей. Идущий по ковровой дорожке высокий сухопарый мужчина в фиолетовом камзоле. Его русые с сильной проседью волосы по последней моде собраны в низкий хвост, через плечо перекинута золотая лента королевского распорядителя.
«Господин герцог, госпожа герцогиня, счастлив вас видеть. — Мужчина вежливо кланяется. — Госпожа Кристин, сегодня ваша красота затмевает луну и звёзды».
«И мы рады вас видеть, господин де Ла Фонтен, — раздаётся в ответ голос отца. — Как августейшее здоровье Его Величества?»
Королевский распорядитель поправляет ленту.
«Его Величество в добром здравии и шлёт своей дражайшей племяннице наилучшие поздравления. А также, — де Ла Фонтен щёлкает пальцами, и из-за его спины, как паяц из табакерки, возникает лакей, — вот эту небольшую безделицу».
Он принимает из рук слуги оббитую пурпурным бархатом шкатулку, на крышке которой золотом выткан королевский знак. Откидывает крышку, и из под неё вырывается сияние тяжёлого бриллиантового колье.

Заморгав, как будто и впрямь ослеплённая драгоценным блеском, я вернулась в настоящее — в сиреневую гостиную. За много льё и дней от Речного замка и восемнадцатого дня рождения Кристин де Ла Ренн.
— Королевская племянница. — Собственный голос показался чужим как никогда. — Что же, это многое объясняет.
И то, почему меня вёл под венец сам король.
И то, почему Геллерту было так важно жениться на мне, хотя он этого и не хотел.
«Не хотел?»
Я прижала ладони к вискам.

«Госпожа Кристин, не буду скрывать очевидное: предстоящая свадьба — принуждение для нас обоих. Для вас — со стороны родителей, для меня — политики и блага моей страны».

Геллерт. Он говорил это… когда? До свадьбы? У воспоминания был отчётливый запах зимней свежести и привкус снега.
Я поняла, что не дышу, и рвано втянула носом воздух. Голову изнутри простукивали молоточками, но меня хотя бы не тошнило. Только перед глазами стоял вчерашний рисунок — одинокая девушка, сломанный мост, пропасть.
— Политика, — с непонятной тоской повторила я. И охнула, когда в голове взорвалось ещё одно воспоминание.

«В конце концов, это всего лишь слияние двух состояний. Не знаю, зачем нужен брак: можно было просто составить договор. Но раз уж старику так хочется, почему нет? Дочка у него вполне симпатичная».

Тягучий циничный голос — похожий и не похожий на голос Геллерта. Я судорожно вцепилась в подоконник, сражаясь с дурнотой и больше всего боясь снова лишиться сознания. К счастью, на этот раз обошлось, и волна приступа пусть и с издевательской неторопливостью, но отхлынула, оставив меня по-рыбьи дышать ртом.
«Всё, хватит на сегодня воспоминаний».
Я отлепилась от подоконника и почти рухнула на софу. Взяла до середины прочитанную книгу, раскрыла на заложенной узорчатой закладкой странице и уткнулась взглядом в текст.

Сначала чтение шло со скрипом — приходилось дважды перечитывать каждое предложение, что бы понять его смысл. Однако постепенно я увлеклась красивыми и страшноватыми легендами гор, и когда робеющая Лидия пришла с вопросом об обеде, уверенно распорядилась подавать его в гостиную. Ещё порадовалась про себя: как хорошо у меня получилось совладать с приступом, похоже, Первая Дева была права, и в замке моё восстановление на самом деле ускорилось. Но стоило камеристке поставить на столик поднос и поднять клош, как от аппетитных запахов вместо здорового чувства голода проснулось отвращение к самой мысли о еде.
— Нет-нет, закрой, пожалуйста! — вырвалось у меня.
К чести Лидии, она сначала спешно выполнила приказ, а уж потом бросилась ко мне со словами:
— Госпожа княгиня, что с вами?
— Немножко подурнело. — Несмотря на клош, запах еды висел в воздухе, и приходилось бороться с собой, чтобы не зажать нос. — Будь добра, открой окно.
Лидия без промедления бросилась к окну, сдвинула щеколды и с неожиданной для неё силой дёрнула высокие створки на себя. В гостиную ворвался весёлый южный ветерок, надувая занавески белыми парусами, и тошнотворная муть отступила под напором летней свежести.
— Спасибо, — от сердца поблагодарила я Лидию, и та ответила несмелой улыбкой: — Пожалуйста, госпожа. Желаете ещё что-нибудь?
Я открыла рот, чтобы сказать обычное: «Нет, можешь идти», и вдруг поняла: на самом деле хочу. Точнее, не хочу оставаться в этой комнате.
«Как и говорила Первая Дева, — пронеслось в голове. — Четыре стены стали мне слишком тесны».
Но куда-то выходить одной?
— Лидия, ты утром что-то говорила об оранжерее, — услышала я собственный голос. — Будь добра, проводи меня туда.

Глава 12

Идя в сопровождении Лидии, я чувствовала себя гораздо непринуждённее, чем во время вчерашнего похода на башню с Геллертом. Без внутреннего стеснения рассматривала украшавшие стены картины и гобелены, но при встречах с прислугой всё-таки слегка терялась. Отчего-то было неловко принимать их поклоны и реверансы с неизменным «госпожа княгиня».

Мы уже подошли к оранжерее, когда встретили сенешаля. Вот тут я стушевалась по-настоящему, чему только способствовало искреннее дружелюбие Амальрика.
— Вы правильно сделали, что решили пройтись, ваша светлость, — одобрил он. — Вспоминаете замок?
Я огорчённо покачала головой, причём печалило не отсутствие воспоминаний, а вынужденность разочаровать собеседника.
Впрочем, если сенешаль и был огорчён, то этого не показал.
— В таком случае позвольте предложить вам небольшую прогулку по замку, — гостеприимно предложил Амальрик.
— Если вам не в тягость… — пробормотала я. Не хотелось отвлекать наверняка занятого сенешаля, да и вообще, я бы предпочла в провожатые Лидию: с ней, по крайней мере, не обязательно было разговаривать.
Однако моя вялая попытка возразить оказалась немедленно пресечена уверенным:
— Что вы, разумеется, нет!
После чего Амальрик жестом отпустил камеристку и продолжил:
— И раз уж мы возле оранжереи, начнём отсюда.

Очень скоро возникло ощущение, будто меня бережно подхватил могучий ураган и понёс через замок, рассказывая обо всём, что встречалось на пути. Мы полюбовались долиной с крепостной стены и спустились в обширные катакомбы, побывали в оружейной, Зале Совета и библиотеке. Заглянули в конюшню, где тонконогая жемчужно-серая лошадь при виде меня сначала приветственно заржала, а затем вдруг отпрянула в глубину денника, нервно прядая ушами.
— Что это с ней? — удивился сенешаль. — Это же ваша лошадка, — и в его словах мне почудились дальний шум голосов, отзвуки встречающихся кубков и хвастливое «Лучшая лошадь графства Риз теперь поскачет под седлом её светлости княгини!»
— Наверное, отвыкла от меня, — неуклюже предположила я, и мы двинулись дальше.

На кухне, в царстве умопомрачительных запахов, стука и звона посуды, необъятная кухарка угостила меня пирожком с мясом и кубком мятной воды.
— Вы такая худенькая да бледненькая, ваша светлость! Куда ж это годится?
Амальрик немедленно шикнул на неё и собирался было выговорить за дерзость, но я с неожиданной для себя смелостью вступилась за добрую женщину:
— Всё хорошо, господин сенешаль. Это же правда.
Надкусила пирожок, хотя до сих пор не была уверена в возможностях своего желудка, и поблагодарила:
— Спасибо, очень вкусно.
— Кушайте, ваша светлость, кушайте на здоровье! — расцвела кухарка.
Я же вдруг ясно почувствовала, что отказалась от обеда, а завтрак был давно. Поэтому без ложной скромности принялась за еду — тем более что пирожок и вправду оказался вкусным.

***

После случайно получившегося перекуса Амальрик повёл меня на плац: «Монсеньор как раз должен быть там». И я с шальной мыслью: «Взгляну одним глазком, он меня и не заметит», без возражений позволила увлечь себя в сторону широкого внутреннего двора.

Здесь было предсказуемо людно. Гул голосов, звуки шагов по утоптанной земле, стук деревянных тренировочных мечей отражались от серых каменных стен и летели прямо в лазоревую вышину. Солдаты, многие из которых ещё не носили шевронов, окружали прямоугольную площадку, где происходила показательная дуэль. В одном из противников я немедля узнала Геллерта — без сюртука, в белоснежной рубашке. Второй — кряжистый, с коротко стриженными русыми волосами — был одет в тёмно-синий мундир.
— Капитан стражи, — пояснил для меня сенешаль. — Монсеньор давно обещал провести учебный бой, и вот, наконец, выкроил для этого время.
Геллерт и в самом деле одновременно с фехтованием умудрялся читать лекцию, и его слова отчётливо разносились в воздухе.
— Никогда не красуйтесь перед противником. Ваша задача — взять верх, а не заставить его вам аплодировать. Никаких лишних движений, только те, что действительно нужны для победы.
При виде нас зрители безропотно расступились, пропуская в первый ряд.
— Оценивайте ситуацию, — тем временем продолжал Геллерт. — Оценивайте рельеф местности и освещение.
Он ловким манёвром вынудил противника повернуться, чтобы солце ударило тому по глазам. Капитан невольно сощурился, но прежде чем успел сменить позицию, остался без меча.
— Также помните, — победитель поднял чужое оружие и вернул побеждённому, — в бою счёт идёт на удары сердца. Вы должны научиться принимать решения не думая, чего можно добиться лишь одним способом — тренировками. Ежедневными тяжёлыми тренировками.
— Или как я говорю, — громогласно поддержал капитан, — тяжело в учении, легко в бою. И помните, сейчас вы видели учебную дуэль, которая от настоящей отличается как небо от земли. Но, если монсеньор окажет нам честь…
Он вопросительно воззрился на Геллерта, и тот слегка повёл плечами:
— Почему нет?
Противники вновь стали в позицию, и я, доселе прятавшаяся за спину сенешаля, невольно подалась вперёд, чтобы лучше видеть.
— Allez!
И мечи столкнулись вновь.

Память не подсказывала мне, видела ли я что-то подобное прежде. Но в любом случае сейчас зрелище захватило меня полностью: стремительные движения, фонтаны щепок, казавшийся нечеловечески быстрым темп. Удар! Я не успела разглядеть подробностей, как выбитый деревянный меч уже скользил ко мне по земле плаца. Вновь вышедший победителем Геллерт опустил клинок, и зрители грянули аплодисментами. По губам князя скользнула довольная улыбка — и пропала, когда он случайно повернулся в мою сторону. Наши глаза встретились, и прятаться стало бессмысленно.

— Доброго дня, — тон подошедшего Геллерта был, как всегда, добродушен.
— Доброго, — зато я от неловкости не знала, куда себя деть.
— Давно гуляете? — Геллерт не глядя взял поданный одним из солдат сюртук и небрежно накинул на плечи.
— Достаточно, — я отвела глаза, вспомнив, как вчера отказалась от прогулки под предлогом слабости.
— Я предложил её светлости пройтись по замку, — вставил стоявший рядом Амальрик. — И она любезно согласилась.
— Благодарю вас, Робер, — без тени улыбки или иронии ответил Геллерт. И вновь обратился ко мне: — Вы ведь, насколько я знаю, не обедали?
Это Лидия успела ему доложить? Я непроизвольно сжала в руках ткань юбки.
— Нет. Я... была не голодна.
— Что же, бывает, — как ни странно, меня не собирались упрекать. — Но, надеюсь, сейчас вы нагуляли аппетит и присоединитесь ко мне за обеденным столом?
На этот раз возможности отказаться не было.
— Да, конечно.
И покорно взяв Геллерта под руку, я бок о бок с ним направилась в замок.

Глава 13

Трапезная оказалась совсем не такой большой, полутёмной и гулкой, как мне отчего-то представлялось. И хотя мы сидели в разных концах стола, не было ощущения, будто между нами снежная равнина накрахмаленной скатерти.
— Я очень рад, что вы решили прогуляться, — серьёзно сказал Геллерт, пока служанка разливала по тарелкам густой, пряно пахнувший суп. — Первая Дева говорила, что для возвращения памяти вам нужны впечатления, а сидя в четырёх стенах их не получишь.
Я невольно разломила взятый кусок хлеба.
— А вы в правду хотите, чтобы я всё вспомнила?
— Конечно, — Геллерта явно удивил мой вопрос.
«Даже если после этого я вас возненавижу?»
Не знаю, откуда пришла эта мысль, но я, к счастью, успела прикусить язык до того, как выболтать её. А ни о чём не подозревавший сотрапезник продолжил:
— Не бойтесь гулять по замку, даже в одиночестве. Вас не обидят и не прогонят. И помните, что всегда можете смело обращаться за помощью к кому угодно. Вы не получите отказа.
Я хотела было усомниться в последнем, но вспомнила радостные приветствия стражей на въезде в замок. И то, как почтительно смотрели на меня солдаты, расступаясь перед нами с сенешалем. И Лидию, и заботливое кухаркино «Вы такая худенькая!».
«Столько доброты, — я опустила взгляд на свою тарелку. — Когда и чем я успела её заслужить? Или всё проще? Горцы любят своего князя, а я — всего лишь его жена».
Без какой-то особенной причины мне сделалось тоскливо, хоть плачь. Отвлекая себя, я зачерпнула первую ложку супа. И хотя по вкусу он был выше всяких похвал, съесть смогла чуть больше половины, а от жаркого вообще отказалась, чем заметно огорчила Геллерта. Однако как-то отмечать это вслух он не стал, а когда подали десерт, лишь спросил:
— Чем вы собираетесь заниматься до вечера?
— Пока не решила, — ответ прозвучал уклончиво, хотя был чистейшей правдой.
— Я собираюсь проехаться до выхода из долины — есть одно небольшое дело. — Геллерт как будто сомневался, стоит ли это предлагать. — Если желаете, можете присоединиться.
Часть меня радостно встрепенулась, часть ощетинилась: «Нет, не хочу!» — и напомнила о реакции серой лошади, которую Амальрик назвал моей.
— Спасибо, но, пожалуй, я откажусь. Я… — Точно ли надо объяснить? Наверное, да. — Я не уверена, что выдержу дорогу верхом. И в том, что ко мне вернулось мастерство наездницы, тоже.
— Разумеется, вы не поедете верхом! — Геллерт безоговорочно отмёл этот вариант. — Я велю запрячь карету: у неё отличные рессоры. И мы не будем съезжать с тракта, чтобы вас не трясло.
Теперь я должна была согласиться. В самом деле: поездка, в карете, чудесным летним днём. К чему можно придраться?
— Простите, но я пока не готова. — Почему я заупрямилась? — Мир и так слишком… большой.
— Как пожелаете. — Геллерт мог бы настоять, я была уверена. — Однако если передумаете, вам достаточно сказать лишь слово.

Но я не передумала. Лишь перед самым отъездом Геллерта попросила Лидию подняться со мной на площадку донжона и оттуда из-под козырька ладони долго смотрела вслед небольшой кавалькаде, впереди которой ехал мужчина на вороном коне.
Когда же всадники сделались похожими на чёрных букашек, камеристка несмело спросила:
— Желаете ещё погулять, госпожа? Можем спуститься на крепостную стену или вообще выйти за ворота.
— Нет, не стоит. — Пространство и солнце ли утомили меня или насыщенная первая половина дня, но желания гулять не было. — Я лучше прилягу.
— Как скажете, госпожа, — покладисто ответила Лидия, и мы стали спускаться с башни.

Однако почти у самой двери в княжеские покои я внезапно передумала. И переламывая чувство неловкости, сказала:
— Лидия, знаешь что? Проводи меня лучше в оранжерею. Там ведь есть скамейка, да?
— Да, госпожа, — подтвердила камеристка, ни звуком, ни взглядом не выказав удивления от перемены моих планов. — Прошу вас, следуйте за мной.

***

Пройдённая во второй раз дорога уже неплохо закрепилась в памяти, и, отослав Лидию, я подумала, что завтра смогу найти сюда путь самостоятельно.
Если, конечно, захочу.

Я прошла в глубину оранжереи и устало опустилась на мраморную скамейку под гранатовым деревом. И замерла изваянием — просто вдыхая тонкие цветочные ароматы, просто любуясь, как солнечные лучи, проникая сквозь прозрачную крышу-купол, прячутся в густо-зелёной листве. Просто слушая тишину, вокруг и в уме.

И вдруг вздрогнула, услышав скрип камешков под чьей-то обувью.
«Лидия? Кто-то из слуг?»
Я встревоженно повернулась на звук шагов — и вскочила, увидев незнакомого молодого человека в алом бархатном дублете. Его светлые кудри покрывал зелёный берет с белым пером, прозрачно-серый взгляд был полон непонятной грусти.
— Здравствуйте, прекрасная, обожаемая Кристин. Вы помните меня?
— Нет. — Я не на шутку перепугалась, пускай даже мы находились в сердце замка, а незнакомец был совсем непохож на злодея. — Кто вы?
— Неужели вы забыли? — молодой человек прижал руки к груди, и мне увиделось в этом что-то театральное. — Наше беззаботное детство, нашу дружбу, моё беззаветное преклонение перед светочем вашей красоты?
— Нет. — Внутренний голос нашёптывал, что нельзя показывать страх, поэтому следующую фразу я постаралась сказать самым уверенным тоном: — Но как бы то ни было, уходите отсюда. Немедленно! Или я позову слуг.
— Вы боитесь меня, — опечалился незнакомец. — Простите, Кристин. Клянусь, меньше всего я хотел вас напугать. Но эти горские дикари! — его голос преисполнился гневной силы. — Как они посмели сотворить подобное с вами, таким нежным и беззащитным созданием? Какими издевательствами лишили вас памяти о доме и самых близких?!
Это явно было о Геллерте, и мне сделалось неприятно.
— Хватит! — велела я. — Или представьтесь, или убирайтесь. Иначе вас вышвырнут слуги.
Незнакомец усилием воли смирил обуревавший его гнев и, сняв берет, элегантно поклонился.
— Ещё раз прошу простить, прекрасная Кристин. Меня зовут Серж. Виконт Серж д'Аррель из Ренна. Теперь вы вспоминаете?
Я открыла рот, чтобы повторить прежнее: «Нет», и меня захлестнуло памятью.

Глава 14

«Не догонишь, не догонишь!»
«А вот и догоню!»
«А вот и нет! Бе-бе-бе!»
«Кристин!»
Одуряющий запах роз, гудение пчёл, весёлый смех.
«Ага, попалась!»
«Серж, так нечестно!»

Речной замок? Детство?

Ночь, и костры до неба. Громкая музыка, весёлый хоровод, песни, в которых не разобрать и половины слов. Венок из берёзовых ветвей так и норовит съехать на глаза, однако это не раздражает, а смешит.
«Идём прыгать!»
Рука в руке, заткнутый за пояс подол заёмной крестьянской юбки. Полёт над рыжим пламенем, радостный визг.
«Серж, как здорово!»
«Ещё?»
«Да!»

Бельтайн. Слово пришло из ниоткуда и отозвалось уколом в сердце. «Не хочу! — дёрнулась я и резко приказала памяти: — Дальше!»

А дальше — первый бал в отцовском замке. Чопорные танцы, светская болтовня ни о чём, ломота в висках. Побег на балкон — и неожиданное признание.
«Кристин, вы самое прекрасное, самое чистое, самое удивительное создание из всех, кого я знаю! Я бесконечно очарован вами, я люблю вас и прошу стать моей женой!»
«Серж, вы выпили слишком много вина?»
«Нет! Почему вы так решили?»
«Потому что говорите нелепицу. Какое замужество, если вы мне как брат?»

Ах вот о каком преклонении говорил незнакомец! Или уже знакомец? Серж д’Аррель, виконт, вассал герцога де Ла Ренн. Я собралась захлопнуть ящик памяти, посчитав, что узнано достаточно, и не желая рисковать новым приступом, однако не успела.

«Кристин, прошу, умоляю — позвольте мне биться за вас на турнире!»
«Но, Серж, зачем? Разве вы тоже хотите, — голос прервался от сдерживаемой с трудом боли, — хотите выиграть меня, как приз? Как бессловесную вещь?»
«Что вы, Кристин! Я хочу защитить вас! От жадных, грубых наглецов, вроде этого д'Эрсте. Даже представить страшно, что с вами будет, победи он на турнире».

«Защитить, чтобы получить самому, — цинично прокомментировал внутренний голос. — Как благородно». А я, чувствуя прилив слабости — слишком много воспоминаний, слишком! — не столько опустилась, сколько осела на скамью.
— Кристин? — виконт без промедления очутился передо мной на коленях и встревоженно заглянул в лицо. — Вы здоровы?
— Да, — слово едва не застряло в горле. И всё же я заставила себя произнести ещё одну фразу: — Серж, зачем вы здесь?
Во взгляде д’Арреля отразилось искреннее недоумение.
— Затем, чтобы спасти вас!
«Судя по тому, что я потеряла ребёнка и память, для этого уже поздно», — заметил внутренний циник. И я с усталым вздохом повторила последнее слово:
— Поздно, Серж.
— Нет! — виконт решительно ударил кулаком по раскрытой ладони. — Пока вы не принадлежите ему перед светом Источника…
— Что вы несёте? — перебила я. — Нас обвенчали в присутствии высшей знати королевства! Сам король Бальдоэн вёл меня под венец!
Серые глаза д’Арреля преисполнились непонятного сострадания.
— Вы в этом уверены, Кристин? — мягко спросил он. — Вы же потеряли память — или были силой её лишены.
И на что это он намекает?
— Да, я мало что помню о прошлом, — ответила я, машинально выпрямляя спину. — Но воспоминания возвращаются, и одно из них — о свадьбе в столичном храме Источника.
— Кристин. — Виконт попытался сжать мои пальцы, но я быстро отдёрнула руки. — Я не сомневаюсь, что воспоминания возвращаются к вам. Но уверены ли вы, что они истинны?
Что?
Я уставилась на него, как будто он сказал, что на самом деле солнце восходит на западе, а заходит на востоке.
— Вся горская знать, — убеждающе продолжил д’Аррель, — владеет магией, но особенно силён в ней князь де Вальде. И уж кому-кому, но ему не составит ни малейшего труда навести морок или подкинуть ложные воспоминания. Тем более — поправьте, если я ошибаюсь, — вас постоянно поят какими-то отварами.
— Какой бред!
Я не собиралась говорить это вслух — слова сами вырвались приглушённым бормотанием. И у расслышавшего их виконта на скулах вспыхнули два гневных пятна.
— Бред, да? — он вскочил на ноги, будто подброшенный невидимой пружиной. — А как вы назовёте то, что этот дикарь побоялся участвовать в турнире за вашу руку, а предпочёл интригами вынудить Его Величество дать разрешение на этот союз? И то, что он отказался честно жениться на вас, а увёз к себе, чтобы взять в жёны «по законам гор»? И то, что решил сломить ваш дух и вашу волю мерзким колдовством, превратить племянницу короля в послушную куклу? Для чего, в том числе, убрал от вас единственного человека, способного рассказать вам правду, — вашу камеристку. Да, в конце концов, одно то, что по его вине вы потеряли дитя…
— Замолчите!
Каждое обвинение, каждое напоенное злостью слово било меня в виски двумя молоточками. Но стоило д’Аррелю упомянуть моего нерожденного ребёнка, как молоточки превратились в тяжеленные кувалды. От удара которых память (а казалось, и голова) треснула переспелым плодом, и из неё вырвалось то, о чём часть меня ни за что не хотела бы помнить.

«Я никуда не пойду!»
«Крис, не дури. Ты моя жена, я не могу идти на приём к губернатору без тебя. Меня неправильно поймут».
«А мне плевать! Шлюху свою веди, а я больше никуда с тобой ходить не собираюсь, понял? И делать вид, будто у нас в семье всё хорошо — тоже!»
Белые от злости глаза — раньше я думала, что это просто красивая метафора.
«Нет, ты пойдёшь».
Стальная хватка на предплечье — хоть упирайся, хоть нет.
«Пусти!»
Почти волоком в обставленную в стиле барокко спальню.
«Пусти, слышишь?!»
Бесполезные попытки вырваться — и всё ещё внутренний запрет ударить.
«Одевайся, тварь!»
Резкий толчок в сторону кровати. Каблук, неудачно зацепившийся за ковёр.
И падение.
Животом на резную спинку изножья.

Глава 15

— Нет!
— Кристин! Великий Источник, Кристин, что с вами? Ответьте, прошу!
Всё ещё переполненная памятью о прошлой боли — телесной и душевной — я не сразу поняла, почему сижу на гравийной дорожке посреди оранжереи и кто этот испуганно хлопотавший вокруг меня человек.
— Помолчите.
— Что?
— Помолчите!
Стоявший передо мной на коленях виконт послушно заткнулся (странное слово, грубое), а я, дыша как можно размереннее, постаралась взять себя в руки. Видение — потом, подумаю после. Сейчас важно побыстрее разобраться с этим «другом детства», пока нас не застал кто-нибудь из слуг.
— Виконт д’Аррель, — у меня язык не повернулся обратиться к нему по имени, — что вам от меня нужно?
— Что нужно? — виконт опешил. — Но я же сказал…
— Спасти меня, — раздражённо перебила я и подняла на него недобрый взгляд. — Как именно вы собираетесь это делать? Вызовете князя де Вальде на поединок?
Д’Аррель побледнел: нет, поединка с Геллертом он не хотел. И запинаясь, будто уже не был уверен в здравости этой идеи, произнёс:
— Н-нет, я… Я хотел предложить вам бежать. Понимаете, я прибыл в замок с жонглёрами, и завтра рано утром мы могли бы…
— Бежать куда?
Под моим взглядом собеседник окончательно стушевался и почти проблеял:
— В Ренн. Вы бы пожили у меня, пока… всё не разрешится.
— А потом?
Не в силах смотреть мне в лицо, виконт отвёл глаза.
— Потом бы вернулись домой.
И отец устроил бы второй турнир со мной в качестве главного приза. Или выдал бы замуж за моего «спасителя» — с глаз долой, как порченый товар.
Я тяжело поднялась на ноги и, глядя на д’Арреля сверху вниз, уронила:
— Нет.
— Кристин? — собеседник растерянно моргнул. — Боюсь, я не совсем понял…
— Я никуда с вами не побегу, — монотонно пояснила я. — Потому что верю своей памяти и Геллерту.
Лицо д’Ареля исказилось от злости, однако он почти сразу придал ему сострадательное выражение.
— Кристин, я понимаю, — виконт тоже поднялся с колен, — вы не были готовы к такой правде. Однако прошу: подумайте над моими словами. Ваш светлый разум задурманили ложью и чёрной магией, но, если вы дадите мне шанс доказать…
— Уходите.
Д’Аррель не без театральности всплеснул руками.
— О, Кристин, что же они с вами сделали? Это же не вы — вы никогда не были холодной и равнодушной!
Не я? Мне вспомнилась хрупкая девушка в отражении и на портрете. Пожалуй, виконт прав, она не сумела бы быть такой жёсткой.
Но почему я могу?
— Не вынуждайте меня звать слуг, — таким тоном мог бы разговаривать Геллерт, но не Кристин.
Откуда это взялось?
— Как прикажете, — д’Аррель всё-таки сдался. — Но Кристин, если вы передумаете — шепните лишь слово вашей бывшей камеристке, верной Жюли. Одно слово, и вы будете на свободе.
«Или на пути в старую клетку».
Голову заломило от нового приступа боли, и я поспешила ответить:
— Прощайте.
Приняв вид стоика под ударами судьбы, виконт низко поклонился.
— Я буду верить, Кристин. И молиться, чтобы ваш разум развеял злые чары.
И он медленно, всем своим видом показывая, что ждёт оклика в спину, удалился.

***

Когда стих шорох гравия под чужими сапогами, когда стук на самой грани слышимости возвестил, что дверь в оранжерею закрылась, я без сил опустилась на скамейку. Как марионетка, у которой подрезали ниточки.
«Кто я?»
Это не безумие, не морок: странные слова, необычные вещи, непривычная одежда — такое не выдумать. Это просто…
«Другая я? В другом месте. Но, — к горлу подкатила тошнота, — с похожей судьбой».
И похожим человеком в мужьях.
«Значит, виконт и здесь прав? Геллерт тоже виновен в случившемся со мной и ребёнком?»
Меня затрясло так, что зубы застучали. Получается, и всё остальное, сказанное д’Аррелем, правда?
«Но бежать? Куда, к кому? — скрючившись на скамейке, я сжала голову ладонями. — Позволить виконту спасти себя, заплатить требуемую им цену и что? Точно так же до конца дней жить с нелюбимым?»
— Госпожа? С вами всё хорошо?
Дёрнувшись, как от удара, я вскинула глаза на незаметно появившуюся Лидию. Прочла на её лице тревогу и желание помочь и не сдержала горькую усмешку: хотя бы здесь искренность без подвохов.
— Нет, — это был голос старухи, а не девушки, ещё не перешагнувшей рубеж двадцатилетия. — Со мной не хорошо. Проводи меня в мои комнаты.
— Конечно, госпожа! — камеристка поспешно подставила плечо, помогая мне подняться. — Обопритесь на меня, вот так. А теперь осторожненько…

Мы не вышли, а почти выползли из оранжереи. И хотя я старалась не сильно висеть на Лидии, судя по её сопению, вести меня ей было нелегко. Худо-бедно мы добрались до лестницы, и тут случилось непредвиденное.
— Что здесь происходит? Кристин, что с вами?
Геллерт. Ну почему он так не вовремя вернулся?
— Немного не рассчитала силы, — я смотрела точно на овальный радужный камень в бледно-золотой оправе, украшавший его жабо. — Отдохну, и всё пройдёт.
— Ясно, — тон у Геллерта заметно помрачнел. — Лидия, посторонись.
Он попытался занять место камеристки, но я с неожиданной для себя энергией отпрянула:
— Не трогайте меня!
И сразу же почувствовала прилив вины — ну зачем, да ещё на глазах у служанки? Сдавленно пробормотала:
— Простите, — однако вторую попытку Геллерт не предпринял.
— Ничего страшного, — голос его звучал ровно, но я чувствовала, что он уязвлён. — Лидия, помоги госпоже княгине дойти до её комнат, а затем принеси ей укрепляющий отвар.
— Да, монсеньор, — послушно ответила камеристка. — Идёмте, госпожа.
И может быть, мне послышалось, но в её тоне была спрятанная за заботливостью нотка осуждения.

***

Когда мы, наконец, добрались до княжеских покоев, изрядно утомившаяся Лидия помогла мне снять платье и улечься в постель. После чего, сдув со лба выбившийся из гладкой причёски локон, сказала:
— Сейчас я принесу отвар, госпожа. Но, может, желаете ещё и поужинать?
— Нет, — мне становилось плохо от одной мысли о еде. — Только отвар, а потом я буду спать.
— Как прикажете.
Служанка оставила меня одну, правда, ненадолго.
— Вот, госпожа, — мне помогли приподняться и поднесли к губам кубок.
— Так скоро? — невнятно спросила я, отхлёбывая горькое питьё. Какой же всё-таки мерзкий вкус! Даже кажется, будто по-другому мерзкий.
— Я встретила Жюли, она как раз несла для вас лекарство по приказу монсеньора.
Геллерт о чём-то попросил Жюли? Впрочем, почему бы и нет. Она такая же прислуга, как все остальные.
Я мужественно допила отвар и улеглась обратно на подушку. Руки и ноги налились неподъёмной тяжестью, в глаза как будто всыпали по горсти песка.
Неужели это из-за долгой прогулки, неприятного разговора и приступа воспоминаний?
Я зевнула и, уже не слыша, как ушла Лидия, заснула крепким, похожим на беспамятство сном.

Глава 16

Жёстко, тряско и тесно. И темно — так, что не сразу понимаешь, открыты у тебя глаза или нет. Воздух спёртый, дышать тяжело.
— Что происходит? Где я?
Голос прозвучал слабо, как после длительной болезни. Руки плохо слушались, но у меня получилось нащупать вокруг себя деревянные стенки и потолок.
— Что со мно…
От вдруг пришедшей на ум страшной мысли отнялся язык — может, это гроб, а меня случайно похоронили заживо?
— Нет! Выпустите меня!
Не чувствуя боли, я изо всех сил забилась о неподатливые доски — руками, ногами, телом.
— Выпустите!
Воздуха оставалось всё меньше, от удушья перед глазами начали плавать фиолетовые круги.
— Я не хочу умирать!
Новый удар — и крышка надо мной внезапно исчезла. Глаза ослепил яркий свет, вынуждая загородить руками мокрое от слёз лицо. Грудь наполнил живительный воздух, и я, как во сне, услышала:
— Кристин, всё хорошо, Кристин, не бойтесь! Вы спасены!

«Д’Аррель?»
Отчаянно моргая, я завозилась в попытке приподняться, и чьи-то руки помогли мне сесть. Рядом с собой я действительно увидела виконта — всё в том же костюме странствующего жонглёра.
— Вы? — у меня голова шла кругом. — Почему вы здесь? И где… — Я вдруг осознала, что нахожусь не в замке, а в крытой повозке, заваленной какими-то тюками. — Где мы?
— Где-то в горах, госпожа, — ответил вместо д’Арреля знакомый женский голос, и я, обернувшись, встретилась глазами с Жюли.
— Ты? — я всё ещё плохо соображала. — Откуда ты… Погодите, вы что, похитили меня из замка?
— Не похитили! — с искренним возмущением опроверг виконт. — А спасли от неминуемой и жестокой гибели! По приказу князя вас опоили и объявили, будто вы умерли. Но Жюли удалось подслушать о коварных планах и о том, что на самом деле вы живы. И мы сумели выкрасть вас, почти бездыханную.
Я запустила пальцы в растрёпанные волосы: Геллерт меня опоил? Объявил мёртвой?
— Какой бред!
— Это правда, госпожа, — Жюли смотрела на меня с огромным и, должно быть, потому казавшимся наигранным состраданием. — Я своими ушами слышала: князь сказал, что вы больше ему не нужны. И не желая совершать смертоубийства, он собирался заточить вас в подземелье замка.
Я вспомнила темноту запутанных катакомб и невольно содрогнулась. А виконт, сделав деловое лицо, произнёс:
— Кристин, давайте обсудим всё несколько позже. Скоро вечер, а сегодня нам нужно проехать этот перевал.
Я неуверенно кивнула: мне не очень нравилась идея куда-то ехать, но какие были варианты?
«Надо собраться с мыслями. Тут что-то не так, только что именно?»
Удовлетворённый моей реакцией д’Аррель вернулся на козлы, и под вопрос Жюли: «Хотите воды, госпожа?» — повозка с рывком тронулась с места.
— Да, не откажусь, — я только сейчас поняла, что в горле у меня сухо, как в пустыне. Поэтому поданную бывшей камеристкой фляжку осушила почти до дна и, почувствовав себя гораздо бодрее, с помощью Жюли выбралась из длинного деревянного ящика, в котором меня, судя по всему, вывезли из замка.
«Могли бы крышку поднять», — хмуро подумала я, вспомнив свой недавний ужас. Устроилась на одном из тюков и погрузилась в размышления.

Для начала мне с трудом верилось в историю со злым умыслом Геллерта. Желай он избавиться от меня таким образом, всё было бы сделано ещё в Храме.
«Да, но вдруг ему мешали Хранительницы?»
Я поискала возражения и, не найдя, решила отложить этот кусочек мозаики в сторону.
А вот в том, что меня опоили, сомнений не возникало: реакция на принесённый Лидией отвар была очень странной. Кубок же она, если я правильно помнила, получила из рук Жюли. И всё вместе это походило на то, что виконт, сговорившись с бывшей камеристкой, таким нехитрым способом выкрал меня, а теперь старался убедить, будто спасал от Геллерта. В пользу этой теории говорило и то, что я до сих пор была одета в ночную сорочку.
«Но, может, меня просто не успели переодеть в погребальное платье?»
Я закусила щёку. От размышлений без того тяжёлая голова уже грозилась треснуть. Надо было делать выводы, только какие? Да, мне не нравился д’Аррель, но если вспомнить двойника Геллерта из видений — я глотнула побольше воздуха, загоняя фантомную тошноту обратно, — то, может, не стоит так доверять обаянию князя?
И тогда получается, что единственный аргумент против слов виконта — фраза Лидии о Жюли.
«А вдруг она солгала?»
Не выдержав, я сжала виски ладонями. Кому же мне верить?
— Госпожа, — всё это время внимательно наблюдавшая за мной Жюли подсела ближе, — я понимаю, вам так трудно сейчас. Постарайтесь отдохнуть…
— Скажи, — я подняла на неё тяжёлый взгляд, — это ты принесла кубок с отваром?
Опешив — и как мне показалось, испугавшись, — бывшая камеристка захлопала ресницами, однако ответить не успела.

Где-то совсем рядом раздался лихой разбойничий свист, что-то с шумом и треском упало, испуганно заржала лошадь. Правивший повозкой виконт вскочил, и его стащило с козел неведомой силой. Рывок вправо, влево — я не удержалась на сиденье и, покатившись, больно ударилась о ящик. Завизжала Жюли, и повозка, будто тоже испугавшись, остановилась. Поскуливающая камеристка на четвереньках бросилась к выходу и замерла, как птичка перед змеёй, когда его перекрыл плечистый мужик с неопрятной чёрной бородой и обнажённым мечом в корявой лапище. Он быстро окинул повозку взглядом и, опустив оружие, довольно осклабился:
— Ого, кто тут у нас! От добыча так добыча!
Стоявшая перед ним на четвереньках Жюли невнятно пискнула. А мужик, глядя чётко на меня, продолжил:
— Вылазьте, красотки. Приехали!

Глава 17

Я выбралась из повозки сама, почти не обращая внимания на боль в ушибленном плече — все чувства и мысли будто топором отрубило.
А вот дрожавшую как осиновый лист камеристку вытащили едва ли не за шиворот и, очутившись снаружи, она прижалась ко мне испуганным ребёнком. Словно я могла что-то противопоставить десятку окружавших нас вооружённых мужчин.

Повозку остановили на неширокой дороге посреди букового леса. Путь вперёд преграждало упавшее дерево — наверняка его подпилили специально. Разбойники — кто ещё это мог быть? — деловито занимались грабежом: кто-то выпрягал из повозки лошадь, кто-то выкидывал наружу тюки, чтобы приятели немедленно вспарывали их, проверяя содержимое. Кто-то без лишних сантиментов, обыскивал связанного д'Арреля, уже без берета и с лиловым синяком под глазом.
— Ну-ка, ну-ка, дайте взглянуть.
Мелко вздрогнув, я обернулась на голос и увидела высокого, достаточно симпатичного мужчину, на чьих русых, до плеч, волосах красовался виконтов головной убор.
«Это их предводитель?»
Я по-прежнему воспринимала происходящее, будто через толстое стекло, и потому бестрепетно смотрела, как разбойник с вальяжной медлительностью приближался к нам.
— И откуда такие красавицы в наших краях? — остановившись прямо передо мной, мужчина протянул руку, по-хозяйски собираясь коснуться моего лица.
— Не смей её трогать, мерзавец! — не своим голосом взвыл д’Аррель. И одновременно с этим я резким взмахом отбила чужую кисть — совершенно неожиданно и для разбойника, и для себя. Несколько мгновений мы недоумённо смотрели друг на друга, а затем моя голова взорвалась от оглушительной затрещины — такой сильной, что я не удержалась на ногах.
С перекошенным от страха лицом Жюли бухнулась рядом на колени — её губы шевелились, но из-за звона в ушах разобрать слова я не могла. От боли на глаза навернулись слёзы, однако когда меня грубо вздёрнули на ноги, даже сквозь них я смотрела с самоубийственным бесстрашием.
— Кто ты такая? — слух постепенно возвращался, позволяя различить не только вопрос разбойника, но и вопли виконта и рыдания бывшей камеристки.
— Я — Кристин де Вальде, — пусть и снизу вверх, но я смотрела в самые зрачки мужчины. — Жена светлейшего князя Геллерта.
Глаза собеседника поражённо расширились — и сразу же неверяще сощурились.
— Жена? И что же ваша светлость, — обращение прозвучало подчёркнуто издевательски, — делает на Волчьем перевале в компании безмозглого жонглёра и, — он брезгливо покосился на Жюли, размазывавшую по щекам слёзы, — истеричной девахи? А главное, — тут его взгляд демонстративно опустился на вырез моей сорочки, — в одном исподнем?
Умом я понимала, что от такого Кристин де Ла Ренн должна была жутко смутиться, попытаться закрыть вырез рукой, начать что-то блеять. Более того, она уже должна была это делать. Но мои чувства до сих пор пребывали в летаргическом сне, и потому я с лёгкостью сохраняла невозможное в такой ситуации хладнокровие.
— Вас это не касается. И лучше бы вам отпустить нас, если не хотите иметь дело с князем де Вальде.
Разбойник презрительно скривил тонкогубый рот. Но только собрался что-то ответить, как над нашими головами раздалось громкое «кр-р-ра!», и я могла бы поклясться, что в нём прозвучало подтверждение моей откровенно блефовой угрозы.
— Что ещё за дрянь? — разбойник задрал голову к верхушкам буков — туда, где в безмятежно-синем небе кружил крупный ворон.
— Кр-р-ра! — повторила птица, как будто предупреждая, и у разбойника заметно дёрнулась щека.
— Блез! — оклик прозвучал ударом хлыста. — Арбалет, живо!
Знакомый мне бородач без промедления подал главарю заряженное оружие, и тот слитным движением вскинул арбалет, целясь в ворона. «Тон-нг!», — пропела тетива, но короткая стрела лишь чиркнула по отливавшим металлом перьям.
— Кр-р-ра! — язвительно ответил ворон и скрылся за кроной раскидистого дерева.
— Дурной знак, — под нос пробормотал Блез, и услышавший это предводитель зло одёрнул его:
— Хоть ты не каркай!
А затем громогласно приказал:
— Ценное и девок забираем, остальное — вниз с обрыва. Этого, — он небрежно указал на виконта, которому успели заткнуть рот кляпом из его же собственного рукава, — порешить и тоже с обрыва. Зверью на ужин.
Д’Аррель позеленел, задёргался — и тут же получил от стоявшего рядом конвоира удар дубинкой по затылку. Закатив глаза, виконт осел на землю, и я отстранённо подумала: как скоро мы с Жюли ему позавидуем?

Между тем главарь, отдав распоряжения, равнодушно отвернулся от нас, и мой взгляд сам собой замер на рукоятке кинжала, выглядывавшую из висевших у него на поясе ножен.
«Пока руки свободны, надо попробовать, — мысль была полностью рассудочной, словно я думала о ком-то другом. — Один удар в грудь, и со всем покончено».
Тем временем Блез несильно пнул Жюли носком сапога:
— Слыхала? Вставай и потопали. И ты, — он обернулся ко мне, — чего стоишь?
Сосредоточенная на предстоящем, я рассеянно кивнула в ответ. Сделала несколько сомнамбулических шагов к разбойничьему предводителю — и вдруг кошкой бросилась на него.
У меня почти получилось. Кинжал мягко выскользнул из ножен, но ударить себя в грудь я уже не успела. Острый край лишь оцарапал кожу, и выбитое из руки оружие полетело в сторону.
— Ах ты дрянь! Что придумала!
Разбойник замахнулся для новой затрещины, но с воплем отшатнулся, когда по его лицу ударили сильные птичьи крылья.
— Кр-р-ра! — гневно каркнул ворон, и вслед за ним мужской голос спокойно произнёс:
— Напрасно ты так, Клод. Разве не знаешь, что бывает с тем, кто поднимает руку на женщину?