1

Еду в автобусе, за окном темно. Маршрут знаком с детства. Но последние пару лет фонари отчего‑то светят тускло, и я с трудом ориентируюсь по редким светящимся вывескам. Так и вывески — величина не постоянная. Проплывающая мимо торговая точка минимум трижды меняла профиль. Поди уследи.


Всё чаще ловлю себя на мысли, что стал ворчлив. А ведь казалось, этого никогда не случится. Мнилось, что утекающая сквозь пальцы молодость — это не про меня.


Рядом стоит женщина. Она только что вошла и бросает на меня короткие, почти тревожные взгляды. Я поворачиваю голову в её сторону. Женщина как женщина: довольно высокая, не полная, но и не худая, лет на пять меня младше, наверное. Выглядит хорошо, но при том без претенциозности и вычурности — всего в меру. Одним словом, приятная. Хотя и не в моём вкусе.


Она выходит на той же остановке, что и я, и продолжает обстреливать меня взглядами, как корсар, преследующий неповоротливый галеон.


Наконец я слышу:


— Ну ты что, так и не признаешься?


Я поднимаю взгляд. Вроде бы в чертах лица есть что‑то знакомое.


— Ты реально не узнаешь? Вот ведь как! А ведь не так уж много лет прошло!


Лет. Всё‑таки лет. Не месяцев. За годы я мог и забыть. Я вообще плоховато запоминаю лица: если меньше трёх раз человека видел, не вспомню даже через несколько недель. А тут… годы. Кто ты, незнакомка? Может, вообще обозналась?


— Ну, Саааш, — тянет она. Кажется, не обозналась. Имя‑то моё.


Тем временем попутчица приступает к психологической терапии уже более требовательно:


— Давай, вспоминай.


Рад бы. Момент‑то неловкий. Я вообще до сих пор ни слова не проронил. Молчалив, как сом, ударенный трижды об лёд, но так и не переметнувшийся в доброго молодца.


И тут, когда её профиль отпечатывается на неоновом фоне витрины свадебного салона, приходит запоздалое озарение.


Чёрт‑те знает почему.


— Документы… Ты помогала мне оформлять документы.


Её, надо сказать, совсем не радует моя сумбурная реплика.


— Ты что, даже… имя моё забыл?


В её голосе звенит, как чуть провисшая струна, сдерживаемая обида.


Да хоть провалиться на месте! Я и правда забыл! Наташа? Или Света? Да нет, точно Наташа! А если нет? Вот же угораздило!


— Давай завернём в кафе, — вход в закусочную быстрого питания для меня сейчас как дверь в выручай‑комнату для мальчика со шрамом: спасти меня может лишь волшебство.


— Посидим, выпьем чашечку кофе, съедим по пирожному.


— Лучше уж по чизбургеру, — покладисто соглашается она. Я помню её такой: не любящей сладкого, доброжелательной и терпимой, но настойчивой. Судя по всему, годы мало что изменили.


Стоит верхней одежде оказаться на вешалке, меня настигает тот же вопрос:


— Ты реально не помнишь, как меня зовут?


И я признаюсь честно и кратко, как на духу:


— Да.


Повисает пауза.


— Жаль, — так же коротко откликается наконец она. — И немного обидно.


— Я понимаю.


И я действительно понимаю её. Она же не просто помогала мне с документами. Мы встречались. Недолго. Но достаточно, чтобы разделить несколько раз постель и даже познакомить сыновей, которые тогда только что пошли в школу. А сейчас им уже по четверть века. Так что не так уж и мало лет минуло.


— Ты мне именно за это и понравился.


— За что?


— За откровенность. Прямолинейную иногда. Чересчур даже, до грубости порой. Зато без лицемерия.


Женщина без имени хранит в памяти, как в шкатулке, все расколотые фрагменты наших куцых встреч. А я вот нет. Она помнит, какой я. А я вот почти ничего не могу вспомнить. В омуте памяти не то чтобы пустое место… но как будто акварельный холст, оставленный под мелким осенним дождём: краски поблекли, очертания фигур расплылись, превратившись в растушёванные пятна. Почему так?


— Ты бросил меня по телефону.


В её тоне нет ни обвинения, ни горечи — просто констатация факта.


Мне думается, что «бросил» — слишком громкое слово. Не бросал я. В моём понимании, конечно. Просто так получилось.


— Хочешь сказать: «Просто так вышло, извини, подруга»? Так ты уже извинялся. Тогда.


Вообще‑то я ничего не хотел говорить. Но то, что она с такой точностью предугадывает ход моих мыслей, немного пугает.


Вот и кофе готово: моя слойка с черничной начинкой и её чизбургер. Или как он там сейчас обзывается?


— Расскажешь, что тогда произошло?


Я отхлёбываю кофе, надкусываю пирожок, обжигая горячей начинкой язык, и киваю.


— Тебе надо собраться с мыслями?


Она тоже аккуратно надкусывает нечто с сыром.


— Нет. Не надо. Всё просто и можно изложить в двух словах. Я встретил тогда свою вторую и, наверное, последнюю большую любовь.


— И не смог устоять перед соблазном?


— Да тут даже не в соблазне дело. Ведь некоторым за всю жизнь так и не удаётся пережить такого. И кто бы на моём месте отказался?


— Наверное, никто, — неожиданно легко соглашается она.


— То‑то и оно, — зачем‑то уточняю почти назидательно… и ужасно неуместно я. Дурак дураком и уши холодные, как сказала бы моя бабушка.


— И где же она?


— Кто?


— Твоя любовь.


Она наметанным глазом окидывает абсолютно точно не глаженые брюки, заклеенную куртку и ещё более потрёпанные ботинки. Если честно, мне давно плевать, как я выгляжу со стороны.

Загрузка...