Женщина для утех семьи Бэкхейм

Пролог

Доброго времени суток!

Нетипичная для меня история с элементами детектива и достаточно откровенными сценами - но из песни слов не выкинешь. Не самая легкая, не самая светлая, но хэппи-энд ожидается.

Саундтрек истории: "Сопряжение сфер", Ясвена❤

Пролог

На четвёртый этаж родового замка Бэкхеймов я не поднималась уже почти четыре года, с тех пор, как умер лорд Содель. Собственно, сейчас на четвёртом этаже проживала только вдова лорда Соделя, леди Кариса, тихое, бесцветное, бессловесное существо, напоминающее больше фамильное привидение, нежели хозяйку, пусть и бывшую, осиротевшего родового замка, а она меня в свою спальню по понятным причинам не приглашала. Поднимаясь наверх, отсчитывая ступеньку за ступенькой, я не могла не вспоминать прошлое, не могла не признавать, что скучаю по тем дням, когда я впервые здесь очутилась. Когда мне было дозволено столь многое, когда я ещё верила в то, что в моей жизни каким-то чудом всё скоро изменится к лучшему. Ни один из прочих мужчин, с которыми я делила постель, - а их было трое, не считая отчима, которого, по большому счёту, действительно не стоило считать, - не напоминал лорда Соделя даже внешне.

Поднимаясь в спальню его сына, которого до этого момента видеть мне не доводилось, я могла надеяться хотя бы на их внешнее сходство.

Время давно перевалило за полночь, в коридоре было темно и тихо. Последняя дверь слева, спальня молодого лорда, была плотно прикрыта, но не закрыта на ключ.

- Последняя дверь слева, - сказал мне двумя часами ранее лорд Ликор, отчего-то посмеиваясь в усы, - последняя дверь слева, детка, иди и сделай так, чтобы у парнишки звёзды в глазах заплясали! Он слишком устал от своей учёности и долгой дороги и нуждается в доброй девке под боком! Уверен, что никто из столичных шлюх и в подмётки тебе не годится!

Я привела себя в порядок согласно установленным правилам, дождалась указанного лордом Ликором времени и пошла.

В покоях новоприбывшего сына лорда Соделя царили тишина и полумрак. Два ночника на стенах мерно светили тусклым густо-лимонным светом. После полуночи родовая магия замка гасила свет, если воля хозяев не требовала иного. В данном случае приглушенный свет ночников был вполне оправдан – судя по всему, хозяин комнаты мирно спал, уткнувшись лицом в подушку. Я увидела только каштановую макушку, спутанные густые пряди волнистых волос, присмотревшись, заметила, как ровно, беззвучно приподнимаются в такт дыханию плечи и спина.

Значит, у меня было несколько мгновений на то, чтобы осмотреться.

Личные вещи нового хозяина, вероятно, уже заняли подобающие места на полках пузатых шкафов на гнутых ножках, я не заметила никакой одежды, которая всегда в изобилии и беспорядке присутствовала в спальне лорда Лавтура. Зато неподалёку от кровати стояло около трёх-четырёх высоких стопок перевязанных бечевой книг. Раскрытая книга белела страницами на прикроватной тумбе.

У меня слегка потеплело на сердце. Лорд Содель любил читать книги, он собрал за свою жизнь прекрасную библиотеку, и я частенько дожидалась его именно там. После смерти достопочтенного хозяина библиотека пустовала, и я, пару раз осмелившись зайти туда по своей воле, сочувственно гладила тоскующие, словно верные псы, медленно покрывавшиеся густым слоем пыли тома. Если сын лорда Соделя займёт его место, возможно, всё изменится не только для семьи Бэкхейм, не только для меня, но и для этих книг.

Я расстегнула пуговицы платья, вышагнула из островка блестящего белого шёлка. Это было против установленных правил. Не исключено, что молодой хозяин захотел бы раздеть меня сам. Но если он спит... Лорд Ликор сказал, что я не должна ждать его пробуждения.

Впрочем, тонкая полупрозрачная ночная сорочка и миниатюрные панталоны на мне остались. За пять лет службы в замке нагота меня не смущала. Я присела на кровать, запустила руку в густые кудри спящего мужчины. Лорд Ликор не сказал, сколько ему лет. Но, кажется, он немногим старше меня.

Молодой человек пошевелился, но не проснулся. Я спустилась рукой ниже, провела по гладким голым плечам и спине - несмотря на явную любовь к чтению, физическими упражнениями он судя по всему не пренебрегал. Откинула одеяло – новый хозяин спал в мягких домашних брюках с голым торсом.

Наверное, если бы он бодрствовал, я бы испытывала стеснение и подспудно ожидала недоброй реакции, грубости или издёвки – всё это было мне знакомо. Но крепкий сон юноши делал меня непривычно смелой, словно это я сама спала и видела волшебное сновидение. Словно мой приход сюда был моим желанием.

Всё смелее и смелее я гладила нового хозяина, от плеч до поясницы, то и дело невесомо касаясь губами горячей кожи, пахнущей сигаретами и отваром из мыльного корня. Он что-то пробормотал, повернулся на спину, и я увидела татуировку на впалом безволосом животе - безглазая чёрная змея, свернувшаяся кольцом вокруг пупка и глотающая собственный хвост. Это было так необычно, так натуралистично до жути, что я в первый момент испуганно отдёрнула руку. Но уже спустя мгновение осмелилась прикоснуться к несомненно талантливому, детально прорисованному изображению. Пробежалась по нему пальцами, поглаживая объемные на вид чешуйки. На его груди волос тоже не было, а лицо и в самом деле напоминало лицо лорда Соделя. Правильные черты, волевой подбородок... впрочем, наверняка можно будет сказать, только когда он откроет глаза. Мне захотелось, чтобы он их открыл. Чтобы посмотрел на меня, прижал к себе.

Странно. Я потянулась к его губам и остановилась буквально за мгновение до того, как коснуться их. Что я делаю?

Женщина для утех не имеет право на такие вольности, во всяком случае в первую встречу. Поцелуи в губы – желание хозяина. Со мной определённо происходило что-то странное.

Рука скользнула под резинку брюк, лаская его, гладкого и горячего, там, внизу. Несмотря на то, что он вроде бы всё ещё спал, тело откликнулось на мои прикосновения, а я почувствовала, как что-то непривычно сладко, почти болезненно, замирает и тянется внизу живота. Не так, как обычно.

Правила

Установленные правила девицы для утех

1. Поступающая в распоряжение Семьи девица должна быть не моложе семнадцати годов, дать своё добровольное согласие на переход в Семью перед королевским магом, тем самым отрекаясь от всех прежних клятв и обязательств, в том числе перед собственными родителями, супругом или детьми.

2. Пользоваться услугами оной девицы могут только мужчины Семьи, связанные с Семьёй кровно или юридически признанные имеющими к ней отношение.

3.Если требования данных мужчин не нарушают сии Установленные правила, отказывать им девица для утех не имеет права, уступая в соответствие с главенством требующих.

4.Оная девица обязана содержать тело своё в чистоте и здравии, после каждой интимной связи проходя обряд очищения у целителя, а кроме того, регулярно принимая снадобья, препятствующие чадозачатию. В случае зачатия дитя семейный целитель имеет право избавить девицу от незаконного плода без согласия оной.

5. Семь дней в неделю ублажая мужчин Семейства, в коем проживает, восьмой день недели девица для утех обязана проводить в одиночестве, посте и молитвах Творцу за грешную свою душу.

6. Девица для утех получает регулярное жалование за свои услуги, восьмую часть коих обязана жертвовать ближайшему храму Творца, вымаливая прощения за свою порочную натуру, приведшую её на путь греха и искушения.

7. Будучи уличена в краже или ином преступлении, оная девица должна быть судима Королевским судом, и ни один из мужчин Семьи не имеет права вступиться за неё, ибо лишены они независимого ясного взгляда.

8. Девица может освободиться от своего рода занятий по достижению тридцати восьми годов, по указу Главы Семьи или независимо от оного, в случае, ежели в королевскую казну будет внесена сумма, стократно превышающая годовой оклад оной девицы.

Глава 1.

На похоронах лорда Соделя четыре года назад я плакала так, как не плакала на похоронах собственного отца.

Только тогда я вдруг поняла, что по-своему любила его, любила, как никого другого. Впрочем, лет с шести, когда умер отец, мне особо и некого было любить. Я была уже довольно сознательной девочкой, чтобы понимать, что всё в нашей с матерью жизни круто изменится, и перемены внушали страх, но именно из-за ухода близкого человека я почему-то не особенно грустила. В моей памяти родной отец, один из мелких, небогатых и незнатных дворян, военный невысокого чина, остался очень суетливым, вечно занятым человеком. Мы очень мало общались – наверное, ему казалось, что ребёнком, особенно дочерью, должна заниматься мать.

После ухода отца из жизни гойда Варая осталась одна – ни бабушек, ни дедушек я не знала, вероятно, они, как и другие возможные родственники, давно уже покинули этот свет, и одиночество, полная неприкаянность и грозящее безденежье привели мать в состояние полнейшей потерянности. Я помню, как рыдала она на похоронах, всё ещё молодая и очень красивая, как билась, завывая, у гроба, как хватала меня за руки и тащила в свежевыкопанную яму, уговаривая прыгнуть туда вместе и разделить участь отца – эта её истерика напугала меня до ужаса, до заикания, от которого я с грехом пополам избавилась только ближе к двенадцати годам. Так или иначе, в могилу мы не прыгнули - нашлись добрые люди, оттащившие обезумевшую вдову и кое-как приведшие её в чувство, но кладбища и и тёмные пустые ямы ещё очень долго снились мне в детских кошмарах, от которых я просыпалась по ночам.

Через год после смерти отца нам перестали платить положенную военную пенсию по потере кормильца, а ещё через десять месяцев мать была вынуждена выставить на продажу дом. Скудные сбережения подошли к концу, правда, она занималась шитьём, но клиентов было немного, и доходы никак не покрывали расходы.

Встречая немногочисленных заинтересовавшихся домом, мать не могла сдержать слёз, чем отпугивала возможных покупателей. Я, в силу малолетства, равнодушная к подсчёту необходимых для нашего выживания средств, тихонько радовалась тому, что переезжать не придётся – крепкий двухэтажный особнячок с пышным, хотя и неухоженным садом мне нравился. И то, что мать не имеет возможности платить за школу, куда восьмилетняя почти неграмотная дочь непременно должна была ходить, - тоже. Правда, единственная оставшаяся с нами служанка, помогавшая по хозяйству, потихоньку учила меня читать, писать и считать.

Уроки чтения и письма мне не нравились – в нашем доме не было детских, понятных для меня книг, а тексты, которые диктовала мне старая гойда Арма, были сплошь из «Летописей о сотворении», написанные тяжёлым устаревшим языком. А вот цифры я с детства любила. Они меня завораживали. Такие надёжные, такие… постоянные и ясные, лишённые какой-либо двусмысленности. Похожие на тайные знаки. С цифрами я любила играть, придумывая задачки для себя же самой. Лепила их из комьев влажной глины на заднем дворе. Просто складывала и вычитала в уме, чтобы успокоиться.

В один прекрасный день очередной покупатель пришёл посмотреть дом, и я привычно спряталась за большим креслом в гостиной. Это был высокий, чуть рыхлый мужчина со строгим, каким-то квадратным лицом, пышными усами и внимательным колючим взглядом. В отличие от прочих «претендентов» он пришёл не один – у его ног стояла довольно крупная поджарая собака с длинными висячими ушами, шелковистой, кремового цвета шерстью и пушистым хвостом. Животных мы с матерью не держали, разве что кур, да и те перемёрли от какой-то птичьей хвори прошлой зимой, и я с детским восторгом уставилась на красавицу из своего укрытия. О чём говорили мужчина и уже привычно всхлипывающая, причитающая что-то мать, я не слышала, уверенная, что всё пойдёт, как обычно: слёзы матери, переходящие в сдавленные рыдания, общая неловкость и скорый уход случайного гостя.

Смирно стоявшая у ног хозяина собака посмотрела на меня умными шоколадными глазами. Я тихонько похлопала по подлокотнику кресла – раз, другой, третий. И животное послушно подошло ближе. Я не испытывала страха, когда влажный нос ткнулся мне в ладонь – только сожаление, что мне нечем угостить зверя. Разве можно бояться собак? Вот людей я побаивалась, да.

- Ну-ка, кто тут у нас? – раздался гулкий бас над головой, и я, потерявшая бдительность, вжалась в пол. Мужчина склонился надо мной, одной рукой он ухватил псицу за ошейник, неприметный в густой шерсти, а другой неожиданно ласковым движением погладил меня по голове.

- Дочка, - отозвалась откуда-то мать. – Пуганая, дикая, как перепёлка, и не подойдёт к людям.

- Перепёлочка, - протянул нараспев мужчина, вроде бы добрый на первый взгляд, но отчего-то его голос вызвал во мне нервную дрожь. – Красивая у тебя дочка, гойда Вария, а годов так через пять какая будет…

 «Красивая» я слышала с тех пор часто, даже слишком часто. Для меня это стало не похвалой, а, скорее, укором, даже проклятием.

Очень быстро, неприлично быстро гойдел Лихаэр женился на матери, и моя жизнь снова круто изменилась. Вероятно, в лучшую сторону, хотя – как посмотреть.

К дворянам мой отчим не принадлежал, о чём мать непременно зло и саркастично напоминала ему и мне во время своих всё более частых алкогольных возлияний. Не дворянин, но весьма обеспеченный человек, он совершил неплохую сделку, заключив этот брак – дом, по сути, достался ему бесплатно. Своё состояние мой новоявленный отчим сколотил на весьма популярных среди знати охотничьих собаках. Именно под эти нужды он и присмотрел наш запущенный, но просторный сад – многочисленные пустовавшие подсобные помещения были переделаны под тёплый и просторный питомник и площадку для выгула. Дело гойдела Лихаэра процветало – очередь на дорогостоящих щенков была расписана на пару лет вперёд. Мать не помогала ему, но и не мешала, бродя по дому, как приведение – бледная, с впалыми щеками и синяками под глазами, с кислым запахом изо рта и мутным равнодушным взглядом. Периоды этих её хаотичных брожений сменялись затишьями, когда она и вовсе пропадала из виду – повзрослев, я стала понимать, что это означает. То ли мучимая виной за повторный брак и предательство отца, то ли просто поддавшись постыдной слабости, она постепенно спивалась, и в моей жизни никакого участия не принимала.

Глава 2.

С моих четырнадцати лет – примерно, я не запомнила точной даты - забота гойдела Лихаэра перешла в несколько иную плоскость. Мать к тому времени я перестала воспринимать как полноценного члена семьи, да что там - как полноценного человека, и мне и в голову не могло прийти пожаловаться ей на своего отчима. Впрочем, нет, один раз я всё-таки сказала ей, что мне неприятно его пристальное внимание, но мать пробормотала, что «Корин – единственный, кто заботится о нас», и, сказать по правде, мне нечего было ей возразить. Подозреваю, что каменный особняк с окружавшим его бывшим садом по документам давно уже принадлежал исключительно предприимчивому гойделу, нечего было и думать затевать судебную тяжбу и пытаться что-либо вернуть назад. Окажись мы на улице, судьба матери, пристрастившейся к бутылке так, как не всякий разорившийся ми′рский – мирскими называли у нас демобилизованных по причине подорванного здоровья бывших военных – была бы незавидной. Что же касается моей судьбы, благодаря отчиму, иллюзий я не питала.

С моим взрослением его влечение ко мне стало очевидным и неприкрытым, да он и не заботился о том, чтобы его скрывать – немногочисленные слуги, обитавшие в нашем доме, были неболтливы и смотрели по большей части в пол. Всё началось со случайных поглаживаний и прикосновений по округляющейся груди и бёдрам, которыми гойдел Лихаэр не брезговал и в моём более раннем детстве – по голове, по плечам и спине. Иногда – шутливый хлопок по ягодицам, иногда – щипок за щёку. Порой гойдел брал на свою псарню новых, уже взрослых собак, и я видела, как уверенно, неторопливо, но неотвратимо он их приручал, то голодом, после которого следовало лакомство, то точным расчётливым ударом, после которого шла обязательная ласка. Меня не били и голодом не морили, и всё же он дрессировал меня, как собаку. Прикосновения к груди, к животу даже через ткань заставляли меня морщиться и сжимать губы – да, я многого не знала, но понимала, что то, что он делает – неправильно и грязно.

«Ты слишком красива, - повторял гойдел Лихаэр. – Слишком свежа и красива, в этом всё дело, а твоя мать меня нежностью не балует, да и какое удовольствие ложиться в постель с пропитой беззубой бабой. Не бойся, я тебя не трону, не попорчу, так, потискаю чуток, с тебя не убудет…». И я смирилась – под юбку он не лез, вероятно, боясь не сладить с собственной похотью, а с меня и впрямь не особо убыло.

И всё равно было противно и страшно.

Но в конце концов, тело – это просто тело. Проповедник Творца в храме, куда я иногда ходила, больше за глотком свежего воздуха, нежели за божественным откровением, утверждал, что наши смертные тела - лишь оболочка, на время дарованная нам Создателем, ничего не стоящая. Правда, эти страстные речи не помешали ему жадно ухватить меня пониже спины, когда мы столкнулись однажды в очереди в овощную лавку.

В моих немудрёных мечтах я была в меру некрасивой сиротой, сбегающей из сиротского приюта в поисках лучшей жизни. На деле я так и не решилась на побег – дома было плохо, но терпимо и привычно, а внешний мир казался мне чем-то жестоким и страшным.

Однажды гойдел Лихаэр взял меня с собой в город. Мы приехали вечером, когда было уже темно, спустились по лестнице в полуподвальное помещение, заполненное вонючим дымом, в котором то и дело сновали тёмные мужские силуэты. Знакомые гойдела - краснолицые опухшие мужчины средних лет, не брезговавшие ни курительными трубками, ни выпивкой – шумно, крикливо обсуждали с ним собачьи бега, охоту, войну – в наши неспокойные времена бывшего военного было встретить проще, чем фазана в лесу, а ещё мерили меня масляными похотливо-ленивыми взглядами. Чья-то липкая рука украдкой погладила меня по бедру, и я прижалась к сидящему рядом гойделу Корину, осознав нехитрую истину – знакомое зло лучше неизвестного.

- Видала, как они на тебя пялились, перепёлочка? – пьяно хмыкнул отчим на обратной дороге, сжимая мою руку так, что я от боли прикусила губу. – Все слюнями истекли, небось, на такую девочку. Не бойся, моя красавица не достанется этим остолопам, у которых не хватает мозгов даже на выпивку заработать. Ты слишком хороша, поверь старому Корину, мы дорого пристроим тебя, в хороший и знатный дом. Ты достойна быть любовницей большого человека, девочка. На жену не рассчитывай, нет у тебя ни лоска, ни имени, ну так и можно подумать, велика печаль. Какой-нибудь плюгавый гойдел, разумеется, возьмёт тебя с радостью, будет задирать подол по вечерам после пивной чаши, заделает тебе с полдесятка детишек, загоняет домашней вознёй, а когда твоя красота угаснет от забот и хлопот, найдёт себе сговорчивую девицу из кабацких шлюх, каждый вечер новую, а ты будешь раз в неделю скакать на его немытом стручке под вопли сопливой мелюзги за стеной... Нет, перепёлочка, тебя ждёт другая судьба. Главное - не прозевать хорошего клиента, пока ты юна и невинна. Мы, мужчины, не в силах устоять против таких глаз и таких пальчиков, - он положил мою ладонь себе на уже расстёгнутую ширинку и сжал, прикрывая глаза.

Что и как нужно делать – я уже знала. Была научена.

- Перепёлочка, - простонал гойдел Лихаэр. – Ещё пару лет – и ты станешь самой дорогой сучкой на севере Хорренхая. А я куплю себе звание лорда. Мы оба будем в выигрыше, ну же, поработай своей нежной ладошкой мне на радость...

Я украдкой вытерла ладонь о юбку и уставилась в окно, представляя, как моё лицо покрывается язвами, я краду лошадь и навсегда уезжаю прочь из Хорренхая, а лучше – попадаю в какой-нибудь другой прекрасный мир. Поездкой мои фантазии и ограничивались, правда иногда я мечтала, что там, в этом ином мире, и вовсе нет никаких мужчин. А лучше всего – вообще нет никаких людей.

Глава 3.

- Тише, тише, Сомерсет, - тихонько бормочу я, разглядывая застывшего шагах в двадцати пса. Привычка говорить с собаками – ещё хлеще, чем с самой собой, от неё так трудно избавиться, хотя необходимости в проговаривании вслух нет никакой: Мерс, лучший племенной кобель лорда Лихаэра, понимает меня с полувзгляда.

Никогда и ни с одним человеком я не смогу добиться такой связи. Мерс застыл каменным изваянием, взгляд его карих глаз прикован ко мне. Лёгкий хлопок по бедру – и каштановая молния срывается с места, обегает меня, тычась костлявым боком, усаживается слева, как положено. Я опускаюсь на корточки, утыкаюсь лицом в шелковистую блестящую шерсть.

Внезапно пёс напрягается, пробегающий по мышцам импульс едва уловим, прямой опасности он не чует, но я резко выпрямляюсь – и вижу незнакомого мужчину. Ровесник лорда Лихаэра, он в то же время разительно отличается от него, как благородный двадцатилетний коньяк от деревенской медовухи с запахом конского навоза. Помимо охоты отчим уважал собачьи бега и бои, частенько брал меня с собой, не столько показать действо – там, где одна собака рвала другую под свист и улюлюканье толпы, мне неизменно становилось плохо – сколько показать высшее общество. Где ещё я могла его увидеть? Понемногу рассказывал о его привычках и устоях. Не знаю, где он, сам сын торговца, успел нахвататься подобных знаний и сведений, то ли в дорогих кабаках, то ли в игорных клубах, но знаниями лорд Корин обладал обширными и меня просвещал охотно: с его точки зрения женщина должна была уметь поддержать беседу. Впрочем, не думаю, что дело было только в этом – в конце концов, он нередко называл меня «дочкой». Что, впрочем, не мешало то и дело обращаться ко мне для разрядки, если приходилось задерживаться в поместье надолго. Делить постель с моей матерью отчим перестал окончательно. Впрочем, верный своему слову, практичный до мозга костей, девственность мою он сохранил.

Я довольно скептично относилась к его экономическим планам. Неужели люди и впрямь готовы столь щедро платить за постель, что в том хорошего, разве в борделе добра такого мало, девиц, за бутылку да брошку готовых ноги раздвинуть? К семнадцати годам я считала, что знаю об этом не так уж мало – отчим постарался. Меня он и правда почти не трогал, зато заставлял – или убеждал, не так уж велика разница – всесторонне ублажать его самого. Разумеется, между многими «знать» и «уметь» лежала немалая пропасть, но со свойственным юности максимализмом, я была уверена, что вряд ли смогу чему-либо удивиться.

Было бы чему удивляться, сколько раз я присутствовала на собачьих случках!

Одним словом, приближающийся незнакомец был богат. Я успела оценить и трость с каменным набалдашником в виде собачьей головы, и дорогой шёлковый камзол, вышитый золотой нитью, и тонкую кожу высоких сапог, явно подстриженную трезвым цирюльником бородку, внимательный взгляд тёмных глаз. Высокий и стройный, хотя и немолодой, но крепкий и нерасплывшийся. Густые слегка волнистые пряди волос – точь в точь цвета Сомерсетовой шерсти.

Мужчина изучил меня с ног до головы – длинные волосы убраны под шляпку, брючный костюм для верховой езды потёртый и тесный в груди – и хмыкнул.

- Ты, что ли, Лихаэрова дочка?

- Падчерица, - коротко ответила я, для верности кладя руку на пёсью холку. – Гойдел Корин в отъезде, господин, завтра вернётся.

- Завтра меня не устроит.

- Если что по собакам нужно, так я могу помочь, - неуверенно ответила я. Это была правда – не я ли сопровождала отчима везде и всюду? И роды принять, и рану зашить, и командам выучить, и молодняк показать – разве что топить щенков я так и не научилась.

- Ну, помоги, что ли, - снова хмыкнул посетитель. – Как звать-то тебя, помощница?

- Римия, - и какое ему дело до моего имени? Я двинулась в сторону новой утеплённой псарни, отчаянно пытаясь вспомнить, кого из щенков трёх новых помётов отчим уже пристроил. Клиент платёжеспособный, грех упустить, но ведь и обязательства перед прочими – не ветер, а камень. Мерс побежал за мной.

- И сколько тебе лет, Рими?

- Семнадцать.

- Так Корин твой опекун? А где твои родители? Чем они занимались?

Он на щенков посмотреть пришёл или про меня языком почесать, в конце-то концов?..

Я отвечала коротко, стараясь побыстрей отвязаться от пустой болтовни и глупых расспросов. А ещё говорят, будто бабы болтливы. После вопроса, а училась ли я школе, не сдержалась и огрызнулась: нет, мол, грамоте да счёту не обучена, только на псарне и живу с детства.

Так и не представившийся гость улыбнулся в бородку:

- Какая жалость! Я высшую школу закончил, когда тебя ещё и на свете не было, а тут мне приятель задачку загадал, так вот решить не могу. Думал, кто бы свежим взглядом посмотрел, да ладно, придётся самому подумать.

Я повернулась к нему.

…если я что и любила, кроме собак, конечно, так это решать задачки и головоломки. Лорд Лихаэр знал о моём пристрастии к цифрам, примерам и ребусам, и выдавал их, как иным конфеты – за хорошее поведение.

- Что за задачка?

- Так ты ж неграмотная, - незнакомец ловко передразнил мои интонации, но тут же продолжил. – Да вот какая. На охоте псица гонит зайца. Через сколько прыжков она его настигнет, если первоначально их разделяет расстояние в полторы сотни шагов, заяц с каждым прыжком удаляется от собаки на семь шагов, а собака бежит быстрее зайца и с каждым прыжком приближается к нему на девять шагов?

- Семьдесят пять? – чуть разочарованно ответила я, задачка показалась мне слишком лёгкой. Вместо ответа незнакомец протянул руку и ловко стянул с меня шляпку. Волосы волной скатились до пояса.

- Верно, врушка Римия, - тихо произнёс он. – Ты действительно неглупая девочка.

Мне стало неловко за незаслуженный комплимент, а ещё потому, что потенциальный покупатель продолжал смотреть мне в лицо – не так, как пялились мутные приятели лорда Лихаэра, а напротив – кристально ясно и очень спокойно.

Глава 4.

Если бы я только знала тогда, насколько непредсказуема бывает жизнь. Но всё с той же самонадеянной наивностью юности и уверенностью, что смерть никогда не коснётся моей жизни напрямую, я полагала, что продумала всё.

В тот самый первый день нашего знакомства лорд Содель взял пару лучших щенков, не особо, впрочем, к ним приглядевшись, деньги отсчитал так же, не глядя, и уехал, оставив меня в состоянии какого-то смутного сожаления. Он не распускал руки, как отчим и его дружки, был со мной учтив и любезен, рассказал о том, какая большая библиотека в его замке, поразился тому, как быстро я складываю и умножаю в уме ломаные числа, одним словом, произвёл наилучшее впечатление - хотя, по большому счёту, мне и сравнивать было не с кем. Я задумалась о том, как много ещё встретится на моём пути подобных обходительных и образованных благородных людей. По всему выходило, что шансов на это мало, куда вероятнее видеть вокруг тот сброд, с которым имел дело гойдел Лихаэр.

…но я ошиблась. Не минуло и пяти дней, как лорд Содель снова посетил нас, на этот раз запершись с отчимом для долгой беседы, но и мне уделив добрых полчаса. Получив из его затянутых в тончайшую кожу перчаток рук книжку с ребусами, я едва не запищала от восторга, не особо обратив внимание на дорогое колечко с красным камнем, по утверждению моего нового знакомого, столь выгодно оттенявшего цвет моих губ. Дешёвая поэзия никогда не занимала существенного местечка в моём странном сердце, как и красивые побрякушки, хотя меня не баловали ни тем, ни другим.

Ещё спустя несколько дней отчим позвал меня к себе, но развернул на пороге, недовольно отчитав за растрёпанный вид и перемазанные в земле щёки. Я наскоро умылась, не понимая ни его нервозности, ни претензий, но возражать и перечить не посмела. Впрочем, причина спешки обнаружилась очень скоро – лорд Содель сидел в хозяйском кресле, элегантно сложив ногу на ногу, а руки устроив на каменной собачьей голове, увенчивавшей трость.

- Римия… - голос лорда Лихаэра был хриплый, что выдавало крайнюю степень волнения. – Римия, ты уже имела счастье познакомиться с лордом Бэкхеймом. Он… он хотел бы сделать тебе предложение. Очень, очень лестное и важное для нас предложение. Прошу тебя, выслушай всё до конца.

Признаться, в первый момент я подумала о том, что моему доброму знакомому требуется работница на его личную псарню – и едва удержалась от восторженного кивка…

…Как я уже говорила, тогда я была слишком наивна, неопытна и самонадеянна.

То, что втолковывал отчим, никак не усваивалось в моей голове, но он был не против повторить и дважды, и трижды. Злясь на себя за невольно запылавшие щёки, я опустила взгляд на лежащий передо мной документ.

Контракт.

На щенят мы тоже подписывали своеобразный акт купли-продажи. Указывали дату рождения, вес, рост в холке, состояние шерсти и глаз – а ну как подохнет по дороге в новый дом, потом не оправдаться, что не хворого пса подсунули невинному обманутому благородному гойделу или лорду!

Но читать контракт по поводу купли-продажи самой себя… Я всматривалась и всматривалась в сухие строчки, написанные чьей-то недрогнувшей рукой, очевидно, фамильного нотариуса, и понимала, что никогда на подобное не соглашусь. Даже если гойдел Лихаэр меня убьёт – а он непременно убьёт в случае отказа, ведь указанная разовая сумма "покупки" поражала самое смелое воображение, не то что уж моё, скудное и убогое. Но попадать в рабство нескольких мужчин из одной семьи – не более шести, боги милостивые, шести, почему же не шестидесяти – нет, это не по мне. Несмотря на более чем приличное жалование. Это даже хуже, чем прибиться к какому-то борделю. Гойдел Лихаэр и туда брал меня с собой в прошлом году на экскурсию, очевидно, рассчитывая на то, что я испугаюсь потрёпанного и потасканного вида размалёванных хихикающих девиц с уставшими потухшими глазами и сделаю правильные выводы. Я и испугалась, было такое, но всё же никто не неволил их оставаться на одном месте, тогда как сейчас... Если верить контракту, я снова стану полностью принадлежать себе по достижению тридцати восьми лет. Тридцати восьми! Возраст, в котором у наших женщин порой появляются первые внуки, тогда как у меня не будет даже детей. Никогда уже не будет.

Да моей матери тридцать семь лет, а я буду старше её, я…

- Корин, вы не могли бы оставить нас ненадолго? – мягко спросил лорд Содель, и отчим испарился, как лужица воды на солнце. Мой без пяти минут покупатель поднялся, подошёл поближе и протянул руку, не делая и попыток ухватить меня, полапать, и это подкупило – я послушно вложила свою ладонь в его, всё еще не зная, что сказать, какие подобрать слова. На этот раз перчаток на госте не было, и я почувствовала, насколько заледенели от волнения мои пальцы, по сравнению с его, горячими.

- Римия, послушайте. Мне пятьдесят два года. Я очень богат. Я крепок, но уже не молод, моему сыну двадцать лет, и этот сумасбродный мальчишка болтается с храмовниками и не стремится брать на себя ответственность за семью. Моей жене сорок один, и она день-деньской поливает свои орхидеи в саду. Я уважаю её и благодарен ей за совместно прожитые годы, но она немолода и отношения между нами давно уже сводятся к разговорам о погоде за завтраком. А вы, прелестнейшее чистое создание, скрасили бы мои годы так, как фонарь освещает дорогу путнику, бредущему в ночи. Я научу вас любви, которой слишком много в моём сердце и которая не имеет иного объекта привязанности, так что она изольётся на вас и только на вас. Не думайте, что я позволю кому-то ещё прикоснуться к вам. Рими, а тем более обидеть или унизить… я не жаден и умею быть благодарным. Тот контракт, что вы должны подписать, составлен по стандартному образцу, видите ли, с недавних пор Его Величество решил бороться с процветающим среди знати развратом и блудом весьма решительным образом. Но я предлагаю вам свой собственный договор, цена которого - моё слово. Пять лет рядом со мной одним – и я верну вам свободу, а также полностью обеспечу вашу свободную безбедную жизнь после. Подумайте, Рими. Сомневаюсь, что с учётом заинтересованности в вас вашего… приёмного отца, вам удастся найти более выгодное предложение.

Глава 5.

... все вышло не так, как я предполагала, и не так, как предполагал лорд Содель. Его не стало ровно через год, и я плакала на его похоронах так, как не плакала ещё никогда в жизни, горюя о потере, самой сильной потере за всю свою недолгую жизнь. Мне не в чем по сути было его упрекать: лорд Содель при жизни держал своё слово, и весь этот год, опять же, единственный за всю свою сознательную жизнь, я была почти счастлива. Он берёг меня – от возможного презрения и справедливого негодования собственной законной супруги, от других мужчин своей семьи, формально имевших право позвать меня разделить с ними ложе, но уважавших его главенство и его решение настолько, что никто ни разу не пытался меня ни к чему принудить. Мой хозяин учил меня – не только постельным развлечениям, но и различным наукам, и манерам, правилам поведения за столом, даже танцам, не менее сложному искусству поддержания светской беседы, и хотя женщины для утех существовали словно бы вне сословий, одинаково игнорируемые и избегаемые как простыми людьми, так и дворянами, пожалуй, если бы в итоге я каким-то чудом умудрилась оказаться в высоком обществе, то вполне могла бы сойти за свою.

Наконец, иногда мне даже казалось, что лорд Содель по-своему любил меня. По крайне мере, он желал меня и наслаждался ощущением собственной юной силы, которое я ему дарила, и был мне благодарен, а на большее я и не рассчитывала. Отчим всегда говорил мне, что такие, как я, могут добиться восхищения, основанного на вожделении, а любви добиваются лишь герои романтических книг. Я ему верила за неимением других вариантов, и подобные книги никогда не читала – к чему мечтать о несбыточном.

После того, как с необходимыми формальностями было покончено, я переехала в фамильное имение лорда Соделя Бэкхейма. Дом мне понравился, во многом он напомнил мне своего хозяина – надёжного, сильного и в то же время изящного. Помню, как у меня мелькнуло не то что бы сожаление – тень сожаления о том, что мы не могли встретиться с лордом в дни его юности. Впрочем, что бы это изменило? Мы всё равно жили бы в разных мирах.

Комната, выделенная господином, привела меня в восторг – раза в три больше, чем та, что была в родном особняке, и пахло там цветочной ароматической водой, а вовсе не плесенью, пылью и мокрой собачьей шерстью. Тоненькая большеглазая Лиока, моя собственная – подумать только, как у госпожи какой-нибудь! – горничная поклонилась мне, пробормотав что-то вроде «Добро пожаловать, гойда», и я едва удержалась от того, чтобы расцеловать её в обе щеки. А ещё там были новые роскошные платья, нечитанные книги и даже книги с примерами, и пара фарфоровых кукол, и картинки на стенах, и не было никакого гойдела Лихаэра с его липкими жадными руками, не было вечно пьяной матери, в последний год узнающей меня с трудом, и я чувствовала, как колотится в груди сердце.

Обедала и ужинала я с другими слугами, державшимися вежливо, но холодно и отстранённо: очевидно, всем было известно, для каких целей привезли «эту распутную безродную девицу». Большинство слуг, надо полагать, искренне сочувствовало старой доброй хозяйке, но никто не смел и слова пикнуть мне в лицо. А шёпотки за спиной я не слушала, да пока что и не могла бы услышать – слишком уж всё пело и трепетало внутри.

Целительница семьи Бэкхейм Сантима без единого слова выдала мне снадобье, препятствующее зачатию, густое и горькое, которое я выпила тут же, в её присутствии, стараясь не смотреть в её холодное, обрамленное седыми волосами лицо. С этой женщиной, согласно моему контракту, я должна была отныне видеться регулярно.

Вечером первого дня пребывания в замке Лиока помогла мне принять ванну – восхитительную, ароматную горячую ванну, которой и в помине не было в моей прежней жизни, и удалилась, поглядывая на меня со значением напоследок.

А я заметалась по комнате.

Столько лет мне твердили, что моё предназначение – дорого продать своё тело. И вот сделка совершена, и я, похоже, получила не так уж мало, но внезапно мне стало тревожно и страшно.

А если лорду Соделю я не понравлюсь? А если он вышвырнет меня вон и потребует вернуть все деньги? А если он будет жесток со мной? А если…

И я обратилась к цифрам – своим единственным надёжным друзьям. Села в плетёное кресло, прикрыла глаза и зашептала, как иные шепчут молитву Творцу:

- Восемьдесят пять на двадцать…тысяча семьсот. Тысяча семьсот разделить на четыре… на четыре… четыреста двадцать пять!

Я не услышала появления лорда Соделя, но почувствовала мягкое и одновременно сильное прикосновение его рук к плечам. Повинуясь направляющему движению, поднялась, так и не открывая глаз. Он ловко, одну за другой, расстегнул пуговицы на моей ночной рубашке, и прохладный воздух пощекотал обнажённую кожу, и я, смиряясь, глаза открыла.

Лорд Содель стоял совсем близко и любовался мной. Протянул руку, погладил скулу, чуть задержавшись на подбородке, накрыл ладонью грудь, сжал горошину соска, отпустил и снова сжал, второй рукой вытаскивая шпильки из волос. Несмотря на горящий в камине огонь, мне было холодно, но я не решалась даже пошевелиться. Он поцеловал мою шею, втягивая кожу губами, гладил и сжимал то одну, то другую грудь, нашёптывая на ухо что-то ласковое, успокаивающее, его касания были не слишком приятными, но вполне терпимыми, и всё-таки я плохо понимала, что должна делать, ведь гойдел Лихаэр никогда так меня не ласкал. Возможно, он хотел, чтобы я всё же выглядела неопытной, понимая, что это в большей степени возбудит моего нового владельца. И лорд Содель несомненно был возбужден – я почувствовала это, когда и он, наконец, разделся, по-военному быстро, и осторожно положил мою холодную безвольную ладонь на свой куда более напряжённый орган. Сжал ладонь, проводя вверх и вниз.

Это пугало меня куда меньше, чем жадные, такие колюще-острые пальцы, ласкающие меня между ног. Лорд приподнял моё бедро, поставил ступню на сидение кресла, заставив чуть согнуть ногу и открыться больше его бесцеремонным пальцам, сначала медленно, а потом всё быстрее проводил по гладким сухим складкам, и одновременно заглядывая в глаза, словно пытаясь увидеть что-то, чего там быть не могло по определению. Мне очень хотелось отстраниться и удовлетворить его руками, ртом, как я была научена, но я понимала, что лорда Соделя подобное не устроит. И всё же когда он убрал от меня руку, размазав довольно-таки скудную влагу по животу и надавил мне на плечи, заставляя опуститься на колени перед собой, я почувствовала облегчение и робкую надежду, что этим хотя бы на сегодня всё уже и ограничится. Я смотрела на него снизу вверх, ожидая дальнейших указаний, а цифры так и мелькали перед глазами, реальные, как галлюцинации у человека, допившегося до белой горячки.

Глава 6.

Из спальни нового хозяина я почти бежала.

Кроме лорда Соделя, который любил приходить ко мне сам, остальные всегда меня вызывали к себе. Даже женатый лорд Ликор – не в супружескую спальню, конечно, а в свою личный кабинет, по совместительству имеющий весьма удобное ложе для отдыха от забот и хлопот в моём обществе.

Обычно, если никто меня не приглашает, я ложусь спать рано – пользуюсь моментом. Хорошо, когда можно остаться в собственной комнате, почитать в своё удовольствие, порешать задачи, принять ванну. Несколько раз бывало такое, что заранее запланированный визит к одному из моих хозяев срывался по тем или иным причинам, и я всегда радовалась незапланированному отдыху.
Но сегодняшняя встреча с сыном лорда Соделя привела меня в такое смятение, что вместо собственной комнаты я направилась на трепезную – туда, где ели слуги. Время перевалило за полночь, так что шанс никого не встретить был очень и очень велик.

Однако в трепезной над стаканчиком дешёвого вина и нарезанным кубиками яблоком сидела сгорбленная темноволосая фигурка, к счастью, оказавшаяся Лиокой – моей горничной и единственной почти подругой. Прочие слуги чурались "распутной женщины", и за пять лет ситуация не изменилась в лучшую сторону. Не исключаю, что в этой неприятии была немалая доля зависти: со стороны казалось, что я бездельничаю, получаю всяческие привилегии и наслаждаюсь жизнью за неоправданно высокое жалование. Насчёт жалования они были не так уж и неправы: согласно контракту, получала я гораздо больше, чем остальные, почти девять сотен золотых хорров в год. Ирония заключалась в том, что тратить заработанное мне было по сути некуда – связанная в своих передвижениях магическим контрактом, я  покидала замок крайне редко, за последние четыре года всего несколько раз, и это не были походы по магазинам. Часть дохода отправляла матери, иной связи с которой не поддерживала. Разумеется, я понимала, что она либо потратит полученное на горячительные напитки, либо попросту отдаст отчиму, но для меня это был единственный шанс узнать, что она ещё жива: получать деньги она могла только лично. Остальное я откладывала через поверенного семьи Бэкхеймов гойдела Мафуса на свой личный счёт. Нечего было и думать накопить самостоятельно необходимую для освобождения сумму, стократно превышающую годовое жалование, но мне казалось кощунственным тратить деньги на что-то ещё – и я всё же копила.

У терпимости Лиоки была вполне конкретная и понятная причина: её старшая сестра лет десять назад отправилась учиться в Хоррен, но влюбилась в одного из академических профессоров, а спустя какое-то время, ещё не получив диплом, надоела своему покровителю, получила отставку и осталась по сути на улице, отчисленная и беременная. Возвращаться и позорить родителей она не стала, достойную работу найти не смогла и очень скоро оказалась в обычном столичном борделе, заведении для людей куда беднее и проще, чем мои аристократические хозяева. Правду сказала лишь сестре, которая нашла во мне отдушину и слушательницу, неспособную к осуждению. Вслух я всячески жалела незнакомую мне женщину, а в душе – завидовала. У нее был хотя бы ребенок. У неё было ради кого и чего жить.

А у меня...

Говорят, после долгих лет употребления зелий от чадозачатия дети не рождаются вовсе, организм неотвратимо изменяется. Даже если чудо свершится, и лорд Ликор отпустит меня до истечения указанного в контракте срока, вряд ли я смогу испытать радость материнства. И пусть с этой мыслью я почти смирилась, и пусть участь внебрачного ребёнка – а на другого нечего было и рассчитывать – была бы незавидна, пусть моя собственная мать никакой радости от существования дочери не испытывала, где-то внутри мне было трудно окончательно принять этот факт.

Лиока, похрустывая яблоком, глядит на меня с любопытством, но первая вопросов не задаёт. Зато их, кажется, необходимо задать мне: хоть горничная и старше меня всего на три года, но благодаря болтовне с другими слугами об обитателях имения Бэкхеймов куда больше. Как ни странно, но мои хозяева никогда не обсуждали со мной возможного будущего главу семьи.

Даже лорд Содель почти ничего не рассказывал о сыне, кроме того, что тот уехал куда-то учиться и не жаждал возвращения под крышу родного дома. Лорд Ликор, понятное дело, не хотел обсуждать своего юного соперника за главенство в семье, лорда Викона интересовало только весьма отдалённое прошлое...

Да молодой лорд не приезжал даже на похороны собственного отца!

- Лиока, ты же знаешь, что приехал сын лорда Соделя?

- Знаю, леди. О приезде лорда Авертера уже несколько дней болтали. Виданное ли дело – шесть лет его дома не было. Неужели вы были у него в спальне? Неужели сам пригласил?!

- Не сам, - неохотно ответила я. - Лорд Ликор...

- А, - понятливо отозвалась девушка и, не удержавшись, хихикнула. – Ну, он затейник… Как всё прошло?

- Никак, - я снова рассердилась нелепому разочарованию вместо облегчения. - Лорд Ликор знал, что молодой господин... не будет рад меня увидеть?

- Все знают, но предпочитают не обсуждать, - Лио понизила голос. - Лорд Авертер же из... этих.

- Из каких? - я тоже невольно стала говорить тише. - Он мужчин предпочитает, что ли?!

- Ой, нет. Хотя слухи и такие ходили, уже давно, - Лио хмыкнула. - Лорд Содель, пока жив был, жестоко их пресекал, надо думать, и сына бы приструнил, не забери Изначальный его так рано... Поначалу-то только ворчал, думал, наиграется да сам вернётся. Но нет, не вернулся. Да только не в мужчинах дело. Юный лорд в каком-то тайном обществе состоит, там, где маги сильные учатся, поклоняются Изначальному, но как-то хитро, по-особенному. И им вроде как ни женится нельзя, ни вообще... ну, ни с кем. А если кто с женщиной ляжет, так сразу умрёт! Якобы, клятву они там дают какую-то, страшную, и больше вообще не хотят. Или не могут...

- Тайное общество? - изумилась я. - Что за общество еще такое?

-Так на то оно и тайное, что никто про него ничего толком не знает, - резонно возразила Лиока. - Но слухи-то ходят, конечно... Майра, горничная старшей леди Бэкхейм, говорила, им вообще там всё под корень отрезают, чтоб, значит, даже и не пытались!

Глава 7.

- Рими...

О, нет, только не это. Откуда он тут взялся?!

Жадные руки уже вовсю оглаживали плечи, мокрые губы прижались к шее, а перед моими глазами снова заплясали цифры.

Сорок пять умножить на четырнадцать...Четыреста пятьдесят плюс сто восемьдесят...

- Доброй ночи, господин.

- Она недобрая без тебя.

- Я не могу нарушать установленный порядок, вы же знаете.

- К дьяволу установленный порядок. Я хочу тебя. Сейчас. Пойдём ко мне...

- Послезавтра, - так кротко, насколько я вообще была способна, ответствовала я. На самом деле больше всего мне хотелось выхватить шпильку из причёски и воткнуть в сонную артерию неугомонного лорда Лавтура. Как жаль, что магия мне неподвластна... Я вспомнила, как легко отшвырнул меня от себя лорд Авертер.

А-вер-тер. Имя снова пробежалось волной во рту, и я невольно сглотнула.

- Где ты была?

Соврать очень хотелось, но не было никакого смысла - Лавтур не поленится проверить, а ложь вызовет у него массу новых вопросов...

Когда же он, наконец, отправится на службу, на учёбу, на войну, ну хоть куда-нибудь?! Неужели ему не скучно здесь, в замке?!

- У лорда Авертера.

- Аверт уже приехал?! Когда? 

А как иначе я бы смогла у него быть?! Но я мастерски подавила раздражение и тут же охнула: Лавтур чувствительно укусил меня за шею и тут же лизнул, а мне мучительно хотелось вытереться. Придётся идти к Сантиме с раннего утра, залечивать след.

- Даже наш святоша не смог против тебя устоять? Рими, ты невозможна...

- Господин, прошу вас, уже поздно.

- Не зови меня "господин", я тысячу раз тебе говорил! Что он с тобой делал?! Рими... Рими...

- Есть установленный порядок, госпо... Лавтур. Не мне его изменить. И не вам.

Я не могла вырваться и не могла протестовать, но, в отличие от остальных, на Лавтура уговоры еще хоть как-то действовали.

- Послезавтра, - прошептал он, целуя мое лицо. - Рими, я не хочу ни с кем тебя делить.

- Вы знаете порядок, го... Лавтур.

- Знаю, но ненавижу.

"Я тоже"

- Кто у тебя завтра?

- Лорд Викон.

- Старый похотливый козёл. Одной ногой в могиле, а туда же...

С этим я была категорически не согласна, но, разумеется, промолчала.

- Ненавижу их всех. Как же это мерзко, Рими! Отец, дед... Даже Аверт... Я его убью, с самого детства мечтал разбить вдребезги эту его заумную рожу.

- С лордом Авертером у нас ничего не было, - сдалась я и тут же пожалела о своих словах.
Лавтур сжал меня сильнее.

- Не было, не было... никогда не понимал, врёшь ты мне или говоришь правду, но если это ложь... пусть лучше будет ложь. Я тебе обещаю... я тебе клянусь, я найду средства или что-нибудь придумаю, я обязательно что-нибудь придумаю, и сделаю так, чтобы ты была со мной. Только со мной. Не хочу ни с кем тебя делить. Аверт уедет к своем возлюбленным храмовникам, отец не вечен, так что...

- Вы же знаете, так не принято.

- Я что-нибудь придумаю.

- Вашей невесте это не понравится.

- Это уж моя забота.

Если бы я владела магией... если бы я могла усыпить его, отворотить от себя... Усыпить их всех. Но я ничего не могла, кроме как высказываться про себя и терпеть, вжимая ногти в ладони и представляя, как вонзаю шпильку ему в шею. В голубую радужку глаза. Как струйка крови стекает у него изо рта...
Видение лежащего в луже крови Лавтура было слишком ярким, я зажмурилась, невольно стискивая пальцы на его спине, и сын лорда Ликора заурчал, как кот:

- Я знаю, ты тоже хочешь остаться со мной, Рими... Я ведь особенный для тебя. Да? Ты же думаешь обо мне, только обо мне?

- Да, - выдохнула я, никак не в силах умножить пятьсот тринадцать на восемнадцать.

К счастью, еще ни один из моих любовников не умел читать мысли и чувствовать ложь, и когда лорд Лавтур спросил, буду ли я ждать послезавтра, буду ли я думать о нем, я, конечно, снова кивнула.

Глава 8.

Утро начинается к неизменного визита к целительнице семьи Бэкхейм. Частое взаимодействие, к сожалению, не сделало наше общение более тёплым или доверительным: седовласая Сантима не любит меня. Как целительнице, ей не полагается быть брезгливой, и, тем не менее, именно брезгливость отчётливо видна на её строгом лице, когда она проводит горячими ладонями вдоль моего тела. Непосредственного соприкосновения нет, но воздух между её и моей кожей моментально раскаляется, и я чувствую это требовательное, почти агрессивное тепло. Не так уж часто я нуждалась в её услугах по-настоящему, всё-таки лорд Мизерт жил в замке не постоянно и приезжал сюда не так уж и часто, но и без каких-либо телесных повреждений контракт обязывал посещать это царство скляночек, баночек, целебных мазей и микстур постоянно. Мелкие ранки, наподобие укуса в шею капризного мальчишки Лавтура, Сантима заживляла почти не глядя.

Я выпила средство от чадозачатия, привычно, но как всегда не без некоторого внутреннего содрогания, подставила шею, потерпела пару мгновений зудящего раздражения.

- Кто у тебя сегодня? - сказала, как сплюнула, Сантима. Честно говоря, я почти ей сочувствовала - в каком-то смысле мы обе были не вольны выбирать своих пациентов.

- Лорд Викон.

- Полегче там с ним, - вдруг произнесла целительница каким-то незнакомым, чуть дрогнувшим голосом, и я удивилась: ни разу от лорда Викона я не приходила в каком-то "нетоварном" виде, это раз. А во-вторых, "полегче" или "потяжелее" - от меня вообще никак не зависело. Люди совершенно не понимали этого, а мне оставалось только кивать.

От утвердительных кивков в тех случаях, когда я была не согласна со сказанным, но ничего не могла возразить, кажется, у меня когда-нибудь отвалится голова.

***

К лорду Викону Бэкхейму я иду... с радостью.

Насколько эта радость вообще возможна в моей жизни. Тихонько скребусь в дверь его спальни, захожу, не дожидаясь ответа, тщательно притворяю за собой дверь, на несколько мгновений замираю на пороге, обозревая окружающее пространство.

Отец лорда Соделя лежит на кровати под толстым зимним одеялом, и это несмотря на пышущий жаром камин. Поверх тёплого домашнего костюма у него наброшен тяжелый тёмно-зелёный бархатный халат, на голове - колпак для сна. Эта торжественная тщательная старомодность меня почти умиляет.

Покрытые старческими пятнами руки сжимают старое, пожелтевшее от времени письмо, а вот лицо у лорда Викона на удивление моложавое, седина почти не тронула густые тёмные брови и усы, глаза за стёклами очков сохранили ясность. В этих круглых очках старый лорд походил на филина.

Услышав, как негромко стукнула дверь, он оторвался от чтения и улыбнулся мне, а я с разбегу плюхнулась на его мягкую просторную кровать, скинула туфли и улыбнулась ему в ответ:

- Доброго вечера, лорд Викон.

- И тебе не хворать. Рад тебя видеть, детка. Если хочешь, вон там лежит ещё одно одеяло. Ты слишком легко одета для такого морозного дня.

- На улице действительно морозно, но у вас настоящая жара. Если на полу разбить яйцо, оно сварится.

- Ну, как тебе угодно. Я-то готовлюсь, знаешь ли, к посмертным мукам. Говорят, грешников Чорай варит в огромных чугунных котлах, помешивая огромным шипастым черпаком.

- Какой ужас, лорд Викон! Не верю, что вас туда отправят, Творец не слепой.

- У каждого человека, прошедшего войну, найдётся, за что пожать Чораю его когтистую лапу.

- Разве война во имя добра и свободы не угодна Творцу? Так написано в Истинной книге.

- Никакая война не угодна Творцу, детка. Только жадным и глупым людям, прикрывающимся его светлым именем.

- В таком случае, я буду молить Изначального о том, чтобы оказаться в одном котле с вами.

- Не говори глупостей. Изначальный не смотрит на все эти людские условности, а читает в самой душе. А если он даже и ошибётся… Чорай только взглянет на твою хорошенькую мордашку и – у него лапа на тебя не поднимется.

- Прошу вас, лорд Викон... Не надо. Чем сегодня займёмся?

- Всё как обычно, детка. Те времена, когда я любил разнообразие, безвозвратно прошли.

- Люди иногда меняются, независимо от времён.

- Верно, моя маленькая мудрая Римия из Римия... - он гладит меня по голове, как кошку, и больше всего мне хочется просто свернуться клубком и задремать. Но служба есть служба, и я старательно держу глаза открытыми, чтобы не обидеть доброго старого господина.

Лорд Викон устраивается поудобнее, прочищает горло и двигает ближе к глазам сползшие на кончик крючковатого, как совиный клюв, носа очки. Берёт с прикроватной тумбы письмо, верхнее из небольшой стопки, и начинает размеренно читать:

- Светлого дня тебе, рубиновый принц из Хорренхая! Сегодня я проснулась на рассвете, не понимая, где кончается сон и начинается явь. Звезды уже погасли на небосклоне, но тонкий белый серп припозднившейся луны ещё заглядывает в окно. Я знаю, что у нас с тобой на двоих одна луна и одни сны, хотя между нами – настоящая пропасть, в которую я хотела бы упасть. Я заснула с мыслями о тебе, с ними же и проснулась, позволив себе несколько волшебных мгновений перед тяжёлым днём. Отец требует меня к себе, и мне страшно.

Текст старого пожелтевшего письма, написанного на незнакомом мне ирталийском языке, я знаю почти наизусть. Но всё равно слушаю, не сводя глаз с лица пожилого хозяина. На этом лице я вижу тёплую нежность и горькую печаль, ничуть не постаревшую на четыре десятилетия, отделявшие его от знакомства с некой знатной ирталийской леди, имя которой он мне так и не раскрыл. Свои письма, обращенные к "рубиновому принцу" она всегда подписывала как "изумрудная принцесса", и это было и смешно, и трогательно, и самую чуточку сказочно.

- Мне страшно, потому что я знаю, о чём будет разговор: о моём неизбежном браке. Я не могу позволить себе назвать подлинное имя этого человека, Пусть будет Даньцат Рит, я уже видела его на прошлогоднем приёме. У него потные руки, отрывистые сухие интонации и глаза убийцы, он занимает очень высокий пост в Хорренхае.

Глава 9.

Слушая негромкий голос лорда Викона, я погружаюсь в собственные воспоминания, в которых нет места ни нежности, ни светлой печали.

После похорон лорда Соделя на следующий же день, точнее, в следующую же ночь я оказалась в спальне его брата. Возможно, он просто пытался таким образом закрепить и обозначить своё шаткое главенство в семье. Возможно, таким образом лорд Ликор просто сбрасывал накопившееся напряжение.

Я не хотела к нему идти, я вообще ни к кому не хотела, свалившееся осознание того, в какой тюрьме я очутилась, и не на пять лет, а на все двадцать, ошеломило и никак не желало укладываться в голове. К тому же лорд Содель был со мной бережлив и по-своему нежен, я привыкла к нему, и хотя назвать наши чувства любовью было бы явным преувеличением, но всё же с ним мне было куда лучше, чем дома с отчимом и матерью, за год жизнь устоялась, я подстроилась под пожелания и потребности своего хозяина и даже пришла к выводу, что сделанный мною выбор был верен.

Но судьба распорядилась иначе.

Лорд Ликор не был жесток, но и церемониться со мной, в отличие от старшего брата, он не стал. Он был толстый, тяжелый, периодически злоупотреблял спиртным, от него пахло чем-то кислым и одновременно горьким. Он любил, когда я была повёрнута к нему спиной, и это мучительно напоминало детство, подходящего со спины отчима, зажимающего мне рот рукой, чтобы я не вскрикивала.

Впрочем, лорд Ликор, его потная тяжесть, привычка со смехом называть меня разными пошлыми и глупыми словами, вроде "девки", "шлюшки" или "потаскушки", от которых у меня сводило скулы, было ещё не самым страшным.

Лорд Лавтур, его сын, не отставал от отца. Молодой, всего на год старше меня, неутомимый, как годовалый пёс, он забрасывал меня признаниями во внезапно проснувшейся любви, своей надуманной ревностью и бесконечными пустыми обещаниями. Якобы он полюбил меня, якобы мечтал забрать в своё единоличное пользование, о чем говорил часто и многословно, но я научилась не слушать его настойчивый шёпот, громкий и назойливый, как ворвавшийся в комнату обалделый гусь со скотобойни. Куда хуже было то, что он всё время требовал чего-то от меня – бурных и моментальных оргазмов от его неумелых прикосновений, непременно с выкрикиванием его имени, которых не было и быть не могло, но признаваться в этом было немыслимо. Признаний в любви к нему, уверений, что он лучше отца и дяди, и всех на свете. Восхищение его телом, запахом, вкусом, голосом, консистенцией его семени. Меня тошнило от этой немыслимой пошлой театральности, но другого выбора, кроме как кивать и соглашаться, не имелось. Между прочим, у лорда Лавтура, была невеста, забитое существо с каким-то ассиметричным лицом, их свадьба должна была состояться вскоре после двадцатичетырёхлетия жениха, то есть в следующем году. Молодому господину было решительно безразлично, что иметь единоличных любовниц запрещено законодательно, что у него нет, и в ближайшие годы не предвидится возможности накопить нужную для досрочного завершения моего контракта сумму – аж целых девяносто тысяч золотых хорров. Зато он любил обсуждать со мной далеко идущие планы наших отношений, детей, которых он мне непременно заделает, локти, которые сгрызут отец и дед.

Я кивала, как кукла неваляшка, и вспоминала вторую и третью степени чисел от одного до двадцати. Про степень числа мне тоже рассказывал лорд Содель, удивительная магия мгновенного роста в рамках себя самого. К сожалению, обсудить свои математические фантазии мне было не с кем – ни лорд Ликор, ни его сын никогда не стали бы меня слушать.

Впрочем, и молодого Лавтура вполне можно было вытерпеть, а вот брата его матери, лорда Мизерта... Фактически, конечно, лорд Мизерт не относился к семье Бэкхеймов, но придя к полному разорению в результате каких-то азартных увлечений вроде собачьей травли или настольных игр с денежными ставками, он воспользовался каким-то старинным правом "присоединения к роду", получил статус члена семьи и право издеваться надо мной как ему угодно.

Лорд Мизерт был совершенно невыносим, и когда самый старший из Бэкхеймов лорд Викон наконец пригласил меня в свою спальню, мне было уже всё равно. Синяки, царапины и кровоподтёки на теле лечила хмурая целительница Сантима с её вечно осуждающим взглядом, а что до травм душевных, до них, как водится, никому не было дела.

***

Лорд Викон, помнится, в нашу первую встречу в его спальне, лежал на кровати под одеялом, так же, как и сейчас. Он неторопливо осмотрел меня с головы до ног, хотя мы, конечно, виделись и раньше. И тем не менее, члены семьи лорда Соделя после его смерти словно разом сбросили прежние маски, и я предпочитала думать, что вижу каждого из них в первый раз.

- Ты такая юная, детка. Сколько тебе лет-то?

- Восемнадцать, - с запинкой ответила я. Дома мои дни рождения перестали праздновать, когда мать прекратила выходить из своей комнаты. Лорд Содель не интересовался такой мелочью. И, тем не менее, кажется, мне действительно уже исполнилось восемнадцать.

- Мне в четыре раза больше.

- Семьдесят два года? – я удивилась тому, как хорошо он сохранился в свои годы.

- Семьдесят три, - в глазах лорда Викона за стеклышками круглых очков мелькнул интерес. – Ты, вроде, образованна. Хорошо читаешь вслух, детка?

Это был неожиданный вопрос.

- Я предлагаю тебе сделку, милая. Маленький секрет на двоих. Видишь ли, несмотря на то, что ты прекрасна, как ангел творца, я уже далеко не так неутомим, как в юные годы… По правде говоря, постельные игры мне давно неинтересны. Да и какое удовольствие без взаимности. Но, возможно, будет забавно, если вся остальная семья будет думать иначе. Всё, что мне осталось, кроме одного бестолкового сына и двух бестолковых внуков, этого старинного дома и тёплого камина – мои воспоминания в стопке старых писем. Мои глаза уже не те, что были раньше, и от долгого чтения устают. Можно, разумеется, нанять специальную сиделку, но не думаю, что балбес Ликор отыщет вторую такую же красавицу. А тебе, уверен, хватает и этих остолопов, не думаю, что ты будешь тосковать ночами без моей тщедушной тушки, - он дребезжаще захихикал, а я неверяще шагнула к нему навстречу, словно стараясь разгадать подвох.

Глава 10.

- Что это, лорд Викон?

Я привычно скольжу взглядом по комнате, известной мне до мельчайших деталей: за те почти четыре года, что я навещаю старого хозяина, здесь ничего не изменилось. Камин, покрытый тонким слоем пыли и пыльные же тяжёлые канделябры на нём – дело не в нерадивости прислуги, а в том, что лорд Викон чрезвычайно не любит вторжения в своё личное пространство, и потому здесь на полу древесные крошки, и чернеет россыпь золы. Несмотря на то, что при моём появлении лорд Викон обычно неизменно находится в постели, в его спальне есть и рабочий уголок: тяжёлый деревянный стол в углу со всеми принадлежностями для письма и удобное жёсткое кресло с подлокотниками. Иногда, когда сеанс чтения вслух заканчивался, я просто листала, сидя в этом самом кресле, фривольно поджав ноги, какую-нибудь книжку из маленькой личной библиотеки, располагавшейся здесь же, в спальне, в открытых стеллажах и представленной в основном собраниями книг о войнах, оружии, дальних странах.

Мне нравилось.

Сейчас я, действуя по установленному порядку: любовное письмо, обычное письмо, свободное время, - взяла наугад одно из "нелюбовных" писем. И вдруг к своему изумлению обнаружила, что оно было мне незнакомо. Даже на ощупь – бумага была явно новая, хрусткая, гладкая. Почерк тоже незнакомый – широкий, размашистый, яркие, невыцветшие чернила, всё это так отличалось от старых писем, которые я читала хозяину прежде столько раз, что выучила их до последней буквы!

Взгляд сам собой сконцентрировался на последних строках письма и подписи: А.Р. Райсмус. Это имя я совершенно точно видела в первый раз. Лорд мне не ответил, кажется, он задремал на полуслове, что случалось с ним в последнее время нередко, а я продолжала разглядывать текст. Красивый почерк, с какими-то фигурными завитушками на заглавных буквах и редким наклоном влево, на удивление трудно читаемый.

"Викон, я должен предупредить, что... будь осторожен!!!".

Именно так, с тремя восклицательными знаками.

- Что ты сказала, детка? – отозвался лорд Викон.

- Новое письмо?! - я помахала листом бумаги, и вдруг увидела по глазам старого лорда, что он недоволен. Пожалуй, в первый раз за всё время. Тут же отложила листок на стол – не хватало ещё, чтобы хозяин решил, будто я копаюсь без спроса в его вещах в то время, пока он спит! - Оно лежало сверху стопки! - торопливо заоправдывалась я.

- Верно, весточка от старого приятеля, - с совершенно неожиданной энергичностью лорд вдруг скинул одеяло и поднялся. Подошёл к столу, поднял письмо. Выдохнул – и внезапно смял и бросил в камин. Я вздрогнула. Пламя обхватило бумагу, жадно, словно грешника – Чораево пламя.

А мне-то казалось, что лорд привязан к своим письмам больше, чем к родным детям и внуку. Внукам.

- У кого-то развивается мания, кругом, знаешь ли, чудятся враги! - бодро произнёс лорд Викон. – И я не себя имею в виду… Но всё это дела давно минувших дней, детка. Да, когда-то я был молод, был активен и честолюбив, часто ездил с различными поручениями и ко многим тайнам имел доступ... Но что это значит теперь? И кого, чего мне теперь бояться? Уж точно не за себя. За свою жизнь я бы и ломаного хорра не дал!

- О чём вы... - начала я, но старик оборвал меня взмахом руки.

- Всё отлично, детка. Единственное, что меня беспокоит - судьба этого дома и его бестолковых обитателей, моих так называемых родственничков! Если бы... Ладно, не слушай стариковское ворчание. Расскажи лучше, как твои дела.

Как мои дела?

Я никогда ни с кем не делилась подробностями своих интимных встреч и никогда не жаловалась пожилому лорду на его ближайших «родственничков», даже на лорда Мизерта. Жаловаться на что бы то ни было мне вообще казалось неправильным – в конце концов, виноватой во всём была только я сама и моя судьба.

И никогда не выспрашивала ни о чём и ни о ком. Отстраниться, закрыться, не пускать никого в свою душу, не выпускать наружу, не позволять кому-либо увидеть какие-то чувства казалось единственно правильным.

Но сейчас что-то изменилось.

- Я была у лорда Авертера, - проговорила я, точно признаваясь на исповеди в содеянном преступлении. - Лорд Ликор приказал мне его... навестить.

- Аверта?! Тебе? – старик перевёл взгляд с огня на меня и хмыкнул. - То-то паренёк заходил сегодня такой взъерошенный, точно петух в курятнике после лисьего набега. Он, в сущности, ещё такой ребёнок. Надеюсь, не обидел тебя, милая? С этими мальчишками так тяжело, а Ликору совершенно точно нечего делать.

- Не обидел, - привычно соврала я. Хотя вообще-то эта невинная ложь должна была оказаться правдой – объективно мне не на что было обижаться, только радоваться небольшому послаблению. - Скажите, а почему... - я замялась, пытаясь сформулировать, уместить все вопросы сразу в один.

- Почему он выставил тебя за дверь? Он же выставил, верно? Мальчик совершенно лишён самоиронии и чувства прекрасного...

Вообще-то я хотела спросить о другом: почему лорд Авертер не стал главой семьи и думает ли он им становиться в ближайшем будущем. Но на вопрос старого хозяина кивнула. Иногда я удивлялась тому, что при всей своей видимой симпатии ко мне он никогда не пытался предложить какую-то помощь. С одной стороны, возможно, понимал вздорный характер своего младшего сына, который мог бы в пику отцу ещё и отыграться на мне, имея для этого все права и возможности. С другой стороны, вероятно, казалось, будто моя жизнь вполне меня устраивает: я же не жалуюсь.

- К сожалению, а может быть, и к счастью, Аверт уродился совсем другим, - задумчиво сказал лорд Викон. Мне показалось, он был рад поговорить о внуке, которого не видел пять или шесть лет – и окончательно закрыть вопрос о новых письмах и старых тайнах. - Во-первых, магически одаренный, это редкость в нашей семье. Содель был так горд поначалу, хотя, к сожалению, как это часто случается, их отношения не были такими уж тёплыми, особенно когда выяснилось, что парню и дела нет до семейных забот, до замка, что он не желает строить обычную для членов нашего рода военную карьеру. Он, знаешь ли, всегда любил учиться. Ни Содель, ни Ликор, ни, - лорд Викон поморщился. - Лавт никогда к учёности не тяготели, хотя получили хорошее образование. Но, конечно, я и вообразить не мог, что это увлечение зайдёт так далеко. Всё-таки Аверт парень видный. И в том, что всё произошло так, как произошло, есть и моя вина.

Устав Святого Ордена герехтеров

УСТАВ ОРДЕНА ГЕРЕХТЕРОВ

Глава 11.

- У матери через два дня день рождения, - лениво говорит лорд Лавтур. Небрежным движением прижимает меня к себе, резко переворачивает на живот и нависает сверху. Тянет за волосы, заставляя оторвать подбородок от кровати и запрокинуть голову, трётся подбородком о мой затылок.

Если бы гойда Сантима относилась ко мне с большей симпатией, я бы непременно попросила бы у неё лошадиную дозу снотворного и подсыпала бы её Лавтуру, хотя бы однажды. Силы в нём было немерено, и к утру после ночи с ним я чувствовала себя дохлой пожёванной уткой, которую извозил в пыли резвый спаниель. В отличие от Мизерта Лавтур никогда не делал больно намеренно, но энтузиазма в нём было хоть отбавляй, а кроме как на меня тратить свой пыл ему было, по сути, некуда, хотя сильно подозреваю, что выезжая периодически в Хоррен, он проводил время с толком, вовсю изучая в разных позах разношёрстный контингент столичных борделей, инкогнито, разумеется. Я ждала – и никак не могла дождаться если уж не его службы, так хотя бы женитьбы. Впрочем, судя по виду наречённой леди Мариссы, больше похожей на переваренный чулок, Изначальный будет весьма милостив ко мне, если Лавтур выдержит с ней хотя бы всю брачную ночь до рассвета, и не прибежит скрестись под моей дверью через час-другой.

Может быть, женщины вообще не получают от этого всего удовольствия, никакого и никогда, а мужчины ждут его исключительно из-за несгибаемой уверенности в собственной неотразимости?

Я закрыла глаза, пытаясь изо всех сил абстрагироваться от Лавтура, его острого запаха, его хриплого тяжелого дыхания, голоса, настойчивых бесцеремонных прикосновений и толчков, привычно совершив в уме несколько несложных арифметических действий с двухзначными и трёхзначными числами, а затем начав вспоминать разговор с лордом Виконом.

Орден герехтеров! Если я правильно запомнила название... Судя по всему, пожилой хозяин если и не одобрял жизненный выбор своего внука полностью, то, как минимум, симпатизировал ему и уважал его решение. Что ж, хоть кто-то хоть что-то уважает в этом доме. Интересно, зачем всё же лорд Авертер приехал сюда – кроме деда не похоже, чтобы кто-то ещё его тут ждал. Для дяди и двоюродного брата он не более чем конкурент за главенство. Впрочем, есть ещё мать... Наверное, леди Кариса скучала по единственному сыну, которого не видела целых шесть лет.

Я полностью контролировала своё тело, наученная горьким опытом – не следовало давать Лавтуру понять, как далеко от него и от происходящего между нами бродят мои мысли, как бы ни был он зациклен на себе самом, такие вещи чувствовал хорошо. А вот над мыслями и направлением их движения я была почти не властна, и снова вспомнила свой злосчастный визит в спальню к Авертеру.

Лавтур прикусил мне плечо, и я послушно вскрикнула и сжала пальцами его волосы. Тут же воображение услужливо подкинуло совсем другую картинку – спящий Авертер, и мои же руки, добровольно и самовольно зарывающиеся в его волосы, совершенно иные на ощупь – более густые, волнистые, не такие длинные...

Я не хотела думать о нём, не хотела его представлять, но чем больше сознательно сопротивлялась этому – тем больше думала и представляла.

Если бы Авертер был со мной сейчас, наверное, всё было бы иначе.

Я вспомнила, как захотелось мне поцеловать его - и, так и не открывая глаз, нашла на ощупь губы своего сегодняшнего любовника. Это было не то, но воображение требовало хоть какой-то замены, пусть и неравнозначной, и я сдалась, позволила себе маленькое сумасшествие. Представила, как целую Авертера, а он не отталкивает меня, наоборот – притягивает ближе, жадно впивается в уже искусанные им же губы.

Лавтур моментально ощутил перемену – инициативу ни с ним, ни с другими я никогда не проявляла – и откликнулся со всем жаром. Он совершенно меня не чувствовал, двигался слишком резко, не в том темпе и не в том ритме, но я по-прежнему беззастенчиво представляла сына лорда Соделя, между ног стало горячо и влажно, и я почти не имитировала ускорившееся дыхание.

Чтобы сделать эту безумную иллюзию ещё более полной, мне хотелось назвать его по имени, пришлось закусить губу, чтобы сдержаться, но про себя я проговаривала, смакуя, каждый звук, неосознанно шире раздвинув ноги и подаваясь навстречу мужчине рядом. Не тому.

- Рими, Рими, Рими... - я безошибочно почувствовала, как близка его разрядка, тогда как до моей, может быть, самой первой в жизни, ещё не хватало совсем немного, но не решилась попросить его чуть замедлиться. Я всегда ощущала собственное тело не более чем инструментом, а инструменту было бы глупо требовать от музыканта погладить клавиши или чуть сильнее вдавить педаль. Горячая сперма потекла по внутренней стороне бёдер, а у меня на глаза навернулись невольные слёзы, о причине которых думать не хотелось. Проще было смахнуть их незаметно.

Ну, ты и дура, Римия.

Лорд Лавтур что-то бормотал, размазывая собственное семя по моим ногам – не знаю, почему, но ему это нравилось, а меня так едва ли не тошнило от этих его дурацких замашек. Сильнее, чем обычно, захотелось умыться, смыть с себя его пряный запах, завернуться с головой в одеяло. Ни о чём не думать, никого не видеть.

День рождения леди Асгаи! Через два дня! - внезапно меня чуть ли на месте не подбросило. После смерти лорда Соделя шумные праздники устраивались реже – то ли круг общения новых хозяев замка был куда уже, то ли им просто не хотелось возиться с организацией, но дни рождения всё же отмечались. Меня туда, конечно же, не звали, но дело было не в этом – на такое мероприятие жена лорда Ликора непременно позовёт единственного близкого родственника, своего старшего брата Мизерта, урожденного Лода, однако в результате ряда бедственных для его финансового положения событий, связанных с неуёмным пристрастием к азартным играм, официально вошедшего в род Бекхэймов.

Какой-то старый закон, будь он проклят, будь они все прокляты!

Я с трудом подавила дрожь – не дай Создатель, задремавший было Лавтур интерпретирует мою дрожь по-своему.

Глава 12.

Леди Асгая нравилась мне куда меньше, чем леди Кариса. Примерно одного и того же возраста – около сорока пяти лет - они были совершенно разными, пожалуй, настолько же разными, как и их мужья-братья, неудивительно, что несмотря на многие годы жизни в одном доме между ними не возникло даже подобия дружбы. Вдова лорда Соделя была тихой, мягкой, светловолосой женщиной с округлым лицом и взглядом, всегда опущенным в пол. Ни ревности, ни злорадства в отношении её я никогда не испытывала, пожалуй, только жалость и смутное чувство вины. Сын не показывался дома, муж откровенно говорил, что чувства к ней давно угасли, другие родственники не баловали её вниманием. Последние годы даже принимать пищу она предпочитала у себя, на злополучном четвёртом этаже, и я видела её очень редко, чаще всего – в небольшом закутке возле дома, своеобразной теплице, в которой леди Кариса выращивала дивной красоты орхидеи множества различных сортов. Они цвели даже сейчас, зимой, только в отличие от жаркого лета теплица была заботливо перетянута какой-то серой переливающейся гладкой тканью, вероятно, удерживающей тепло внутри. 

Леди Асгая, жена лорда Ликора и мать Лавтура, была её полной противоположностью. Крикливая и шумная, она сразу же безоговорочно привлекала к себе всеобщее внимание, чего, в сущности, и добивалась. Надо полагать, в молодости её яркая красота была необычной и эксцентричной, и сейчас в глубине души леди безумно скучала по тем временам. Худощавая и черноволосая, с острыми чертами лица, леди Асгая отказывалась признавать собственный возраст, одевалась вызывающе и броско, тщательно закрашивала первую седину, до безумия обожала единственного сына и – ненавидела меня. Впрочем, её можно было понять. Может быть, поведение мужа она ещё как-то и оправдывала пресловутой "мужской природой" и желанием продлить молодость, а также насолить старшему брату пусть и после его смерти – последнее она, вероятно, даже одобряла, но пристрастие ко мне ненаглядного Лавтура было для неё как кость в горле.

К сожалению, признайся я ей в подобных чувствах, подозреваю, леди Асгая обозлилась бы ещё больше – как же, какая-то там подстилка нос воротит от драгоценного сыночка. 

День рождения супруги нынешнего главы семьи собирались отмечать с размахом, и если бы не предполагаемый приезд лорда Мизерта, я бы от души радовалась передышке. Шанс, что отец и сын задержатся с гостями до самого рассвета, был велик. Несмотря на то, что статус женщины для утех Его Величество узаконил уже примерно десять лет как, определённые приличия прошлого ещё соблюдались, и гостям меня не демонстрировали. Наоборот, семейной игрушке полагалось смирно сидеть в собственной комнате и не мелькать на виду. Возможно, дело было не столько в приличиях, сколько во вполне оправданных опасениях, как бы перебравшие горячительных напитков заезжие джентльмены не положили глаз на симпатичное приобретение, самим им недоступное по финансовым или ещё каким-либо соображениям. Сам факт того, что рядом находилась женщина потенциально доступная для многих, после критической дозы алкоголя отчего-то действовал на гостящих в замке Бэкхеймов мужчин просто сногсшибательно, несмотря на то, что большая часть из них состояла в законном браке или имела неотъемлемое право посещать хорренские бордели.

Один печальный опыт моего присутствия на семейном празднике ещё при лорде Соделе это доказал, и более никто – я имею в виду лорда Ликора – повторить эксперимент не пытался.

Посетив гойду Сантиму, не изменявшую собственному брезгливому выражению лица при виде многочисленных мелких ссадин и следов зубов, оставленных любвеобильным Лавтуром, и подлечив их, я вернулась в  свою комнату, едва ли не напевая от радости одну из тех старых песен, которые когда-то слушала с лордом Соделем. Он любил театральные и музыкальные представления, и нередко брал на них меня, меня, у которой не оставалось никакого другого выбора, кроме как полюбить всё то же самое. Сейчас, удобно устроившись на кровати с поджатыми ногами, я прислушивалась к голосам и звукам, возможно, звучащим исключительно внутри моей памяти, и мечтала о поездке куда-нибудь подальше отсюда, о новых лицах, городских улочках и парках, стуке каблуков прохожих и лошадиных копыт по мостовым, ароматах духов и целебных трав, булочных и медовых лавок, обо всё том, что ассоциировалось у меня с большим городом и свободой.

В замке Бэкхеймов, к которому я была магически прикована ещё на шестнадцать лет, мне было невыносимо тошно, но с и с этим можно было бы смириться, в отличие от обволакивающей, как паучий кокон, скуки. И сейчас я вдруг вспомнила о библиотеке лорда Соделя, по сути, семейной, а по факту – его личной, любовно и долго собираемой, хранимой запертой ото всех на ключ – совершенно напрасно, между прочим, за последние пять лет никто этим ключом и собственно собранием книг не заинтересовался. Мне это было известно доподлинно, потому что ключ был у меня – единственное наследство, доставшееся мне от первого хозяина.

Раньше я не решалась самовольно им воспользоваться. Но сегодня… никто меня не хватится.

Ключ обнаружился в глубине верхнего ящика секретера – большого, с зеркалом, из светлого дерева с розоватым отливом – подарок лорда Соделя, сделанный незадолго перед смертью. Жаль, что у него не было дочери, вдруг подумала я. Наверное, он был бы хорошим отцом. Впрочем, откуда мне вообще знать, что такое "хороший отец"?

Я выскользнула из комнаты. Лиока наверняка была со слугами в общей трапезной – традиционно в такие праздничные дни слуги тоже ухитрялись устраивать маленький посменный банкет, но «падшую женщину» на него, конечно, не звали. Так что никто не должен был меня хватиться.

Библиотека находилась во флигеле, пройти в который можно было только выйдя из замка, но идти было недалеко, буквально полсотни метров, и я рискнула накинуть на себя осенний, довольно-таки тонкий плащ с меховой опушкой.

На первом этаже голоса и звуки музыки стали громче, полнокровнее. Двери в главную парадную залу из толстого матового стекла позволяли разглядеть лишь десятки расплывчатых движущихся силуэтов. Следовало ускорить шаг и опустить взгляд, а я не сдержалась и заглянула в узкую, словно специально оставленную для меня щель.

Глава 13.

Ключ поворачивается в скважине замка неохотно. Будто обижен на длительное забвение.

После четырех лет простоя подобное поведение ключа неудивительно. Магические светильники загораются медленно и лениво. Воздух внутри спёртый, тяжелый, в единственной комнате, просторной и тёмной, очень пыльно и ощущение такое, будто я посетила склеп. В каком-то смысле так оно и есть. Здесь словно витает дух мёртвого прошлого.

Странно, что лорд Ликор за всё это время ни разу не вспомнил об этом помещении, не думаю, что замок на двери его бы остановил… Библиотеку предпочли забыть, оставить нетронутой, словно внутри неё жило жуткое чудовище, которое проще запереть, чем победить. И вот теперь дверь была открыта, а чудовище притаилось где-то в глубине, за тёмными старинными фолиантами, мерцая тысячей слепых глаз. Впрочем, монстр имелся не только в моих фантазиях, он был едва ли не столь же материален, как пыль вокруг: воспоминания.

Но сегодня я пришла сюда не за ними, и чудовище не нападало, просто следило за мной тусклыми, бездонными, мёртвыми зрачками. Я чувствовала этот выжидательный взгляд, и, возможно, приди я несколькими днями ранее, то была бы сожрана с потрохами. Но сейчас...

Может быть, дело было в приезде лорда Мизерта и тоскливом, обречённом ожидании его вызова. А может быть, и не только в нём. Я тряхнула головой, но снег уже растаял и впитался в волосы. "Хорошо, что идёт снег, - мелькнула нечаянная мысль. - А то мои следы на дорожке перед флигелем привлекали бы слишком много внимания".

Примерно с полчаса я просто бродила между высокими, до потолка, книжными стеллажами. В молодости лорд Содель часто путешествовал по стране и всегда привозил из своих поездок книги. Книги ему, зная его пристрастие, дарили и родственники, и знакомые, какие-то издания он покупал в Хоррене, как случайно, так и отправляясь за ними намеренно, но при всём богатстве выбора я не была уверена, что найду что-то, меня интересующее. Интересовал меня злосчастный Орден герехтеров, и признаваться в этом даже самой себе было почему-то стыдно.

В знаменитой городской библиотеке Хоррена я не была ни разу, но в школе, которую исправно посещала в детстве благодаря стараниям отчима, небольшая библиотека имелась, и несколько дней в году нам положено было "отрабатывать" помощницами пожилой гойды Снилзи, искренне считавшей, что не книги созданы для людей, а как раз наоборот, и чем реже бестолковые ученицы будут тревожить её питомцев, тем лучше для обеих сторон. Большинство девочек, учившихся вместе со мной, считали такую нагрузку неприятной повинностью, но мне нравилась тишина и уединённость небольшого библиотечного закутка, стараниями гойды Снилзи практически никем не посещаемого. К чтению я никогда особо не тяготела, чем, возможно, снискала искреннюю её симпатию. Так вот, в школьной библиотеке книги систематизировались по алфавиту и тематике. В библиотеке лорда Соделя фолианты располагались, к сожалению, совершенно хаотично, потому что хозяин попросту помнил, где хранилась та или иная книга. Поэтому сейчас я надеялась исключительно на удачу, думая о том, что новый заинтересованный глава семьи мог бы сделать перепись книг, пронумеровать полки, оформить каталог... 

Взгляд сам собой зацепился за один из выступающих корешков: "Ирталия и Хорренхай: заклятые друзья". География тоже никогда не была в числе моих любимых предметов. Гойда Салла – преподавательница  данной науки, полная женщина средних лет с неизменными красными пятнами на щеках, придерживалась весьма распространенной точки зрения, что единственная по-настоящему важная цель жизни любой юной гойды - стать женой и матерью, тем самым единственным и наилучшим образом исполнив предназначение Изначального. Знание географии, разумеется, божественным умыслом не подразумевалось, поэтому на уроки мы приносили рукоделие и тихо возились с ним под монотонный бубнёж учительницы, читающий вслух одну из множества интерпретаций Книги Истины.

Но про Ирталию, ближайшего соседа Хорренхайма, я, конечно, слышала. Определение "заклятый друг", данное ей неизвестным мне автором, подходило как нельзя лучше. Две страны, примерно одинаковые по силе и площади, изначально были обречены на соперничество. Никогда бы я не заинтересовалась данной темой, но последняя встреча с лордом Виконом и смутное разочарование по поводу отсутствия информации об интересующем меня предмете заставили подойти ближе.

Я вытащила книгу не без труда, сдула пыль, что, конечно же, не помогло – изнеженная  кожа рук моментально зачесалась, поднялась на небольшое возвышение – всего-то четыре ступеньки, отделявшие «книжный» зал от «читательского», и устроилась в своём любимом некогда местечке, мягкой софе, повёрнутой высокой округлой спинкой к комнате. Когда лорд Содель приходил сюда читать, он располагался в большом кресле у противоположной стены. Софу тоже развернул он, полушутливо утверждая, что мой вид - слишком большое искушение для человека, собирающегося заняться интеллектуальной деятельностью, и в то же время его радует моё близкое присутствие.

Развернул, да так и не повернул обратно...

Древнюю историю обеих стран я пропустила, среднее время пролистала, читая по диагонали. Оказывается, три с половиной столетия назад между извечными соперниками был даже заключен дружественный Федеративный союз против воинственного Лагроя, однако в течение последующих полутора столетий некогда могущественное государство развалилось в результате ярых междоусобных войн, следствия неоправданно агрессивной внешней и внутренней политики. Лагройская королевская династия была убита, вырезана на корню в результате... так, это неинтересно... Одним словом, примерно двести лет назад Ирталия и Хорренхай, упоенно боровшиеся за свою независимость с более мощным соседом, внезапно по-новому посмотрели друг на друга посреди кучки мелких герцогств, графств и локальных ослабевших королевств. 

Положение Ирталии в чём-то было более выигрышным, поскольку она находилась на берегу Штормового моря, имела приличный флот, занималась международной торговлей и широкомасштабной рыбной ловлей, тогда как Хорренхай мог похвастаться расположением внутри континента, более  умеренным климатом, богатыми лесами и плодородными землями. Возможно, два государства смогли бы таки договориться между собой, уравновесив экспорт избыточного и импорт необходимого, но камнем преткновения стала небольшая полоса земли, изначально принадлежащая лагройцам, однако в результате тамошнего раздрая и политических потрясений внезапно оказавшаяся ничьей. Не просто полоса земли – ценнейшая и редкая область, скрывавшая в себе магические источники. Точное их количество и месторасположение были неизвестны, разброс предполагаемого числа был внушительный: от одного до семнадцати и даже двадцати. Как известно, магические источники являются невероятно важным природным ресурсом, позволяющим создавать артефакты, снадобья, оружие, полностью обеспечивать всем необходимым быт...

Глава 14.

К счастью, сын лорда Соделя, похоже, не заметил меня. Сейчас его сходство с отцом было просто необыкновенным: вольно или невольно он даже позу его повторял, и так же задумчиво грыз зажатое в руке пёрышко... Я беззвучно опустилась на софу, глядя в потолок, стараясь даже дыхание задержать: только бы не услышал, не увидел, не заподозрил в чём-нибудь опять, не оправдаюсь ведь! Но как он сюда попал, зачем пришёл, неужели не понял, что в библиотеке уже кто-то есть? Впрочем, всё просто: снег замёл следы, а светильники погасли, пока я спала. Я видела лорда Авертера всего несколько мгновений там, в спальне, но уже не была удивлена, что шумному сборищу гостей он предпочёл тишину и общество книг.

Некоторое время я просто прислушивалась к тихому шелесту перелистываемых страниц. Монстр воспоминаний незаметно подкрался и лёг на грудь, тяжелый, тёплый, как исполинский кот: точно так же четыре года назад я ждала, пока закончит с чтением лорд Содель. Вот только тогда мне так не хотелось выглянуть, понаблюдать или даже полюбоваться, как он неосознанно морщится, трёт пальцами переносицу, прикусывает губу или совершает ещё какие-то мелкие абсолютно ничего не означающие движения, не хотелось спросить, какую книгу он выбрал, что ему интересно.

Если бы с лордом Авертером можно было бы просто поговорить! Расспросить об Ордене. Или об Ирталии - наверняка он знает многое и рассказывает куда интереснее учителей, хотя, конечно, это только моё предположение. И...

Изначальный, о чём я только думаю!

Я лежала, не решаясь пошевелиться, рука в неудобном положении затекла, по коже поскакали противные мурашки, а лорд Авертер всё не уходил и не уходил. На его месте, наверное, я бы тоже предпочла спрятаться ото всех здесь, как я, собственно, и сделала. Вот только в отличие от него, я была связана обязательствами контракта и не имела права надолго отлучаться из своей комнаты без разрешения и необходимости. А с другой стороны, Орден, судя по всему, накладывал на своих послушников запреты не менее суровые. Плотское влечение казалось мне неотъемлемой частью мужской природы, и тот единственный, кто добровольно отказывался от меня, не мог не вызывать интерес.

В этом всё дело, просто в том, что он отличается от других, - убеждала я себя. А если попробовать поговорить? Извиниться, объяснить, что я пришла к нему тогда не по собственному порочному желанию, как он, вероятно, подумал.

Пока я колебалась, лорд Авертер внезапно поднялся – я поняла это по знакомой гамме едва уловимых звуков, скрипов и шумов – захлопнул книгу, подвинул кресло, водворил свою бумажную избранницу на место и вышел из библиотеки. Дождавшись, пока хлопнет дверь, я досчитала до двадцати и наконец-то вылезла из своего укрытия. Воровато огляделась – надо было спешить, сколько сейчас времени, оставалось загадкой, но... Я торопливо просмотрела ближайшие книжные полки, но так и не смогла понять, какую книгу он читал. Тогда я позволила себе ещё одну маленькую глупость: забралась с ногами в еще тёплое кресло, в котором он только что сидел, на минуточку прикрыла глаза, ощущая себя – глупее некуда.

Снаружи уже стемнело, видно никого не было, и я возвращалась в замок, наступая на его следы.

***

Лиока, раскрасневшаяся, с сияющими после праздничного застолья глазами встретила меня в коридоре:

- Леди Римия, леди Римия, где же вы были так долго! Вас спрашивали, я уж и не знала, что сказать...

Горячая чашка с каким-то напитком, протянутая мне заботливой служанкой, согрела застывшие пальцы, но я почти не ощутила этого. Можно было даже не сомневаться, можно было даже не спрашивать...

- Когда? - только и сказала я, а Лиока сочувственно склонила подбородок к груди, уж ей-то была известна причина отчаяния в моём голосе:

- Да собственно, сейчас, леди.

...Лорд Мизерт, брат сегодняшней именинницы леди Асгаи, сидел в кресле в своей комнате, сложив худые ноги одна на другую, и постукивал тростью по ковру. При виде этой трости у меня что-то предательски сжалось в животе, и я остановилась, стараясь потянуть время и отчаянно надеясь на то, что что-нибудь случится, что-то, что заставит его передумать, выйти, убраться к Чораю на загривок: пожар или война! Но лорд продолжал сидеть, сжав на ручке печально знакомой трости худые длинные пальцы с неухоженными, заострёнными, как у зверя, ногтями.

- Ты долго.

Чрезмерная худоба придавала ему слабый, почти изможденный вид, но это была иллюзия: я доподлинно знала, насколько сильным он может быть. Возможно, жестокость, склонность к смакованию боли, нет, даже потребность в чужой боли и ужасе придавали ему сил. Наше общение с ним на протяжении последних четырёх лет было нечастым, приезжал в замок он всего несколько раз в год, но каждый раз я приходила в себя так, как будто на меня обрушилась пара верхних этажей. Для меня почти непостижимым было то, как ловко он прикидывался нормальным в обществе других, равных ему по статусу людей, и никто не замечал в нём ничего особенного. Поражалась тому, что лорд Содель принял его в семью, что леди Асгая приглашала его на семейные застолья, что лорд Ликор никогда не чурался его общества. Тому, что когда-то у него была жена, безвременно отправившаяся к Изначальному вместе с их так и не родившимся ребенком, и никто не предположил, что лорд Мизерт Лод мог быть причастным к этой трагедии - лично для меня в этом не было никаких сомнений.

- Простите, господин.

Его взгляд обжёг меня, как уксус.

- А ты сегодня дерзкая, Рими.

Изогнутая ручка трости обхватила мою лодыжку, и лорд Мизерт подтянул меня к себе. У него были густые светлые волосы и светло-голубые глаза; сетка проступающих сквозь тонкую кожу сосудов показалась мне ярче, чем обычно. Если бы не эта болезненная худоба, не воспаленный блеск глаз, слишком тонкие бесцветные губы, возможно, он казался бы привлекательным мужчиной средних лет, но что-то неумолимо выдавало его расцветающее с каждым годом безумие.

В первый год после смерти лорда Соделя он просто любил делать мне больно. Сейчас он любил делать мне страшно. Секс - жёсткий, болезненный - его уже не устраивал, а может быть, он уже и сам был к нему не способен. Но его извращённая фантазия заставляла внутренности сворачиваться в комок.

Глава 15.

Лиока моего возвращения, разумеется, не дождалась - уснула. Я не стала её будить. Сама стянула одежду, сама залезла в ванну, но вместо того, чтобы начать смывать с себя ещё оставшуюся кое-где засохшую змеиную кровь – удовлетворив свою безумную фантазию, лорд Мизерт небрежно кинул мне какое-то полотенце, и я смогла вытереться, хотя и не до конца – обхватила себя руками за плечи и затряслась, как в ознобе.

Не могу!

Больше я этого не выдержу. Даже всего несколько раз в год. Неизвестно, на сколько дней Мизерт приехал в этом году. Да, сейчас у меня ничего не сломано и даже почти ничего не болит – если не считать толчка тростью в живот перед уходом – но больше я подобного не выдержу. 

К кому пойти? К лорду Ликору? К Лавтуру? Последний мне, возможно, даже поверит, вот только толку-то от его бурного возмущения будет не больше, чем от комариного писку. Отец ни в грош его не ставит и только подсмеивается над его ко мне преувеличенной пылкостью. Ревнивая леди Асгая, вероятно, поддержит брата, а между скандалом с женой и шурином и капризом непутёвого сына лорд Ликор явно сделает выбор не в мою пользу. Все эти препирательства дойдут до лорда Мизерта, и тогда я ещё буду с ностальгией вспоминать сегодняшнюю ночь. Страшно даже вообразить, что он мне устроит за несдержанный язык. 

Я ничего не смогу доказать. Сегодня моё тело в порядке. Почтенная гойда Сантима не пойдёт на возможный конфликт с хозяевами ради какой-то падшей девицы и не расскажет о том, в каком состоянии я приходила к ней раньше, подставлять Лиоку – просто  бесчеловечно...

Но я так больше не могу!

А значит, выбора особо и нет. Придётся поговорить с лордом Виконом, подобрать как можно более нейтральные слова, постараться как можно аккуратнее донести до него свою просьбу о помощи. Я ни разу ничего ни у кого не просила, а судя по вчерашнему празднику, лорд Викон не так уж и слаб.

Особенно в военном мундире, - я даже почти улыбнулась с невольной нежностью. Зачерпнула ковшиком остывшую воду и принялась смывать с себя бордовые разводы.

***

Я была уверена, что не смогу уснуть, но всё-таки уснула, и даже без кошмарных сновидений. Чувствующая себя виноватой за то, что проспала моё возвращение, Лио хлопотала вокруг. 

- Сегодня вечером вас вызвал к себе лорд Ликор, - девушка вздохнула и принялась тщательно расчёсывать мои волосы. Мягкий массаж кожи головы кончиками костяного гребня успокаивал, я прикрыла глаза. Как бы то ни было, предстоящий разговор с лордом Виконом меня пугал, я не могла предугадать его реакцию. Все четыре года он обращался со мной... хорошо. Уважительно и ласково, как заботливый дедушка, порой сочувствовал и пытался проявить понимание, но ни разу не предложил никакую конкретную помощь. Может быть, это была моя ошибка – всегда стараться делать вид, что всё в порядке, и не напрягать никого своими проблемами? 

Что, если симпатия лорда Викона будет длиться лишь до того момента, пока я не создаю ему лишних хлопот?

Никогда ещё я не приходила к хозяевам вот так, без вызова, по собственному желанию. И хотя в семье я жила уже пять лет, отчего-то нервничала, чувствуя себя едва ли не преступницей. Вчера самовольно закрылась в библиотеке, сегодня собираюсь просить помощи... Во всём виноват этот лорд Авертер и его нежданный приезд, взбаламутивший меня больше, чем можно было бы предположить. Вот он уедет, и моя жизнь пойдёт по прежней накатанной колее... 

По крайне мере, мне хотелось бы в это верить.

Лиока прибирала комнату и то и дело косилась на меня, кудряшки выбивались из-под белоснежного чепца. Наверное, никогда ещё я не выглядела такой возбужденной и потерянной одновременно. От позднего завтрака я отказалась, едва не забыла заглянуть к гойде Сантиме, но всё-таки зашла. Она посмотрела на меня с таким отвращением, как будто я не до конца смыла с себя змеиные внутренности.

- К лорду Викону идёшь? - процедила сквозь зубы пожилая женщина, а я ошарашенно кивнула. Неужели у меня на лбу это написано? И как расценивать то, что целительница в кои-то веки первой начала разговор? 

- Поаккуратнее с хозяином, - эти слова целительница едва не выплюнула, не первый раз она говорила мне что-то такое, а я неожиданно для себя сказала в ответ:

- Мы просто поговорим.

Глаза гойды Сантимы вдруг вспыхнули такой неприкрытой яростью, что я на мгновение подумала, а не обладает ли и она какими-то магическими способностями. Я невольно отшатнулась, хотя кроме лорда Мизерта никто и никогда меня не бил, а гойда едва не выплеснула мне в лицо средство от чадозачатия, которое я обязана была принимать ежедневно, независимо от того, какой день недели из восьми сейчас был и как прошла моя ночь:

- Пей и убирайся отсюда.

В полнейшем недоумении я даже не почувствовала отвратительный вкус зелья, к которому за пять лет так и не смогла привыкнуть, и тем не менее подавила уже привычный рвотный позыв – задерживаться и просить целительницу приготовить ещё не хотелось настолько, что проще было с собственными внутренностями договориться. У двери лорда Викона остановилась и перевела дыхание: почему-то сегодня все и всё казалось мне странным.

На мой робкий стук никто не отозвался, я постучала чуть громче и тут же обнаружила, что дверь не заперта. Осторожно заглянула внутрь: камердинера хозяина Алса нигде не было видно, а сам хозяин спал, уткнувшись лицом в подушку так, что наружу торчал только край его колпака. 

Придётся немного подождать.

Я скинула туфли и забралась с ногами на свободную половину кровати, как делала всегда. Вроде бы удалось поспать после трудной ночи, и всё равно в этой тёплой комнате меня начало клонить в сон. Хотя сегодня здесь не было такой умопомрачительной жары, как обычно... Да, действительно, камин погас, но всё равно, здесь было тепло и уютно, хотелось свернуться в комочек и ни о чём не думать...

- Господин, к вам гойдел Мафус! - я резко открыла глаза и обнаружила стоящего в дверях Алса и маячившего за ним кругленького невысокого мужчину – семейного нотариуса Бэкхеймов. Алс покосился на меня неприязненно – не так, как целительница, конечно, а скорее, как на надоедливую собаку, которая забралась с грязными лапами на свежевыстиранные простыни.

Глава 16.

...Я почти не слушала нервный, подрагивающий, спотыкающийся голос семейного нотариуса, пожилого, седовласого, ужасно нервного гойдела Мафуса. С того момента, как он застал меня на постели с мёртвым лордом Виконом, его нервозность, кажется, возросла не по дням, а по часам – в геометрической прогрессии.

Впрочем, это можно было сказать обо всех членах семьи и обитателях замка семейства Бэкхейм.

Даже не горе, принесённое потерей, - именно беспокойство витало в воздухе

Несмотря на замкнутый, практически нелюдимый образ жизни лорда Викона в последние годы жизни, с его смертью дом как будто лишился чего-то незримого, но очень важного, потерял свою цельность, разлетелся на множество отдельных комнат, лестниц и коридоров, посторонних, чужих по сути друг другу людей, лишился связи с прошлым. Сидя в своей комнате, никем не тревожимая, я прислушивалась и буквально принюхивалась к происходящему за дверью. Лиока была грустной и какой-то поблекшей: старого хозяина любили все слуги в доме. Наутро она принесла мне снадобье от Сантимы: старая целительница горевала так, что не пожелала пускать к себе кого-либо без особой нужды.

"А особенно меня".

Я вдруг вспомнила, как недобро советовала она мне быть со старым лордом "поаккуратнее" вчерашним утром. Вероятно, Сантима знала о проблемах лорда со здоровьем, и этим объяснялось её особенно недоброжелательное отношение ко мне: вероятно, такие нагрузки для организма, как постельные упражнения с молодой девушкой лорду Викону были строго противопоказаны... Нужно рассказать ей правду. Даже если она не поверит, даже если это ничего уже не изменит.

Прошли сутки, комнату я не покидала, и к себе меня никто не звал, единственная радость за всё это время. Лиока рассказывала мне, почему-то шёпотом, что в доме все потерянные и притихшие, даже после смерти лорда Соделя такими не были. К лорду Ликору приходили какие-то незнакомые гости, кое-кто – в форме агентов королевской полиции первого ранга, очевидно, нужно было решить ряд необходимых формальностей. Похороны лорда были назначены через три дня, после чего намечались традиционные проводы к Изначальному: своеобразное прощание в кругу родственников, сослуживцев и старых друзей – тех, о ком лорду Ликору было хоть что-то известно, кто был ещё жив и в состоянии приехать.

Хлопот у хозяев оказалось немало, а я сидела у себя, перемножала и делила в уме ломаные числа и думала, как же дальше будет двигаться моя жизнь. Конечно, принципиально ничего нового в ней не появится, но всё же визиты к старому лорду были отдушиной, едва ли не единственным светлым пятном в ней. И я так к ним привыкла. Его доброжелательное обращение, даже эти словечки "детка", "крошка", "милая", которые звучали бы слащаво и пошло из уст кого-либо другого, мне нравились. Его тёплая комната, весело потрескивающий огонь в камине. Чуткий и внимательный взгляд над стёклышками очков для чтения.

... само чтение старых писем, каждое из которых я помнила почти что наизусть.

Письма!

Во время нашей последней встречи лорд Викон просил непременно забрать его письма! Как чувствовал…

Я так и села на кровати. Выполнить волю старого лорда я должна, нет, просто обязана. Он не хотел, чтобы кто-то читал его личную переписку, полную устаревших, но таких важных для него секретов, и хозяина можно понять: несмотря на то, что им уже никак не меньше четырёх десятков лет, лорд Викон явно не хотел придавать огласке свой роман с другой женщиной, тем более, раз эта женщина была ирталийкой, возможно, замужней... Вряд ли лорд Ликор уже успел перерыть все бумаги отца и запустить руку в небольшой сейф, встроенный прямо в толстую каменную стену и прикрытый непритязательной на вид картиной в вычурной золочёной раме.

Но если лорд Ликор ещё их не нашёл, то сделает это непременно в самые ближайшие дни, и вряд ли его впечатлит отцовская просьба, переданная мной "на словах" - на примере лорда Соделя я уже могла убедиться, что пустые слова ничего не стоят. Лучше всего проникнуть в спальню лорда Викона незаметно и как можно быстрее, но вот когда?

Сейчас обо мне все забыли, даже Лавтур ни разу не появился, а я почему-то была уверена, что смерть единственного деда – родителей леди Асгаи не было в живых уже лет десять, не меньше – не то событие, которое заставило бы его забыть о нуждах собственного тела и соответственно, обо мне.

И тем не менее...

Я торопливо привела себя в порядок, не дожидаясь Лиоки, и выскользнула из комнаты. Лорд Ликор приказал ждать его вызова, и магия артефакта жглась, сдавливала голову, терпимо, но неприятно. Вероятно, это объяснялось тем, что со времени прямого приказа прошло несколько дней. Магия подчинения не являлась чем-то непреодолимым, хотя, вероятно, её сила заключалась в накале, с которым был подан приказ. 

Сейчас я вышла и двинулась на третий этаж. Тишина царила неимоверная, словно весь замок превратился в один огромный склеп, словно все разом покинули его, и во всем мире осталась только я одна –  я и тело мертвого старого лорда.

Но я должна была забрать письма, иначе как же я потом? Пожелания лорда Соделя не сбылись, но это были его планы, не мои обещания. Ни на похороны, ни на проводы лорда Викона к Изначальному меня не позовут, и я должна..

Кто-то ухватил меня за плечо, и я почти с облегчением узнала тяжёлую ладонь и вязкий табачный запах лорда Ликора.

- Рими... - пробормотал он, и сначала я подумала, что он пьян, но запаха вина не ощущалось, и, заглянув в лицо хозяина, я вдруг поняла, что он просто очень, очень устал. Постарел за какие-то сутки лет на пять, не меньше. - Рими, ты-то мне и нужна. Идём со мной.

Никаких претензий в его голосе не было, но я моментально сжалась, как потревоженная улитка. Зачем я ему нужна? Не может же быть, чтобы он...

Прихватив меня за руку, как будто я могла бы куда-то сбежать, лорд Ликор неожиданно потащил меня не наверх, в сторону личных комнат, а вниз. Мы едва ли не бегом преодолели половину коридора и лестничный пролёт, а затем у дверей хозяйской обеденной залы остановились. Лорд оглядел меня с ног до головы, словно вёл на смотрины, а затем без лишних объяснений буквально втолкнул внутрь. 

Глава 17.

Никогда у меня не было развитой интуиции, животрепещущих предчувствий. Ни тогда, когда гойдел Лихаэр первый раз оказался в нашем доме, ни тогда, когда я увидела лорда Соделя или когда подписывала магический контракт, ничего не дрогнуло мучительным болезненным движением, звенящим предостережением. Но сейчас внутри словно оглушительно и звонко лопнула какая-то натянутая струна, словно что-то разбилось, так, что собрать, склеить было уже невозможно. Если бы я могла, то опустилась бы на четвереньки и завыла от ощущения обволакивающего томительного отчаяния.

- Агент королевской полиции пятого ранга гойдел Урбак Миёс, - негромко произнёс визитёр. - Попрошу вас ответить на несколько вопросов, господа.

На вид агенту было лет тридцать, хотя на самом деле, вероятно, на десяток больше – вряд ли возможно было дослужиться до пятого ранга раньше этого возраста. Прилизанные чёрные волосы, глубоко посаженные глаза, гладко выбритый подбородок делали его голову какой-то маленькой относительно достаточно высокого, рельефного и крупного тела, однако при этом он не казался комичным, напротив – держался с невольно вызывающим смятение чувством внутреннего достоинства.

- В чём, собственно, дело? - негромко произносит лорд Ликор. До этого он сидел в кресле, в отдалении ото всех, в полном молчании слушая оглашение завещания отца и никак не комментируя происходящее. Возможно, гойдел Мафус уже поделился с ним содержанием этого глубоко личного документа – в конце концов, своя рубашка ближе к телу, и с главой семьи надо дружить. Так что предполагаю, в отличие от остальных лорд Ликор удивлён не был – чего нельзя было сказать о его жене. Вероятно, если бы не приход гойдела Урбака, ошеломлённая тишина взорвалась бы фейерверком гневных замечаний леди Асгаи – как минимум, её. Эмоции застыли на лице благородной дамы – гремучая смесь плаксивого страдания и праведного гнева. Надо полагать, сто тысяч золотых хорров были личным и тайным имуществом лорда Викона, о котором и не догадывались остальные члены его семейства. Да и Бэкхеймы, насколько я знаю, не нуждались настолько, чтобы отсутствие этих денег сыграло какую-то роковую роль, но всё же... всё же... Смириться с тем, что такая огромная сумма перейдёт в чужие руки – и в чьи руки! - им вряд ли будет легко. Впрочем, лорд Авертер выслушал вердикт нотариуса довольно равнодушно – или он слишком хорошо умел скрывать свои чувства, откуда мне было знать, и леди Кариса не выказала какого-либо возмущения. На Лавтура мне и вовсе смотреть не хотелось.

Но эти мысли метались где-то на задворках моего сознания, а между тем я продолжала следить за гойделом Урбаком, который беспокоил меня всё больше.

- Поступили результаты экспертизы после вскрытия тела лорда Викона Бэкхейма, - после короткой паузы, во время которой полицейский агент оглядел всех присутствующих, быстро и в то же время цепко. Разумеется, по происхождению он существенно уступал моим хозяевам, но его высокий социальный ранг давал ему право держаться наравне. Пятый ранг полиции характеризовался обширными полномочиями. - И по этим результатам можно заключить, что...

- Почему тело нашего дорогого отца подверглось этой мерзкой, унизительной процедуре?! - вскинулась леди Асгая. - Что вы себе позволяете? Почему нас не поставили в известность, не спросили нашего разрешения?!

Я поёжилась. Почему-то я не задалась вопросом, а где собственно было тело пожилого хозяина весь этот день, а теперь вдруг выяснилось, что его в кратчайший срок забрали на какую-то "экспертизу" да ещё и через "вскрытие"! Сообщили в Хоррен, приехали дежурные служащие и штатный маг, погрузивший тело в стазис, отвезли в хорренский морг, а там… Представив себе сам процесс, я на мгновение зажмурилась.

- Угомонись, - не поворачивая к ней головы, холодно произнёс лорд Ликор. Глава семейства сидел в расслабленной непринуждённой позе, но при этом он теребил шёлковый шейный платок, словно его рука жила какой-то отдельной независимой жизнью. - В том случае, если нет специальных указаний или есть малейшее подозрение на то, что смерть не была естественной, вскрытие и последующую общую экспертизу проводят всегда, это обычный порядок. Разрешение семьи для этого не требуется. Отец не был особо религиозен, он такой пункт в завещание не вносил.

- Не была естественной? - визгливо повторила леди Асгая, а я краем глаза отметила, как вцепилась обеими руками в рукав неподвижно и безмолвно сидевшего лорда Авертера леди Кариса. - Как это – не была? От чего тогда он умер?! Викон был уже дряхлым стариком, старики умирают постоянно просто так!

- После того, как мои сотрудники забрали тело лорда Бэкхейма, согласно стандартному протоколу был проведён поверхностный осмотр его личной комнаты, - безэмоционально, но чётко произнёс агент Урбак. - В частности, сотрудником первого ранга Стуюсом Хабом был обнаружен и изъят некий флакон из тёмного стекла, подозрительным содержимым коего мы не могли не заинтересоваться, ибо оно в изрядных дозах обнаружилось в крови, даже несмотря на то, что со времени смерти прошло уже более пяти часов.

- Вы не могли бы говорить проще и ближе к делу?! - нервно вступил в диалог Лавтур. Агент коротко поклонился ему.

- Как вам будет угодно. Лорд Ликор, не могли бы вы распорядиться и привести сюда семейную целительницу? Благодарю… Так вот, если говорить проще, по результатам вскрытия было установлено, что смерть наступила в результате повреждения сердечной мышцы вследствие гипоскического некроза тканей, в свою очередь вызванного резким понижением давления. Неестественно резким…

- Отец принимал сердечные капли, - низкий голос лорда Ликора в общей напряженной тишине показался более высоким, чем обычно.

- А что-то ещё, кроме них?

- Нет, - теперь в голосе прибавилось растерянности. - Насколько я знаю... Может быть, Сантима, целительница, уточнит, но... конечно, возраст, ему уже было семьдесят семь лет, тем не менее, я не знал о каких-либо других проблемах с его здоровьем. Впрочем, он был скрытным человеком, так что...

Глава 18.

Сто семьдесят пять умножить на девять... На девять... Одна тысяча пятьсот тридцать плюс сорок пять... Тысяча пятьсот семьдесят пять.

- Девушка никуда не пойдёт, - твёрдо, но с некоторой нарочитой ленцой произносит лорд Ликор, и я замираю на месте. - Леди Римия связана магическим контрактом с семьёй Бэкхейм. Вы не имеете права забирать её из замка без моего на то согласия или ордера с королевской печатью, а такового у вас, я так понимаю, не имеется. И моего согласия вы не получите.

- С учётом всего вышесказанного... - начал было гойдел Урбак, но лорд Ликор поморщился так, словно очередная служанка жаловалась ему на случайно разбитый сервиз и тяжелую судьбинушку, не позволяющую ей компенсировать эту роковую потерю из скудного жалования.

- Не делайте из меня идиота. Если смерть моего отца – чей-то злой умысел, я не меньше вашего хочу разобраться в ситуации и покарать виновного или виновных. Но из-за одних догадок забирать девушку в Хорренхайскую Темень я не позволю. Не надо этих гневных гримас, уважаемый гойдел, - последние два слова лорд Ликор произнёс с особым сарказмом. - У вас нет никаких улик.

- Но мотив..!

- Увольте, мой отец заслужил репутацию отменного воина в свои годы, что не помешало ему до последнего дня быть романтичным мягкосердечным слюнтяем. И хотя сто тысяч хорров – это уже явный перебор, думаю, он действительно мог слегка потерять разум от хорошенькой мордашки и прочих прелестей этой сладкой девочки, - несмотря на едва ли не парализующий ужас при выдвинутом обвинении меня не могли не покоробить его слова, даже не сами слова – то, как легко он произносил их при жене и сыне.

- Так не повторяйте его ошибок, - почти огрызнулся агент. - Не кажется ли вам...

- Гойдел Урбак, - я вздрогнула от звуков этого голоса, который уже не ожидала услышать. И, кажется, не я одна - все, абсолютно все обернулись к лорду Авертеру, медленно поднявшемуся со своего кресла, но продолжавшему стоять рядом с матерью. - Насколько я понимаю, вы можете гарантировать, что никакого кольца на теле моего деда вы и ваши люди не обнаружили? Кольцо редкое, крупный рубин в виде звезды.

- Совершенно верно, лорд... Авертер, верно? - гойдел слегка споткнулся на обращении, как и остальные, глядя на сына лорда Соделя во все глаза.

- Верно. Я долгое время был в отъезде, но видел это кольцо и знаю, что дед сам его никогда не снимал, оно имело для него большую личную ценность. Если ваши обвинения верны, кольцо забрала девушка, - на меня он не смотрел. - Согласно контракту, леди не покидает замка. Если это она, кольцо должно быть где-то здесь.

- Мой племянник прав. Вы можете обыскать её комнату, - кивнул лорд Ликор. - Если кольцо обнаружится там, я не буду препятствовать при аресте. Если же нет – на отпущенную для расследования солнечную фазу Римия останется здесь, под моей ответственностью. Вы прекрасно осведомлены о том, что без позволения главы семьи она не может покидать замок Бэкхеймов.

- Кольцо могло быть спрятано в любом уголке замка или передано сообщнику!

- После того, как мы обнаружили девушку в постели моего отца рядом с его мёртвым телом, что само по себе было бы странным для убийцы, я отдал ей приказ идти к себе и ждать моих указаний. Как вы, опять же, знаете, ослушаться непосредственного приказа женщина для утех не может.

- Может, - упрямо возразил гойдел Урбак. - Прецеденты были, магия контракта не всесильна.

- И тем не менее. Ваши люди в сопровождении моего нотариуса обыщут комнату Римии, и если там ничего не будет найдено, я буду готов выслушать ваши предложения о её аресте не ранее, чем через месяц. Если вы получите Ордер.

- Когда я получу ордер, - прошипел гойдел Урбак.

- Есть ещё один момент, - почти равнодушно сказал лорд Авертер. - Если леди не врёт насчёт характера их взаимоотношений с моим дедом, врёт кто-то другой...

- Я не вру! - взвыла Сантима. - Я здесь три с лишним десятка лет работаю, все члены семьи мне как родные, но эта потаскуха продажная...

- А если даже леди врёт, в любом случае возникает вопрос, зачем дед просил зелье и не пил его потом? Насколько я понимаю, смертельная доза состояла из нескольких заказанных порций, то есть её нужно было накопить.

- Не хотел же он покончить жизнь самоубийством, - с каким-то нервенным смешком произнёс Лавтур.

- Не думаю, - не поворачивая к брату головы, бросил лорд Авертер. - Я разговаривал с ним накануне, и он был полон сил и энергии, как мне показалось. Строил планы.

- Если только девка эта с утра его не вывела! - выкрикнула Сантима. – Принялась, небось, дразнить и издеваться, как они умеют, вот лорд-то и не выдержал, выпил всё сразу, а во флакон слил, чтобы не догадалась!

- Сантима, еще одно слово в таком тоне, и я не посмотрю на три с лишним десятка лет твоей службы! - рявкнул лорд Ликор. - Вышвырну к Чораю!

- Гойда Сантима, кто именно приходил к вам за личным заказом от лорда Викона? - невозмутимо спросил Авертер, а я слушала его голос, как музыку. Не похоже было, чтобы он рвался защищать меня, отнюдь, но отчего-то я почувствовала, как в глубине души воспряла надежда.

Дура ты, Римия...

- Лорд Авертер, - несколько высокомерно перебил его агент Урбак. - При всём уважении к вашей семье, вам, Ордену герехтеров и Высокому магистру Трикстеру лично, позвольте напомнить, что расследование здесь и сейчас веду я! И я буду задавать вопросы!

- Ну, так ведите. А не пытайтесь свести все улики к наиболее удобной для вас версии, игнорируя очевидные нестыковки.

Агент полиции со смешной фамилией Миёс явно попытался взять себя в руки. Может быть, тоже производил в уме какие-то вычисления.

- Гойда, - нарочито медленно произнёс он. - Кто именно приходил к вам за мужским снадобьем? Личный слуга лорда Викона?

- Нет! - почти одновременно воскликнули Сантима и камердинер Алс, а потом целительница продолжила. - Это был Аек, Аек Ригс, господин. Но при нём была записка от лорда Викона, его почерком.

Глава 19.

Когда я вошла в личные покои лорда Ликора вечером, он был ещё весь в делах и заботах: рядом с рабочим хозяйским столом топтался долговязый и унылый секретарь, чьё длинное заковыристое имя я никак не могла запомнить. Подозреваю, что не лишённый извращённого чувства юмора хозяин взял его исключительно для контраста с кругленьким невысоким нотариусом Мафусом – вместе они смотрелись бы действительно забавно.

-...и последний в списке приглашённых на похороны – бригадный генерал Антур-Рольден Райсмус, - гнусаво договорил секретарь, бросив на меня косой взгляд не без оттенка знакомой мне маслянистости. - Итого восемьдесят четыре человека, если больше никто не ответит.

- Ясно. Одно разорение. А вот если бы не ты, моя сладкая, папашка хотя бы окупил собственные похороны из собственного бездонного кармана, - лорд Ликор решительно допил одним глотком нечто тёмно-коричневое из округлого стеклянного бокала, судя по запаху – любимый ореховый бренди.

- В этом доме не знаешь, что страшнее – жить или умирать, мало ли что подольют ненароком в привычное питьё, - развязно пожаловался он. - Ступай, Пантариус.

- Панкратциус, мой лорд.

- Один Чорай. Ты иди отсюда, а ты иди сюда, моя сладкая. Я уже соскучился по твоим нежным молчаливым губкам, не знаешь, что лучше: то, что ты никогда не болтаешь или…

Он нёс свою обычную пошлую несвязицу, пока стаскивал брюки с объёмистого волосатого живота и таких же бёдер, собирая в кулак волосы на моём многострадальном затылке влажной пухлой пятернёй так, что едва ли скальп не снял, а я, против обыкновения, задумалась не о цифрах, а о невольно услышанном имени, точнее, фамилии. Райсмус, Райсмус... Где-то я его уже слышала – и не так давно, но вот где и когда?

- Ну же, давай чуть резче, моя ты девочка, не ленись, - застонал лорд Ликор, и я тоже едва не застонала – от боли, потому что пару волосков в пылу страсти он мне всё-таки вырвал. - Не верю, что папаша тебя не оприходовал, хоть ты тресни. Вот так бы послать всё к Чораю, пусть Аверт тут хозяйничает, вместо того, чтобы пускать слюни по своим магистрам и дрочить на портреты всех святых, а мы бы с тобой уехали куда-нибудь в маленький домик у моря, как мне всё надоело, моя ж ты умница...

Имя лорда Авертера моментально и безжалостно вернуло меня из спасительного забытья, и я вдруг представила себе, что он вот-вот зайдёт и увидит меня, вот такую – полуголую, перепачканную слюнями и спермой, покорно стоящую на коленях перед его дядей, тычущем мне в лицо своим вонючим сморщенным органом... И мне стало невыносимо, невыразимо противно, так, что слёзы брызнули и немилосердно защипало глаза.

Может быть, именно в этот момент я в первый раз и подумала: нет, от наследства лорда Викона я не откажусь. Не откажусь ни за что, даже если это будет единственным шансом избежать встречи с Железной гойдой, как в народе именовали гильотину, вывозимую на площадь для самых безнадёжных гостей Хорренхайской Темени. Либо всё – жизнь и свобода, либо ничего.

И мне разом абсурдным, поразительным образом стало легче.

***

Никакого кольца в моей комнате не обнаружили. Слуги, посланные к гойделу Аеку, за каким-то Чораем просившему у целительницы ненужное лорду Викону средство, тоже вернулись ни с чем: после окончательного расчёта никто более не видел ничем не примечательного мужчину средних лет по имени Аек Ригс. Ни жены, ни детей у него не было, а родители несколько последних лет, которые он проживал в замке Бэкхеймов, с ним не общались. Единственная ниточка оборвалась, агент Урбак обещал объявить пропавшего в розыск, но все понимали, что шансов на поимку то ли беглеца, то ли ещё одной жертвы мало до крайности. Вблизи замка располагался глухой лес, с другой стороны – река, пусть и покрытая льдом, но угрожающе чернеющая рыбацкими лунками, так что возможностей сгинуть у бедолаги или негодяя Аека было бессчётное множество. После празднования дня рождения леди Асгаи все были уставшие и по большей части нетрезвые, и господа, и слуги, все разошлись по своим комнатам, и никто ничего не слышал и не видел. Старый Алс, живущий в соседней от хозяина комнате – в том числе.

Таким образом, недовольный до крайности гойдел Миёс таки уехал, клятвенно пообещав вернуться через одну солнечную фазу и настоятельно рекомендуя никому "не делать того, о чём впоследствии придётся пожалеть". Что понимал под этими угрожающими словами агент королевской полиции пятого ранга – оставалось только догадываться.

В замке готовились к похоронам: тело лорда Викона удерживать в полицейском морге больше не имело смысла. После этого печального, суматошного, но неизбежного и краткосрочного мероприятия жизнь всех обитателей замка должна была вернуться в прежнюю колею. Лорд Лавтур уже зажал меня между вторым и третьим этажом, судорожно обшарив руками, словно в поисках чего-то спрятанного в недрах моего белья, слюняво дыша в ухо и уверяя, что всё непременно будет хорошо, он верит, что этот бред и кошмар – нелепая ужасная ошибка, и ночью докажет, что его любовь ко мне ничуть не угасла. Я покивала, испытывая огромное желание двинуть ему коленом в пах, и одновременно думая о том, что для меня, единственной в замке Бэкхеймов, всё поменялось кардинально: начался обратный отсчёт дней.

Дней, отпущенных мне на жизнь.

Разумеется, лорд Ликор был совершенно прав: если дело об убийстве нужно раскрыть любой ценой, я – идеальная кандидатура на роль преступника. Никто за меня не вступится. Никто не поднимет шума. Даже простые жители Хорренхая будут лишь удовлетворённо трясти головами, мол, Его Величество может узаконивать любую мерзость, а для народа женщина для утех - всего лишь привилегированная отмытая бордельная подстилка, туда ей и дорога, к Железной гойде.

Единственный человек, на кого стоило рассчитывать, была я сама. Но, придя от лорда Ликора с лицом, горящим от какого-то нелепого после пяти лет такой жизни стыда, в свою разворошенную в результате обыска комнату, которую заплаканная Лиока тщетно пыталась привести в порядок, взглянув на небрежно выброшенные на пол бельё и платья, помятую книгу по математике, подаренную еще лордом Соделем, я только молча упала на кровать лицом к стене. И, наверное, не вставала бы весь следующий день, если бы не необходимость выпить проклятое зелье от чадозачатия. Его принесла мне верная Лиока, и я проглотила тошнотворное пойло, втайне надеясь, что Сантима подлила туда какой-нибудь быстродействующий яд.

Глава 20.

Обычно я не посещаю храм Творца, ограничиваясь молильным уголком на втором этаже. Но сегодня, в свой восьмой, свободный от посещений день, я встала едва ли не на рассвете, торопливо оделась потеплее – мой гардероб пополнялся регулярно, и эти суммы не вычитались из общего жалования, как и суммы, уходившие на косметические, лекарственные и иные средства ухода за столь ценным для хозяев телом – и вышла. Мягкое манто из меха редкого жемчужного горностая не нравилось мне – я в красках представляла себе, как с беззащитных зверьков заживо сдирают шкурки – но лорд Ликор никакие возражения слушать не стал, а на улице ощутимо похолодало, и всю ночь валом валил снег.

Похороны лорда Викона были назначены на завтрашний день.

До ближайшего отдельно стоящего храма Творца было примерно пятнадцать минут пешком – в летнее время. Слуги уже трудились изо всех сил, расчищая дорожки, ставшие за ночь почти непроходимыми по какому-то нелепому капризу природы. Сопровождавшая меня Лиока тихонько топала и пыхтела сзади, подозреваю, мысленно проклиная меня на все лады.

Магия контракта, привязывавшего женщину для утех к семейному имению Бэкхеймов, допускала уходить без сопровождения членов семьи или разрешения главы семьи на полторы тысячи метров. Храм Творца находился на расстоянии чуть меньшем, и всё же, подходя к нему – чёрному зданию без каких-либо архитектурных излишеств, с остроносой, устремленной в небеса крышей, напоминавшей две молитвенно сложенные ладони – я чувствовала растущее в груди и голове болезненное неприятное напряжение.

Натяжение поводка, на который я была посажена. Гойделу Урбаку действительно не о чем было волноваться – лишённая какого-либо магического дара, сама я не смогла бы его оборвать.

Давно я не выбиралась из дома, ограничиваясь нечастыми прогулками во дворе, и теперь, оглядевшись, еще раз оценила величественное сооружение, ставшее моей добровольно выбранной тюрьмой.

Ненавидела ли я его?

Лиока, не имевшая возможности обогнать меня из-за сугробов по обе стороны расчищенной дорожки, нетерпеливо переступала с ноги на ногу. Её щеки раскраснелись, а пуховый платок, повязанный поверх пальто, покрыла изморозь.

В храме было тепло, темно и совершенно пусто. Дверь не заперта – это было непременным условием, одной из заповедей Изначального. Мы с Лио затопали сапогами у входа, стряхивая снег, и всё равно оставляли за собой влажные следы.

Статуя творца, безликая и бесформенная фигура человека, облаченного в скрывающий очертания фигуры плащ с капюшоном, располагалась в центре. Занавеси на окнах еще никто не успел раздвинуть, магические светильники недовольно и тускло загорелись – для более яркого света им нужен был прямой приказ служителя, которого по-прежнему не наблюдалось. Место за деревянной узкой кафедрой у противоположной от входной двери стены пустовало. По краям стены без окон слева сплошняком располагались простые деревянные стеллажи со священными и историческими книгами.

Я кинула манто на руки замершей у входа служанки, взяла коврик, один из высокой стопки молильных ковриков. Процедура непременного омовения рук на пороге оказалась неосуществимой: вода замёрзла в лёд.

Опустилась на колени перед статуей, обхватила себя руками, пытаясь собраться с мыслями – это тоже было чем-то новым, обычно я не молилась, выражая свой внутренний протест хотя бы так: о чём было говорить мне с божеством, никогда не баловавшим меня своей милостью?

- Изначальный... Изначальный, прости меня и помилуй. Я грешная. Я грязная, знаю, и вины с себя не снимаю. Мне так нужно твоё прощение, твоё милосердие, твоя подсказка. Что мне делать? Я не виновата в том, в чём меня обвиняют. Мне некому помочь.

Тишина прерывалась лишь едва уловимым дыханием Лиоки, царапаньем каблуков её сапожек по полу.

- Дай мне знак, прошу тебя. Подскажи. Я не хочу умирать, мне так страшно. Лорд Викон бы этого не хотел, ты же знаешь. Изначальный, я хочу жить, я не знаю, что я могу предложить тебе взамен. Когда-то я просила тебя о счастье – больше не буду просить. Когда-то умоляла о любящем меня человеке, о наших детях – не нужно, это были глупые детские мечты. Я не хочу в Хорренхайскую Темень, где бегают крысы и отгрызают пальцы, где блохи и клопы съедают кожу заключенных до мяса так, что потом они умоляют палача поспешить с исполнением приговора. Изначальный, прошу тебя, я прошу тебя... Я просто хочу быть живой и свободной. Разве не есть это право каждого из твоих созданий?

О клопах и крысах в Хорренхайской Темени – мрачной темнице, куда направляют до казни только осужденных по обвинению в убийстве, самом страшном преступлении, противном Творцу – меня охотно просветила намедни повариха Катина, так злорадно ухмыляясь, что мне казалось, будто у неё вот-вот треснут губы. Кажется, это был первый случай за пять лет, когда она заговорила со мной добровольно.

Раздавшийся звук заставил вздрогнуть: поднявшаяся ни свет ни заря Лиока, пригревшаяся в тепле, очевидно, задремала, ожидая, пока я наговорюсь с Творцом, и облокотилась на ближайший книжный шкаф, в результате чего одна из книг упала на пол.

Я подскочила, схватила раскрывшуюся от падения книгу, опередив потупившуюся служанку.

Знак или не знак?

Прочитала первую строку, на которую упал мой взгляд:

«Ибо сам он не ведал, куда ведут его пути Изначального: к свету ли, дарующему благо, или в тьму, предвещавшую падение, но он шёл, спотыкаясь и падая, шёл, пока не добрался до вершины, и ветер был крыльями за его спиной, и огонь в его груди пылал ярче солнца. А на вершине горы Варьек Изначальный простёр ладони над ним и сказал: чем больше люблю тебя, тем больше испытываю тебя, и не годно тебе лежать ветошью, но должно сражаться за истину и за слова Мои».

Я закрыла книгу.

Знак или не знак, но я тоже должна идти к своей вершине, а не лежать ветошью. Спотыкаясь и падая, но идти.

***

Придя из Храма и милосердно отпустив давящуюся зевками Лиоку поспать, я поднялась на третий этаж, стараясь двигаться неслышно и прислушиваться к каждому шороху. Было тихо: леди Асгая с сыном демонстративно уехали в Хоррен лечить душевные раны покупками, а также, очевидно, продемонстрировать всему миру, что никто из благородных Бэкхеймов не собирается слушать каких-то там полицаев и безвылазно сидеть в замке целую солнечную фазу. Лорд Ликор занимался делами, лорда Мизерта я и вовсе не видела с нашей последней встречи... Так что, никем не замеченная, я прокралась к комнате лорда Викона и с замиранием сердца подёргала дверную ручку.

Глава 21.

У двери в комнату лорда Авертера я остановилась, собираясь с мыслями. Изначальный, я ещё помнила, как он смотрел на меня тогда, в нашу самую первую, такую неправильную встречу. И, тем не менее, он решил вмешаться, перебить агента Урбака.

В конце концов, что я теряла, кроме жалких остатков собственной гордости и горстки нелепых иллюзий по поводу того, что этот человек чем-то принципиально отличается от своих родственников? Возможно, стоит сразу разочароваться и потом уже действительно рассчитывать только на себя.

Я не хотела стучаться, наудачу толкнула дверь – и она открылась. В первую очередь в глаза бросилась предательская кровать, на которой мне довелось полежать, пусть и совсем недолго. Наверное, целомудренный лорд с тех пор закрывается на ночь на ключ.

И спит одетым. С кинжалом под подушкой, на всякий случай.

Я почти улыбнулась и наконец-то сделала шаг вперёд.

При дневном свете сходство лорда Авертера с отцом казалось не таким уж сильным. Он сидел прямо на полу, на ковре, забавно скрестив босые ноги, уткнувшись в какую-то книгу, настолько старую, что казалось удивительным, как это она не разваливается прямо в его руках, уютный и домашний. Кудрявые русые волосы казались непричёсанными и лохматыми. Книги же были разложены вокруг, и я вдруг подумала, что они - те самые, завещанные ему дедом. Магические светильники были погашены, оконные шторы раскрыты, комната освещалась только солнечным светом.

У меня было мало времени, и я знала, что должна как-то окликнуть его, привлечь внимание, а не стоять, глупо разглядывая незнакомого, по сути, совершенно постороннего мужчину, которого хотела попросить о небольшой, ничего для него не стоящей услуге. Но я разглядывала.

Может быть, боялась отвлечь его от дел. Может быть, хотела чуть оттянуть момент, когда он меня заметит, и его глаза вспыхнут презрительным возмущением, столь понятным, совершенно неизбежным.

К сожалению, слишком многое успела я увидеть в нашу прошлую встречу, и при мысли об этом угрожающе нависший над головой чёрный силуэт Хорренхайской Темени отступил, словно призрак при свете солнца. Я вспомнила, как касалась чешуек нарисованной на животе змеи, и снова почувствовала какое-то странное тянущее беспокойство внутри, словно подобная змея, только живая, заворочалась и у меня внутри. Почему-то никаких ассоциаций с извращёнными фантазиями лорда Мизерта не возникло, словно в моём сознанию уголок, отведённый сыну лорда Соделя и всему, с ним связанному, был обнесён прочной надёжной оградой.

Наконец лорд Авертер поднял глаза и увидел меня. В то же мгновение книга выпала у него из рук и разлетелась желтоватыми хрусткими листками, испещрёнными какими-то странными чёрными значками. Щеки молодого господина вспыхнули, а я вспомнила, как тогда, в спальне, он заслонялся от меня подушкой, и снова едва сдержала неуместную улыбку.

- Уходите, - глухо сказал лорд Авертер, поднимаясь. Вероятно, позиция, при которой он был ниже меня, изрядно его нервировала. И я, вся я – его нервировала. - Мне не о чем говорить с вами.

- Простите, господин, - я опомнилась и склонила голову, стараясь выглядеть как можно более жалостливо. - Но у меня к вам очень важное дело. Прошу вас...

- Не просите. У меня нет и не может быть никаких общих дел с такими, как вы.

- Это по поводу лорда Викона...

- Убирайтесь. И не смейте даже произносить имя моего деда.

Магическая печать подчинения пронзила ухо и затылок острой болью, второй раз я игнорировала прямой приказ члена семьи.

- Лорд Авертер, вы можете думать обо мне как угодно, но это вопрос жизни и смерти.

- Ваша жизнь меня не интересует, а смерть... Смерть уже случилась, не без вашего участия. И это уже не исправить.

- Я здесь не при чём! И вы... вы же тоже так думаете? Вы вмешались, когда...

- Вмешался не для того, чтобы защищать вас, просто не люблю, когда личная предвзятость мешает установлению истины. Но ваша участь – совершенно не моё дело. Уходите. Не заставляйте меня применять силу, потому что словами вы не понимаете!

- Лорд Викон...

Глаза молодого хозяина гневно сверкнули.

- Даже если вы сами ничем обманом его не поили, грязные и аморальные отношения с такими, как вы, поспособствовали несвоевременному уходу близкого мне человека!

- Нет, всё не так, позвольте мне...

Дверь за моей спиной распахнулась, повинуясь магическому приказу, больно стукнув меня по боку. Нарастающее внутри отчаяние боролось со злостью, и я резко ударила по двери ладонью наотмашь, так, что она захлопнулась с оглушительным грохотом.

- Я никуда не уйду, пока вы не выслушаете меня! И не смотрите на меня с таким ужасом, я вас не трону, и тогда, в самый первый раз, я бы не пришла, если бы ваш дядя не приказал. Никогда в жизни на расстояние выстрела к вам не подошла бы. Что вы на меня так смотрите, я не покушаюсь на вашу честь, лорд Авертер!

Его глаза расширились, словно моё нахальство и дерзость обращения были каким-то из ряда вон выходящим событием, и он никогда не сталкивался с чем-то подобным. Я прижалась спиной к дьяволовой двери, приготовившись сопротивляться его магии.

Пусть убивает, пусть слуг на помощь зовёт, сама я не уйду.

- Не вам говорить о чести, - тихо протянул лорд Авертер. - И не сейчас. Сейчас вы - находящаяся под следствием подозреваемая по обвинению в убийстве, и ничего не мешает мне вышвырнуть вас отсюда, а потом...

В три шага я преодолела расстояние между нами, молодой господин непроизвольно отшатнулся, споткнулся о свои разложенные тут и там книги, а я инстинктивно схватила его за руку, удерживая.

- Дайте же мне сказать!

Глава 22.

Я первая отпустила его руку, ругая себя на все лады – что за вольности, не свалился бы, да если бы и свалился – так ему и надо! Что плохого я ему сделала, чем заслужила такое обращение?!

- Помогите мне выполнить последнюю волю вашего близкого, как вы сами говорили, родственника. Мне нужно попасть в его комнату. До похорон её, вероятно, не тронут, а вот потом... Лорд Викон просил меня забрать его письма. Именно меня! Что бы вы там себе не воображали, я была при нём сиделкой, компаньонкой, а не любовницей.

Лорд Авертер снова вспыхнул, а я испытала какое-то мстительное удовольствие от того, что могу совершенно свободно рассуждать о том, в чём он был несведущ и что выводило его из душевного равновесия.

- Послушайте, не надо меня бояться...

- Вы не в себе, леди? - язвительно перебил меня лорд. - С чего вы взяли, что я вас боюсь?! Вы не материальное воплощение Чорая, обычная шлюха, только подороже, чем прочие.

- Просто... – я демонстративно небрежно пожала плечами. Слушать его было почему-то больно, хотя ничего нового его слова в себе не несли, и ничего другого не следовало ожидать. - Мне говорили, что вы состоите в таком Ордене, где нельзя общаться с женщинами, а я...

- А вы состоите в ордене, где женщины воспринимают своё тело как товар, который можно продать любому, кто заплатит побольше. Нет, мы не боимся женщин, леди, и нам не запрещено общение в случае необходимости, просто мы не одобряем разврат, даже если светская власть оправдывает его и дозволяет. Я не склонен считать, будто вся суть бытия заключена в том, ради чего вы здесь находитесь. Имею в виду, в этом замке. И да, меня не интересуют ваши личные услуги, так что, смею надеяться, прошлый эпизод был первым и последним в таком вот роде.

- Я даже и не думала, это ваш дядя меня к вам послал..! - начала было я, но лорд Авертер только махнул рукой.

Кажется, он успокаивался после моего внезапного вторжения, его лицо постепенно вернуло прежнее бесстрастное выражение и ровный цвет. Молча лорд наклонился и стал собирать страницы разлетевшейся по полу книги. Я тоже наклонилась и подняла несколько листов из тех, что оказались ближе ко мне, протянула хозяину – он несколько секунд изучал то ли их, то ли мои руки, и забрал не без внутреннего сопротивления. Наконец, книга была водворена на стол, и хозяин комнаты взглянул на меня как-то устало, но хотя бы без прежнего возмущения.

- Леди, так что вам от меня-то надо? Насколько я знаю, с другими представителями моей семьи вы общаетесь куда... теснее и ближе. Вас опять кто-то якобы подослал с неведомыми целями? Оставьте меня в покое.

- Нет! То есть... У меня действительно к вам исключительно вопрос по делу, касающийся лорда Викона. Прошу вас, давайте не будем никого обсуждать.

- Я и не собирался. Хорошо, - лорд кивнул мне на одно из кресел, а сам опустился на другое, предусмотрительно отодвинув его от моего почти на полтора метра. - Я вас слушаю.

- Последние четыре года я регулярно приходила к вашему дедушке читать вслух старые письма от некогда близких ему людей. В нашу последнюю встречу он попросил меня в случае чего забрать эти письма к себе. Я не думаю, что моя... просьба встретит понимание у других родственников лорда Викона. Уверяю вас, эти письма не несут в себе никакой материальной ценности, это просто... воспоминания.

- Попросил забрать вас письма «в случае чего»? - переспросил лорд Авертер. - Дед чего-то опасался или подозревал, что с ним может что-то случиться? Ему кто-то угрожал?

- Нет, - я вдруг осеклась, вспомнив самое последнее, невольно прочитанное письмо, предостережение в нём. Но вслух проговаривать ничего не стала. - Не знаю, наше общение было не настолько доверительным и частым. Прошу вас, мне не добыть самой ключа, да и мой визит в ту комнату могут не так понять...

- Леди, вы, кажется, не понимаете всей серьёзности ситуации. Вас подозревают в убийстве. Вам действительно нечего там делать, если не хотите, чтобы это стало дополнительным камушком в ваш огород. Уверен, что агент из полиции уже приплатил кому-то из слуг за присмотр за обитателями замка.

Я вздрогнула.

- Вы можете зайти со мной и убедиться, что я не возьму ничего лишнего. Шагу лишнего в сторону не сделаю.

- Разумеется, я зайду, - лорд Авертер ещё немного подумал. - Что с этим грешным кольцом, леди? Где оно?

- Понятия не имею, где. Я же говорила: да, лорд Викон мне действительно его предлагал, но я не взяла!

- А, собственно, почему?

Я растерялась, но не решилась врать.

- Во-первых, я ничем не заслужила такой подарок, а во-вторых, что бы я стала с ним делать?

- Продали бы. Вам же, наверное, нужны деньги.

Вероятно, со стороны моя жизнь в самом деле казалась завязанной исключительно на добывании денег любыми средствами. Что ж, сейчас я действительно ни в чём не нуждалась и могла содержать свою мать, хотя, как оказалось, деньги могут и не приносить радости, если это не огромная сумма для разрыва контракта. Мне не хотелось сейчас вдаваться в подробности и проговаривать вслух всю подоплёку своих поступков, и я мотнула головой:

- Я ничего не брала у лорда Викона. Сама не просила, и он только один раз заговаривал о кольце. Вы же знаете, что я связана контрактом! Я не смогу соврать главе семьи…

- Дядя сладострастный и легкомысленный человек, и вполне способен проигнорировать ряд вопросов, а если кто-то будет настаивать – отказаться из упрямства... Хорошо, - внезапно кивнул лорд Авертер. - Если письма действительно находятся в комнате моего деда, и в их содержании нет ничего, что могло бы негативно повлиять на репутацию семьи или...

- Лорд Викон не хотел, чтобы кто-нибудь их читал... - мне стало неловко, я понимала, что со стороны мои слова звучат довольно глупо и неубедительно. - К тому же большая их часть на ирталийском, которого я не знаю. А в том случае, если по истечении солнечной фазы меня всё-таки... я их сожгу. Ваш дедушка просил сделать именно так.

Глава 23.

Когда за лордом Авертером закрылась дверь, я подскочила на месте, как испуганный кролик при звуке выстрела. Возможно, у хозяина имелся личный слуга, но пока что я осталась одна в его комнате и не собиралась терять время зря. Я быстро просмотрела книги, среди них не нашлось ни одной, что была бы близка мне или казалась интересной сама по себе, но я всё равно постаралась запомнить авторов и названия: в основном воспоминания и мемуары членов Ордена герехтера и неких древних святых, увесистый философский талмуд "Уязвимая мудрость в тисках беспощадного времени" и – что не удивительно, но всё равно неожиданно – замусоленная и явно перечитанная полсотни раз, не меньше, книга Истины с множеством закладок.

Прочитать откровения Изначального один раз, ну два – я ещё могу понять, но делать это на постоянной основе...

Я отложила книги, стараясь поместить их в точности на то место, где взяла. Распахнула дверцы платяного шкафа – одежды у хозяина было совсем немного, в разы меньше, чем у того же Лавтура. Конечно, он приехал сюда на время, но всё же... Коснулась рукой аккуратно висящих на вешалках камзола, рубашки, брюк, преимущественно тёмных цветов, потёрла подушечкой большого пальца блестящие пуговицы.

...Римия, Римия, как же ты могла так вляпаться? Хуже не придумаешь. Об этом ли тебе сейчас полагается думать?

Ты прекрасно знаешь, как должна сейчас поступить, верно? Ничего не трогать, не разглядывать, не рассматривать, побороть желание уткнуться лицом в его подушку, забрать что-нибудь на память, это очень, очень плохая идея.

Каждый из мужчин, с которыми ты имела дело до этого, делал тебе больно. Одни - присутствием в твоей жизни, другие – отсутствием, то есть своей смертью... Но, кажется, всё это не сравнится с тем, как больно тебе может сделать этот почти незнакомец: своим полнейшим неприятием, отторжением, презрением, своим грядущим скорым отъездом. Поэтому, Римия, как бы вкусно ни пахла его подушка, как бы ни хотелось тебе читать его книги, щекотать щёку его писчим гусиным пером, лежащим на секретере, пролистать сделанные в пухлой тетради крупным изящным почерком записи – не делай этого, сядь и сиди.

- Что это вы делаете, леди?

...а я тебе говорила, Римия!

***

- Э-э-э...

Хорошо ещё, что он не застал меня в характерной позе – лицом в подушку. Изначальный, стыд какой, ну почему с этим человеком всё сразу пошло наперекосяк?! Я торопливо толкнула бедром выдвинутый ящик стола и уставилась на всё ещё зажатый в руке лист, словно надеясь, что приемлемое объяснение родится само собой.

- Я...

Что тут можно сказать? Я рылась в ваших вещах, потому что вы мне интересны, но вы никогда не подпустите меня ближе трёх шагов?

Разумеется, я ничего этого не сказала, а лорд Авертер озвучил самую логичную версию, которая, конечно же, не имела никакого отношения к действительности:

- Мой дядя подослал вас шпионить за мной?

- Нет, конечно! Я просто заинтересовалась этим... этим...

- Заинтересовались финансовым отчётом младшего секретаря Высокого магистра Джайлина по снабжению адептов Ордена книгами и канцелярскими принадлежностями? - протянул лорд Авертер, всё ещё стоящий в проходе. - И что же там такого интересного для вас, леди? Завитушки у заглавных букв красивые?

Проклиная себя – а вдруг он сейчас откажется идти в спальню лорда Викона! – и в то же время злясь на ехидные интонации в его голосе, я снова принялась разглядывать проклятый лист. Столбики цифр – траты на те или иные приобретения – суммировались по строчкам-месяцам. Я смотрела и смотрела, пока взгляд не зацепился за какую-то неправильность. Ну, точно.

- Мне было скучно, - я пожала плечами. - Стала разглядывать всё подряд и обнаружила, что этот ваш секретарь не знает ломаных чисел. Очевидно, что он просто переписал цены с каких-то бланков или зафиксировал на бумаге продиктованное кем-то, но при подсчёте ежемесячных трат допустил ошибки.

- Ошибки?! - кажется, мне удалось хотя бы удивить этого сноба.

- Цены округлены до сотых долей, господин, точнее, некоторые до сотых, а некоторые - до десятых. При сложении ломаных мы складываем соответствующие разряды, но автор сего труда об этом не знает, и зачастую прибавлял десятые к сотым. Проверьте сами...

Лорд взял лист из моих рук буквально двумя пальцами, самую капельку брезгливо, точно у него вызывали в равной степени отвращение и то, что я его трогала, и мои жалкие попытки оправдаться. Пробежал глазами по строкам.

Задумался, считая в уме.

- А вы неплохо считаете, леди.

- Думаете, совсем неграмотная и безнадёжная? - он опять выводил меня из себя.

- Думаю, это не объясняет того, почему вы рассматривали мои бумаги, но, тем не менее, информация требует рассмотрения. Вычисления действительно ошибочны.

- Вы смогли добыть ключ? - я нервничала и не могла справиться с собой, а потому невольно говорила резче. Столько лет справлялась, плыла вперёд, словно корабль сквозь шторм на свет маяка, пусть обманчивый и призрачный – и вдруг появляется совершенно случайный человек, и я готова нарушить все свои принципы и убеждения.

- Разумеется. Следуйте за мной, леди.

На пороге лорд обернулся и взмахнул перед моим лицом металлической связкой. Ключа там было два.

- Чтобы вы знали, леди, на тот случай, если вам захочется ещё что-нибудь посчитать в моей личных записях, заглянуть ко мне в комнату, любезно выполнив тем самым чьё-нибудь поручение, теперь я тоже буду закрывать дверь на замок.

- Как вам будет угодно.

...на самом деле мне хотелось ответить ему что-нибудь вроде "да кому вы нужны!", но я сдержалась. Не сейчас.

Не сказав более ни единого слова, не оборачиваясь, лорда Авертер двинулся вперёд, быстрыми широкими шагами, может быть, специально, чтобы в случае нежеланных свидетелей не показалось, будто мы идём вместе. Но никаких свидетелей нам не встретилось.

- А где ваш слуга? - спросила я и тут же снова молча себя отругала за несдержанность.

Глава 24.

Проблема заключалась в том, что я не знала точно, где в этот раз лорд Викон оставил письма. За четыре года он неоднократно менял места дислокации своего главного сокровища, и не исключено, что, полный смутных предчувствий и подозрений – не зря же было то самое письмо и разговоры о наследстве! – придумал что-то новое перед смертью. И хорошо, коли так, гораздо хуже, если кто-то прибрал их к рукам или вообще выбросил. Лорд Авертер следил за моими передвижениями по комнате, и его взгляд, надменный и насмешливый, я чувствовала сквозь разделявшее нас пространство, сквозь одежду. Стараясь сделать независимый вид, опустилась на корточки – пусть смотрит! – и отыскала маленький позеленевший ключик, приклеенный к ножке кровати. Открыла нижний выдвижной ящик письменного стола.

Пусто.

Под подушкой, разумеется, тоже ничего не обнаружилось – постельное бельё уже поменяли. Да и пыли в комнате больше не было, дорвавшаяся до уборки прислуга отмыла даже канделябры на камине, а письма, скорее всего, выбросили или передали лорду Ликору. Неужели я и впрямь на что-то надеюсь?

Отодвинула картину – в нише в стене одиноко лежала пухлая книга "Житие святого Анафеса". Страницы казались склеенными – это был какой-то вид бытовой магии, возможно, заранее заговорённой на конкретного члена семьи. Раздраженно вытащив книгу, я развернулась и решительно всучила её всё ещё неподвижно стоящему у стены, как оловянный солдатик, своему сегодняшнему спутнику.

Тот вопросительно приподнял брови.

- Если не ошибаюсь, это была одна из тех книг, которую завещал вам лорд Викон, - буркнула я. - Что?

- Что? - переспросил лорд Авертер.

- Что вы так на меня смотрите?

- Как?

- Как будто ждёте какого-то подвоха.

- Ну что вы. Зато мне очень интересно, чего ждёте вы. Точнее, что на самом деле ищете и как будете действовать, если на самом деле найдёте.

- Ничего иного, кроме того, что я уже сказала, вы от меня не услышите. Что я могу здесь искать "на самом деле"?

- Кто знает. Может быть, кольцо с рубином. Может быть, что-то ещё.

Странное дело. Лорд Ликор постоянно называл меня разными ругательными непристойными словечками, Лавтур утомлял до крайности, лорда Мизерта я боялась и ненавидела, уходя из его комнаты перемолотая физически и морально, но ни на кого из них я не обижалась. Такому чувству до этого дня просто не было места в моей душе. И теперь я не знала, как реагировать: мне было обидно. Поэтому я молча отвернулась и продолжила поиски: в стеллаже между книгами, в других, незапертых ящиках стола, под столом, в платяном шкафу – душный запах герани, который терпеть не могла моль, ударил в нос.

Несколько серокрылых мотыльков вылетело из шкафа, всем своим видом демонстрируя презрение к стереотипам по поводу герани.

Да что ж такое-то!

- Вы закончили своё представление, леди Римия? - холодно отозвался лорд Авертер. - Мы можем идти?

Я беспомощно и зло оглядела эту комнату, знакомую до последнего пятнышка на стенах и в то же время – совсем чужую теперь, осиротевшую. Заглянула даже в камин, вспомнила, как в нашу последнюю встречу лорд Викон смял и сжёг подозрительное новое письмо. Наплевав на лорда Авертера, скинула туфли и забралась на кровать, испытывая желание разрыдаться – все эти дни я как-то не удерживалась от того, чтобы проникнуться смертью лорда Викона эмоционально, точнее – гнала от себя эти болезненные и бессмысленные чувства, а вот сейчас они вдруг кольнули куда-то под лопатки, остро и подло, совершенно не вовремя.

Если лорд Викон спрятал для меня письма, он, зная меня, мог бы предположить, что я захочу попрощаться с ним, в последний раз проходя свой обычный путь. Кровать, кресло...

В кровати я уже полежала, и, кажется, ничего, кроме ещё толики презрения от лорда Авертера, не получила – надо полагать, наш с кроватью дуэт являлся для него квинтэссенцией, зримым воплощением пошлости, разврата и грязи.

Кресло?

Я вскочила, одёргивая юбку, подошла к массивному креслу с подлокотниками – тяжёлому, неподъёмному мебельному ветерану. Прохлопала руками обивку сиденья и спинки. Снова опустилась на корточки, поискала под сиденьем.

- Да вы никак целый клад ищете, леди. Имейте в виду, я готов подождать вас минут пять, не более.

Я села в кресло, судорожно обхватила пальцами подлокотники. Надавила снизу – и верхняя часть левого подлокотника поднялась вверх на полпальца.

И правого тоже. В ту же секунду лорд Авертер оказался рядом, но он не стал хватать меня за руки или судорожно лезть в тайник, просто присмотрелся.

- Следовало бы догадаться, - пробормотал хозяин. - Дед всегда был малость «того» и обожал играть в шпионов. Но, кажется, в последние годы жизни он заигрался и окончательно впал в детство.

- Или вы просто чего-то не знаете, - так же тихо заметила я, до упора поднимая подвижные панели тайника и аккуратно, один за одним, извлекая свернутые в трубочку и трогательно перевязанные тесемками письма.

Восемь. Всего восемь писем, все на ирталийском. Все от неё, той самой загадочной женщины из прошлого - я узнала почерк. Подала свитки лорду Авертеру:

- Вот, вы же хотели убедиться. Никаких колец или прочих сокровищ, никаких семейных тайн. Только письма, отправленные адресату задолго до вашего рождения.

Лорд Авертер взял один из свитков, развернул его, пробежался глазами потом просмотрел другой, третий... а я уставилась на его пальцы: тонкие, длинные, с аккуратными овальными ногтями. Вспомнила вдруг, как учительница в школе, проводившая с нами уроки нотной грамоты, называла подобные руки "музыкальными". Заглянула через его плечо, увидела знакомые буковки, так похожие на хорренхайские, и в то же время неуловимо, то одним, то другим штришком или точкой от них отличающиеся.В ирталийском алфавите на две буквы больше, если не ошибаюсь…

- Итак, я всё же решила написать тебе, мой рубиновый принц, - невольно проговорила я вслух.

Лорд Авертер отложил письмо.