Жертва. Вожделение

Часть 1. Беда никогда не приходит одна

Полированный шар цвета слоновой кости ударил в бортик бильярдного стола, изменил траекторию движения и, сбавляя скорость, задел по касательной своего собрата. Второй шар покачнулся, сдвинулся вперед в угол стола и замер на краю лузы, словно решал, падать ему или остаться на месте. Спустя несколько долгих и томительных секунд он все-таки свалился.

– Партия, Валентин Яковлевич! – победно объявил брюнет.

– Поздравляю, Михаил, – произнес второй игрок.

На вид мужчина лет шестидесяти, уже тронутый сединой, но сохранивший былую стать.

Отложив свой кий, Валентин Яковлевич добавил с озорным блеском в глазах:

– Наконец-то, вам это удалось, молодой человек…

***

Их первая встреча носила совершено случайный характер, впрочем, как и многие другие события в жизни каждого из них.

В тот день Валентин Яковлевич, весьма успешный бизнесмен, владелец парочки региональных медия-компаний, как обычно, заглянул в свой любимый бильярдный клуб «Фортуна». Еще в юности с подачи отца и своего первого учителя он пристрастился к бильярду, полюбив его всей душой. С годами мужчина настолько филигранно овладел техникой этой игры, что лишь немногие могли составить ему конкуренцию. Все они давно и хорошо знали возможности друг друга. Периодически они встречались и устраивали партии, но сама игра утратила прежний интерес. А гонять шары с неумелыми новичками, едва взявшими кий в руки, Валентину Яковлевичу удовольствия не доставляло, и мужчина заскучал.

Временами, чаще всего под настроение, он давал своего рода мастер-класс более или менее подготовленным игрокам. По-прежнему не отказывался и от дружеских встреч со старыми приятелями. Но былого азарта уже не испытывал.

Так продолжалось до тех пор, пока однажды богиня удачи не решила улыбнуться, и в «Фортуну» не заглянул никому не известный молодой человек в сопровождении двух мужчин. Их-то Валентин Яковлевич узнал сразу. Первый, тот, что постарше – давнишний друг и игрок высокого уровня. Другой, что моложе – его сын. Тоже большой любитель бильярда, но до отца ему еще расти и расти.  А вот гость вызвал неподдельное любопытство.

В бильярдной царила особая атмосфера изысканности. Клуб считался элитным – абы кто с улицы сюда не попадал. Отчего появление незнакомца не осталось без внимания завсегдатаями заведения.

Михаил, так звали молодого мужчину, сумел привлечь к своей персоне еще больший интерес, когда начал обыгрывать одного за другим не самых слабых игроков.

За ними подтянулись более сильные и опытные мастера. Началось своеобразное негласное соревнование «кто на новенького?». Из желающих поиграть с Михаилом выстроилась очередь.

Каждая новая победа молодого мужчины (когда виртуозная, когда с трудом, вырванная последним ударом кия) лишь подогревала страсти. Особо азартные игроки принялись делать ставки.

Валентин Яковлевич приходил в клуб по вечерам и садился в уголке за свой любимый столик. Ему нравилось наблюдать за людьми, за их игрой и эмоциями.

Михаил же появлялся к часам семи-восьми и оставался до полуночи, оживляя атмосферу клуба своим присутствием.

Валентин Яковлевич с интересом следил за всеми партиями Михаила, отмечая для себя сильные и слабые стороны весьма перспективного игрока. Его бешеная энергетика, юношеская дерзость вместе с должным уважением к соперникам вызывали у мужчины симпатию.

Прошла неделя, а Михаил продолжал одерживать победу за победой. Предоставлял желающим возможность реванша и вновь побеждал.

Некоторые знакомые Валентина Яковлевича сами начали подбивать мэтра наказать юнца, не признающего авторитеты старших. Но все эти разговоры в большей степени носили шутливый характер. Хотя, как говорится, в каждой шутке присутствует доля правды.  

В любом случае все понимали, партия в бильярд между этими двумя мужчинами лишь вопрос пары дней.

Так и случилось…

***

Шла вторая неделя командировки. За это время Михаил успел полюбить город, что так тепло принял его.

Каждый вечер, закончив дела, мужчина заглядывал перекусить в кафе или недорогой ресторанчик, благо они располагались почти на каждом углу. А когда на город опускались вечерние сумерки, Михаил направлялся в «Фортуну».

В этот раз никто не спешил бросить ему вызов. Потому он позволил себе расслабиться, чтобы насладиться музыкой и царящей в этот раз атмосферой спокойствия. Вот только свободных столиков, как назло, не оказалось. Разве что возле одного мужчины в летах стояло пустующее кресло. К нему и направился молодой человек.

Когда к Валентину Яковлевичу подошел тот самый незнакомец, что разделывал в пух и прах лучших бильярдистов клуба и захотел присесть рядом, он не возражал. Ему и самому хотелось пообщаться с этим парнем, а тут такой ненавязчивый подвернулся повод.

Мужчины заказали кофе. После, слово за слово, между ними завязалась беседа. Валентин Яковлевич улыбнулся, когда услышал, что Михаил в некоторой степени его коллега по роду деятельности – криминальный журналист. Собеседник также рассказал о том, как редакция послала его в двухнедельную командировку со съемочной бригадой в город, в котором проживал его друг.

Часть 2. Жить по-новому

– Знаете, Михаил, каждый по-своему переживает потерю близкого ему человека, – произнес Валентин Яковлевич и откинулся на спинку кресла. – В момент трагедии думаешь, что все потеряно. Что жизнь остановилась. А твое существование лишено хоть какого-то смысла. И, поверьте мне, очень трудно не попасть в ловушку собственных эмоций и мыслей, не зациклиться на них. И каждый божий день теребить душевную рану, не давая ей зажить, отчего боль утраты будет каждый раз напоминать о себе и со временем ничуть не ослабнет…

– Валентин Яковлевич, а как вы пережили свою утрату? Что помогло справиться со всем? – осторожно спросил Михаил, воспользовавшись паузой собеседника.

– Должен признаться, на первых порах я находился в глубоком отчаянии. Не удивляйтесь, но даже суицидальные мысли посещали меня… Помогла дочка... Она стала якорем, который удержал меня в этом мире... К тому же время лечит. Обычно... Эдгарду, о котором я вам рассказываю, также помогла не сломаться его дочь…

***

Первые сутки после аварии, в которой погибла жена и пострадала дочь, Эдгард провел в больнице. Только убедившись, что с Кариной все будет хорошо, он занялся подготовкой к похоронам Марины.

Ее погребение навсегда запечатлелось в памяти мужчины…

Он стоял возле вырытой ямы и смотрел, как деревянный гроб медленно опускают в сырую после недавнего дождя землю. Наблюдал, как закапывают единственную любовь всей его жизни. Эдгард с трудом сдерживался, скрывая истинные эмоции под маской показного спокойствия. Только руки все равно тряслись мелкой, едва заметной дрожью. 

Малознакомые люди, собравшиеся проводить Марину в последний путь, искренне сочувствовали мужчине. Жали ему руку, хлопали по плечу. Кто-то предлагал держаться и быть сильным, другие – не стесняться и поплакать. Якобы слезы помогут, смягчат горечь утраты. И никто не замечал, что Эдгард готов сорваться и заорать, чтобы все проваливали прочь, оставили его в покое и не лезли со своими дурацкими советами. Потому, как уверял себя мужчина, горе не станет легче, а слезы не вернут Марину. Из царства мертвых не возвращаются…

И вовсе не плакать хотелось Эдгарду, а выть. Вопить во всю силу легких. До хрипоты, до надрыва голосовых связок. Броситься на могильный холм и голыми руками выкопать гроб обратно. Затем, срывая ногти и сдирая кожу с пальцев, выцарапать из-под деревянной преграды тело любимой женщины… Да только из цепких объятий Костлявой Марину этим не вернешь…

Эдгард не считал себя ни религиозным, ни особо верующим. Ровным счетом, как и не был атеистом. Он не часто задумывался о боге, но считал смерть его худшим творением, ибо она отнимает жизни и разлучает людей. А все эти суждения о вечной и счастливой загробной жизни для избранных воспринимались им как красивые сказки, не более.

Погребение закончилось. Люди ушли. А Эдгард все продолжал стоять возле могилы, устремив на нее неподвижный взгляд.

Организацию поминок по Марине мужчина доверил близкому другу и однокашнику Павлу Толокольникову, заведующему отделением терапии в той же больнице, где работал он сам…

То, что само мероприятие пройдет без него, Эдгарда не волновало. Поминки  – это для живых. А себя таковым он больше не ощущал. Его жизнь закончилась в тот миг, когда крышка гроба навсегда скрыла от него лицо жены. Одна мысль, что прекрасное и совершенное тело его Марины начнет гнить и разлагаться, что его будут пожирать черви, выжигала напалмом сознание.

Не в силах и дальше терпеть душевные страдания мужчина свалился как подкошенный перед могилой на колени, пачкая дорогие брюки в липкой грязи.

Эх, если бы он тогда не захотел прикупить сигарет, трагедии бы не случилось. Но жизнь, как и история, не знает сослагательного наклонения…

Стоило Эдгарду осознать этот факт, и самоконтроль рассыпался на мелкие осколки, как разбившееся каленое стекло.  Барьер, что сдерживал эмоции, не выпуская их наружу, рухнул, и мужчина громко зарыдал, не стесняясь слез и не боясь быть увиденным и застигнутым врасплох. Только спазмы сдавили горло, и вместо воя вырывался стон. Пальцы в отчаянии месили землю с силой, до боли в суставах, сжимаясь в кулаки.

«Мариночка… Прости… Это… моя… вина-а-я… – причитал Эдгард, когда слез больше не осталось, и лишь судорожное подергивание плечами красноречиво говорило о том, что истерика еще продолжается. – Прости меня… Прости, милая… Умоляю… Прости-и-и!.. Как мне теперь жить без тебя?.. Как?».

У ворот городского кладбища он привычным движением на автомате достал из кармана сигареты. Его затуманенный взгляд прояснился, и в нем вспыхнуло пламя ненависти.

«Все из-за них!» – пронеслось вспышкой ярости в мозгу мужчины, и он судорожными движениями скомкал едва начатую пачку сигарет, а проходя мимо урны, выбросил ее…

***

Домой с кладбища мужчина пришел поздно. Грязный, помятый, изможденный,  постаревший лет на десять.

Эдгард сбросил в прихожей на пол испачканную одежду и прошел в гостиную. Молча опустился на диван. Осмотрелся. Прислушался к внутренним ощущениям. Нет, родные стены не помогали. Наоборот, осиротевшая квартира, как и ее хозяин, скорбели вместе, ибо каждый предмет или утварь хранили память о погибшей хозяйке и невольно напоминали о ней.

Мысли одна отчаяннее другой лезли в голову. Душа выла от тоски. А сознание с трудом сохраняло ясность рассудка. Когда сил терпеть эти страдания больше не осталось, Эдгард устало подошел к бару. Открыл его и, не глядя, вытащил первую попавшуюся бутылку. Возвращаясь к дивану, мельком взглянул на «добычу». Оказалась водка.