Жертвы скрещенного мира

Жертвы скрещенного мира

По мотивам городской легенды.

Жертвы скрещенного мира

«Хей, ребята!» – так я подумала начать рассказ о себе. Черт, почему здесь так пусто.

«Хей, я Крис, Кристина.» – тише повторила она.

«Господи, я совсем уже забыла, что здесь никого нет. Передо мной лишь комната, белые стены, черный пол, мебель, стол, лампа, направленная в глаза, чтобы не уснуть. Чашка черного крепкого кофе. Сгоревший компьютер, разобранный и пыльный, чуть не спаливший всю квартиру, заброшенный в угол. Открытый Инстаграм аккаунт. Зеркало напротив. Растекшаяся по лицу тушь, красный глаз, очки.

Что было, то уплыло и отжило. А я напишу историю в тетради, которую многие сочтут фантастикой. Но это моя реальность. К сожалению,» – почти шепотом она заканчивала говорить.

«Вот, смотрите – это Вадик» – открывает совместную фотку в Инстаграме.

«Был славный, добрый. Глаза светились еще. Еще не на адреналине, еще не получал кайф от жизни на высоких скоростях, ходя по краю страха. Плохо, что в нашей стране ТОЛЬКО СТРАХА. Еще не пил ни разу, не был развращен этим злом, деньгами.» – мысли путались у нее в голове, на языке они вились также – клубками всклоченных событий в непонятной временной последовательности.

«Мы были… Как герои, ах, какие мы герои, о мой Бог, персонажи чьей-то игры. Пешки. Мы делали ужасные вещи, а потом получали сверх-удовольствие. Преступники… С другой стороны – вершители закона. С тех пор я не могу нормально спать по ночам. Теперь меня прежней, как и его, нет. Моя душа, мои слова, сознание, мысли и действия, это всего лишь эманация, проекция прошлой Крис. Иногда, в важных ситуациях, требующих поступка по совести я спрашиваю себя – Что бы сделала Крис в 12 лет на этом месте? И только после ответа решаю. Иногда спрашивать бесполезно… Да, такая правильная, но с червоточиной.» – к глазам Кристины подкатили слезы.

«А сейчас ты кто? Да, ты жив, но лучше не было б тебя. Стремно даже с тобой на улице здороваться. Мерзко. Черные глаза больше не горят, мутны. Опять поди не проспался. Взгляд волка. А ты и впрямь, стал как животное. Ведь в твоей жизни есть только взломы, деньги, бабы, алкоголь, взломы, и так по бесконечному кругу. Смешно. Ты будто живешь в бесконечной ленте Мебиуса, а я нет. Понял? А? Говорил мне, что я пропаду. Пропала? Да, получаю я немного. Всего лишь психолог в местном психоневрологическом. Бесплатный, штатный. Ты бы засмеялся. Но именно эта деятельность мне помогла понять… Мы ненормальные, мы все испорчены. Та тетка, что была нашей учительницей… Сейчас бы, в возрасте 25 лет я бы написала жалобу на нее. Ах, это все мои бредовые планы о мести. Она не ломала нам жизнь. Мы сами ее сломали и потоптались на ней.» – говорила она, предложение за предложениям все ниже и ниже опуская тон голоса, что к концу слова стали практически неразличимы из-за шумной вечеринки соседей сверху.

« Сейчас я в отпуске. Пью антидепрессанты, что мне прописывает подружка-психиатр. Скажешь – удобно устроилась, и будешь прав. Если депрессию за 2 недели не удастся загнать на свое место, то выпишу у нее больничный,» – обреченно продолжила она.

«Меня там держат из жалости, можно бы уже давно сократить ставку, как в других диспансерах. Все смеялись надо мной, когда я на последнем курсе университета в анкетке написала, куда пойду работать после. Это единственное место, где меня теперь понимают. Дают отпуск, оформляют больничные. Отовсюду бы уже выгнали.» – метко уколола словом она сама себя.

«Знаешь, Варвара Петровна… Я ведь смогла самореализоваться. Хотя, в чем-то ты права была – после таких травм не встают. Я встала. Наполовину. Ничего, проживем. Никогда мне не забыть твоего предательства – мы в 8 классе были, ты, затащившая нас в эту секту, сбежала из школы, боясь ужесточения законодательства. Потом вновь нашла нас, когда мы уж были на 1 курсе универа, и говорила: «Да нигде вы не проучитесь, морально-нравственные уроды. Так хоть денег заработаете – вот так ты говорила со своей неизменно ехидной улыбочкой,» – совершенно четко Крис говорила в диктофон.

«Вот смотрите – это Костя. Всех больше тебе досталось, бедный. Я бы с ума сошла на твоем месте. Такой тут хорошенький, кудрявый, ходишь на вольную борьбу, отличник. Был.

Помню, кто-то из тех, что держал мой прежний город Нородск, заказал взломать базы данных местного банка, чтобы вывести со своих счетов огромные суммы без лишних проблем. И мы случайно «спалили» твой IP. Почему-то он оказался статическим, тебя быстро вычислили. И на старуху бывает проруха. Ты сбежал в США, мы тебе скинулсь на переезд и жилье на первое время. Потом ты захотел выпустить свое легальное программное обеспечение, начать жизнь с чистого листа, стать успешным, разбогатеть. Но вот незадача, через месяц после выхода на рынок страны, его запретили решением суда. Ты тогда все пороги оббегал, будучи практически бомжем. Добегался. Там тебя местные «спецы» и обязали по полной. И вот теперь ты богат по нашему, у них – средний класс, работаешь на НИХ, зачастую во вред Родине. Как тебе естся и пьется там?» – с упреком восклицала она.

«А вот, видите девчонку. Одухотворенная такая, музыкой раньше жила. Надо мной тогда издевались из-за этого, да вообще, наверное потому, что я просто существовала. Её глаза уже не горят – они уже года два назад утопли в слезах. Это я. И я вроде-бы есть. Осталась в реальности, не ушла в ирреальность азарта. Группа взломщиков, преступников, новых воров и хулиганов, называющих себя благородными словами. Наделе были биороботами, питающимися деньгами, а отдельные особи – еще и портвейном. Меня и вправду они охраняли одно-время, пока я работала с ними. Своя мафия. Адреналин и страх высосали из меня 20 килограмм и жизненные силы. С тех лет на кофе и живу. Еще и депрессия свои 5 с меня взяла. 45 килограммов. Почти скелет.» – засыпала она, мельком взглянув на свое отражение в зеркале.