Жестокая сделка. Без права выбора

Глава 1

– Теперь ты моя, милая, – крупная мужская ладонь отводит волосы назад. – Сладкая девочка… Повернись ко мне.

Я стою спиной к самому опасному человеку, врагу отца моего ребенка, и дрожу.

Он уже замучил его жену.

Мне повезло: я была суррогатной матерью Камиля Новака. Никому неинтересной. До меня добрались только спустя четыре года.

Я не буду его рабыней, как Алина!

Где она теперь?

В ее комнате буду жить я. В той же клетке. С человеком, который почти уничтожил Камиля, забрал все, что у него было, а его держал на цепи. Он уничтожал людей и жизни. Он ни перед чем не остановится. Меня похитили по его заданию, и я не знаю его целей.

– Пожалуйста, не надо… – прошу я, когда ладони ложатся на плечи.

Я не хочу его видеть.

– Повернись, – он разворачивает меня силой, и мы оказываемся лицом к лицу.

В полумраке чужой спальни.

Смотрю в широкую грудь. Он коренастый, широкоплечий и пахнет ужасным парфюмом, напоминающим разрытую могилу. Тяжелый, сырой запах смерти.

На нем костюм, как на бизнесмене, и свежая сорочка. Когда он выходит отсюда – из особняка Камиля, наверное, занимается бизнесом или чем-то таким же важным.

Ладонь грубо хватает за лицо.

– Посмотри на меня!

– Прошу вас, не надо! – начинаю плакать, но он заставляет смотреть на себя.

Дыхание застревает в груди.

Расширенными глазами я смотрю.

Чудовище.

Он просто монстр…

Возраста Камиля или чуть старше. За сорок, хорошо за сорок, точнее не дают сказать ужасные шрамы, перепахавшие лицо, как граблями. У него крупные черты лица.

Он уродлив, по-настоящему уродлив…

И я не знаю его.

Такое лицо я бы точно запомнила. Я вижу его впервые. Темные волосы, чисто выбрит несмотря на рубцы, один из которых зацепил еще и губы.

От страха чуть не падаю в обморок. Голова кружится.

– Посмотри на его работу, милая! Его жена тоже отворачивалась, когда я приходил к ней…

– Я не виновата! – выкрикиваю я и слезы заливают лицо. – Что бы Камиль вам не сделал, я не при чем! Со мной он поступил не лучше!

Он меня отпускает, и я отшатываюсь.

Отступаю до окна и опираюсь на подоконник. Руки дрожат. Голова идет кругом – энергетика и внешность этого господина слишком давящие, слишком кошмарные.

– Он заставил меня родить, – шепчу я, проваливаясь в воспоминания. В самые страшные годы моей жизни. – Подделал документы! Бросил ни с чем, а его семья меня выгнала… У меня начались роды на его похоронах! Дочь родилась недоношенной! Я ненавижу его за то, через что он заставил меня пройти!

Начинаю рыдать.

Говорят, от любви до ненависти один шаг.

Я его любила.

Камиля.

Была наивной, нежной девушкой, которую обманом втянули в суррогатное материнство. Не знаю, зачем он это сделал. Камиль заставил врача пойти на нарушения. Я рожала первого ребенка, которого должна была отдать, а в результате осталась с младенцем на руках. Глубоко недоношенной больной девочкой. Я забыла о том, что такое жизнь. Все деньги ушли на реабилитацию. Она долго не говорила. Прогнозы были кошмарными…

И я была совсем одна наедине с этой бедой. Это так страшно, смотреть, как молча погибает твой ребенок и знать, что никто не поможет. Что ты одна.

Пусть Камиль будет проклят.

За то, что из-за блажи заставил меня через это пройти. Разбил мое сердце. И сердце Сони, нашей дочери, которая никогда не видела отца и не знала его заботы. Ее маленькое сердце разбилось тихо: она не могла говорить.

Я рыдаю искренне.

Я не Алина Новак, которая пользовалась богатством мужа. И не его брат, который получил все от семьи.

Нет.

Нас выбросили на помойку.

Возможно, у меня нет жутких шрамов, как у этого человека, но есть внутренние и они страшнее.

Я тоже несла на своих плечах ад четыре года.

– За что вы хотите меня мучить? Я сама пострадала от него, – выдавливаю между рыданиями.

– Я не буду тебя мучить. Но ты останешься здесь.

– Зачем я вам?

Он прикасается к влажной щеке.

Ему приятно трогать меня.

– Ты узнаешь.

Он отворачивается.

– Где Соня? – выкрикиваю в спину. – Она с Камилем? Сколько мне здесь оставаться? Как вас зовут? Что с Сиротиным?

Последний вопрос заставляет его остановиться.

Он оглядывается, рассматривая мое лицо.

Сиротин должен был отвезти меня к Камилю. На нас напали и последнее, что я помню – его лицо, когда он падает, подстреленный. Ему стреляли в спину. И боюсь, ответ меня не утешит.

– Ты очаровательная девушка, – вдруг говорит он. – Тебе очень повезло, что ты очаровываешь всех мужчин, которых встречаешь.

Сглатываю, не понимая, о чем он.

Я? Очаровываю мужчин?

У меня много лет не было отношений, не было денег на внешность и красоту, а уход за больным ребенком наложил отпечаток беды. У меня измученный вид. При виде меня мужчины чаще отворачивались, чем пытались знакомиться… Я кто угодно. Но не красавица.

Я себя такой не считала.

– Я отвечу на твои вопросы за ужином, – продолжает он. – Подготовься к вечеру.

Он выходит, оставив меня в полуобморочном состоянии. Размазывая по щекам слезы, кидаюсь в ванную комнату.

Мне так плохо, что всерьез боюсь обморока.

Умываюсь холодной водой и стою над раковиной с закрытыми глазами.

Дыши ровно, Эля.

Успокойся.

Он не убьет меня немедленно.

– Камиль… –шепчу я. – Камиль, помоги мне…

Снова слезы текут по щекам.

Я в его доме. В резиденции Новак. Раньше я не была здесь, но догадалась. И где он сам – неизвестно. Четыре года я была уверена, что он погиб, вместе с друзьями и партнерами провалившись на машине под лед озера Байкал.

Их нашли.

Его нет.

Мы хоронили пустой гроб. На кладбище есть памятник с его именем. Я даже приходила туда, когда меня мучили кошмары. Просила его оставить меня в покое.

О том, что он жив я узнала только сегодня.

Глава 2

Я думала, он ведет меня к Алине.

Урод – про себя я решила называть его так – из гостиной идет в холл, а оттуда в хозяйственные помещения. Когда он открывает дверь в подвал, становится жутко.

Снизу вполне приятно пахнет – там мощная вентиляция. Тянет ветерком. Урод спускается первым, я за ним.

– Правила поведения в доме следующие, – предупреждает он. – Можешь выходить из комнаты, если дверь не заперта. В сад с решеткой. Попытаешься убежать или начнешь орать – помочь тебе никто не поможет, и ты окажешься здесь.

Как Алина.

Может, и не было никаких «санаториев», куда она якобы уезжала и надолго пропадала из видимости?

Был этот подвал.

Или еще что-то столь же малоприятное.

– Меня нужно слушаться беспрекословно, – добавляет он, открывая следующую дверь в стене. – Без исключений.

За ней небольшая комнатка.

Не знаю, что здесь было раньше, теперь грязный матрас и брошенные ворохом одеяла. На этом ложе скорченная на боку фигура.

Пока Урод не включает свет, я не вижу, кто это. Но понимаю, что не Алина.

Очертания фигуры другие.

Это мужчина.

– Боже, – шепчу, когда вспыхивает свет.

Сиротин.

Голый по пояс и наспех перевязанный, но живой. Без сознания: глаза закатились под закрытыми веками, дышит открытым ртом. Глотать не может – рядом с головой на матрас натекла слюна.

У него огнестрельное ранение. Если не попадет к врачу – умрет.

Что он делает?

Кошусь на Урода, часто дыша.

– Этот человек был мне обязан жизнью. Он предал меня, – Урод наклоняется ко мне. Подхватывает снова мой подбородок, не давая отвернуться. – Не ради денег, Эля. Нет, моя очаровательная девочка…

Меня пронзает как током.

Ради меня – предал?

На это намек?

– Ты очаровала всех мужчин, которых встретила.

Он не только про Сиротина. Но и про Мирослава Новака – тоже.

Смотрю в жесткие карие глаза.

– И думаю, что Камиль не исключение, – он улыбается губами в рубцах. – Поэтому он сделает все, чтобы с тобой не случилось то же самое, что с Алиной. Он спасет тебя.

Я боюсь спрашивать, что с ней.

Ничего хорошего, это точно. Я не хочу знать, что с ней было!

Отвожу глаза и взгляд снова падает на Сиротина.

– Он умрет без помощи.

– Я сделаю все, чтобы он не умер.

– Зачем? – во все глаза смотрю на него. – Он же предал вас. Вылечите и будете держать на цепи, как Камиля? Четыре года, десять? Просто так, для наказания? Да что вы творите!

Закрываю рот руками.

Он отпускает меня, и я наклоняюсь, чувствуя боль в желудке. Он просто чудовище…

– Только он знает, как связаться с Камилем Новаком, – сообщает Урод. – После этого он будет мне не нужен.

От запаха дезинфекции тошнит, живот режет от боли. Сгибаюсь в три погибели и падаю на колени, перед глазами становится темно… Кажется, я упала в обморок.

В себя прихожу в той же комнате.

Это бывшая спальня Алины. Теперь она моя, эта кровать и даже начатый лосьон для лица на столе.

Это Урод меня сюда отнес?

При мысли, что он ко мне прикасался, брал на руки, становится дурно. И то, что я увидела внизу – это страшный или правда? Надеюсь, ему помогут. Вылечат, раз Сиротин нужен.

Опускаю ноги на пол.

Раньше мне часто снился Байкал. Как Камиль идет ко дну, меня так пугали эти сны! Оказалось, реальность хуже любого кошмара.

Встаю и подхожу к окну.

Неужели мне придется здесь жить, пока Сиротин не придет в себя? Не верю. Надеюсь, Камиль догадается, что мы в беде. Это ведь он прислал за мной Сиротина – мы ехали к нему и, если бы на нас не напали по дороге, я бы уже была с дочерью.

Вопрос в том, знает ли Камиль, где мы.

Никто ведь не подозревал, что происходит.

Никто!

Все считали, что в резиденции Новак живет вдова. Я сразу заметила, что с Алиной что-то не так. Теперь, когда узнала правду, меня сковывает липкий ужас. Ощущения, словно в прорубь окунулась: болевой шок и сковывающий холод.

Как она жила столько времени под этим гнетом?

Я пытаюсь представить, как после похорон пустого гроба, где должен был лежать ее муж, Алина возвращается сюда.

Одна.

Слабая и испуганная.

Дезориентированная.

Много лет она прожила, как виноградная лоза, а опорой был он. Без мужа она не знала, как жить, где искать помощь и защиту. Мне казалось, что она монстр. Она вела себя, как монстр, отказываясь от ребенка и меня.

Потом ей принесли завещание.

Не знаю, поняла она сразу, что Камиль написал его под давлением. Или поняла спустя время, но, думаю, о том, что она в ловушке, Алина догадалась.

Урод пришел к ней с этим завещанием.

Она была одна.

Защиты ей было просить не у кого.

И когда он пришел в ее дом, не смогла противостоять. Да и как: слабая женщина, которая даже одна никогда не жила. Только за мужем.

Думаю, он рассказал ей детали. Показал фото Камиля. Предупредил, что окажется рядом с ним, если вздумает взбрыкнуть. Возможно, ей сказали, что Камиля убили, не знаю. Но запугали так, что она совсем помешалась.

Ее заперли в доме, при любом несогласии наказывали. Со временем отвалились все друзья и подруги. Управляющие, с которыми она общалась только по телефону и с помощью доверенностей.

Урод управлял наследством сам.

Заставил продавать активы, недвижимость, бизнесы, и выводил деньги в офшоры. Камиля они сломать не могли годы, а Алину – быстро.

А чтобы все выглядело более-менее нормально, заставляли проводить фотосессии и выкладывали фото. Соцсети вела не она. Это делали за нее. А Алина… Наверное, пряталась в доме со своей маленькой собачкой и ждала, когда снова придет он, чтобы хозяйничать в доме, распоряжаться наследством, и ее телом.

Не знаю.

Мне жаль ее.

Очень.

Я думала, моя участь тяжела: больной ребенок, это крест, который невыносимо нести в одиночку. Это каменная плита, которую ты тащишь на плечах всю жизнь.

Глава 3

По спине бегут мурашки.

Я знаю, кто.

Когда Сиротин забирал меня, пытался замести следы: на берегу воды оставил мою одежду, фото Сони и мои любимые сережки. Недорогие, но они достались от мамы. Все знали, как я их люблю и ношу, не снимая. Он попросил меня зайти в воду и оттуда вынес на руках. Все пытался представить так, словно меня унесла река по течению… Пытался представить все так, что меня больше нет.

И только один человек знал, что сережек у меня не было. Еще до этого я отдала их Сиротину.

Я сама сказала Мирославу об этом.

В груди что-то вздрагивает. Урода бесит, что Мирослав не купился, как Урод рассчитывал.

– Понимаешь, милая, твоя смерть была на руку и мне. Тебя бы не искали, ты стала бы моей вечной пленницей.

О, боже…

Заметив блеск в глазах, понимаю, к чему он ведет.

Алина была его пленницей, правда было одно «но». Она все равно оставалась на виду. По его указке продавала недвижимость. С кем-то контактировала. Он выпускал ее в мир. Если бы все решили, что я умерла, то оказалась бы полностью в его руках. Он бы мог делать со мной все. Все, что угодно.

– Я бы мог тебя оставить, если бы Камиль от тебя отказался. Но оказывается, тебя ищет его брат, и баламутит воду.

Урод останавливается передо мной, сунув руки в карманы брюк.

Опускаю взгляд.

Не хочу смотреть в его лицо. И дело не в шрамах. Совсем не в них.

– И теперь мне снова придется достать Алину, чтобы она успокоила общественность, что хотя бы она никуда не пропала.

– Так она жива?

– Конечно, жива. Алина – моя комнатная собачка, милая. Наскучившая, но полезная. Я рассчитывал, что с тобой будет интересней.

– А знаете, – произношу, уставшая от его темных желаний и мрачного голоса. – Вы уже не сделаете мне хуже, чем делал Камиль.

Если он хочет, чтобы я была его пленницей, как Алина – пусть. Главное, Соня в безопасности. А я переживу все. Ну что он может? Держать в клетке, как Алину? Заставить выполнять свои прихоти? По шкале боли это не идет в сравнение с тем, что я уже пережила.

Боль за детей – самая сильная.

Она убивает заживо так, как не убивает ничего.

И знают об этом только те, у кого есть дети.

Он не в курсе, как я переживала, когда Соню похитили. И была на все готова, чтобы ее спасти. Знать, что дочь в безопасности – самая большая награда. Остальное не так страшно.

– Я бы поспорил с этим, милая, – он гладит по щеке, и я отворачиваюсь. – Алина долго из себя изображала неприступную крепость. С холодным видом корчила аристократку или принцессу, кто разберет, что у актрисы в голове. Но со временем она сдалась. И ты сдашься.

Только ты одного не учел.

У тебя нет этого времени.

Алину он мучил годами. Но тогда Камиль был в плену, а сейчас нет и он опасный противник.

Я тебя не боюсь.

– Алина не переживала то, что пережила я.

– Считаешь себя сильной? – он берет меня за подбородок и усмехается.

Зря.

Я сильнее, чем он думает. И не важно, что выгляжу, как девочка-ромашка.

– Еще увидим, – заключает он, и направляется к выходу.

Дверь захлопывается, а поворота ключа я не слышу.

Значит, можно выходить?

Он говорил, что если дверь не заперта, по дому ходить можно. С колотящимся сердцем хватают ручку двери и выхожу в коридор.

Урод оборачивается.

– Можно… – начинаю я.

– Ну, девочка? Смелее.

– Можно сходить к Сиротину?

Образ полумертвого мужчины никак не выходит из головы. Урод усмехается:

– Сострадание – похвальное качество для женщины. Можешь спуститься.

Иду за ним выждав несколько минут. Не хочу быть в его компании. Когда спускаюсь на первый этаж, его уже нигде нет. Но из дома Урод не выходит – из холла видно площадку перед домом и там его нет.

Куда идти помню.

Сворачиваю к двери в подвал.

Наверное, торопиться и делиться с ним планами не стоит. Еще не стоит. Нужно понять, в каком он состоянии. Дверь в комнату тоже не заперта. Не знаю, Урод успел отпереть ее или в принципе не закрывает двери. Сиротин не в том состоянии для побега.

– Привет, – шепчу, открыв дверь.

Сиротин в полу сознании. Лежит на спине, повязка свежая – много слоев бинта на груди. Надеюсь, его лечит настоящий врач.

Когда открываю, слегка приподнимает веки и пытается найти взглядом меня.

Даже голову поднять не смог… Я надеялась, ему не настолько худо.

– Эля? – бормочет он, когда приседаю у импровизированной постели. – Что ты здесь делаешь?

– Он разрешил к тебе зайти.

– Где он?

– Не знаю, – сглатываю. – Ушел.

Сиротин слегка расслабляется. У меня в голове миллион вопросов, но вместо того, чтобы расспросить его, просто его рассматриваю.

Раньше Сиротина я видела лишь в полумраке, да на казенном фото. Кожа бледная и подбородок в точках щетины.

– Дай попить.

Рядом с изголовьем бутылка с водой. Из горлышка тянется гибкая трубку. Подношу ее к пересохшим губам.

Он делает несколько жадных глотков, и хрипит:

– Я труп.

Он делает несколько жадных глотков.

– Я труп, – хрипит он.

– Не говори так! – прямая обреченность пугает. – Он сказал, тебя будут лечить…

– Вранье.

– Он так сказал! Потому что ты знаешь, как связаться с Камилем.

– Никто меня лечить не будет, – он закашливается, пытается перевернуться, но не может и оставляет попытки. – Подождут, пока не смогу выдержать допрос, допросят и уберут. Не будь дурой, Эля…

Сиротин привстает, пытаясь схватить меня за руку. Наши глаза оказываются рядом. У него они совсем пустые – говорят, такие глаза становятся перед смертью.

– Он абсолютно прав, – раздается позади скрипучий голос, и я вздрагиваю.

Урод стоит в проеме позади.

Вскакиваю и отступаю. Сиротин остается единственной преградой между нами. Только он и встать не может, слегка привстать, опираясь локтем – максимум, на который способен.

Глава 4

– Эля?

Сиротин смотрит на меня, словно впервые видит. Не понимает, чего хочу, что вообще здесь делаю.

Прижимаю руку к потному лбу – горячий.

Просто кипяток.

Кажется, у него заражение или вроде того.

Он умирает.

– Очнись! – прошу я, хлопая по щекам, в коридоре подбираю бутылку с водой, половину выливаю на него, а остаток даю выпить. – Мы умрем, если ты не очнешься!

В глазах появляется проблеск осмысленности. Заставляю его сесть, а дальше все: опираясь рукой на пол, Сиротин покачивается. Он выглядит, как живой труп. Как будто все.

– Он ушел на всю ночь, – шепчу я. – У меня был ключ, сейчас мы одни в доме, прошу, помоги мне… иначе я погибну.

– Мы не одни, – хрипит он.

Надеюсь, что это горячечный бред.

На лбу Сиротина появляется испарина. Рана воспалилась, у него считанные дни, может, часы. Доживет ли он вообще до завтра и может быть, нужно было подождать… Его бы не стали допрашивать в таком состоянии. У меня были бы сутки-двое, чтобы лучше все обдумать.

Уже поздно.

– Принеси нож.

Он встает, цепляясь не за меня – за стену. И получается со второго раза. Но он все понял, когда пришел в себя.

Я вижу, что за шанс он готов побороться, даже если это будет стоить ему жизни. Он все равно ее потеряет, если будет бездействовать.

Сиротин выходит в коридор.

– Где телефон? – он наклоняется, чтобы схватить горничную за горло, второй подбирает осколок. – Отвечай давай, у меня нет времени. Эля, быстрее!

Вспоминаю про нож.

Поднимаюсь из подвала, где хрипит горничная. Снизу слышно их возню и ее тихие возгласы. Не знаю, зачем ему нож. Другого шанса раздобыть оружие не будет, может, поэтому.

И пугает фраза, что мы здесь не одни.

В кухне шарю почти наощупь – не решаюсь включать свет, чтобы не привлечь лишнего внимания. В холле останавливаюсь, заметив трубку телефона на стене… Вспоминаю, как прислуга отвечала: «Резиденция Новак», и хватаю телефон. Если вызвать полицию, то спасаться не придется. Все закончится.

В трубке висит тяжелая тишина.

– Алло, – бормочу я, нажимая кнопку сброса.

Глухо.

Все равно набираю ноль два, и вздрагиваю от голоса за спиной:

– Отключен, Эля.

Он ковыляет мимо – к блоку рядом с входной дверью. Ножом поддевает крышку и снимает.

А я думала, нож нужен угрожать горничной… Ошиблась.

– Он отключил связь. Дом на сигнализации. Почему – горничная не знает.

– Потому что приходил Мирослав, – бормочу я, подходя сзади. Наверное, в своем белом платье я выгляжу в темном холле, как привидение. – Урод поэтому и ушел к Алине… Перестраховался, пока всех не успокоил.

– Как ты его назвала? – Сиротин усмехается.

– Урод… Не знаю его имени.

– В точку, – он тяжело дышит.

Смотрю в недра блока из-за плеча. Сиротин довольно ловко орудует внутри, перебирая провода. Неужели отключит сигнализацию?

– На самом деле его зовут Степан Стархов, известный в прошлом бизнесмен, ты должна была о нем слышать… Новак заколотил его в тюрьму и разорил. Кто из них прав – не знаю, – он выдыхает, опираясь на стену. – Я плохо вижу… А свет нельзя включать.

– Почему?

– Ты не думала, кто в меня стрелял и забрал тебя? Они наблюдают за домом. Привлечем внимание – позвонят Стархову. У горничной телефона нет.

– Где она?

– Запер в подвале. Попробуем еще раз.

Сиротин ковыряется в проводках, неторопливо их перебирая, словно будет взрыв, если он сделает что-то не так.

Почти так и есть.

Включится сигнализация. Люди снаружи поймут, что мы что-то химичим и свяжутся с Уродом.

– А как тебя зовут?

Сиротин на миг замирает, сглатывает и продолжает, словно не услышал вопрос. Даже на пороге смерти не хочет раскрывать свою тайну.

– Накинь что-нибудь, – советует он.

– В смысле?

– Посмотри в кладовке. На улице прохладно.

– Ты открыл?

– Почти.

Заглядываю в гардеробную для прислуги. В спальне верхней одежды точно нет, где еще искать – не знаю. Забираю ветровку, хочу поискать что-нибудь для Сиротина, но мужской одежды здесь нет вообще.

Когда возвращаюсь в холл, по ногам тянет сквозняком. Сердце колотится, как ненормальное. Сиротин открыл ее, разворотив пол блока, но открыл! Осталось покинуть двор.

– Нужно выйти незаметно, – он открыл дверь, но держит прикрытой, оставив щелку. – Если успею открыть ворота, сможешь уйти.

– А ты? – не понимаю я.

– Куда мне идти? Посмотри на меня.

Он плох.

Но не настолько же, чтобы вот так сдаваться?

Закутываюсь в куртку, пока Сиротин разбирается с замком на калитке. Дышу ночным ветром – вкус свободы и адреналин кружат голову. Сердце сжимается от страха.

Чтобы не упасть в обморок, считаю про себя.

Успеем или нет?

Меня колотит.

Наконец, Сиротин делает знак рукой – подойди!

Он опирается на забор.

Стоит, приоткрыв калитку, и просто смотрит.

– Пойдем со мной! – вцепляюсь в его руку, глотая соленые слезы.

Не хочу уходить одна. Мы были вместе в ловушке дома и само собой, что должны вместе уйти.

– Не могу…

Он делает шаг за забор.

Мы уже в обзоре камер наверняка. И кто получает картинку с них – не знаю. У нас всего несколько секунд.

– Здесь недалеко идти. Мы в городе, нам помогут!

– Нет.

Он пытается еще что-то сказать, но просто толкает меня. И так ясно – беги.

– Надо разделиться… – Сиротин снова меня толкает.

– Ты уйдешь? Обещай, что пойдешь тоже, только в другую сторону, ладно?

Он кивает, и я понимаю, что врет.

Кожа серая и черты заострились. У него жар. Вряд ли он дойдет куда-то. Но пусть обещает, что хотя бы попытается.

– Да.

Он кладет руку на плечо, чтобы толкнуть снова, но сил уже не хватает. Я ухожу сама, отступаю назад, глядя на его сгорбленную фигуру.

Если разделимся, будет больше шансов. Им придется разделиться, или бросить одного – зависит от того, кто из нас ценнее.

Глава 5

– Ты готова?

Урод никогда не стучит. Безропотно встаю, когда он манит к себе.

– Идем.

Мы идем в гостиную. На мне тоже белое платье, только фасон другой. Длинное и подол скользит по ступенькам. Стол накрыт к ужину. Только у меня кусок не полезет в горло.

Я знаю, к чему эти приготовления.

Телефон он кладет на край стола, и накладывает на тарелку молодой картофель и куски мяса. Позвонит Камилю после ужина?

Одну тарелку ставит передо мной.

Картофель пахнет розмарином и свежим укропом. Беру вилку, но есть не могу. Урод как будто специально мотает нервы.

Тянет со звонком.

Я понятия не имею, что скажет Камиль.

Что Урод предложит – представляю в общих чертах. А вот что услышит в ответ… Руки ходят ходуном. И что потом будет?

– Не терпится поговорить с Новаком, – Урод думает о том же, но, в отличие от меня, с удовольствием. – Хочу услышать страх в его голосе. Ты уже четыре дня, как исчезла. И где ты, он не знает.

Сердце посасывает от тревоги.

Урод слишком много ждет от звонка.

– Вы знаете, что я встречалась с Мирославом Новаком? – он молчит, и я продолжаю, шмыгнув носом. – Его братом, и вы говорили, что Мир его предал…

– Да. Продал.

– Камиль узнал об этом.

Молчу.

Я не знала о Мирославе такое. И вообще, была не в курсе, что Камиль жив. Я была просто одинокой девушкой с больным ребенком. И тоже мечтала о счастье, Мирослав как-то смог меня убедить, что способен подарить его.

И ведь мне было с ним хорошо, пока я не начала замечать странности в поведении. Он что-то от меня скрывал, и теперь я поняла, что: свое предательство.

– Когда Камиль узнал об этом, он утратил ко мне доверие. Так мне сказали. Наверное, решил, что мы заодно.

Он и понятия не имел о моих чувствах.

О том, как я мечтала его увидеть. Тосковала без него. Кажется, я была вообще единственным человеком на земле, кто любила Камиля Новака от сердца.

– Я думаю, он меня не спасет, – признаюсь я.

– Когда я забрал тебя, ты к нему ехала.

– Так мне сказали. Но он согласился только потому, что Соня без меня страдала. Плакала и не ела. Она еще маленькая. И кроме меня никого не знала.

– Ты пытаешься доказать, что не ценна для Камиля?

– Боюсь, что да.

Он усмехается.

– Камиль открыл для тебя счета заграницей.

Удивленно поднимаю глаза.

– Вижу, ты не знала.

Пораженно качаю головой.

Какие еще счета? Мы были нищие!

– Там миллионы, моя девочка.

– Да мы считали копейки, – шепчу я. – Нам с дочкой не хватало денег... Все уходило на лечение. Какие счета, о чем вы?

– Он тебе не сказал.

– Нет!

И застываю, вспомнив сцену из прошлого.

Камиль перед поездкой на Байкал погладил мой живот и сказал, что у него подарок. Какой я так и не узнала. С Байкала вернулся пустой гроб.

А может он имел в виду эти счета?

– Думаю, он начал выводить деньги. Хотел с тобой уехать. Часть из них положил на твое имя, деньги все еще ждут тебя.

Таращу глаза.

Разве это возможно? Разве я бы не узнала о них?

И что значит – уехать?..

– Я знаю, какой у Камиля был план. И ты была его частью. Поэтому он не пошел в полицию, когда сбежал. Ему выгодно оставаться мертвым. Новак сам по локоть в крови и все еще надеется реализовать свой план. Он спасет тебя, я уверен. Хотя твой роман с предателем, скорее всего, его отрезвил. Меня бы отрезвил.

Еще одно открытие. Странный кусочек пазла.

Чем дольше я закапываюсь в эту историю, тем больше не понимаю. Он хотел со мной уехать? Камиль даже не намекал на это! Какой-то бред…

Как бы я хотела, чтобы он все объяснил лично!

Если сможет простить за Мирослава… И, думаю, то, что я «не знала» – слабое утешение.

– Хотите я отдам вам все деньги? – предложение вырывается неожиданно.

– М-м-м? – он поднимает брови.

Сам удивился.

– Вы ведь как-то узнали об этих счетах. Раз они мои, я могу ими распоряжаться. Хотите, я отдам все? – вытираю слезы. – Я и раньше была готова отказаться от наследства, лишь бы нас с Сонькой не трогали.

– Ты хоть представляешь о каких суммах идет речь?

– Мне все равно. Отпустите меня домой. Не трогайте дочку…

Урод ест молча.

Он не отпустит свой козырь. Ему даже не деньги нужны, а полный крах Камиля Новака. Просто так вышло, что деньги – часть этого краха. От меня ему ничего не нужно.

Закончив ужин, он берет трубку.

– Час истины, – он жутко улыбается и неторопливо набирает номер.

Час истины…

Он прав, пусть это и насмешка. Но для меня это точно час истины.

– Камиль, – произносит он в трубку, и я замечаю, как изменился его голос.

Стал низким, каким-то могильным и безжизненным. Он ненавидит Камиля всей душой.

– Знаешь, почему я звоню тебе с этого номера?

И тут меня ждет сюрприз, которого я не ожидаю. Он поставил звонок на громкую связь.

Гостиную заполняет голос Камиля.

Голос, который я не слышала много лет.

– Чего ты хочешь за нее?

Сильный.

Наполненный мрачной энергией и несгибаемой волей. Это голос атланта. От него хочется сжаться. Или спрятаться за него, если хозяин голоса на твоей стороне.

Я подаюсь вперед.

Приоткрываю губы.

Мне хочется закричать. Привлечь внимание.

– Камиль… – шепчу еле слышно.

А хочется орать.

Даже не подозревала, какое действие окажет его голос.

Я так мечтала услышать его.

Мечтала сказать хоть слово.

Когда все считали его погибшим, мысленно я говорила с ним, просила помощи и защиты.

Теперь мечта сбылась.

Он жив.

Он рядом…

– Ты знаешь, что мне нужно. Ты должен вернуться, надеть на себя кандалы и отсидеть положенный срок там, где я тебя оставил. Если тебе дорога эта девушка, ты сделаешь это.

Меня встряхивает это предложение. Он упоминал, что попал в тюрьму по вине Камиля, и хочет симметричный ответ.