Жил-был Ван Ваныч, гротескный роман

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Расставила Жизнь вокруг Ван Ваныча те ещё неШахматные фигуры, а самой жизни не научила. Чуть в сторону сделает шаг Ван Ваныч, так тут же ему и Мат!..

Но недолго печалился наш герой, и стал отбирать по жизни только фигуры лицеприятные, корявые и такие же, как он, Ван Ваныч, воистину бесполезные...

И те начали рукоплескать своему новому кумиру от рассвета и до полудня. А к полудню попадали под лавочки и в лужи окрестные, и уже больше не плескали в ладоши, а всё больше в хлябях грязевых плескались да плавали...

С этого всё и началось...

...

Малина отошла, ежевика — в дороге... Ноги гудят. До Птички — 10 километров. К ним — 50 копеек... Собственные ноги дешевле...

Быковня. Линия электропередачи... Вот и тропа. Тропа блаженства.

...Вчера вечером вышел Ван Ваныч на Лоходром. Постоял-покурил с дружбанчиками. На Поле Дураков страда. Пашут без выходных. Ловкость рук — и никакого мошенства. Десять-двенадцать гривен на рыло, два бакса. При та-кой нервотрёпке не густо. Напёрстки пропили, стаканчики — тоже... Теперь сухой закон! Как в ГАИ... Чуть запах — из бригады вон! Работа...

В девять вечера встретились у Буратино. Ван Ванычу — кофе, трудягам — пиво... Водка, сухарь, коньяк. Сухарь не простой — мартини... Водка простая.

Вечером в наш магазинчик заскочила Валентина. Глаза серые, губы сиреневые, косички дугой. Подбрасывал до потолка вплоть до закрытия... Прощаясь с Ван Ванычем, ухватила мамку-ляльку за большой палец и гордо заявила, что в понедельник идёт в первый класс, а во вторник — во второй. А Ван Ваныч так и остался в первом...

Дети остроумнее взрослых, поэтому приятней общаться с детьми.

Продавщички разбежались по норкам, разлетелись по гнёздышкам. Сидит Ван Ваныч, как Цербер за стальной дверью с зарешеточеным оконцем. Вместо цепи — телефонный шнур. И так всю ночь...

В детстве Ванька очень любил мечтать, тупо уставясь в окно. Уже пятьдесят четыре... Опять впал в детство. Путает день с ночью. А за окном всё то же, что и раньше... Черным-черно! Вот и рассуждает Ван Ваныч:

— Я человек поверхностный. Близнец! Стихия воздуха. Поэтому и весел... даже в могиле. Хотя кислорода не хватает...

Взял у Саши Микушева первый том нелюбимого Борхеса и насиловал всю ночь, пока окончательно не полюбил. Сила солому ломит — в этом суть Любви... И всё же, Борхес оказался вторичен, троичен и четверичен, как любой уважающий себя книжный червь. Именно поэтому он не Ар/х/ес, а Борхес...

Самому Ван Ванычу была органически чужда бесстрастная страстность борхесовского классицизма. Поэтому милее его оказался завиральный Виктор Пелевин и парадоксальный Милорад Павич, не говоря уже об Илье Ильфе и милейшем Владимире Петрове...

...Кихака приказала никому не открывать по ночам, даже милиции. Это, мол, не государственная лавочка, а частный магазин. Если что — звонить ей прямо в постель...

Сидит Ванек аки Цербер у врат в рот. Бесприютные алконавты разнообразного пола плывут сквозь ночь, цепляясь разболтанной кормой о выступы скалистых оберточных стен.

Хрипло хихикая, матюгаясь и завывая, пьяные в сиську тамошние сирены печально стонут, умоляя впустить их в полуподвальный рай на часок, на ночь, на всю оставшуюся жизнь. Тела их колышутся на лавке у Врат и под лавкой — на пожухшей траве.

Уличный фонарь, фонарь двора мертвенным светом освЯщает праздничное, вечно праздничное непотребство... Взирает на сие Ван Ваныч из-за грат решетчатых и невольно размышляет: 

— Если не иметь любимую женщину слишком долго — год, два, сто — она превращается в тень на стене. Зыбкая тень на зыбкой стене.

…Той же ночью Икс поимел в парадном страхолюдную Игрешку, утром Альфешку, днём Каротинку, вечером беззубую, но языкастую Гамму. И весь следующий день живописал всем встречным и поперечным свои эротические подвиги.

Знакомые дружно удивлялись чахоточному облику его неаппетитной потенции и ехидно интересовались, на какой помойке он нашёл свои яйца.

А Ван Ваныч в ту пору привычно корпел над записями житейскими:

— Это не дневник. Это ночная ваза с цветочным бордюром. Вокруг неё происходит непреходящее: гордые представители Новой Дегенерации смотрят с презрением на представителей предыдущей.

Судя по сообщениям киевской прессы, Подпольная борьба с алкоголизмом продолжается. В продаже появились новые сорта палёной 30-градусной водки: “Старорусская”, “Древнекиевская”, “Гайдамацкая” и даже “Дамская”.

Водка новая, но этикетки и цены старые — скракоградусные... Качество жизни падает, количество тоже...

...Голова Ван Ваныча в вечных полусказках. Писать их легко, когда они уже написаны... Жизнью.

...Однажды у Петра Алексеевича прохудился левый башмак, и он подарил его Меньшикову. А правый не подарил. Пожалел... Так и ходит теперь Алексашка в одном ботинке...

А между тем золотая осень приказала долго жить... Все знакомые Ван Ванычу бомжи и в двух, и в одном ботинке, чунях, штиблетах, кроссовках, кедах и тапочках покинули опустевшие приусадебные участки и поселились до весны у Ленинградской площади. В парадных подъездах.

...Встретил вчера Ван Ваныча, то бишь Борисыча. Тот похудел, сгорбился, оброс щетиной. Попросил обмылок, чтобы побриться. Плащ приличный, но на рыбьем меху. Уже не греет... Но бодр Борисыч, бодр и весел, как птичка в проруби.

Стуча зубами и задыхаясь от возбуждения, сообщил радостную весть: в благотворительной столовке на “Вулкане” дают всем желающим в качестве довеска к бесплатной каше не полсосиски весенней, на две трети летней сосиски, а большую и совершенно зимнюю.

ЖИТЬ КАК ПИТЬ - ОПРОМЕТЬЮ…

Разве кто сейчас вспомнит, как однажды получил Ван Ваныч большие бабки, естественно, в гривнах, отчего и стал врагом трудового народа.

Трудовой народец бабок давно не видывал, и Ван Ваныч с этим сразу же согласился... Как и с тем, что пролетариату нет особой нужды одурманивать себя любовью. И перешёл сразу на шнапс.

Тут и окружили Ван Ваныча омоновцы и предложили сложить оружие. И Ван Ваныч сразу его сложил...

Но тут же заметил, что басни с моралью хороши лишь для тех, кто два слова с грехом пополам связать ещё может, а три — уже нет...

Здесь же и Ван Ваныч пожаловался, что никогда не мог толком понять женщин. А когда мог, — был слишком пьян и уже ни на что не способен…

А все из-за того, что в детстве Ван Ваныч был очень стыдлив. И очень стыдился этого факта, отчего окончательно впал в детство, и вспомнил, что раньше он, Ван Ваныч, никогда не страдал аноргазмией. Позже — тоже...

Но окрестные селявки его просто задрали. И тогда Ван Ваныч уклюкался до состояния Чебурека.

— Не в Чебуреках счастье! — заявил Чебурек, глядя на вилку. Вилку перед собою держал очевидный хмырь, слюняво обнимая свою селявку.

— Урою! — злобно пообещал В. Ванычу этот хмырь. Но Ван Ваныч с перепугу сам урыл эту урлу. Но потом очень сожалел о содеянном, потому что к нему банным листом приклеилась ничья вроде селявка.

И тогда Ван Ваныч поклялся ей, что он не суеверный, но верный, хоть и не этой селявке. Пся крэвь... Поскольку родился, ик!, в год зелёной собаки... со змеиным хвостом. Ничейная селявка “втислась в доверие” и Ван В. “растопырил ей душу”:

— Друзья у меня какие-то странные... Вечно упрекают в отсутствии присутствия. Но и я, конечно, хорош... Да! Хорош! И не скрываю этого.

...И побрёл печальный Ван В. по набережной Москвы-реки — и что он видит?.. Куда не плюнь — всюду Киев. Перепугался Ван Ваныч и перестал плевать. А что плевать на кровать, когда она из решетчатой тары из-под Оболонского пива?..

— Мудрая ненависть и есть святая любовь... — вступил в полемику с Ван Ванычем самоед Вить Витич, да только разве угонишься за легендарным героем?

Хоть землю рой, а не додумаешься до его дум-думных решений...

Вот задумал как-то Ван Ваныч вступить в Партию Ассенизаторов. Но вляпался по колено... И теперь всегда смотрит куда вступает, и потому уже не зовёт всех в Партию Здравого Смысла.

А какой смысл звать, если вляпаться по колено для иных — смысл жизни, а для других — просто политическое кредо?..

Поэтому перестал Ван Ваныч вступать в разные партии и увлёкся астрологией.

Тут-то уже сам Ван Ваныч с изумлением и узнал, что он — Близнец. БЛИЗНЕЦ ХРИСТА! Как, впрочем, и все остальные...

И однажды Ван Ваныч всерьёз задумался о том, чего ему не хватает? И только через тридцать лет понял, что не хватает ему сущей безделицы, а именно: жизни!

И возжаждал Ван Ваныч потрясти мир! И тряс его изо всех сил добрых тридцать лет. Но так ничего из этой детской погремушки не вытряс... И тогда Ван Ваныч окончательно понял, что осознал ещё в детстве: не стыдно быть идиотом, будучи им. Аминь!

Тут-то и задумался Ван Ваныч о природе своего таланта. И понял, что никакого Таланта у него нет, но Природа есть!.. И перестал её насиловать.

А однажды Ван Ваныч вращался в высших сферах. И получил свинцовой сферой по кумполу. И осознал, что человек он местами сильный, а местами хороший...

И убедившись, что его голова местами ещё цела, мудро произнёс:

— Не вижу причины, мешающей каждому учиться у дурачины — у самого себя — местами сильного, местами, вы уже знаете... — и Ван Ваныч брякнулся с высших сфер...

И его приняла Природа. И хотя наша Будда-природа не имеет с Природой Будды ничего общего, кроме поверхностных устремлений наших полых, как дырка от бублика, тел...

Ван Ваныч. отважно встал в позу и начал поучать то ли Будду, то ли его Природу:

— Ты должна научиться на каждый вопрос находить два “взаимоисключающих” ответа. А затем выбирать тот, который тебе эмоционально ближе, никогда не забывая при этом, что понравившийся тебе “ответ” не есть Абсолютная истина, и существует другой “ответ”, не менее истинный…

На что Будда-природа только вышла из себя и мрачно заметила:

— Иерархия Света?.. Какая гадость! Несть числа страстным любителям вешать всем желающим на уши фигурную лапшу разнообразных иерархий... Манну небесную духовного ширпотреба. Что ж... Естественное желание обрести хоть какую-нибудь устойчивость в этом страшно неустроенном мире...

— Но иерархии — не епархии, — смутился Ван Ваныч, — что мне до них?..

После столь серьёзного разговора Ван Ваныч потянуло под гастроном. Время требовало разрядки. Духовные раунды с Буддой-природой слишком напрягали...

Вдруг прямо у гастронома столкнулся Ван Ваныч с нарумяненной кралей и от чистого сердца предложил ей 100 грамм водки и хвост селёдки. Но она оказалась непьющей и согласилась за так...

И тут Ван Ваныч осенило, что Любовь — это оса, полная млека и мёда, которую невозможно съесть, но на которую можно сесть...

— Ах, не о том ты, Ван Ваныч, — затосковала селявка (она же бомжовка, бомжика, бабца, хлебнувшая лиха). — Ты мне вот что, Ванька, лучше скажи: правда ли, как утверждают психологи, что каждый оргазм — вспышка света, путь к Свету и прочее?..

— Правда! — брякнул Ван Ваныч. — Для слепоглухонемых...

ПРОТЁРТАЯ ХИЛОСОФИЯ ЖИЗНИ

Планетарий. Звёздный зал. Тантрический танец окончен. На сцене сидит Мастер в подаренном Учениками халате и читает свои метастихи. Уже не смешно...

Зал благоговейно внимает. Пауза...

Вопрос из зала: Чем отличается Мастер от Афериста?

Ответ Мастера: Все мастера — аферисты. — Бурные и продолжительные ап-лодисменты, переходящие в овацию.

Вопрос из зала: Вы доктор психнаук?

Ответ Мастера: Я считаю себя Доктором всех Психнаук, Доктором всех психологий, так как лечу психологов. — Бурные овации, переходящие в вялые рукоплескания... — Если вопросов больше нет, продолжу чтение стихов. Никогда раньше стихов не писал, но месяц назад сел и написал. Хочу их издать отдельной книгой.

Выкрики из зала: “Не надо!”. Шум, ропот Учеников...

Вопрос из зала: Общеизвестно, что божья искра есть у всех, яркая или тусклая, но есть. Вопрос следующий: может ли относительно талантливый философ стать абсолютно бездарным поэтом?

Радостный гул в зале...

Ошарашенный Мастер отвечает вопросом на вопрос: Сами вы кто?

— Бывший поэт, тоже бездарный.

— Почему тоже?

— Потому что, считаю Вас абсолютно бездарным поэтом, хотя Ваша ОШО-исткая книга мне нравится.

— Вот и читай мою книгу!..

...Некогда. Какая там книга — она прочитана прежде…

...

Ночью у "Буратино". Сейчас меня несёт через выход метро “Дрогожичи” в клуб “Будiвельник”. Здесь священнодействует Аркадий Ровнер. Нью-Йорк-Москва-Киев. Чертовски умён, чертовски талантлив, чертовски обаятелен, чертовски интеллигентен, а на фоне окрестных чертей — просто божественен. Чем-то напоминает Виктора Евдокименко, который тоже не живёт в Киеве, а жаль...

Для большинства Киев так и остался творческим полустанком...

Такая себе метафизика — она вроде и хорошая щЮка, но щука вкуснее. И едят её всё чаще нынче не в Киеве, а в Москве да Нью-Йорке...

...Приехал из Черкасс хроменький Бэ и, позвонив (какому-то там Ван Ванычу!) просто ВэВэ, начал полоскать ему мозги доморощенной метафизикой, обвиняя в стереотипности мышления и недостаточной отзывчивости к великим, как всё простое, идеям.

— Я всю жизнь ломал стереотипы, свои и чужие, — робко оправдывался ВэВэ

— Целки ты ломал, а не стереотипы, — злобно обличал его Бэ.

— Сам ты Бэ!.. — обиделся ВэВэ.

— Я тебе не Бэ, я — Ебэ! — обиделся ответно Ебэ.

На том и сошлись во мнениях...

— Оставляю вас с вашим мнением и предлагаю побыть с ним наедине, — советует Веломастер Сия.

— Не думайте, что я Мастер! Нет! Мастер — это вы, — укоряет заблудших Телемастер Икрам…

И прут, прут Мастера, алчущие душ ученических.. Ибо всякий Мастер — не мать, но матрица, штампующая учеников по своему Образу и Подобию. Но лишь из тех, кто изначально подобен Мастеру. Остальные штамповке не подлежат. И их приглашают слушать метастихи...

После чего не подлежащие штамповке, естественно, подлежат только отсеву... ибо “Плевел много, а Учеников мало”.

— Я оставляю лишь тех учеников, которые любят меня и которых люблю я. Остальных “изгоняю”. Впрочем, они уходят сами. И я тому не препятствую, так как не могу оставлять нелюбящих... Вернее, могу, но не хочу. Не хочу обманывать их, ибо каждый должен жить-быть в любви, а любовь им, ухо-дящим, дать-то я не могу. Да и они не могут её взять: и нечем, и некуда...

— “Учителей много, а Учеников мало. Каждый Ученик может и должен найти своего Учителя”. —  Так и бредут по жизни вечные ученики, а среди них и горемычный Ван Ваныч...

Из полусказки в полусказку, из полуреальности в Жизнь...

Однажды Ван Ваныч почувствовал себя сексуально озабоченным и очень удивился. И позвонил в районо. Там сыскался умник и посочувствовал Ван Ванычу, дескать, одних при этом тянет в бордель, а других — в райские кущи…

Взвесил Ван Ваныч все “за и против” и от райских кущей наотрез отказался. Пока до них доберешься, то пройдёшь и реанимацию, и морг, и собственные похороны...

Какая уж там сексуальная озабоченность, какое уж при том либидо...

Но жизнь его обернулась иначе, и попал Ван Ваныч, как кур во щи, в рай без-мыслия. И безымянные ангелы сварили из него славный бульон...

Эка досталось Ван Ванычу, похлеще чем Хармсу. Наши маститые литераторы до сих пор нудно твердят, что Даниил Хармс не любил детей, особенно в сыром виде. Наглая клевета! У Хармса был прекрасный желудок.

А вот Арина Родионовна очень любила по вечерам рассказывать страшные сказки. На то она была великая Мастерица!

Случалось, Санёк уже третий сон видит, а она всё рассказывает и рассказывает. А иной раз до того сама испужается, что на печь, трясясь, вскочит, тюфяком голову накроет и всё рассказывает да рассказывает, остановиться никак не может…

...На Лоходроме иные персонажи. К примеру, афганец, бывший полковник, пенсия 370 — в фантиках, по курсу — 70 баксов в месяц (на такие же бабки Украина содержит трёх инвалидных старушек — каждая сказочней некуда!).

Кличка у афганца — Полковник. С вечно опухшей рожей, поросшей желто-ватой как у пчелы мягкой щетиной. Тихо бубнит себе под нос свои бесконечные стихи. При встрече задирает:

— Пятьдесят четыре? Младенец!

НАВОДИМ ПУШКИ НА ЧЕРЕПУШКИ!

Рассудок — ум не философа. Это промежуточный ум, полоумный, ум для тех, кто каждый день что-то прикидывает всего лишь половинкой ума, утопающей в феноменологической каше во имя каши насущной…

Это ещё что! Во имя этой же каши иные и по фене ботают. И ничего. И обходятся без эрудиции. А что зря чирикать по-воробьиному, когда не только против пернатых сорокопятки заряжены…

А ведь эта эрудиция, как писал Ежи Лец, не более чем “пыль, вытряхнутая из книг в пустой череп”. Это же надо из-за этого наводить пушки на черепушки!..

Разум — другое дело. Разум — Диалектический Ум, умение вычленить из информационного Хаоса существенные категориальные связи и преобразо-вать абстрактное содержание в противоречивое, как всё живое, саморазви-вающееся целое…

...

…Ночь в Буратино только-только выбралась за полночь. Так что начнём вычленять и абстрагировать от полночи до третьих петухов...

Используя философские категории: тези, сези и сизи (все  те же: тезис, анти-тезис и синтез)... во имя обнаружения абсолютно голой истины, голой до не-приличия...

“Толстой, как большинство романистов с талантом, хороший художественный прибор, а вовсе не художник... Творчества в нём не больше, чем в луже, отражающей лунный вечер, только грязи значительно больше”...

Ещё больше, чем у лужи, над которой пьяная в сиську селявка смеётся и плачет нам упавшим в грязь алконавтом. Ещё бы чуток и была бы она в его тёплой квартире или хотя бы в прикрытом от ветра парадном. Так вот нет же, лох!, не догрёб...

И подвела его дурная беспечность!

“Дурная беспечность” бесчисленных “здесь и теперь”. Ещё не вечер...

Дурная бесконечность беспечных и беспортошных...

Алконавты, не женщины. Те,хоть и селявки, но извечно стремятся к хоть какой-нибуть домовитости и обустроенности...

А алконавты и точно, ещё не все ужрались и угомонились под и над лавочками, ещё не прикрыта лавочка наливаек на Лоходроме, а алконавты бороздят и бороздят тропинки обетованные...

Тянет их, поди, в "Буратино", но в это время полуподвальчик «здесь и теперь» заперт на ключ…

Так вот и впадают в тихий сон те, кто не дошёл, не доплыл прямо в сквозящих уже кустах. Листья облетели, их сожгли и даже подстелить под бочок нечего. И всё-таки засыпают.

Или как говорил незабвенный Ван Ваныч: “Жизнь — вечный сон, и смерть нам только снится”.

Рабы подскамеечные, рабы парадных и чердаков спят...

И черт-де что им снится...

А сам Ван Ваныч в который раз выдавил из себя раба, как пасту из тюбика. А скелет завещал НацАкадемии МедНаук. Уже без печати в паспорте, как в прежние совковые времена, когда он не только дважды успел завещать свой скелет, но трижды продать и пропить!

Каких только мудрых бесед они со скелетом в те времена не вели:

— Отчего, Ван Ваныч, люди не птицы, отчего не летают, — пьяно вопрошал скелет своего предприимчивого хозяина.

— Зад большой, — беззлобно отвечал на поставленный вопрос пьяненький в шалупень Ван Ваныч.

Но как-то раз ехал Ван Ваныч на легковушке и врезался в Камаз. И вылетел в окошко. И полетел как птичка. Летел, летел, но так до рая не долетел. И теперь ездит в инвалидной колясочке, подстерегая очередной Камаз.

— Не убивай его! Пожалей дурака... — вопиет сердобольный скелет.

— А нас кто пожалеет? Урою гада! — всякий раз ответствует ему Ван Ваныч решительно.

Но в последний раз уже вмешалась в их разговор супруга и связала Ван Ванычу тёплые носки из ангорки. Весь скелет не прогреют, но до подкорок добьют. До тех, на которых теплятся то-щие окорока…

Натянул Ван Ваныч обновку и пошёл к соседке. Снял носки и одел на себя соседку. Поносил, поносил и снял. Снова одел носки и вернулся к родимой жене. Уж больно к ней трижды проданный на благо Науки скелет прилепился душой... 

А сам Ван Ваныч однажды  – страшной кромешной ночью случайно утратил Веру. Хоть и не жена, и не соседка, а жаль. Но зато тут же нашёл Надьку. И, уж тискал её до самого утра...

...

И снова ровно в полночть Ван Ваныч распростер свой дневник.

…В Бога не верю. Хотя, конечно, с Верой жить легче. И приятней. Всё время оргазмирует да оргазмирует. И оттого нам не скучно. А то одним скучно на белом свете, хотя другим и в раю скучновато. Совсем зажрались...

А от зажратости, до ужратости, как говорится, один только гранчак. Одним простой, другим же — гранчак немереный. Чтобы совсем ужрались и уже не чирикали из своих ртов чёрно-сорокопятых...

Эдакие рты не всякий-то и поймёт. Подходит как-то дочь поварихи и спрашивает:

— Что это такое? Большое и чёрное? Неужели таракан?

— Нет, — отвечаю, — это жук.

Вмешивается мать девочки и говорит утомлённо:

— Не обманывайте ребёнка, это таракан... Пруссак! Страх их сколько... Ну, просто дети Чернобыля.

— Нет, — говорю, — это мы — дети Чернобыля.

— Мы не дети, — смеётся девочка, — мы давно уже взрослые...

...Красоты стиля меня интересуют слабо. Мне важно донести соответствующую мысль до со-Ответствующего лона. А там — хоть трава не расти...

Ван Ванычу куда как проще. К примеру, он никогда не любил “крутых”. А они его почему-то любили. И чтобы сделать ему приятное, вечно варили друг друга всмятку. И поедали без соли и лука, даже не ведая, что исповедуют житейский каннибализм: жуй ближнего своего...

ХИЛОСОФСКОЕ ПРОШЛОЕ

— ЗНАНИЯ Н-Е-П-Е-Р-Е-Д-А-В-А-Е-М-Ы, — сказал однажды Г. В. Ф. Гегелю Аристотель.

— Да уж, да уж... — хмыкнул Аристотель.

А Ван Ваныч ничего не хмыкнул. Не до того было. Он готовился к броску остроумия и измышлял на этот счёт себе алиби... Поскольку на банковском счёту не имел ни шиша...

“Остроумие в мышлении — то же, что пряность в питании: она делает вкусной пищу, но портит и вкус, и пищеварение” © В. Ключевский

“Остроумная же рефлексия — скажем здесь и о ней — состоит в схватывании и высказывании противоречия... и тем самым даёт их понятию просвечивать сквозь это противоречие” © Гегель. Наука логики, т.2, стр. 68

Остроумное противоречие может и вовсе лишить аппетита, и тогда перед глазами возникнет образ из недавнего хилосовского Прошлого…

И припомнил Ван Ваныч, как путаясь в категориях, как в соплях, вошёл убеленный сединами диаматчик и строго спросил:

— Дети, кто взял мой “Диамат”? — И ответили хором дети:

— Мать! Мать!! Мать!!!

Тут-то из Ван Ваныча и полились из души исповедальные строки:

Первые его афоризмы были опубликованы в журнале “Москва” в 1969-ом, последние — в Киевской газетке “Хохма” в 1999-ом. За истекшие тридцать лет давно на “Волгу” гонорарами заработал, но так и не купил. Дундук! Что тут попишешь?..

Не любит “железа”. Тем паче, что нынче на “деревянные” — гривны, рубли, зайчики и прочие местечковые тугрики даже и самоката не купишь...

Оттого-то и жизнь не в радость, и смерть не в кайф...

Такая себе “хай лайф”...

Всё интеллигибельное — гибельно! Но очень сладко. Слаще водки...

И хотя сам Ван Ваныч практически здоров, хотя теоретически — труп. Пока не выпьет. Дай руп!, - г’рит..

И его понимают…

Один знакомый Ван Ваныча решил стать вегетарианцем. И стал. И стоял целый месяц. Но однажды увидел кусок мяса, затрясся весь и заорал диким голосом:

— Нет в Зызни СястЯ, как в борще мЬяса! — ухватил с прилавка кусок — и ходу! Посадили, конечно... А там — все вегетарианцы. Хотя, конечно, и туберозные попадаются. С разлапистыми формами туберкулёза...

Но сам Ван Ваныч случалось ел и холодную телятину, и парную свинину. А случалось, не ел... Или давился белковой колбасой с салом...

И оттого частенько лицезрел Голую Истину…

Но однажды увидал Ван Ваныч голую бабу. Не совсем, конечно, голую...

Голых женщин, как известно, в природе не бывает. Голую до пупа. И ниже...

И она тоже его увидела...

И не успел Ван Ваныч опомниться, как всё было кончено. И больше Ван Ваныч на нудисткий пляж не ходил. Оно ему надо, эти переживания?..

Включил себе телевизор — и смотри на голых баб сколько влезет...

А то в жизни каких только баб не встретишь..

Однажды одна такая бой-баба решила стать мужчиной и обрезала всё, что можно было обрезать, и пришила всё, что можно пришить. А один мужчинка, наоборот, решил стать женщиной обрезала всё, и обрезал всё, что можно было пришить, и пришил всё, что можно обрезать...

Не скоро сказка сказывается, но быстро дело делается. Встретились они у хирурга и полюбили друг друга. Но потом разлюбили. Пошли и пообрезали всё лишнее, а пришивать ничего не стали. Надоело...

Тут бы и сказочке конец, да конец обрезан...

И оттого переживает В. Ваныч, сетует...

Дескать, человек счастлив изначально. В детстве! Но в конце жизни не очень...

Но никто в том вроде бы не повинен. Ибо если Бог есть, гад он каких мало, а если же Бога нет, то все мы гады каких много...

Кто царь на троне, кто вор в законе, кто не пришей кобыле хвост...

Вот и у Ван Ваныча есть дружок, вор в законе. А сам он не вор, но тоже в “законе”. Работает на полставки третейским судьёй воров в законе. Работа не пыльная, но ответственная.

Да ещё общественная нагрузка — держать общак на опохмел. Сам-то он нынче непьющий, потому и доверили... Пока харчеваться шли... Слепые вслед за глухими, да жизнью в грязь уронёнными...

Да что нам грязь? Куда там Брейгелям да Босхам...

Кишка тонка. Им и в пьяных кошмарах такие лики не привидятся. Бесплатное укрошение творящих благо бесплатных столовок “Вулкана” и “Эммануэля”. Уже и Ванька привык и даже не вздрагивает.

Люди есть люди, даже если выглядят, как Боги, которых забыли снять с креста.

А вот и первое принесли...

А вот уже и компот! Что ещё?..

Ничего!

Смерти никогда не боялся. Собственной смерти...

Страх за мать. Страх похорон. Страх и отвращение...

Какое-то живое чувство осталось лишь к дочери. Да и то идёт ощутимо на убыль. Вода жизни уходит сквозь почки, превращаясь в урину...

- Старею, —  сетует Ван Ваныч и жалуется, —   силы уже не те… Но за правду-матку пасть порву. И стервочкам, и стервотипам, поскольку ещё здравствую на этом стервозном, но милом свете... А люди-то мрут!

Вот как-то и один умный человек заболел и вскоре скончался, а Вань Ванька заболел и вскоре выздоровел. Это лишний раз доказывает, что горе — от ума, а здоровье — от чего-то другого...
Отчего бы толком не узнать — от чего?
...

…Киевское море обмелело...

А алкоголикам море по колено, да и водка — по яйца...

За гранчаком гранчак — и яиц уже не видать...

ОТ БУРАТИНО ДО ГЕГЕЛЯ

Один мудрец шёл, шёл и два яйца нашёл. И подложил их индюшке. И вскоре вылупились два мудреца, простых, как два яйца. И обозвали его идиотом.

А одному знаменитому психиатру было на роду написано стать идиотом, но он — наперекор Судьбе! — родился психиатром…

Наша судьба — в наших руках. В руках психиатров! Кому как не им копаться в наших фобиях...

Один заявит: “Не люблю евреев — они мне кого-то напоминают!”, но не посмотрит на себя в зеркало. И не поймёт, за что он любит евреек. Особенно голубоглазых...

И тогда начнёт копаться в своём генеалогическом древе. А там –  и Буратино — внебрачный сын Дон Кихота, и сам Ван В. — духовный отпрыск самого папы Жоры...

И готов был рассказывать об этом часами…

...Как-то встретились Гегель и Буратино:

— Займёмся гегельянством? — предложил Гегель.

— Только за деревянные! — рубанул Буратино...

В генезисе каждого интеллигента имеет место национальная фибромиома и литературная литургия. А объектом Вечной литературы является Вечная жизнь, тогда как субъектом — любой вечно живой... ВАН ВАНЫЧ!

На всём белом свете нет ничего интереснее другого человека. ВАН ВАНЫЧ — другой! Потому и пишет сам себе…

Ибо, на всём белом свете нет ничего интереснее себя. О том и талдычит всем и вся вечно живой... ВАН ВАНЫЧ!

Как-то Ван Ваныч жарил молодую картошку. Жарил, жарил и, наконец, понял, что хотя любовь не картошка, но что-то в ней есть эдакое феминистическое суккубо картофельное...

Иной с молоденькой картошкой слопал бы и осетра, иной бы и семгой не побрезговал, иной бы и с таранЬкой, а Ванька — моральный урод: любил “чудище обло”, которое “озорно, стозевно и лайя”.

С ним и шел столоваться к пастырям “Эммануэля”. Харч, — он харч и у врат Адовых, и у храма Господня...

 Пока разносчицы что-то разносят, худенький пастор “Эммануэля” мечет с помощью микрофона громы и молнии в отдельных несознательных чад божьих, прикарманивших оловянные ложки…

 Ван Ванькин не слушает... Зажав в обеих руках по ложке, слегка поворачивая их, любуется мимолётными отблесками Вышнего света — зелёного, жёлтого, оранжевого, танцующими между чёрно-белых бугров прель-металла.

Соседям по столу от тридцати до семидесяти. Острые беличьи зубы, тонкие вывороченные губы, выкаченные белки (и желтки), мудрые полуулыбки, перемежающиеся плотоядным оскалом гастрономического сладострастия...

Внешность обманчива. Отнюдь, не идиоты. Разве что идиотки... Невинные жертвы горбатой Перестройки и ОРИЯНСКОЙ НЕЗАВИСИМОСТИ на «кравчучках»...

Лозунг осеннего бессезонья: Уря-я-я... Орияне голодных и обездоленных...  с хреновым дедом Морозом! У последнего: виртуальных подарков — полные штаны. Реально — те же фикусы на люмпенских грядках...

Всё те же нестройные колонны нищих и сирых через столовки "Вулкана" и “Эммануэля” бредут беспородно в век бесчувственный, ХХI-ый...

Сентябрь 2000-го. В Баренцевом море поднимают трупы пог ибших на "Курске"подводников. Кремировать?.. Но где и во имя чего?!. 

На планете людей, во имя перегруженной скорбью памяти? В планетарном атомном борделе, летящем во Вселенской пустоте и болтливом безмолвии...

Выходит, что единый Бог элитных российских подводников и киевских БИЧей глубок, как окаянная океанская лужа. И кругл, как само совершенство…

Как изящно выразился один наш знакомый аспирант, лёжа в холодной мартовской луже:

“Да, воистину, Бог глубок и кругл, как колобок... От него отскальзывают чада нелюбимые и усопшие, и остаются одни только чада при исполнении. Но и эти вскоре соскальзывают в известную пустоту и хляби земные...”.

...Рядышком с ним на мокрой скамейке сидел поддатенький пожилой старшина, и что-то бурчал... Ещё недавно охранял Бабу с мечом. Получал триста семьдесят гривен. Сократили. Сократы хреновы! Зато набрали гражданских — по восемьдесят гривен...

Вот и остаётся отставному старшине выбирать между "Вулканом",  “Эммануэлем”... и лужей.

...Лесной массив. Кафе “Николаев”. Евангельские христиане. «Праздничный» ежедневный обед для всех верующих и неверующих, прошедших ПАСТОРСКИЙ КОНТРОЛЬ.

Дежурный проповедник — брат (во Христе) Володя –  местечковый Перун с микрофоном – вещает:

— Не тот христианин, кто добр, не тот, кто молится, но лишь тот, кто знает Христа как Бога Живого... У него благочестивые дела и слова. Ему и Вера даётся за просто так... Одному даётся, а другому — нет. Благодать беспри-чинна. Аминь!

Такая вот божественная Лотерея... За право быть человеком, а не одеревеневшей бессловесной скотиной надо платить. Собственной жизнью. Собственной смертью. Собственно, кому и за что?..

Кабы было бы чем, Ванька б тоже платил. Но “пока ты жив, — смерти нет, а когда умрёшь, — тебя не будет”...

А Ван Ваныч завсегда как все. Любит жить. Любит миловидных. Но определяющим является цвет глаз. И Голос... сладко поющий во здравие жизни и визгливо поносящий её...

И всё-таки никогда не понимал Ван Ваныч тех, кто ложится под поезд. Если возжаждет Ванька покончить собой, то сделает это приятным для себя и других способом: с помощью рюмки и бутылки…

Между прочим, подобным образом поступил в декабре 1987 года отец Штылвелда, высосав семнадцать фаустов “Лидии” в канун зимнего Николая. Ему было пятьдесят семь лет...

МИРОВАЯ ЧУМА ВРЕМЕНИ МОРА...

Самореализация Ван Ваныча завершена. Осталось нанести лишь несколько штришков на благообразное лицо трупа. И горько посетовать... Потому что однажды Ван Ванычсамому мне подарил целый мир. Целую планету. А упаковать забыл...

К утру в башке у Ван Ваныча слиплись в клубок солидаристы с солипсистами вперемежку. Солидаристы завсегда солидарны со всеми, хоть бы и с трупом, лишь бы ещё был не в пятнах и не при запахах...

А солипсистам приходится таскать собственный мир на собственном горбу. Богам и то легче — и безответны за всё ими содеянное и не уподобляются павликам-равликам...

Вот Ван Ваныч. —  сам себе кочума... 

Кучум Батыйский с Гиреем Занзибарским и баста!..

И тому масса примеров…

Отдал как-тоВан Ваныч последний долг своей бывшей супруге. А супружеского не отдал. И всё равно получил семь лет...

 Но всех тюремных сидней не пересидеть, и всех степеней свободы при жизни не испробовать... Хотя Ван Ваныч старался. И достиг такой степени свободы от материала, что вдохновения уже ему не требовалось. Ничего не требовалось...

Даже материала!..

 Э-хе-хе-Х, каждый из нас и материал, и закройщик, и подельщик самого Господа Бога... Кроме профессионалов, работающих на чужом материале...

Стоило только Ваньке смириться с мыслью о неизбежности собственной смерти, как сразу же из Небесной Канцелярии пришло официальное приглашение на торжественный обед...

Кремировать — и никаких гвоздей!.. В крышку гроба.

Но до того ли, когда окрестные барыги продают фальшивые драгоценности. Брюлик чистой воды стоит ровно столько, сколько стоит треть цены на терть перетертой…

Сразу после Гражданской войны дед Веле Штылвелда продавал брюлики второй и третьей воды — граненые осколки белого и цветного бутылочного стекла. Брюлики шли нарасхват и даже дед Наум отхватил восемь лет сталинских лагерей от приценившегося ГПУшника...

Но и поныне на Поле Дураков Ван Ваныч нередкий гость: то закапывает себя, то откапывает... Работает не покладая рук. Трудоголик проклятый!..

Трудоголики завидуют лентяям, а лентяи никому не завидуют - лень! Разве что Небесное Воинство по-прежнему ещё завидует земным мужикам и селявкам, да и то с долей едкой иронии:

— Глобальный антропоцентризм ваших @балььных органов смешон, но временами очень приятен. — Потому и норовит всяк из Небесной Рати оказаться в земной психушке — в секс-раскрепощённой палате...

Потому как там, что дозволено Ерофееву, дозволено и быку. Не говоря уже о тюльках, китах, пингвинах да камбалах с двумя глазками на одном боку...

К ним-то, бессловесным, ангелы бочком, бочком — а Бог их в служивое Преднебесье — сачком...

По знаку Ванька — Близнец, по роже — Отец, фактически дед. Но по сути — не Дед, не Дон, не Кихот и даже не Буратино. Тому сам себе Ван Ваныч свидетель. Поскольку со мной рядышком на Поле Дураков тешится...

Такая же дурачина...

Без счастья и чина.

Но зато со светлым будущим праведника и темным прошлым грешника, в котором случалось всякое…

Однажды ночью закопал себя Ван Ваныч на Поле Дураков. Но утром выкопал. Глянул разок, плюнул и закопал обратно. С тех пор над ним ни единой веточки не проросло, и тем более ни бакса не проклюнулось...

Когда-то  В. Ваныч хотел всё знать, но со временем ничего уже не хотел!.. Разве иногда еще, по старинке, почему-то ночью хотел...

Сколько времени потеряно зря... Годы и годы... а впрочем, не зря! На развлечения вечного времени не жаль...

Вот и  трижды пропитый и многократно порушенный скелет Ван Ваныча станет когда-нибудь экспонатом и сможет развлекать экскурсантов. Но они уже и сейчас прут отовсель:

— Дорогие экскурсанты! Памятник Ван Ванычу руками не трогать! Эй ты, дебил в камуфляже! Кому говорю, руками не трогать! Невозможно работать... 

Никаких нерв у покойника не хватает. Все облапывают и разглядывают остатки Ван Ваныча. А сам он никого разглядывать не любит. И всего более не люблит разглядывать обнажённых женщин: всё поверхностное у Ваньки раздражается...

Другое дело — полуобнажённые дамы: от макушки по грудь и ниже. У таких есть на что посмотреть. Оттого-то они глубоко содержательны... Их можно даже потрогать.

...Пишет Ван Ваныч всё, что на ум взбредёт. Не перечитывая, не редактируя. Чистая радость творческого процесса. Чтиво малокалорийное, но ёмкое и легко усваиваемое, как диетическое мясо, которого Ван Ваныч давно уже не едал.

Ни белого, ни красного, хоть сам он давно уже спрессовался в недиетические пресервы — солнечно-радиозольные консервы на самоходном ходу...

О таком киевском деликатесе не мечтал ещё ни один каннибал. Вот и лады! 

— Обойдусь, — решает В. Ваныч, — как-нибудь и без них. Мы, бывшие интеллигентные человечки, БИЧи значится, из самоедов. Сами себя создали, сами и изведём... Во славу нашего оскудевшего Отечества — Украины.

...Ночью опять Ван Ваныч не спал: писал полусказки. От них нисколечко не тошнит, а вот от водки поташнивает. Раз интеллигент — носи свой диабет, а то и чахотку за пазухой.

Чехов умер от чахотки, а нас и СПИД не берёт. Потому как спидометры поизносились и бодрые озорные малявки проносят мимо нас свои СПИДоискательные спидолы на разбитных шустрых ногах... И за это им большое спасибо!..

А вот утром пришёл сменщик и даже спасибо не сказал за мой бессонный добросовестный труд. Его Ванькины проблемы не трут... И даже больше — не чешут! Вот и почесал Ван Ваныч домой.

Но днём тоже не спал. Пьян без вина…
Такая вот пьянка!.. Сам на сам... С жизнью.

ФАТАЛЬНОЕ БЕЗЗУБИЕ - ЖИЗНЬ ПОДМЯТАЯ

Вот и задумался Ванька: что такое гениальный рассказ?..

Сам он никогда не писал гениальных рассказов. Но когда-то надо же начинать! Сел и в один присест написал. Он перед вами...

Сделал дело — гуляй смело! Вот и захотелось Ван Ванычу поболтать о конгениальном...

У нас, к сожалению, почти не осталось великих борцов с тавтологией, тонких стилистов великого и могучего русского языка. Но зато осталось два сорта масла: масло масляное, которое можно есть и масло бутербродное, которое можно намазывать....

Это масло для гениев.

Однажды и Ван Ваныч понял, что он — Гений! Но никому об этом не сказал. Ждал, пока сами догадаются. Но никто так и не догадался...

Вчера опять увидал он гения. Рожа синяя, зубы жёлтые, а язык белый, как вареник. И чёрт меня дёрнул глянуть в зеркало! Подумаешь, гений — тоже мне счастье...

Одни думают, что не в деньгах счастье (врут, наверное), другие вообще ничего не думают. Потому как ни денег, ни счастья... А Ван Ваныч думает, что счастье — в одуванчиках. Дунул разок — летят и в ус не дуют.

Однажды В. Ваныч пошёл покупать себе счастье в современный бутик. А там счастья — хоть завались. Да всё иностранное... И купил бы себе по выбору, да только с ценами не разобрался. Уж больно они смахивали на десятираз-рядные товарные коды...

Почесал своё ухо Ван Ваныч, плюнул на такие цены и безропотно вышел в несчастливую повседневную жизнь... Такова, как видно, судьба —судьба таланта...

Закопал как-то Ван Ваныч свой талант в землю. Но жена потребовала его выкопать, хорошенько отмыть и загнать — хотя бы за червонец...

Но не тут-то было. Покупателей в наличии не оказалось. Видя такое дело, жена собрала вещички и ушла. А талант остался. Сидит себе в углу, как бобик, и молчит в тряпочку.

А однажды Ван Ваныч пил с Петровым-Водкиным квас. А от водки категорически отказался. Но всё равно попал в вытрезвитель...

О себе Ван Ваныч говорил так...

Одни путают меня с Хармсом, другие с Лениным. Так и говорят: “Гений Че-ловечества!” А я не обижаюсь. Что с дураков взять? Я это я, а они — тоже я. Ума палата. Одна на всех... Но, к счастью, не в уме счастье. А я, к счастью, тоже дурак. Свой среди своих.

Сижу себе в уголке и слушаю спор двух поэтов. Один говорит:

— Я пишу ямбом, как Пушкин!

А другой говорит:

— Я пишу рукой, как Гоген!

Один говорит, другой говорит, оба говорят:

— Иа, иа!

 И вдруг хрясь друг друга по морде. Ямбы из глаз так и посыпались, а у одно-го даже кисточка отвалилась...

…Глядя на такие страсти-мордасти, решил Ван Ваныч заняться сырояденьем. Но тут к нему в гости пришла знакомая лаборантка. И занесла спирт-сырец. Целую колбу. И начали они заниматься сырояденьем вместе, но, выпив, Ван Ваныч утратил жизненный стержень. И больше сырояденьем не занимался.

А я занимался. Но не всегда на трезвую голову... Поэтому полупьяные называют меня Аликом, полутрезвые Венечкой, а непьющие-некурящие Иваном. Но это редко. Разве что в Доме Учёных. А шо такое Ван Ваныч?..

Кажется. Вестнник, по-древнегречески... Или по-еврейски...

Впрочем, какая разница? Греки — тоже евреи, только фамилии поменяли. Даже Адам, кажется, был евреем. Не говоря уже об авраамах, иисусах и всех прочих. Ну и што тут такого? Все евреи! Я и сам еврей. Но больше, конечно, русский.

И мать у меня русская, и бабка русская и прабабка, но зато отец еврей. До седьмого колена и ниже. (Да, вспомнил, Адам точно был евреем. За это его и вышибли из рая. Вместе с Раисой. Нет, путаю, с этой, как её... Евой! А Змия оставили. Ну и пусть сам жрёт яблоки! Не всем же быть евреями).

Некоторые не знают, что я еврей и говорят: “Хитрый француз!” Это когда я у них выигрываю в азартные игры. А некоторые вообще называют меня Ивановичем. Да называйте хоть Сигизмундовичем! Я это я, а вы — тоже я, толь-ко шерстью наружу. Я всех себя люблю, все свои “я” люблю...

Националистов — в себе! — и тех люблю! И русских, и еврейских, и украинских...

Люблю всех чокнутых, особенно чокнутых на национальной идее. И люблю и жалею. Чуть рот откроют — пена на губах. Как будто на плечах у них не голова, а пивная кружка с прокисшим пивом.

Нет, прокисшее пиво не люблю. Люблю тех себя, которые полюбляют водку. Выпьют тихо и лежат. Если же кто стоит — обойду стороной: что с дурака взять?..

Пьян, а стоит! Я, например, когда пьян, ложусь себе на асфальт и отдыхаю. Дети спрашивают потом:

— Дядя, а почему вы вчера около парадного лежали?

— Отдыхал, — говорю. — Что я, дурак что ли, стоять у парадного подъезда столбом, когда ночь на дворе?!. Спокойной ночи!

А утречком ноги в руки — и в Дом Учёных! А там диспут, дым коромыслом, о природе Добра и Зла:

— Добро абсолютно! — кричит один.

— Зло вечно! — вопит другой.

— Злагода! — орёт третий.

Но тут в зал строевых шагом вошли три террориста, приказали всем лечь на пол и начали поливать свинцом. Поливают, поливают, а всходов всё нет... Ни разумного, ни доброго, ни вечного...

Плюнули на пол и ушли поливать газон.

Видя такое дело,Ван Ваныч понял, что в его бедах не виноваты ни евреи, ни чукчи, ни гады-немцы, а виноват он сам. Но никто ему не поверил...

Ван Ваныч от огорчения заболел и вызвал врача. Участковый сказал Ванька, что он не жилец. И Ван Ваныч ему посочувствовал…

Доктор очень обиделся и сказал, что это не Он не жилец, а оН не жилец. И Ван Ваныч. опять ему посочувствовал.

ОРИЯНСКАЯ САГА 

Однажды весной с голодухи отправился Ван Ваныч челноком в Занзибар. Вдруг навстречу ему Зим Баба:

— Что к нам, Ван Ваныч, в гости пожаловал?

— Пожаловал...

— С чем и зачем?..

— Сказывают, у вас апельсины заместо картошки. А всё потому, что заморозков у вас с роду не наблюдается. Вот и любопытствую: почему?

— Да откуда в Африке холодам взяться?

— А оттуда! — резко указал Ван Ваныч на вершину Килиманджаро.

— Эх, и дурак ты, Ван Ваныч!.. Одной снежной шапкой всей Африки не охладить...

И возвратился Ван Ваныч домой, восвояси. И стал менять булки на хлеб. Под сурьёзной вывеской: “Замена элементов питания”.

К Ван Ваныч потянулись. Но не токо жаждущие, но и богатые невесты. На одной такой невесте Ван Ваныч сдуру женился, и наутро стал совершенно бедным мужчиной…

Поскольку не по его чинам было платить ежемесячную квартплату за пять квартир, записанных на имя его небедной жены.

— Даешь Партию Здравого Смысла! — отчаянно взвыл Ван Ваныч. Но было уже поздно. Богатая женушка купила шестую квартиру. И от свалившегося на голову дефолта Ван Ваныч развёлся...

Не по Сеньке шапка — содержать женины поездные дворцы...

Так, разрушая хрупкий мир на двоих, окрестный люд всякий раз старается не замечать тех печальных последствий, которые вносят в мелкоместные душонки свои...

И задумался Ван Ваныч, как плетением смыслов наводя тень на плетень, Господь извечно плетёт свою паутину. И вознамерился Ван Ваныч вступить в Интернет, но тут же нарвался на чат своей богатой жены:

“Ванька-я-всё-прощу! Только срочно проплати годовую квартплату за восьмую квартиру!”

И осознал мгновенно Ван Ваныч, что Всевышний, разумеется, не дебил, но и умом — в нашем понимании — отнюдь не блещет. Поскольку Бог — мета-физик №1, а Эйнштейн — физик №2. Но и у первого, и у второго с женской логикой практичных земных баб полнейшие несуразы...

Похоже, что под грузом биомассы Земля сошла с ума, а мы — с орбиты...

И решил Ван Ваныч, что с этим надо что-то делать. Так прямо и заявил себе:

— Дядя, надо что-то делать с ЭТИМ! — И напрасно. В суете городской разве сам себя толком услышишь?

И ушел Ван Ваныч в астрал, и провёл там целый день. Но, вернувшись через три миллиарда лет, Земли на условленном месте уже не застал. Сдали её инопланетные вандалы в Музей Всемирной Истории без Банка “ИМПЕРИАЛ”...

И задумался Ван Ваныч о влечении к смерти. И осознал, что сознание — смерть влечения. То, что доктор прописал...

И записал в свой маркий дневник:

Щедрость спросила у Сознания:

— Что ты мелешь?

— Песок.

— Какой?

— Речной.

— Почём?

— По тумаку.

— Получай! А сдачу себе оставь. На модернизацию оборудования...

Захлопнув свой кондуит, В. В. решительно вышел во двор.

Бомж со стажем с мудрым видом собирал под лавкой окурки, набивая ими трубку и, медленно раскуривая её, снисходительно поглядывал по сторонам... У советских собственная гордость. У постсоветских — тем паче...

А что гордость? Ведь и не гордость она, а сплошная Майя, фата моргана, и, если хотите, просто самообман!..

Самообман от младенческих ногтей поучал Ван Ваныч:

— Рыбьим жиром укрепляется организм!

— Себя не обманешь, — убеждался Ванечка, давясь рыбьим жиром.

— Себя не обманешь, — сокрушался Ваня, женившись на первой встречной.

— Себя не обманешь, — надеялся Ван Ваныч разводясь в третий раз. Но надежды пошли прахом, а Ван Ваныч юзом.

И опять трудяга-Смерть показалась ему привлекательна. И обратился Ван Ваныч за опытом Смерти после Жизни к почтеннейшим городским аксакалам. И сказал ему один старый, как пень, чудак:

— Я живу так долго, что уже привык жить. — И оказалось, что влечение к смерти у стариков отсутствует начисто по той простой причине, что либидо приказало долго жить. А они и рады стараться...

Ибо к растительному существованию привыкнуть очень легко. Для это достаточно стать растением.

...А сам Ванька стал на старости… Православным. Но потом внезапно помолодел...

И сразу же перестал! Потому что Ван Ваныч — сам по себе. Бог — тоже сам. И тоже по себе…

А Ван Ваныч хоть и не Бог, но все же мужчина! А у большинства мужчин — “жестокая страсть к правде”. У большинства немужчин — “нежная страсть ко лжи”. Такие вот коллажи...

Отдал как-то себе Ван Ваныч самый последний долг. И уже ни черта не должен — ни богу, ни чёрту, ни себе. И Бес Гордыни уже Ваньку не мучит. И это обоих их бесит...

И Ван Ваныч, и его оппонента. Оба сетуют, мол, остались от счастья одни только рожки да ножки безмозглого здравого смысла. И решил тогда Ванька других таких же безмозгликов не искать и никакой Партии Здравого Смысла не создавать!

Свернул все грядущие лозунги и знамёна и сжёг их в буржуйке. В этом поступке и проявил остатки своего здравого смысла... И им Ван В. возрадовался, греясь у комелька...

Алконавт и трудоголик на фоне исторического процесса только знал Ван Ваныч — Ваньку валять!..И до сих пор валял бы да только приспело время и Ван Ваныч в очередной раз женился…