Жить, чувствовать, дышать…

1

Моя благодарность Арине за возможность почувствовать все эти эмоции.

Мария летела из Москвы в сибирский город ночным рейсом. Майские ночи коротки, но она не слишком переживала он этом. Была уверена, что успеет после посадки самолёта найти надёжное укрытие до рассвета. Жаль, что нормально поесть перед собранием, что должно состояться следующей ночью, она не успеет. Разве что в гостиничный номер Марии забредёт ранняя пташка горничная, или какой-то другой персонал гостиницы до того, как Марию охватит предрассветное оцепенение.

На посадку Мария Гарсия прошла как обычно — отведя глаза охране на пропускном пункте. С людской памятью и волей она манипулировала виртуозно. Это было одно из тех качеств, за которого ценил своего секретаря князь Камарильи города Москвы. Пока Мария безошибочно справлялась со своими обязанностями, её патрон прощал ей многое, в том числе и её происхождение. А Мария просто не умела выполнять свои обязанности плохо.

Конечно, в среде приближённых к князю и примогенату ходили разные слухи, по какой причине князь держит рядом с собой ласомбру-отступницу, а не отдал предпочтение сородичу из собственного клана. Однако ни один вентру, как бы ни пыжился, не сумел добиться в работе таких результатов, которыми могла похвастаться Мария.

Вампирша сидела за своём месте в бизнес-классе, прикрыв глаза, и раздумывала о том, что, пусть князь никогда об этом не узнает, но в этот раз чутьё её подвело. Если бы она отреагировала на донесение из Сибири сразу! Если бы бросила всё и приехала разбираться со стаей, прилетевшей в

город вместе с епископом шабаша Цветаной самолично…

Возможно, она подвергла бы опасности свою не-жизнь, не в первый и не в последний раз, ведь Мария ей не дорожила. Зато сейчас она была бы мертва, наконец-то. Или снова стала бы человеком, как все сородичи, что находились в городе на тот момент.

Мария понимала тщетность горьких сожалений об упущенных возможностях, но иногда все-таки позволяла себе пасть духом, с болью вспоминая прошлое: разрушенные мечты, обманутые надежды, любовь к Господу, который не спас её душу от проклятия. Но теперь надежда снова наполняла её мертвое сердце. Надежда на то, что для неё не всё потеряно. Прежде же утешением Марии служила лишь память о былых днях, наполненных праведными поступками во имя и славу Господа.

2

Марии было тринадцать, когда она сбежала из дома. Девочка отличалась редким благочестием, наизусть знала Святое Писание, и не желала ничего иного, только трудиться во славу Господа. Отец мог бы отдать её в монастырь, как его просила о том Мария, но решил, что её желание посвятить свою жизнь Богу – блажь, которая сама пройдёт, когда семья найдёт ей жениха. Семья Гарсиа была богата и известна в своих кругах, так что желающих породниться с ними было достаточно.

Перед побегом девочка позаимствовала одежду одного из братьев, которая была ей лишь немного велика, и без единой секунды сожаления обрезала свои прекрасные черные волосы почти под корень. Мария знала, что после её исчезновения отец и прочие родственники наведаются во все женские монастыри, которых немало было понастроено по округе, как было в обычае богобоязненной Испании того времени.

Сама же она направилась туда, где глас Господа слышен лучше всего, где верные слуги его ежедневно и еженощно стоят на страже чистых душ, дабы помогать Ему отделять агнцев от козлищ.

Неделю заняла у непривычной к долгой и быстрой ходьбе Марии дорога до доминиканского монастыря. Припасов в дорогу она взяла немного, время в пути не рассчитала, денег женщинам (а тем более – девочкам) не давали – зачем, если за все покупки по счетам заплатят потом их отцы или мужья? К монастырю она подошла голодная, полумертвая от усталости. А главное, девочка, которая от природы была всегда довольно худой, теперь исхудала настолько, что никто не увидел в её фигуре девичьих изгибов.

Её пропустили в высокие ворота с выбитой в камне символикой монастыря: пёс, несущий в пасти горящий факел, на монастырский двор, и встретивший девочку у входа пожилой монах, одетый в белую тунику и белую накидку, чистые и прочные, хоть и видно, что потрёпанные временем, перепоясанный широким кожаным поясом со свисающими с него чётками, с выбритой тонзурой на голове, участливо взглянул на неё с просил ласково:

– Как тебя зовут, мальчик?

Мария, наконец отдышавшись, хрипло выдохнула:

– Марк… Моё имя – Марк.

– Ну что же, Марк, пойдём, я тебя накормлю, и потом ты расскажешь мне, что привело тебя в эту обитель. Зови меня брат Мануэль, мальчик.

Мария виновато посмотрела на монаха, которого вынуждена была обмануть, но всё равно пошла вслед за ним. Ноги у нее подкашивались от сильной усталости, и она рада будет отдохнуть… Если даст задремать бурчащий желудок. Оставив девочку в большом зале с высокими потолками, уставленном длинными столами, брат Мануэль скоро вернулся, неся на тарелке большую лепешку, щедро намазанную медом, и кувшин с водой:

– На вот, поешь.

Девочка благодарно улыбнулась, и, не дожидаясь, пока монах предложит ей приступать к трапезе, схватив лепешку, жадно вгрызлась в неё, и время от времени облизывая липкие и сладкие от мёда пальцы. Пусть смотрит, может, ещё больше будет жалеть бедное голодное дитя. В этом Мария монаха не обманывала, она действительно была голодна.

Сидя рядом, монах участливо смотрел, как жадно пришлый мальчишка поглощает еду. Видно, что не просто проголодался, а, возможно, голодал несколько дней.

Мария же лихорадочно раздумывала, как именно объяснить своё появление монахам. Конечно, обманывать служителей Бога грешно, но не менее грешно лишать её возможности служить Господу и надежды на вечную жизнь в Раю после смерти лишь потому, что она – женщина.

Мысленно испросив у Бога прощения, Мария, утолившая первый голод, рассказала монаху историю мальчика Марка, у отца которого была небольшая торговля… Их семья не могла похвастаться богатством, но на сносную жизнь им хватало. Однако дела отца стали идти всё хуже и хуже, пока он, наконец, не оказался полностью разорён. Они не привыкли жить бедно, экономя на каждой мелочи, а тут даже еды в большой семье стало не хватать. Поэтому Марк решил оставить семью и посвятить свою жизнь Богу… И вот, пришёл сюда. Правда, дорога выдалась тяжелее, чем он рассчитывал.

Монах, молча, с незримым участием выслушавший этот рассказ, мог бы спросить, почему Марк вместо того, чтобы помогать своей семье честным трудом, попросту сбежал? Для него могла найтись какая-нибудь работа, не совсем ведь уже ребёнок. Однако, видимо, Господь простил своей будущей служительнице её вынужденную ложь… Или причина была в том, что обедневшие семьи нередко избавлялись от лишних ртов, отправляя детей в монастырь.

– Я вижу, что дорога сюда совсем измучила тебя. Поэтому, как только мы с тобой закончим разговор, я отведу тебя в келью, где ты сможешь отдохнуть. А сейчас ответь мне: ты говоришь, твой отец был пусть не богатым, но торговцем. Учил ли он тебя читать, писать и считать, а, Марк?

Мария слабо улыбнулась. Читать, писать и считать, а также запоминать наизусть Святое Писание – всему этому её учили в монастыре, где девочка воспитывалась часть своей жизни – от семи до двенадцати лет, как и большинство её сверстниц. Без всех этих знаний, считали монахини, женщина никогда не сможет быть доброй католичкой, верной женой, хорошей хозяйкой и безукоризненно вести дом и хозяйство.

– Да, брат Мануэль, всё это я умею.

– Что же, Господь свидетель, тогда ты можешь оказаться здесь полезнее, чем своей семье дома.

– Вы… Позволите мне остаться в монастыре? – обрадовалась девочка. Монах медленно качнул головой:

– Такие решения мне принимать не по чину… Но если то что ты рассказал – правда, и тебе действительно некуда идти, полагаю, слуги Господа сумеют присмотреть за тобой.

– Единственное моё желание – это служить Господу… – горячо заверила монаха Мария, за что удостоилась одобрительной улыбки:

– Я вижу, что ты хороший мальчик с чистым сердцем и добрыми помыслами. А теперь пойдём, ты слишком устал, тебе нужно отдохнуть, поспать…

Мануэль отвёл нежданную гостью в келью с жёстким ложем, застеленным, правда, тёплым одеялом (здесь, в горах, ночи бывали холодными).

– Отдыхай, а завтра покажешь мне, насколько хорошо умеешь читать и писать.

3

Место встречи располагалось по соседству с храмом. Мария с умилением смотрела на крышу в форме луковицы и белоснежные стены. Как бы не выглядел снаружи и изнутри дом Господа, двери этих храмов всегда были открыты перед вампиром из клана ласомбра. Но нынешней ночью ей не сюда.

Госпожа Леонсия, тремер, которая при помощи своих ритуалов обеспечивала всеобщею безопасность (и подошла к этому вопросу, на взгляд Марии, чересчур рьяно) сама встретила гостью из Москвы и проводила в зал заседаний.

Большинство приглашенных уже собралось, и теперь они либо прогуливались по залу, либо сидели на стульях, расставленных вокруг длинного овального стола и у стены. У дальней стены зала располагалось два фуршетных стола. Бросив короткий взгляд в ту сторону, Мария поняла, что на одном из столов расставлена какая-то человеческая еда, а на втором — медицинские пакеты и запаянные колбы и пробирки с кровью, и бокалы. Для Марии такая трапеза могла иметь только ритуальное значение, донорская кровь её голод уже не утоляла.

Сглотнув, вампирша перевела взгляд на присутствующих. Первым на глаза ей попался мужчина в теле, одетый старомодно, но одежда его была высокого качества, даже с некоторым шиком. На губах его блуждала высокомерная улыбка. Рука мужчины, затянутая в перчатку из тонкой, прекрасно выделанной кожи, опиралась на трость с фигурной рукоятью. Поколение его было старше, чем у Марии, и она не могла понять, к какому клану относится заинтересовавший её незнакомец— то ли дракон — истинный цимисх, то ли вентру-отступник.

Поймав скучающий взгляд мужчины и вежливо поклонившись ему, Мария продолжала разглядывать присутствующих. Особенно её интересовали находящиеся здесь люди. Уже само их присутствие в вампирском сообществе можно было бы счесть нарушением маскарада. Однако же все присутствующие здесь люди любо прежде были вампирами, либо были важными свидетелями произошедших в городе недавних загадочных и трагических событий.

Леонсия громко произнесла, взмахом руки разгородив зал:

– С этой стороны я приглашаю рассаживаться представителей, прибывших в город, чтобы решить его судьбу… А здесь пусть займут места бывшие вампиры, ставшие людьми, и свидетели произошедших событий.

Все они были здесь, все – последний князь города – тремер, ну, то есть – бывший тремер, шериф-бруджа, несколько вентру… Как странно думать по отношению к вампиру – бывший, если он не мёртв окончательной смертью. Ставший вновь человеком. Как странно и как больно. Мария знала, что не увидит здесь местных примогенов кланов малкавиан и вентру. Доклады, которые она успела просмотреть перед началом собрания, говорят с большой вероятностью, что те двое погибли до того, как в городе произошло таинственное событие, превратившее всех присутствующих на этой территории вампиров обратно в людей.

Пока мероприятие не началось, никто ещё не занимал своих мест. Вампиры погладывали на бывших сородичей кто с жалостью, кто с презрением. А те отвечали будущим вершителям своих судеб злобными, угрюмыми или заискивающими взглядами. Сейчас они не были равноправными членами камарильи, но разделились на подсудимых и судей.

Марии не хотелось прогуливаться по этому просторному залу, с кем-то знакомиться, заводить разговоры. Она подождёт, пока всё начнётся, будет смотреть и слушать, попытается оценить каждого из здесь присутствующих: его способности, модус операнди, желания. Но самое главное – понять, как именно эти вампиры снова стали людьми. Понять, и, по возможности – повторить. Пусть только для одного вампира – для себя самой.

Словно бы случайно получилось, что за столом секретарь князя Москвы уселась рядом с громкоголосой дамой – Димитрой Петровной Бувье, князем самого большого соседнего города Рядом с Димитрой Петровной скромно притулилась её секретарь, Виолетта Литвинова… На удивление, тремер, бросающая робкие, но полные любопытства взгляды из-за спины своей грозной начальницы-вентру.

Место между ласомброй-отступницей и вентру осталось свободными обе дамы не раз направляли выразительные приглашающие взгляды на самого старого здесь вампира. Тот, впрочем, их демонстративно игнорировал… Во всяком случае – пока.

Наконец, снова заговорила Леонсия:

– Прежде, чем я представлю друг другу всех присутствующих, хочу ещё раз напомнить: в данном помещении действует тремерский ритуал, который не только лишает всех присутствующих вампиров возможности применять дисциплины, но и делает всех находящихся здесь временно бессмертными. Пока ритуал работает, и вы находитесь на этой территории – вы не умрете.

Мария поморщилась. Смерти она не боялась уже очень давно, и хотела бы избавиться от собственной не-жизни, только вот данные Господом заветы не давали ей проявить малодушие и покончить с вампирским существованием. Слишком уж такой шаг был похож на самоубийство. А самоубийство – это слабость, грех. Грех, которым бывшая инквизитор никогда не смогла бы себя запятнать, несмотря ни на что. Ведь надежда еще не до конца покинула её, отчаяние не переполнило полностью её мёртвое сердце.

А вот гости и свидетели человеческой природы от такой новости, похоже, несколько приободрились. Как будто кто-то помешает при случае желающему найти любого из них и завершить разборки вне этого помещения, там, где не будет никакой защиты. Даже Мария, слабая в своей неприкрытой зависти к этим счастливцам, не стала бы щадить никого из них, если бы те стали опасны для Камарильи и маскарада.

Димитра Петровна произнесла своим зычным голосом:

– Мы собрались здесь сейчас в первую очередь потому, что маскарад в этом городе уже давно находится под угрозой. Люди узнали о существовании вампиров, а некоторые из нас так и вовсе превратились из сородичей обратно в людей. Что самое печальное, в числе этих превращённых людей оказались главы Камарильи и Анархов. Поэтому мы, те, на кого опирается Камарилья в других городах, должны принять решение и обезопасить себя в сложившейся ситуации…

Мария пожала плечами, этим жестом словно подтверждая сказанное. Ну да, именно поэтому все они сейчас находятся здесь. Чтобы разобраться. Понять. Свести к минимуму последствия.

4

Много лет выдававшая себя за мужчину Мария так и не привыкла носить одежду своего пола с истинно женской непринуждённостью. Конечно, когда требовалось сопровождать князя и блистать на собраниях Камарильи рядом с ним, она сопровождала и блистала. В другое время предпочитала носить брюки, пиджаки и свитера, обуваясь в кроссовки либо изящные сапожки или ботиночки на плоской подошве.

Сегодня от Марии никто не требовал блистать, поэтому она была одета в классического покроя чёрные брюки, темно-серый пиджак из ткани типа металлик. Рубашку она выбрала светло-серую. Слишком долго женщина, выдающая себя за мужчину, носила белое, как она полагала, с полным правом. Став вампиром, она это право утратила навсегда.

Мария неторопливо брела вдоль стены, пристально вглядываясь в лица людей, прислушиваясь к их разговорам, словно бы снова выполняя свою давнюю работу по выявлению ереси. Интересно, к кому из них она могла бы обратиться с просьбой позволить напиться его крови?

В идеале, любой из бывших вампиров должен был бы её понять. Но понимание ещё не означало согласие. Вот бывший князь, Шольц. Он, как и его приближённые, готов пойти на многое, чтобы выкрутиться из сложившейся ситуации без потерь. Или… Хотя бы сохранить свои жизни. Тем более, что теперь-то они могут жить… Просто жить, обычно, по-человечески…

В облике бывшего шерифа было что-то настораживающее…Но что конкретно — Марии ещё предстояло разобраться. Расположившись поодаль от всех, нервно озираясь, он словно подозревал всех и каждого… Интересно только, в чём?

Ещё шаг — и ласомбра поравнялась с мужчиной, сидящим вразвалочку, вроде бы демонстрирующим присутствующим спокойствие и расслабленность, но внутри был как взведённая пружина. Похоже, привычка выживать была его жизненным кредо в его вампирской не-жизни, а теперь и человеческой жизни. Барон анархов, Виктор Гжимала выглядел так, словно собирался перехитрить всех присутствующих, и выиграть игру с судьбой. Быть обязанной хоть в чём-то такому существу — нет уж, увольте.

Взгляд Марии скользил с одного человека на другого. Мужчины и женщины, пережившие двойное потрясение: стачала – становление и начало вампирской не-жизни, потом возврат к человеческому существованию. Похоже, это безмолвное любопытство московской гостьи тревожило их, но никто ничего не мог ей сказать. Сегодня, здесь вампирша была в своём праве: смотреть, слушать, принимать решение.

Один из свидетелей, совсем юный, может быть, чуть старше двадцати, привлёк вдруг внимание вампирши. Сновала она не совсем поняла, чем: жестами, голосом, манерой двигаться плавно и одновременно демонстрируя силу в поступи, жестах, повороте головы. А потом Мария поняла, что не так: запах. Пусть ритуал госпожи Леонсии временно лишил её вампирских дисциплин, но улучшенные физические способности никуда не делись. И запахи вампиры разливают куда лучше, чем люди.

Утвердившись в своих подозрениях, Мария медленно пошла в сторону незнакомца, так неосмотрительно привлекшему её внимание. Голос её звучал вкрадчиво, ив то же время даже немного сочувственно:

– Доброй ночи. Вы выглядите здесь немного… Чужим…Расскажите, кто Вы, и как сюда попали? И, главное, для чего?

Юноша наивно захлопал глазами:

– Меня зовут Николай. Николай Громов. Я ищу Иннокентия… Я этот… Как у вас говорят… В общем, он мне нужен, а он пропал…

Вампирша, не убирая с лица доброжелательной улыбки, осуждающе покачала головой. Надо же, так бездарно играть гуля… Хотя, откуда вообще волчонку знать, как это бывает на самом деле? Мария вот тоже не знала… Дура! За справедливость, человечность, по совести — так она хотела…

Вампирша резко дёрнула головой, этим движением словно отбрасывая неприятные воспоминания, заговорила, всё ещё сохраняя на лице ласковую улыбку и почему-то непринужденно перейдя на ты:

– Ты пахнешь по-другому. Не как человек. Не как вампир. Не как гуль. Что тебе здесь понадобилось, дитя луны? Да, конечно, вы сильны, но ты молод… Даже если мощен и опытен в бою — вампир моего уровня имеет шансы с тобой потягаться. А нас здесь много. Так зачем было рисковать? – её голос звучал негромко, и, похоже, большинство окружающих, занятые своими неотложными делами, не обратило на их разговор никакого внимания. Большинство — но не все. Краем глаза Мария отметила присутствие неподалёку тонкой фигуры в тёмных очках. У сетитов настоящий дар оказываться в нужном месте в нужное время, и дар находить интересную информацию вот так, почти походя.

Слегка передёрнув плечами — мол, не моя зона ответственности, Мария вернула своё внимание заговорившему оборотню:

– Жаль, что вы меня раскрыли, хоть мне и приятно, что считаете меня мощным… Сюда я пришел потому, что мы тоже хотим жить в городе, иметь здесь свои объекты, влияние… Как ваши эти… Домены...

Смеяться… Нет, хохотать в голос, вызывающе и истерично, так, как хотелось, было нельзя. Мало ли насколько нервным окажется оборотень. И пусть госпожа Леонсия обещала, что те, кто находится под её защитой, сегодня здесь не умрут, лучше не рисковать. Тем не менее, похоже, Мария так и не смогла стереть с губ издевательскую улыбку:

– Мальчик, тебе придётся очень постараться, чтобы с тобой просто даже начали говорить, а не порвали на куски.

Он, глядя москвичке в лицо, очень серьёзно, пристально, короткое время промолчал, а потом кивнул:

– Я очень постараюсь, особенно теперь, понимая, как мне будет непросто. А Вы… Сколько можно… Не выдавайте меня… Договорились?

Вампирша пожала плечами:

– Сколько можно – это очень долго, поверь мне. Но я постараюсь тебя не выдать. Правда, возможно, попрошу что-то взамен за свою сдержанность.

Оборотень беспечно оскалился во вполне себе дружелюбной улыбке:

– Я ведь могу не соглашаться сразу, не зная, в чём будет заключаться просьба?

Мария пожала плечами. Он не глуп, и это плюс. Ей всегда нравились умные… М-м… Существа.

– Просьба – она на то и просьба, чтобы сначала её выслушать, а потом согласиться или отказаться. А ты… Если всё-таки решишь вступить в переговоры с вампирами по вопросу влияния в городе… Запомни, что самый влиятельный здесь вампир, как и самый старый – это вот он… – Мария легким кивком указала в сторону Ивана Кирилловича. Николай бросил полный любопытства взгляд в его сторону и признался: