Жить ради тебя

Пролог

Давно скрывшееся солнце уже не бросало свои багряные лучи на кончики елей и сосен. Уже не отражалось, словно играя с маленькой рябью, в глади небольшого лесного озера. Не окрашивало причудливо светло-зеленую, местами уже пожухлую и коричневую траву на проталинах и не грело готовящуюся ко сну живность. Днем было еще по-летнему тепло, но вечером и особенно ночью ясно ощущалось приближение зимы. 

Была глубокая осень.

В лиственной части леса деревья уже покрылись благородным багрянцем, некоторые из них - уже потеряли часть своих листьев. Но здесь, около озера, было некое прибежище, где ничего, кроме, естественно, температуры воздуха, не изменилось. И Брендон откровенно наслаждался. 

Он не боялся ночной прохлады и до сих пор выбирался сюда со своим рюкзаком и палаткой. Дети и внуки до сих пор крутили у висков пальцем, пытались образумить, ссылались на возраст старика. 

Но для своих 65 Брендон чувствовал себя прекрасно, поэтому только отмалчивался и усмехался. Когда-то и они, еще малышня, почти со слезами на глазах умоляли взять его с ночевкой на озеро, но сейчас выросли. Вроде как поумнели и возмужали. И искренне недоумевали, почему старик до сих пор раз в неделю, как по расписанию, до самых зимних холодов, уходил на озеро почти на сутки. А иногда и больше. 

Его малышка, любимая Анна, верный друг, товарищ и супруга, всегда была его компаньоном в этом его увлечении. Точнее говоря - именно она и увлекла его рыбалкой и ночными посиделками. 

Вот только она давно почила, его малышка, чуть-чуть не дожила до рождения первого внука. Рак, черт его возьми. Проклятый рак сожрал ее изнутри, сначала незаметно, а потом необыкновенно быстро и неумолимо. Он был вполне молод, и мог бы, наверное, жениться вновь. Дети даже пытались свести его то с одной, то с другой вроде милой и симпатичной женщиной, но Брендон был верен своей малышке. 

И этими своими походами в какой-то мере воздавал ей дань памяти. 

Да и дураком он не был. Палатка у него была добротная, трехслойная. Под теплыми штанами было термобелье, под бушлатом - шерстяной свитер с высоким горлом. На голове смешная вязаная шапочка с “ушками” - подарок одной из невесток. Но шапочка была удобной и теплой, и потому Брендон носил ее с удовольствием. 

Отличными были и его походные ботинки на толстой подошве и рыболовные сапоги, которым пошел уже второй десяток. Ни дырочки, ни трещинки, они верой и правдой служили ему. Конечно, без должного ухода, на который не скупился на время Брендон, они бы давно пришли в негодность. Но мужчина всегда был крайне аккуратен и внимателен к вещам, в отличие от членов своей семьи - отложило свой отпечаток бедное, почти нищее детство и юность без каких-либо излишеств. Сейчас молодежь (а молодежью он считал даже тех, кто был младше его всего на десять лет) совершенно не ценит свою безбедную жизнь, считая треснувший экран телефон или разбитую фару автомобиля невероятным горем. Горе? Какое же это горе? Горе - это смерть ребенка от болезни, ведь на лекарства нет денег. Горе - это уход любимых, тяжелый недуг и голод. А все остальное, долго ли да охочи, можно и подлатать.

Здесь, на лесном озере в каких-то двух киломентрах от его домишка, было очень хорошо и уютно. Здесь толком никого не бывало, особенно по осени - рыбы было мало. Зато живописные места по весне привлекали редких молодых путешествующих фотографов. Слывший здесь старожилом, Брендон с удовольствием составлял компанию этим задорным и легким на подъем молодым людям - показывал потаенные местечки и тропки, проталины и полянки, особенно старые деревья и так называемые “ведьмины круги” - таинственное скопление камней идеальных окружностей. 

Но по осени здесь было пустынно. Но старику одиноко не было. Он искренне наслаждался тишиной леса, которая на деле никогда не была таковой - деловитое стрекотание насекомых и птиц, шубуршание готовящихся к зимовке зверей всегда наполняли лесной массив. Брендон не боялся этих звуков - слишком давно он уже их знал и с легкостью различал каждый стук, хруст и треск. 

Он сидел на своем походном топчане, крепко держа в руках удочку и сонно прикрыв глаза, когда совершенно незнакомый и странный звук ворвался в привычную музыку леса. Услышанный им треск был похож на звуки электрических разрядов. Негромких таких, но необычных.  Звучали они неестественно, поэтому Брендон настороженно навострил уши, совсем по-звериному поведя головой в сторону. По правой стороне в 5-6 метрах от берега он заметил из-за кустов какое-то поблескивание -  серебристое, с голубыми вкраплениями, это свечение тоже было странным и необычным, но страха Брендон не ощутил. Ни в пришельцев, ни в теорию заговоров, ни в какие-либо тайные лаборатории на территории штата он не верил, а вот от любопытства страдал.  Поэтому,  поднявшись на ноги, он медленно и осторожно направился к источнику света. Галька  берега мягко похрустывала под сапогами,  и этот звук немного раздражал - он словно мог выдать его местоположение перед неким невидимым врагом. Хотя... Враг? Да о каком враге может идти речь здесь? Это же северный штат. Единственными врагами здесь для людей были звери, холод, собственная глупость и неосторожность. Последнее точно было не про Брендона, и он продолжал идти вперёд, чтобы удовлетворить своё любопытство. 

Подойдя к густым кустам можжевельника и малины, он аккуратно раздвинул ветви.  Его глаза почти ослепил холодный голубой цвет, волнообразными лучами исходящий от непонятного предмета овальной формы в полметра шириной и два высотой.  От удивления у старика непроизвольно распахнулся рот, и он неверящим  взором уставился в странный объект, пытаясь дать ему хоть какой-нибудь определение. Если бы Брендон являлся любителем фантастики, он бы сказал, что "это" было похоже на межпространственный портал. Но ведь он не в книге!  И уж точно не на сеансе модных нынче фантастических фильмов... 

1

Сегодня всё валилось из рук Мирабель.  В голове стояла странная дымка,  в теле была слабость,  глаза то и дело заволакивала пелена.  Нет, её глаза были сухие, плакать ей не хотелось, как то случалось первые месяцы её пребывания в этом странном и почти незнакомом для неё мире.  Первое время она всему удивлялась, если не сказать -  ужасалась.  Но вскоре она поняла, что именно здесь, на Земле, нашла прекрасного её родная сестра Габриэль. Этот мир был огромным, и в своё время Габриэль жила не здесь, в стране под названием Соединенные Штаты,  не здесь она встретила мужчину, от которого и родила свое дитя. За годы, проведенные здесь, Мирабель привыкла называть девочку не племянницей, а своей дочерью.  В этом маленьком городке, находящемся  в самом северном штате этой страны,  она стала известна,  как дальняя родственница Брендона Смолла - милого старичка,  еще сильного и крепкого не по летам, к которому переехала после смерти своего мужа.  Эту историю выдумал для неё сам Брендон.  И если жители этого малочисленного поселения спокойно отнеслись к её появлению, то многочисленные родственники мужчины ожидаемо восприняли её в штыки.  Брендон быстро поставил их на место - всё-таки и его дети, и его внуки уже давно выросли,  давно упорхнули из отчего дома,  кто-то жил уже в этом городе, кто-то в соседнем,  более крупном. 

- Она будет мне отрадой на закате моей жизни, -  упрямо и  сердито сверкая глазами, заявлял он, -  Она и её малютка.  А вы возвращаетесь к себе домой и там наводите свои порядки. 

Мирабель чувствовала бесконечную благодарность к своему спасителю. Он и правда стал для неё самым настоящим Спасителем.  Что бы случилось с ней, если бы его не оказалось рядом в тот вечер, когда она,  собственноручно  лишив себя крыльев,  не прошла через портал в этот мир,  всегда отрезав себя от родного дома, где она родилась, где она верно служила своему господину и где она лишилась своего самого родного и близкого существа -  своей сестры Габриэль?

Её, самую прекрасную на свете ангелицу Габриэль, казнили на Главной площади за то,  то что она, верховный ангел, обладательница трех пар сияющих белоснежных крыльев, сошлась со смертным мужчиной с Земли и, более того,  понесла от него ребенка-полукровку. 

Та же участь ждала и младенца.  Но Мирабель,  всегда такая спокойная, миролюбивая и прилежная,  не смогла смириться с решением своего господина.  Она украла свою племянницу и, вероятно, трусливо сбежала.

Это было больно - резать себе крылья. Но это был единственный шанс - сбить ищеек господина с её следа.  Магия, исходящая от них,  ясным и четким запахом повела бы ангелов за собой. Да, она рисковала лишиться вместе с крыльями и магии,  но то была малая плата за их с малышкой спасение.

Магия осталось. Но не связанная теперь с Мировым Древом, она уменьшалась каждый раз, когда Мирабель обращалась к ней. Возможно,  отсюда и иногда накатывающая на неё слабость, и туман в глазах -  тело, привыкшее к силе с самого рождения, лишаясь её, слабело. 

И потому сегодня, в этот прелестный весенний, немного прохладный день, молодая женщина, вместо того чтобы заняться небольшим огородом на заднем дворе, сидела на скамеечке, зябко закутавшись в плед, и внимательно следила за играющей Габриэль. 

Да, она дала племяннице имя ее матери. Вообще-то у нее было двойное имя - Мария-Габриэль, и чаще всего они  Брендом звали ее по первому имени. Но с каждым годом юная полукровка все больше и больше напоминала Мирабель свою мать - не помнящая ее, искренне считавшая Мирабель своей матерью, она не только пошла внешностью в казненную ангелицу - Мирабель узнавала и особые движения руками, и манеру по-птичьи вскидывать подбородок, упрямо взирая на стоявшего перед ней, словно тот отвлек ее от каких-то поистине королевских важных дел. Она даже говорила иногда такое, что Мирабель слышала от сестры в детстве, и тогда ей хотелось убежать в свою спальню и расплакаться, насколько сильно тоска по сестре охватывала ее. И тогда именно это имя - Габриэль - срывалось с ее уст и она чувствовала, будто умирает. 

А ведь Мирабель и правда хотела умереть. Убедившись в том, что спавший ее старик по имени Брендон Смолл искренне желает помочь им с малышкой и взять на себя обязанность как следует позаботиться о них, она позволила проникнуть в голову порочной мысли свести счеты с жизнью. Мужчина бы позаботился о крошке, как о собственной дочке или внучке. А она бы была свободна. 

Не лишившись крыльев, она бы переродилась. Ангелы не умирают в том понимании, как умирают люди земли, - они вынуждены перерождаться снова и снова, чтобы служить своему господину. Не всегда память о прошлых жизнях сохраняется с ними, но кое-что все равно нет-нет, а проскальзывает. 

Но Мирабель собственноручно отрезала их. И теперь смерть принесла бы ей долгожданное и полное забвение. Раньше бы это ее устрашило. Но не теперь, когда она каждый день словно ведет внутреннюю борьбу с невероятно сильными и черными силами. 

Мирабель удержалась. Не поддалась соблазну. Во многом благодаря старику Брендону. Этот мужчина заражал своим неуемным оптимизмом и весельем. Он мгновенно стал заботливым дедушкой для Марии-Габриэль, с невероятным профессионализмом стал обучать незнакомому для Мирабель искусству уходу за детьми. 

Он научил ее жить по правилам смертных людей. Научил работать, делать элементарные, но такие странные для нее вещи - готовить, стирать, убираться в доме, ездить на почту и в магазин за продуктами, общаться с людьми, болтать с ними о погоде и огороде, который был у каждой уважающей себя хозяйки. 

2

- Мамочка! Посмотри, какая я красивая! - без конца повторяла Габи, крутясь вокруг собственной оси напротив большого, в пол, зеркала в спальне. 

Девочка была сама на себя не похожа от переполняющего ее восторга. 

- Да, ты самая красивая на свете девочка, - неизвестно, в который раз, говорила Мирабель, но нисколько от этого не уставая. Она полностью разделяла счастье Габи, которая собиралась впервые пойти в школу, чтобы начать для себя новый этап своей жизни. 

Вот только-только, казалось была весна. Лето в этих краях проносилось быстро, почти молниеносно. Осень уже давно вступила в свои права, окрасив золотом и багрянцем деревья и местные леса. Цветы все еще радовали взгляд буйством красок и пышностью шапок своих соцветий, но ветер уже приносил северный холод, а по утрам тонкий слоя инея схватывал траву и листья, почти мгновенно тая на солнышке и превращаясь в ослепительную, похожую на россыпь бриллиантов, росу. 

Они с дочкой постарались на славу. Вся одежка на ней была совершенно новенькой и куплена за баснословные деньги. Но Брендон не скупился - он тоже хотел, чтобы у его названной внучки было все самое лучшее. Сияющая белизной блузочка с кружевным воротничком и рукавами прелестно оттеняли смуглую кожу девочки и подчеркивали ее черные волосы и удивительной красоты глаза. Красный, в синюю клеточку, сарафан сидел на ее высокой стройной фигурке идеально, темно-синие колготки плотно облегали точеные ножки, а черные туфельки на небольшом каблучке только дополняли образ прилежной ученицы. За лето ее волосы отросли и лежали на плечах мягкой волной - по бокам Мирабель украсила их двумя аккуратными яркими заколками. На левой руке - электронные часики с крышечкой, за спиной - большой и новенький портфель с тетрадками и пеналом. Свой рюкзак Габи сложила сама - необыкновенно старательно и сосредоточенно. Девочка определенно поставила себе цель стать самой лучшей ученицей если не школы, то класса точно. Она уже умела читать, отлично считала, но настоящей ее страстью было рисование. Именно поэтому Мирабель к началу учебного года сделала ей особый подарок, который вручила дочке накануне - просто огромный набор юного художника - карандаши, фломастеры и мелки всевозможных типов и цветов, уложенных в специальный чемоданчик, который также имел отделение для альбома и который, благодаря специальной подставке, мог легко превратиться в походный мольберт. Такого набора в местных магазинах не было - она заказала его через интернет и даже боялась, что его не успеют доставить вовремя. Но, слава небесам, подарок подоспел четко к сроку, и радости девочки не было предела. Получив подарок, она долго восторгалась, обнимала и целовала свою маму, что не было ей свойственно и шумно выражала свое счастье. А перед сном даже вязала чемоданчик с собой в постель, не силясь расстаться с ним даже на минуту. 

В школу, конечно, она его с собой не взяла, ревниво страшась чрезмерного внимания к своему сокровищу со стороны других детей. И этому решению Мирабель была крайне довольна. Не то, чтобы ей было жалко, просто будет действительно грустно, если Габи расстроится, когда любопытные детишки растащат чудесные карандаши-фломастеры “на сувениры”. 

В их городке школа была всего одна, и детей в ней было немного - все-таки и сам городок был маленьким. В новом классе насчитывалось всего 13 ребятишек и это считалось довольно-таки большим набором. Обычно количество учеников не превышало 9-10 человек. Но это не умоляло той торжественности, которой обычно сопровождалось начало нового учебного года. 

Был и еще один повод для особенно настроения - летом из города уехала старая миссис Мур, одна из учительниц, преподававшая у маленьких ребят. Сославшись на возраст и здоровье, она, доучив свой класс, уехала к дочери и ее мужу в Сан-Франциско. На ее замену отправили нового учителя - по слухам, молодого и очень симпатичного. Разумеется, Мирабель это мало интересовало - но общая возбужденность, охватившая молодых мамаш (особенно незамужних), частично передалось и ей. Это даже в некоторой степени порадовало ее - значит, постепенно она, падший и отверженный ангел, совершенно чужая в этом мире, все-таки становится его частью. Все же ее тяготили эти отличия местных женщин от нее - она то и дело испытывала смущение и неудовольствие от собственности непонятливости и твердолобости, как выражался Брендон. 

На этот раз она с легкостью затерялась среди возбужденных мам, по такому случаю тоже принарядившихся и то и дело поправлявщих свои прически. 

Но это сама Мирабель считала, что затерялась. 

На деле она выделялась на их фоне, как выделяется белоснежная роза, неизвестно по какой причине выросшая на клумбе среди анемонов или портулака. Скромное шерстяное платье нежного бежевого цвета было ей немного большеватым - к осени она сбросила несколько килограмм. Но это нисколько ее не испортило - платье лишь подчеркивало ее стройную, по-девичьи скроенную изящную фигурку с прямой, как у принцессы, спиной, тонкую талию и небольшую упругую грудь. Длинную белую шею, не прикрытую воротом, венчала головка с лицом нежным и одухотворенным. В отличие от дочери, она обладала бледной кожей, смотрящейся, однако, не болезненно, а как-то… благородно, что ли. Ее огромные светло-карие глаза, пухлые ярко-красные губы, не тронутые помадой и длинные пышные ресницы, загибающиеся кверху, делали девушку невероятно похожей на куклу. Еще большее сходство с ней Мирабель придавали ее длинные пышные волосы, доходящие почти до поясницы.. Сейчас они были заплетены в косы и убраны в незамысловатую прическу. Но даже так, заплетенные, они не потеряли своего объема и не могли не вызывать восхищения. Они были гладкими, ухоженными и сияющими. Их цвет было очень трудно сравнить с чем-либо, насколько светлыми, почти белыми они были. И словно сияли и создавали невероятный, практически священный ореол вокруг ее головы.