6:30.
«Дзы-ы-ы-ынь. Дзы-ы-ы-ынь. Дзы-ы-ы-ынь…» Звонок будильника выводит меня из непродолжительного сна.
Я ещё жив. Сажусь на кровати. Ярко светит луна.
Сёстры спят. У нас одна небольшая комната на троих. Моя кровать стоит слева от входа, напротив — Дашина, а Машина — справа у окна. У каждого есть небольшая тумбочка для одежды, на которую мы складываем учебники. Между постелями девочек стоит высокий деревянный стол с отломанным углом.
Я спускаю ноги на холодный пол, застеленный красным потемневшим ковром с бело-чёрным узором. За окном метель. Ветер сгибает тоненькую берёзку. В голове пустота. Хочется лечь и не двигаться.
После нескольких попыток мне всё таки удаётся встать. В темноте прохожу через спальню мамы и брата, столовую и оказываюсь в маленькой ванной комнате. Нащупываю выключатель; белый свет ослепляет и не даёт полностью открыть глаза. Подхожу к раковине, над которой висит круглое зеркало в оранжевой рамке. В этом грязном стекле я вижу бледное лицо с мешками под карими глазами, растрёпанные чёрные волосы и искусанные губы с выступающей засохшей кровью.
Я умываюсь холодной водой и иду обратно. Из своей тумбочки достаю чёрные джинсы и такую же толстовку. Это и белая рубашка — единственная приличная одежда, которая у меня есть. Одеваюсь и скидываю какие-то учебники в портфель. Каждое движение даётся мне с трудом.
Ничего не хочу.
На автомате беру верхнюю одежду из шкафа в столовой и возвращаюсь в комнату. Взгляд падает на новую пачку успокоительного на тумбочке. Я сажусь на кровать, кладу куртку рядом. Достаю пластины из коробочки и вытаскиваю все таблетки. В темноте они едва различимы. Привычным движением закидываю небольшую горку в рот.
Теперь можно идти в школу.
Я, как обычно, прихожу раньше всех. Беру ключ в учительской и открываю класс. Сажусь на своё место: первый ряд от окна, вторая парта, второй вариант. В кабинете всё ещё темно. Прижимаюсь лбом к сложенным на столе рукам.
Как же я хочу умереть…
Уже на первом уроке голова начинает кружиться, а к горлу подступает тошнота. Слова учителя я слышу, как в туннеле. Всё становится размытым. Из последних сил стараюсь держать глаза открытыми. Получается плохо.
Я слышу голос соседа по парте, но не могу ничего разобрать. Меня куда-то ведут. Тошнота усиливается. Лицо обдаёт холодным воздухом. Я на улице. Ещё два шага и меня выворачивает. Одноклассник не удерживает меня, и я падаю на колени, упёршись руками в снег.
– Ты в порядке? - голос раздаётся справа.
В ушах гудит, слабость окутывает каждую клеточку моего тела. Я встаю и почти падаю, но он успевает схватить меня за руку.
Прихожу в себя, сидя на качелях в сквере.
Не повезло. Я безэмоционально смотрю на свои покрасневшие руки. Только сейчас замечаю на себе свою куртку.
– Ты как?
Поворачиваю голову влево. Отмечаю, что лицо моего «спасителя» усеяно веснушками. Даже имени его не помню.
Он пристально смотрит на меня. Я достаю телефон из кармана джинсов. Время: 16:03. Встаю и, едва переставляя ноги, плетусь в сторону дома.
Как только я захожу в дом, ко мне подбегает Даша.
– Ты не поверишь, что тут было!
– Давай потом.
Не хочу никого ни видеть, ни слышать.
– Подожди, дай расскажу!
Ей уже одиннадцать, а ведёт себя, как пятилетний ребёнок.
– Я пришла домой, а тут мама с дядей Серёжей ругались. - Ничего удивительного. - Она кричала: «Мне вздохнуть без разрешения нельзя! Ты всех друзей от меня отогнал! Я работаю тут, как прислуга, а ты лежишь круглыми сутками на диване!» А он на неё замахнулся. - Необычно. Раньше до такого не доходило. - Маша из нашей комнаты выбежала, встала перед мамой и заорала: «Только попробуй! Ты всех здесь уже достал! Вали отсюда!» Артём заплакал, я стала его успокаивать. Дядя Серёжа сказал: «Посмотрим, как вы без меня проживёте. На коленях ко мне приползёте!» Собрал вещи и уехал.
Всё также отстранённо смотрю на Дашу. Я ничего не чувствую.
Из кухни я прохожу в столовую, где за белым обеденным столом сидят мама и Маша. Они очень похожи друг на друга: русые волосы, полные губы, нос с горбинкой, брови домиком, карие глаза, только у сестры темнее. Даша садится рядом с сестрой. С виду не скажешь, что девочки близкие родственницы. Даша, как и я, больше похожа на отца: чёрные волосы, плавные черты лица, аккуратный нос. Схожи они только высоким ростом, несмотря на то, что Маша старше на два года. Обе полные. В нашей семье худой только я, но это скорее всего из-за полного отсутствия чувства голода.
Кстати, надо поесть. Хотя… зачем?
– Ну что, сынок. У нас начинается новая жизнь.
– Максимум месяц. Ты его простишь, и он вернётся, - я в этом не сомневаюсь. Мама слишком слабохарактерная.
Она кривится и раздражённо смотрит на меня:
– Нет.
– Да.
– Увидишь.
Я прекращаю этот бессмысленный спор.
- Кто-то щенков отдаёт. - Мама заходит без стука в теперь уже мою комнату, которая раньше принадлежала отчиму.
Я делаю домашнюю работу за столом.
- Ты вовремя, как всегда, - кладу ручку на учебник и поворачиваюсь к ней лицом. - Хочешь взять щенка?
- Если хочешь, сходи и возьми одного.
Мои глаза округляются, а брови поднимаются вверх. Так вроде бы делают люди, когда удивляются.
- Ты же говорила, что не хочешь заводить собак.
- Не хочешь - не иди, - она развернулась и вышла из комнаты.
- Скажи адрес.
- Улица Фрунзе дом 47 квартира 2, - кричит из столовой.
- Где это?
- Километров за семь отсюда. Сам ищи.
Время: 12:11. Пойду сейчас. Скоро начнут собираться гости на день рождения мамы. Как раз пропущу этот пир лицемерия.
Забиваю адрес в поисковик. Этот дом и вправду очень далеко, на окраине города. Туда идти часа два-три. Всё равно куда, лишь бы уйти.
Я одеваюсь, беру с собой большой рюкзак и старое банное полотенце и выхожу на кухню. Мама, тётя и первая гостья готовят салаты, кое-как помещаясь в этой маленькой узкой комнатке.
- Может двух возьмём? - вырывается у меня.
- Каких двух!?- наигранно удивлённый тон и такой же вид.
Скорее всего не получится, но попытаться можно.
- Девочку и мальчика, чтобы им не одиноко было.
- Ладно.
- Что? Серьёзно? - я пытаюсь придать голосу хоть какую-то живую интонацию, но получается только повышать тон там, где в теории это нужно делать.
- Иди, пока я не передумала.
Молча ухожу. Мороз тут же пробирает до костей. Смотрю в телефон и иду по намеченному маршруту. Знакомые места заканчиваются. Я решаю сверить улицы на карте и там, где сейчас нахожусь. На домах только номера. Прохожу одно строение, второе, третье...
Вот она: белая табличка с чёрными буквами «ул. Пушкина». Так, а на карте... улица Мира. Как так получилось? Я ведь шёл по маршруту.
Я стою один на заснеженной дороге среди одинаковых перекрёстков. Улицы будто сплетены в паутину.
Руки покраснели, пальцы едва сгибаются. И где я сейчас? Выдыхаю и оглядываюсь ещё раз. Сам я дорогу не найду, ещё и потеряюсь. Спросить дорогу в группе класса? Но я с ними почти не общаюсь. Не думаю, что они мне помогут.
Я убираю телефон в карман и иду вперёд. Ещё минут двадцать брожу в поисках нужной улицы, пока не осознаю, что заблудился окончательно.
Просто напишу.
-Кто-нибудь знает, где Фрунзе 47?
Уже через минуту получаю ответ:
-Я знаю. Где ты сейчас?
Вова... Раньше с ним ни разу не говорил. Оглядываю дома вокруг в поисках адреса. Дрожащими, заледеневшими пальцами я едва попадаю по буквам.
-На Лермонтова 12.
-Скинь свой номер. Я позвоню.
Я стою в смятении и нерешительности несколько секунд, после чего отправляю номер телефона.
Он звонит почти сразу.
- Алло. Паша?
- Да.
Около часа под руководством одноклассника я брожу по улицам.
- Нашёл. Спасибо.
- Пожалуйста. Пока.
Я подхожу к большому богатому дому, стучу в окно и жду. Переминаясь с ноги на ногу, растираю руки, чтобы хоть как-то согреться. Проходит пять минут, но никто не выходит. Я стучу ещё, на этот раз громче и дольше.
Ветер обжигает лицо. В пяти метрах от меня растёт камыш, погнутый ветром. Возле него большая вытянутая куча из веток, почти не тронутая снегом.
- Здравствуйте. Вы за щенком?
Оборачиваюсь на голос. Передо мной стоит худой мужчина среднего роста в лёгкой тёмно-синей куртке и без шапки.
- Да.
Он направляется к камышу, я иду за ним. Неподалёку замечаю большую собаку пшеничного цвета. Она останавливается посередине дороги, не сводит с нас глаз. Мужчина садится на корточки возле кучи и достаёт из кармана хлеб.
- Идите сюда.
Я делаю несколько шагов назад, чтобы не отпугнуть щенков. Впервые вижу такой домик для собак. На зов сразу выбегает толпа толстых щенков соломенного цвета. На вид им не меньше трёх месяцев.
- Вам кого?
- Девочку и мальчика.
Он берёт из толпы тёмно-серого и подходит ко мне.
- Это девочка.
Я достаю полотенце и стелю его на дно рюкзака. Мужчина садит в получившуюся переноску щенка. Она вся дрожит.
- А вот с мальчиком проблемы, - он ещё раз оглядывает щенков, уперев руки в бока. - Их в первую очередь разбирают. Остались только двое. Этого - указывает пальцем на чёрного щенка с белыми и коричневыми пятнами на грудке, - уже забирают. А второй почему-то не выходит.
Возвращается к куче веток и снова зовёт малышей. Больше никто не выходит. Идёт домой за миской с едой. Зовёт. Никого. Опять зовёт. Всё это продолжается на протяжении сорока минут.
Я окончательно замерзаю. Девочка в моих руках начинает вырываться. Темнеет, небо заливается алыми красками. Становится холоднее.
- Может, я в другой раз зайду?
Мужчина уже сам залез в эту кучу.
- Нет, нет. Сейчас, почти достал... Вот он!
Через минуту выползает из веток с неестественно оранжевым щенком на руках. Сажает его в портфель.
- Спасибо. Всего хорошего.
Идёт снег. Стараюсь идти быстро, чтобы щенки не сильно замёрзли. Не стоит к ним привязываться: когда-нибудь эти крохи исчезнут. Всю дорогу домой я разговариваю с малышами. Всё-таки они не заслуживают холодного отношения.
Захожу в дом вместе с щенками. На кухне стоит мама. В столовой очень шумно, за столом сидят гости.
- Смотри. Серая - девочка, рыжий - мальчик.
- Почему они такие большие?
Я молчу несколько секунд, не понимая, какого ответа она ждёт.
- Как мы их назовём?
- Девочка точно будет Радой.
- А мальчик - Тэрри. Куда их?
- Неси пока в сарай.
Выхожу на улицу, включая свет. Уже совсем стемнело, ярко светят звёзды. Появление этих щенков - единственное хорошее событие за последние годы.
Как я и предполагал, жизнь стала не на много лучше.
Стоило мне только привыкнуть к более-менее спокойной жизни, как мама, наплевав на все свои обещания, в начале лета притащила нового мужика.
С того момента, как дядя Серёжа съехал, она начала отрываться. Неделями бухала где-то, иногда устраивала пьянки у нас дома.
Медленно выдыхаю, пытаясь успокоиться.
Я ничего не решаю. В моей школе не открывают 10 класс, и мне приходится перевестись в другую. Мама привела в дом этого Игоря, не спросив никого, Артёма подселили ко мне, также не поинтересовавшись моим мнением. Теперь в нашем доме за наш счёт живёт какой-то мужик и пытается устанавливать свои правила.
А сейчас мама сообщает, что беременна! Четыре месяца! Двойней! Пятым и шестым ребёнком! Ни она, ни её «любимый» не работают. Мы едва сводим концы с концами, живя на пособия, у неё три кредита, и в этих условиях она решает ещё рожать! Они даже не собираются устраиваться на работу!
Я кидаю очередной камень в болото на окраине города и сажусь на корточки на берегу, закрыв лицо руками.
Почему я должен это терпеть?...
Я убираю руки от лица и смотрю на водную рябь. Хватит с меня. Доведу до конца то, что начал. Пятого октября мама и Игорь уезжают в другой город на обследование к гинекологу. В этот день я покончу с этими страданиями.
Всё идёт лучше, чем я предполагал. Артёма и Дашу увезли в деревню к бабушке и дедушке, мама и Игорь уехали, а Маша мне не помешает.
Первое, что нужно сделать, - убраться. Суицидники, о которых я слышал, чаще всего так делали. У меня небольшая комната, так что я быстро закончу.
Наши с Артёмом кровати стоят на расстоянии меньше метра друг от друга. Маленький шкафчик для одежды, компьютерный стол, кресло и навесной шкаф от кухонного гарнитура - вся моя мебель. Всё стоит почти впритык.
Влажной тряпкой провожу по столу. Я делаю это в последний раз.
На глазах невольно появляются слёзы, но я всё также ничего не чувствую. Откуда они?...
Я заканчиваю влажную уборку и пылесошу.
В груди поднимается давно забытое чувство - это предистерика. С каждым моим действием оно становится сильнее. Но почему?...
Взглядом натыкаюсь на горизонтальную полоску на тыльной стороне кисти. Это мой первый шрам. Тогда все проблемы навалились разом: отчим, избивающий сестёр и терроризирующий меня, постоянные ссоры с мамой, переходный возраст и первая любовь, которая оказалась не взаимной... Мне было тринадцать лет. В истерике схватил канцелярский нож и с неожиданной силой провёл им по левой кисти. Тогда впервые ощутил облегчение от физической боли. Я не давал этому порезу заживать больше полугода. Каждый день проводил лезвием по одному и тому же месту.
На тот момент я уже был в депрессии.
Иду прощаться с моими четвероногими друзьями. Около получаса играю с ними, не в силах расстаться с этими комочками счастья. Их оставлять тяжелее всего. Надеюсь, о них будут хорошо заботиться. Напоследок машу им рукой, пытаясь подавить рыдания:
- Тэрри, Рада, - ухожу, не оборачиваясь.
Дверь в комнату захлопывается. Я стою, потупив взгляд. Оглушает мёртвая тишина, прерываемая размеренным стуком часов : «Тик. Тик. Тик...»
Закрываю дверь на шпингалет.
Итак, всё готово. Из шкафчика для одежды достаю две пачки по пятьдесят таблеток валерьянки и новый канцелярский нож.
День сегодня солнечный и тёплый, ветра почти нет.
Сажусь на кровать, прижимаясь спиной к спинке. Аккуратно разрываю одну коробочку из-под лекарства так, чтобы получился прямоугольник, и кладу её на колени. Вынимаю жёлтые таблетки из пластинок и складываю их на кусок картона.
Из глаз катятся слёзы. Я не обращаю на них внимания.
Закончив, разглядываю получившуюся горку. Медленно ссыпаю её в рот и проглатываю. Немного морщусь от неприятного вкуса.
Ещё немного и всё закончится.
Беру канцелярский нож, лежащий рядом. Выдвигаю лезвие и осматриваю его в свете солнца. Подношу остриё к коже. Руки трясутся, слёзы скатываются по подбородку. Я зажмуриваюсь и провожу косую линию.
- Акх!... - вырывается сдавленный крик.
Окидываю нож в сторону и сильнее вжимаюсь в спинку кровати. Глаза становятся сухими.
Какое-то время смотрю в окно, затем перевожу взгляд на кровать. Сколько раз я плакал на этой кровати, лежал и смотрел в одну точку, не в силах встать, засыпал с надеждой не проснуться?... Я надеялся, что мне кто-нибудь поможет, что появится человек, который вытащит меня из этой ямы, но этого так и не случилось...
Мои сверстники жизнерадостные и амбициозные, у них любящая семья и беззаботные школьные будни. Их самая большая проблема - экзамены. Почему у меня не так? Что со мной не так?... Почему люди вообще хотят жить? Зачем? Им так нравится страдать? Почему цепляются за этот мир? Что в нём ценного?...
Мысли начинают путаться, я ощущаю сильную слабость.
Интересно, как бы я думал, если бы был обычным подростком? У меня бы тоже были хобби, друзья и мечты? Я бы радовался и был я счастливым? Не думаю, что такие чувства вообще существуют. Я бы также как все заводил одноразовые отношения ради новой порции боли? Ухмыляюсь своим мыслям. Сложно такое представить.
Совсем скоро этот кошмар закончится.
Пальцы левой руки онемели. Я перевожу взгляд на разрезанную руку. Она покрыта кровью, вокруг образовалась лужица.
По спине пробегает холодок. Сердце быстро бьётся. Меня пронзает страх. Я вскакиваю с кровати. Голова кружится. Перед глазами всё темнеет.
Хватаясь за всё, что попадает под руку, и еле переставляя ноги, добираюсь до ванной.
Тринадцать минут спустя.
Что это было?... Я так за свою жизнь испугался?
Стою перед окном. Страх отступает, оставляя после себя привычную пустоту.
Я... хочу жить?
Удушающие слёзы вернулись с новой силой. Боль сдавливает грудь.
- Зачем? - мой тихий шёпот разносится по комнате. - Жизнь - это одно большое страдание. Существование человечества и всего этого мира бессмысленны. Рано или поздно всё исчезнет, и ничего уже не будет иметь значения. Тогда зачем стараться, что-то делать?...
После приступа истерики приходит полное безразличие. Я всё также стою, наверное, уже больше часа, опустив голову.
Если в глубине души я хочу жить, то однажды это желание станет сильнее, и я смогу жить как обычные люди. Но этого может и не случиться... До тридцати лет. Я буду жить до тридцати лет без попыток суицида и не буду вредить себе. Если до этого возраста не выйду из депрессии и не найду смысл жизни, то убью себя.
Я касаюсь ладонью холодного стекла.
Никто не поможет.
Я просматриваю сотни сайтов и видео про избавление от депрессии и примерно понимаю, что нужно делать.
1) Определить причину. Если Вы не можете понять, когда это началось, то вспомните всю свою жизнь с рождения до этого момента.
Я сижу на кровати и смотрю перед собой, пытаясь сконцентрироваться на воспоминаниях. Не думал раньше о своей жизни...
- Я родился в бедной семье, в маленьком городке. - начинаю шёпотом, предварительно заперев дверь. - Маме было шестнадцать лет, а папе тридцать. Через два года после меня родилась первая сестра Маша, ещё через два - Даша. Помню, как я спорил с папой, какое имя ей выбрать...
Отец пил и избивал маму, но нас никогда не трогал. Все хорошие воспоминания из детства связаны с ним: первый велосипед, наши игры, прогулки, на которых он носил меня на плечах. Папа говорил, что хочет отвести меня в первый класс, но не успел. Когда мне было шесть лет, он умер. Я не мог с этим смериться. Каждый день я плакал. Появились первые седые волосы.
А мама в это время в это время... - я впервые об этом задумываюсь,- ... устраивала свою личную жизнь. Она никогда не успокаивала меня и вообще не говорила со мной на эту тему. - с каждым воспоминанием я всё больше поражаюсь.
Два года я жил с кем попало, маму почти не видел. Потом она забрала всех своих детей домой и привела дядю Серёжу. Он был настолько большой, что закрывал своим телом широкий входной проём. Сейчас бывший отчим в этот проём пролезает только боком. Весит больше двухста килограмм.
Когда дядя Серёжа переехал к нам, начался самый настоящий ад. Мы жили, как рабы. Меня заставляли выполнять всю тяжёлую работу по дому: носить воду с колонки в любое время года, дрова в дом и баню, убирать, стирать, а позже - готовить. Как только Маша подросла, она стала такой же прислугой, как я.
За невыполненную или плохо выполненную работу, за драки и ссоры или просто потому что у него было плохое настроение, он бил сестёр ремнём на моих глазах. Загонял всех нас в комнату на свои кровати и начинал с Маши. Меня по непонятным причинам мама бить запретила, поэтому дядя Серёжа только размахивал вокруг меня руками, угрожал и орал.
Самого послушного и старательного он выделял: покупал вкусности, хвалил и ставил в пример остальным. Из-за этого мы с сёстрами стали отдаляться друг от друга, а Маша до сих пор меня ненавидит.
Из дома нас выпускали только в школу. Никаких прогулок и друзей.
В то же время я безумно скучал по папе. Каждый день доставал альбом с его фотографиями, рассматривал каждый снимок и плакал. Ложась спать, представлял, будто отец сидит рядом со мной на кровати, и рассказывал ему, как прошёл мой день.
Когда мне было десять, родился Артём. Всю заботу о нём скинули на меня. Я его одевал, кормил, укладывал спать, вставал ночью и сидел с ним, параллельно выполняя всю старую работу.
Каждый день я мечтал сбежать из дома. И делал это. Первый побег произошёл, когда мне было двенадцать. Убежать убежал, но город совсем не знал. Просто шёл, не зная куда. Скоро меня поймали и затолкали в машину. Конечно же, не обошлось без воплей о том, какая я неблагодарная свинья и как многие дети мечтают о такой жизни, как у меня. Попытки бегства повторялись несколько раз в неделю.
Как-то раз отчим орал после моего очередного побега. Я не выдержал и сказал ему:
- Ты вообще мне кто, чтобы орать?
Он около минуты смотрел на меня вытаращенными глазами. В это время в голове промелькнула тысяча сцен, как меня бьют. А потом завёлся снова:
- Я ТЕБЕ КТО!? ДА ТЫ ВООБЩЕ ОБОРЗЕЛ, ЩЕНОК!? - он схватил меня за руку и толкнул так, что я упал на пол.
Это был первый и пока последний раз, когда ко мне применили силу.
Я быстро встал и продолжил. Не помню, что отвечал тогда. Голова кружилась, перед глазами всё было размыто, ноги подкашивались. Чувствовал, что вот-вот потеряю сознание, но я выдержал. В итоге дядя Серёжа ушёл в свою комнату, хлопнув дверью, пообещав всё рассказать маме. После этого случая каждый раз отвечал ему и каждый раз при этом испытывал жуткий страх.
Через полгода я добился того, чего хотел: он прекратил избивать сестёр с условием, что оставлю его в покое. После этого не злил его специально, но и не молчал, если отчим начинал орать.
К тому времени Артёму исполнилось три года, и мы переехали в дом побольше. Мне, Маше и Даше пришлось перевестись в другую школу. В новом классе меня приняли хорошо. Там я встретил свою первую любовь. Влюбился в одноклассницу четырнадцатого февраля. Через три дня признался ей, но однозначного ответа не получил. То она говорила, что любит меня, то наоборот. Звала меня гулять и не приходила, целовалась с другими парнями при мне.
Тем временем дома продолжалась пассивно-агрессивная война.
В моём сознании появлялось всё больше навязчивых мыслей, таких как «я никому не нужен, меня никто не любит и не понимает, я ни на что не способен, в будущем меня ничего хорошего не ждёт, я останусь один навсегда, буду страдать всю жизнь, меня невозможно любить» и т.п.. Я каждый день вспоминал отца, размышляя, что бы было, если он был жив.
Тогда в моей жизни появились селфхарм и суицидальные мысли.
Полгода я страдал от неразделённой любви и понимания своей ненужности, пока в один прекрасный день не пришёл в себя. Гордость и здравомыслие вернула одна мысль: «Почему я позволяю с собой так обращаться?»
Следующий месяц прошёл в бесконечных попытках избавиться от этих чувств. И как только мне это удалось, в голове зазвенела новая мысль: «Зачем я живу?»
Разговор с самим собой был не долгий:
- Чтобы принести пользу людям.
- Зачем? Они всё равно все когда-нибудь умрут, а после смерти уже ничего не имеет значения. О тебе никто не вспомнит.
- Я могу оставить после себя то, что будет полезно на протяжении многих лет.
- Человечество рано или поздно вымрет. Ничто не вечно. К тому же, ты уверен, что сможешь создать нечто настолько важное? В мире множество людей, намного талантливее тебя. Думаешь, сможешь с ними тягаться?
Я как обычно собираюсь и иду в школу.
Отходя от дома, слышу скулёж собак. Поворачиваюсь и вижу, как Рада и Тэрри смотрят мне в след.
- Я скоро вернусь, - ещё раз машу им рукой.
По дороге мне попадается пара школьников. Они что-то оживлённо обсуждают и смеются.
У меня никогда не было друзей. В новом классе на меня почти не обращают внимания. Это то, чего я хочу. Просижу незаметно два годика, уеду и больше сюда не вернусь.
- Привет. Можно? - одноклассница кивает на свободное место рядом со мной.
Я пристально смотрю на неё, не сразу понимая, что она говорит со мной. В кабинете немного шумно.
- Да.
Худенькая девушка с круглым лицом и острым носом, крашенные чёрные волосы чуть ниже плеч. На ней белый свитер с оленем и чёрные брюки.
- Меня зовут Аниручак Катя.
- Павел Оков.
- Я знаю. Чем ты занимаешься?
- Тебе что-то нужно? - я сохраняю нейтральный тон, которым обычно говорю.
- Нет. Просто хочу узнать о тебе больше, - она смотрит на меня синими глазами. Я молчу. - У тебя есть хобби?
- Нет.
- На кого ты хочешь поступить?
- На специалиста по информационной безопасности.
Я уже год учу языки программирования и пишу код.
- Я в компьютерах не очень понимаю. Мой папа в этом разбирается.
Я занимаюсь этим, чтобы убить время. К тому же профессия программист мне подходит: минимум коммуникации с людьми и можно работать из дома.
Нужно что-то спросить.
- А ты на кого планируешь поступать?
- На графического дизайнера.
Звенит звонок на урок.
На следующей перемене она опять начинает со мной говорить:
- Экзамены усложнили. Теперь, чтобы сдать их, нужно заниматься с репетитором. У меня ещё будут вступительные испытания в ВУЗе. Надо будет сдать рисунок головы и живопись. Я сейчас хожу в художку. Мы там... Вот. А ещё я учусь играть на гитаре, - она мило улыбается. С ней легко. - Правда у меня пока плохо получается. Порвала вчера две струны. Заказала новые. Одни по-дороже, другие...
Катя такая активная и общительная. У неё много разных увлечений и забот о будущем. Как же я хочу, чтобы у меня тоже была эта повседневная рутина. Я хочу жить как она. Если жить, то полной жизнью. Нужно хотя бы попытаться.
Какой там третий шаг?
- Больно...
Колени подгибаются и я оказываюсь на полу. Вот на этом этапе раз за разом прекращались попытки побороть депрессию.
После безразличия все чувства кажутся болезненными. Вчера ощущения были такими же. А дальше будет хуже. Мне точно это нужно?...
Встаю и падаю на кровать. Лёжа на спине, рассматриваю пожелтевший потолок. Глубокий вдох. Выдох.
Я уже всё решил. Лучше не жить вообще, чем жить так. А раз уж запретил себе предпринимать попытки суицида, то остаётся только менять своё нынешнее положение.
Делаю ещё один глубокий вдох и закрываю глаза.
Это всё временные трудности. Они обязательно пройдут, потом всё будет хорошо.