Жизнь, страх и смерть в Тилморе.

Жизнь, страх и смерть в Тилморе.

Дверь таверны распахнулась, предоставив взорам посетителей высокого, худого мужчину. На нем был плащ с капюшоном, защитивший его от уже подходящего к концу дождя. Весь мокрый, усталый и с тяжелой походкой парень двинулся к барной стойке.

- Здрав будь, Гимел, подай усталому путнику темный корнуэльский эль, да овощной похлебки с парой ломтиков хлеба – снимая капюшон, показывал свое острое, утонченное лицо с небольшой бородкой и глубокими морщинами у острого носа путник. Старый друг сразу поймет все.

- Торнвальд, дружище! Не слыхивал, что ты вернулся с походов своих. Сейчас все налью и приду разговоры говорить – бегал впопыхах пухлый, с рыжими усами и бритым подбородком, хозяин таверны, стараясь поспевать за пожеланиями гостей.

- Не торопись, уважаемый – Торнвальд сложил плащ в свой походный рюкзак из меха и шкур. Обвел взглядом посетителей, убедившись, что сегодня тихий спокойный вечер четверга, и никто не затеял дурной, никому не нужной, драки, или еще каких злодейств. В дальнем углу, на небольшой сцене играли три барда, тихо, без напряжения, какую-то протяжную, до грусти милую песню о безответной любви служанки к своему господину. В этой песне в чудесной магии сочетались плавные, но все еще кричащие своей высотой ноты флейты, завораживающая, как будто отсылающая в лучшие сны, мелодия лютни, и, наконец, арфа, создающая мягкий и нежный фон с переходами на жестокую и суровую реальность. Торнвальд хорошо знал эту песню, любил ее, поэтому решил не скупится и подбросил монет музыкантам за ту магию, что они дарили посетителям сейчас.

- Ну, рассказывай, дружище, как с артефактами в этот раз? – ставил заказ на стойку бармен.

- Скорее плохо, чем хорошо, северяне не захотели ни помочь с последними гробницами, ни покупать то, что уже нашли. Поэтому, забрал себе, попробую у нас продать – уже приступил к трапезе Торнвальд. Он ел быстро с явным аппетитом после долгого голода, то и дело крошки да капли попадали на его голубоватую рубаху и черные лоскутные штаны.

- Мдаааа… Вам, охотникам на артефакты, и так всегда тяжело жилось, сейчас так вообще печаль какая-то…

- Да ничего, прорвемся, как всегда. Что за новости в нашем захолустье тут?

- В Тилморе, в целом, спокойно. Граф женится надумал на королевской дочке, подсиживает, падаль, нашего чудесного короля. Матушка твоя, как обычно, торгует на базаре, говорят, не бедствует, но и в богачки не спешит, как все в общем-то. Вчера гроза была, трясло весь город, мостовые залило, пару районов подтопило, говорят, несколько человек так испугались грома и молний, что в обморок упали. Пастух тут выдал, барана посеял, растяпа, весь город на уши поднял, обыскались. А баран-то в кустах схоронился, ждал, выжидал, травку щипал, как только уже засобиралось стадо домой, с пастухом-то, как выскочит напасть рогатая из кустов, как даст нашему пастуху прям в зад, тот змейкой до города убегал от эдакого пройдохи – смеялся бармен – о, чуть не забыл, по твоей части, когда гроза-то была, некоторым видение было, как говорят, что упадет с неба камень какой-то и будет что-то.

- Будет что?

- Пойди разбери ведунов этих, не верю я в видения, да судьбы. Есть жизнь и ее надо жить, а не экзотермикой всякой заниматься.

- Твоя правда, Гимел, но про камень с неба разузнаю. Ладно, давай по одной за здравие, да пойду к матушке.

- Ну, чтоб руки не дрожали! – Старые друзья выпили по кружке эля. С торжеством, виданным только давним приятелям по счастью и несчастью.

Торнвальд встал из-за стойки, жестом с улыбкой попрощался с барменом и направился к выходу. Вдруг резко потемнело, пред взором предстал Тилмор, город, в котором родился и вырос Торнвальд, началась гроза, молнии били в дома. Город горит, жители бегут, погибая от огня, завалов и дыма, кому повезло больше – от молний. Вспышка. Внезапно, все утихло, город лежал в руинах, вокруг не было ни души, даже звуки как будто забрали из этой Вселенной, лишь какой-то далекий расплывчатый силуэт пурпурного камня в синей огранке выдавал, что здесь что-то не чисто.

Торнвальд очнулся. Судя по суматохе, возникшей внезапно, все в таверне упали в обморок и видели одинаковое видение. Это значило одно, охотнику за артефактами нужно разобраться с этой неожиданностью. Камень нужно было найти, а дальше думать уничтожать его, или унести куда подальше, или может еще варианты какие возникнут, сначала нужно найти. По пути домой, Торнвальд видел странное голубоватое свечение за озером, это не простое зарево, или отблеск воды в грозу, там явно происходят «магичества волшебские» - как говорил Гимел. Матушка давно ждала сына дома с теплым приемом, объятьями и слезами радости, на которые способны только мамы. они поговорили о столь необычной для этих краев ситуации, обсудили новости. Торнвальд отдал маме артефакты, чтобы она продала их и заработала себе капитал, может получится купить лавку побольше? «Ой, сынок, не в лавке дело, дорогой, а в том, что людям побрякушки всякие новомодные подавай, а не реально ценные и важные в жизни вещи. С тех пор, как отец погиб, так и город как будто бездушным стал» - так всегда говорила мать, оправдывая свою бесконечную печаль. Отец был лесорубом и погиб от переутомления, пытаясь прокормить семью, когда мама сидела с маленьким Торнвальдом. Почему-то, она винила себя, хотя, очевидно, других вариантов не было.

Они долго сидели и беседовали обо всем на свете, сын успокаивал мать и старался подарить ей надежду на будущее. В конце концов оба отправились спать поздней ночью.

Утро было солнечным и приятным, как будто претендовало на звание лучшего утра этим летом. Капли росы ослепительной чистотой блестели на солнце, когда Торнвальд выходил из города в сторону вчерашнего свечения за озером. Легкий недосып еще сказывался, но наибольшее влияние оказывала тревога, вызванная вчерашним видением. Охотник за артефактами многое знал о них, но только самые могущественные и зловещие из существующих способны на такие эффекты. В любом случае, он должен был найти его. Также в голове проносились мысли о покойном отце, который свел себя в могилу, работая на графа Рейцига. Правитель Тилмора у большинства людей был на плохом счету, известный своей алчностью, тщеславием и бесполезным высокомерием. Отцу же было все равно, ему нужны были деньги, неважно придется ли работать неделями без выходных, или месяцами. «Нет ничего важнее вас – моих любимых» - говорил он – «мой сын и жена никогда не будут нуждаться в чем либо, даже если придется ради этого вырубить весь лес.» Глупости, конечно, отец любил природу, лес и животных, он бы не стал так с ними поступать. Но в этой благоговейно-сумасшедшей заботе рос Торнвальд, и рос тем еще сорванцом. Он часто вспоминал былые времена, игры с друзьями, как они выбили окно в лавке сапожника, когда кидались друг в друга камнями, как поцеловал Златку на крыше будучи уже юношей… Сейчас нужно сосредоточиться на работе.