Жнец и фокусник

Басня-пролог «Жнец и музыкантша»

Бродячей нищей музыкантше
Прибиться к цирку довелось.
Зевак прохожих зазывала:
“Приди послушать, добрый гость!

Сыграю я любую песню,
Касаясь струн твоей души.
Не поскупись на чай монету
Ты в мою шляпу положить.”

Сгущались сумерки, сияли
Повсюду рыжие огни.
Шатры цветастые стояли –
Кто хочешь, внутрь заходи.

Приблизился к артистке нищий,
Дал горсть серебряных монет.
И молвил глухо, словно шелест:
“Играй, рискни мой дух прочесть”.

Лаская струны у гитары,
Девица миловала слух.
Но незнакомец отмахнулся:
“Увы, не тронула мой дух”.

“Что ж”, – отвечала музыкантша, –
“Быть может, душу усладит
Одно из наших представлений,
Коль лицедейство не претит?

Глядите, небо затянуло,
И исхудал ваш балахон.
Под наш полог вас приглашаю,
Чего же мокнуть под дождем?”

Одетый в ветхую хламиду,
Таская за собой косу,
Побрел он прямиком к палаткам,
Желая изыскать досуг.

Чернело небо, ночь настала,
Вдруг воцарилась тишина.
Певица от игры устала
И отдыхать в шатер ушла.

Но что же это? Спят актеры
Кто как – кому и где пришлось.
Лежат и клоуны, не дышат.
Что здесь за колдовство стряслось?

Ища вокруг живые души,
Девица обошла шатры.
Но все ее друзья-артисты
Оцепенели и мертвы.

И косу лишь нашла у входа,
Что оборванец тот носил –
Стояла, лезвием сверкая,
А самого и след простыл.

От страха плакала бродяжка
И догадалась, почему
Не тронуть было его душу –
Жнецу она и ни к чему.

Чтоб схорониться от дурного,
Чтоб уберечься перед злом,
Коль встретишь странника чудного,
Не стоит приглашать в свой дом.

Не попусту народ вещает:
В преддверье ночи всех святых
Тончает хрупкая завеса
Меж миром мертвых и живых.

Глава 1. «Некрофокусы»

Детская страшилка

Среди густых лесов стоял маленький провинциальный городок. Однажды осенью, когда жители собирали урожай и готовились к зиме, один из путешественников рассказал, что к ним в город едет знаменитый иллюзионист.

Фокусника зовут И̒дрис, родом он из жаркой восточной страны, и привез оттуда невиданные чудеса. Ездит по городам, дает представления, и никто не может разгадать, как он делает свои трюки.

Через несколько дней в город действительно приехал странствующий маг и объявил о грядущем зрелище на центральной площади. В назначенный день пришли все от мала до велика посмотреть на заграничного волшебника, слава которого шла далеко впереди него.

– Приветствую вас, дорогие зрители! – артист поднял руки, и в одной у него была фиолетовая шляпа.

– Зачем вам вторая шляпа, если у вас уже есть одна на голове? – спросил кто-то из детей.

– На голове лишь головной убор, малыш, – улыбнулся иллюзионист. – А в руках я держу волшебный артефакт.

– А что он делает?

– Подойди поближе, и увидишь сам.

Маг что-то шептал над маленькой шляпой и виртуозно водил длинными пальцами по ее полам, а затем попросил мальчика заглянуть внутрь. Ребенок склонился над шляпой, детское лицо озарил рыжий свет. В глазах его отражались пляшущие желтые огоньки, и мальчик стоял, как заворожённый, а потом упал замертво.

Взрослые засуетились, началась паника. И в этот миг фокусник показал свое истинное лицо – лицо мертвеца. Белый череп скалился на толпу, из черных глазниц зловеще наблюдали огненные зрачки. Спустя несколько мгновений из леса вышло еще несколько мертвецов.

– А вот и мои помощники! – объявил чародей.

Жители забыли про мальчишку, застыли в ужасе и не смели двинуться с места.

– Мое волшебство, – продолжил Идрис, – на грани жизни и смерти. Но каждый дар имеет цену. И для того, чтобы сохранять жизненную силу, мне нужны юные души. Уединенные городки, подобно вашему, прекрасно подходят для моей жатвы.

Огоньки в глазницах фокусника сверкнули. Кто-то из зрителей попытался бежать, но путь им преградили мертвецы. Вскоре живые были окружены плотным кольцом мертвых, прибывших с кладбища, располагавшегося совсем неподалеку. Кто-то падал в обморок, видя давно похороненных родственников.

Разделавшись со своими жертвами и забрав их жизненную силу, Идрис покинул город. Никто и никогда не узнает, что там случилось, ведь мертвые молчат.

А шляпа и по сей день кочует из одной винтажной лавки в другую, забирая души своих владельцев.

Глава 2. «Орудие жатвы»

– А-а! Пустой твой череп! – ударил себя Жнец по костяному лбу. – Как можно быть таким беспечным?!

Накануне вечером он отправился к бродячему цирку поискать развлечения, вспомнить земную жизнь – жнецкую молодость, так сказать. Музыка его не заинтересовала, а актеры навели такую тоску своими кривляньями… В общем, приступил он к своему привычному ремеслу, да так разошелся, что посеял где-то косу.

И вот уже светает, а косы нет. Без нее посредник смерти не может вернуться в привычное бестелесное состояние, в котором его видят только почившие.

Пошел он от кладбищенского портала обратно к цирку. Обошел все палатки, каждый угол – нигде нет. А солнце уже поднялось.

– Бесы! – закрылся Жнец от противных лучей костлявой рукой и увидел, как она обрастает мышцами и сухожилиями. – Этого еще не хватало…

– Не это ищешь?

Он обернулся и увидел вчерашнюю музыкантшу. С его косой.

– Все это время она была у тебя? Я из-за тебя опоздал!

– Куда же?

– В мир мертвых, куда еще?

– О, туда мы все успеем. Зачем торопиться?

– Издеваешься? Мне теперь целый год куковать на земле среди глупых болтливых людишек, то есть до следующего кануна Дня всех святых.

– Что посеешь, то и пожнешь, – хитро ухмыльнулась девчонка и, вручив орудие владельцу, пошла прочь.

Костяной взял свою спутницу за стройный черенок и ощутил сразу два неприятных факта. Во-первых, его рука стала обычной. После невесомой оболочки скелета человеческая ладонь казалась неуклюжей и онемевшей. Во-вторых, он не чувствовал энергию своего орудия. Было ли это связано с его непривычно “толстокожей” кистью или сама коса изменилась – непонятно. Только теперь для него это просто ржавая железяка.

Жнец раздосадовано простонал и скрылся в шатре от треклятого солнца. Усаживаясь на подушки в самом темном углу, он заметил, как через дряхлые лохмотья совсем не соблазнительно просвечивают мясистые ягодицы.

– Хоть Азраила здесь нет, – закатил он вновь обретенные глаза. – Осмеял бы на все чистилище.

Бегло оглядев интерьер и мертвых артистов, он прилег поудобнее, закрыл глаза и стал наслаждаться темнотой. Но только он начал обретать мертвецкое спокойствие, как сквозь веки почувствовал нарастающий яркий свет – лезвие косы засияло огнем.

– Черт возьми, родная, – возмутился Жнец. – Ты теперь решила изображать факел? Давай заканчивай свое светопредставление!

Жнец попытался рукой погасить пламя на лезвии, забыв, что теперь он вообще-то кожаный. Но вместо саднящей телесной боли он испытал иную – тяжелую, почти удушающую печаль.

Взгляд вновь привлекли мертвые. На сердце было так гадко, что в какой-то момент нарастающий гнёт перешел в тошноту, будто его физически нельзя было вынести.

Горящее лезвие потухло, а пальцы изнутри мерцали пламенем. Жнец посмотрел на них, на лезвие, и снова на пальцы.

– Что же это…

Глаза защипало, по щеке прокатилась горячая слеза. И он наконец осознал, что испытывает вину.

Сделала ли это с ним коса или телесная оболочка, предстояло выяснить.