Только опасность знакомит нас с нашим собственными ресурсами, добродетелями, нашими доспехами и оружием, нашим духом и заставляет быть сильными.
Ф. Ницше
Это история о любви. Даже если вам покажется, что это не так, автор хотел рассказать именно о ней. Прочее — лишь совпадение времени и обстоятельств.
Крупный чёрный ворон бесшумно, словно бесплотная мрачная тень, перепорхнул с ветки на ветку, не сводя с меня круглого блестящего глаза. Ми́ран сплюнул.
— Трупоеды! Госпожа Кáрен, дозвольте, я его шугану! До чего птица мерзкая, так и норовит глаза покойным выклевать!
Я не стала отвлекаться на лекцию о вреде суеверий. Не время и не место. Ворон почувствовал моё благоволение и подобрался поближе. Миран сотворил знак, отгоняющий зло.
— Госпожа! — окликнул меня второй послушник, Ско́йш. — Здесь, кажи́сь, ещё живой!
Перешагивая через мёртвые изувеченные тела, я поспешила на край поля. Глубокие борозды от заклинаний распахали землю, впаяв в неё человеческие останки. Слава Предвечной, к запахам я терпима, а годы тренировок заставляли сердце биться ровно, но особо чудовищные подробности, выхваченные глазом, вызывали тошноту.
У находки Скойша я упала на колени прямо в грязь, ломая тоненькую корочку образовавшегося сверху льда. Совсем юный мальчик, судя по форме, рядовой. Ноги у солдата великой армии Рагáра отсутствовали — выше колен их словно обрезало раскалённым ножом, запечатав края раны и остановив кровотечение. Огненное Лезвие, любимое заклинание отрядов Асгэ́ра. Это позволило мальчику продержаться до моего прихода, только во мне больше не было ни капли магии, чтобы ему помочь. Здесь требовался целитель, сильный, опытный… Кто-то из тех погибших, которые сейчас невидящим взглядом равнодушно встречали блёклый осенний рассвет.
— Госпожа, его можно спасти? — взволнованно спросил подошедший Миран.
— Нет, — покачала я седой головой. — Лишь проводить.
В ответ на мои слова умирающий сделал попытку пошевелиться и открыл глаза — красные, воспалённые. На лице под слоем сажи угадывались страшные ожоги, волосы обгорели до корней. Пальцы безвольно откинутой руки судорожно дёрнулись. Губы силились что-то произнести, мы с Мираном одновременно нагнулись.
— Мама, — вырвался хриплый полустон-полувсхлип, — дайте ей знать… мы победили…
— Как вас зовут? — склонилась я ещё ниже.
— Мáлис… Малис Ко́риш… Вы… жрица?
— Она самая, — пробасил Миран. — Держитесь, господин, в храме о вас позаботятся.
Жестом я велела ему замолчать.
— Госпожа Карен, — зашептал мне в другое ухо Скойш, — дозвольте, я его всё же в повозку отнесу? Даст Предвечная, оклемается.
— Неси, — согласилась я, не желая спорить.
Внутри крыльями раздавленной бабочки трепетала надежда — вопреки серьёзности повреждений, неумолимо тускнеющей ауре мальчика, собственному опыту… Наперекор всему.
Могучие руки Скойша обхватили человеческий обрубок, выцарапывая его из подмёрзшей земли, послушник поднял тело — и вдруг застыл.
— Госпожа…
— Положи обратно, — бесстрастно сказала я.
Чуда не произошло. Порой меня посещают крамольные мысли, что Предвечная устала от бесконечных войн, в которых одни её создания изощрённо убивают других.
— Возвращайтесь к повозкам и ждите, — сухо бросила в морозный воздух вместе с облачком пара.
— Погодите чуток, — попросил Миран. — На опушке рыскну, далековато, дак отбросить могло. Я мигом, госпожа Карен!
Проводив его взглядом, я закрыла незрячие глаза умершего мальчика. Аура почти угасла. Слабенький маг, пятый-шестой уровень. Предел — пульсар средней сложности. Зачем такие солдаты императору?!
— Госпожа! — услышала я возглас Мирана. — Сюда!.. Ах, нет, ну его!
Предупреждение запоздало — я уже перебиралась через борозды, стараясь не смотреть, не дышать, не думать. Словно кукла, которую однажды привёз из столицы отец — совсем как настоящая девочка, только лишённая души и послушно выполняющая команды. «Иди». «Замри». «Танцуй»…
Мага в чёрной форме Асгэра, лежащего с раскинутыми руками, наполовину занесло листьями. За ночь их успело нападать немало: ржавые, багряные, цвета шафрана и старого золота, они срывались с веток и укрывали погибших пёстрым саваном. Однако асгэрцу рано было на Небеса: его аура слабо, но ровно сияла.
— Этого в повозку, живо! — приказала я, стряхивая оцепенение. — Скойш!
— Стоит ли, госпожа Карен? — запротестовал Миран. — Это же асгэрец!
— Хоть демон из Нижнего мира, — прищурилась я злобно. — Он жив — наш долг ему помочь. Выполнять!
Пререкаться Миран не посмел. Вдвоём со Скойшем они подняли бесчувственное тело и потащили к дороге, где нас ждали лошади. Храм снарядил все имеющиеся средства передвижения: двух смирных пожилых кобылок, хозяйственную телегу и колымагу, на которой мы с Айшéт по очереди ездили в город за продуктами.
Мы не знали, что спасать некого.
— Полюбуйся, — Айшет протянула мне новостной листок.
Тонкая серая бумага противно пахла, к тому же печальный опыт предупреждал, что жирная дешёвая краска пачкает руки. Взяла осторожно, двумя пальцами. Кричащий заголовок бросался в глаза:
«Справедливость восстановлена».
Чуть помельче шли подробности. Император Негáр объявил культ Предвечной (да, да, именно так и было написано — не вера, а культ!) бесполезным, более того — вредным для Рагара и Аргэра. «Жрицы веками обманывали людей, выдавая магию за чудеса. Толпа праздных жадных белоручек наживалась на подношениях, владела плодородными землями и несметными богатствами. Этой пагубной практике положен конец. Больше никакой лжи! Пусть бездельницы сами добывают себе хлеб, нечего потакать их желаниям благоденствовать за счёт других».
— Вот так. — Главная жрица храма посмотрела на свои маленькие огрубевшие руки, все в занозах и мелких царапинках от возни в саду, обвела придирчивым взглядом строгую, чтобы не сказать скудную обстановку комнаты. — Мы с тобой теперь белоручки, Карен.
— Как будто раньше мы полностью жили на пожертвования. — Я брезгливо швырнула листок на стол. — Может, в столице храм и держится благодаря милостыне, за пределами Áнгры жрицы давно кормят себя сами. Негару осталось обложить нас налогами, чтобы окончательно уравнять с остальными подданными. За три года император убедился, что может притеснять нас безнаказанно. Благодать Предвечной — не та сила, что способна ответить злом на зло.
Айшет взволнованно прошлась по комнате, затем села, за неимением стула, прямо на кровать.
— Карен, но откуда такая ненависть?! Мы же не противостоим Негару! Не лезем в его реформы, не призываем к бунту, покорно провожаем погибших в войне!
— Жрицы созданы для борьбы с демонами, — горько улыбнулась я. — Кто и когда последний раз видел в Аргэре демонов? По мнению Негара мы бесполезны, а уничтожать тела можно и с помощью магии.
— Думаешь, однажды он повелит закрыть храмы?! — ужаснулась Айшет.
— А ради чего, по-твоему, он воюет? — Наивность раздражала. — Утешает лишь то, что наступит день, когда Негару тоже потребуется проводница на Небеса. Посмотрим тогда, кто из жриц согласится ей стать! Я, например, ни за что бы на это не пошла!
— Такие рассуждения недопустимы, — укорила меня Айшет. — Ты служишь Предвечной, ты дала клятву провожать любого человека, созданного Праматерью.
— Насильника, убийцу, палача…
— Любого, Карен! — с нажимом повторила главная жрица храма. — Судить дано Предвечной, не тебе. Твой долг — помочь ему избежать участи демона в Нижнем мире.
Я упрямо промолчала.
— Ругаю тебя, а сама когда-то думала точно так же, — погрустнела Айшет. — Наверно, каждая жрица должна пройти положенный путь сомнений и разочарований… Как твой подопечный?
— Через день-два придёт в себя. Не зная его уровня, нельзя угадать, как скоро восстановятся энергопотоки. Нужно наблюдать. Магическое выгорание — вещь коварная: не говоря уже о том, что маг в таком состоянии крайне уязвим, без посторонней помощи можно остаться без магии навсегда.
Айшет внимательно слушала.
— Скажи, Карен… твой прежний опыт часто помогает тебе?
— Случается. Это как протез: в какой-то момент понимаешь, что без него было бы хуже. Семь лет — достаточный срок, чтобы смириться.
Говорить о том, насколько убога жизнь без магии, я не стала. Как не призналась в мучительном чувстве вины из-за того, что семь лет назад я одним касанием исцелила бы безногого мальчика, найденного на поле боя. Моё прошлое — игла, засевшая в сердце: стоит пошевелиться, и она причиняет боль. Но перекладывать на других свои проблемы я не желаю.
Жрица должна быть стойкой.
***
Асгэрец очнулся этим же вечером. Я вошла в комнату — седьмой или восьмой раз за день, не помню — и встретилась с настороженным взглядом тёмных глаз. В свете оставленной мной лампы они фосфоресцировали и придавали магу сходство с хищным зверем. При моём появлении он зашевелился, затем разглядел меня и судорожно дёрнулся.
Я знала, как действует на неподготовленных моя внешность. Абсолютно седые, сухие, жёсткие как проволока волосы, мертвенно-белая, пергаментная кожа, ни кровинки в лице и в противовес — огромные неестественно-чёрные глаза, зрачки неотличимы от радужек. Можно срисовывать демонов с натуры и стращать непослушных детей. Приютские девочки, которых привезла в храм Айшет, первый месяц шарахались от меня в ужасе.
Положив полотенце и поставив на стол кружку с лекарством, я медленно, чтобы не напугать мага ещё больше, присела на стул рядом с кроватью.
— Добрый вечер. Меня зовут Карен, я жрица Предвечной. Вы находитесь в храме близ Окреша. У вас полное магическое выгорание, поэтому ни в коем случае нельзя двигаться и говорить, можете лишиться магии навсегда. Если хотите по нужде, прикройте глаза: я помогу.
На бледном лице вспыхнули два ярких пятна стыдливого румянца, но он всё же опустил веки в знак согласия. Я прекрасно понимала его смущение, поэтому постаралась сделать всё как можно быстрее и бережнее. Ухаживать за лежачими больными в большей или меньшей степени умеет каждая жрица. Маг вздрогнул, почувствовав прикосновения влажного полотенца.
Утро припомнило всё: проводы тридцати душ, поездку верхом, благословление ребёнка и то, что вместо заслуженного отдыха я каждый час по будильнику вставала и плелась в комнату асгэрца любоваться, как сладко спит маг. Не болел только язык, но лишь до тех пор, пока я не повстречала Айшет. Главная жрица устроила мне разнос за взятые деньги: некрасиво, нескромно, неподобающе. Устав пререкаться, я схватила Айшет за руку и потащила в кладовую, ткнув носом в полупустые полки.
— На носу зима, нас десять человек, из которых два ребёнка и четыре старухи. Допустим, сена для лошадей Миран со Скойшем накосили, а овёс ты на что собралась покупать? Система обогрева еле теплится, не дай Предвечная, откажет совсем, как случилось с водой, кто даром даст тебе угля? Не говоря уже о том, что мы три раза в день едим, нам нужно во что-то одеваться и как-то дотянуть до весны… Очнись, Айшет! Никто больше не придёт в храм с подношениями, никто не будет кормить нас бесплатно! Да, мы никогда не брали деньги, однако продукты, одежду и прочее нам дарили, пусть с каждым годом всё меньше и меньше… Теперь нужно быть готовыми к тому, чтобы весной сажать вдвое больше овощей и осенью менять излишки на муку, крупу, соль и сахар, как поступают селянки на хуторах!
Главная жрица потерянно осмотрела наши скудные запасы, после чего сползла на пол, уткнулась носом в колени и горько, беззвучно заплакала.
Я почувствовала себя последней скотиной.
— Перестань, — села на корточки рядом с Айшет и неловко погладила по плечу. — Это же не твоя вина.
— Моя, — покачала головой жрица. — Я привыкла к тому, что обо всём заботится Предвечная.
— Говорит та, что, сколько я помню, сама стирает, гладит, убирает, готовит, ухаживает за огородом…
— Карен, жрицы всегда обслуживали себя сами, у них никогда не было слуг, — перебила меня Айшет. — Но готовить нужно из чего-то, и вещи имеют свойства изнашиваться… Зря я забрала девочек. Старым жрицам деваться некуда, Миран и Скойш принесли обет служения вместо каторги, а Найде и Азире за что такая жизнь?!
— Мы что-нибудь придумаем, — твёрдо заявила я. — Себя мы точно прокормим. Возможно, придётся торговать не только овощами, но и травяными сборами Софен. Главное — нам есть где жить.
— Храм старый, — грустно произнесла Айшет, — все системы уже изношены, нужен маг, и маг хороший.
Я упрямо стиснула зубы.
— Ничего. Найдём. Будем откладывать деньги. И надеяться.
— На Предвечную? — оживилась жрица.
— На себя. Поднимайся, вытри слёзы. Ты должна служить примером, а не раскисать.
— Ты права, Карен. — Айшет встряхнулась. — Несмотря на все указы императора, люди всё равно будут идти в храм. Наш долг никто не отменял.
«Это точно, — мрачно подумала я. — И мой тоже».
Сначала я зашла на кухню к Рейше, застав там девочек. Это было весьма кстати, поскольку донести и кружку с отваром, и вторую — с бульоном, одной было бы затруднительно. Предвечная дала нам две руки и не подумала, чем мы должны открывать двери, если они обе заняты. Азира вызвалась мне помочь. Подозреваю, любопытному подростку хотелось посмотреть на мужчину, к тому же мага. Я обманула её ожидания, на пороге комнаты просунув в щель носок туфли и забрав обе кружки. Нечего смущать полуживого человека.
Маг уже проснулся. Лежал, повернувшись так, чтобы видеть дверь. Мой приход с кружками в руках вызвал на его лице непередаваемую гримасу.
«Да, вот такая уродливая вам досталась жрица, — мысленно усмехнулась я, ставя кружки на стол, — ничего, потéрпите».
— Доброе утро, — произнесла вслух. — Думаю, сегодня вы можете попробовать заговорить. Но если почувствуете головокружение, тошноту, жжение, боль в горле — тут же прекращайте, хорошо?
Он кивнул, не сводя с меня пристального взгляда.
— Как вы себя чувствуете? — спросила я.
— По сравнению с теми, кого вы провожаете, — прекрасно.
Голос был слегка хриплый, но вполне нормальный. А вот язвительный тон заставил меня скривиться.
— Попробуйте поднять руку, сожмите кулак… вторую… пошевелите пальцами ног… Сойдёт. Поздравляю. Вы легко отделались. По нужде хотите?
— Мне кажется, я справлюсь с этим самостоятельно.
На этот раз ирония в голосе противоречила вспыхнувшим щекам.
— Я вам помогу. Не геройствуйте. Последствия выгорания могут быть плачевными. Лучше один раз преодолеть стыд, чем на всю жизнь остаться инвалидом.
Маг не стал спорить. Сейчас, когда он не валялся беспомощной тушкой, всё прошло намного легче.
— Теперь поворачивайтесь на живот.
— Зачем? — насторожился он.
— Пересчитаю позвонки, спереди не все просвечивают.
Не сразу, но маг послушался. Пока он отходил от моего солдатского юмора, я уложила его правильно. Сложно открывать каналы, когда не чувствуешь магии, приходилось уповать на то, что руки помнили нужные точки и последовательность движений.
— Вам не больно?
— Мне странно. Что вы делаете?
— Считаю позвонки.
Айшет отыскала меня в теплице, где я старательно воевала с сорняками. Несмотря на скудное солнце, зелень всё ещё росла, а осоту с лапчаткой безразлично время года, они глушат грядки что ранней весной, что поздней осенью.
— Карен, взгляни, — голос Айшет дрогнул.
Она протянула очередной лист с новостями. Пришлось стащить садовые перчатки, подняться с колен и вчитаться в криво напечатанные строки. Никакого сравнения с листками моего детства — на глянцевой белоснежной бумаге, с ровными столбцами текста и милыми завитушками в прописных буквах. Разница между крупным городом и окраиной.
«Запрещено… запрещено… запрещено…»
— Императору Негару в юности отказала во взаимности жрица, — издевательски предположила я. — После чего он долгие годы копил злобу и теперь мстит служительницам Предвечной.
— Всё шутишь, — упрекнула Айшет. — Но смотри дальше: Рагар начисто разбил войска Асгэра в битве при Ки́рише. Представь, сколько там погибло магов! Кто проводит их?!
— В Кирише есть храм. Вряд ли приказ императора удержит жриц от выполнения своего долга. Ни тебя, ни меня он не остановил бы.
— Негар задался целью уничтожить нас… — Жрица прикрыла глаза, помолчала, затем решительно заявила: — Карен, я поеду в Кириш.
— Возьми с собой Скойша, он смекалистее, чем Миран, — невозмутимо откликнулась я. — И оденься потеплее, сейчас ночи холодные, замёрзнешь.
— Это всё, что ты хочешь мне сказать? — возмутилась Айшет.
— А что ты хотела услышать? Ты несёшь вздор, я отвечаю в том же духе. До Кириша две денницы пути, пока ты доберёшься, все души успеют десять раз прогуляться в Нижний мир и обратно. Но если ты уверена, что единственная из всех служительниц Предвечной помнишь о своём предназначении, я не собираюсь с тобой спорить.
Айшет сверкнула зелёными глазищами и надулась. Я скомкала новостной листок, засунула его в карман — не мусорить же в теплице! — и принялась снова натягивать перчатки.
— Слушай, а как же твой маг? — вдруг озабоченно спросила меня жрица.
— Что значит — «мой»? — оскорбилась я.
— Асгэрский, — быстро поправилась Айшет.
— И что с ним не так?
— Указ…
Я перебила излишне горячо:
— Слава Предвечной, император пока не догадался запретить оказывать людям помощь. Выхаживать раненых позволено любому человеку. Даже жрицам!
От злости я порвала изношенную перчатку и теперь с досадой созерцала свои пальцы, испачканные в земле.
— Отдохни, — предложила Айшет. — Ты и так здесь с самого утра.
Мы вышли из теплицы вместе. Огороды располагались за садом, чтобы не портить вид на храм с дороги. Здесь же приютились конюшня с сеновалом и сарай для угля. По голым грядам беспрепятственно гулял ветер, гоняя жухлые листья. Айшет зябко поёжилась.
— В этом году больно рано похолодало.
Почему-то вспомнилась Мелна с её обещанием суровой зимы.
— Айшет, жрицы на самом деле заранее знают, когда уйдут к Предвечной?
— Большинство.
Главная жрица склонила голову с короткими непослушными рыжими кудряшками.
— Кáйша, моя предшественница, однажды вечером собрала нас в Большом зале, трогательно попрощалась и попросила прощения, если ненароком кого-то обидела. Раздарила свои украшения и ценные вещи. Я, молодая и глупая, ещё посмеялась: крепкая, здоровая женщина чуть за восемьдесят — и говорит о Небесах! А наутро Кайша умерла. Лежала в постели и улыбалась… Мне пришлось срочно повзрослеть. В храме тогда находилось двадцать жриц и шесть послушников, за обрядами приходили каждый день — с окрестных хуторов, из Окреша, Дзáуга, Козэ́са…
— Давно это было?
— Нет. — Айшет хитро прищурилась. — Ты никогда не интересовалась моим возрастом, Карен. Я не такая уж старая: мне всего сорок два года. Храм я приняла семнадцать лет назад. Понимаешь, Предвечная сама выбирает ту, что будет нести ответственность за остальных. После смерти главной жрицы все жрицы храма по очереди прикладывают ладони к статуе, и у самой достойной звезда из белой становится золотой. Никто не ожидал, что Праматерь отметит самую юную из нас.
Мы дошли до бокового входа в храм. Айшет отогнула рукав и показала ярко сияющую звёздочку — словно в кожу вплавили золотое украшение.
— С Предвечной не спорят, её воля — закон. Мне не хватало опыта и смелости, я боялась сделать что-нибудь не так… Но потом начали уходить старшие жрицы, забот прибавилось, и страхи как-то сами собой улетучились. Когда времени в сутках не хватает, перестаёшь терзаться сомнениями.
Я смотрела на далёкую полосу леса. Семнадцать лет назад я была счастливым ребёнком, балованным и любимым. Наверно, чересчур опекаемым и оберегаемым от реального мира. Не знаю, что лучше — набираться жизненной мудрости постепенно или рухнуть с безопасного берега в стремительный водоворот.
Начало смеркаться. В долине темнело быстро.
— Пойду к Рейше, помогу с ужином, — встряхнулась Айшет.
Мне тоже следовало вспомнить о своих обязанностях.
Ночь я спала плохо. Снилось то, что я считала давно забытым. Поместье в Грэ́нше, бабушка, отец в парадной форме, мой школьный выпускной бал, море цветов… И по контрасту — вспышки боевых заклинаний, вопли сжигаемых заживо солдат, смазливое лицо Вэшира, после оно же искажённое ужасом в отблесках пламени. Дикие крики и боль, боль, боль…
Я не проснулась — вырвалась из кошмара, вся в ледяном липком поту. Вскочила, бросилась к окну, распахнула раму и старалась глубоко дышать морозным осенним воздухом. Стояла до тех пор, пока окончательно не продрогла и настоящий холод не вытеснил воображаемый. Затем залезла под душ, показавшийся тёплым. Смотрела, как по мертвенно-белой коже стекает вода, разглядывала свои руки — истончившиеся, чужие, с выступающей сетью голубых вен.
Тело никогда не станет прежним. А душа?.. Обрету ли я когда-нибудь покой?
Храм ещё спал, даже в комнате Рейши, которая поднималась ни свет ни заря, было тихо. Из жилой части храма я прошла в Большой зал. Здесь в рассеянных лучах солнца словно парила над постаментом статуя Предвечной — уменьшенная копия той, что находилась снаружи. Все статуи Праматери одинаковые: юная прекрасная девушка, окутанная волной распущенных волос, протягивает тебе навстречу руки и ласково улыбается. «Жизнь — это великий дар, — пронеслись в голове слова Айшет. — Каждый человек для чего-то создан и кому-то нужен».
Кому я теперь нужна? Боевой маг без магии, в уродливом обличии, с кастрированными способностями…
Стиснув зубы, я отправилась на кухню. Готовить я научилась уже в храме и частенько представляла, каким ударом для отца стала бы его дочь, суетящаяся у плиты. Появившаяся Айшет застала пыхтящую кастрюлю с кашей.
— Карен, приехали из Кисéза. Просят проводить покойного… я поеду.
Я вспомнила карту и присвистнула.
— Это же день пути туда и столько же обратно. Лучше я.
Жрица просияла. Айшет не любила покидать храм, да и толку от неё, если честно, здесь было гораздо больше, чем от меня. Я до сих пор не умела ни шить, ни вязать, драила пол по-мужски неуклюже и с содроганием взирала на стиральную доску. Зато словно в насмешку обряды мне давались на удивление легко. Быть может, император не так уж заблуждается, и благодать Предвечной как-то связана с магией? Мой отец гордился, что я пошла в него, а не в маму, у которой был всего лишь третий уровень. Всего лишь… Маг третьего уровня умеет строить порталы на любой конец света, а исцеляет одним прикосновением.
Перед храмом поджидала телега — простенькая, из тех, в которых возят сено. Сено в ней и было — целый стог, не меньше. Я с удовольствием вдохнула аромат полевых трав. Пожилой мужчина в тёплой поддёвке поклонился, подметая седой бородой брусчатку.
— Доброго утречка, госпожа жрица. Ранéнько вы поднимаетесь, я уж боялся, ждать придётся. Меня Алéншем зовут. Не взыщите за неподобающий вид, секретности ради пришлось делать вид, что на покосы еду.
— Ничего страшного, — я взгромоздилась на сено и повернулась к Айшет: — Распорядись отнести магу горячей воды и напомни Софен про отвар. Он должен пить его три раза в день. И кормить его не забывай!
— Не беспокойся, — заулыбалась жрица. — Не дадим твоему магу помереть с голоду.
В дороге, несмотря на тряску, мне удалось подремать, восполняя кошмарную ночь. Добирались долго, время от времени я просыпалась, переворачивалась на другой бок и засыпала дальше. Ближе к полудню пришлось просить Аленша остановиться, чтобы справить естественные надобности, второй раз он сам тормознул у густого леска и ненадолго покинул своё место на козлах. В Кисез приехали в сумерках. Оказалось, жрицу здесь дожидался не только покойник: целая толпа народу встречала нас у ворот. Слава Предвечной, в первом же доме хозяйка догадалась пригласить меня к столу, а то желудок уже голодно урчал. Всего набралось трое усопших, семь младенцев от денницы до полугода и четверо влюблённых, умоляющих благословить их союз.
— Раньше-то мы сами в храм приезжали, а сейчас боязно, — пояснил Аленш. — В новостях пишут, к жрицам обращаться запрещено. Староста наш тоже вначале указ зачитал, а потом молвил так, вскользь, что нужно забрать сено с покосов в долине у храма. Вот мы и подгадали, чтобы не из-за одной семьи рисковать.
Я порадовалась, что заменила Айшет: та вряд ли справилась бы с таким количеством обрядов. Но и у меня к полуночи кружилась голова, хорошо, что жрицам выгорание не грозит. Последнее благословление я провела с восходом солнца, и мы с Аленшем сразу отправились обратно. На той же телеге, правда, лошадь сменилась. Новая, норовистая гнедая, шла бодрой рысью, и обратно в храм мы доехали засветло. Прощаясь, Аленш сунул мне в руку небольшой мешочек и подмигнул.
— Вы, госпожа жрица, в телеге забыли. Теперь к середине зимы ждите — говорят, шишки у вас больно хороши.
Отнекиваться я не стала. Благодарно поклонилась и отправилась к себе, разминая затёкшую спину. Два дня в пути — с непривычки тяжело. Император воссоздавал сеть стационарных порталов, и это было то единственное, в чём я его всей душой поддерживала.
Только ноги сами собой принесли меня под дверь гостевой комнаты. Вспомнив о приличиях, я вежливо постучала.
— Входите, Карен.
— Магия вернулась? — спросила я, едва войдя. — Вы увидели мою ауру?
Маг, пристроившийся в кресле с книгой, ухмыльнулся.
Мелна умерла ночью. Я принесла ей завтрак и обнаружила, что жрица лежит на заправленной кровати в самом нарядном из своих платьев. Руки покойной были сложены на груди, глаза закрыты, на губах застыла умиротворённая светлая улыбка.
«Я — осенний лист, Карен…»
Лиара, не стесняясь, рыдала в голос, Софен размазывала непрерывно бегущие дорожки слёз. Они провели вместе с Мелной полвека, помнили друг друга молодыми и переживали тяжелее остальных. Рейша то и дело вытирала платком глаза. Азира и Найда притихли и стояли с непривычно серьёзными лицами: смерть Мелны стала первой смертью жрицы в нашем храме с тех пор, как девочки приняли служение.
Миран неожиданно для всех принёс букет поздних диких хризантем, мелких сиренево-сизых цветочков в оправе ажурных колючих веточек. Я совсем забыла, что они росли на полоске сорной земли между огородом и садом. Поступок грубоватого послушника, вложившего цветы в иссохшие тёмные пальцы покойной, тронул меня куда больше, чем я хотела показать. Скойш молился: его губы размеренно шевелились.
Айшет приложила ладони к рукам усопшей, белый мягкий свет окутал тело — и растаял. Осталась пустая смятая постель. Жрица воссоединилась с Предвечной.
Маг, которому я принесла очередную порцию отвара, сразу почувствовал моё настроение.
— Что-то случилось, Карен?
— Умерла старейшая жрица храма. Чудесная, славная, добрая женщина… Впрочем, с течением лет все они становятся такими.
— Они? — прищурился он. — Себя вы жрицей не считаете?
— Я никогда не обрету их сострадательности и великодушия, — призналась я и сразу пожалела о своей откровенности. — Пейте вашу гадость.
— У неё последние дни другой вкус. Не такой мерзкий.
— Самую отвратительную отраву мы прибережём для ярмарки.
Он удивлённо округлил глаза:
— Вы на самом деле собираетесь торговать травами? Я думал, вы шутите. Зачем?
— Чтобы выжить. — Я порылась в кармане и протянула ему изрядно помятый новостной листок. — Император Рагара невзлюбил жриц… Меня сегодня не будет, я с послушниками еду в Окреш за продуктами, вернусь ближе к ночи. Пожалуйста, зайдите к Софен за лекарством сами.
— Ваши послушники, — поморщился маг. — Что они делают в храме? Два крепких здоровых мужика среди женщин… Вы не боитесь?
— Миран и Скойш пятнадцать лет назад принесли пожизненный нерушимый обет, — пояснила я. — Они бывшие преступники, первый осуждён за пьяную драку, в которой погиб человек, второй за воровство. Вместо каторги они выбрали служение Предвечной, это очень древний обычай, сохранившийся в Рагаре. Если один из послушников нарушит слово, как-то навредит жрицам, Праматерь покарает сразу и весьма жестоко. Методы воспитания у неё весьма изощрённы: если провинившийся сквернословил, она отнимает речь, за проявления похоти наказывает лишением мужской силы.
— Однако! — Маг поёжился. — В Асгэре я не слышал о таких обетах. Правда, раньше я никогда не интересовался храмами. А девочки — они тоже жрицы?
— Предвечная приняла их служение. Пока они просто живут и помогают, для обрядов у них не хватает сил. Фактически в храме две жрицы — я и Айшет, остальные или слишком стары, или чересчур юны.
— Айшет — это привлекательная рыжекудрая женщина, которая вечно краснеет?
«На себя посмотри!» — мысленно возмутилась я.
— Айшет — главная жрица храма.
— Поспорить могу, что она асгэрка, — хмыкнул маг. — Только у нас на западе встречаются рыжие зеленоглазые смуглянки.
— Вам виднее. Я не занималась сравнением женской красоты в разных краях Асгэра.
Он ответил дерзкой улыбкой.
— Самые прекрасные девушки в Рагаре. Мой отец умыкнул из империи жену, и мама всегда казалась мне идеалом. К сожалению, я её очарования не унаследовал.
Это точно. Невысокий, угловатый, худосочный, вряд ли он пользуется вниманием у противоположного пола. Женщины предпочитают в мужчинах классическую красоту и мускулистое развитое тело. Хотя кисти рук у него словно просятся в модели скульптору или художнику — изящные, утончённые, с длинными чуткими пальцами, вон, как деликатно обхватывают кружку. Кстати, пустую.
— Вы так нежно гладите кружку из-под отравы, словно вам хочется добавки. Принести?
Маг рассмеялся.
— Если это позволит мне подольше находиться рядом с вами.
До него не сразу дошло, что он произнёс, затем яркий румянец залил щёки. И он ещё что-то говорил про Айшет!
— Я неправильно выразился… Хотел сказать не это… В смысле, здесь так скучно, что даже ваши визиты — приятное разнообразие… Демоны! Теперь я вас обидел!
— Хорошего вам дня. — Я решительно забрала кружку и с гордым видом удалилась.
Жрицы не должны обижаться.
***
С Айшет я увиделась только на следующее утро за завтраком. Главная жрица с упрёком покачала головой.
— Даже не заглянула!
— Я поздно вернулась. Купить продукты по сходной цене с каждой денницей становится всё сложнее.
Следующие месяцы в моей памяти слились в непрерывную цепь мелких незначительных событий. Зима наступила стремительно. День, когда ушёл Рэнар, действительно стал последним тёплым днём. Первый снег выпал рано, и, хотя он растаял, не долежав и до полудня, через денницу снегопады стали регулярными. Миран и Скойш каждое утро расчищали дорогу и площадку перед храмом и ворчали, а сугробы, равнодушные к их жалобам, вырастали вновь и вновь.
С наступлением темноты появлялись люди. Приезжали верхом и на санях из Кисез, Окреша, Дзауга. Порой с хуторов приходили пешком, и Миран запрягал одну из наших лошадок, отвозя меня вместе с просителями. Народ без зазрения совести нарушал указ императора. На ярмарке, куда ездили мы с Айшет, с нами об обрядах договаривались и местные, и приезжие.
Так не могло продолжаться вечно. Новостные листки сообщали о задержании в Ангре и других крупных городах жриц, нарушающих закон. Служительницы Предвечной заявляли, что их долг выше приказов земных правителей, и стойко переносили заключение. Вряд ли такие речи были по душе Негару, не реагировал он просто потому, что его отвлекала война.
К середине зимы война закончилась.
Через месяц боёв на территории Асгэра правительство признало поражение. Довольный император выставил свои требования, сводившиеся к одной фразе: жрицам не место в Аргэре. Новостные листки пестрели ликующими победными лозунгами, ниже печатали длинные списки убитых и взятых в плен асгэрских офицеров. Я внимательно вчитывалась в кривые строчки и почему-то радовалась, когда не находила там знакомое имя. К тому моменту я уже знала, что коммандер Барсов Шэрил Рэнар был правой рукой маршала, зачастую самостоятельно планировал и осуществлял тактические манёвры. В Рагаре боевые маги редко поднимались до подобных высот, все они являлись разменными фигурами в руках императора. Негар сам руководил крупными сражениями и с неохотой уступал место в мелких двум или трём избранным офицерам своего штаба. Коммандера упомянули и в перечне тех асгэрцев, за чьи головы император объявил персональные награды, сумма была такой, что на неё храм мог бы безбедно существовать долгие годы. В тот день я особо истово молила Предвечную, чтобы мирный договор подписали побыстрее, хотя прекрасно понимала, что после этого внимание императора переключится на жриц и храмы.
Мои тревоги оправдались морозным утром, когда меня разбудила перепуганная Найда.
— Карен, там солдаты! Требуют всем немедленно собраться!
Маленькую жрицу трясло от страха: с мужчинами в форме у Найды были связаны воспоминания о насилии и боли, едва зарубцевавшиеся за год пребывания в храме.
— Они не причинят тебе вреда, — с уверенностью, которой не испытывала, успокоила я дрожащую девочку.
Боевой маг одевается за сорок секунд, после долгого отсутствия практики мне потребовалась минута. Мы с Найдой вышли в Малый зал, заменявший храму прихожую. От сине-красных мундиров солдат императорской гвардии зарябило в глазах, в небольшое помещение их набилось не менее двух десятков. Айшет появилась одновременно со мной, она поддерживала Софен, которая заметно сдала после смерти Мелны. Миран и Скойш заслонили Рейшу с Лиарой, из-за их спин выглядывала любопытная Азира. Я сразу отыскала старшего. Мучающийся похмельем офицер с высоты своего роста смотрел поверх наших голов.
— Господин капитан, чем мы обязаны столь раннему визиту? — Из закоулков памяти я вытащила тон, которым отец отчитывал подчинённых.
Офицер напрягся, начал разыскивать источник властного голоса, увидел меня и закономерно отшатнулся. На его лице проступила брезгливость.
— Вы здесь главная? — процедил он сквозь зубы.
— Допустим. — Я бросила на Айшет выразительный взгляд, призывая не вмешиваться.
— В таком случае это вам. — Капитан протянул лист с огромной императорской печатью. Народ метко прозвал её «курицей в короне», хотя изначально там подразумевалась мифическая птица Кефус.
Документ пришлось перечитать дважды, чтобы поверить в его смысл. Разум отказывался воспринимать даже не столько жестокое, сколько абсурдное распоряжение императора. Негар вряд ли представлял себе последствия своего шага — или, напротив, представлял их слишком хорошо. Не зря же в маленький отдалённый храм он пригнал именно гвардию — стаю фанатично преданных ему, выдрессированных и натасканных псов без каких-либо моральных принципов.
— Император Рагара мнит себя бессмертным? — насмешливо спросила я, стараясь ни единым жестом не выдать охватившую меня ярость. — Он, очевидно, придумал способ жить вечно, иначе я не могу объяснить проявленное им безрассудство… Чего вы хотите от нас, господин капитан?
— С этой минуты данное здание принадлежит императору, — высокомерно заявил офицер. — Всё имущество переходит в казну. Его Величество милостиво дозволяет вам покинуть храм, взяв с собой лишь личные вещи.
Где-то сзади потрясённо ахнула Лиара.
— Милостиво дозволяет покинуть? — Меня колотило от злости. — Капитан, вы в своём уме?! Среди нас три старухи и два ребёнка, вы фактически оставляете их без дома и средств к существованию! Эта земля, этот храм тысячелетиями принадлежали жрицам, здесь властвует Предвечная, а не император!
— Его Величество и так терпел слишком долго! — Гвардеец угрожающе шагнул вперёд и дыхнул на меня перегаром. — Давно надо было разогнать вас как тараканов, жадных, лживых, зарвавшихся баб, что наживаются на невежестве и суевериях! Прочь, женщина! У вас четверть часа, чтобы убраться отсюда, и радуйтесь, что с вами поступили столь мягко!
К сожалению, в дороге я не замёрзла насмерть. Не потому, что штора оказалась теплее, чем выглядела — просто меня переправили порталом и бесцеремонно вытряхнули на пол в какой-то комнатушке размером с собачью конуру. Руки сковали антимагическими браслетами (ох и веселилась же я!), штору швырнули следом, бросили пустое ведро и громко захлопнули дверь.
Зарешёченное окошко высоко вверху едва освещало комнатушку, только рассматривать было нечего. Стены из шероховатого бурого камня, грубо пригнанные каменные плиты на полу, белёный потолок, окованная железом дверь с массивной ручкой. Занавесь я, как могла, встряхнула, сложила в несколько раз и легла на неё, с трудом уместившись по диагонали — иначе не получалось.
Страха не было. Не то чтобы я всерьёз уповала на заступничество Предвечной, просто уже давно не существовало ничего такого, что могло бы меня напугать. Насилие? Я прекрасно помнила всё, что делал со мной Вэшир. После него пьяный и изголодавшийся по ласке каторжник показался бы нежным и заботливым любовником. Побои, пытки? Моя мёртвая кожа почти утратила чувствительность. Потеряю сознание — только и всего. Казнь? И даже в этом случае меня ждут несколько секунд боли и скорая встреча с отцом на Небесах.
Браслеты здорово мешали. Из-за них приходилось вытягивать руки вдоль тела, а я привыкла лежать, подложив одну руку за голову, а вторую прижав к груди. Но и это казалось сущим пустяком, поскольку я находилась в тепле и относительном здравии. Айшет сейчас было намного хуже — в дороге посреди заснеженного леса, в неизвестности, в тревоге за судьбы тех, за кого она несла ответственность… Злость во мне начала вскипать с новой силой.
Легко воевать с теми, кто не даёт отпор, чья суть — сострадание и всепрощение. В каком-то смысле жрицы намного милосерднее Предвечной. Праматерь может судить и наказывать, а проводницы её воли лишь помогают людям, дарят благословение и провожают в последний путь. Они не имеют право причинить вред, ответить злом на зло. Пользоваться этим — подло.
Я представила, какая сейчас творится суматоха у императора. Жрица, служительница Предвечной, которая угрожала убийством! Воздевшая руку с боевым заклинанием! Да за одну возможность подобного меня должны тихонечко развеять, пока слухи не разнеслись по Аргэру! Ведь это всё равно, как если бы солнце, вместо того чтобы греть и ласкать, начнёт сжигать всех в прах! Кто в силах противостоять солнцу? Его можно обругать, потрясти перед ним кулаком, плюнуть в него — но что делать, если оно решит ответить на оскорбление?!
Мне не дали долго скучать. Дверь распахнулась, в комнатушку осторожно заглянул гвардеец. Я поднялась на ноги. Вошедший следом маг сначала сердито оглядел помещение, а потом меня.
— Демоновы трусы! Совсем ополоумели! Разве ж так можно… Протяните руки, госпожа, я вижу, вам эти браслеты не нужны.
Яркая аура незнакомца сияла до боли в глазах. Первый уровень магии порой заметен даже обычным людям — лёгкой дымкой вокруг фигуры, дрожанием воздуха.
— Доброго дня. — Голос меня не подвёл.
Маг склонился над моими скованными руками, браслеты, почему-то испачканные в крови, распались с лёгким щелчком.
— Господин Эфрéн, осторожнее! — раздалось из-за двери. — Капитан Гро́йш своими глазами видел, как в её ладони копилась сила!
— Пить меньше надо, — презрительно скривился маг. — А то и демоны из стен полезут, и птица Кефус на голову нагадит… Госпожа, у вас кожа содрана, идёмте, я обработаю раны. Посторонитесь! — прикрикнул он на гвардейцев, загородивших дверной проём.
Эфрен вывел меня из комнаты, бережно придерживая за локоть. Интересно, куда меня приволокли? Мощные каменные стены, высокие своды и гулкое эхо. Гвардейцы следовали сзади и сопели в затылок.
— Столичная тюрьма для магов, — любезно пояснил Эфрен, заметив моё любопытство, — крыло, где содержатся опасные преступники. Вы должны гордиться собой, госпожа: блеф без капли магии требует великого мужества.
— Или безнадёжности отчаяния.
— Тоже верно.
Господин Эфрен распахнул передо мной дверь и пропустил в светлую комнату, похожую на лечебницу.
— Можете быть свободны, — бросил он через плечо конвоирам.
Войдя, я первым делом рассмотрела своего заступника. Статный, представительный, с лёгкой проседью в густой угольно-чёрной гриве и проницательными тёмными блестящими глазами. Чем-то он напомнил мне ворона с поля, где я нашла Рэнара. Манеру склонять голову на бок он точно перенял от птицы.
— Итак, госпожа, позвольте представиться: Нéлин Эфрен, тюремный целитель. Позвольте ваши руки… Мерзавцы! С перепугу нацепили вам блокираторы для первого уровня, кожу прожгли до кости́, как вы только терпите!
Я равнодушно смотрела, как исчезают глубокие кровавые полосы на запястьях.
— Это не моя заслуга, господин Эфрен. У меня отсутствует чувствительность кожных покровов — неожиданный побочный эффект выгорания.
— Значит, я не ошибся: вы — выгоревший боевой маг и когда-то обладали огромной силой. — Эфрен подвинул мне стул. — Чтобы достоверно угрожать Сияющим Смерчем, нужно уметь им пользоваться. Я знаю лишь трёх магов, применяющих столь мощное заклинание: Кáфеса Ди́нэра, Сно́ри Ло́гэра и покойного Ро́сена Грэнша. Неудивительно, что капитан Гройш перепугался до трясущихся поджилок.