Жуткая Женя

Глава первая. Из жизни чернокнижников

О, безликий товарищ, мне нравится твой стимул ловить, стимул ломать, стимул топить, твой стимул карать... (с) Егор Летов. Боевой стимул

Глава первая. Из жизни чернокнижников

Ветер пах дымом. Тучи набухли, готовые опростаться тяжелыми каплями. Брат Габриэл кутался в тёмный плащ, да всё без толку: холод пробирал до костей. Руки и ноги совсем занемели. На зубах скрипел пепел.

Варлока приковали цепями к столбу из морёного дуба. После ночи, проведённой на дыбе, чародей побледнел и осунулся, но ехидная скабрезная ухмылка не сходила с его лица.

Он смотрит на нас, как на собачье дерьмо, подумал Габриэл и крепче сжал святое распятие.

Экзекуцию назначили на самый тёмный предрассветный час, однако приготовления затянулись. А ведь каждая упущенная секунда – шанс для чернокнижника. Он хитер, опасен, беспощаден и жесток, как его зверь…

Не смотри на него, твердил себе Габриэл. Не смотри. Не смотри!

 - Я уже устал ждать, - прохрипел варлок. На разбитых губах запеклась кровь. - А ты? Братья, поди, передумали да бросили тебя здесь одного. Погляди, как мрачен монастырь. Ни одного огня.

 - Молчи, - угрюмо буркнул Габриэл и машинально кинул взор на цитадель. А ведь изувер прав. Узкие окна-бойницы чернели на сером теле обители. Цепь факелов над крепостной стеной погасла, и даже башня магистра, где денно и нощно горела тысяча свечей, стояла тёмная, словно логово призраков. Куда все подевались? Неужели и впрямь позабыли о нём? Оставили одного с этим чудовищем?

 - Поверил… - варлок затрясся от беззвучного смеха. – Слабоват ты для пса господнего, слабоват… Знаешь, что говорит о тебе магистр?

Габриэл отвернулся, зажмурился и принялся читать молитву.

 - А знает твой духовный наставник о той девице из старого города? – слова чернокнижника теперь звучали в голове. – Следы её ноготков до сих пор алеют на твоей спине.

 - Заткни пасть!

 - Её сладкую щель ты представляешь, лаская себя по ночам?

 - Заткни пасть, или я удавлю тебя прямо здесь и сейчас, гнида! – молитвы утратили силу. Габриэл вскипел от гнева.

Чернокнижник запрокинул голову, насколько позволяли путы, и разразился смехом.

Габриэл уже шагнул вперёд. Уже протянул руки к белому горлу хохочущего пленника…

 - Он только этого и ждёт, сын мой. – Тяжёлая длань легла на плечо. Магистр ордена господних псов хмуро взглянул на варлока. – Твои штучки не имеют здесь силы, Эрхар.

 - Как и твои, Михаэль, - парировал черный маг. – Сколько раз ты убивал меня? Я уже сбился со счёта.

Магистр не ответил. Он вытащил из заплечных ножен тяжелый двуручный клеймор и вогнал в стылую землю. Руки в мягких замшевых перчатках легли на крестообразную рукоять. Михаэль молчал. Затих и варлок. Только ветер выл над пустошью, как раненый зверь.

Скорей бы всё это кончилось, взмолился Габриэл. Братство охотилось за чернокнижником Эрхаром семь долгих лет. И семь лет варлок ускользал, как вода сквозь пальцы. Они ловили его, топили, душили, жгли на кострах, однако Эрхар возрождался вновь и вновь, как феникс из пепла. Но теперь… Теперь ему не уйти.

Наконец, Габриэл увидел ручеёк огненных сполохов. Братья шли от обители к пустоши, и каждый нёс в руке факел. Сколько их! Сотни огней тянулись вереницей по тёмной тропе. Шествие сопровождал лязг цепей, грохот и утробное рычание. Только сейчас на осунувшемся лице чернокнижника отразилось удивление.

 - Вы взяли Поедуна, - изрёк он, и это был не вопрос.

Магистр хмыкнул.

Братья достигли места казни. Глубокие капюшоны скрывали их лица. Плащи хлопали на промозглом ветру, словно крылья. Семеро послушников везли на телеге огромную клетку, в которой бесновалось создание, наречённое Поедуном.

Габриэл взглянул на чудище и тут же отвернулся. Он видел эту тварь не впервые, но всякий раз содрогался от ужаса и омерзения.

Поедун. Демон, вырванный варлоком из тьмы миров. Ненасытный пожиратель плоти. Огромный и несуразный, как древние пещерные гиены, Поедун, шипя, метался по клетке, цепляясь за прутья. Чёрная шерсть монстра вздыбилась, из открытой пасти капала желтоватая слюна. Загривок покрывали шипы, не менее острые, чем иглоподобные зубы демона. Чудовище топорщило кожистые перепончатые крылья и исступлённо мотало безглазой мордой, не в силах высвободиться.

Глава вторая. Принцесса и влюбленный рыцарь

Стас Шумилов – интерн терапевтического отделения – не уставал повторять: «Ты, Вовик, тряпка!». Что ж, Шумилов - будущий врач, ему виднее. Сам же Вова себя тряпкой не считал. У него есть работа. Пусть не самая престижная, но стабильная. У него есть квартира. Убитая однушка на окраине Москвы, зато – своя. Даже машина есть – золотистая Daewoo Nexia, хотя Стас называет его Ксюшу «гниющим зомбивагеном поносного цвета». Так что вовсе он не тряпка, а рыцарь. Влюбленный рыцарь, верный даме сердца. Да, дама сердца вьёт из него верёвки, динамит, высмеивает, не ставит ни во грош и порой в упор не замечает. Но от этого не становится менее желанной и прекрасной. Женечка. Его принцесса…

Вова любил её, сколько себя помнил. Любил так сильно, что захватывало дух. Он всё ей прощал. Капризы, истерики, высокомерие, поклонников, имя которым – легион. Он забирал Женю из клубов пьяную вдребезги. Возил по бутикам и салонам. Выгуливал её тупую псину и следил за давлением в шинах её белого кроссовера. Вова считал Евгению богиней. Она называла его «карманным парнем»…

 - Тряпка ты, - ультимативно заявил Стас и всунул Вове в руку рюмку коньяка. – Выпей, отпустит. Я тебе как врач говорю. Она на твоих глазах с мужиками обжимается, а ты всё: «Женечка! Женечка!». Ты еще на задние лапки встань, для убедительности.

Они сидели в ординаторской у Стаса в больнице. Сегодня у Шумилова выходной, но он всё равно днюет и ночует в терапии. Упоротый трудоголик.

 - Пей-пей! – подначивал будущий врач. – Вон до чего себя довёл. Лица нет. Решетникова известная стерва.

 - Ты говори-говори, да не заговаривайся. – Рыкнул Вова. – А то я морду твою интерновскую сейчас вмиг подрихтую.

 - Ишь ты, какие мы суровые мачо, - хмыкнул Шумилов, обновляя стопку. – Разуй глаза, Лухманов. Ты не мачо, а чамо. И я – твой друг – обязан донести до тебя сей прискорбный факт.

 - Она уезжает, - похоронным голосом констатировал Вова.

 - Вернётся.

 - Не вернётся. Замуж выходит. В Америку.

 - Это к лучшему. – Шумилов похлопал его по плечу. – Мы тебе бабу найдём. У меня вон тут сколько. Королева на королеве королевой погоняет. Наша Ленка вообще по тебе сохнет.

 - Не нужна мне Ленка.

 - Нужна. Не обязательно Ленка, а вообще… переключись. Ты зациклился, говорю как врач. Ты не любишь Решетникову, ты ей одержим, дубина!

Вова промолчал, но сжал руки в кулаки. Кто такой Шумилов, чтобы парафинить его богиню?

Стас уже приготовился произнести очередную мозговыносящую тираду, когда дверь ординаторской распахнулась. В проёме возникла медсестра Ленка. Худенькая, невысокая, курносая – серая мышь по сравнению с Женей.

 - Стас, тебя там в восьмую просили подойти, - сказала она и улыбнулась. – Привет, Вов.

 - Привет. – Еще Ленки ему сейчас не хватало.

 - У меня вообще-то сегодня выходной, - буркнул Стас.

 - И что же? – фыркнула Ленка.

 - Я вообще-то подшофе.

 - И что же? Топай в восьмую, а я с Вовиком поболтаю.

Лухманов понял, что пропал, но Стас неожиданно пришел к нему на выручку.

 - Нет уж. Со мной пойдешь. – Сказал и утащил медсестру за дверь. Правда, через секунду вернулся. – Не вздумай ей звонить. Понял?

 - Понял, - кивнул Вова, нащупывая в кармане пиджака мобильный.

Вова дёрнул из больницы, пока Стас не вернулся. Нехорошо, но…

Женя отжигала в клубе Лаунж. Отмечала девичник. Понадобилось двадцать эсэмэсок и столько же звонков, чтобы она вышла «поговорить».

Какая она красивая. Какая красивая! Стройная, длинноногая. Золотые волосы почти до попы – такой упругой и аппетитной, что глаз не отвести. Натанцевалась. Грудь часто вздымается. Щеки раскраснелись. Синие глаза блестят: пьяненькая…

 - Ну? – Женя склонила хорошенькую головку набок: ни дать ни взять - куколка.

 - Пройдёмся? А то здесь людно слишком. – Вова предложил ей руку, но Женя проигнорировала галантность. – Ты красивая сегодня.

 - Я всегда красивая. – Женя тряхнула золотой гривой. – Ты что хотел?

 - Поговорить…

 - Говори.

 - Не уезжай.

 - Пф-ф-ф-ф! – фыркнула Женя. – Опять двадцать пять! Хочешь, чтобы я осталась с тобой? Жила в конуре в жопе мира и одевалась в секонд хенде?

 - Я дам тебе всё, что захочешь. – Они свернули в проулок. Тёмный и такой тихий, что слышно было, как ветер ласкает листву. – Ты же знаешь, я люблю тебя…

Глава третья. До больницы далеко

До больницы далеко. Как до Вегаса пешком. Как до Нэшвилла верхом. Как до Марса на метро - до больницы далеко... (с) группа Мотив. До больницы далеко

Происходящее напоминало голливудский ужастик. В безлюдном проулке трещал единственный фонарь. Свет, неуютный и тусклый, привлекал мошкару и мотыльков.

Я брежу, подумал Вова, усилием воли сдерживая рвотный позыв. Это бред. Бред! Он часто заморгал, пытаясь прогнать наваждение. Но всё осталось по-прежнему: Женя пожирала человечину, будто курицу-гриль, периодически облизывая красные пальцы...

Что же это? Как же так? Может, это такой сейчас мейнстрим, а он не в курсе? Вова сел, тупо созерцая жуткое зрелище. Он даже о боли забыл. Захотелось убежать. Быстро и далеко. Но… Это же его Женечка…

Да у неё шок! – вдруг понял Вова. Точно! Посттравматический шок. Не зря, видать, Лухманов, ты сериалы смотрел. Нет. Не может он её бросить в таком состоянии!

 - Ж-жень… - хрипло позвал Вова и, превозмогая страх и отвращение, заставил себя подползти ближе. – Женя…

Решетникова, поглощенная своим занятием, не обратила на него никакого внимания. Тогда он протянул к ней дрожащую руку.

 - Ж-ж-жен-н-нечка…

 - Аррршшшшшш! – зашипела Решетникова, раскрыв окровавленный рот. Вова, вскрикнув, шарахнулся в сторону. Да она повредилась в уме! Бедная…

 - Женечка, девочка моя любимая, - хрипло заворковал Лухманов. – П-проголодалась?

Евгения вскинула голову и уставилась на него пустым остекленевшим взглядом. Хорошо хоть, не шипит… Вова, нервно сглотнув, коснулся её плеча. Погладил, осторожно и ласково. Женя заурчала, поковырялась в останках горца и, жутко улыбнувшись, протянула Лухманову какую-то кишку.

 - Н-нет, с-спасибо. Кушай лучше сама… - Боже! Боже мой! Что за бред он несёт? Однако Женя с довольным видом впилась зубами в бурые потроха.

Когда она, наконец, перестала жевать, Вове всё-таки удалось оттащить её от трупов. Удалось-то удалось… А что теперь? Теперь что? Куда идти? Кому звонить? В полицию? Женьку точно посадят или запрут в психушке до скончания времён… Стас! Как же он сразу не сообразил? Ну конечно! Надо добраться до Шумиловской больницы. Срочно. Но как?

Взгляд упал на обездоленную приору. Ключи торчали в зажигании…

Если у древнеримского Януса – два лица, то у Москвы их сотни. Туристы видят золотые купола, галереи и площади, «понаехавшие» провинциалы – переполненные вагоны метро по дороге на тридцать три работы, представители замкнутой касты мажоров – бутики, салоны и клубы, один коктейль в которых обошелся бы «понаехавшему» провинциалу в половину месячного заработка.

Совсем другая Москва для таксистов. Умелый таксист способен спасти вашу судьбу, карьеру и даже личную жизнь. Полгода Вова Лухманов бомбил по ночам, чтобы преподнести Женечке в подарок полюбившееся колечко. Разумеется, шесть месяцев – не стаж для бомбилы, но Вова – коренной москвич – неплохо знал город.

Эти навыки пришлись сейчас как нельзя кстати. Пробираться к Стасовой больнице пришлось козлиными тропами: первый пост, первый попавшийся мент с полосатой палкой мог погубить их элементарным вопросом.

« - Предъявите документы на автомобиль.

 - Извините, машину мы угнали, а хозяев – съели…»

Вова содрогался от одной мысли о таком раскладе. Впрочем, жути добавляла и Женя. Он посадил Решетникову назад. Пристегнул – а то мало ли. И теперь любовь всей его жизни периодически мелькала в зеркале заднего вида, отчего становилось не по себе. Взъерошенная. Вся в крови. Женя ничего не говорила и… даже не моргала. Только улыбалась безумной улыбкой. Ужас…

Лухманов осторожно вёл приору дворами и переулками, то и дело проклиная моду на обрезание пружин. Машина, перебираясь через лежачих полицейских, чиркала днищем, рычала и упиралась. Вова матерился.

Он решил оставить многострадальный таз на замороженной стройке жилого комплекса, за восемь кварталов до больницы Шумилова. В бардачке, помимо страховки, отвертки и кучи всякого хлама обнаружились влажные салфетки. «Для пластиковых поверхностей, - значилось на упаковке, - Придают свежий ментоловый аромат». Сойдёт. Вова протёр руль, ручки дверей, рычаг переключения скоростей, а потом, с колотящимся от страха сердцем, Женину физиономию. Теперь Решетникова пахла мятой, но платье…

 - Платье твоё никуда не годится, - угрюмо буркнул Лухманов, вытаскивая Женю из приоры. Вокруг было тёмно, тихо и безлюдно. Лишь недостроенные многоэтажные громадины таращились на них пустыми глазницами окон. – Вся перепачкалась.

Глава четвертая. Страшный диагноз

Лысина Стаса празднично поблёскивала в свете фонарей. Белый халат и стетоскоп дисгармонировали с затёртыми джинсами-трубами и кедами. На высоком лбу будущего врача обозначилась глубокая морщина. Шумилов курил, созерцая Евгению.

 - Почему она так лыбится? – шепнул Стас Вове на ухо.

 - Это ты мне скажи. Ты же врач.

 - Неужто и впрямь умом тронулась? – Шумилов выпустил струйку сизого дыма и по-солдатски стряхнул пепел. – Давай по порядку, что и как произошло.

 - Женю сбила приора на полном ходу, - чеканно отрапортовал Вова, скрестив руки на груди. Он решил строго придерживаться этой версии. – С тех пор она не говорит. Только…улыбается.

 - А почему она голая? – Вот, Стас! Вечно ему надо до всего докопаться! – Её что, изнасиловали?

Вова замялся.

 - Ну, всё ясно! – Шумилов смачно затянулся. – Это же Решетникова! Хвостом, небось, опять накрутила. В историю влипла. А ты, герой хренов, впрягся. Вон и морду тебе разукрасили.

 - Никто никого не насиловал. И даже не пытался. Просто платье… порвалось. Ты посмотри Женю, ладно?

 - Говорить не хочешь? – хмыкнул Стас, закатывая рукава. – Понятно всё с тобой. Ладно, посмотрю. Но магарыч с тебя.

 - Идёт.

Близился рассвет. Чернота ночи таяла под лучами проснувшегося солнца. Безоблачное небо предвещало погожий денёк. Вова закрыл глаза и глубоко вздохнул. Какой свежий воздух. Будто и не в городе вовсе…

Стас скакал вокруг Жени. Решетникова сперва шарахнулась от интерна, но Лухманов её успокоил, объяснив, что «добрый доктор не сделает бо-бо» и она присмирела. Кто бы мог подумать… Когда Женька придёт в себя, в жизни не поверит!

Наконец, Шумилов закончил. Не сказав ни слова, проковылял к ближайшей берёзе и прижался спиной к стволу. Вытащил сигареты. Уронил. Первую прикурил фильтром. Вторую никак не мог выковырнуть из пачки: руки тряслись.

 - Ты чего? – Вова подошел и помог другу.

 - Это немыслимо, - еле слышно пробормотал Стас. – Случай, не знающий аналогов…

 - Чего? Да говори же, хватит сиськи мять!

 - Её ведь не сбивала машина, верно? – Будущий врач подозрительно побледнел. А бледнел Стас редко. Его вообще сложновато смутить.

 - А что? – Вова напрягся. Краем глаза заметил, что Решетникова тоже вся как будто подобралась. Неужели слышит их разговор?

 - Ни одного синяка! – выпалил Шумилов. - Ни одной ссадины. Никаких повреждений. Абсолютно! Кроме одного… - будущий врач положил руку Лухманову на плечо. – Крепись, друг. То, что ты сейчас услышишь…

 - Да что же? – не выдержал Вова. Сколько можно туман наводить? Видит Бог, он пережил за эту ночь немало кошмарных моментов, и теперь вряд ли его что-то удивит.

Стас опустился на траву и увлек Лухманова за собой. Вцепился в рукав и зашептал:

 - Она…мёртвая.

 - Ч-чего?

 - Решетникова твоя! Мёртвая. МЁРТВАЯ! Мёртвая-премёртвая, мертвее не бывает!

 - Ты офигел, Шумилов? – Вова отдёрнул руку. – Совсем бухой?

 - Да нет же! – Стас снова схватил его. – У неё сердце не бьётся! Совсем!

 - У тебя просто стетоскоп сломался, - фыркнул Вова, щелкнув по прибору.

 - Это у тебя мозг сломался! – огрызнулся Шумилов. - Чтобы пульс отследить, стетоскоп не нужен. – Говорю тебе: сердцебиение отсутствует как таковое. Зрачки не реагируют на свет. Я рекомендую немедленную госпитализацию. Немедленную! Можно еще консилиум собрать и…

 - Слушай, Стас! – перебил Лухманов. - Не надо консилиум. Я Женю дома вылечу. Сам. Ты просто посоветуй какие-нибудь таблетки там, или витаминчики…

 - Какие нахер витаминчики! – заорал Шумилов, но Вова зажал другу рот ладонью.

 - Не ори, идиот! – рыкнул он. – И не болтай. Иначе…

 - «Иначе» что? – Стас высвободился и гневно сверкнул глазами. – Ты что-то знаешь, да? Тебе что-то известно? Почему я должен молчать? Возможно, это мой шанс! Это потрясёт мир медицины!

 - Заткнись! – гаркнул Вова и замахнулся, чтобы отвесить Шумилову оплеуху…

Женя преодолела разделявшее их расстояние со скоростью пули. Схватила интерна за горло, оторвала от земли и прижала к берёзе. Острые ноготки впились в плоть. По шее потекла кровь. Стас беспомощно болтал ногами и хрипел. Решетникова рычала и скалилась…

Глава пятая. Сны и реальность

До дома Вова добирался на такси. Взъерошенная, полуголая Решетникова не вызвала у водителя никаких подозрений: сотни таких же возвращаются из клубов под утро каждый день. Целая армия зомби с размазанной под глазами тушью. Бомбила лишь заговорщицки подмигнул Лухманову: мол, кому-то сегодня перепадёт.

Во дворе сладко пахло липами. Воробьи умывались в лужах. Дворник неспешно шаркал метлой.

Вова расплатился, подхватил Решетникову на руки и потопал к подъезду. Слава Богу, обошлось без вездесущих бабушек.

Лифт, как всегда, не работал. Пришлось тащить Женю на шестой этаж.

У себя Вова первым делом набрал ванну. Горячую. С пеной. Усадил туда Решетникову и принялся мыть. Женя безропотно позволяла прикасаться к себе, отчего процесс вышел весьма фееричным. Зов плоти сводил с ума. Лухманов старался думать о футболе, о злобном начальнике и незавершённом проекте, о судьбе водителей приоры, но обнаженное женское тело под ладонями будило первобытные инстинкты.

Как же сильно я хочу её, думал Вова, смывая пену с Жениной спины. И как она теперь доступна. Податлива. Стас ошибся. Решетникова – не мёртвая. Она живая. Горячая. Такая горячая и такая… сладкая. Но это неправильно. Неправильно. Может, кто-то и воспользовался бы временным Жениным помешательством, но только не он. К тому же, Решетникова теперь ест людей. Мало ли, что взбредёт ей в голову во время секса.

Вова вздохнул и закутал свою Афродиту в мохнатое полотенце. Усталость валила с ног. Надо поспать. Но сможет ли он уснуть рядом с Женей?

Уснуть-то он уснул. Вырубился. Но очень скоро Вову разбудили. Причём, самым неожиданным образом: Лухманов проснулся от минета. Настолько обалденного, что прервать Евгению просто не посмел. Не смог. А Женя, перехватив его взгляд, улыбнулась и уселась сверху. Когда Вова подумал, что лучше уже быть не может, Решетникова развернулась к нему спиной…

Звонок. Второй. Третий. Идите к чёрту! Снова звонок. Да где же телефон? Ах да, под кроватью…

 - Да? – рыкнул Вова в трубку.

 - Пиздец тебе, Лухманов! – вежливо сообщили на том конце провода. Это был Денис Давыдов. Инженер-проектировщик. Один из лучших в компании. – Борисов рвёт и мечет. Где материалы к презентации? Сам ты где?

 - Я-я-я… - протянул Вова и бросил взгляд на смятые простыни. Жени и след простыл. – Я… дома. Приболел.

 - Борисову лучше скажи, что умер, - посоветовал Денис. – Приезжай. Три часа тебе на сборы и дорогу. Дольше прикрыть не смогу. Быстро суй жопу в джинсы и в офис!

Давыдов дал отбой. Вова небрежно кинул телефон на подушку. Как же это он забыл о дедлайне? Хотя, учитывая произошедшее… Произошедшее! Женя! Где она?

Лухманов голышом прошлёпал на кухню. Пусто. Туалет. Ванная комната. Коридор. Где, чёрт побери, можно спрятаться в однокомнатной квартире?

 - Жень! – позвал он.

Тишина…

В дверь постучали так резко и настойчиво, что Вова аж подскочил. Ну конечно! Ушла, а теперь вернулась!

Он так торопился открыть, что напрочь забыл про трусы. Да и зачем? Что она там не видела?

На пороге стояли двое. Молодой лысеющий мужчина в костюме-тройке и миловидная женщина средних лет. Натянутые улыбки приклеились к лицам.

 - Здравствуйте! – торжественно пропела женщина, а Вова спешно спрятался за дверь. – Вы читаете Библию? Хотите поговорить о Боге?

Этого ещё не хватало! Свидетели Иеговы, будь они неладны. Лучше уж Женя с кавказцем в зубах.

 - Спасибоненадо, - протараторил Вова. – Я – атеист.

 - Но, может…

 - Не может! – рявкнул Вова и захлопнул дверь перед миссионерскими носами.

Да где же Решетникова, в конце-то концов? Неожиданная мысль парализовала Лухманова. Дурак ты дурак! – забранил он сам себя. – Тебе всё приснилось! И Женя, и приора, и горцы, и секс.

Вова вернулся в комнату и схватил телефон. Надо всё разъяснить. И чем скорее, тем лучше. Он набрал Женину маму.

 - Марина Васильевна? Добрый день. Да. Да. Спасибо. Вас также. И вам. Да. Мама в порядке. Да. У сестры. Марина Васильевна, я тут никак до Женечки не дозвонюсь. Она… А-а-а-а, улетела вчера... Понятно. Ясно. Понятно. Ясно. Да нет, ну что вы… Ага. Да. Передам. И вы передавайте. Большой пребольшой. Всего доброго.

Короткие гудки…

Балбес ты, Вован, каких свет не видывал! Лухманову захотелось настучать себе по лбу. Решетникова давно в самолете. Летит к своему американскому счастью.