- Инка, вот ты где! Быстро домой! Мама велела!
Ина продолжала сидеть, обхватив колени и глядя на озёрную гладь, над которой кружили суетливые и резкие стрекозы.
- Инка! - настойчиво повторила младшая сестра, Женя. - Домой! Полоть грядки и ягоды собирать.
- Ты что выбрала из этого? Полоть или ягоды собирать, а, Жень? - лениво спросила Ина, не поворачиваясь к сестре.
Она понимала, что спор настолько же бесполезен, насколько бесконечен, но не хотелось молчать хотя бы с сестрой. Ина и так всегда молчала. Молчала и терпела. Её воспитали в уважении к старшим и полном послушании, и молчаливый протест выражался лишь редкими кратковременными побегами из дома к озеру или в лес.
Ине нравилось быть наедине с природой, только там её душа успокаивалась, обретала гармонию и равновесие. Дома Ине всегда было неуютно, она постоянно чувствовала своё несовершенство и внушаемое ей чувство вины.
- Ты же знаешь, мне ещё рано в огороде работать! Моя обязанность - ходить в магазин, - авторитетно заявила одиннадцатилетняя Женька.
Ина, которой недавно исполнилось шестнадцать, тихо хмыкнула. Её детство закончилось в тот момент, когда мама вернулась из роддома и принесла маленький свёрток. Ине сказали: «Это Женя, твоя младшая сестра. Ты теперь большая, ты старшая, ты помощница».
Ине тогда было пять лет, но за ней прочно закрепились некоторые обязанности. Она мыла посуду, вытирала пыль, подметала в доме и во дворе, занималась прополкой грядок. Лет с восьми за Иной закрепили также всю важную уборку в доме и более серьёзные работы в огороде. Лет в десять она таскала воду с колонки, потому что тогда ещё у них не было водопровода, даже летнего, а зимой приносила дрова.
К счастью, теперь есть и газ, и водопровод. Женя давно выросла, отчим нашел работу в ближайшем городе, а не уезжал на Север, как раньше, мама давным-давно оправилась от родов и высыпалась по ночам... А вся домашняя работа так и лежала на плечах Ины.
Женька любила ходить в магазин. Ей разрешали оставлять себе сдачу до определенной суммы, а ещё она постоянно выкраивала деньги на чипсы или мороженое. Ина, которая подрабатывала летом на почте, отдавала всю зарплату матери, и та уже сама покупала ей вещи, школьные принадлежности.
Ина обернулась и посмотрела на сестру. Женька стояла, сложив руки на груди и насупившись. Эта мечтательная великовозрастная дура давно бесила Женю. С тех пор, как бабушка, папина мама, рассказала, что Гиацинта (так по-настоящему зовут эту глупую Инку) - сестра Жене только по матери. А отец Инки непонятно, где. Женя уже сейчас ненавидела старшую сестру за высокий рост, стройную, лёгкую фигуру, ровную смуглую кожу, длинные и блестящие тёмные волосы и огромные серо-голубые глаза.
Инка непохожа даже на маму, и уж тем более, на отца, он же ей неродной. Вот Женька вся в отца и бабу Фаю: белёсая, веснушчатая, с прямыми тонкими волосами, светлыми бровями, плотной, приземистой фигурой. Не страшная, конечно, но с этой дурой не сравнить.
- Ладно, иди, Женя, я сейчас приду тоже, - кивнула Ина.
- Нет уж, тебя опять не дождёшься. Пойдём вместе! - упрямо сказала Женя.
Ина, вздохнув, поднялась, с сожалением глядя на озеро и стрекоз. Она ещё не успела как следует отдохнуть, всё утро ходила по посёлку и окрестным деревням с почтовой сумкой, а тут уже и новая работа подоспела.
«Не потопашь - не полопашь», - любимая поговорка бабушки, матери отчима. Интересно, почему «топать» всегда больше всех должна Ина? Неужели она так много ест?
Ина и Женя выходили с поляны на поселковую улицу, когда их обогнала вся гудящая от громкой музыки чёрная «девятка» с затонированными стёклами. Машина остановилась у одного из домов и из неё вышли трое парней. В одном из них Ина узнала соседа, Славку Сидорина, сына Галины Ивановны, начальницы поселкового почтового отделения. Года два назад он вернулся из армии и теперь жил в городе. Поговаривали, что жил не слишком честно, но у людей, как известно, языки без костей.
- Инка, ты что ли?! - восхищённо воскликнул он, во все глаза глядя на девушку. - Сколько зим, сколько лет! Совсем взрослая стала.
Ина и Женя молча шли к своему дому. Кто-то из парней достал сигареты и зажигалку, все трое закурили. Ещё когда подходила, Ина обратила внимание на одного из троих, высокого худощавого незнакомца. Глаза у него были неприятные, слишком светлые, почти прозрачные. И он смотрел на Ину пристальнее всех.
- Немая что ли? - спросил он у Славки негромким хрипловатым голосом.
- Неееет, не было такого.
- Хотел бы я от неё услышать кое-какие вздохи, - сказал светлоглазый и затянулся. Все трое парней дружно загоготали.
* * * * * * *
Сначала Ина прополола грядки с «мелочью», а потом начала собирать раннюю смородину. Раннюю смородину собирать приятнее, чем позднюю: ягоды крупнее, на грозди их меньше. Правда, есть риск раздавить ягоду, но Ина всегда всё делала аккуратно и осторожно. Мама сразу предупредила, что вечером они ещё будут протирать смородину через сито, чтобы сделать желе.
Вообще, если честно, работа в огороде Ине нравилась, потому что желающих помогать особо не наблюдалось, а значит, можно побыть наедине с собой, подумать и помечтать. Конечно, несправедливость всегда возмущала Ину, но в конце концов, погрузившись в методичный и однообразный рабочий процесс, девушка успокаивалась.
Семья Ины жила в посёлке городского типа. Рядом с их домом располагался дом бабы Фаи, матери отчима, Геннадия. Ина никогда не называла его папой, да он, надо признаться, и не настаивал ни на чём таком.
Когда-то давно, ещё в восьмидесятых годах прошлого столетия, в посёлке на стройке работали строители из Югославии. Один из них, голубоглазый и темноволосый Михайло, увлёкся русской девушкой Таней, матерью Ины. Парень оказался настойчивым и страстным, и они с Таней начали жить вместе очень быстро. Плодом любви стала дочка, появившаяся на свет в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году. Родной отец души в малышке не чаял. Он и назвал её странным именем Гиацинта.
- Пойдём, - Павел Васильевич взял Ину за локоть.
- Куда? - испуганно спросила она. - Будете привлекать за дачу ложных показаний? Вы же предупреждали.
- Гиацинта, успокойся, я никого не «привлекаю». Пойдём. Вернёмся за стол. Я хочу с тобой поговорить. Просто поговорить, без диктофонов и протоколов. Сядь.
Ина всё равно от паники и боли не знала, куда кинуться и что делать, потому решила поступить, как поступала всегда: послушаться старшего. Она вновь села к столу и сложила руки, как школьница, сидящая за партой. Павел Васильевич, профессиональным чутьём поняв, как надо разговаривать с этой девушкой, строго приказал:
- Сиди здесь и никуда не уходи. Кабинет без присмотра оставлять нельзя. Я вернусь через пять минут. Ясно?
Ина кивнула, и следователь скрылся за дверью. Он вышел на улицу, где, как и ожидал, увидел родителей и сестру Гиацинты. Они ждали у машины.
- Вас я больше не задерживаю, - сухо сказал Павел Васильевич, обращаясь к Татьяне. На Геннадия ему даже смотреть не хотелось. Почему-то он осуждал именно его, в большей степени, чем родную мать девчонки. Павлу казалось, что, будь отчим мужиком, всё бы сложилось не так для Гиацинты. - А Гиацинта Михайловна останется ещё на пару часов для завершения формальностей.
- Но вы обещали, что Ину не привлекут...- тихо сказала Татьяна, вглядываясь в лицо следователя.
- И повторяю: не привлекут. Я сам привезу домой вашу дочь, не беспокойтесь. Вам слово офицера дать? Хотя... - Павел бросил брезгливый взгляд на Геннадия. - Вряд ли это вам о чём-то говорит. Поезжайте. Я привезу Гиацинту.
Павел вернулся в здание Управления, но, глядя в окно фойе, дождался, пока семья Гиацинты загрузится в машину и уедет. Потом, сунув руки в карманы и слегка насвистывая, пошёл к своему кабинету. Следователь напряжённо думал.
* * * * * * * * *
Как и ожидал Павел Васильевич, девушка сидела в том же положении, в каком он её оставил. Плотно закрыв двери, он сел за стол рядом с Иной и спросил:
- Могу я обращаться к тебе «Ина»? А то очень уж сложное имечко у тебя.
- Можете.
- Послушай меня внимательно, Ина. Я сейчас скажу то, что нужно запомнить и понять с первого раза, потому что второй раз я этого не скажу. И ещё: разговор конфиденциальный. Ясно?
- Ясно, - кивнула Ина и впервые посмотрела на следователя осмысленным, а не испуганным взглядом.
- Сегодня я оформлю все материалы по твоему делу, все, какие есть, и передам дело в краевое управление. Таков приказ начальства. Не спрашивай о подробностях, просто поверь: на этом всё. Никто тебя больше никуда не вызовет, никто не будет копать и ворошить это всё. При условии, что и ты забудешь о случившемся.
- Забыть?!
- Представь себе! Плюнуть и растереть! Да, сейчас ты чувствуешь, что тебя предали, обманули, использовали... Чувствуешь себя растоптанной, раздавленной. И ты права, но лишь частично. Представь себе, что события развивались бы по-другому. Анатолий Симовских не проходил бы мимо и не услышал шум борьбы. Нападавшим удалось бы всё задуманное осуществить. Рана Анатолия оказалась бы смертельной... Можно и ещё что-нибудь придумать. Но сейчас мы имеем два отрицательных момента - кто-то избежал наказания, а кого-то предала семья. Однако ничего непоправимого с тобой не случилось. Душевная боль, да. От несправедливости, от предательства близких. Но ты молода, жива и здорова.
- Я хочу увидеть дядю Толю, сказать ему спасибо, - Ина вдруг заплакала.
Павел Васильевич обрадовался: эмоции - это хорошо. А то реально страшно было за девчонку. Она бы точно топиться пошла, или бы учинила над собой ещё что-то нехорошее.
- Хорошо. Вот если сейчас пойдёшь со мной в столовую, и мы пообедаем вместе, то потом ненадолго съездим к Симовских в больницу. Обещаю. Но ненадолго, пока у меня обед.
Павел видел, что девчонка боится и сомневается, но ей очень хочется доверять хоть кому-то, потому опять решительно взял Ину за локоть и повёл к выходу из кабинета.
Столовая располагалась через дорогу, в одном из зданий администрации города.
- Что будешь есть?
- Мне всё равно.
- Тогда то же, что и я. Садись вот за тот стол, пока его не заняли. С минуты на минуту тут будет толпа, все на обед пойдут.
Ина послушно села за столик у окна, и через пять минут Павел Васильевич принёс две тарелки с солянкой, два салата, много хлеба и чай. Ина, которая недавно собиралась уйти из жизни, принялась с аппетитом есть. Она не задумывалась о том, почему Павел Васильевич так с ней носится. Её измученной душе просто необходимо было довериться хоть кому-то.
- Что планируешь делать теперь, Ина? - спросил следователь, сделав небольшой перерыв в активном приёме пищи.
- Самое главное - уйти из дома. Надо придумать, куда. Я не останусь там больше даже на минуту. Только вещи заберу.
- Это твёрдое решение, Ина? Заднюю не включишь? Мне важно знать.
- Это твёрдое решение. Хватит, нажилась с ними. Я их всех ненавижу, всех! И хочу уехать далеко, как можно дальше.
- Не бросайся словами, Ина! Поверь, боль утихнет, и ты уже не будешь так категорично относиться к матери, например. Так. А что с учёбой? Я узнавал в школе, когда составлял твою характеристику. Ты очень хорошо учишься.
- Да, я мечтала окончить одиннадцать классов. Но придётся бросить школу и пойти учиться туда, где платят стипендию. А ещё надо будет найти подработку.
- Ина, а как ты смотришь на то, чтобы переехать не в этот город, а сразу в краевой центр? Там миллионник, там больше возможностей.
- Если определюсь с учёбой и найду подработку, - это было бы прекрасно. Уехать подальше. Тут все рядом. И эти... - Ина содрогнулась, опять вспомнив подонков.
- Вот и я о том же. Чем дальше, тем тебе спокойнее. Так вот. Моя свояченица, сестра жены, живёт в краевом центре и работает преподавателем в одном из училищ. Стипендия там, конечно, небольшая. Ну и выбор профессий простой, без изысков. Зато иногородним предоставляется общежитие. Если согласишься принять от меня помощь и забрать документы из школы...