Гильдия Возмездия: как ограбить воров

Пролог. Чаша ядовитого золота

Часть 1. ЗОЛОТАЯ КЛЕТКА

Воздух в Тронном зале Среброграда был густым и сладким, как забродивший мед. Его нельзя было вдохнуть полной грудью –можно было только подавиться. Запах позолоты, полированного черного дерева, дорогих ладанов, плывущих из кадильниц в руках замерших, как статуи, жрецов, и едкая нота страха, который испарялся от придворных, смешивались в один удушливый коктейль. Лучи заходящего солнца, пробиваясь сквозь витражные окна с изображением деяний бог-императора, бросали на мраморный пол кроваво-багряные блики, и Каэлану, стоявшему по стойке «смирно» у подножия трона, казалось, что он по щиколотку стоит в лужах запекшейся крови.

Командор Королевской Стражи Каэлан ван Морегард был идеальной частью этой картины. Его латы из полированной вороненой стали, украшенные лишь серебряным знаком стражи – стилизованной башней, вписанной в круг, – поглощали свет, делая его темным пятном в этой ярмарке тщеславия. Он был тенью трона, живым оружием, и сегодня он чувствовал себя именно оружием – холодным, тяжелым и смертоносным. Его челюсть была сжата так, что болели виски, а пальцы в железных перчатках непроизвольно сжимались в кулаки, упираясь в рукоять палаша.

Его взгляд, прямой и не моргающий, был устремлен не на сидящего на троне архимага Деметриуса, регента Среброградских земель, а в пространство на уровне колен владыки. Это была не униженная покорность, а профессиональная привычка. Смотреть в глаза таким, как Деметриус, было опасно – они могли затянуть в омут чужой воли, усыпить бдительность. А бдительность была единственным, что отделяло порядок от хаоса.

Рядом с ним, чуть поодаль, стоял серый, невзрачный человек в простом камзоле – советник Лайам. Его присутствие на столь пышном приеме было таким же незначительным, как муха на парче. Но Каэлан знал, что Лайам – это мозг, а он, командор, – лишь кулак. Именно Лайам шептал на ухо Деметриусу слова, которые приводили в движение маховик имперской машины.

– Командор Морегард, – голос Деметриуса был бархатным, обволакивающим, но в нем звенела стальная струна. Он разносился под сводами зала без видимых усилий, еще одно проявление магии. – Ко мне.

Каэлан сделал три шага вперед, его сапоги отбивали четкий ритм по мрамору. Он опустился на одно колено, склонив голову. Ритуал. Ненавистный, но необходимый ритуал.

– Ваша светлость.

– Встань, герой. Позволь нам полюбоваться тобой, – Деметриус улыбался, но его глаза, цвета зимнего неба, оставались холодными. Он был стар, но магия поддерживала в нем видимость цветущего сорокалетнего мужчины. Лишь тонкая сеть морщин у глаз выдавала его истинный возраст. – Город спит спокойно, зная, что такие, как ты, бодрствуют на стенах. Но сегодня твоя бдительность потребуется для дела более… деликатного.

Каэлан молчал, чувствуя, как сотни глаз придворных впиваются в его спину. Он ненавидел эти игры. Ненавидел этот шелковый шёпот, в котором тонули судьбы людей.

– Есть один человек, – продолжил Деметриус, негромко, так, что слышно было только ему и Лайаму. – Алхимик. Некто Алрик. Его умения в обращении с резонирующими кристаллами… превзошли дозволенные границы. Он покусился на тайны, принадлежащие лишь Рожденным Источником.

Сердце Каэлана екнуло. Алрик. Он знал это имя. Весь город знал. Алрик-Целитель. Он создавал дешевые кристаллы, которые могли исцелять простые недуги, очищать воду, согревать дома. Он был благодетелем для бедняков Медного квартала. И он был другом. Не близким, но… Каэлан не раз делил с ним кружку эля в таверне «Гордость гнома», слушая его восторженные, но безобидные, как ему казалось, речи о «магии для всех».

– Он обвиняется в ереси и подрыве устоев империи, – голос Лайама прозвучал тихо, но четко, как удар колокола. – Его лаборатория является рассадником смуты. Его необходимо арестовать. Немедленно. И доставить в Башню Раскаяния.

Каэлан почувствовал, как ледяная волна прокатилась по его спине. Башня Раскаяния. Оттуда не возвращались. Обвинение в ереси было высшей мерой. За ним следовала только казнь. Жестокая, протяженная казнь.

– Ваша светлость, – голос Каэлана прозвучал хрипло. Он заставил себя выпрямиться. – Алрик… он ученый. Мечтатель. Он не способен на…

– Неспособность – вот именно его преступление, командор, – перебил Деметриус, и его улыбка исчезла. – Он неспособен понять свое место. Его «мечты» сеют семена бунта в умах черни. Магия – это дар, а не ремесло. Дар, данный нам, аристократии, для поддержания порядка. Порядка, который ты поклялся защищать.

Лайам протянул Каэлану пергамент с сургучной печатью. – Ордер на арест. Подписан регентом. Вся власть империи за твоей спиной, командор.

Каэлан взял документ. Бумага обожгла ему пальцы сквозь перчатки. Он видел имя «Алрик», написанное изящным почерком писца, и крупную, размашистую подпись Деметриуса. Печать была похожа на кровавое пятно.

В этот момент его взгляд упал на одну из придворных дам. Молодую эльфийку невероятной красоты, с лицом, высеченным из мрамора, и глазами, полными холодного высокомерия. Это была принцесса Лиранель из покоренного эльфийского королевства Серебряных Рощ, «гостья» при дворе, заложница для обеспечения лояльности своего народа. Она смотрела на него с тем же безразличием, с каким смотрела на резные капители колонн. Ее взгляд сказал ему все: он всего лишь инструмент. Пес, выполняющий приказ. И в глубине этих бездонных озер он увидел отражение собственного унижения.

Глава 1. Тени Медного квартала

Часть 1. ДНО

Прошло три месяца. Три месяца, которые растянулись в бесконечную, лишенную смысла череду дней и ночей. Время для Каэлана потеряло свою линейность; оно сжалось в плотный, тяжелый ком боли, который он таскал в себе, как каторжник – ядро на ноге.

Он больше не был командором. Он был призраком, бродящим по самым гнилым и забытым богом задворкам Среброграда – Медному кварталу. Имя «Каэлан ван Морегард» теперь принадлежало другому человеку, тому, кто верил в башни, законы и справедливость. Тот человек умер на площади вместе с Алриком. То, что осталось, было пустой оболочкой, которая реагировала лишь на базовые инстинкты: голод, жажду, холод.

Он жил – если это можно было назвать жизнью – в каморке под лестницей в трактире «Ржавый гвоздь». Это было не место, а скорее отверстие в стене, пропахшее кислым пивом, рвотой и отчаянием. Комнату ему «сдавал» трактирщик Боргар – толстый, потный человек с глазами-щелочками и душой, вывернутой наизнанку, как старый карман. Боргар не задавал вопросов. Его интересовали только монеты. И Каэлан, продав за бесценок свои последние более-менее целые вещи, платил. Пока что.

Утро начиналось с одного и того же: с глухого стука в висках и металлического привкуса во рту. Он просыпался не от солнца (оно сюда не проникало), а от криков пьяниц, доносившихся из общего зала, и запаха подгоревшей похлебки. Он лежал на жесткой соломенной подстилке, укрытый дырявым мешком, и смотрел в потолок, покрытый паутиной и копотью. В мозгу стучало одно и то же: «Ты мог остановить это. Ты мог спасти его. Ты не сделал ничего».

Он вставал. Движения были медленными, механическими. Он надевал свои последние штаны и потертую, в пятнах, рубаху. От лат и мундира он избавился в первый же день. Теперь они, вероятно, переплавлены на что-то полезное. Ирония судьбы. Его доспехи, символ чести, стали парой монет для какого-то медника.

Он выходил из своей норы в общий зал. Воздух здесь был еще гуще, чем в его конуре. Дым от очага, в котором горели мокрые дрова, смешивался с перегаром и вонью немытых тел. За столиками, сколоченными из грубых досок, сидели ночные постояльцы: воры, проститутки, беглые рабы, неудачливые наемники. Все они были обломками имперской машины, которую он когда-то так ревностно защищал. Теперь он был одним из них. Хуже них. Они хотя бы боролись за выживание. Он же просто ждал конца.

– Эй, Призрак! – кричал Боргар из-за стойки, сгребая грязные кружки. – Долг растет! Или сегодня поработаешь? У меня бочки с пивом не сами себя перетащат!

Каэлан молча кивал. «Призрак» – так его здесь прозвали за молчаливость и бледное, осунувшееся лицо. Он брал самую тяжелую работу. Разгружал телеги, таскал бочки, чистил загоны для стокавов – уродливых, покрытых щетиной животных, которых здесь же и забивали на мясо. Физическая боль притупляла душевную. Усталость до изнеможения была единственным снотворным.

В тот день ему поручили прочистить сточную канаву за трактиром. Это была работа, от которой отказывались даже самые отчаянные. Канава, куда стекали все отходы трактира и соседних лачуг, представляла собой зловонную, кишащую насекомыми жижу. Каэлан, закатав штаны, стоял по колено в этой жиже и длинным шестом прочищал засор. Вонь стояла такая, что слезились глаза. Но он почти не чувствовал ее. Он сосредоточился на монотонной работе, пытаясь заглушить внутренний голос.

Вдруг его взгляд упал на клочок промокашки, прилипший к краю канавы. На нем был изображен схематичный чертеж – что-то вроде насоса с системой фильтров. Чей-то наивный проект по очистке воды. Чья-то несбыточная мечта, выброшенная на помойку. Как мечта Алрика.

Он сгреб бумагу в комок и швырнул ее обратно в зловонную жижу. Мечтам не место в этом мире. В этом он был теперь уверен.

Часть 2. КОРОЛЕВА ТРУЩОБ

Пока Каэлан погружался в свое отчаяние, в другом конце Медного квартала, на самом его «дне», кипела жизнь. Точнее, шла бесконечная, яростная борьба за выживание.

Здесь, среди гор мусора, руин старых зданий и лабиринта из жестяных и фанерных лачуг, был ее дом. Ее мир. Ее королевство.

Ее звали Сайла. И у нее не было прошлого. Точнее, оно было, но оно состояло из обрывков воспоминаний: холод каменного пола, запах плесени, крики чужих людей. Она была продуктом трущоб, дитём улицы. И у нее был Дар. Странный, пугающий, который она тщательно скрывала.

Она сидела на самом краю разрушенной крыши старой часовни, которую местные называли «Костлявым перстом». Отсюда, сверху, весь Медный квартал был как на ладони. Кривые улочки, похожие на грязные ручьи, дым из сотен труб, создававший вечную серую пелену, и там, на горизонте, сияющий шпиль дворца архимага Деметриуса. Два разных мира, разделенные не стенами, но пропастью.

Сайла была маленькой, худой, лет четырнадцати-пятнадцати на вид. Ее темные, спутанные волосы были собраны в беспорядочный пучок. Лицо покрывал слой вечной уличной грязи, скрывавший черты, но не скрывавший огромных, не по-детски серьезных глаз цвета лесного ореха. В них читалась настороженность вечно преследуемой ланки.

На ней были рваные штаны, слишком большие для нее, подпоясанные веревкой, и просторная потертая куртка с капюшоном. В карманах куртки лежало ее богатство: ворованные яблоко и кусок хлеба, заточка из обломка напильника и несколько мелких блестящих безделушек – стекляшек, медных пуговиц. Ей нравилось, как они блестят на солнце.

Глава 2. Шёлк и Пепел

Часть 1. ЗОЛОТАЯ КЛЕТКА С ОБЛАЧНЫМ ВИДОМ

Если Медный квартал тонул в смраде и тлене, то Верхний город парил в облаках. Буквально. Белоснежные башни аристократических особняков, опоясанные ажурными мостами, вздымались так высоко, что их шпили терялись в дымке, специально нагоняемой придворными магами для пущей эффектности. Воздух здесь был чистым, холодным и разряженным, пахнущим озоном после магической грозы и ароматом ледяных цветов, которые цвели круглый год в висячих садах.

Особняк архимага Деметриуса был не просто домом; он был заявкой на бессмертие. Цельные мраморные колонны, привезенные с каменоломен самих гномов, поддерживали потолки, расписанные фресками, изображающими триумфы хозяина. По залам бесшумно скользили слуги-автоматоны, создания из позолоченной бронзы и резонирующих кристаллов, чьи пустые глазницы светились ровным голубым светом. Здесь все было идеально, выверено, стерильно. И абсолютно бездушно.

В самом сердце этого великолепия, в будуаре с видом на парящие сады, сидела принцесса Лиранель из Серебряных Рощ. Она сидела неподвижно, как и подобает высокой особе, у окна с ажурным переплетом, но ее взгляд был устремлен не на искусственные облака за стеклом, а внутрь себя. На ее коленях лежала раскрытая книга эльфийских стихов о лунах ее родного леса. Но слова расплывались перед глазами, не долетая до сознания.

Ее комнаты были роскошны. Шелковые обои, мебель из красного дерева, инкрустированная перламутром, огромная кровать с балдахином из струящегося газа. Это была самая красивая тюрьма в империи. Она была почетной заложницей. Гарантом того, что ее отец, король Лаэрон, не посмеет поднять восстание. Слово «заложница» никогда не произносилось вслух. Она была «гостьей», «представительницей эльфийского народа при дворе». Но все, включая ее саму, понимали истинное положение вещей.

Ее горничная, юная девушка-человек по имени Алиса, с робкими движениями и вечно испуганными глазами, расчесывала ее длинные, серебристо-белые волосы. Каждое движение расчески было ритуалом. Сто раз с одной стороны, сто раз с другой. Лиранель ненавидела эти прикосновения. Они напоминали ей, что даже ее собственное тело не принадлежит ей целиком. Оно было частью образа, частью политики.

– Ваше высочество, сегодня вечером прием в честь дня рождения герцога де Монтеро, – тихо, почти шепотом, прошептала Алиса. – Портниха принесла новое платье. Оно… очень красивое.

Лиранель медленно перевела взгляд на девушку. Алиса была для нее загадкой. Девушка из небогатой, но благородной семьи, отданная ко двору в надежде сделать карьеру. Она боялась Лиранель, боялась Деметриуса, боялась собственной тени. В ее страхе была какая-то утомительная, приземленная искренность.

– «Красота» – это то, что они надевают на нас, чтобы скрыть запах тления, Алиса, – холодно сказала Лиранель. Ее голос был мелодичным, но лишенным тепла, как звон хрустального колокольчика.

Алиса смущенно опустила глаза. – Простите, ваше высочество.

Лиранель вздохнула. Зачем мучить девочку? Она была так же несвободна, как и сама эльфийка. Просто у ее клетки были другие прутья.

Она поднялась и подошла к зеркалу в полный рост, обрамленному резными деревянными узорами, изображающими виноградные лозы. Ее отражение смотрело на нее с высокомерным спокойствием. Высокие скулы, миндалевидные глаза цвета весенней листвы, безупречная кожа, казавшаяся фарфоровой. Красота оружия. Холодного, отточенного, смертельного. Она ненавидела это отражение. Оно было маской, которую Лиранель носила так долго, что уже начала прирастать к коже.

Новое платье было шедевром портновского искусства. Из темно-синего бархата, расшитого серебряными нитями, имитировавшими звездное небо. Оно подчеркивало каждую линию ее тела, одновременно скрывая и соблазняя. Оно было идеальным для игры, которую ей предстояло вести.

«Играй свою роль, дочь моя, – писал ей отец в своих редких, полных скрытых намеков письмах. – Наблюдай. Запоминай. Наша надежда – в твоем терпении».

Терпение. У нее его оставалось все меньше.

Часть 2. ИГРА ТЕНЕЙ ПРИ СВЕЧАХ

Прием в зале «Лунных бликов» был, как всегда, ослепительным. Сотни свечей, зажженных в хрустальных люстрах, отражались в полированном полу, создавая иллюзию бесконечного сияния. Воздух дрожал от звуков струнного оркестра и легкого, как пух, смеха знатных дам. Аристократы, разодетые в шелка, бархат и парчу, двигались в изысканном танце светской беседы. Их лица были масками учтивости, за которой скрывались зависть, страх и ненасытная жажда власти.

Лиранель появилась на приеме, как появлялась луна на ночном небе – внезапно, холодно и неизбежно. Ее вход вызвал волну почтительного шепота. Мужчины смотрели на нее с вожделением, смешанным со страхом перед ее расой и положением. Женщины – с завистью, тщательно скрываемой за веерами и сладкими улыбками.

Она играла свою роль безупречно. Легкая, едва заметная улыбка. Вежливые, ничего не значащие фразы. Ее магия была с ней всегда. Она не использовала ее грубо, как боевой заклинатель. Ее дар был тоньше. Это была магия иллюзии и внушения. Легчайшее изменение восприятия. Она могла сделать так, чтобы ее платье казалось чуть ярче, чем у других, чтобы ее голос звучал чуть мелодичнее, чтобы ее слова западали в душу и казались неоспоримой истиной. Она была не участницей бала, а его режиссером.

Глава 3. Первая нить доверия

Часть 1. ГНЕВ И ЩЕПКА

Прошла неделя с той ночи, как Сайла спасла Каэлана от избиения в «Ржавом гвозде». За это время в его жизни мало что изменилось. Он все так же просыпался в своей конуре, выполнял самую черную работу для Боргара и пытался напиться до беспамятства. Но теперь в его рутине появилась новая, странная деталь. Ожидание.

Он ловил себя на том, что его взгляд сам собой выискивал в толпе быстрый, маленький силуэт в капюшоне. Он прислушивался к шорохам на чердаке трактира, где, как он догадывался, могло быть логово Сайлы. Он не признавался себе в этом, но его одиночество, ставшее за три месяца привычным и почти комфортным, теперь начало давить на него с новой силой. Появилась щель. Тонкая, как лезвие бритвы. И сквозь нее в его душевную темноту пробивался луч любопытства.

Однажды вечером, когда он таскал бочки с пивом в подвал, его слух, отточенный годами службы, уловил ссору на кухне. Голос Боргара был грубым и злым, а другой голос – тонким, взволнованным – принадлежал кухарке Марте, пожилой, доброй женщине, которая иногда подкармливала Каэлана объедками.

– Я не могу больше, хозяин! – всхлипывала Марта. – Пять медяков в день! На них и хлеба не купишь! А у меня внучка больная…

– Не нравится – вали на все четыре стороны! – рычал Боргар. – На твое место десять голодных ртов найдутся! А за порчу товара я тебя вообще в долговую яму упеку! Ты посмотри, сколько муки рассыпала!

Каэлан заглянул в кухню. Боргар, красный от гнева, тыкал пальцем в рассыпанную на полу горсть муки рядом с мешком. Марта, вся в слезах, пыталась собрать ее дрожащими руками.

– Это не я, хозяин, клянусь! Мешок был дырявый!

Каэлан видел, как по щекам старухи катятся слезы. Он видел беспомощность в ее глазах. И он увидел нечто иное. На полу, рядом с рассыпанной мукой, лежала небольшая, острая щепка. Кто-то специально подрезал мешок.

И он знал, кто. Это был неизменный почерк самого Боргара. Он устраивал такие «несчастные случаи», чтобы иметь повод урезать и без того мизерную плату или вовсе выгнать работника, не заплатив.

Что-то давно забытое, горячее и яростное, шевельнулось в груди Каэлана. Это была не боль, не тоска. Это был гнев. Чистый, беспримесный гнев за несправедливость, творимую с беззащитными.

Он не думал. Он действовал. Он шагнул на кухню. Его тень упала на Боргара.

– Оставь ее, – сказал Каэлан. Его голос, тихий и хриплый от долгого неупотребления, прозвучал, как скрежет камня.

Боргар обернулся, удивленный. – А тебе какое дело, Призрак? Иди свои бочки катай!

Каэлан не двинулся с места. Он посмотрел на щепку, потом прямо в глаза Боргару. – Мешок подрезали. Это не ее вина.

Боргар на мгновение опешил, затем его лицо исказилось злобной усмешкой. – А, понимаю! Заступник нашелся! Может, ты за нее заплатишь? Или отработаешь?

Каэлан молчал. Он просто стоял. Но что-то в его осанке, в его взгляде, из которого ушла апатия и появилась прежняя, стальная воля командора, заставило Боргара сделать шаг назад.

– Ладно, черт с тобой! – буркнул трактирщик, почувствовав неладное. – Марта, убирай эту муку и чтобы больше такого не было! А ты, Призрак, кончай глазеть и за работу!

Он фыркнул и вышел из кухни, стараясь сохранить вид оскорбленного достоинства.

Марта смотрела на Каэлана с благодарностью и страхом. – Спасибо, сынок… но ты зря. Он теперь тебя в обиду возьмет.

Каэлан молча наклонился, подобрал щепку, сломал ее пополам и бросил в огонь очага. Он чувствовал, как его руки дрожат. Не от страха. От адреналина. Он снова что-то почувствовал. Он вмешался. И мир не рухнул.

В этот момент с потолочной балки на него упал чей-то взгляд. Он поднял голову. В зарешеченном окошке для вентиляции, ведущем на чердак, он увидел пару глаз. Глаза Сайлы. Они смотрели на него с нескрываемым интересом и… одобрением.

Она была здесь. Она все видела.

И затем глаза исчезли.

Каэлан остался стоять посреди кухни, чувствуя, как по его жилам снова, после долгого перерыва, течет что-то похожее на жизнь.

Часть 2. УРОКИ ВЫЖИВАНИЯ

Сайла наблюдала за Призраком уже несколько дней. Сначала из чистого любопытства. Потом – с растущим интересом. Он был странным. Сильным, но сломленным. Опасным, но не жестоким. И сегодня он совершил поступок, который на улице считался высшей глупостью – вступился за слабого без какой-либо выгоды для себя.

Это нарушало все правила Медного квартала. И в то же время… это вызывало уважение.

Она решила, что он может быть полезен. Сильный союзник на улице – это вопрос выживания. Но с ним было что-то не так. Он двигался как сомнамбула, его реакции были замедлены. Он был как мощный механизм со сломанной пружиной.

В ту же ночь, когда в трактире все стихло, Сайла, бесшумная как тень, спустилась по старому водосточному желобу к окошку каморки Каэлана. Оно не закрывалось – не было даже ставни.

Мужчина не спал. Он сидел на своей подстилке, прислонившись к стене, и смотрел в темноту.

Глава 4. Первая нить паутины

Часть 1. КОРОЛЬ НА СВОЕМ ХОЛМЕ

Шрам, он же Гаррет Торгович, не был типичным бандитом. Он был предпринимателем. Пусть и в сфере, где основными инструментами были угрозы, подожженные лавки и сломанные пальцы. Его «офис» располагался в задней комнате игорного дома «Удачный козырь» – единственного заведения в Медном квартале, где окна были целы, а с потолка не капало. Здесь пахло дешевым табаком, дорогими духами и страхом.

Сам Шрам сидел за массивным дубовым столом, доставшимся ему от предыдущего владельца, который, по слухам, сейчас удобрял огороды за городом. Он был грузным, но не толстым мужчиной, с лицом, на котором шрам через левый глаз и щеку выглядел как карта его жестокого мира. Он изучал разложенные перед ним гроссбухи, в которых аккуратным почерком его главного бухгалтера, бывшего клерка канцелярии, были расписаны все «налоги» и «проценты» с лавочников, проституток и воров.

– Идиоты, – проворчал он, откладывая в сторону записку от своих людей. – Позволили какому-то бродяге и щенку оставить себя в дураках.

Рядом, в кресле, полулежал его правая рука – человек по имени Векс. Худой, как жердь, с длинными пальцами фокусника и глазами-буравчиками. Именно Векс отвечал за «техническую» часть: взломы, подлоги, устройство засад.

– Слухи ползут, Гаррет, – тихо сказал Векс. – Говорят, этот «Призрак» – бывший стражник. А девочка – та самая Крысяра, которую все боятся. Если они объединились… это плохо для бизнеса. Наша сила в том, что нас боятся больше, чем имперцев. А если появится кто-то, кто не боится…

– Я знаю, что это плохо для бизнеса! – рявкнул Шрам, хлопнув ладонью по столу. – Найти их! Я хочу их головы. Нет, лучше сначала руки и ноги. Чтобы остальные знали, что с моими людьми шутки плохи.

– Уже ищем, – кивнул Векс. – Но они, как черти, проваливаются сквозь землю. Девчонка знает каждый лаз в Квартале.

– Тогда сузь круг! – Шрам отхлебнул из хрустального бокала, столь же неуместного здесь, как и он сам. – Кто-то же их видел. Кто-то им помогает. Начни со стариков. Слабые всегда ищут защиту у сильных. Найди того, кому они помогли, и сделай так, чтобы он захотел помочь нам. Понятно?

Векс усмехнулся, обнажив желтые зубы. – Как дважды два.

Он вышел, а Шрам откинулся на спинку кресла. Он ненавидел непредсказуемость. Его мир был выстроен на страхе и деньгах. И теперь в этот мир ворвался новый игрок. Призрак из прошлого и дитя улицы. Опальная комбинация.

Часть 2: ПЛАН, ВЫРОСШИЙ ИЗ ОБИДЫ

Их штабом стала плоская крыша старого амбара. Сайла притащила сюда несколько старых мешков, чтобы сидеть было мягче, и жестяную банку, в которой они разводили маленький костерок для тепла и подогрева воды. Вид отсюда был лучшим в Медном квартале: море кривых крыш, трубы, дым, и вдали – сияющий замок архимага.

Именно здесь, глядя на этот замок, Каэлан и вынашивал свой первый за три месяца план. Не план сражения. Не план обороны. План нападения.

Инициатором выступила Сайла. Она примчалась на крышу взволнованная, с горящими глазами.

– Призрак! Я знаю, с кого начать! С Жиряя!

«Жиряем» в Медном квартале звали сборщика налогов по имени Губер. Он был мелким чиновником, чья единственная радость в жизни заключалась в том, чтобы выбивать последние гроши у тех, у кого и так ничего не было. Он был коррумпирован, жесток и очень, очень осторожен. Он всегда ходил с двумя охранниками и вел двойную бухгалтерию: одну для казны, а вторую – для своего кармана и для Шрама, которому он платил за «крышу».

– Сегодня он обобрал старуху Берту! – рассказывала Сайла, размахивая руками. – Ту, что продает вязаные носки! Забрал у нее последние монеты, сказал, что она не заплатила налог на «уличную торговлю»! А она на эти деньги лекарство для внука копила! Мы должны ему отомстить!

Каэлан слушал ее, и в его душе что-то откликалось. Это была не абстрактная несправедливость системы. Это была конкретная, осязаемая боль. Как боль Алрика.

– Хорошо, – сказал он. – Но мы не будем его бить. Мы ударим по тому, что для него важнее всего. По его деньгам.

Идея была проста, как и все гениальное. Они украдут его дневную выручку. Не всю. Только ту часть, что была в его потайной, личной книге. Ту, что он собирался положить себе в карман. Они унизят его. Оставят без краденого, и, возможно, его же начальство заинтересуется, куда делись недостающие суммы.

– Он хранит деньги в своей конторе, на первом этаже, – с воодушевлением говорила Сайла. – Я подглядывала. У него там сейф. Старый, железный.

– Сейф – не проблема, – сказал Каэлан. С его опытом и ее даром вскрыть его было делом техники. – Проблема в охране. И в том, что контора находится на оживленной улице. Нам нужен отвлекающий маневр.

План начал обретать форму. Они будут действовать ночью. Сайла проникнет внутрь через вентиляционную шахту (благодаря её комплекции и дару, позволявшему на время «сжать» кости). Каэлан будет стоять на страже снаружи. А для отвлечения охраны они используют… Гнома-Кривонога.

Идея с гномом принадлежала Сайле. Старый скрипач был им должен за спасение от Бородавника. И, что важнее, он был мастером на все руки. Он должен был создать шум на другом конце улицы – поджечь бочку с мусором, устроить небольшой фейерверк из подручных средств. Все, чтобы охранники вышли из конторы на несколько минут.