Глава 1
Она забилась в щель между двумя высотками. Вгрызлась туда, как червяк в расщелину яблока. Там-то было – сантиметров тридцать, не более. А она распласталась морской звездой и замерла, наблюдая глазами за облезлой овчаркой, оскалившей на нее пасть. Собака была лысой, еще молодой, с вмятыми от голода боками. Одна глазница пуста, и морда в гниющих шрамах.
Овчарка? Хотя черт их поймет, все псы теперь на одно лицо, или морду. Возродился и их волчий инстинкт – выслеживать, сбиваться в стаи и нападать.
В прошлом году Андрей думал приручить одного такого найденыша, а до этого он едва не вынес мне мозг воспоминаниями, какой у него в детстве был мопс. Собачонка даже спала с ним в одной кровати. Ручная игрушка, терпеливо сносящая детские издевательства и любовь.
Вот Андрюха и забрал новорожденного щенка, убив суку, которая только ощетинилась, а уже пыталась загрызть его. Он едва успел увернуться от ее броска и клыков, а потом разрядил очередь в ее оскалившую пасть.
В выводке было три лысых морды. Мы не стали тратить на них патроны. Соммерс ничего не сказал, но один его взгляд на Андрюху, и тот понял, что не стоило было палить очередью в разродившуюся суку, когда ее можно было убить прикладом Калашникова.
Пауль заявил, что мясо псины можно зажарить. Будто-то раньше, люди ели мясо собак. Не знаю, может, он и наврал, так как хотел есть. Мы же, дурни, развесили уши, с голодухи чего только не сожрешь. А потом мы едва не проблювались от вони, когда пытались сожрать это мясо. Пауль все-таки съел огромный кусок едва прожаренного мяса, и два дня его рвало кровью. Мы думали все – нежилец, а он выкарабкался.
Андрей возился со щенком, как родная мать. Мы смеялись над ним, но только за его спиной. Нервы у Андрея ни к черту. Он месяцами ходил спокойный и улыбался, радуясь этой паршивой жизни и бесконечной дороге. Общительный и добродушный парень, казалось бы. А потом находило на него что-то. Что-то темное и злое. Он только что не рычал как эти псины. Но в эти особые дни лучше его было не задирать. В эти дни, однажды, он уже убил человека за глупую шутку, правда, чужака. Мы запомнили тот случай. А Соммерс вообще научился на раз определять признаки будущих приступов, и пока Андрюха не видел, он подсыпал ему какие-то порошки в еду. Впрочем, эти порошки и впрямь помогают ему.
Так вот, Андрюха, дурак, лишился двух пальцев. Этот маленький найденыш вцепился в него мертвой хваткой. А ведь даже я поверил, что лысая морда привязалась к Андрею и слушается его команд. А эта сволочь только выжидала, притаившись, как охотник, в ожидании, когда дичь допустит промах. Я размозжил череп щенка прикладом ружья.
Но больше Андрей не выносит мне мозг и не говорит о псине.
Сплевываю на жухлую землю черную слюну. На днях мы разжились настоящим табаком.
Гейгеровский счетчик зашкаливал. А нам было плевать. Мы сами ходячая радиация, мутировали, как и псы, но цепляемся за жизнь и тоже сбиваемся в стаи, чтобы вырвать у смерти еще несколько лет или месяцев.
Засовываю в рот новую щепотку табака и вновь подношу к глазам бинокль. Трофей, я обменял его на несколько банок просроченной тушенки и упаковку патронов.
Увеличиваю изображение высоток.
Девчонка застряла. Совсем малолетка, лет тринадцать, а может и двадцать. Впрочем, сегодня можно было увидеть и старуху, выглядевшую ребенком, и наоборот – детей с морщинистой кожей, едва доживающих до своего десятилетия.
Девчонка не в моем вкусе. Тощая и облезлая, как эти псины, с завалившимися боками. Да еще в нелепой красной майке.
Эх, жаль, Пауль отправился на юг. Он хоть и был придурком, но его сестрица за день успевала обслуживать до десятка мужчин. И ей всегда было мало. Пауль говорил –радиация, а может, сифилис добрался до ее мозга. Впрочем, он, Пауль, тоже не брезговал ею.
Соммерс рассказывал нам, что до катастрофы женщин в нашем мире было больше мужчин. А теперь одна такая нимфетка, застрявшая в высотке, могла привести к смерти целого отряда, если конечно ты не готов делиться с нею со случайными попутчиками. Паулю повезло, его сестра сама была готова обслужить каждого встречного. Хотя он дурак пошел на восток, в пустыню. Сам сгинет, и сестра вместе с ним пропадет.
Одноглазая собака рычит, слюна ваксой падает на землю. Усмехаюсь, может, псина, как и мы, тоже разжилась табаком.
Пес не нападает, только наблюдает. Видать он отбился от стаи и боится напасть первым против двуногой. Пес задирает морду и пронзительно, с надрывом, воет. Морщусь. Этот лысый мутант напоминает мне Егора, тот тоже выл, когда ему оторвало ноги противотанковой миной. Он выл двое суток. Мы перевели почти все лекарства на него. Но у него началась гангрена, но дальше резать было нечего. Он охрип от крика, а к утру его тело окоченело.
Я до сих пор думаю, что он не сам помер. Соммерс был слишком спокоен утром, собран, а руки у него подрагивали. И тем утром, один раз я пересекся с ним взглядом, и мне стало не по себе.
Соммерс самый умный в нашем отряде. Ему сорок восемь лет. В тот год, когда все произошло, ему было тридцать лет. Он был ученым в какой-то секретной лаборатории, которая и после «конца света» проработала еще десять лет. Когда мир рухнул в бездну, он обучился стрельбе и выживанию в любых условиях. Он говорил, что все просчитал – резкие перепады температуры, мутацию, радиацию, повальную лейкемию и смерть. Он хороший снайпер, но я лучший стрелок в нашей группе. Жизнь и меня многому научила, в том числе выживать, когда казалось, и не выбраться из передряги.
Пес тем временем догадался, что загнал добычу. Возможно, в его предках были и охотничьи собаки. Вот только сейчас не было охотника, чтобы отозвать пса. А девчонка даже не кричала, она молча смотрела на пса. Еще увеличил зум. Хм...даже не плачет. И не кричит. Может, и впрямь немая, или сумасшедшая. Черт, ошейник на шее. Это еще хуже. Точно помешенная. Тут любой свихнется, если попадет в лапы работорговцев.
Глава 2
В стае пятнадцать псин. И первый облезший мутант всего лишь щенок рядом с другими лысыми псинами.
Алекс не стреляет, патронов у нас мало. К тому же выстрелы могут привлечь внимание чужаков. Она использует штык ружья. Стилет доработал наше оружие, сделав его универсальным. Алекс замахивается и пронзает брюхо суке с набухшими сосками. Та визжит, и мы с Алекс оказываемся спина к спине, чтобы не упускать из вида других псин. Я пытаюсь отступить от нее на шаг, я знаю, она не любит, когда кто-нибудь находится за ее спиной.
- Да стой ты, - рычит она.
Выдыхаю. Значит, она соображает, где находится. И мне не грозит получить штыком в спину, как этой воющей суке.
Псин слишком много – целая стая. А сука не сдохла, нет, она ковыляет к нам, оставляя за собой кровавый след.
- Мазила, - замечаю я, пытаясь и сейчас задеть Алекс.
- А ты придурок, - беззлобно огрызается она.
Как и есть – придурок, соглашаюсь я. Чего я бросился вслед за ней? На незнакомую девчонку мне плевать, а Алекс меня всегда бесила. А так избавился бы от нее. Ведь со стаей ей одной никогда не справиться, какая-нибудь из псин вгрызлась бы ей в спину или горло…
Но меня почему-то мутит от одной этой мысли. От мысли, что она могла бы здесь умереть. Нет, мы же товарищи, пусть она и девчонка. А Соммерс утверждает, что мы не бросаем своих. Ведь если мы перестанем доверять друг другу, то нам никогда не добраться до этой Новой Англии, нам никогда не выжить.
На меня бросаются сразу несколько псин. Одну бью по морде прикладом, другую отшвыриваю правой ногой, но еще одна сука успевает вцепиться клыками мне в ботинок. Вот тварь. Ботинки я снял с одного парня, после того как мы подрались. Я тогда вступился за Алекс. И хоть я получил по морде, но я заполучил и ботинки в результате той драки. А сейчас все, первый дождь, и буду хлюпать мокрым носком.
Еще несколько псин бросаются на меня, а также на Алекс.
Но тут Соммерс и Локи первыми добираются до нас. Затем я слышу мат Андрюхи и сглатываю. Мы еще никогда не сталкивались со стаей больше пятнадцати-двадцати особей. А этих тварей здесь уже не меньше полусотни. Черт, и здесь Соммерс оказался прав, предположив, что вскоре четвероногие догадаются сбиваться в большие стаи.
И не сбежать, ведь лысых мутантов слишком много. Мы конечно бережем патроны, но жизнь важнее. Я делаю первый выстрел, за ним еще один и еще. Мы все также стоим с Алекс спиной друг другу, и почему-то сейчас я уверен, что она прикроет меня.
Остальные парни уже подбегают к нам. Они пока не стреляют, боятся задеть нас с Алекс.
- Твою же...- я оторопело смотрю на машину, которая, не сбавляя скорость, врезается в стаю. Черт, машину я заметил, вернее услышал еще несколько минут назад, но вот кто в ней – оставалось загадкой. Затемненные стекла скрывали водителя и пассажиров. Но рев двигателя одинок в округе, а в салоне едва смогла бы разместиться большая группа.
Машина врезается в стаю, раздается скулеж и вой. Но водила за рулем продолжает раз за разом врезаться в стаю, убивая мутировавших псов.
Не знаю, кто за рулем, но у мужика точно есть яйца. Ведь и псины, почуяв нового противника, набрасываются черной волной на машину.
Через пять минут все закончилось. Псины, выжившие псины, обращаются в бегство. Мы их не преследуем, и так слишком много потратили патронов.
Но ружья и винтовки мы не убираем, нет, мы напряженно ждем тех, кто сидит в затемненной машине. Я готов выстрелить в колеса, хотя жаль машину. Ведь за транспорт сейчас убивают. Но люди не помогают просто так чужакам. Если конечно они не такие чокнутые как Алекс. Бросаю беглый взгляд на нее. Хочу убедиться, что она не пострадала.
- Больно?
Она смотрит мне прямо в глаза, хм, я и не думал, что она стоит так близко. Ведь псины сбежали, и нам уж не надо прикрывать спину друг друга. Ее лицо в десятки сантиметров от моего. А глаза, вблизи ее глаза насыщенного синего цвета... черт, почему-то она отводит взгляд и смотрит на мою ногу.
Алекс опускается на корточки. Ее волосы касаются моего паха. У меня потеют ладони. После того как она побрилась налысо, ее волосы вновь отросли и торчали как у ежа. И порой мне хотелось проверить так ли они остры на ощупь, как ее взгляд.
Она отрывает кусок ткани от своей рубашки и перебинтовывает мне ногу.
У меня пересыхает в горле. Я и не заметил, что псина прогрызла мне не только ботинок, но и добралась до мяса. Кровь залила и ботинок, и низ штанины.
Алекс не торопится, или мне кажется, что время замерло. Да, ее волосы отросли. И хотя чужаки одно время почти перестали доставать ее своими предложениями, я больше ни разу не называю ее вслух Рапунцель. Пусть отращивает свои кудри.
Она наклоняется ближе, и ее макушка случайно бодает мое бедро.
Сжимаю челюсть. У меня давно не было женщины. Поэтому мой член реагирует на такую близость. И поэтому я самого начала и не верил в женщину в отряде, если она не сестра Пауля, готовая пойти с каждым и снять напряжение.
Черт, я почти не дышу, давай же, заканчивай бинтовать мою ногу и вали. И нет, только не поднимай лицо.
В джинсах тесно. А Алекс все-таки поднимает взгляд. Сильнее сжимаю ствол винтовки, до белых костяшек пальцев. Ее губы шевелятся, а я даже не понимаю, что она мне говорит. Я просто, как дурень, смотрю на ее пухлые губы. Стрелки на часах времени к чертовой матери останавливаются. Но Алекс задает мне вопрос. Она, наверно, резко распрямляется, но для меня все происходит очень медленно. Она что-то говорит, впервые обеспокоенно заглядывает мне в глаза. А я перевожу взгляд ниже, чтобы не видеть ее синих глаз и искусанных губ, но натыкаюсь на ее грудь. Сегодня она перевязана и незаметна под одеждой, но я помнил как натягивалась ее футболка, когда она лежала в ванне, отбросив голову на бортик.
- Дэн, ты в порядке? Да что за хрень с тобой?
Киваю, своему голосу я не доверяю. Делаю один шаг, и меня ведет в сторону. Алекс придерживает меня за руку, она в первый раз прикасается ко мне, не желая набить мне морду, отмечаю я. Она помогает мне присесть на землю, нога болит, а я ни черта не соображаю.
Алекс достает из рюкзака бумажный пакет:
- Это приступ паники. Держи.
Я давно не смотрел кино, но помню, как герой в какой-то молодежной комедии дышал в пакет, пытаясь справиться со страхом и паникой. Соммерс потом научил Алекс так дышать.
Присаживаюсь, перебрасываю рюкзак на колени, чтобы скрыть свое возбуждение.