Гипнотизер. Реальность невозможного. Книга 1

Информация о книге

Обложка  в презентации работы Анатстасии Логиновой

Цикл «Путешествия & приключения» (другие книги цикла «Долго будет Карелия сниться» и «Выжить в Антарктиде» сюжетно не связаны с этим романом)

Жанр  ОЛР/ мистическая остросюжетная проза с элементами бытописательного реализма/  НФ-триллер

Место действия Россия, наши дни

Рейтинг 16 +

Режим публикации глав  вторник-пятница (как обычноJ)

Эпиграф  Нет ничего неотвратимее невозможного (Виктор Гюго. «Отверженные»)

АЛЬТЕРНАТИВНАЯ АННОТАЦИЯ
Московский психотерапевт-гипнолог Евгений Ромашов привык объяснять любые чудеса с позиции науки, однако готов применить в лечении нетрадиционный подход, если того требуют обстоятельства. Когда племянница теряет голос из-за сильнейших переживаний, он отправляется с ней на Байкал искать шамана из ее сновидений. В легендарном краю они сталкиваются с загадками, перед которыми пасует здравый смысл. Помогая людям, попавшим в беду, Ромашов сам оказывается в смертельной опасности. Сможет ли он противостоять злу, имеющему тысячи обличий, и обрести свою судьбу - или для обычного гипнотизера-скептика это из области невозможного?

ВАРИАНТ ОБЛОЖКИ (ОТ АВТОРА)

Роман закончен. Планируется полная выкладка в режиме 3 главы в неделю (понедельник-среда-пятница). Однако автор не исключает ситуации, что после заключения договора на издание книги, на данном сайте останется ознакомительный фрагмент.

Обо всех изменениях и планах будет сообщено дополнительно: в блоге и в комментариях.

Приятного чтения!

История первая: Ведьма. Глава 1. Авария

ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ. Ведьма, или Вместо пролога

Смерть — единственная встреча, не записанная в вашем органайзере

Фредерик  Бегбедер, французский писатель, 20 век

Я не волшебник, не маг и не целитель. Я лишь хочу показать вам результаты некоторых опытов,  которые позволят вам в будущем успешно справляться с собственными проблемами. 

Эмиль Куэ, аптекарь, мессмерист, 19 век

Авария

Шел дождь. Несильный, но моросил он целый день, и дорога была мокрая. Деревеньки, проносившиеся за окном автомобиля, выглядели одинаково безжизненно. Покосившиеся деревянные заборы, заросшие пожелтевшим чубушником, чередовались с новомодным профнастилом, поверх которого торчали черепичные крыши, соревнующиеся меж собой размерами спутниковых тарелок. В виду близкой осени дачники успели разъехаться, а местные старожилы прятались от сырости по домам. Изредка на обочинах попадались грибники с пластмассовыми ведрами, да еще однажды, неуверенно петляя, проехал на велосипеде краснолицый дед в рваном целлофановом дождевике.

Меж деревеньками тянулись поблекшие поля и перелески, и порой темные ели настолько близко подступали к дороге, что почти скребли ветвями по крыше автомобиля. В чуть приоткрытое окно врывались запахи земли, хвои, болота и почему-то навоза, видимо, кто-то из местных недавно удобрял огород.

Евгений, однако, стекло не поднимал, ему было душно и хотелось впустить в салон хоть немного живого воздуха. Впрочем, он сознавал, что задыхается по причине нервного свойства, а не от духоты.

 Ира и Таня сидели сзади. Таня, бледная, с потемневшими от подступающей паники глазами, крепилась, как могла, и даже утешала мать, то и дело срывавшуюся на судорожные всхлипывания. Евгений время от времени поглядывал на них в зеркало, но молчал. Внешне он держался спокойно, и только сжимающие руль побелевшие пальцы выдавали крайнее напряжение.

- Женя, нельзя ли поскорее? – упрекнула Ирина.

- Нельзя, - коротко бросил Ромашов.

- Да где же эта чертова больница? Господи, хоть бы обошлось! Хоть бы ошибка! Жень, ведь могли нам сообщить по ошибке? Что это не Саньку с приступом подобрали, а кого-то еще?

- Могли, - так же коротко ответил Евгений.

Санька, то есть Александр Ромашов, приходился ему старшим братом, а Ирина и Таня, соответственно, невесткой и племянницей. Два часа назад Ира разыскала его в клинике и, захлебываясь в словах и слезах, сообщила, что муж с инсультом поступил в какую-то сельскую больницу.

- Мне позвонил участковый, сказал, ему стало плохо за рулем. Саня нашел силы остановиться прежде, чем потерял сознание, но дорога была пустынная, нашли его поздно... Жень, надо ехать! Ты знаешь, я машину не вожу, а это в ста километрах от столицы. Не на такси же нам с Танечкой!

- Ты уверена, что это не развод на деньги?

- Так он денег не просил. Адрес больницы назвал и велел медицинский полис привезти. Я Саньке на мобильный звонила. Сначала никто трубку не брал, потом какая-то санитарка сказала, что инсульт…

Евгений отменил прием и, отпросившись у главврача, бегом бросился на стоянку, где уже нервно топтались в ожидании Ира и Таня.

«С инсультом шутки плохи. Не окажут помощь в ближайший час, последствия могут быть весьма плачевными, - размышлял Ромашов, снимая с сигнализации серебристую «Киа Рио». – Эх, Санька, как же тебя угораздило?»

… - Саню надо перевести в Москву, в нормальную больницу, - заныла с новой силой Ирина на заднем сидении. – Жень, забери его к себе в клинику?

- Ира, у нас частная лечебница для алкоголиков.

- Но ты же знаешь других докторов, у тебя есть связи, знакомые. Он твой брат!

Ромашов с новой силой вцепился в рулевое колесо:

- Разберемся. Надо сначала его увидеть, с лечащим врачом переговорить.

Следуя указаниям навигатора, он съехал с широкой Минки[i] на проселочный тракт и принялся петлять меж дачами и деревеньками, которые хоть и располагались близко от Москвы, вид имели глубоко провинциальный.

- Долго еще? – негромко поинтересовалась Таня.

Евгений бросил взгляд на навигатор:

- Сейчас на трассу выедем и еще семь километров.

Таня нахохлилась в своем углу. Беспрестанные всхлипывания матери ее тоже утомляли, но неподдельное беспокойство за отца легко читалось в ореховых глазах.

 Тане исполнилось девятнадцать, и она оканчивала художественный колледж по специальности «театральный декоратор». Племянница представляла собой тот восторженный тип девушек, которые вечно парят в облаках и не способны организовать собственный быт. Домом в семье брата занималась Ирина, а Таня в лучшем случае шила занавески и переставляла мебель в комнатах. Пожарить яичницу или вовремя купить молоко являлось для нее непосильной задачей. Внешне девушка была очень хорошенькой. Курносый нос, светло-русые волосы, заплетенные в косу, и стройная фигура притягивали взгляды мужчин от шестнадцати до шестидесяти, но Таня была слишком далека от флирта и вообще всего земного.

Евгений племянницу любил и относился к ней как к младшей сестренке. Будучи мелкой и шумной, она отпугивала его, шестнадцатилетнего балбеса, непонятными бантиками на тонких косичках, которые вечно требовалось «класиво завязать», и прочими девчачьими закидонами. Но когда они оба подросли, Женя к собственному удивлению обнаружил в «писклявой занозе» ум и не понятно откуда взявшиеся приятные манеры. Ни старший брат, ни его жена, на вкус Евгения, приятностью не отличались. Брат, конечно, есть брат, но, положа руку на сердце, у него с ним было мало общего. А вот утонченно-возвышенная Танька, несмотря на разницу в возрасте, стала для него по-настоящему родным человеком. Как-то исподволь, особо не напрягаясь, она научила его разбираться в живописи,  таскала в музеи и на вернисажи. Правда, андеграудные галереи вроде «Винзавода» наводили на него жуть, но Евгений гордился, что приобщается там к культурной столичной жизни.

1.2. Загадочная цыганка

Загадочная цыганка

- Деточка, ну какая тебе разница, можешь ты громко кричать или нет? – убеждала Таню бабушка, Раиса Сергеевна Ромашова. – Ты же не певица, а художница. Впрочем, не хочешь рисовать и не надо. Поспи, почитай, отдохни, а я тебе пирожков напеку.

Бабушка ничего не понимала, но Таня послушно кивала и отворачивалась к окошку. За стеклом кипела суетная жизнь, от которой она намеренно отгораживалась.

Из больницы ее выписали еще в конце сентября, да и то держали там больше из-за неадекватного состояния, выразившегося в полнейшей апатии и потери способности говорить, чем из-за физической травмы. Было подозрение, что всему виной ушиб головного мозга, и терапия предстоит серьезная, но обошлось.

- Истерическая афония, - вынес диагноз заведующий отделением, Сергей Сергеевич Попов, давний знакомый Ромашова. - Сам знаешь, голос может вернуться внезапно или не вернуться никогда. Результаты обследования обнадеживают: в результате контузии мозговые отделы не пострадали, органических поражений на МРТ не выявлено. Все упирается только в тонкое понятие «души». Медикаментозный курс мы ей проколем-прокапаем, конечно, но дальше, Женя, уж сам гляди, здесь ты куда больший специалист, чем наш отоларинголог.

- Меня беспокоит ее странное поведение, – признался Ромашов. – Таня всегда слыла общительной, а сейчас никого не желает видеть, вздрагивает от каждого шороха, кого-то ищет по углам.

- Не удивительно, учитывая, что именно ей удалось пережить. По-хорошему, ее в психиатрию надо переводить. Или в спецсанаторий на полгодика. Там и грязевые ванны для руки, и массаж, и электрофорез, и что немаловажно, - Попов постучал согнутым пальцем себе по лбу, - капельницы для мозгов. Ты подумай, Жень, если согласен, я лично с главврачом договорюсь.

- Я ее на дому, по-родственному, в частном порядке, - сказал с тяжким вздохом Евгений. – Напиши список, что полагается для восстановления после переломов, все эти грязевые ванны, массажи и капельницы. Впрочем, с капельницами я сам разберусь.

- А справишься?

- Уж если я для любимой племянницы ничего сделать не смогу, то какой от меня вообще в профессии толк?

Конечно, Сергей Сергеевич был прав, да только как же молодую девчонку в «дурку» поместить – у нас от подобного пятна в биографии не отмоешься, думал про себя Ромашов. По мнению большинства, лечение у психиатра предписывается исключительно опасным шизофреникам, а депрессия считается обычной «маятой, которая сама пройдет». Евгений сталкивался с подобным обывательским мнением постоянно. Однажды он даже выступал свидетелем на суде по вопросу лишения родительских прав, когда после развода муж пытался отнять ребенка на основании, что бывшая лечилась у Ромашова в психиатрической клинике от бессонницы. Экс-муж был богат и шел на принцип, а у женщины еще до суда отобрали дочь и безосновательно записали в сумасшедшие. Подобного реноме для племянницы Ромашов не хотел.

После того, как физические травмы Татьяны перестали нуждаться в круглосуточном наблюдении, бабушка с дедушкой забрали ее к себе «на амбулаторный режим». Евгению идея оставить племянницу на милость отца с матерью, чуть что, причитающих про «бедную сиротиночку», совсем не нравилась, но бросать ее в одиночестве или тащить к себе в холостяцкую берлогу тоже было неудобно.

Таня взяла академический отпуск и затворницей засела в четырех стенах, выбираясь только на кухню покушать, да на балкон подышать и полюбоваться на просыпающийся город. Ей следовало разрабатывать запястье, если она желала продолжать рисовать, но девушка это делала с неохотой. Она все отныне делала с неохотой, словно пропавший голос лишил смысла ее существование. Но в реальности все обстояло куда хуже: Таня считала, что несет на себе печать проклятия, и ей не стоит подвергать опасности ни в чем не повинных людей. Вот почему она резко свела на нет все контакты с сокурсниками и друзьями, и, если бы могла, перестала б общаться даже с родственниками. «Если погибать, то в одиночестве», - полагала она.

В результате страшной аварии Татьяна, как ей казалось, приобрела странную способность видеть невидимое. Она никому в этом не признавалась, даже Жене – особенно Жене, страшась услышать позорный приговор, однако переживала свое новое свойство болезненно.

Хуже всего ей было ночами, когда грань между мирами, по утверждениям эзотериков, истончалась, и призраки, духи и демоны получали возможность добраться до нужных им людей. Татьяне всюду мерещились чужие глаза, следящие за ней с укором. Иногда сил терпеть не было настолько, что она в панике металась по комнате, хрипела и билась в немой истерике, пугая дедушку и бабушку.

Лекарства, что прописал ей Женя, помогали снять напряжение и погружали в легкий, ко многому безразличный сон, но не спасали полностью от неприятных визитов странного узкоглазого старика. Нет, он не пугал ее нарочно, не хватал призрачными ледяными руками – просто возникал из ниоткуда и смотрел, смотрел прямо в душу темными всезнающими глазами. Иногда старик проникал в ее сны, но и там хранил загадочное молчание. Таня даже думала, что он такой же немой, как и она. Но зачем он тревожил ее? Чего хотел? Если он – ее проклятие и наказание за совершенную чудовищную ошибку, то почему изводит в тишине, а не забирает к себе в преисподнюю? Или продолжать жить после того, как мама и папа умерли по ее вине, это и есть самое страшное наказание?

Таня втайне надеялась, что со временем все образуется: либо она привыкнет и перестанет обращать на старика внимание, либо он оставит ее в покое. Девушка даже радовалась порой, что потеряла голос и не в состоянии выдать себя, разговаривая с демоном, притаившимся в углу. Однако время шло, а ничего не менялось. Таня замкнулась, похудела и потеряла былую живость. Днями напролет она лежала на кровати, уставившись в потолок, а бабушка ей в этом потворствовала, несмотря на советы младшего сына.

1.3. О гипнозе и не только

О гипнозе и не только

Встреча с «цыганкой» Ромашова скорей позабавила, чем поразила или напугала. Будучи гипнологом со стажем, он прекрасно представлял, что такое транс и какие возможности благодаря ему получают люди.

Обучаясь в вузе, Евгений присутствовал на лекциях известного профессора, члена профессиональной психотерапевтической лиги Ильи Николаевича Левадского. Его удивительные рассказы и демонстрации человеческих возможностей так поразили Ромашова, что он загорелся идеей посвятить этому жизнь.

- Способность поддаваться гипнозу зависит от эмоциональности человека и его воображения. Насколько человек гипнабелен сам, настолько хорошим гипнологом он станет, - доказывал профессор, вызывая добровольцев из числа студентов-медиков на сцену. – Тот, кто не может впасть в транс, пусть ставит крест на профессии психиатра и психотерапевта. С помощью одних только медикаментозных инструментов громких удач в нашей сфере не добиться. 

Однажды Левадскому задали вопрос:

- Гипнотизеры заставляют пациентов мысленно путешествовать в прошлое и будущее в поисках источника подспудных психологических проблем, но не фантазии ли это?

- Я веду курс развития определенных способностей и за свою долгую жизнь в профессии наблюдал разные вещи, - ответил тот. – Конечно, под гипнозом активно работает воображение, и на этом основании некоторые отрицают достоверность информации, полученной на сеансах. При желании, можно «вспомнить» своё бытие динозавром или Наполеоном, особенно, если сам гипнолог подтолкнет к тому наводящими вопросами. Однако помогая, скажем, свидетелям преступления вспомнить недавнее прошлое, заглянуть в те углы, куда человек не имел возможности заглянуть в сознательном состоянии, но фиксировал детали бессознательно, я не имел проблем с «ложными воспоминаниями». Мои коллеги гипнологи-дознаватели официально работают в Следственном Комитете и помогают раскрывать самые запутанные случаи, когда иные методы бессильны. При точном соблюдении протокола люди всегда вспоминают именно то, что было, и это подтверждается параллельными следственными источниками.

- А человек способен соврать под гипнозом? – не унимался любопытный студент.

- Пациент зависит от воли гипнолога и от корректности задаваемых ему вопросов, вот почему так важно соблюдать протокол и формулировать вопросы нейтрально. Однако при глубокой сомнамбулической стадии соврать ни у кого не получится. Другое дело, что погрузиться в глубокий транс способны немногие. Запомните, что на 70% дар гипноза принадлежит гипнотизируемому, и только на 30% самому гипнологу. Смиритесь, если перед вами будет сидеть интраверт с критичным умом, с подобным пациентом результаты всегда будут скромными.

Уроки профессора Левадского не прошли для Ромашова впустую. Сегодня Евгения считали отличным гипнологом, да и сам он, без ложной скромности, полагал, что неплохо разбирается в вопросе.

По здравому размышлению он решил, что «цыганка» вполне могла погрузиться в самопроизвольный транс и что-то такое вытащить из мелких деталей, на которые сознание в обычном состоянии не обращает внимания. Имя «Таня» она угадала, а с «Василием» промахнулась – бывает. Про аварию девица читала в газете, там же - видела фото счастливо спасшегося Ромашова. Все это хорошо укладывалось в рамки транса, когда подсознание легко выдает забытые мелочи. А вот причитания про «беду», «смерть» и «проклятие» - это обычный набор салонной гадалки, как и монета-сувенир, в силу которой Евгений, конечно, никогда не поверит.

Монетку, впрочем, выкидывать он не стал, положил в портмоне, где уже пряталась миниатюрная мышка из Мышкина – подарок благодарной пациентки. Мышке полагалось периодически поглаживать спинку, «чтобы денежка в кошельке не переводилась», чего Ромашов, естественно, не делал, но сувенир хранил, редко о нем вспоминая. Теперь мышке составил пару крылатый дракон. Возможно, позже он придумает ему какое-то полезное применение.

И все же за нервной болезнью Татьяны стояла какая-то трагедия, и с ней Жене необходимо было разобраться. Свое расследование он начал с осмотра квартиры брата, куда отправился на следующий вечер, чтобы методично порыться в ящиках и найти… он сам не знал, чего.

Квартира выглядела нежилой: слишком аккуратной и лишенной запахов. Евгений вспомнил, как сразу после похорон мать пришла сюда и, засучив рукава, молча взялась за уборку. Она безжалостно выкидывала на помойку все, что казалось ей лишним или напоминало о сыне и невестке чересчур рьяно.

Евгений собирался помочь, но его возмутило, что мама сочла мусором Танины детские рисунки. Начертанные неуверенной рукой, они были наивными, незрелыми и где-то неудачными, но сама Таня их хранила, значит, ей они были дороги. Раиса Сергеевна уступила, запихнула рассыпающиеся листы в самый нижний ящик письменного стола, но Жене пришлось уйти, дабы избежать дальнейшего скандала.

Конечно, он понимал, что это не черствость, а всего лишь проявление характера. Не факт, что человек, шумно переживающий горе или впадающий в кататонию, скорбит больше, чем методичный аккуратист. Немытые тарелки, безумный взгляд и ступор не обязательные признаки страданий, как и музей, в который иной раз родственники превращают жилье погибших, не свидетельство большой любви. Плохо одно: после такой грандиозной чистки найти что-либо превращалось в безнадежное дело.

Евгений пропадал в квартире уже третий час, но ни на шаг не продвинулся. Девичий дневник, что вела Таня, был полон стихов, картинок и глупейших анкет, а последняя запись в нем была сделана за полгода до трагедии. Он пролистал его и отложил за ненадобностью. Писем, счетов, подозрительных чеков Ира не сохранила (или это мама постаралась). Санька держал в кабинете кипу бумаг, но все они касались исключительно работы и ничего не проясняли.

1.4. Маленькое происшествие

Маленькое происшествие

После рассказа Зои Евгения уже не удивило, когда по номеру «Валентин.плитка» ответил женских голос.

- Саша?

- Валентина? – спросил в ответ Евгений.

- Да, - голос звучал неуверенно, но почти сразу перешел в атаку. – Кто это? Почему вы звоните с номера Александра Ромашова?

Женя прислушивался к интонациям и дыханию собеседницы, планируя установить с ней обратную связь, чтобы лучше понять ее мотивы. Если понадобится, он хотел надавить на нее, используя приемы НЛП (нейро-лингвистического программирования). Судя по сбивчивым нервным вдохам,  одна только мысль о Саньке вызвала в душе Валентины бурю. И – это был его второй молниеносный вывод – о трагической смерти женщине не сообщили.

- Я его брат, Евгений, – имитируя ее напористый, агрессивный темп, произнес он. – А вы кем ему приходитесь?

- Это не ваше дело! Попрошу мне больше не звонить! И Саше передайте, пусть сотрет мой номер!

Чрезмерно эмоциональная реакция почти не оставляла сомнений, что Валентина была той самой «интрижкой на стороне», поставившей семью на грань распада. Кажется, в тот последний день они с Саней поругались. Брат психанул, и это спровоцировало приступ.

- Саня скончался три месяца назад, - Женя успел это сказать прежде, чем женщина бросила трубку.

На том конце повисла недоверчивая тишина.

– Вы не знали?

 Ромашов попытался представить себе незнакомку: похожа на Ирину или нет? Голос у нее был совершенно другой – низкий, сочный, уверенный. Скорей всего, это иной тип женщины и по внешности, и по складу, иначе зачем менять шило на мыло?

- Вы… - Валентина закашлялась от переизбытка эмоций. – Это шутка такая глупая? Саша вас подговорил?

«О прорабе, чья бригада клала на даче плитку, говорят иными словами, - подумал Евгений, - и на сообщение о смерти реагируют иначе».

- Мне надо с вами встретиться, - вслух сказал он. – Я подъеду к вам или, если хотите, пересечемся на нейтральной территории.

- Зачем?

- Хочу поговорить о брате.

- Зачем? Вы следователь?

- Нет. С чего у вас такая идея?

- Ну, вы звоните мне… сообщаете, что Саша погиб…

- Я не сказал «погиб», сказал «скончался».

- Он же такой молодой.

- Молодые тоже умирают. У Александра были враги?

- Нет, - кажется, женщина занервничала еще больше. - Не знаю. Какое вам дело? То есть… Если правда, что он умер, то какая разница? Его не вернешь.

Он не стал ей перечить:

- Саню не вернешь, это верно, но вы можете мне помочь прояснить одну вещь. При каких обстоятельствах вы с ним познакомились?

Валентина несколько секунд молчала. Евгений прикинул, что раз она не отказывается, а напротив, затягивает разговор, общаться по телефону, не видя собеседника, ей комфортнее. Чувства к Александру в ней успели перебродить и рвались на свободу, но до сих пор у нее не было возможности выговориться. Выходило, что близких подруг она не имеет, доверенных лиц из числа родственников тоже. Одинокая дама бальзаковского возраста, возможно – вдова. Санька делал ей ремонт… Все до банальности просто. Как всегда.

- Я позвонила по объявлению, чтобы договориться... – Валентина оборвала сама себя. - Знаете, все это уже не важно. Мы расстались не лучшим образом.

- Вы знали, что он женат?

- И что?

Женщина тотчас встала на дыбы, но не отключилась - поговорить на болезненную тему ей и правда хотелось. В уме она не раз и не два проделывала нечто похожее: бросала в лицо жены аргументы, унижая и оскорбляя соперницу. Сейчас она шла по проторенной колее:

– Он любил меня! Меня – а не эту выдру, с которой не было ничего общего! Однако я не хотела уводить его из семьи, если вы на это намекаете. Да, его дочь вполне половозрелая особа. И да, он собирался разводиться, но решение созрело по его инициативе. К моменту нашей встречи старые чувства давно умерли. А потом… Саня, знаете, был непростой человек, с характером. И если заведется, обижал человека на ровном месте. Это к вопросу о врагах. У него, я вспомнила сейчас, были проблемы на работе. В стране кризис, бизнес шел все хуже… Он ввязался в мутную историю, кажется, что-то с криптовалютой, но не рассчитал сил, прогорел. Потом занял деньги у определенных людей и не смог вовремя отдать. Вы понимаете? Я тоже ему давала большие суммы, он обещал вернуть, говорил, мы разбогатеем…

- Как долго вы давали ему деньги? Один раз, два?

- Желаете их вернуть?

- У вас есть расписки, договор?

- Конечно, нет! Я верила ему, все ради него делала. Квартиру продала, чтобы его спасти, а он… И тут еще жена обо мне узнала! Мы много ругались, обстановка стала невыносимой. Он то приходил, то уходил, не знал, чего хотел... Денег не стало, он злился. Я предупреждала его, что однажды он настолько запутается, что к нему заявятся с битами и вышибут мозги...

Валентина снова кашлянула, на этот раз – чтобы скрыть нервозное беспокойство. Привычные слова, которые она столько раз мысленно произносила, вдруг слишком явно обнаружили связь со смертью. Когда она вновь заговорила, тембр ее изменился. Теперь она спешила оправдаться, убедить себя в том, что на ней вины нет.

- К чему ворошить прошлое? Давайте забудем! – потребовала она. – Я денег с вас не потребую, черт с ними, мне урок! Я пережила, перевернула эту страницу и вычеркнула из памяти. Слава богу, я не бедствую, на хлеб с маслом хватает, я самостоятельный человек! Больше не желаю ни вспоминать его, ни сожалеть. Все! Мне сказать вам нечего. Мы с Сашей расстались, наговорили друг другу много гадостей - это было еще в сентябре. С тех пор он мне ни разу не позвонил, как и я ему.

1.5. Поездка в Туманово

Поездка в Туманово

В тот день Евгений сильно пожалел, что у него нет машины. Им предстояло долго и на перекладных добираться до жилища «ведьмы», а зимний холод не располагал к загородным прогулкам. Впрочем, адреса Зоя не знала, ориентировалась по приметам, и не было уверенности, что на машине они быстрей добрались бы до места. Хотя… сидеть в подогретом просторном салоне было бы комфортнее, чем в электричке с вольготно гуляющими сквозняками.

Поначалу Зоя реагировала на Ромашова с игривым любопытством, изображала нечто среднее между женским кокетством (надо сказать, весьма неумелым) и детской непосредственностью, но потом привыкла, забыла про первоначальное намерение пофлиртовать, и Евгений с облегчением расслабился. Ссориться с подружкой Тани, ставить ее на место совершенно не хотелось. Зоя была важна и занимала центральное место в предстоящей терапии.

Когда ей надоело таращиться в окно на подмосковные просторы, Калашникова повернулась к Ромашову и спросила с такой тревогой в голосе, будто от ответа зависела ее собственная жизнь:

- Когда можно будет навестить Таню?

- Прости, я с ней еще не виделся, - признался Евгений, - а по телефону, сама понимаешь, не поговоришь.

- А смс-ку послать?

- Ну кто в смс-ках такое обсуждает? Не волнуйся, я завтра к ним съезжу и все выясню. Ты придумай, куда ее сводить для первого раза. Может, в музей?

- На каток, - возразила Зойка. - Мы это с ней просто обожаем! И в книжный магазин потом заглянуть надо, наверняка она все последние новинки пропустила. А я ей расскажу!

- Ты любишь читать?

- А что, я не похожа на человека, которому нравится проводить досуг с книгой?

Евгений примиряюще улыбнулся:

- Сейчас редко кто из молодежи досуг с книгой проводит.

- Ха, можно подумать, ты сам прям такой древний старик!

-  Старик - не старик, но на полтора десятка лет постарше. И какой автор твой любимый?

 – Я люблю про любовь читать, но на авторов не обращаю внимание. У них все истории примерно одинаковые. Она полюбила графа, а он плейбой с разбитым сердцем… Или пират полюбил аристократку, а у нее есть недалекий, но очень богатый жених… Что, тебе смешно? – она заметила его усмешку. - Ну, и смейся, а мне эта тема заходит, понимаешь?

– Понимаю, - кивнул он примирительно.

- Ничего ты не понимаешь! Я всякую литературу читать могу, не только дамские книжки в мягкой обложке. Только жизнь у меня сейчас очень тяжелая. Хочется хоть иногда расслабиться.

- А почему жизнь тяжелая?

- Да так, - она повела плечом, - навалилось все… и Таня, вот, пропала. Мы раньше с ней каждый день виделись или по телефону болтали. А теперь и посоветоваться не с кем, приходится самой мозги напрягать.

- Любовные романы поставляют тебе питательную почву для размышлений?

- Веселишься? Ну, да, ты же у нас взрослый, про любовь не читаешь, – она покосилась на «старика» ироничным глазом. – Или ты по работе с любовными катастрофами сталкиваешься? Ревность, там, несчастное нераздельное чувство, угасающие страсти. Расскажи, а?

 - Не расскажу. Врачебная тайна.

- Тоже мне, исповедник неприкаянных душ, - надулась Зойка, но вдруг вспомнила: - Жень, слушай, а в чем все-таки разница между психоаналитиком и психотерапевтом? Ты обещал объяснить.

Ромашов хмыкнул, но ответил совершенно серьезно:

- Это разные школы и, соответственно, разный подход. В основу психоанализа положено учение Фрейда. По Фрейду, разумного в человеке мало, и все его поступки строятся на врожденных инстинктах и низменных влечениях.

- Типа, во всем виновато «тяжелое детство», да?

- Типа того. Психоанализ, по сути, оправдывает социальный пессимизм, агрессию и склонность к насилию, но он плоть от плоти общества потребления с его атомарностью. С некоторых пор у нас тоже распространяется политика потребления, потому в крупных городах появляются и психоаналитики. Я же придерживаюсь теории, что бессознательное не подавляет сознание, а существует с ним в равновесии, и только болезнь нарушает положение вещей. Как психотерапевт, я должен восстановить равновесие в душе человека, пробудить интерес к жизни, помочь самореализоваться через творчество и общественную жизнь. Для лечения мне не нужен душевный стриптиз, а нужно желание пациента стать новым человеком.

Зоя удивительно долго молчала, переваривая, а потом снова пристала, как банный лист:

-  А если подробней? Я хочу разобраться до конца!

Евгений не верил, что девушка способна выслушать пояснения, не перебивая через слово, но был приятно удивлен. Зоя оказалась вовсе не пустоголовой тараторкой, роль которой почему-то предпочитала исполнять, а очень даже вменяемым и хорошо соображающим человеком. В некоторых житейских вопросах она дала бы фору его племяннице, витающей в облаках. Местами Калашниковой не хватало образования, познания пестрели пробелами, но с каждой минутой Танина подружка нравилась Евгению все больше. Они прекрасно скоротали время в электричке.

Город Туманов встретил их высокими сугробами, золотым отсверком на куполе старинной церквушки и запахом свежевыпеченного хлеба. В небольшой продовольственный магазин возле вокзала привезли товар и как раз разгружали, таская деревянные лотки с пышными булками. На часах была половина двенадцатого, почти обед, а тут, несмотря на будний день, все только начиналось.

Ромашов подивился на ленивую суету и, сойдя с платформы, отправился искать остановку нужного автобуса (Зоя, о чудо, помнила номер маршрута). Калашникова семенила рядом, вертя головой и удивленно ахая, будто на экскурсии. У Евгения даже мелькнула странная мысль, а в тот ли город они приехали?

- Тут все так сильно изменилось, просто с ума сойти! – выдала она, подтверждая худшие подозрения. - Ничего не узнаю.

1.6. Дела семейные

Дела семейные

Утром позвонила мать и сообщила, что отцу стало плохо.

- Был приступ, вызывали скорую, - сухо докладывала она в трубку, будто зачитывала сводку новостей. – От госпитализации он отказывается, но врачи считают, тянуть нельзя. Требуется операция на сердце. Приехал бы ты…

- Я приеду, - пообещал Евгений.

После приема Ромашов сел на электричку и попал в поток возвращающихся с работы трудяг, чего не любил. «Надо, надо купить машину», - в который раз вздохнул он про себя. Тяжело было признавать Катину правоту, что он боится сесть за руль, но первый шаг любой терапии – осознание, что ты болен. Застарелые комплексы поддаются лечению хуже.

С тех пор, как они с отцом виделись в последний раз, Илья Ильич сильно сдал, хотя и храбрился. Вот только с постели он не вставал и смеяться собственным шуткам не мог – сразу морщился, и сердце Евгения обливалось кровью, когда он видел это стремительное угасание.

- Папа, тебе надо в больницу.

- Не собираюсь помирать в казенных стенах. Лучше сделай мне одолжение: женись, пока я жив. Или хоть невесту предъяви.

- Нет у меня невесты, - сказал Евгений, – так что погоди прощаться, дождись, когда найду.

- Да уж ждал я, ждал.. а ты все один как перст.

- Я не один. У меня широкий круг общения.

- Пациенты, которые к тебе приходят, не в счет.

- Ко мне не только пациенты приходят.

- И кто же еще?

Отец сделал попытку привстать, но Евгений придержал его за плечо и подумал, что рассказывать про Катерину не стоит. Илья Ильич свободных отношений не признавал, опять, чего доброго, начнет бушевать, что сын такой-сякой, хорошую девушку обманывает. Поэтому ответил шутливо:

- Да много у меня визитеров. То мысли интересные придут, то аппетит, а то аврал на работе.

Илья Ильич хмыкнул:

- Спасибо хоть не грабители. Живешь полной жизнью, значит.

- Не тревожься за меня, лучше послушай совет...

- Если ты про операцию, не трать силы. Я отказываюсь. Мне уж без малого восемьдесят – пожил я. А там с Санькой встречусь. Ждет он меня, каждую ночь снится.

- Папа, я тебя уверяю…

- Молчи! Это мое последнее слово.

Разговор с матерью вышел и того хуже. Усадив за стол ужинать, она начала задавать вопросы, а услышав, что сын-гипнотизер не сумел загипнотизировать отца и внушить согласие на операцию, поджала губы.

- Ты сплошное недоразумение, Женька. За что ни берешься, все наполовину. Развлечь отца развлек, спасибо, но цели не добился.

- Мама! Я вовсе не собирался ничего ему внушать. И кстати, я хотел с тобой серьезно поговорить. Ты знала, что наш Санька был в долгах как в шелках?

Раиса Сергеевна отвернулась.

–  Вижу, что знала. И как мы будем их отдавать? Ты хотя бы представляешь, какая там сумма?

– Отдадим как-нибудь. Танечка вступит в марте в наследство, продаст квартиру. Бизнес тоже можно продать. Там техника, инструменты, офис…

– Офис наверняка съемный. Я искал бумаги в Санькиной квартире, но и половины не нашел. Не известно даже, было ли у него оформлено завещание. Признайся, это ты все забрала?

– Конечно, чего важным бумажкам делать в пустой квартире? Они хранятся у меня в шкафу.

– Я должен с ними ознакомиться.

– Зачем?

– Затем, что надо понять, насколько все плохо, мама! Если долги серьезные, продажа квартиры и бульдозера картину не поправят. Может, целесообразнее Татьяне и нам всем отказаться от наследства.

– Да ты с ума сошел! Как это, отказаться от московской квартиры? Ты представляешь, какое это дорогое имущество? Если ее сдавать…

– Если наследство -это долги, толку от него нет, одни убытки.  Санька ввязался в майнинг криптовалюты, вложил в эту пирамиду все средства, свои и чужие, и прогорел. Там речь, скорей всего, о миллионе. Принеси мне документы, я хочу проконсультироваться с юристом.

Пока мать ходила в комнату за бумагами, Женя углядел на столе маленькое блюдце, а на нем две белые таблетки.

– Мама, это что такое? – спросил он, едва Раиса Сергеевна снова возникла на пороге.

- Это вечерняя порция для Тани. Будет ужинать и выпьет. Держи папку, тут все, что ты хотел.

Женя папку забрал, но его заботило теперь другое:

- Почему здесь таблеток меньше, чем я прописал? Ты самовольно уменьшила Тане дозу?

- Да сколько можно ее химией пичкать! – вспылила мать, считая, что лучшая защита это нападение. – Она от твоих лекарств вялая стала, спит много, кушает плохо.

- Мама! Да как ты могла?!

- Не смей на меня орать! – мать, как истинный манипулятор, схватилась за грудь и рухнула на стул, закатывая глаза. - Я не позволю тебе делать безвольный овощ из моей кровиночки! Таня не сумасшедшая, и твои таблетки горстями пить не обязана! Ты вообще кого угодно до ручки доведешь, с хорошими новостями ни разу еще не явился. Я тебя за этим разве сегодня звала? Думала, ты человек, и мы тебе не чужие, а ты… а ты… Даже квартиры девочку лишить хочешь!

– Это не я лишаю ее квартиры, а Санька постарался!

–  Твой брат мертв, и ты не имеешь права полоскать его имя! О мертвых либо хорошо либо ничего. Ты бестактный и жестокосердный человек. У тебя хорошая зарплата, но вместо того, чтобы помочь нам выплатить долги, ты придумываешь хитроумные схемы, как уйти от ответственности. Верни мне папку, я передумала! Ты не будешь этим заниматься!

– Не верну. И я буду этим заниматься, потому как больше в нашей семье некому!

Мать закрыла лицо руками и затряслась в беззвучных рыданиях. Хотелось сказать ей что-то резкое, но Евгений сдержался. Это была не первая их стычка и не последняя. После смерти Саньки общаться с матерью стало совсем тяжело, что бы он ни делал, ей не нравилось. Она и прежде его не особо замечала, хотя он тянулся к ней, нуждаясь в любви не меньше старшего брата, но теперь все стало гораздо хуже. Потеря обожаемого первенца замуровала ее сердце наглухо, мать отныне слышала только саму себя, а заменить ей Саньку Женя не мог.