...Он понял, что и в нем – вот она – зазвучала до сих пор дремавшая струна, о существовании которой он и не подозревал. Простая болтовня этих собирающихся на юг птичек, их немудрящие рассказы разбудили такое новое и сильное чувство, что ему неодолимо захотелось ощутить хотя бы одно прикосновение южного, солнца, почувствовать дуновение южного ветра, вдохнуть подлинно южные ароматы. Зажмурившись на один миг, он позволил себе помечтать в полной отрешенности, а когда снова открыл глаза, река показалась ему серой и холодной, зеленые поля – пожухшими.
(С) Кеннет Грэм, "Ветер в ивах"

Карта Медноречья

Политическая карта Медноречья

Так тебя обманывает механизм:
Обещает в рай, а увозит вниз.
Я тебя найду - только ты мне снись
Даже там, где край!
Это стук копыт по мостовой,
И моё последнее волшебство:
Голоса, зовущие нас из книг
На краю утра!..
Немного Нервно, "Изнанка"
Вначале была только тьма. Без света, без звука – и без мысли. Ни времени, ни чувств… Покой.
Но вот что-то изменилось. Темнота сделалась неоднородной, замельтешила тусклой рябью света. Как будто метель в зимней ночи. Откуда-то взялся шум – неровный, сухой шелест, то нараставший, то стихавший.
Рябь. Шум. Метель… «Зимняя вьюга», пришла откуда-то мысль – непонятно почему, тревожная. Синдром… зимней вьюги…
Нет. Это шум моря. Свет – как дробь лунных бликов на ночной воде. И шорох волн о прибрежную гальку. Да; я же бывал на море, однажды…
«Я? А кто это – я?»
«Кх-х…» Шум усилился, в нём прорезались новые, потрескивающие ноты. «Пхрр… кхрр…»
Сознание понемногу возвращалось. «Я доктор… Да. Доктор Авель Кувье. Семнадцатая столичная больница. Я сегодня дежурил по отделению, и…
Секунду. А где я?»
Во тьме всплыл огромный, размытый белый круг в смутных пятнах. Взошла луна. Только почему-то сбоку на ней чернело большое, круглое пятно. Как будто кратер, заполненный тьмой…
«Пхр-р…»
– …верка! – прорвался сквозь шелест бодрый голос. – Проверка! Раз, раз, два! Вы меня слышите?
Авель заморгал. Тьма рассеялась, луна сделалась чётче – и превратилась в круглое лицо. Пожилой мужчина с крючковатым носом и дряблыми щеками; волосы по бокам лысины топорщились рожками. Правый глаз смотрел с любопытством, левого не было – из глазницы торчал чёрный, блестящий объектив, как у фотоаппарата.
– О, прекрасно, вы очнулись! – обрадовался лысый. – Получилось! Хэй-хэй-хэй! Приём! Если вы слышите, кивните… Ох. Ну, хорошо! Если слышите меня, моргните дважды!
Авель непонимающе хлопнул веками два раза. Зрение окончательно прояснилось. Он находился в каком-то помещении – без окон, зато с яркими лампами под потолком. У стен застеклённые шкафы с инструментами и пузырьками. Процедурная? Лаборатория?.. Негромко жужжало и попискивало какое-то оборудование: совсем близко, чуть ли не под ухом.
Стоп. А ведь он говорил с кем-то в своей собственной процедурной, совсем недавно! И кому-то вот так же отвечал глазами…
«Алиса!»
Воспоминание ударило, как разряд тока. Эта девчонка заперла его в шкафу! А потом был допрос Канцелярии, и госпожа Директор Поискового Департамента – которая его… она его…
«Меня отключили!» При мысли о стопорном ключе в шейной скважине Авеля накрыл ужас. «Нет! Нет, спокойно! Я живой!.. Живой. Но почему он сказал, что я не смогу кивнуть? Я что, парализован? Что-то пошло не так?!»
Доктор попробовал осмотреться – но голова почему-то не поворачивалась. Тогда он в панике скосил глаза вниз… И дико закричал.
У него больше не было тела!
Голова Авеля была закреплена в массивной подставке, от которой тянулись трубки и провода к шипящим и гудящим аппаратам. Вся эта конструкция стояла на столе; а тела доктора, к которому он так привык – не было, не было нигде!
И, что ужаснее всего – как ни кричал Авель, из его уст не вырывалось ни звука.
– Ну, что ж… А? Ох, простите! – обернулся к нему страшный, одноглазый маньяк. – Совсем забыл включить подачу воздуха в гортань! – он повернул краник на трубе. Шипение усилилось, дрогнула стрелка на шкале манометра.
– …а-а-а-А-А-А!!! – прорвался, наконец, из горла доктора истошный крик.
– Реакция бурная, но адекватная, – одобрил одноглазый.
– Помогите! – завопил Авель, срывая голос. О, духи машин, даже голос стал другим: выше и тоньше, чем раньше. – Спасите-е!
– Если можно, потише: я вас прекрасно слышу, – вежливо попросил ужасный тип. Казалось, его ничто не смущало.
– Милиция! – Авель надсаживался так, что ему казалось, он сейчас начнёт подпрыгивать на подставке. – Канцелярия! Кто-нибу-у-удь!..
Старик мелко, дробно захихикал, будто услышав нечто забавное. Авель осёкся и умолк, дико глядя на него.
– Какой парадокс! – отсмеявшись, сообщил одноглазый. – Не нужно звать Канцелярию, дорогой коллега: она, собственно, вокруг нас. Точнее, над нами! – он задрал лицо к сводчатому потолку.
– А… ч-что вы хотите сказать?
– Всего лишь то, что мы сейчас находимся в подземельях Шпиля. Пятый блок особого содержания. Спецтюрьма, если короче. И мой дом последние тринадцать лет, – после паузы добавил старик со странной смесью горечи и гордости.
– Тюрьма? – растерянно повторил доктор. – Но как? За что меня?..
– Я-то надеялся услышать это от вас! – хохотнул коротышка. – Ти-ли-ли! Не ведаю, друг мой. Но если вас отправили ко мне, как и беднягу Лаврия… не хочу вас огорчать, но, боюсь, наверху вас уже списали со счетов!
Лишь сейчас встревоженный Авель заметил в помещении ещё одну куклу. Мужчина с растрёпанными тёмными волосами, падающими на глаза. Он сидел в углу комнаты и листал какую-то книгу, хмурясь и шевеля губами. Не сразу Авель разглядел, что у Лаврия нет ног: лишь две культи с подвёрнутыми штанинами. И сидел он в инвалидном кресле на колёсах.
– Я же ничего не сделал! – беспомощно выговорил Авель. Как будто это что-то могло изменить.
– Ну, похоже, всё-таки сделали, – одноглазый уже отошёл от стола и принялся чертить мелом по большой, напольной меловой доске. – Чем-то ведь вы прогневили Канцелярию, или же лично госпожу Директора…
– Директора?
В голове у Авеля вдруг всё сошлось воедино.
– Я вспомнил! – заговорил он торопливо, словно боясь забыть. – Я вёл приём в больнице. И ко мне привели на осмотр девушку с непонятными рисунками на теле… Алиса! Её звали Алиса!
Коротышка прервал записи и обернулся. А безногий Лаврий неожиданно оторвался от книги и вскинул голову. От его взгляда – безумного, сверкающего – доктор вздрогнул бы… будь у него чем вздрагивать.
Дверцы лифта разошлись.
На пороге кабины в неярком свете возникли три кукольные фигуры. Двое мужчин были облачены в канцелярские мундиры: не синевато-серые, как у других служащих, а в угольно-чёрную с белыми нашивками униформу Силового Департамента. На третьей – стройной женщине с короткими белыми волосами – изорванный серый мундир висел клочьями. Лишь кое-где ещё поблескивали остатки серебряного шитья.
– Пройдёмте, – равнодушно велел один из силовиков, взяв женщину за плечо. Та дёрнулась, сбросив руку конвоира; и, вскинув подбородок, сама зашагала вперёд.
Их путь по коридору завершился у двери. Обычной, кабинетной двери, без таблички, и даже без номера. Но беловолосая женщина при виде неё поневоле сжала зубы. Не раз ей случалось входить в этот кабинет, и всегда при этом её пробирала невольная дрожь.
Особенно сейчас. Когда она пришла не как начальница, а как обвиняемая, под конвоем.
Дверь затворилась за спиной женщины. Опустив голову, она уставилась на носки своих ботинок: обшарпанные, ободранные на горных тропах – ей даже не дали переодеться после возвращения в столицу…
– Катерина Новашек, – мужской голос прозвучал спокойно и размеренно, но женщина вздрогнула, будто от удара проволочной плётки. – Подойдите и сядьте.
Женщина прикрыла глаза, борясь с внезапной слабостью. «Катерина»… Очень, очень давно никто не звал её по имени.
Все последние годы к ней обращались исключительно как к «госпоже Директору».
И Катерина Новашек, пересилив себя, подняла взгляд.
Кабинет был высоким, как бутылка, и погружённым в сумрак. Свет давала только лампа под зелёным плафоном на столе, усеянном бумагами. Потолок скрывался в тенях. Вдоль стен высились громадные, чёрные картотечные шкафы, похожие на надгробные обелиски древних царей. Без единого ярлыка на задвинутых ящиках: как будто хозяин кабинета не нуждался в напоминаниях, полагаясь лишь на свою память.
Тёмный силуэт в сумраке сливался со шкафами – пока, наконец, не шевельнулся и не шагнул к столу. Отсвет лампы озарил чёрный мундир без нашивок. И над стоячим воротником – узкое, скуластое лицо с горбатым носом, бровями вразлёт и гладко зачёсанными назад тёмными волосами. Лицо, которое знала вся Страна Кукол; которое смотрело с агитационных плакатов, с экранов телевизоров, с каждой банкноты в тысячу баллов.
– Присаживайтесь, Катерина, – повторил Железный Канцлер Рейнхард.
Катерина неловко, боком уселась на табурет перед столом. Привинченный к полу, как в допросной камере; другой мебели для посетителей в кабинете не было.
Почему-то женщине вспомнилась молодость, когда она ещё читала всякие глупые бульварные романы о приключениях, путешествиях и неведомых землях. В книжках апартаменты главного злодея всегда располагались на верхушке самой высокой башни. И обязательно имели громадное окно, у которого злодею полагалось стоять, обозревая свои владения…
Конечно же, в жизни так не бывает. На самом деле, верхний ярус Шпиля был отведён под причалы для термопланов. Кабинет же Канцлера располагался где-то на средних этажах, в глубинах запутанного лабиринта коридоров – и лишь считанные единицы служащих знали, что скрывается за невзрачной дверью без номера.
– Итак, сударыня Новашек, – Канцлер перебрал бумаги на столе. – Я вызвал вас по делу, касающемуся… – он сделал выразительную паузу, – событий последних трёх недель.
Женщина внутренне напряглась. Он назвал её «Катериной Новашек», не «Директором». Это плохо. Это может означать, что она уже отстранена от работы… Но не так плохо, как если бы Канцлер обратился к ней по серийному номеру, который отпечатан у неё над скважиной меж ключиц.
Вот это бы точно значило, что ей суждено навсегда исчезнуть в подвалах Шпиля.
«Отвечай только на вопросы, которые тебе зададут», мысленно напомнила она себе основное правило допроса, с которым была прекрасно знакома. Ведь ей самой много раз случалось допрашивать подозреваемых.
– Я с радостью сообщу любую информацию, господин Канцлер, – выговорила Катерина. Проклятье, каким же севшим кажется её голос! – Если позволите, могу предоставить официальный отчёт по…
– Можете не утруждаться, – Канцлер говорил всё так же спокойно, ничуть не повысив голоса. Он не пытался перебить, но Катерина мгновенно замолчала. Потому что, как только господин Рейнхард начинал говорить, сразу же становилось понятно, что его слово в этом кабинете (да и за пределами тоже) превыше всего.
– Я уже получил отчёт, – Рейнхард коснулся пальцами одной из папок на столе. – И ознакомился с ним во всех подробностях.
Катерина постаралась не выдать лицом охвативших её чувств – лишь сцепила пальцы на коленях, да так, что костяшки чуть не хрустнули. Значит, вот как. Кто-то из её Департамента уже поспешил выслужиться перед Канцлером, подав отчёт.
Что в папке? И что теперь будет с самой Катериной?.. Спокойно. Зависит от того, кто писал отчёт. Колдер, её заместитель по хозяйственным вопросам? Этот спит и видит, когда Катерину снимут с поста – прекрасно знает, что у госпожи Директора на него компромат после того, как она пару раз уличила его в хищениях… Но нет. Колдер хоть и злонамерен, но трусоват. Сам вряд ли решится на подлость – побоится, что и его подметут заодно с начальницей.
Или Лаура из аналитического отдела? Вот она могла. Ненавидит начальницу всеми контактами и проводками души – хоть и никогда не показывает виду, скрывая чувства за любезной и холодной улыбкой. Лауре нечего терять, она предана Департаменту до последнего: потому что ничего, кроме Департамента, в её жизни нет. С того дня, когда Канцелярия арестовала её жениха, оказавшегося участником уличной банды – и он попытался сбежать, за что получил в затылок пулю из рогатки… Нет страшней и крепче верности, чем у тех, кто служит из ненависти.
Канцлер открыл папку. Женщина сделала над собой усилие, чтобы не вглядываться в разложенные под лампой бумаги, не пытаться разобрать машинописный текст вверх ногами. Нельзя, нельзя показывать свой страх! Если ты испугалась – ты уже проиграла, потому что своим поведением признаёшь вину…
…Маленькая, круглая комната окутана предрассветными сумерками. Тихо и пусто; ни одной живой души.
Высокое стрельчатое окно выходит на восток. За окном – раскинувшееся, насколько хватает глаз, море тумана и лениво стелющихся облаков. Кое-где из белого марева поднимаются узкие, острые утёсы; будто редкие пни от леса, сглоданного пожаром. В розоватом, светлеющем небе гаснут последние звёзды.
Ранний свет просачивается в комнату, отбрасывая длинные тени от полок, опоясывающих стены. Полки эти заставлены великим множеством чудны́х вещей. Здесь и штативы с пробирками, и колбы с загадочными разноцветными жидкостями, и пыльные бутыли с выцветшими ярлыками (некоторые даже обросшие ракушками). Хрустальный шар в подставке в виде кованой лапы. Стопки ветхих книг с растрёпанными закладками. Пожелтевший череп лягуха. Глобус из редких пород дерева, инкрустированный драгоценными камнями. Модель звёздного неба с шариками-планетами на обручах. Странный, удивительно сложный чайник из бронзы и стали со множеством трубок и манометров – он тихо булькает и шипит на спиртовке, выпуская струйки пара из клапанов…
Кто-то поднимается по скрипучей лестнице в башенку. Сперва на стену падает остроклювая тень, а потом в комнату входит женщина. На ней длинный, белый плащ с надвинутым капюшоном – из-под которого глядит длинноносая птичья маска, собранная из кусочков разноцветного стекла, будто витраж. Губы под маской решительно поджаты.
Женщина подходит к столику под окном и берёт с него колоду гадательных карт. Раскидывает на столе узорчатыми рубашками кверху, перемешивает по кругу; привычными движениями перетасовывает колоду в пальцах. И, выбрав четыре карты, раскладывает крестом.
Помедлив немного, женщина переворачивает верхнюю карту. Башня на фоне туч, пронзённая молнией, с которой падают две фигурки. «Башня…»
Гадалка в сомнении окидывает взглядом свою комнату, и переворачивает вторую карту по часовой стрелке. На сей раз выпадает кукла, восседающая на троне и простершая вперёд руку в повелительном жесте. Одежды её расшиты серебром, на белых волосах – корона из шестерёнок.
«Императрица». Хозяйка, владычица… Гадалка поглаживает пальцами подбородок. Нет, расклад указывает не на неё. На кого-то другого, далёкого… и наделённого властью.
Третья карта, нижняя. Учёный, склонившийся над колбами и ретортами в клубах дыма; над головой его сияют зодиакальные созвездия – Циркуль, Тигель, Зубчатая Передача и прочие. Лицо алхимика кривится в ухмылке, глаз безумно сверкает; второй скрыт повязкой.
«Маг». Женщина чему-то усмехается. Маг под Башней… Очень интересно! Кажется, она догадывается…
Гадалка медлит, прежде чем перевернуть последнюю, четвёртую карту напротив Императрицы. И тут же невольно отдёргивает пальцы. Ох… Теперь жест нарисованной Императрицы уже не кажется таким повелительным. Скорее, кажется, будто поднятой рукой она пытается заслониться от страшного видения.
Четвёртая карта закрашена чернотой. И в этой черноте извилистые строчки белых цифр, единиц и нолей, обрисовывают силуэт кукольной фигуры. Безликий призрак из тьмы и чисел, голову которого венчает странный убор… Нет. Изогнутые рога.
«Дьявол».
Закончив рассказ, женщина умолкла. Она не могла оторвать взгляда от рук Канцлера на столешнице. Сцепленные пальцы неприятно напоминали ей замок… или захлопнувшийся капкан.
– Вся эта история, – наконец заговорил Рейнхард, и Катерина напряглась, будто натянутая тетива рогатки, – не объясняет одного. Почему из всех путей решения проблемы вы, Катерина, выбрали самый рискованный? Все эти погони через половину страны, личное участие в захвате… Вы рисковали не только собой – вы рисковали судьбой вашего Департамента, в том случае, если бы погибли.
«Всё-таки моего! Или… уже нет?»
Разговор и прежде был нелёгок, но сейчас настал самый напряжённый его момент. Катерина решительно расправила плечи.
– Я виновата, господин Канцлер, и всецело признаю свою вину, – ответила она. – Но я не могла довериться иным Департаментам; и даже не всем сотрудникам своего. Потому что предположила… сценарий шестнадцатого года.
И вот тут, наконец, она была вознаграждена. Левая бровь Канцлера приподнялась, что-то неуловимо изменилось в его взгляде.
– Шестнадцатый год, – повторил он со значением.
– Да, – кивнула Катерина. – Возможность вторжения чужаков из… неведомых нам областей.
Они оба никогда не смогли бы забыть тот роковой, 7516 год. Тяжёлый кризис, лихорадивший страну, когда источенная коррупцией Канцелярия не могла решить растущих проблем. Загадочные события в столице. Слухи о летающей тарелке, множившиеся с такой скоростью, что уже не казались слухами. А в довершение всего – дело Кипятка. Оказавшееся, по итогам, намного страшнее… и таинственней, чем они могли себе представить.
Год, изменивший всё. И, в первую очередь – их самих. Её и Рейна… господина Канцлера.
– Вы полагаете?
– Теперь даже сильней, чем вначале. Слишком много необъяснимых совпадений. Девушка непонятно откуда, действующая с неизвестными целями. Убийство Перванша и его подручных. И, вдобавок, события в той пещере!
– Да уж. Монстр, вооружённый, как ожившая слесарная мастерская! Услышь я это от кого угодно другого, ни за что бы не поверил… Но вам – верю.
Облегчение было таким, что Катерина откинула голову назад. Плечи её обмякли, будто наконец-то сбросив тяжкий груз.
– Я давно с вами знаком, Катерина. И знаю, что вы не склонны к фантазиям ради самооправдания; тем более, к таким… художественным. Поэтому, если вы рассказываете о чудовище – я верю, что вы, по меньшей мере, столкнулись с чем-то необъяснимым.
– Зверь из Бездны, – пробормотала Катерина.
– Прошу прощения?
– Это из допроса Лаврия. Помощника Перванша, который потерял ноги. Он всё твердил, что явился какой-то «Зверь из Бездны», и покарал тех, кто осмелился поднять руку на Алису. Тогда я не придала этому значения; а теперь понимаю… Он видел эту тварь. Выходит, чудовище следовало за Алисой всё это время. Возможно, из самого Пустого Города! – Катерина осеклась, поражённая новой мыслью.
– Ночной Пильщик, – выговорила она. – Ешь меня коррозия, если эта тварь не похожа на Ночного Пильщика из народных страшилок! Я… я всегда думала, что это просто сказки… – она беспомощно замолчала.
– Сказки, – повторил Канцлер. – Выходит, против нас теперь персонажи городских легенд, явившиеся из преисподней?
– Я так не думаю, – возразила Катерина, частично вернув себе самообладание. – Я полагаю, это наследие Кризиса. Очередной недобиток из Гаражей.
– Уже больше похоже на правду. А девушка… Алиса?
– Шпионка. Лазутчица. В этом я почти не сомневаюсь: кто бы ещё смог так профессионально уходить от погони! Кем она подослана, как заполучила и подчинила себе это создание – пока не берусь судить. Но сделаю всё, чтобы выяснить в кратчайшие сроки!
Женщина запнулась, сообразив, что слишком уж торопит коней. В конце концов, судьба её по-прежнему была под вопросом. По лицу Канцлера невозможно было понять, какие мысли сейчас щёлкают за этим высоким лбом, отмеченным шрамом.
– Что ж, – наконец проговорил Канцлер. – Выходит, опасная лазутчица с ручным монстром на привязи. Знаете, Катерина, а я вполне допускаю, что эта Алиса вовсе не шпионка.
– Но… Вы рассматриваете лучшие версии?
Канцлер перетасовал бумаги на столе. Взгляд Катерины зацепился за один лист, выглядывавший из-под прочих. Рисунок – точнее, чертёж. Что-то вроде пальмовой ветви с частыми, топорщащимися узкими листьями. Или, скорее… Додумать она не успела: листок исчез среди прочих документов.
– Я рассматриваю все версии. Это моя работа. Нельзя исключить, что Алиса действовала по другим, неизвестным нам мотивам. Она вполне может быть жертвой обстоятельств, которой не повезло… Ну, или наоборот, очень повезло, раз она сумела минимум трижды уйти от нас.
– Мой Канцлер! Кем бы она ни была, кукла без номера – это всё равно отклонение от нормы! И я считаю свои действия правильными: её необходимо было задержать, а потом уже разбираться!..
– Не горячитесь, – поднял ладонь Канцлер. – Если бы ваши действия дали результат, я бы и слова не сказал. Но результат у нас, увы, отрицательный. Минус термоплан, минус личный состав Канцелярии, минус загадочная база в горах. И плюс ещё одна проблема, которая успела обрасти новыми обстоятельствами, будто камень с горы, породивший лавину.
Упоминание лавины заставило Катерину содрогнуться. Опять вспомнился страшный камнепад.
– И это на фоне осложнения внешнеполитической обстановки. У мишек на севере явно намечается что-то нехорошее. Тучи сгущаются… И, разумеется, как только собирается дождь, наши добрые южные соседи тут же вылезают на берег и устраивают концерт! Пять дней назад Болотное Царство вручило ноту нашему послу. Они снова поднимают вопрос о «спорных западных землях».
– Нет никаких «спорных» земель, – вырвалось у Катерины. – Есть провинция Приболотье, и это неотчуждаемая территория Страны Кукол! По итогам акта о капитуляции Царства, подписанного после Третьей Лягушачьей!
– Наша позиция по этому вопросу тверда, как и прежде, – кивнул Канцлер. – К сожалению, не все наши граждане разделяют её столь же уверенно. Аристократическая Партия опять выдвинула проект «урегулирования», как они это называют.