Последний день во Владивостоке пролетел как один миг – багаж, билеты, отправка по почте части вещей: в этот раз в Москву я уезжаю навсегда. В последний раз посмотрев в висящее в прихожей старое зеркало – часть мебели была продана вместе с бабушкиной квартирой – я довольно улыбнулся своему отражению. Вылитый Георгий Александрович Романов. Именно это сходство и стало причиной головокружительных карьерных перспектив.
Ещё в седьмом классе я, как, впрочем, и все, начал снимать видео и выкладывать его в интернет. К старшим классам получил первые десять тысяч подписчиков – таким похвастаться уже могут далеко не все. Поступив в Дальневосточный университет, на цифровую геологию и геологоразведку – выбор был сделан за меня, потому что родители в этом университете работают доцентами, вот и помогли – я очень правильно решил придать своим блогам научно-популярную направленность. В отличие от унылых школьных уроков, научпоп молодежь поглощает охотно и в больших количествах. К третьему курсу я настолько раскрутился, что начал получать хороший доход, который я кропотливо копил и два месяца назад «ухнул» на покупку «однушки» в Москве. Набрать подписчиков помогли многочисленные студенческие и личные поездки по Азии – Хоккайдо, Сеул, Тайланд, Вьетнам, Индонезия, Китай, Камбоджа.
А вот детство у меня было очень загруженным – близость к Азии натолкнула родителей на мысль заставить меня выучить японский, а общее положение дел в стране и мире обрекло меня еще и на английский. Два языка в поездках сильно пригодились!
Примерно тогда же, благодаря блогу и смазливой мордахе, на меня и вышел агент. До сих пор вспоминаю, как летали с мамой в столицу на пробы – «куда же я свою единственную кровиночку отпущу?» - и жили в хостеле.
Четыре года назад я начинал с полутора тысяч рублей за эпизод, то уже два года назад мой агент выбил мне аж сорок восемь тысяч рублей за сьёмочный день. Меньше, чем приносит блог, но для «второстепенного» новичка очень хорошо. Правда, пришлось перевестись на заочку, но нефтяником мне теперь все равно не стать.
Полгода назад мой агент вызвал меня в Москву на пробы, куда пришлось летать ещё девять раз. Я ни на что особо не надеялся. Это для родного города я своего рода звезда, а для режиссера Клима Шипенко с его госбюджетным сериалом о молодости Николая II я всего лишь один из претендентов. Ближе к финальной стадии отборов мне даже пришлось подставить конкурента – он имел неосторожность отправить моей хорошей подруге фотографии, которые недостойны претендента на роль царёва брата, а те – как неудачно! – внезапно разлетелись по интернету, и бедолагу выгнали с позором. Мир большого кино жесток, и я себя виноватым не чувствую – он же сам виноват, что подставился.
Моя роль совсем не главная – Георгию придется умереть в седьмой серии – но довольно заметная. В своем таланте я уверен – стоит один раз засветиться в стоящем проекте, и долгие годы работы над собой наконец-то принесут заслуженные дары в виде всероссийской славы.
Раздался звонок в дверь. Пора! Подхватив рюкзак, я открыл и поздоровался с грустным сорокалетним лысым мужиком, который теперь будет жить здесь:
- Привет.
- Здорово, - буркнул он, пожав мне руку.
Документы подписаны, деньги мною получены, поэтому без долгой раскачки отдал мужику ключи:
- С новосельем.
- Угу, - без малейшей радости кивнул он. – Счастливого пути.
- Угу, - ответил я ему тем же и вышел на лестничную площадку.
Не обижаюсь – у мужика за плечами долгий и болезненный развод, я бы тоже на его месте грустил.
Выбравшись из подъезда в теплый, пахнущий тополями и цветами клумб вечер, я подошел к такси, забрался внутрь и назвал адрес. Глядя на проносящиеся за окном улицы, я вспоминал прожитые здесь годы. Квартира мне досталась в наследство от бабушки – она умерла полгода назад.
Проезжая мимо родительского дома, вспомнил скомканное прощание с матерью. Она мной гордится, но всё равно считает, что лучше бы для меня остаться во Владике. Летал же я на сьёмки раньше? С моим свободным японским и английским мог отлично устроится и здесь - в жилом комплексе «Столетие» Первореченского можно было новенькую четырехкомнатную квартиру вместо московской «однушки» взять – но никто не понимает, что я здесь задыхаюсь.
Последнее, что осталось сделать перед отъездом – как следует нажраться с друзьями.
C Серегой и Ильей мы выросли в одном дворе, потом учились в одной школе, а когда выбор профессии разделил нашу троицу по разным ВУЗам, тусовались вместе каждые выходные. С ними мне расставаться грустно, но я же буду время от времени летать сюда, а они – ко мне. Нужно уметь расставлять приоритеты – когда на кону звездное будущее, чем-то приходится жертвовать. Пацаны меня понимают, на то они и друзья.
Набрав номер на домофоне, дождался писка и поднялся на восьмой этаж. Дверь была открыта, играла музыка в проеме стоял тощий высокий Серега в своих толстенных очках – очень сочетаются с его статусом аспиранта-химика.
- Здорова, звезда! – поприветствовал он меня.
- Здорова, гений! – не остался в долгу я.
Пожали руки, прошли в прихожую. Из кухни выглянул низкорослый, улыбчивый крепыш с кудрявой русой бородой и такой же прической. Он у нас историк, специализируется на поздних этапах Российской Империи, вот и отрастил «для антуража».
Может показаться, что я в этой компании самый тупой, но это только потому, что мне наукой заниматься не нужно – меня «любит камера», и скоро об этом узнает вся страна. Разговоры умников-друзей, тем не менее, я слушаю много лет, так что по знанию истории Империи и естественным наукам могу заткнуть за пояс многих. Бесполезно, но очень интересно – особенно когда Серега и Илья начинали «скрещивать» одно и другое, фантазируя о том, как бы изменилась история родной страны. Илья даже книги такие читает – называется «альтернативная история».
Вечер пролетел удручающе быстро, но весело – как и всегда, когда мы собираемся вместе. Обнявшись с покачивающимися от выпитого друзьями, пообещали друг другу «не теряться», я тщетно попытался завязать шнурки, забил и на плохо слушающихся ногах вышел из квартиры. Добравшись до лифта, ткнул кнопку, вдел наушники в уши и достал телефон. Пока я выбирал песню, двери лифта открылись, и я шагнул внутрь. Оглушенный алкоголем организм ощутил неладное, и я успел посмотреть вниз – на с пугающей скоростью приближающееся бетонное дно шахты. А где лиф?..
Опершись на леера, мы с Николаем стояли на палубе «Памяти Азова» под теплым ветром, любуясь водной гладью и бегущими по синему небу облаками. За нашими спинами персонал корабля добросовестно нес свои обязанности, а мы, как и положено царским детям, прохлаждались.
Броненосный крейсер первого ранга «Память Азова» являл собой прекрасный образчик стыка технологий: обладая нормальным двигателем, корабль для экономии топлива и ресурса может ходить и под парусом. До моего «выздоровления» команде приказано говорить со мной только если я попрошу их об этом сам: утрату Георгием флотских знаний – а он ведь с детства в моряки метил – объяснить будет сложно. Секретность нешуточная – знают только Николай, лейб-Медик с двумя своими фельдшерами – они его при моем первом пробуждении и сопровождали, греческий принц Георг I и глава нашего путешествия - генерал-майор свиты князь Барятинский.
Я о кораблях знаю только самые общие вещи. «Леера», например. Или «корма». Или «кок» - корабельный повар. А здесь ведь каждая веревочка и каждая деталь механизмов имеет свое название. Придется брать уроки у моряков – флотом в эти времена, когда впереди маячат годы и десятилетия войн, пренебрегать нельзя. Да ничем пренебрегать нельзя, и за три прошедших с моего пробуждения дня я успел познакомиться с важными спутниками, немного изучить их характеры, улучшить речь и понять ожидаемую, но все равно поразительную вещь: Николаю править Империей неинтересно до зубовного скрежета.
Все мои попытки направить разговоры в области политики, экономики и прочие приличествующие (по моему мнению) монаршим детям темы были пресечены в зародыше. Вместо этого Николай обильно грузил меня семейными воспоминаниями, курьезными случаями и регулярными молитвами в корабельной часовне. Последнее крайне полезно – мне придется посещать кучу служб, благо основные молитвы я запомнил еще до первой смерти: в сериале мы с Николаем регулярно молимся, и одна из сцен использовалась для кастинга.
- Расскажи еще, дорогой Жоржи, - попросил цесаревич.
- Русский купец продал индусам футляр от гитары, убедив их, что это – намордник для слоненка.
Немудреная шутейка вызвала у Николая громогласный хохот. Целый день так – скучным разговорам, от которых зависят судьбы десятков, а порой и сотен миллионов людей, цесаревич предпочитает старую добрую ржаку.
- Ох, Жоржи, твои остроты и раньше приводили всех в восторг, но теперь… - он вытер выступившую слезинку, достал блокнот и записал в него шутку.
Почти все записывает и складывает в специальную «шкатулку с курьезами».
- Графиня N, дама пышных форм, съездила в Индию и осталась довольна, потому что индусы приняли ее за священное животное.
Николай зашелся в очередном приступе смеха.
Высокородный братец чувствует себя виноватым – Георгия в плаванье отправили поправить здоровье – он покашливал и страдал от «лёгочных хрипов». Туберкулеза, или как сейчас говорят – чахотки, ему не ставили: то ли развиться не успел, то ли не догадались. Теперь, понятное дело, чахоточным этому крепкому, подтянутому и вполне удобному телу не быть никогда. Сам принц на судне числится мичманом, но теперь, когда квалификация утрачена, мне выдали больничный до конца поездки. Причиной обострения болезни изначального Георгия стали две вещи: нежелание бывшего хозяина себя беречь и непоседливость Николая – одно наложилось на другое и вылилось в шутливую борьбу, итогом которой стало падение Георгия грудью на лестницу. После падения принц слег в лихорадку, и его должны были вернуть домой.
Сейчас мое здоровье приводит врачей в восторг, а лейб-медик Владимир Ясонович Алышевский мыслями находится в Петербурге, получает из рук Александра III материальные и нематериальные награды за мое «лечение». Последнее заключалось в основном в обивании всех углов набитыми ватой тряпками.
Когда приплывем домой, поищу ученых и попрошу их сделать поролон.
Неведомые силы на мое машинально ляпнутое «здоровье» отгрузили его полной ложкой. Полагаю, я даже простудиться теперь не смогу, и это – очень хорошо, с нынешним-то уровнем медицины.
За спиной послышались шаги, и мы обернулись к одетому в костюм толстому мужику с седой бородой. Дмитрий Егорович Шевич, сотрудник дипломатического корпуса, дворянин и внук председателя Комитета министров. Действующий посол в Японии, до которой очень далеко, и я не знаю, чем объяснить его присутствие на корабле – по идее он должен встречать нас в Нагасаки, Илюха много про этого человека рассказывал. В основном – негативное, но не будем забегать вперед: голоса из «небытия» говорили о «веере миров», и мой нынешний мир, несмотря на схожесть, может в деталях отличаться от моего.
- Ваше Императорское Высочество, нам нужно обсудить наше пребывание в Бомбее, - с поклоном заявил посол Николаю.
- Дмитрий Егорович, мы это уже обсуждали, - отмахнулся цесаревич. – Мой дорогой брат болен, и для меня это важнее какой-то английской колонии.
Такой вот он, братец Никки. Дворяне на балах поди принимают такое поведение за демонстрацию силы: как он этих индусов!
- Прошу меня извинить, Ваше Высочество, - еще раз поклонился Шевич. – Вы совершенно правы – здоровье Его Высочества для нас гораздо важнее.
И дипломат, к очевидному облегчению Николая, оставил нас в покое. Понять Дмитрия Егоровича легко – «прогибать» наследника престола себе дороже, и редкий отечественный чиновник может себе это позволить. Понять Никки сложнее – он, как, впрочем, и почти все нас окружающие шишки, к Азии относится с умиляющим пренебрежением. Российская Империя – один из основных геополитических акторов планеты, обладает могучей армией, приличным флотом, сказочной (по этим временам, так-то работы в этом направлении непочатый край) экономической мощью, а главное – считается старинной, уважаемой европейской монархией. Тысячелетний юбилей русской государственности в 1862 году отметили.
Азия этих времен представляет собой жалкое зрелище: либо колонии – в этом случае как минимум в крупных городах относительно прилично – либо рыхлые полуфеодальные образования, с которых нечего взять. Времена антиколониальной повестки и всеобщего человеколюбия не наступят еще долго, и исповедуемый Никки и сановниками подход является доминирующим. Плывем к нищим и безобидным дикарям, о чем с такими вообще разговаривать? Самый обычный туризм – вот, чем занимается Николай.
Великий пост и плаванье шли своим чередом. Я потихоньку обживался и много времени проводил с камердинером, запоминая ближайшее окружение и даваемые Андреичем, как правило лестные – это же сплошь высшая аристократия! - характеристики на них. Познакомился и с полным комплектом личной прислуги, находящейся у камердинера в подчинении и буквально на меня молящейся.
Рейткнехт Юрка – на корабле у него особо обязанностей нет, потому что он отвечает за организацию выезда и лошадей. Когда прибудем на землю, он будет вместо меня орать на рикш и погонщиков слонов, а пока числится «гардеробным помощником». Помогает он гардеробщику Федору, тридцатипятилетнему щуплому мужичку с козлиной бородкой и в пенсне.
Слуги нижнего звена представлены троицей лакеев лет двадцати пяти: Карлуша, Петька и Стёпка. Последний – рыжий, и старше первых двух: он – лакей первого разряда, а те – второго. По возвращении в Петербург количество слуг как минимум утроится – мне, в отличие от оригинального Георгия, в Абхазии жить не придется, а в столице нужно поддерживать реноме.
Комфорт жизни, если ты офигенно важный, в этом времени вполне сносный. «Гальюны» на корабле современные – тепло, чисто, не воняет и смывается как положено. С мытьем тоже порядок – у нас с Никки и принцем Георгием одна ванна на троих, и мы пользуемся ей согласно расписанию. Качка быстро стала привычной – захваченное мной тело с ней не расставалось с самого детства. Питание с появлением Андреича резко улучшилось, и теперь жаловаться остается только на скуку – именно она толкнула нас с Никки и греком сюда, в недра крейсера, в каюты экипажа. Развлекай нас, безродная матросня!
Это, конечно, преувеличение – к подданным Николай относится с дозволенным разницей в ранге уважением, и, как положено православному монарху, честно любит. Толку с той любви? Лучше бы государственным управлением занимался – затем Господом на трон и посажен. И как же мне надоели молитвы! Николай посещает часовню в среднем раз восемь в сутки, проводя там минимум по полчаса. Меня и тезку таскает с собой, с трудом принимая отмазки в виде необходимости учиться быть вторым после брата наследником – он на полном серьезе считает, что коронация магическим образом наделит его всем нужными правителю качествами. Господь и помазанника своего без пригляда оставит? Да ни в жизнь!
Палуба с каютами низших чинов не чета оснащенной коврами и картинами нашей – тесный, попахивающий механизмами коридор, тем не менее, блестел чистотой, и на свисающих с потолка плафонах с электрическими лампочками – хай-тек! – не было ни пылинки.
Из-за дверей некоторых кают раздавались разговоры матросов – Николай никого о наших намерениях не извещал, а дежурному, который собрался было заорать во все горло, показал «тсс».
- Ноги у ней…
- Боцман мне ка-а-к…
- И не то чтобы в легких годах была…
- Ежели вникнешь с рассудком…
- Видал англичашка какой важный?
Англичане на корабле тоже есть – два мутных чувака с седыми бакенбардами, которые непонятно чем заняты. К нам они не лезут, но ведут долгие беседы с дипломатом Шевичем.
Глобально от англичан не спрятаться никак и нигде: у нас с Николаем даже воспитателем был мистер Карл Осипович Хис, уроженец английского города Бишам из древнего, но обедневшего дворянского рода. Колониальная система во всем ее великолепии!
Лондон уже не на пике своего могущества, но тянущиеся с острова и опутавшие всю планету протуберанцы держат за жабры большую часть цивилизованных и еще большую – «варварских» стран. Богатства и мозги стекаются в метрополию и ключевые точки Империи. Мне придется быть очень осторожным, отстаивая национальные интересы – этого монстра лучше не злить, и я не настолько глуп, чтобы считать себя умнее главных игроков Земли.
- Да ну, какой там чай? – привлек мое внимание объясняющий голос. – Все возят – отсюда, с Европы, по морям, по железной дороге. Раньше – там да, дорогущий был.
- Умный ты слишком, Севка, - крякнул собеседник. – Купчишкин сын, чего с тебя возьмешь?
- Рожей не вышел ты на моего покойного батюшку зубоскалить! – рыкнул на него купеческий сын.
- Хочешь что ли, чтобы зубы у тебя были целы?
- Тц, не охота из-за тебя на гауптвахту, - решил спустить на тормозах знающий толк в торговле матрос.
Николай и Георг Греческий разочарованно вздохнули.
- Зайдем, - решил я и открыл дверь.
Матросов оказалось пятеро: двое сидели на нижних нарах у противоположных стен, трое – за столом. Судя по свободным койкам, остальные жители каюты сейчас работают. Народ выпучил на нас глаза, без подсказок вытянулся «во фрунт», отдал честь - и почти синхронно заорал:
- Здра-жла, Ваше… - после небольшой заминки мужики отказались от привычного строевого «жевания» слов и аккуратно, по слогам, закончили. – Им-пе-ра-тор-ско-е Вы-со-чес-тво!
Меня при Николае отдельно приветствовать не принято – величие затмевает, так сказать.
- Здравствуйте, братцы, - явно остался доволен реакцией Николай.
В коридоре захлопали двери, затопали сапоги, раздался гневный окрик в сторону дежурного – не предупредил о высоких гостях. Цесаревич недоразумение разрешать не захотел и закрыл дверь перед носом набравшего в грудь воздуха мичмана, предоставив объясняться сопровождавшим нас казакам – трое в коридоре остались, трое – с нами, заняли позицию у входа.
Дежурному попадет, если Николай не расскажет, что это он попросил бедолагу не шуметь. Подсказывать и лезть не буду – проверим будущего царя на человеколюбие.
- Вольно, - скомандовал Николай. – Присаживайтесь, - и подал пример, опустившись на кровать.
Народ всем видом выражал зависть – почему цесаревич сел не на мою койку? Дождавшись, пока мы с принцем Георгом примостимся рядом с Никки, матросы вернулись на свои места.
- Как служится, молодцы? Всем ли довольны? Все ли у вас хорошо? – спросил Николай.
Матросы торопливо заверили, что жаловаться им не на что.
- Кто из вас говорил о том, что чай из Индии возить не выгодно? – спросил я.
Оторвав голову от подушки, я зевнул, потер лицо – надо бы побриться и подравнять так идущие моему красивому лицу щегольские усики – и сел в кровати. Рефлексы подталкивали встать и идти в уборную, но это – рудименты, мне теперь нифига самому делать не придется до конца моих дней, который наступит, я надеюсь, очень нескоро:
- Андреич!
- Сию секунду, Георгий Александрович! – моментально отозвался слуга из-за двери.
Караулил и запомнил вчерашнее позволение называть меня по имени-отчеству. Я бы и на просто имя согласился – чего нам, пятнадцать лет знакомым, стесняться? – но это из разряда фантастики.
Дверь открылась, и в комнату вошли слуги. Карл и Стёпка протирали меня теплыми влажными полотенцами, Петька, как старший по рангу, чистил зубы – эта технология в эти времена уже освоена. Далее рейткнехт Юрка и гардеробщик Федор одели меня в исподнее, усадили на стул, повязали на шею салфетку, и Андреич, поправив опасную бритву ремнем и дождавшись, пока Стёпка намылит мне лицо, взялся за дело.
Опасной бритвой в прошлой жизни мне пользоваться не довелось, но страха, что меня порежут, как ни странно, нет – камердинер выглядит настолько уверенным в себе, что даже мысли о его ошибке не возникает. Мысли о том, что он сейчас перехватит мне глотку – вот они да, имеются, но были отогнаны прочь: он же пятнадцать лет верою и правдою!
После бритья мне тщательно вытерли лицо теплым полотенцем и нанесли немного лосьона. Приятно пощипывает и дорого пахнет! Теперь можно одеваться дальше, в военного покроя сюртук. Интересно, если монарх будет носить нормальный гражданский костюм, такая мода приживется? Украсившиеся галифе ноги воткнулись в сапоги, и на этом пробуждение можно считать законченным.
Когда лакей унес инвентарь и удалился сам, я присел на диван:
- Андреич, достань-ка календарь. Читай не так, как пономарь, а с чувством, с толком, с расстановкой.
Добродушно улыбнувшись, камердинер отреагировал на цитату:
- Я очень рад, что ваше чувство юмора вернулось, Георгий Александрович.
Вооружившись журналом, он принялся знакомить меня с расписанием на день:
- Через тридцать минут Его Императорское Высочество и Его Высочество принц Георг приглашают вас разделить с ними завтрак.
Никки считает забавным время от времени записываться ко мне на прием или слать официальные приглашения, например, сходить до палубы покурить.
- Его Императорское Высочество и Его Высочество принц Георг приняли-с ваше приглашение пострелять после завтрака.
Чтобы не разочаровывать брата, я отвечаю ему тем же, благо писарь теперь есть.
- Его высокопревосходительство генерал-адмирал Басарагин ответили-с, что если один раз ему удалось научить вас морскому делу, второй раз получится подавно, и согласились провести для вас урок с полудня и до обеда.
- Это очень хорошо, - вполне честно кивнул я.
Вице-адмиралу пришлось рассказать про «амнезию» - а что делать? Как Никки, вымаливать озарение? Владимира Григорьевича я вообще не знаю – для роли он был не нужен, Илюха про него не рассказывал, а адмиралов всех мастей в Империи как грязи. Что ж, познакомимся – мне нужно тренироваться в общении с очень важными людьми, потому что Никки и греческий тезка такими вообще не воспринимаются.
- В четыре часа пополудни мы прибываем в Бомбей, - закруглился Андреич.
Волнуюсь – мне же в официальной делегации участвовать, вокруг будет куча народа, в провожатых и собеседниках – коварные англичане, и посреди всего этого – я в красивом сюртуке. Эх, какие кадры пропадают! Жаль, что нормальной кинокамеры ещё нет. Обязательно займусь этим вопросом по возвращению в Питер. Пусть в дворцовом серпентарии я ничего не понимаю, но фамилии изобретателей Тимченко и Фрайденберга помню замечательно. Пока народ безграмотен, хотя бы в крупных городах должны организовываться кинотеатры, в которых будут крутить обращения Николая к нации. Если он не расскажет народу, как сильно ему повезло с царем, народ же и не догадается. А какой эффект это произведет на людей? Сколько из них хотя бы качественные портреты царя видели? А тут – вон он, двигается, разговаривает, и глазами в самую душу смотрит. Сначала группу личных «Эдисонов» соберу, а потом можно и отечественный Голливуд строить.
За завтраком давали уху – сегодня можно, и мы с принцами дружно держали марку, стараясь не хлюпать. Черный сухарь просто так и черный сухарь, напитанный ухой – это небо и земля. Хрустнув зеленым лучком – где-то на корабле выращивают – Николай намекнул, что знает о моем усиленном питании:
- Жоржи, ты немного прибавил в весе.
- Толстый брат царя полезен, - глубокомысленно заявил я и отпил компота.
Если в Петербурге такого не будет, придется классово угнетать поваров, пока не научатся.
- Чем же? – приготовился принц Георг.
- Народ будет считать, что его обираю я, а не Никки, - развел я руками.
Из уважения к дарованной Господом пище мы посмеялись очень тихо.
- Право же, Жоржи, зачем тебе этот матрос? – поднял неудобную тему Николай. – В Индии преизрядно наших торговых представительств, и, если тебя интересует торговля – хотя я этого твоего каприза совершенно не понимаю – ты мог бы обратиться туда.
- Меня тронула его судьба, - пожал я плечами. – Четыре поколения его семья приумножала капиталы, и потеряли все за четыре года.
- Купечество – это риск, - остался равнодушен Николай.
Не посыпать же ему голову пеплом из-за каждого разорившегося купца? Так ни пепла, ни головы не напасешься. Мне тоже в общем-то плевать, просто нашел удобную отмазку.
- Сегодняшним утром мне посчастливилось встретить лейтенанта Илюшина, - поддержал разговор Георг.
- Васька́? – уточнил Николай.
Всех людей «подлого» происхождения уместно называть по имени с уменьшительно-ласкательным суффиксом, типа как ребенка.
– Васька, - подтвердил грек. - И я позволил себе расспросить его об этом матросе. В службе проявлял похвальное усердие. И умен.
В широкую бомбейскую гавань мы входили колонной, замыкаемой фрегатом «Корнилов». Принимающая сторона дала понять, что мы замечены тремя холостыми залпами. Просто причалить и сойти нельзя – ритуал, мать его, поэтому дождались, пока на «Память Азова» взойдет английский лоцман, который укажет нам нашу «парковку». Никки, бедолага, вынужден держать марку и сидит в апартаментах, а шикарно одетому мне так страдать необязательно: прислонившись к леерам, я глазел на приближающийся берег.
Когда мы припарковались, к нам с визитом прибыл капитан Бракенбури, на правах типа-дежурного: его боевой корабль «Turquoise» стоит на рейде. Не один, а представить англичан, которые проведут с нами все время сухопутного путешествия Бомбей-Цейлон. Первый – сэр Дональд Мэкензи Уоллас, секретарь прошлого индийского вице-короля и автор книги «Russia», которую я, ясное дело, не читал. Разбирается в нас, получается, на русском шпарит как на родном. Третий член делегации – полковник Бенгальской армии Джерард в сопровождении двух офицеров-индусов, которые никому не интересны – туземцы и туземцы.
Никки все еще в апартаментах – там гостей и принял. Меня от таких долгих расшаркиваний и дипломатических плясок начало подергивать: задрали, давайте уже сойдем, сколько можно?!
«Ближний круг» нас, путешественников, такой: Николай, я, принц Георг, князь Барятинский – на правах начальника всея путешествия, лейб-медик Алышевский – «любезный папа» решил прикомандировать его к нам до самого конца поездки – тройка бравых гвардейских офицеров-ординарцев, акварелист Гриценко и «летописец» Ухтомский. Кроме делегации, есть спутники и попроще: слуги, писари, секретари и прочая братия, включая, конечно, моего «торгового представителя» и его переодетых в штатское конвоиров. Лакей Карл в нормальном костюме выглядит потешно, до того он ему не идет. Казаков вооруженных с нами отправляется мало – подразумевается, что колониальные власти смогут сами обеспечить нашу безопасность. И они обеспечат – это не полудикая Япония, где я заработаю много очков признательности Никки, предотвратив «покушение» на него, а старая и освоенная Британская колония. Да, восстания случаются, но не на нашем маршруте. Да, психов-одиночек хватает везде, но, опять же, не на нашем маршруте. Благодать на самом деле – террористы высших государственных деятелей время от времени убивают, но засевших за полкилометра от нас снайперов можно не бояться. И яда в еде можно не бояться – в эти времена так делать не принято. Да вообще бояться нечего: эсеры и прочая нечисть дожидаются нас в Петербурге, а здесь у нас врагов нет. Дружная пересадка монаршей семьи в очень бронированные кареты отсечет 90% угроз, но придется убедить всех, что это не демонстрация трусости, а забота о государстве.
Не стоит забывать и о вредных воздействиях окружающей среды. Блоги про радиацию в интернете смотрятся хорошо, поэтому в прошлой жизни мы с командой сделали выпуск про Кюри – как раз актуальные времена. Вред радиации еще никому не известен – можно добавлять в список способов тихого устранения вредных для меня людей страшно фонящие подарки, а по возвращении домой просить папеньку запретить любые торговые операции с радие- и полонийсодержащими изделиями, кроме научных, и отряжать группу ученых для исследований, например, на коммунистах. Шутка – каторжан-смертников в избытке, а коммунисты, как люди грамотные, подлежат рекрутингу – многие из них кидаются во все тяжкие от неустроенности жизни или юношеской пылкости.
Много часов спустя, когда солнышко уже начало прятаться за горизонт, окрашивая легкомысленные для такого великого для Никки дня тучки в оранжевый цвет, сходя по трапу за Николаем и Георгом, слушая радостный гомон толпы и почетные залпы боевых кораблей, больше всего я жалел об отсутствии камеры. Красота – неописуемая! За спиной – стоящие на рейде, украшенные английскими и нашими знаменами корабли на темной океанской глади. В порту – а он огромен – не осталось ни одного свободного местечка: там, где не стоят почетные войска, столпились зеваки. Допуск сюда, полагаю, стоил им многих денег или хотя бы связей. Особенно это актуально для аборигенов – «белому человеку» в этих краях оказывается двойной почет, он-то хотя бы не дикарь.
Аборигены – в меньшинстве, но среди одетых в красную армейскую форму - о маскировке в эти времена не думают, тут принято рубиться толпа на толпу на предельно короткой дистанции, и главное: способность в горячке отличать своих – людей попадались смуглые лица. Уверен, борцы за свободу Индии – а таковых просто не может не быть – считают завербовавшихся в армию земляков предателями. Я так категорично судить не стану: не от хорошей жизни нищий ребенок-индус за оккупантов кровь проливать идет, просто деваться больше некуда. Ну и нельзя забывать, что многие индусы на полном серьезе считают установившийся порядок благом для Индии. Для белых людей блага очевидны: колонисты строят города и дороги, выстраивают государственный аппарат, давят радикалов и бандитов. «Кешбек» за выкачанные отсюда ресурсы и миллионы погибших от голода индусов прямо скромный, но голодающих индусов из Европы не видно, а города и торговля – вот они, на открытках, в альбомах, в приключенческих романах и на полках магазинов.
Я не лицемер и не гуманист – я понимаю, в какие времена попал, и на голодающих и угнетенных индусов мне в целом плевать. Великоимперский шовинизм тоже в наличии: может не надо было веками упрочнять кастовую систему и дробиться на неспособные себя защитить феодальные образования? Вы же, извините, историческая еда для более развитых стран, а значит сами виноваты. Мы вот себе государство заимели, да какое – на карту смотришь и сразу понимаешь, почему приветственные встречи выглядят настолько масштабно.
Пока мы плыли, я позволил себе немного потормошить дипломатов, узнав о существовании Индийского национального конгресса. Поколения колонизированных индусов получали образование, наводили связи, встраивались в государственный аппарат, и теперь, когда и сами колонисты начали подконтрольному народу сочувствовать, могущество Британской короны можно начинать считать доживающим последние десятилетия. Без всяких восстаний – их британцы давят жестко и демонстративно – а совершенно легальным лоббированием индийских интересов строго законными методами. Прецедент имеется – Канада в эти времена уже доминион со своей конституцией и государственными институтами. Индусы добиваются того же, но количество завязанного на Индию бабла будет долго им мешать. Вторая важная для Индии и Англии и смешная для меня вещь – экспансия колониальных войск на Север. Англичане считают, что Российская Империя отожмет у них Индию – нам удобнее, достаточно приграничные районы замирить, и будет у нас сухопутный коридор.
Караван путешествующего «инкогнито» цесаревича был скромен: две большие кареты для «ВИПов», четыре экипажа поменьше для прислуги, и десятка три всадников охраны – ни одного индуса, сплошь белые люди. Вооружены револьверами, саблями и ружьями со штыком. Форма одежды – полевая, а не как вчера, когда от торжественности рябило в глазах.
Нормальные, чистые улицы сменились трущобами как-то незаметно. Для меня – ничего нового, такое чувство, что индийские нищие и способ их обитания за полтора века не особо-то и изменились. Убери телефоны, столбы с проводами, пластик, и получишь полую картину. Однако повышение уровня жизни затрагивает и нищих, и самый нищий индус моих времен приравнивается к средней нищеты индусу этих. А раз так, значит вывод прост – это специальные, повышенного благосостояния, трущобы для богатых туристов.
Когда мы перебили успевших за время нашей посадки набиться в карету москитов, сетки на окнах начали делать свое дело, и ехать, несмотря на влажную духоту, стало почти приятно – если не принимать во внимание запахи.
Накатанная глиняная дорога пролегала между домами из соломы и глиняных кирпичей – порой двух- и трехэтажные. Вдоль нее, слева, пыталась нести свои отравленные воды мутная, какая-то загустевшая, мелкая речушка в пару шагов шириной. Грязь местных не смущала – дамы набирали «бульончик» в глиняные сосуды, взамен отдавая помои и отбросы. А вон тот тщедушный старый индус справляет в этот же ручей нужду. А здесь – несколько мужиков в лохмотьях набирают воду в ведра и несут куда-то во дворы.
- Прачечная, - проследим мой взгляд, пояснил взявший на себя обязанности гида сэр Дональд Мэкензи Уоллас.
Не только в нас разбирается, получается, но и в других народах.
- Вода – это воистину источник жизни! – жизнерадостно заявил я зажавшим носы надушенными платочками Никки и Георгу. – Какой же мощи миазмы стоят в районах, где бедолаги лишены даже этого? - указал на речушку.
- Если бы они гадили меньше, им бы не пришлось так страдать, - проявил здоровый цинизм цесаревич.
- Чудовищная нищета, - посочувствовал аборигенам Георг.
- По крайней мере здешний климат не позволяет им умереть от холода, - пожал я плечами.
- В наших странах жить так проблематично, - моментально оценив возможность списать все на климат, примазался к нашим погодам англичанин. – Суровый климат закаляет характер. Тепло развращает и превращает человека в лентяя. Империя сделала достаточно, чтобы имеющий внутренний стержень дикарь приносил пользу, получая соответствующее вознаграждение. Предложи любому из этих, - он окинул трущобы надменным взглядом. – Работу или завербоваться в армию, они тут же примутся рассказывать, как сильно больны и как много у них нуждающихся в уходе братьев, детей, бабушек и прочих.
Аборигены, вопреки его словам, бездельниками не выглядели: кто-то что-то опасливо тащил, кто-то жарил хрючево для продажи соседям: аромат пищи вызывал приступы тошноты еще круче, чем царящие в трущобах миазмы – и порой попадались рынки, прачечные, стучали металлом о металл инструменты, закопченные индусы обжигали рукодельную, вполне пристойного вида посуду. Поколения гончаров, видимо, лепить умеют как надо.
– В Петербурге, к моей великой скорби, тоже есть бедняцкие районы, - признался Николай, мудро умолчав о состоянии провинции.
- Даже в Лондоне хватает мест, в которых приличному человеку нечего делать, - покивал сэр Уоллас.
Классовое расслоение, конечно, штука неприятная, но неистребимая. В «жупел» его коммунисты превратить еще не успели, и почти все принимают такое положение дел как должное. Так же буду и я – ориентироваться на самого нищего в мире, крепко пьющего батрака при построении государства чревато. Я буду ориентироваться на большинство: оно сейчас регулярно голодает, плохо образованно, испытывает острый недостаток инфраструктуры и благ цивилизации – в основном выражается в дефиците врачей – но в целом живет не так уж по этим временам и плохо. Население же растет, и тут не только наука и пропаганда поповская постарались, но и другие факторы. Например – наличие жратвы, которое и позволяет народу плодиться. Прекратить лет за пятнадцать массовые голодания – более чем достойная цель, воплотить которую вполне реально, особенно если учесть, что хлеба и прочего в Империи навалом. Отладить логистику, нарастить железные дороги – уже несоизмеримо легче будет.
Местные к туристам привыкли, и спустя минут десять с момента, когда мы въехали в трущобы, к дороге потянулись индусы – одетые в лохмотья, худющие мужчины и женщины с маленькими, голыми или почти голыми детьми. С судорогой на душе посмотрев, как индуска моет в ручье лицо своему двухгодовалому сыну, я запустил руку в коробку на столе посреди кабины, отодвинул москитную сетку и принялся разбрасывать сладости: пастила, леденцы, сухофрукты.
Я бы и монеты побросал, но за них здесь и убить могут – англичанин предупредил.
Никки и Георг занялись тем же, с явным удовольствием глядя на спешно хватающих и прячущих в недра лохмотий угощение аборигенов. Почти как голубей кормить. На пару секунд позади нас вспыхнула драка, но ее быстро пресекла охрана при помощи нагаек. Очень грустно, но многие взрослые отбирают гостинцы у опередивших их детей. Не мои подданные, мне-то что? Или это такая предусмотрительность – потом продаст кусочек пастилы и купит, например, лепешек на всю семью.
- Взять с собой сладости для этих несчастных было хорошей задумкой, Жоржи, - похвалил меня Николай.
- Несчастными они не выглядят, - заметил Георг.
- Они могут круглый год греться под теплым солнцем и питаться отбросами, - поделился наблюдениями бывалый этнограф сэр Уоллас. – Когда целый день неподвижно лежишь под солнцем, потребность в пище снижается. Солнечные лучи так же придают дикарям хорошего настроения. Не находите ли вы сходства между индусами и неграми, Ваше Императорское Высочество?
Побывавший в Африке Николай величаво кивнул:
- Сходство налицо. Однако у негров менее замысловатая система общества.
За ужином я поделился с Николаем, Георгом и англичанами историей Евстафия.
- Обмана исключать нельзя – своему писарю я доверяю, но он – добрый христианин, и обмануть могли его. Я велел Андреичу привести Евстафия в достойный вид и показать всем нашим. Если никто его не признает, отправлю ближайшим рейсом в Империю. Там разберутся.
- Правильное решение, Жоржи, - одобрил Никки. – Сэр Уоллас, в случае если личность Евпатия и случившееся с ним будут подтверждены, я буду вынужден требовать тщательного расследования этого прескорбнейшего инцидента.
Англичанин кивнул:
- Разумеется, Ваше Императорское Высочество. Наша Империя велика, и, как и везде, в ней случаются подлецы. Если ваш купец не врет, я буду лично контролировать ход расследования.
Ага, изо всех сил спускать на тормозах, особенно если плантатор-маньяк (а как еще такие забавы объяснить?) окажется дворянином. В Англии с равенством перед законом значительно лучше, чем у нас, но исключения бывают везде.
- Никки, даже если купец – обманщик, я считаю нужным отреагировать на обнаруженные проблемы, - заявил я. – Нужно открыть наши консульства во всех торговых городах, куда ездят подданные Империи. Потеря документа, векселя, денег – любая из этих неприятностей приведет к тому, что наши люди будут вынуждены надеяться лишь на Божью помощь. Милость Господа велика, но стоит ли его беспокоить подобными пустяками? Как минимум билет до дома нашим подданным мы обеспечить должны.
Николай, будучи православным цесаревичем, в заботе о подданных схватку с собственной ленью выиграл быстро:
- В чужой стране, без денег, без бумаг, без верных друзей – поистине ужасное положение! Завтрашним утром составим Его Императорскому Величеству телеграмму.
Может когда захочет! И замечательно – чем больше хорошего я за его спиной или с одобрения сделаю, тем охотнее Никки будет подмахивать дальнейшие инициативы. Про «пиар» в эти времена мало кто задумывается, но чем меньше в стране проблем – а их «разруливание» наш народ привычно вешает персонально на Царя – тем меньше мощь социалистической пропаганды. В моей реальности эффективность системы при Никки последовательно деградировала, воровство цвело и пахло – это, впрочем, всегда так – а народ наблюдал, как его непосредственный защитник от козней злых бояр на народ не сильно-то внимание и обращает. А много ли тому народу надо? Чуть-чуть помог тут, немного – там, снял пару градоправителей, отправил на каторгу какого-нибудь высокородного ворюгу, и все: по всей Империи понесутся слухи, что Царь о податном населении радеет так, что кушать не может. Особенно если эти слухи будут составляться и распространяться специальными людьми на зарплате.
После ужина я вернулся в номер, дал слугам себя переодеть и выслушал отчет Карла о похождениях моего «торгового представителя».
- На тысячу с половиною купили-с дивной красоты перья. Кирил Петрович говорили – для шляп дамских. Також покупали сами шляпы – на восемьсот рублёв. По возвращении Кирил Петрович обещали-с открыть мануфактуру – перья да шляпы вместе складывать.
Чудовищные суммы! Но модниц в Империи много, шляпки с перьями покупать будут.
- Чучела птиц тропических, також для украшения шляпок, на тысячу рублёв.
Эта мода еще в ходу? Вот умора!
- Опосля Кирил Петрович разохотились купить поделок слоновой кости, но услышали из проулка плачь с молитвою, и велели этого в дерюге к вам волочь. В гостиницу долго не пущали…
При том, что слуги через черный ход ходят.
-…Пришлось швейцару на лапу дать, два рубля.
- Молодец, - похвалил я лакея-шпиона.
- Рад стараться, Ваше Императорское Высочество! – вытянулся он во фрунт.
А рожа-то какая довольная! Надо будет озаботиться личными подарками для слуг – с меня не убудет, а лояльности добавит. Впрочем, есть ли куда «добавлять»? Они и так преданнее некуда – должность такая, что надо быть полнейшим кретином, чтобы подставляться ради мутных схем. При Дворе служили их деды, их отцы. И будут служить их дети с внуками – таким ради сиюминутного барыша жертвовать не будут.
- Ступай, братец, - отпустил я Карла.
Через двадцать минут, которые я провел за дневником изначального Георгия, заучивая манеру даже не речи, а мышления – речь к ней приложится автоматически, в номер приперлись старообрядцы – Евстафий в нормальном костюме, чистый и подстриженный начал выглядеть прямо по-купечески - в компании объявившего их Андреича.
- Евпатий и есть, Христом-Богом клянусь, Ваше Императорское Высочество! – рухнув на колени, перекрестился матрос.
Тремя перстами крестится – не из диаспоры, значит. Что ж, в эти времена людям верить проще. Первое – матрос сильно рискует, ручаясь за Евстафия. Второе – не настолько Кирил распробовал новую должность и прилагающиеся к ней привилегии, чтобы «мутить» за моей спиной.
- Встань, братец. Как звать тебя? – спросил я матроса.
- Федором, Ваше Императорское Высочество, - ответил он, поднявшись на ноги.
- Расскажи, Федор, откуда и как хорошо ты знаешь Евстафия?
- Слушаюсь, Ваше Императорское Высочество. Я в Екатеринбурге родился, там и жил, пока на флот не завербовался. У Евстафия там лавка была, у бати моего, кузнеца, Евстафий подковы, гвозди да лопаты по честной цене брал.
- Отец – кузнец, а ты на флот?
- Четвертый я, Ваше Императорское Высочество, - потупившись, развел руками матрос. – Кузня не наша, артельная. Братьёв моих вместила, на меня места не осталось.
- Жалеешь?
Матрос просто не мог ответить иначе:
- Никоим образом, Ваше Императорское Величество!
- Купеческое семейство Мухиных – важные люди в Риге, - как бы себе под нос заметил Андреич.
Я посмотрел на Евстафия.
- Так то другие Мухины, поболее нас, - развел он руками. – Фамилия общая, но боле ничем с теми Мухиными не связан. От Урала до Риги путь не близкий, никогда там не бывал, куда уж мне с самими Мухиными знаться?
«Важные» из уст Андреича и «поболее нас» из купеческих значат, что Рижские Мухины олигархи или вроде того. Надо будет поузнавать, и, если будет толк, попробовать навести связи.
Добираться до плантации пришлось поездом. Пустая трата рейткнехтов, которым даже билеты купить не обломилось – транспортные расходы на себя берет принимающая сторона.
В полицейском участке нас встретили с огромным почтением и даже извинились перед Евстафием, которого пару дней назад прогнали взашей. Тоже понять можно – пришел избитый вонючий бомж в дерюге и требует на целого плантатора дело завести. А ты, собственно, кто, чтобы такое требовать?
Хреново без консульства. Ладно, если ты хотя бы дворянин или представитель «больших» Мухиных – тогда местные до исполнения обязанностей снизойдут, и, может быть, даже поверят в долг, оплатив телеграмму родственникам и какую-нибудь халупу. Но когда ты уездный купец, пусть даже с неплохим капиталом, при этом выглядящий оборванцем, тебе хрен кто поможет. Консульство должно быть таким, чтобы даже распоследний бомж, если он подданный Империи, мог получить миску похлебки, моральную и юридическую поддержку и билет до дома.
Вагон у нас (имею ввиду принцев, английского писателя, некоторую охрану, камердинеров и Главного Инспектора местной полиции, люди попроще едут в другом вагоне) отдельный. Не Императорский уровень, но за неимением можно прокатиться и в первом классе. Удобные кожаные кресла, позолоченные светильники, резная мебель – в мои времена первый класс выглядел похуже. Быть богачом в любые времена приятно, но здесь и сейчас социальное расслоение такое, что оторопь пробирает, и невольно хочется записаться в коммунисты. Столик по цене десятка деревень – это что, нормальная экономическая модель?
В мои времена, впрочем, тоже все не так однозначно – тот же дорогущий столик можно разменять на резкое увеличение уровня жизни в десятке деревень, но настолько нищие деревни искать придется в условной Африке. Словом – нет в мире совершенства, есть только долгая и опасная – потому что царский сын из мяса сделан, а это материал хрупкий - работа по улучшению уровня жизни податного населения.
Сэр Уоллас тем временем делился очередной порцией этнографических наблюдений, в этот раз – об англичанах нижнего социального слоя:
- Наша Империя велика и многообразна. Порою черни удается сколотить капитал и купить землю – как в нашем случае, Ваше Императорское Высочество. Здесь – колония, вокруг – дикари, и человеческая жизнь, к огромному моему сожалению, стоит дешево. Лишенный воспитания, уверовавший в собственную исключительность от свалившегося богатства вчерашний крестьянин или лавочник может потерять голову от мнимой вседозволенности.
- Полагаете, мотивом преступника была уверенность в том, что его не накажут? – поддержал беседу Николай.
Сэр Уоллас взглядом переадресовал вопрос генеральному инспектору Эдвардсу, который, узнав о нашем с Никки визите в участок, прибыл туда сам, решив на всякий случай возглавить расследование. Как и почти любой важный чиновник этих времен, имеет на лице пышные, связанные усищами в единое целое, бакенбарды.
- Преступники – все равно что животные, Ваше Императорское Величество, - ответил сэр Эдвардс на английском.
У нас тут русскоязычное большинство, поэтому инспектор пользуется переводчиком – мы-то его понимаем, а он нас – нет.
- Преступник ставит себя над Законом, то есть – считает себя лучше, умнее и сильнее общества. Ваш замечательный писатель Достоевский много об этом писал. Порой преступнику даже не нужен мотив – достаточно желания совершить преступление и уверенности в отсутствии наказания. Следствие обязано оперировать установленными фактами, однако я позволю себе предположить, что в этом прискорбном инциденте мотивом послужила жадность – пятьдесят тысяч рублей немалая сумма.
- Безусловно, мистер Эдвардс, - глубокомысленно кивнул Николай. – Установить факты – это самое главное.
Думаю о преступности этих времен, и натурально руки опускаются. Дактилоскопии или нет, или она в зачаточном состоянии. Генетическая экспертиза вообще фантастика. Камер нет, телефоны только в крупных городах и не в каждом доме, «межгород» только телеграфом или почтой. Как вообще в этих условиях полиция умудряется кого-то ловить? В моих глазах это какое-то волшебство.
Уличное освещение закончилось за пределами «цивильной» части Бомбея, и смотреть в окно стало неинтересно – темень и темень. За сорок минут пути мы успели еще немного поговорить о природе преступности, отметить несомненные успехи англичан в наведении порядка на «диких» территориях – случай с Евстафием решили счесть исключением из правил – и попить чаю.
Спешившись на ничем непримечательном, оснащенным керосинками и многофункциональным павильоном – билеты, почта, найм лошадей – перроне, мы погрузились в кареты – на них керосинки продвинутее, с зеркалами, работают фарами – рассадили казаков и полицейских на организованных англичанами лошадей и поехали по ублюдочного состояния грунтовке. Свет выхватывал куски джунглей, отражался в глазах живности – ее тут много, кушать же не всех можно – пугал непривычных к шуму Высочайших караванов птиц, а противомоскитная сетка – мое любимое изделие в этих краях! – надежно отсекала кровососов. Если бы не состояние дороги, вынуждающее крепко держаться за кожаные ремни у потолка, было бы совсем хорошо.
Беседу продолжать из-за качки и тряски было затруднительно, но мы справились, обсудив живописность индийской природы. Николай «маленьким приключением» доволен – регламентированные пафосные мероприятия кого хочешь за долгие годы достанут, а спонтанность под благовидным предлогом добавила индийскому Путешествию цесаревича приятную перчинку. В ночь, в джунгли, ловить настоящего преступника, обидевшего милого сердцу подданного!
Насчет «милого сердцу» я погорячился – старообрядцев Никки не любит. Стоило Евстафию подтвердить свою принадлежность к «двуперстым», Николай сразу потерял к нему интерес. Купец не обиделся и едва ли заметил связь – он за день столько Высочайшего внимания хапнул, что на три поколения вперед хватит – а я расстроился. Почему податное население делится на сорта из-за полной фигни? Это же мешает строить единую и неделимую Империю! Это же даже не иноверцы – это самые что ни на есть православные христиане, которых внутри православно-христианской страны держат за второй сорт.
Едва мы вышли под ночное небо и как следует перекрестились, плантатор неохотно трезвеющими остатками мозгов придумал хитрый план:
- Я бы хотел подарить плантацию тому, кто изгнал демона.
- Демон изгнан, но призвал его ты! – ткнул я в него пальцем. – От виселицы тебя ничего не спасет.
- Я ничего не помню! – соврал он.
- Мистер Эдвардс, я не собираюсь слушать ересь! – заявил Николай.
Плантатора с дворецким отправили вперед, с приказом конвоирам вызвать подмогу через телеграф на железнодорожной станции: арестованных получилось много, нужны дополнительные конвойные. Так же прибудут газетчики с фотографами – это наш «летописец» Ухтомский подсказал, ему для книги нужно, священники (англиканские, католические и наш Илларион) и Бомбейский губернатор. Англичане слушались как шелковые – понимают, что вот такое цесаревич во время веселой прогулки увидеть не должен был точно.
Большую часть ночи Евпатич горько рыдал – одним из выпотрошенных бедолаг в подвале оказался тот самый индус, который его спас. У индуса осталась семья из некрасивой, костлявой индианки, одной грустно-худой монобровой девочки и двух мальчиков. 2,3 и 4 года – спасибо возрасту за то, что они не понимают, что произошло с их папой. Индианка, понятное дело, плачет над укутанным в простыню телом вместе с Евпатичем.
- Даже панихиду по тебе справить не можу, - скорбел купец. – Ты же, собака такая… - ругательство согрело слух трогательной заботой и искренним сочувствием. - Язычник! – взяв труп за укрытую простыней руку, Евпатич принялся отдавать долг. – Ничаго, братец, я твоих в обиду не дам. С собой возьму, кормить буду, выучу да к делу приставлю. Не пропадут – слово тебе мое купеческое!
- Никки, давай выхлопотаем этим ненесчастным подданство Империи? – спросил я Николая.
Просто поражаюсь религиозности окружающих меня людей. Ладно Никки – под присмотром православного радикала Победоносцева другим он вырасти и не мог, но мракобесие англичан стало для меня настоящим открытием. Вы же опиумом торгуете, ало! Вы что, не знаете про психозы? Вы что, реально верите, что жертвоприношения открывают доступ к магии?! Так притворяться невозможно.
Прежде всего, покинув дом, мы вразнобой помолились. Потом мистер Эдвардс словесно выпорол «трусливых сукиных сынов»-полицейских и отправил их искупать грехи, вытаскивая из подвала тела. Попов прислать тоже попросил именно он – нам всем предстоит пройти ряд душеспасительных ритуалов. К сатанинской мебели прикасаться брезговали все, поэтому мы с Никки по-простецки сидели на жердине забора и расслаблялись курением папирос.
- М? – шокированный пережитым цесаревич посмотрел на меня мутными глазами.
Ну стреляет человек по воронам, ну и что? Мы и по чайкам стреляли, с корабля. Вполне приличный досуг в эти времена – когда каждый десяток лет одна только Европа кладет на полях сражений сотни тысяч человек, гуманное отношение к птицам выглядит откровенно странно. Николай – хороший, «домашний», очень строго воспитанный мальчик. Извлекаемые из еще живого человека кишки он сегодня увидел впервые, не говоря уже обо всем остальном. Я тоже в действующих сатанинских притонах раньше не бывал, но я хотя бы умею мыслить рационально – это ж просто наркоман!
- Никки, это же морфинист, - развел я руками. – Ну какой Сатана?
Цесаревич перекрестился, я продолжил:
- Он тут в глуши живет, считай – полновластный хозяин. У него бесконечные наркотики, почти абсолютная власть над дикарями…
- Господь тебя исцелил, - недоуменно посмотрел на меня Николай. – А ты не веришь, что Враг проникает в сердца людей?
Твою мать. С другой стороны, про физиологию и психологию ему и остальным рассказывать бесполезно - этим наукам еще предстоит развиться. Переобуваемся:
- Имею ввиду – морфий, опиум, кокаин и прочее помогают бесам проникать в сердца людей. Если человек крепок в вере, его сердце – чисто, а жизнь он посвещает добродетельному труду, бесов его сердце не впустит, даже если он выпьет или покурит табаку, - для наглядности я выпустил пару колечек. – Если пить, курить, нюхать и вкалывать дурман каждый день, бесы ключик найдут быстро.
- Можно ли исцелить этих несчастных? – завороженно спросил Николай.
Такая внушаемость в моих глазах приравнивается к профессиональной непригодности. Что ж, значит «внушать» дожен только я.
- Одними молитвами и экзорцизмами – нет, - покачал я головой. – Этот кусок дерьма, - указал на дом. – Всего лишь немного очухался – он же предпочел покаянию взятки и ложь, значит бесы – или демоны, тут как угодно называй – в нем остались. Если человек жаждет исцеления, ему больше никогда нельзя притрагиваться к дурманам. Силком тащить смысла нет – наделает дел, получит свое на каторге: таких уже не спасти, но мы же просвещенные, православные, сердобольные люди, и уподобляться инквизиторам не может.
Николай грустно усмехнулся:
- Если каждого пьянчужку сажать в лечебницу насильно…
- Половина страны будет в них сидеть, а вторая – стеречь, - покивал я.
Никки фыркнул – отходит.
- Нужно папе телеграмму сочинять, - решил я направить мысли в конструктив. – У нас такой же падали, - снова указал на дом. – Уверен, тоже хватает. Оккультные и спиритические кружки по всей Европе цветут и пахнут, сектанты придурошные бродят – то скопцы, то тюкальщики. Мир погружается во тьму – это ни для кого не секрет.
Грядет Апокалипсис, муа-ха-ха!
- Так! – перекрестился Николай.
Продолжаем:
- А значит раскол между людьми Книги на руку врагу. Нам всем нужно объединяться – православным, католикам, мусульманам, буддистам, конфуцианцам, евреям…
- Евреям? – уныло перебил Никки.
- Ты прав, - ободряюще улыбнулся я ему. – Дело трудное, долгое, поговорим о нем с папой, когда вернемся домой. Но запретить оккультистов можно уже сейчас – это поддержат все добрые люди Империи.
- Я очень устал, - вздохнул Николай. – Хочу в нашу часовню. Могу ли я взвалить на тебя телеграмму?
Горе-посол во время долгого и неприятного для себя рассказа изо всех сил пытался выставить себя глубоко пострадавшей стороной. Ею он отчасти и является – камни в дам действительно летели, но эта история должна была быть замята после первых или хотя бы вторых извинений, а не становиться причиной постановки очень грубого ультиматума.
После Шевича слово взял я, на пальцах объяснив Никки, в чем не прав наш посол. Подумав, цесаревич проявил плоды многолетнего обучения дипломатии:
- Японцы поступили ужасно, Дмитрий Егорович.
Шевич оживился.
- Вы – опытнейший дипломат, и, как наследник Российского Престола, я высоко оцениваю ваше стремление защитить честь нашей Империи.
Шевич начал мысленно примерять новую «висюльку».
- Но я не могу не согласиться с Жоржи – подобная эскалация в ответ на обыкновенное непонимание является несколько чрезмерной.
Дмитрий Егорович, будучи опытным дипломатом, удар выдержал с честью.
- Кампания, тем не менее, уже согласована Его Величеством, - расстроил Николай и меня.
- Его Высокопревосходительство министр Гирс высоко оценили предложенную мной кампанию, - прибавил веса Шевич. – Интересы Империи…
- Перечислите, пожалуйста, полный список политико-экономических преференций, которые получит Империя от свободного прохода наших судов в необорудованные должным образом, лишенные торговых представительств и инфраструктуры, непригодные для ремонта наших кораблей, порты? – перебил я.
- Политические преференции велики! – изобразил добродушие Дмитрий Егорович. – Российская Империя станет первой державой, которая…
- Сильнее всех унизила незаметную на карте мира, нищую страну, жители которой ходят без штанов и живут в деревянных хижинах, - фыркнул я.
Хохотнув, Никки сделал мне замечание:
- Жоржи, нужно уважать законы гостеприимства.
Шевич тоже попытался:
- Ваше Высочество, человеческие чувства к политике неприменимы. Мы должны руководствоваться исключительно интересами Империи.
С демонстративной неприязнью глядя на Шевича, я объяснил:
- За двадцать лет японцы объединили страну, заменили феодальную систему на административную монархию, построили некоторую промышленность, и теперь готовы сделать следующий рывок. Лет за пятнадцать англичане, американцы и остальные построят японцам мощный военный флот, а нанятые инструктора помогут сформировать большую, современную армию.
- Даже если все будет так, как вы сказали, хотя я не вижу никаких признаков, мы легко разобьем этих дикарей, - с трогательным высокомерием парировал Шевич.
- Безусловно, - не стал я расстраивать Никки неправдоподобными (в его глазах) заявлениями. – Но это будет стоить нам кучи ресурсов и жизней наших солдат. Воевать с этой стороны нашей страны – это гигантская оттяжка сил от по-настоящему приоритетного, западного направления. У нас с японцами такой же договор, как у всех, и нашей промышленности это хорошо и выгодно. Его пересмотр не принесет Империи никакой практической пользы и способен обернуться проблемами в будущем. Никки, позволю себе заметить, что я считаю данную кампанию никчемной.
- Господин Гирс… - попытался влезть Шевич.
- Считает точно так же, как я, - усмехнулся я. – С поправкой на то, что у него невероятной величины рабочая нагрузка. Видите ли, Дмитрий Егорович, министр Гирс плотно занят дипломатическими играми на приоритетном направлении. Здесь – окраины, и я нисколько не осуждаю его за то, что он доверился вам. В конце концов, в Европе вы доказали свою полезность.
Гирс - хороший, Шевич - плохой.
- Я нашел компромисс, - решил поставить точку в обсуждениях Николай. – Жоржи, я прошу тебя составить телеграмму, изложив в ней свой взгляд на наши дипломатические отношения с Японией. Дмитрий Егорович, вам надлежит поступить так же. Составлю телеграмму и я – попрошу Его Величество беспристрастно оценить ситуацию и принять решение. Лично я, Дмитрий Егорович, склоняюсь к позиции Жоржи.
Ура! Интересно, без моих «подвальных заслуг» Николай бы прислушался?
- Проигнорировать просьбу Его Величества участвовать в реализации вашего плана я не могу, - продолжил Никки. – Поэтому на берег сойдет Жоржи. Телеграммы отправим с оказией завтрашним утром, - посмотрел на меня.
Понимаю – чтобы у меня было время разочароваться в япошках и передумать. Благодарим за заботу кивком и показываем легкую, дозволенную положением, радость.
- Возьми с собой Эспера Эсперовича, - добавил Николай. – И прошу тебя по возвращении поделиться со мной парой интересных историй.
- Прошу полномочий нанять работников для переноса беседки – это создаст сильное впечатление, поможет снять напряжение на случай, если я окажусь прав, защитит милых дам и не помешает продолжить эскалацию в случае, если Его Величество сочтет ее необходимой, - подсуетился я.
- Дмитрий Егорович, составьте Жоржи соответствующую бумагу, - велел цесаревич.
- Сию секунду, Ваше Императорское Высочество, - умело скрыл раздражение посол.
Застопорившийся дипломатический ритуал был продолжен. На борт взошли одетые в костюмы европейского образца японцы, вручившие кучу подарков и передавшие приглашение сойти на берег от главы приветственной делегации – принца Арисугавы-но-Мия Такэхито-синно, для гайдзинов просто Арисугава Такэхито. Права на наследование у него есть, но сработают только если прервется главная династическая линия. Со мной, помимо «летописца», на берег пойдут двое казаков – много охраны мне не нужно, я же к «друзьям» иду – и слуги.
Я рангом повыше, поэтому, когда я спустился с трапа, двадцативосьмилетний япошка в парадном мундире с орденами и приятными чертами усатого лица отвесил мне уважительный кивок. Я ответил кивком менее уважительным, и завязалась избыточно-долгая ритуальная беседа – выданный мне переводчик Андрей делал почти всю работу сам, превращая мои русские фразы в пышные японские словеса и пересказывая мне суть сказанного Арисугавой.