ГЛАВНОЕ ХОДАТАЙСТВО.
Боль…
Вспышка…
Жгучая боль…
Вспышка, вспышка…
Боль нестерпимая...
Вспышка…
Темнота…
Мрак…
Я открываю глаза – пелена, туман. Закрываю и открываю глаза ещё раз. Помогает. Туман потихоньку начинает редеть. Озираюсь вокруг. Сумерки. То ли поздний вечер, то ли ранняя ночь.
Где я?
Сквозь рассеивающийся туман проступают очертания круглой площадки. В центре какое-то сооружение. Приглядываюсь: мраморные бортики по пояс взрослому человеку, бьющие высоко вверх, метра на три-четыре струи пенящейся воды. Фонтан.
Площадка выложена брусчаткой. К ней или от неё (тут уж как посмотреть) ведут две неширокие аллейки.
Одна, ярко освещённая полной, огромной, как тележное колесо, восходящей Луной. Другая теряется в непроглядном мраке.
По краям площадка обсажена высокими пышными деревьями. Я приглядываюсь – клёны. Точно клёны: я чётко различаю резные листья, что слабо шевелятся под лёгким ветерком.
Опять смотрю вокруг: две скамейки с коваными подлокотниками. На одной из них расположился я.
Освещают весь этот пейзаж два фонаря, висящие очень низко – на уровне моего лица и дающие неровный колеблющийся свет. Такой свет дают не электрические лампочки, а исключительно газовое освещение. Поверьте, как историк, я знаю, о чем говорю. Приходилось видеть.
Снова оглядываюсь: фонтан, фонари, клёны, Луна. Ничего необычного. Но что-то не так.
Конечно, вопрос: «Как я здесь оказался?» не снимается с повестки дня. Но это ладно, разберёмся потом. Что-то ещё не так. Где-то на краешке сознания что-то тревожит душу и не даёт покоя. Так, давай-ка ещё раз: неровный, колеблющийся свет фонарей, трепет листвы, бьющие высоко в темное небо струи воды и падающие обратно в фонтан.
Стоп! Газовые фонари должны издавать лёгкое гудение! Листва – характерный шелест. А вода, бьющая в небо и падающая обратно, должна шуметь – должны быть слышны плеск и стук капель. Ничего этого нет! Ни единого звука! Тишина. Безмолвие.
Открываю рот и сначала тихо, а потом всё громче и громче произношу:
– А-а-а.
Я четко слышу свой голос. Звук его разносится по площадке, отражается от всех предметов и гулким эхом возвращается ко мне:
– А-а… А-а…
Щелкаю пальцами: эффект тот же. Не понимаю! Может, я сплю?
Ощупываю шероховатую поверхность деревянных брусков скамейки. Отчётливо ощущаю чешуйки отслоившейся краски. Ладонью чувствую холодный металл подлокотника. Всё чётко и реально.
Поднимаюсь. Иду к фонтану. Зачерпываю в ладони воды. Омываю лицо. Вода как вода: мокрая и в меру прохладная. Но почему я, стоя в двух шагах от сопел фонтана, абсолютно ничего не слышу?
Тишина.
Подхожу к фонарю. Действительно газовый: за стеклом видно, как пляшет голубоватый язычок пламени. Обхватываю фонарь руками – теплый, чувствуется чуть заметная вибрация. Прикладываю ухо – ничего. Тихо.
Тишина вокруг.
Внезапно в этой тишине раздаются шаги. Их звук гулким эхом разносится вокруг. Я оборачиваюсь: по укутанной мраком аллейке ко мне приближается человек. Женщина. Одета во всё белое. Несмотря на расстояние и темноту, я прекрасно различаю светлые волосы, густыми волнами лежащие на плечах. Узкое лицо. Тонкие черты. На лице выделяются карие глаза под густыми чёрными бровями. Белоснежный пиджак, блузка. Юбка чуть выше колена. И, как контраст, ярко-алая гвоздика в петлице.
Женщина подходит ближе. Останавливается в двух шагах. И не отрываясь, смотрит на меня. Затем, слегка склонив голову, произносит:
– Рада приветствовать вас, Дмитрий Александрович.
Голос приятный - нежный, бархатистый, с лёгкой хрипотцой.
Я смотрю на неё и пытаюсь понять: знаю её или нет. Хоть лицо очень знакомое, понимаю, что вижу ее впервые. Кто же она и откуда она меня знает?
Наверное, ход моих мыслей отражается у меня на лице. Женщина широко улыбается и говорит:
– Не удивляйтесь, Дмитрий Александрович. Кто же не знает ректора нашего единственного университета? Известнейшего археолога. Доктора исторических наук.
Я, чуть смутившись, киваю.
– А вы кто? – спрашиваю. – Как вас величать?
– О! Имён у меня много. Вы можете называть меня – Мария.
– А по отчеству?
– Не надо отчества. Достаточно просто: Мария.
Киваю:
– Очень приятно. Тогда можно просто: Дмитрий.
И протягиваю руку.
Она делает вид, что не замечает моей ладони, молчит и лишь пристально смотрит мне в глаза. Моя рука медленно опускается.
«Вот ведь! – с огорчением думаю я, – Забыл о правилах хорошего тона! А еще образованный человек!»