«Только люди без критического мышления в самом деле верят, что победа — игра случая, а не расчёта!» — насмешливо думал Се-Льянди, поглаживая ногтем рубашку своих карт.
В мерцании свечей блеснул крупный рубин на его родовом перстне — он не бедствовал и играл не ради денег.
Нет, ему были нужны не деньги, и даже не торжество победы — а снятые маски. О, какое наслаждение он испытывал, заставляя их снова и снова обнажать то, что они пытались прикрыть жалкой завесой своего светского лицемерия!
Вот, скажем, напротив него, мадам Се-Гранни, почтенная матрона, которая строит из себя святошу и всеобщую тётушку. Толстая, красноватая женщина, которая пыталась скрыть один недостаток нелепыми оборочками на платье, а второй — пудрой. Все, буквально все в этой набитой людьми и пропахнувшей духами гостиной видели, как тщетны её попытки — мадам была исключительно нехороша собой — но все, как один, с фальшивыми вежливыми улыбками расточали ей лживые комплименты, которые она принимала с таким достоинством, будто никогда не видела саму себя в зеркале!
Се-Льянди с удовольствием высказал бы ей правду в глаза — не по злобе, а чтобы нелепая бабища перестала позориться, пытаясь кокетливо представить себя красивее, — да только никто в этом обществе не ценил настоящую честность, и Се-Льянди перестал выговаривать правду сам.
Ничего, сегодня ей скажет это кто-нибудь другой. Должно быть, тот нервный юноша, которому она только что подложила «подкидыша» — теперь юноша должен был взять три дополнительные карты из колоды.
— Мои извинения, мсье, — ханжески виноватым тоном произнесла при этом мадам, смущённо оправляя кружево на своей манжете.
Они играли в круговую игру на сброс карт, и в такой игре было достаточно возможностей устраивать подлянку следующему за тобой игроку. Однако в высшем обществе считалось как-то постыдно подставлять партнёров по игре, и обычно с такими картами тянули до конца, а выкладывали с видом виноватым.
По чуть прикрытым усами тонким губам Се-Льянди скользнула краткая усмешка. Мадам думала, что подставила соседа, но по факту подставилась сама: теперь всем было очевидно, что аметистовой масти у неё больше нет, иначе бы она нипочём не выложила «подлую» карточку.
Всем? Господь Всемогущий! Да за этим столом с ним сегодня собралось стадо баранов, кажется, вообще не считающее карты и играющее наугад! Разделывать таких под орех было не сложнее, чем детей!
— Ну что вы, мадам, — меж тем, с не менее ханжеским ободрением в голосе отозвался юноша, нервно поправил жмущий ему воротник новенького сюртука, отсчитал и взял три карты, взглянул и с облегчением выложил аметистовую масть.
Это была одна из тех карт, которые он только что взял из колоды. Что ж, у этого сопляка аметистов тоже нет!
Следующий ход был за Се-Льянди, и он аккуратно выложил карту, разворачивающую круг в обратную сторону. Перстень красиво блеснул рубином, контрастируя с тёмно-синим сукном стола. Камень лидеров и людей с сильной волей. Пламя отражалось в нём таинственным мерцающим блеском — совсем как тот внутренний огонь, который жил в Се-Льянди и который он вынужден был скрывать, чтобы не быть осуждённым в свете!
Ни у юноши, ни у мадам больше не было аметистовой масти, и они со смущёнными улыбками взяли по карте. Расстроенный вздох, нервный шорох шёлкового рукава платья. Там аметистов больше не обнаружилось — естественно, Се-Льянди набрал их на финал себе!
Ход дошёл до четвёртого и последнего их партнёра — юного Се-Ньяра из дипломатического корпуса. Да, потомственного дипломата будет сложно развести на то, чтобы он высказал кому-то правду в лицо, поэтому Се-Льянди вёл игру так, чтобы проигрывал непременно нервный юноша — новичок в обществе, он даже имени его не запомнил! Волновался тот всё заметнее, а значит, есть все шансы, что сегодня мадам Се-Гранни услышит всю правду о себе!
Через круг — юноша и мадам опять прошли мимо, — у Се-Ньяра осталось всего две карты, и он выложил козырь, меняющий масть.
— Аквамарины, господа! — провозгласил он.
Се-Льянди насмешливо выдохнул: всё равно, что объявить, что последняя карта в его руках — аквамариновая! Впрочем, судя по уровню игроков, они могли не понять и такой жирный намёк!
У Се-Льянди оставался на руках только такой же козырь перевода масти да два аметиста. В иной ситуации он предпочёл бы приберечь козырь до конца и взять карту из колоды, но было совершенно очевидно, что ни юноша, ни мадам не изменят своим принципам и придержат имеющиеся у них подлянки, честно скинув аквамарины, коих у них наверняка по два-три, если судить по вееру набранных карт. Отдавать победу юному дипломату Се-Льянди не собирался, поэтому перевёл масть обратно на аметисты.
Два круга — и он ожидаемо выиграл.
— Вам сегодня поразительно везёт, господин Се-Льянди! — улыбнулась ему мадам, однако он опытным взглядом заметил в её прищуре оттенок раздражения и досады. Из-под блеклой пудры отчаянно алел некрасивый румянец. Отлично! Когда их нервный друг взорвётся — она тоже не останется в стороне, и покажет всем, наконец, свою истинную истеричную суть обычной базарной торговки!
— Фортуна меня любит, — тонко улыбнулся Се-Льянди, внутренне наслаждаясь и предвкушая победу — настоящую победу, а не эту, карточную!
Подумать только, эти идиоты в самом деле не додумались хотя бы считать выбывшие карты и действительно полагают, что дело в удаче!