Главный подонок Академии

1. Повелитель

Рената Сафина

Влажная брусчатка Академии поглощает решительные удары моих ботинок.

Я спешу на заседание ораторского клуба, а в руках сжимаю многострадальный допуск к дебатам.

Именно его я собираюсь ткнуть в надменную морду Илая Белорецкого.

Илай — заносчивый сукин сын, предводитель местной элиты и по несправедливому стечению обстоятельств он же возглавляет дебатный клуб.

Считает, что будучи сыном ректора, то ему позволено выдумать несуществующие правила. Например, заставить первокурсницу собирать двести подписей, дабы ее приняли на проклятые дебаты! А мне на них очень нужно.

Дебатный клуб — это единственный факультатив в нашей хваленой Академии, где победитель получает не медальку или пластиковый кубок, а реальный денежный приз.

Сумма очень крупная, и она как раз покрывает первый этап лечения моего братишки. Маме никогда не накопить таких денег, а я не могу сидеть сложа руки, глядя, как медленно угасает самый дорогой человек в мире.

Поэтому меня ничего не остановит! Ни отборочный тур, ни спесивый подонок Белорецкий.

Прежде мне не доводилось сталкиваться с ним лично — даже тупое распоряжение собрать подписи он выдал через своих шестерок. К королю просто так не приблизишься.

И сейчас я намерена это исправить!

Отворяю тяжеленную дубовую дверь актового зала, в нос ударяет тяжелый запах театра. Я вглядываюсь в полумрак: отбор первокурсников еще не начался, и сейчас здесь восседают двое из четырех королей Академии в окружении сошек помельче.

Бр-р-р! Неприятная публика. Я наслушалась о них еще до поступления.

Местные мажоры, наследники большого бизнеса, чьи родители спонсируют нашу Академию, наделяя отпрысков вседозволенностью. Презираю таких, но с момента поступления я играю на их поле, поэтому придется приспосабливаться.

Дабы сообщить о своем прибытии — громко хлопаю дверью. Удар простреливает полупустое пространство, заставляя их повернуться:

—Добрый вечер, друзья! — произношу громко.

—Здесь нет твоих друзей, — один из них громко комментирует мое вторжение.

Плевать! Главное, уверенность. Покажешь страх — сожрут.

Сердце лупит в глотке, но я держусь и беру курс на Белорецкого, который даже не удостоил меня взглядом.

1.1

Илай опирается на спинку сложенного кресла и о чём-то переговаривается с парнями

Блондин особенно выделяется в темноте актового зала благодаря аристократической осанке, которую не подделать. Светлая рубашка, до миллиметра выточенная по его телу, подчеркивает прямую спину и плечи.

В каждом его движении — спокойная уверенность в собственном превосходстве и власти.

А у этого мерзавца она есть: помимо клуба, он возглавляет молодежное крыло, состоит в отборочной комиссии по зарубежным грантам и вообще всячески наделен полномочиями. В том числе негласными.

Миную ряды красных велюровых кресел, пока не оказываюсь прямо перед Белорецким.

—Привет, я принесла допуск, — протягиваю ему документ.

Поглощенный беседой, он полностью игнорирует мое присутствие.

Выжидаю, рассматривая его. Впервые стою так близко.

Высокий, светловолосый и ухоженный, с точеными чертами лица и неприлично спокойным видом. Ловлю себя на мысли, что для исчадия ада, каким его описывают, выглядит он довольно… мило. Полная моя противоположность.

—Приём, есть кто дома? — нарушаю затянувшееся молчание, и на этот раз сую бумажку прямо под нос.

Белорецкий замирает, а затем, делает великое одолжение и переводит взгляд на меня. Синий, холодный и безупречно заточенный, как клинок.

Наши глаза встречаются, и я чувствую, как тонкая ниточка моей уверенности обрывается, и она со свистом летит вниз.

Если глаза — зеркало души, то у него там черная тьма. Всепоглощающая и холодная. Как и энергетика, от которой у меня внутренности скрутило.

Остальные придурки глядят на меня, как на забавную обезьянку в цирке, а Белорецкий буравит, не моргая, как будто препарирует и считывает изъяны.

Готова забрать свои слова обратно. Ничуть он не милый. Разве что отталкивающе притягательный.

На лице — идеальная маска, и только микродвижение бровями выдает омерзение, что он испытывает, натыкаясь на мой пирсинг.

Моя интуиция мгновенно врубает режим «беги», а она никогда меня не подводит, но, помня о своей цели, я глушу эти сигналы.

Хочу отвести взгляд, но не получается. Я все смотрю в его пропасть, а он изучает мою.

—Что ты такое? — наконец произносит он.

Началось!

—Твой ночной кошмар.

—Насчет кошмара я заметил, — говорит он, заставляя друзей неприятно рассмеяться. —Ты заблудилась? Так Фил тебя проводит, — он указывает на широкоплечего парня рядом.

—Я пришла записаться на отбор в ораторский клуб. Вот допуск. Ты просил собрать подписи.

—Велел…

—Что, прости? — стряхиваю с себя неуместные мурашки.

—Просят нищие у метро, а я велел, — уточняет спокойно.

1.2

С этой фразой я вдыхаю его яд, который обжигает слизистые, и я с трудом сдерживаю поток проклятий...

Вместо этого делаю успокаиваю дыхание и трясу листком, который так и завис между нами.

—Тогда взгляни.

—Ах, это… — мажет взглядом. —И что, все двести собрала? — Илай брезгливо принимает документ, касаясь его лишь кончиками длинных пальцев.

—Двести две.

—М-да? — он приподнимает уголок губы. Хотелось бы сказать, что это улыбка, только это совсем не она. —Какая старательная, Рената Сафина, — читает мое имя.

Белорецкий изучает бланк пару секунд, а затем смотрит на сидящую рядом элиту, и парни взрываются смехом. Неприятным, надменным. Надо мной смеются?

Спину пробивает злым ознобом.

Впрочем, их реакция расстраивает меня меньше, чем диагноз брата, поэтому я лишь складываю руки на груди и вскидываю подбородок.

—Теперь я могу прийти на отбор вместе со всеми? Я подготовила речь.

Однако, вместо ответа Белорецкий беспощадно сжимает кулак, сминая мой допуск. Комок приземляется прямо у его начищенных туфель.

Дергаюсь, будто в грудь кол вбивают.

—Что ты творишь? — ахаю.

—Пошутили и довольно. Ты ведь не надеялась, что действительно сюда попадешь? — он жалостливо сводит брови. —О, нет, ты правда думала… Не так ли?

—Я…я могу выбрать любой факультатив!

—Любой, где принимают отбросов. Это не здесь, — отмеряет холодно и придавливает мой допуск подошвой.

—Ты… Ты сволочь!

—Ммм, знаю, — он прикрывает глаза, смакуя мое оскорбление. —Я та еще мразь, а ты пришла не по адресу. Филипп, проводи ночной кошмар, — кивает он другу.

—Мы не договорили!

Передо мной вырастает здоровяк и берет за локоть. Взгляд тяжелый, но энергетика достаточно спокойная.

—Идем, — он ведет меня вверх по ступеням по направлению к выходу, а сзади раздаются смешки оставшихся.

—Не нужно меня касаться, — вырываю руку. —Я в состоянии найти выход.

Ненавижу, когда меня трогают — я и без того слишком остро улавливаю энергетику людей, их настроение и переживания. А физический контакт и вовсе действует, как прямое включение в чужое поле.

—Нет уж. Так надежнее, — Филипп сопровождает меня, пока мы не оказываемся на улице, и за спиной не захлопывается тяжелая дверь, отделяющая меня от борьбы за деньги.

1.3

—Нет уж. Так надежнее, — Филипп сопровождает меня, пока мы не оказываемся на улице, и за спиной не захлопывается тяжелая дверь, отделяющая меня от борьбы за деньги.

Фыркаю, освобождаясь.

—Мой тебе совет, Рената, не вздумай сунуться сюда снова, — серые глаза мягко отчитывают меня. —Не зли Илая, если планируешь задержаться в Академии. Ты же грантница?

—А тебе какое дело?

—И ты заселилась в одну комнату с Линой? — он достает сигарету и щелкает зажигалкой.

В общежитии мне досталась неплохая комната с видом на кампус и с самой молчаливой соседкой в придачу.

Худенькая блондинка Лина еще более странная, чем я. За неделю нахождения в стенах Академии я едва слышала ее голос, что вполне меня устраивает.

Это лучше, чем жить с какой-нибудь богачкой, дочерью миллионеров.

Лина — одна из нас, из отбросов. Удивительно, что Филипп ее знает.

—Заселилась. Ну и? — складываю руки на груди.

—Лина — моя подруга, поэтому и тебе поясню по-приятельски: гранты, как выдают, так и отзывают, — он затягивается. —Намёк ясен?

—Белорецкий ваш — позер, у него нет таких полномочий.

—Хм, не хочется тебя расстраивать, но есть. Лучше найди себе кружок попроще, что ли… Дебатеры являются лицом Академии и отстаивают ее честь на соревнованиях с другими вузами, а ты выглядишь, мягко говоря, нестандартно.

Заламываю пальцы от несправедливости происходящего.

—Интеллект внешностью не определяется.

—Я предупредил, — говорит он, растирая окурок о край урны. —Чтобы я не видел тебя сегодня на отборе.

—У меня тоже есть совет для тебя, — слышу собственный голос, когда он собирается уходить. —Поговори с отцом. Сегодня же.

—С чего это? — по его лицу пробегает волна возмущения. —Ты даже не в курсе, есть ли у меня отец.

—А не нужно было меня касаться, — изображаю сладкую улыбочку. —В твоем поле есть и отец, и мать, только вот по-отдельности… Возможно, такой разговор тебя ждёт?

Его взгляд мрачнеет, а мышцы челюсти натягиваются так, что лицо вот-вот перекосит.

—Иди-ка ты отсюда, болезная, пока я не отправил тебя к духам, что нашептывают тебе эту дичь, — кидает он уже через плечо и скрывается в актовом зале.

Раздраженно втягиваю воздух, пропитанный сырой листвой. Черта с два я упущу этот шанс!

1.4

Верчу кольцо на пальце, продумывая, как проникнуть на сцену незамеченной.

—Эй, дешевка, отстойный прикид, — доносится со стороны.

—Как и твое лицо, придурок! — отвечаю автоматически.

Это Эрик, полноватый брюнет, что задирает меня с первого учебного дня. До элиты ему далеко, но к мажорам третьего эшелона он вроде причислен.

—Сядешь на него? — он раздвигает пальцы и лижет воздух между ними. —Скажи, Сафина, у тебя в промежности тоже пирсинг? Или только на морду навесила?

Вместо ответа показываю придурку средний палец и спешу назад в общагу.

В отличие от широты его кости, картина мира у Эрика — узкая, и он никак не может принять мою неформальную внешность.

Я ношу окрашенные напополам волосы: справа — платиновый блонд, слева — воронье крыло. У меня проколот нос и бровь, а руки украшены россыпью мелких татуировок. Я называю это свободой самовыражения, а Эрик считает это призывом к издевательствам.

Мой непринужденный имидж вкупе с неоновым свитшотом, короткой юбкой и колготками в сетку действуют на него, как красная тряпка на быка.

Впрочем, большинство особей мужского пола воспринимают меня скорее как опасность, нежели как девушку. Мне же лучше. Никогда не мечтала привлекать слабаков.

Вот тебе и Альдемар — самая старая и престижная Академия страны, в которой воспитывают будущих политиков, дипломатов и больших бизнесменов.

Нравы здесь отвратительные. Богатенькие детки считают, что имеют больше привилегий, чем простые трудолюбивые ребята, поступившие сюда на грант или по социальной программе для малоимущих.

Здесь нельзя расслабляться и верить в искренность улыбок.

И возглавляет всю эту дискриминацию по социальному признаку именно Белорецкий Илай. Он даже окрестил всех нас одним прозвищем. Отбросы.

Унизительно, не так ли?

Ничего, пусть развлекается.

Золотой мальчик еще не догадывается, какой у меня уровень ай-кью и как я раскатаю его в первом же дебатном турнире.

Но сначала — в общагу. Мне нужно переодеться и вернуться в бой.

Мои прекрасные читатели!

Вы попали в книжный сериал в атмосфере старого университета, полного тщеславия, интриг, разбитых сердец и молодежной страсти. Предвкушаю самую безбашенную осень с Илаем и Ренатой. Забирайте ребят в библиотеку и поддержите новинку звездочкой.

Добро пожаловать на первый курс в Академию Альдемар.

Ваша Тори.

2. Пусть

В комнате никого не оказывается, что неудивительно, поскольку сегодня вечером в Академии состоится бал приветствия первокурсников. Скорее всего будет жуткая нудятина с заумными речами ректора, поэтому я пас.

И, судя по витающему в комнате аромату ванильных духов, моя соседка Лина уже собралась. Она как приведение, ей-богу.

Нахожу в своей половине шкафа один из безразмерных худи в фирменном темно-бордовом цвете Академии, натягиваю капюшон и затягиваю его шнурки, чтобы скрыть волосы.

Нащупываю широкие спортивные штаны и надеваю их прямо поверх юбки, лишь бы меня не узнали хотя бы в первые секунды, когда я проникну в зал.

А дальше? А дальше я планирую поразить публику своим красноречием!

Наверняка, на отборе будут присутствовать и преподаватели? Ректор ведь не идиот, чтобы доверить мальчишке полное руководство таким важным факультативом.

Смотрюсь в зеркало, оценивая придурковатые огоньки в глазах.

«Только не совершай глупостей, доча!» — зная мой нрав, завещала моя добрая мама, отправляя меня получать высшее образование.

Никаких глупостей, мам. Только движение к цели.

Им придется меня выслушать!

Проникнуть в зал в мешковатом прикиде оказывается легко. Я смешиваюсь с толпой девушек и парней, которые пришли попытать счастье на милость Белорецкого.

Втекаю в актовый зал вместе с остальными и даже умудряюсь пройти за кулисы. Занимаю место среди молодняка, что толпится за красными бархатными шторами.

Первым к микрофону выходит высокий шатен в очках:

—Тема моего выступления звучит «Каждый экономический спад — это экзамен на зрелость общества», — произносит он мягким голосом.

С этого момента отбор начинается.

Затаив дыхание, я ловлю каждое слово выступающего. Нужно отдать должное, вещает он довольно профессионально.

Как только шатен замолкает, я слышу голос Илая:

—Неплохо.

—Благодарю, — лицо парня загорается надеждой.

—Неплохо для монолога в курилке, а это дебаты, — припечатывает Белорецкий. —Мысли у тебя прыгают, аргументация нулевая.

2.1

—Понял, — не спорит шатен. —Структуры не хватило?

—И её тоже. Раздели речь на блоки: причины спада, реакции общества и выводы, — не задумываясь комментирует Белорецкий. —И потом, ты говоришь о зрелости общества, но не даешь этому понятию определения. Каковы критерии?

—Я… я не подумал об этом, — мнётся парень.

—Неудивительно, — выдыхает заносчивый гад и продолжает разбор.

Слушаю его голос, доносящийся из колонок, и меня охватывает неприятное осознание — Белорецкий умён.

Вот же паскудство!

Гораздо комфортнее было считать его заносчивым глупцом с привилегиями от папочки-ректора, но увы, его высокомерие обусловлено еще и наличием интеллекта.

—Я всё понял, — кивает парень.

—Исправь и выходи выступать в конце очереди, — Илай позволяюще взмахивает пальцем.

—Спасибо огромное! — паренек чуть ли ни кланяется и несется за сцену, а его место у стойки занимает рыжая девушка.

Уф! Если каждый из претендентов настолько красноречив, то мне сложно будет выделиться.

С трудом дожидаюсь окончания ее речи и решаю действовать быстро.

Отталкиваю плечом замешкавшегося студента, нарушая порядок очереди отбора, и выбегаю к деревянной кафедре.

Проглатываю взбесившийся пульс и заставляю себя шагать. И на этот раз — сразу к микрофону.

Скидываю капюшон, кладу руки по обе стороны стойки и обвожу публику решительным взглядом.

И да — ректор все-таки идиот, поскольку в зале нет ни одного преподавателя!

При моем появлении бровь Илая изгибается, и, готова поклясться, в его безжизненных зрачках мелькает проблеск удивления.

Схлестываемся в молчаливой зрительной схватке. В его глазах — сплошной лед, в моих же — геенна огненная.

Он ведь не думает, что я отведу взгляд, как делают многие, не выдерживая его дрянной энергетики?

—Снова ты! — вспыхивает Филипп, который велел мне не возвращаться.

Он поднимается с места, явно намереваясь вышвырнуть меня со сцены. Но тут главный подонок Илай делает движение кистью, притормаживая друга.

—Пусть, — звучит с полуулыбкой.

2.2

—Пусть, — звучит с полуулыбкой.

Набираю воздуха в грудь:

—Итак, тема моей речи «Достоинство не измеряется происхождением», — выдерживаю паузу, изучаю реакцию элиты. —Мы живем в мире, где место за столом определяется не умом, а родословной. Однако, как известно, само достоинство не наследуется. Оно зарабатывается, — мой голос множится в колонках. —Каждым поступком. Каждым выбором…

В этот момент в зале отворяется дверь и на пороге появляется самый хамоватый из элиты — Дамиан.

В одной руке — теннисная ракетка, в другой — спортивная сумка.

—О, я пропустил самое интересное? — он громко заявляет о своем прибытии, и я сбиваюсь.

Дамиан лениво шагает к первому ряду и плюхается по правую сторону от Филиппа.

Пришедший ведет себя настолько громко, обращаясь к другу, что я сразу теряю нить повествования.

—Прошу тишины, — делаю замечание.

В качестве реакции мне достается лишь презрительный взгляд.

Не будь на кону шестизначной суммы — я бы открестилась от этих болванов и обходила их общество десятой дорогой.

Однако, жизнь редко справедлива, и даже невинный мальчишка с большими глазами может оказаться жертвой коварного заболевания.

Хоть мама и делает вид, что все наладится, но мы с сестрой слышим, как она просит денег взаймы у знакомых и как слезно молится за братишку по ночам.

Наше положение — на грани. У меня нет права быть слабой.

—Вы мешаете мне выступать, — повторяю, испепеляя взглядом недоделанного теннисиста.

—Если что-то не устраивает, то путевка домой в деревню будет ждать тебя завтра в деканате, — отмахивается он, и вновь сотрясает воздух бестолковой болтовней.

«Ренаточка, пожалуйста, только без фокусов! Эта Академия — твой шанс вырваться! Стань примером для нашей семьи!» — звучит в голове маминым голосом прежде, чем я упираюсь подошвой в стоящую передо мной деревянную кафедру.

Все происходит молниеносно.

Тыщ! Со злости я отпинываю стойку так далеко, насколько позволяет мое субтильное телосложение.

Конструкция срывается с места, спотыкается о выступ и с жалким треском валится через сцену прямо к ногам золотых мальчиков.

—Ты совсем поехала, психопатка? — товарищ с ракеткой еле успевает поджать ноги, чтобы ему не отдавило пальцы.

—Я, кажется, попросила тишины, господа!— повторяю жестко.

Микрофон тоже улетел. Но теперь меня слышно и без него.

Зал затихает настолько, что я различаю собственную кровь, несущуюся по венам.

2.3

—Лучше беги, — звучит от Филиппа предупреждающе.

—Тс-с-с, — Илай подносит палец к губам, шикая на парней. —Вы прервали блестящее выступление…

Он щелкает пальцами в воздухе, вспоминая мое имя.

—Рената… — подсказываю, пытаясь понять, это ирония или капитуляция.

—Блестящее выступление Ренаты. Похоже, я ошибся сегодня, — он потирает подбородок. —Вижу, ты серьезно настроена попасть в наши ряды?

—Я настроена победить в этом сезоне!

—Весьма… амбициозно, — он растягивает губы в перевернутую улыбку, демонстрируя, как поражен. —Тогда сделаем вид, что этого инцидента не было, и ты выйдешь заново в конце очереди?

—Правда? — без опоры в виде кафедры я чувствую себя беззащитной и глупо тру вспотевшие ладошки о полы своего свитшота.

—Правда, — произносит мягче. —Не разочаруй меня, Рената.

—Хорошо, — боюсь упустить момент его расположения. —Надо бы… надо бы поднять стойку.

—Не волнуйся, для этого здесь есть парни, — не успевает договорить он, как из-за шторы выбегают ребята и водружают кафедру на место.

Шмыгаю за противоположную кулису, нахожу тихий угол, сажусь прямо на пол и открываю в телефоне текст, который давно выучила наизусть.

На фоне замечаний Илая соперникам теперь и моя собственная речь видится мне слабоватой, и я судорожно начинаю добавлять более весомые аргументы.

По тому, как телефон гуляет в моих руках, можно сказать, насколько я взволнована.

Хотя, раз он пожелал послушать мое выступление полностью, значит, мне удалось зацепить такого взыскательного слушателя.

Вот! При правильном подходе даже такая мразь, коей он назвался, способна изменить свое мнение!

Приободренная первым шагом к победе, я принимаюсь редактировать и без того идеальное выступление. Тороплюсь так, что закусываю язык и полностью отключаюсь от происходящего.

—Эй, — из-за шторы показывается голова шатена в очках, которого тоже отправили в конец очереди. —Объявили пятиминутную паузу, после нее выступаю я, затем ты.

2.4

—Спасибо, — киваю ему.

—Не хочешь проветриться?

—Я хочу, чтобы этот цирк поскорее закончился, — фыркаю.

—Понятно… Тогда удачи!

—Ага, и тебе, — не отрываясь от экрана, перечитываю строчки вновь и вновь. Теперь речь нравится мне куда больше!

Время паузы тянется мучительно долго, и начинаю нервничать от того, что тишина в зале затягивается. Моего терпения хватает минут на двадцать, а затем я решаю напомнить прохлаждающимся, что на улице уже стемнело, и пора бы довести дело до конца.

Когда я выбираюсь из своего укрытия, то обнаруживаю абсолютно пустой зал.

—Паскудство! — с запоздалым осознанием всплескиваю руками.

Они кинули меня!

Он кинул меня!

Репетиция закончилась, и слушать мое выступление не входило в его планы. А я всего лишь марионетка, которой невдомек, как умело он дёргает за ниточки.

Обвожу помещение взглядом и срываюсь к выходу. Каждый шаг гулом отражается от безжизненных стен, и я поражаюсь собственной тупости.

С разбега наваливаюсь на дверь и отлетаю от нее с той же силой. Она не поддается

—Откройте немедленно! — остервенело дергаю ручку. Бесполезно.

Здесь ведь должен быть запасной выход? Конечно же, он есть, целых два. И оба закрыты.

Нет! Детский сад какой-то!

—Ну, подожди, Белорецкий! Дай мне только выбраться отсюда, — говорю я собственной тени, которую моя фигура отбрасывает в слабом свете софитов.

Впрочем, в следующую секунду исчезает и она, потому что придурки вырубают освещение, оставив меня в кромешной темноте актового зала.

Смотрю на красную батарейку в углу экрана телефона, который я практически высадила своими наивными каракулями в заметках, и в груди клокочет досада за собственную наивность.

Что ж!

Добро пожаловать в Академию Альдемар, Рената. Курс выживания начался.

Друзья, спасибо, что так тепло приняли историю! Ваша поддержка бесценна!

Подонки — это цикл романов, и первая часть про Дамиана уже завершена, там можно немного подглянуть в будущее Илая и Ренаты.

Читать здесь https://litnet.com/shrt/e9Bk

3. Печатает...

Илай Белорецкий

Стою на балконе второго этажа, опершись на мраморные перила.

Время 20:47. Она придет через 13 минут.

Внизу гудит черно-белая толпа студентов. Их голоса смешиваются с живой музыкой виолончели и виснут в воздухе вместе с запахом закусок фуршета. Вечер приветствия первокурсников в разгаре.

В приглушенном свете настенных канделябр это выглядит как праздное торжество, но я-то знаю, что началась настоящая игра.

Альдемар принимает новичков.

—Подданных рассматриваешь? — оказавшись рядом, хмыкает Ян.

—Ты опоздал.

—Не душни, Белый, у меня пары только закончились.

Яну можно так со мной разговаривать, семья Захаровых спонсирует Альдемар, и он вхож в наш круг.

—Отец ясно дал понять, что его милость зависит от моих заслуг, успеваемость в их числе.

Усмехаюсь. Знакомо.

—О, а вот и наши! — оживает Ян, глядя в сторону лестницы.

На ходу поправляя костюмы, к нам поднимаются Филипп Абрамов и Дамиан Бушар. Семья Абрамова заведует доброй половиной строек в стране, у Бушара — наследственный винный бизнес на виноградниках от деда-француза.

В общем, публика приличная.

—Есть достойные экземпляры? Точнее экземплярки… — Дамиан переваливается через перила и сканирует танцпол.

Плитка в виде шахматной доски делает людей внизу похожими на фигурки.

Подобно игре в шахматы среди студентов есть фигуры посильнее, способные влиять на ход событий, а есть расходный материал — пешки.

А конкретно — беднота, заполнившая наши ряды в этом году.

Раньше низшие слои населения могли лишь мечтать об Альдемаре, Академия являлась закрытым местом для избранных.

Однако, несколько лет назад министерство образования приняло закон, обязующий учебные заведения выделять квоты одаренным, малоимущим и прочим неуместным здесь личностям.

Чего только стоит одна дикарка Сафина, скинувшая стойку со сцены.

Рената — концентрат того, что я ненавижу: невоспитанная, наглая, вызывающая, без чувства такта и вкуса.

И чем раньше такие, как она, поймут свое место, откинув пустые надежды выбиться в общество, тем лучше для самого общества.

—Цель обнаружена, — скалится Дамиан и кивает в сторону двух девушек, что мнутся у входа в зал торжеств.

—Опа! Рыжая ничего, люблю скромниц, — Ян оценивает увиденное. —Таких интереснее развращать.

—Ну вот и поделили, брюнетку мне, — соглашается Бушар .

Смотрю на часы и жду, когда их сдует.

Осталось 6 минут.

—Белый, ты с нами? — зовет Бушар.

—В толпу? — поднимаю бровь. —Ты видел правителей, которые едят с одного стола с подданными?

—Ты типа король? — ехидничает он.

—Разве что шахматный, — начинают разгонять придурки. Слишком много знают.

—Отнюдь, — отворачиваюсь от зала, присаживаясь на перила. —Хоть потеря короля и означает проигрыш партии — сам он беззащитен и практически бесполезен. Я же предпочитаю действовать и расставлять фигурки в нужном порядке.

—Трахаться ты сегодня с шахматной доской собрался? — щерится Дамиан. —Идёшь или нет?

—Я не трахаю что попало, господа. А вам хорошего вечера, — жестом указываю в сторону лестницы, ведущей прямиком в безликое месиво.

—Не слушай его заумные речи, —Ян закатывает глаза. —Илай просто на анонимную девку из интернета дрочит.

—Блогерша какая-то? — загорается Дамиан. —Вебкамщица?

—Не, там прям анон по переписке, — поясняет Ян. —Такая же задротка, как и наш Кощей.

—Такая же гениальная, — уточняю.

—Илай, ты у нас этот, как его… — Бушар прикладывает руку ко лбу, вспоминая умное слово, которое не совместимо с количеством виски, которое он заливает в себя сразу после тенниса. —Вспомнил! Сапиосексуал! Возбуждаешься на любительниц сканвордов и артхауса?

—Не перегрейся от таких умозаключений, — усмехаюсь. Из всех уродов Дамиан самый языкастый, меня забавляют наши перепалки.

—Белый, надеюсь ты понимаешь, что за аватаркой может скрываться тролль или столетняя бабка-извращенка, падкая на доверчивых мальчиков из депутатских семей? — подхватывает Ян.

—Захаров, надеюсь ты понимаешь, что мне ничего не стоит организовать твое выселение из элитного крыла общаги? — дарю ему убийственный взгляд.

Мы с Яном и Филиппом живем кампусе общежития, в квартире, предназначенной для преподавательского состава, которая по понятным причинам досталась мне.

Дамиан хоть и поселился в городском жилье, но чаще обитает у нас.

Придурки шумные — этим они отлично заполняют образовавшуюся пустоту.

—Ой, иди нахрен, — отмахивается Дамиан и уводит за собой Яна. —Принесем тебе выпить.

Молчавший до этого Филипп пропускает их вперед и гипнотизирует меня тяжелым взглядом:

—Эй, Белый, может Ренату все-таки выпустить?

—Ты про ту дешёвку? — упоминание запертой в актовом зале неформалки неожиданно веселит. —Нет.

—Вдруг в темноте она от страха уссытся… — Филипп недовольно сводит брови.

—Что за слабости? Или ты в неё свой член припарковать собирался? — догадываюсь и раздражаюсь.

—Девка, конечно, смазливая, если не считать обвеса на лице, но не в моем вкусе. Просто мне проблемы не нужны, если с ней что-то случится.

—Проблем не будет, пока я не скажу. Можешь быть спокоен.

Друг кивает, делает пару шагов вниз и снова оборачивается:

—Эта Рената сказала, что она типа ведьма. Ляпнула что-то про расход моих родителей… — он чешет затылок.

—Абрамов, лишь слабоумные верят в подобную ересь, — говорю, поправляя часы.

Еще 2 минуты.

—Пойду позвоню отцу, — пространно отвечает он, оставляя меня одного.

Наконец-то!

Ухожу в дальний угол, устраиваюсь на велюровом диване и достаю телефон.

Звуки праздника становятся фоновыми.

30 секунд.

Открываю иконку сайта, вынесенную на главный экран, вбиваю логин Bessmertnyi и зависаю пальцем над кнопкой «Войти».

Кадык привычно дергается, и я ослабляю бабочку, которая теперь кажется слишком тугой.

3.1

Илай Белорецкий

Lilith печатает…

Хотя Лилит никогда не рассекречивала свой гендер, но обладая хоть каплей интеллекта, можно безошибочно вычислить, какого пола и даже возраста твой собеседник.

Лилит: как ты сегодня?

Бессмертный: теперь отлично

Лилит: значит, твой ход :)

Бессмертный: Шах. Ты сливаешь, Ли

Лилит: не спеши, Бес, это тактика

Мы играем в шахматы. Виртуальная доска доступна по ссылке каждому из нас и порой партии длятся месяцами. Но это лишь предлог. Предварительные ласки.

Бессмертный: твой прошлый проигрыш тоже относился к тактике?

Лилит: проигрывать гораздо сложнее, чем кажется. Умение принимать поражение говорит о развитом эмоциональном интеллекте.

Бессмертный: а о чем говорят мои победы?

Лилит: лишь о том, что я намеренно подкармливаю твою нарциссическую часть, постепенно лишая тебя воли.

Лишая тебя воли… От безобидной фразы пах отзывается тяжелой пульсацией. Она чертовски умна и это дико возбуждает.

Дамиан прав, я долбанный извращенец.

Наша переписка с Ли тянется на сотни гигабайт, ни в одном их которых нет упоминания реальных имен, места жительства и тем более фотографий.

Только никнеймы и наш мир, выросший на пепелище.

Из фактов про Ли мне удалось выяснить лишь то, что ей около двадцати, она учится за рубежом, серьезно занимается живописью и психологией. Последнее объясняет, как ей удалось вытащить меня из мрака.

Негусто по фактам, но это позволяет мне сложить картинку о том, что моя Ли из наших кругов. Мне представляется, у нее русые волосы и очень чувственный рот, которым она выдает саркастические ремарки.

В остальных составляющих своей личности она категорически не признается, и это несмотря на то, что у нас уже несколько раз был вирт.

Виртуальный секс.

Без видео.

На буквах, сука!

Носком ботинка отбиваю нервную дробь и упрямо печатаю.

Бессмертный: я хочу тебя

Лилит: сегодня без прелюдий? :)

Бессмертный: увидеть. Хочу тебя увидеть.

Лилит печатает…

Стирает.

Лилит печатает…

Замолкает.

Ухмыляюсь. Знал, что застану ее врасплох.

Лилит: зачем?

Бессмертный: хочу убедиться, что ты существуешь не только в моем воображении

Лилит: я существую. И я всегда здесь, для тебя, с первого дня

Бессмертный: меня так больше не устраивает, Ли. Давай встретимся

Лилит: у нас уговор

Бессмертный: в задницу уговоры. Ты нужна мне!

Лилит: В интернете, в приватной комнате форума — да. А в жизни все иначе. Вдруг я не понравлюсь тебе?

Бессмертный: не принимай решений за меня

Лилит: я просто не хочу подвергаться чужой оценке.

Чужой… Я не чужой!

Свожу челюсти.

Бессмертный: я не посмею оценивать тебя после всего, что ты для меня сделала.

Лилит: а если ты мне не понравишься?

Бессмертный: понравлюсь. Я знаю, что ты хочешь меня не меньше, чем я тебя.

Лилит: Бес…

Бессмертный: пиши адрес, страну, континент

Лилит: планета Земля :)

Бессмертный: Мне вообще не смешно. Я представляю тебя каждую гребанную ночь, Ли! Это порядком затрахало. Реальность до 21:00 давно превратилась в блеклое дерьмо.

Лилит: я…я понимаю тебя. И именно поэтому нам не стоит встречаться. Если ты не примешь меня такой, какая я есть, это разобьет мне сердце.

Бессмертный: такой достойной девушке не о чем переживать

Лилит: увы, ты ошибаешься. А еще у тебя ко мне всего лишь эмоциональная привязанность на фоне пережитого стресса.

Бессмертный: и поэтому мы каждый вечер кончаем вместе?

Лилит: Бес, послушай... Если ты поднимешь тему встречи снова, мне придется прекратить наше общение.

Внутри что-то дергается и разлетается в хлам. Телефон в моей руке жалобно похрустывает, и я готов швырнуть его о ламинат под ногами.

Бессмертный: причина в том, что ты замужем?

Лилит печатает…

Стирает.

Печатает…

В ожидании ответа по затылку прокатывается холодная волна.

Лилит: нет, я не замужем.

Бессмертный: тогда в чем, блядь, дело?

Лилит: Бес, этот разговор совсем не вовремя. Мне нужно идти.

В смысле, ей нужно идти?

Наш минимум — это два часа переписки, а если дело доходит до интима, то мы остаемся до утра. Это непреложный закон.

Бессмертный: ты не представляешь, как раздражаешь меня сегодня

Лилит: даже не сомневаюсь, но мне правда пора. У меня появились кое-какие проблемы в реальной жизни

Бессмертный: так напиши мне гребанный адрес, где бы он ни был, и я решу любые твои проблемы!

Лилит: я знаю. И это греет мне душу. А теперь мне пора.

Бессмертный: не смей!

Лилит: я пошла. улыбнись, иначе проиграешь.

Контакт офлайн.

Обновляю страницу — она исчезла.

Кинула в меня своей коронной фразой, и отключилась. Лилит всегда прощается именно так: “улыбнись, иначе проиграешь.”

3.2

Илай Белорецкий

Меряю балкон шагами, оказываясь у перил.

Из официальной части празднество перетекло в танцы, и теперь у меня под ногами бушует разгоряченное море студентов.

Безошибочно определяю местоположения своих пацанов.

Ян ведет светскую беседу с рыжей девчонкой. Дамиан зажимает в танце ту самую брюнетку. Фил опрокидывает бокал с колой, в котором, могу поспорить, больше виски, чем колы. Алкоголь официально запрещен в академгородке, но моих придурков это не останавливает.

Мне же здесь делать нечего.

Меня ждёт припаркованная у Альдемара ламба и езда в никуда. Нутро мерзко печёт от негодования, и сидение на месте лишь усугубляет дело.

Защитники природы линчевали бы меня за количество горючки, сожженной в бессмысленных ночных катаниях, будто это могло бы привести к Лилит.

—Уже уходишь? — моей руки касаются чужие пальцы.

Жгу взглядом место касания, а затем поднимаю взгляд на осмелившуюся.

Длинноволосая блондинка в облегающем платье, похожем на жидкое золото, хоть и силится выдержать мой взгляд, но руку всё же отводит.

—Илай, верно? Меня зовут Майя Ясногорская, — хитро улыбается она, протягивая руку.

Ее настроение обусловлено тем, что Евдокия Ясногорская — декан Альдемара, и теперь Майя, ее дочь, учится здесь.

Молчу, чем выжимаю из нее новый словесный поток.

—Там внизу слишком скучно, и я решила присоединиться к тебе.

—Я не развлекаю, — оставляю ее без рукопожатия.

—Как и я, — она отводит руку, убирая прядь за ухо. —Однако, я подумала, что нам стоит познакомиться, мы ведь в одной лодке.

—Это вряд ли, — прохожу мимо.

—Посуди сам: очевидно, что ни ты ни я не будем дружить с основной массой студентов, так почему бы нам не объединиться сразу?

Бросаю взгляд через плечо:

—Какого плана объединение ты имеешь в виду?

—Ну, мы могли бы организовать…

—Я пошутил, Майя, — перебиваю на полуслове. —На самом деле мне наплевать. Хорошего вечера!

Двигаю к лестнице.

—Илай, стой! — слышу, как она делает шаг вдогонку. —Мне нужна твоя помощь.

А вот уже интереснее.

—Покровительство. Моя помощь называется покровительством, — разворачиваюсь к ней. —У тебя минута, чтобы убедить меня.

—Вы ведь друзья с Филиппом Абрамовым? — она оглядывается и нервно крутит браслет на руке.

—Я не сваха.

—Нет-нет, наоборот… В общем, Филипп еще не знает, но наши родители давно встречаются. Его отец сделал предложение моей маме, ну, то есть Евдокии Ясногорской, и скоро они поженятся.

Внутри щелкает. Фил только что упоминал о «предсказании».

—Просишь меня защитить тебя перед другом, чьей матери изменяли? — херею и восхищаюсь такой наглости.

—Всё не так. Родители Фила давно расставили все точки над «и» и поддерживали брак только ради троих сыновей и бизнеса. На самом деле у каждого давно своя жизнь. Со дня на день они сообщат Филиппу новость о разводе, и мы с Абрамовым станем сводными. Мама сказала, что у Филиппа крутой нрав, и я боюсь, что он превратит мою жизнь в Академии в ад.

Слабо сказано. Абрамыч тип спокойный, но если рассвирепеет, то только транквилизаторы помогут.

—Мне какой интерес? — смотрю на часы.

—Услуга за услугу. Ты тут главный среди парней, я — королева женской половины Альдемара. Я знаю всё, что происходит за закрытыми дверьми женского общежития, — выдает она, даже не моргнув. Готовилась. —И однажды я точно тебе понадоблюсь.

Планирую хмыкнуть ей в лицо и покинуть душный зал, но мой глаз цепляется за возмутительное зрелище.

Среди черно-белой толпы я вижу Ренату. Беснующуюся блёстку в самом центре танцпола.

Ее короткий, совершенно неуместный для вечера в уважаемой Академии топ выжигает сетчатку глаз неоновым цветом. Бёдра, обтянутые короткой кожаной юбкой, рисуют амплитудные круги под тягучий трек.

Руки плавно ласкают воздух, подбородок вздернут к потолку, а сама она пребывает в трансе, пропуская мелодию через тело.

Накрасилась и вырядилась, словно на Хэллоуин. Ещё и эта двойная расцветка волос, как у дворовой кошки.

Непроизвольно морщусь, но продолжаю рассматривать этот ночной кошмар.

Она притягивает взгляд, как яркая пластиковая безделушка среди дорогих деревянных изделий.

Чувствую, как скула ходит под кожей. Кто посмел выпустить дешевку из плена?

—Так что скажешь? — Майя возвращает меня к разговору. —Услуга за услугу?

—По рукам.

Лицо блондинки озаряется лукавым светом, и она снова протягивает мне руку.

—Не в прямом смысле, сэкономь мое время, — не реагирую, вглядываясь в танцпол, где Филипп на полной скорости прорывается в сторону Ренаты.

4. Дух сопротивления

Рената Сафина

Телефон булькает и окончательно гаснет, потеряв последний процент зарядки.

Буквы исчезают, и я с тяжелым чувством откидываюсь на мягкую спинку кресла, вглядываясь в темноту.

Темнота — мой друг. С ее наступлением беспокойный мир становится на паузу, уступая место действительно важным мыслям, а еще в темноте исчезает необходимость держать лицо, и можно разреветься, если совсем невмоготу.

Однако, пусть мне и обидно до рези в переносице, но я не потрачу ночёвку в актовом зале на слёзы.

Глаза постепенно адаптируются к обстановке, и я различаю слабый лунный свет, который льётся из горизонтального окошка под потолком.

Если подставить кафедру, то я смогу уцепиться за его край! Бинго!

Поднимаюсь на сцену и, кряхтя, спускаю стойку со сцены.

На адреналине она казалась мне куда легче. Но сейчас я не буду ее пинать — боюсь разбить мою единственную надежду на побег.

Приставляю кафедру к стене и проверяю на прочность, пошатав из стороны в сторону.

—Так, вперед! Это почти как забираться в домик на дереве! — подбадриваю сама себя.

Ставлю одно колено на поверхность, упираюсь руками по краям и подтягиваю тело наверх.

—Вот! Осталось выпрямиться… — закусываю язык, в котором прячется еще один пирсинг.

Шагаю ладошками по шершавой стене, но проклятое окно оказывается выше, чем мне виделось. Я едва могу нащупать его выступ.

Вместо спасительной рамы я дотягиваюсь лишь до комков липковатой пыли на подоконнике.

Вытираю руку о штаны. Мерзость!

Рычу. Я выберусь отсюда даже если мне придется вырвать ряд кресел и составить их одно на другое!

Стоит мне об этом подумать, как я слышу звук.

В замке лязгает ключ, и дверь отворяется.

—Эй, ау, ты тут?

—Да-да! — соскакиваю с пьедестала.

—Прости, что так долго, пришлось повозиться, чтобы раздобыть второй ключ, — в проходе появляется тот самый шатен в очках с репетиции.

—Как ты узнал, что я здесь? — спешу к нему.

—Ну, ты достаточно яркая, чтобы не заметить твоего отсутствия, — смущенно улыбается он. —Когда Илай прервал отбор, я сразу догадался, в чем дело.

Рассматриваю его правильное лицо с высокими скулами, квадратной челюстью и по-мужски пухлыми губами. Сквозь стекла на меня смотрят темные глаза, окруженные густой линией ресниц.

—Меня, кстати, Теодор зовут, Тео. — он спохватывается и пожимает мне руку. —Не Рузвельт!

—Тем не менее, очень пафосно. Должно быть, у родителей на тебя большие планы? — жму в ответ. У Тео очень теплая энергетика. —А я просто Рената.

—Рад знакомству, Рената. Ты в порядке?

—Не считая дикого голода — в полном, — отвечаю, когда мы оказываемся на улице.

—Мы еще успеваем на праздничный фуршет, бал первокурсников в самом разгаре, — Тео запирает дверь и указывает в сторону главного кампуса. —Идём!

Величественное здание Альдемара подсвечивается тёплым светом кованых фонарей. Он придает стенам медовый оттенок и мягко выделяет на резьбу на арках и балюстрадах.

Жадно втягиваю остывший влажный воздух и ловлю ощущение, что даже тяжёлый купол здания, покрытый зеленоватой патиной, смотрит на меня оценивающе. Мол, рискну я войти или нет.

—Не люблю скопления людей, и потом, у меня не самое праздничное настроение, — отрицательно машу головой.

—Да брось, судя по тому, как ты скинула стойку со сцены — тебя так просто не сломить. Впервые вижу человека, который настолько хочет попасть клуб.

—Членство в клубе меня не интересует, мне нужен главный приз сезона! — уточняю. —А для этого придется примкнуть к дебатёрам.

—Ммм, не совсем, — мой спаситель снимает очки и протирает их краем рубашки. —Членство в клубе дает свои преимущества, но ты можешь зарегистрироваться как самовыдвиженец от Академии.

—Что-о-о? — моя челюсть падает на грудь. —Ты хочешь сказать, мне не нужно мести хвостом перед Белорецким, чтобы бороться наравне со всеми?

—Абсолютно. Тебе лишь нужен официальный ментор, например, один из преподавателей Альдемара или кто-то из предыдущих победителей сезона. Метод рабочий, но непопулярный, поскольку ты изолирован от ораторской тусовки.

—Изолированность — мое второе имя!

—Ну, тогда найди ментора, подай заявку в деканате и участвуй, сколько влезет.

—Тео, ты гений! — подпрыгиваю на месте. —Так, выкладывай, кто у нас победитель прошлого сезона?

—Илай.

—Блин. А позапрошлого?

—Тоже Илай.

—Фак!

—Ну, он действительно крут, — оправдывается Тео. —На первом курсе я ни одного его выступления не пропустил, а теперь и сам решил попробовать.

—Ты хвалишь моего обидчика, напоминаю!

—Характер у него ужасный, это правда, дорогу лучше не переходить.

—Теперь и не придется. Я найду себе ментора среди преподавателей! — выдаю с жаром. —У меня даже настроение поднялось.

—Предлагаю это отметить! — Теодор стреляет глазами в сторону зала торжеств, откуда теперь доносится танцевальная музыка. —Там вся Академия, не хватает лишь тебя.

—Вся Академия говоришь? — в моих глазах вспыхивает недоброе пламя.

Смакую, как будет трескаться лёд на лице Белорецкого, когда он увидит меня на свободе.

—Дай мне три минуты переодеться! Встречаемся у входа.

Идти на каблуках по мостовой, выложенной пузатым булыжником, не просто, но определенно того стоит.

Я предпочитаю ботинки — в них можно убежать, но сейчас мы в безопасности в элитной Академии, где каждый куст обучен манерам.

—Панель не здесь, Сафина, — завидев меня еще у входа, гогочет Эрик, подтверждающий поговорку о том, что в семье не без урода.

Он облокотился о колонну и курит, сжимая несчастную сигарету пальцами-сосисками.

—В таком виде можешь только ко мне в тачку прыгнуть.

—Заткнись, Шульц, она со мной, — за спиной вырастает Тео.

На удивление, Эрик лишь усмехается, но не перечит.

—Ты что, тоже из элиты? — свожу брови, изучая спутника.

—К чему эти ярлыки? — он пожимает плечами, а затем отворяет передо мной массивные двери зала торжеств. —Добро пожаловать!

4.1

Рената Сафина

Вместе с финальным аккордом песни меня жестко сбивают с ног, и я лечу прямо на шахматную плитку.

—Вот ты где, ведьма, — Филипп подхватывает меня за локоть.

Еще полметра, и мое лицо познакомилось бы с усыпанным блёстками полом.

—Ну-ка, пошли, поболтаем, — рычит он и тягачом тянет меня к выходу.

—Отпусти, бабуин! — пытаюсь высвободится.

Вместо этого он пакует меня подмышку и тащит ногами вперед, оставив голову болтаться позади и осыпать его проклятиями.

—Что здесь происходит? — к нам подбегает Тео с подносом в руках.

—Испарись, очкастый, — цедит мой захватчик и бьёт по подносу снизу, опрокидывая тарелки с закусками прямо на парня.

Белоснежный фарфор со звоном разлетается на осколки, привлекая к нам внимание.

Мы быстро оказываемся на улице, и тяжелая дверь захлопывается перед самым моим носом, скрывая Тео из вида.

Филипп несёт меня к колоннаде — перешейку между корпусами, излюбленному месту дислокации элиты.

—Ты больной? — колочу его. —Поставь меня!

Я уже потеряла обе туфли, а здоровяку хоть бы хны — прёт вперед.

Действую решительно — кусаю его за задницу. Сильно!

Зверье оно только так и понимает.

—Ёп… — дёргается он и практически роняет меня на землю. —Кобра ты недоделанная!

Рывок, и мои стопы касаются холодного мрамора, а ручища Абрамова ложатся на мои плечи, блокируя любые попытки к побегу:

—Что тебе известно? Отвечай!

—Что от перестановки мест слагаемых сумма не меняется, что самая длинная река — Нил, а ты произошёл от обезьяны! — язвлю.

—Завязывай умничать!

—А ты выражайся конкретней!

—Что тебе известно про моих родителей? — он встряхивает меня.

—Ничего! Это была неудачная шутка. Троллинг… — развожу руками, мол, ошибочка вышла.

—А нихрена это не троллинг, — он сплевывает и поднимает на меня красные от ярости глаза. —Я позвонил отцу. Они разводятся!

—Мне очень жаль… — делаю попытку улизнуть.

—Не-е-ет, ведьма! — усмехается неадекватно. —Ты все мне расскажешь! Кто снабжает тебя инфой?

—Что? Филипп, я… я тебя-то впервые вижу.

—Не ври мне! — его пальцы смыкаются жестче. —Ты в курсе, кто его любовница?

—Я… я ничего не знаю! Клянусь твоей тупорылой головой!

Ну ты и влипла, Рената!

Язык мой — враг мой! Сколько раз я огребала за свою болтовню — не счесть. Мне стоит помалкивать о своих странненьких способностях.

—Абрамов. Руки.

Оборачиваемся оба — между колонн возникает фигура Белорецкого, и воздух сразу тяжелеет.

—Ее кто-то информирует! — не унимается Филипп. —Я позвонил всем — никто из моих братьев не в курсе, а она знает, — он тычет пальцем мне в лицо.

—Тебе нужно протрезветь, — голос Илая не терпит пререкательств. —Руки!

Хватка Абрамова слабеет, я пользуюсь моментом и отбегаю за одну из колонн, готовая рвануть в сторону общаги.

Не успеваю моргнуть, как на нашу потасовку слетается и остальной Альдемар, жадный до сплетен.

—Я докопаюсь до правды, и тебе не поздоровится! — Филипп раздувает крылья носа, наплевав на десятки любопытных глаз.

Новость о разводе мамы и папы причинила ему боль, и теперь он мечется, как раненое животное, желая отомстить хоть кому-то.

Например, мне.

—Она же «ведьма», — веселенький Дамиан, на котором висит брюнетка, рисует в воздухе кавычки. —Предскажешь мое будущее, психопатка?

По толпе прокатывается смешок. Единственная, кто не рад происходящему — это Майя. Она пристально изучает Абрамова, и нервно теребит браслеты.

—Надеюсь, у тебя есть метла? — цедит Филипп и бросается ко мне.

—Я дважды не повторяю, — Илай становится между нами.

Лицо спокойное, и в этом кроется самая большая опасность. Я не боюсь буйных, я боюсь тихих — они страшнее.

—Ян, проводи Филиппа к моей машине, — повелевает он, держа Абрамова на зрительном прицеле.

—Давайте лучше я провожу, — рядом появляется моя соседка-привидение Лина. —Филь, всё хорошо, — она утешающе касается его спины. —Идём!

—Праздник окончен, — включается Ян. —Все по комнатам. Живо!

Студенты разочарованно улюлюкают и разделяются на небольшие кучки. Значит, и мне пора смываться.

Не теряя ни минуты, усаживаюсь на мраморные перила, что обжигают голые бедра прохладой, и перекидываю ноги, спрыгивая на влажную траву.

Паскудство!

Шагаю вслед за девчонками в сторону нашего общежития и нахожу свои туфли, аккуратно стоящие на дорожке. Кто это сделал?

Подхватываю их и оглядываюсь по сторонам.

Единственный взгляд, на который я натыкаюсь — это Белорецкий, что буравит меня, транслируя: «Начинай молиться!».

Наверное, средний палец вспомнил. Широко улыбаюсь и радостно машу ему в ответ.

—Пошли уже, бедовая, — меня окликает рыжеволосая девушка, что лишилась компании Яна Захарова. —Обувь надень, простудишься.

Сую околевшие стопы в лодочки и неуклюже ковыляю вперед.

—Давай руку, — она подставляет мне локоть.

—Спасибо, я в порядке. А ты…?

—Я Маша, Мария Логинова, — подсказывает она.

—А я Рената.

—Да мы уже поняли. Похоже, ты теперь знаменитость, — беззлобно усмехается Маша. —А это Илона, — она указывает на подругу с темным каре.

Подвеска Дамиана Илона не спешит любезничать, куда больше ее интересует семенящая впереди Майя в золотом платье.

—Тебе нужно согреться, я поставлю чайник. Мы с девочками планируем посидеть в общей гостиной общежития, давай с нами? — мягко спрашивает Маша.

—Своим присутствием я лишу всех возможности обсудить меня за спиной, — обнимаю себя за плечи. —Спасибо за предложение, но я не компанейская.

—Как знаешь, береги себя, — кивает она, когда мы оказываемся внутри.

—Эй, Маша, кажется, ты потеряла подругу, — замечаю, что брюнетка времени зря не теряла, и по пути завела беседу с нашей богиней.

—Илона очень хотела познакомиться с Майей, ее мать — декан, а отец Илоны — преподаватель. У них много общего, — улыбается Логинова.

5. Здесь

Рената Сафина

—Доча, утром мне пришел перевод с пометкой «От Ренаты». Что за деньги, Ренаш? — из телефона доносится мамин голос.

Она позвонила мне по дороге из школы — провожала Ильдара. Сейчас у братишки более стабильное состояние, и он, сияя, мчится на уроки.

Я же не пошла на завтрак и предусмотрительно осталась в комнате, чтобы избежать нежеланных встреч в столовой с утра пораньше.

—Да так, просто девочка решила меня отблагодарить, — пожимаю плечами, дожевывая пустую булку. —Я помогла ей с ответами на вопросы.

—Что за ответы?

—Контрольная по философии, — машу рукой, мол, ерунда.

—Рената! — звучит строго. —Какая еще контрольная? Вы всего неделю учитесь!

—Мамочка, это же Альдемар! Стать космонавтом проще, чем здесь учиться, — показательно хватаю сумку и начинаю перебирать учебные принадлежности, лишь бы не смотреть в камеру.

Мама видит меня насквозь. Но то, что мы с соседкой полночи гадали, ей знать не обязательно, она против подобных увлечений.

—Так и оставила бы деньги себе, всяко нужнее, — хмурится мама.

—Мне достаточно стипендии, и чтобы ее не лишиться, мне нужно бежать на занятия, — беру телефон в руки и рассматриваю мамино усталое лицо. —Ты высыпаешься, мам?

—Все хорошо, Ренаш. Учись спокойно, про нас не думай! — мягко улыбается мама, но я все равно замечаю в ее глазах грусть. —Ой, подожди! Тут Даринка хотела с тобой поздороваться.

В кадре появляется заспанное лицо сестры в обрамлении всклокоченных черных волос.

—Ты чего не в школе, симулянтка? — шиплю на нее, когда мама оставляет ее одну.

—Ой, у нас повторение пройденного материала, а я не выспалась, — зевает она.

—Дарина! Мы же договаривались — без прогулов! У тебя поступление на носу, а без гранта об университете можешь забыть!

—А еще мы договаривались, что я получу твою комнату, когда ты съедешь, — она кладет подбородок на переплетенные пальцы. —Почему я до сих пор сплю в одной комнате с младшим братом?

—Мы договаривались к новому году, сейчас — сентябрь!

—Какая разница, если тебя здесь нет?

Вздыхаю. Дарине шестнадцать, и она хуже меня.

—Это страховка на случай, если я вылечу после первого семестра, потом можешь забирать комнату себе. И без фокусов!

—Тогда ты не будешь против, если я расскажу маме, что прочитала в твоих переписках?

—Дарина! — взрываюсь. —Если ты туда залезла — я убью тебя!!!

—«О, да, Бес, я хочу чувствовать твои руки на себе…», — она писклявым голосом передразнивает сообщения.

Меня трясет от негодования. Гадко, будто моё грязное белье напоказ вывернули.

Младшая сестра — заноза в заднице, но это результат моего воспитания. Мама занималась работой.

—Как ты посмела? — рычу и чувствую, как багровею.

—А нечего было оставлять вкладку открытой! — хихикает засранка.

Бью себя по лбу — я напрочь забыла выйти из учетной записи на домашнем компьютере, который хоть и стоит в моей комнате, но пользуются им все.

Ильдар играет в гонки, Дарина набирает рефераты, мама распечатывает рабочие документы. Мое же время наступало в 21:00.

—Это уже не шутки, Дарина! Это подло! Не смей больше туда заглядывать, ты поняла меня? Тебе нельзя такое читать!

—Ой, больно надо, у вас никакой фантазии! Было куда увлекательнее, когда твой дедуля страдал.

—Какой еще дедуля?

—Я уверена, по ту сторону форума кроется дед — он слишком умный, наверное, профессор какой-то. Беззубый и причмокивающий, — она делает голос скрипучим. —«Дай мне поцеловать тебя, Лилит!»

—Ма-а-ам! — кричу в микрофон.

—Кричи-кричи, она на кухне кастрюлями гремит, — смеётся она. —И тогда тебе придется рассказать маме, что ты общаешься с незнакомцем.

—Её инфаркт хватит!

—Вот-вот! А еще расскажу я ей, что ты собралась с ним встретиться! «Я не могу без тебя, моя Ли!» — она пародирует голос Беса.

—Я отказала ему во встрече.

—Ага, я бы тоже отказалась после того, что ты наплела ему с три короба, — заливается змеюка. —И за рубежом она учится, и о кругосветном путешествии мечтает.

—Может, и мечтаю!

—Окстись, систр, где мы, а где кругосветка… — мрачнеет сестра. —Хотя, судя по тому, что твой Бес почти год страдал в Америке — он как раз-таки богач.

—Тебе не жить, когда я приеду!

Сворачиваю наш звонок и захожу на форум, захожу в настройки и нажимаю «Выйти со всех устройств».

На экране всплывает предупреждающая табличка: «Вы точно хотите завершить все сессии?». Уверенно тапаю «Да».

—Теперь не почитаешь! — возвращаюсь к звонку.

—Ну и ладно! Зато если Бессмертный похитит и продаст тебя на органы — я заберу твою комнату. Хоть посплю в тишине…

В груди больно сжимается.

—Он снова кашляет по ночам?

—Да… — затихает сестра. —Мне страшно, Рената…

—Все будет хорошо, Дариш. Мы справимся! — кручу кольца, чтобы не выдать волнения.

—А если нет? — от ее задора не остается и следа.

—Отставить! Вера — это половина успеха, поняла меня?

—Угу…

—Вот как мы поступим, — говорю после паузы. —Можешь занять мою комнату, но при условии, что не будет прогулов.

—Правда? — загорается она.

—Правда, — пусть высыпается. —И учти, я слежу за тобой!

—Не буду прогуливать! — поспешно кивает она. —Спасибо, систр, ты лучшая! После меня, конечно.

—Всё, мне пора на пары, балда хитрожопая, — улыбаюсь ей.

—Знаешь… Зря ты считаешь, что не понравишься ему. Думаю, твой Бессмертный влюбился бы с первого взгляда.

—Всё, не беси меня, пока я не передумала, — нажимаю кнопку сброса звонка.

Накидываю сумку на плечо, взбиваю пальцами укладку и присоединяюсь к потоку спешащих людей.

Коридоры Альдемара тянутся, словно бесконечные галереи с высокими потолками, лепниной и тяжелыми латунными люстрами.

Если отбросить вчерашнее происшествие и местную публику — в Альдемаре потрясающе. Стараюсь не щёлкать по сторонам, но под ложечкой всё же разливается тепло.

6. Визуальный шум

Илай Белорецкий

—Кощей пожаловал на пары, — Дамиан отвешивает поклон, когда мы встречаемся у входа в аудиторию. —Ты же сдал философию, зачем припёрся?

—Я здесь ради Эстер.

Старая карга все лето провела в санатории, лечила радикулит. Я не мог пропустить знаменательный день ее возвращения.

—О, Соломоновна жива еще? — выпаливает Бушар, и сразу осекается. —Прости, брат, я не специально…

Игнорирую.

—Видеть тебя я удивлен не меньше. Где философия и где ты, Бушар?

—Истина в вине, друг мой, — вот моя философия, — скалится наследник виноделен. —Но я здесь ради Илоны. Она вчера так отчаянно терлась об меня в танце, а секс обломился из-за выходки Абрамова.

—Препод Малиновский в курсе, что ты его дочь оприходовать собрался?

—Или она меня, — заявляет самодовольно и пружинит вниз по ступеням аудитории.

Окидываю помещение взглядом и натыкаюсь на вскинутую руку Майи, ее приветствие обращено ко мне.

Ясногорская безупречна: объемная укладка перехваченная лентой, сдержанный кашемировый джемпер с логотипом Альдемара и некричащие украшения, стоимость которых могла бы перекрыть образование кого-то из отбросов.

Майя понимает правила игры. Статус нужно демонстрировать, но легко, не кичась.

Однако, ей невдомек, что я не тот, кого можно поманить наманикюренным пальцем — слишком пресыщен, а наш с ней уговор меньше всего похож на повод для дружбы.

—Доброе утро, красотки! —Бушар приземляется в аккурат за спиной своей новой жертвы. —И тебе тоже, психопатка.

Как занятно — дешевка сидит рядом. Значит, я остаюсь здесь.

—Чего напряглась, Сафина? — усмехается Дамиан. —Не ссы, Филипп уехал домой. Тебя никто не тронет.

—Здесь, — припечатываю сверху, чем совершаю фатальную ошибку.

Плечи Ренаты вздрагивают, и она резко оборачивается, взмахивая волосами.

—Преследуй кого-нибудь другого, у меня уже есть возлюбленный, — дерзит напоказ, и тут же пугливо отворачивается, заставляя воздух колыхнуться.

Хочу ответить, но ее запах неожиданно нагло врезается в нос странным сочетанием свежей типографии, топленой карамели и фруктовым компотом.

Вдыхаю глубже, чем следовало бы, и отделяю из этого коктейля акцентную ноту — естественный мускус ее теплой кожи. Она пахнет… по-женски.

Сигнал врывается через легкие в кровоток, раскатывается по организму и застревает под ребрами.

Самка.

Отстраняюсь, будто пойманный на краже, но инстинктам похуй.

Самка. Самка. Самка.

—Не ответишь? — подначивает меня Дамиан.

—Дешевые духи перекрыли кислород, — прочищаю горло.

—Хз, ниче не чувствую, — пожимает плечами Бушар и снова наклоняется к Ренате. —Твой возлюбленный тебя не спасёт, ведьма.

—Еще слово, и я прокляну тебя до седьмого колена, — шипит Сафина, взмахивая волосами.

Да блядь.

—Малыш, я что-то не поняла, к кому из нас ты пришел? — дует губы Илона.

Их дальнейший диалог не представляет ни малейшего интереса, к тому же я различаю приближающийся стук трости о камень.

Цак-цак-цак.

Ритмичный метроном, отсчитывающий обратное время.

Сама смерть пожаловала.

—Что это? — шепчет Илона.

—Это звездец во плоти, — ёмко резюмирует Бушар.

Ухмыляюсь, наблюдая, как народ реагирует на появление высокой и худощавой фигуры Эстер, облаченной в длинное черное платье. Низкий пучок на седых волосах и резкое морщинистое лицо с покровительственной усмешкой добавляют драматизма.

Эстер Соломоновна, она же Гильотина, неспешно шагает через лекционную, занимает место в центре, опирается обеими руками о трость и обводит зал снисходительным взглядом.

—Отвратительного утра, молодежь! — раздается властный голос. —Даже если оно показалось вам необычайно солнечным для осени — вам всего лишь показалось. Солнце светит не ради вас, вселенной нет дела до ваших планов и чувств, как и мне нет дела до ваших иллюзий о легкой учебе.

Восхитительно.

—Философия — не кружок по интересам, а дисциплина, которая будет ломать ваши привычные схемы мышления и вышибать из вас розовые сопли, — раскатывается в абсолютной тишине. —Сегодня в моей аудитории временно находятся студенты других потоков — вас это тоже касается. Поверьте, вы не заметите, если я буду относиться к вам хорошо…

Она выжидает паузу.

—…но мгновенно почувствуете, если я решу относиться к вам плохо. Так что, будьте паиньками, — добавляет она будничным тоном и коварно улыбается.

Встречаемся с Гильотиной взглядами, и я удостаиваюсь презрительного прищура. Отвечаю тем же.

—Давайте обозначим тех, кто в этом году посмел поступить на мой факультет?

Среди прочих руку поднимает и Сафина, всколыхнув эфир вокруг себя. Отвожу голову в сторону, не желая состоять с такими, как она, даже в воздушно-капельном контакте.

—Двадцать пять, двадцать шесть, — Эстер пересчитывает поднятые руки. —Поздравляю, вы будете страдать. Меня зовут Эстер Соломоновна, и половина из вас не продержится у меня до окончания первого семестра. Записываем первую тему: «Что есть философия?»

Пока остальные спешат угодить мучительнице, шурша тетрадями, Сафина поднимает руку.

—Кхм-кхм, прошу прощения, Эстер Соломоновна, но мы правда начнем с этого вопроса?

Ммм, как же зря. Устраиваюсь поудобнее.

—Вас что-то смущает, юная леди?

—Просто было такое пафосное начало… а тут потеря времени на банальное.

—А Вы бы пожелали перейти сразу к «Критике чистого разума» Канта?

—Обсуждать разницу между понятиями «вещь-в-себе» и «явление» было бы куда интереснее, не стану лукавить, — хмыкает самоубийца.

—Видите ли, дитя, блистать терминами — это как щеголять хорошим макияжем при пустой голове.

Аудитория реагирует сдавленными смешками.

—Вижу вашу мысль, Эстер Соломоновна, — кивает. — Но ведь макияж — это не только прикрывать пустоту, а ещё и подчеркнуть природные данные. Разве использование терминов не служит той же цели?

6.1

Илай Белорецкий

—Белорецкий, скажи честно, — она разворачивается ко мне всем корпусом, —тебя в детстве били или не замечали?

—Я смотрю, тебе нравится быть мишенью, — откидываюсь на спинку, увеличивая дистанцию между нами.

—Я просто смелая и не лижу тебе задницу.

—Ты путаешь смелость с глупостью. Отсутствие инстинкта самосохранения характеризует людей безрассудных.

—Или идеалистов, готовых идти ради цели до конца, даже если это губительно. Я как раз такая.

—Правда? Как же похуй.

Глаза ведьмы вспыхивают адским пламенем, а губы размыкаются в немом возмущении. В розовом рту мелькает стальной шарик пирсинга, и я силой отвожу взгляд от этой безвкусицы.

—Нравится? — она высовывает язык. —Смотри, не стесняйся, только в обморок не упади.

—Юная леди!

Дальнейший дешевый перформанс прерывает тяжелый удар костяного набалдашника трости Эстер о парту. Сколько раз я получал им — не счесть.

—Это мое последнее предупреждение, — чеканит Соломоновна, нависая над перепуганной Ренатой. —Желаете спорить — запишитесь в дебатный клуб, хоть какой-то толк с вас будет.

—Увы, туда не берут отбросов, — Сафина невинно разводит руками. —Илай подтвердит.

Эстер окидывает меня взглядом — мгновенным, но убийственным, и возвращается к Ренате.

—Один лишний звук, и на мои занятия можете не возвращаться, — грозит Эстер и спускается вниз. —Вам все ясно, или придется переписывать толковый словарь?

—Предельно, — цедит она. —Могу и не дышать.

Наклоняюсь ближе:

—А вот это будь добра.

Ответ в виде среднего пальца за спиной прилетает незамедлительно.

—Ходи и оглядывайся, ведьма, — вставляет Бушар прежде, чем монотонный музыкальный перелив сообщает об окончании пары.

Студенты покидают аудиторию на паузу.

Дешевая ошибка системы Рената следует за ними, оставляя вызывающий шлейф напоследок.

—Идешь жрать? — Дамиан протискивается к выходу.

—Нет. Меня отец вызывает.

—Тогда до вечера, я потом сразу на тренировку, — он уходит.

Пространство стихает, оставляя лишь нас двоих: меня и Гильотину. Некоторое время молчим, сражаясь в зрительной дуэли.

—Не вздумай поучать меня, Эстер, — нарушаю тишину первым.

—Отбросы? Илай! — она всплескивает руками. —Ты обещал мне.

—Я передумал.

Слышу тяжелый вздох:

—Тебе кажется, что называя несчастную дикарку отбросом, ты наказываешь врага. На деле, ты только подкармливаешь его своей яростью и душой.

—Нельзя кормить тем, чего нет, раз уж ты завела разговор о душе.

—А что же тогда так отчаянно воет внутри тебя, волчонок, если не душа? — она понижает голос.

Раздраженно прикрываю веки:

—Чего ты хочешь от меня, Эстер?

—Справедливого отбора в клуб.

—Я отвечу тебе словами Платона: «Во всех государствах справедливостью считается одно и то же, а именно то, что пригодно существующей власти». Власть Альдемара — это я, Эстер. И только я решаю, кому представлять честь моей Академии. Я не подпущу к сцене ни одного отброса.

—Мальчик мой… — она тихо цокает языком. —Месть не лечит, не исправляет, не возвращает.

—Зато доставляет удовольствие.

—Месть сладка лишь на первый взгляд. Но стоит проглотить — ты обнаружишь внутри только горечь. Это кислота, а не лекарство.

—Побереги умные речи для для наивных студентов.

Эстер разочарованно машет головой, а затем тычет клюкой у своих ног.

—Подойди ближе, дай мне тебя рассмотреть.

С великого позволения поднимаюсь с места и шагаю к старой мегере:

—Ты заметно похужел за лето, Илай. Я всегда говорила, что штаты — не твоё.

—Как и ты, Эстер. Выглядишь кошмарно, — возвращаю любезность. —Время тебя не щадит.

—Весьма признательна, — кивает благородно. —Кто-то должен вселять самонадеянным студентам страх.

Дёргаю губой в улыбке.

—Как прошло лечение?

—Обойдемся без сантиментов. Скажу одно, в ближайшее время твой отец моей смерти не дождется.

Горько ухмыляюсь. В нашей семье это скользкая тема.

—Ты помнишь, какой завтра день? — наконец произношу то, за чем пришел.

—Естественно, я всё ещё не в деменции, — заявляет возмущенно. Она всегда так делает, когда хочет скрыть волнение.

—Родители не едут, — толкаю глухо.

—Они еще не готовы. Я поеду с тобой, волчонок.

—Заберу тебя после занятий, — коротко киваю.

—Только не на своей низкой ламборгини, — она указывает на меня тростью, —побереги мой искусственный сустав.

—Ради вашего королевского величества я возьму машину брата, уверен, он не против.

—Я тоже так думаю, мальчик мой. А теперь иди.

Тяжесть разговора камнем оседает в желудке, и мне до жжения хочется лишь одного — написать Лилит. Прямо сейчас, не дожидаясь вечера.

Однако, впереди меня ждёт еще более увлекательная беседа с отцом. Я знаю, о чем пойдет речь, Эдуард Натанович становится предсказуемым.

Через десять минут я вхожу в ректорат и заодно забираю у секретаря папку с бумагами. Нужно утвердить условия зарубежных грантов — моя обязанность как члена комиссии.

—Ректор ожидает вас, Илай Эдуардович.

К отцу врываюсь без стука.

—Доброе утро, — он встречает меня, восседая за дубовым столом.

—Ты ведь не на кофе меня пригласил? — сажусь напротив.

—Скажи мне, Илай, ты не справляешься? — он смотрит без резкости, но с присущим ему давлением.

Остальные эмоции не читаются, его лицо давно окаменело: высокий лоб, острые скулы, твердый подбородок и взгляд без права на возражение.

Светлые подернутые сединой волосы аккуратно уложены назад под стать безукоризненному костюму.

Несмотря на залегшие между бровей морщины, отец выглядит мужчиной в самом расцвете сил. Он собран, энергичен и идеален. Во всем.

—Я справляюсь.

—И как же прошел вчерашний бал?

—Я предотвратил конфликт, поэтому — хорошо.

—А должен был пройти идеально! — он повышает голос. —Потасовки в Альдемаре — это репутационные риски, у нас учатся дети политиков и бизнес-династий. Следить за порядком среди студентов — твоя обязанность, Илай. Кто скандалил?

Визуализация героев книги

Дорогие мои девочки, приготовила для вас визуализацию ребят, как и обещала.

Блог с героями книги "Главный подонок Академии" тут, переходите по ссылке https://litnet.com/shrt/qUZv

Заглядывайте в блог и пишите, кто понравился.

Ваша Тори

7. Его вердикт

Рената Сафина

—Как тебе удается постоянно влипать в неприятности? — Маша говорит это без особого осуждения, но глаза все же закатывает.

Мы идем вдоль двора Альдемара, согретого неожиданным солнцем, и останавливаемся у искрящегося бликами фонтана. В руках я сжимаю том «Критики чистого разума» и проклинаю собственную недальновидность.

—Антиквариат с когтями! — ругаюсь себе под нос. —Вместо того, чтобы искать себе ментора, мне придется горбатиться над книгой.

—А чего ты хотела, когда прилюдно усомнилась в методах преподавания нашей Гильотины? Она старая, как сам Альдемар, и наверняка знает, что делает.

—Она ведь не всерьез про наказание? .

—Еще как всерьез! Роман Александрович рассказывал, что даже коллеги ей на глаза стараются не попадаться.

—Ты часто общаешься с отцом Илоны?

—Ну, мы встречаемся иногда, — Маша густо краснеет на безобидный вопрос. —В смысле, видимся, когда я бываю в гостях у Илоны и на парах. А что?

—Может, он захочет быть моим ментором? — загораюсь.

—Вряд ли, ты ведь даже не его студентка.

—Блин, ну да…

—Но попробовать все же можно, — произносит она задумчиво. —Напиши мотивационное письмо, а я постараюсь найти подходящий момент и передать ему лично.

—Серьезно? Вот спасибо! Я напишу! — подпрыгиваю, но снова впадаю уныние. —После того, как закончу с Кантом. И поем! Со вчерашнего дня в моем желудке не было ничего, кроме пустой булочки.

—Приступай как можно скорее, а мне пора, — Маша переводит взгляд на колоннаду, откуда на нее смотрит Ян.

Он широко улыбается Логиновой и направляется в нашу сторону. Высокий и подтянутый, движения мягкие и сильные, как у тигра.

—Мы с Илоной в библиотеке позаниматься договаривались, — оправдывается она, уходя.

—Кажется, у тебя намечается компания поинтереснее, — кидаю ей в спину.

—Все лучше, чем Белорецкий, — возвращает мне с улыбкой.

Белорецкий.

Сволочь белобрысая! Пузырящийся тщеславием король!

Вот же припекло ему сесть сзади, всё занятие колотило от его энергии.

Как жаль, что не все парни такие приятные в общении, как мой Бессмертный. Хотя приятной нашу последнюю переписку можно назвать лишь с натяжкой.

Бес был рассержен.

«Напиши мне гребаный адрес, и я решу все твои проблемы».

Сердце щемит от осознания тупика, в который я сама загнала нас своим враньем.

Мы оба пришли на этот форум глубоко раненными, и искали только одного — утешения, но нашли друг друга.

Наше общение в личке началось с фразы: «Я не знаю, как жить дальше. И вряд ли хочу».

Это случилось… год назад? Даже приостанавливаюсь и выуживаю телефон из сумки.

Проверяю сегодняшнюю дату — да, завтра исполнится ровно год.

Год совместных поисков смысла жизни, откровений о семье, рассуждений о философии и споров о теориях заговора, партий в шахматы до рассвета и внезапных признаний.

Вряд ли я смогу объяснить другим то чувство, когда он просит тебя включить фильм одновременно и делиться впечатлениями в переписке прямо во время просмотра.

Или чувство, когда он соглашается прочесть твой любимый сопливый роман, чтобы потом обсудить кризис идентичности героев.

Или когда вы играете свою первую партию в шахматы, обсуждая ходы так, словно речь идёт совсем не об игре.

Или когда он впервые просит тебя коснуться себя там, думая о нем…

Как после всего этого я посмею предать его бесконечное доверие, оказавшись не той, кем я себя выдавала?

Точнее будет сказать — промолчала, когда он выдвигал свои догадки относительно меня.

Не опровергала, когда он называл меня девушкой из высшего общества, элегантной, образованной.

Вначале я позволила этому образу жить, чтобы ему было комфортнее делиться тревогами, ведь каждый из нас дорисовывает собеседника по своим проекциям. По манере письма он увидел меня такой.

Я выслушивала его и не спорила.

А потом… Потом он стал мне дорог, и я попросту струсила признаться.

Побоялась разрушить хрупкую атмосферу, заявив: «Хэй, знаешь, я никогда в жизни не была за границей, вместо живописи делаю скетчи черными мелками, а вместо конного спорта гадаю на картах. Сюрприз!»

Вначале я не подозревала, что мы с Бессмертным сблизимся гораздо больше, чем с другими форумчанами. А потом стало слишком поздно.

Не переживу, если однажды его зеленый значок «в сети» не загорится рядом с никнеймом.

Бессмертный — единственный, кто понимает все странности и увлечения, что наполняют мою жизнь.

Он заботливый.

Не имея моего контакта, Бес всё равно умудряется радовать меня, присылая сертификаты в онлайн-кинотеатры и на книжные сайты.

А еще он умен. Запредельно.

Однажды я написала ему, что хочу облизать его мозг, и он тут же ответил, что с моим он хотел бы заняться сексом. Разве это не самое романтичное признание?

У меня никогда не было отношений, а тем более близости с парнями, потому что ни с кем я не чувствовала ни душевной, ни интеллектуальной близости. С ним всё иначе.

И довериться мне захотелось именно ему. Безоговорочно. Пусть и онлайн.

Для меня это значит ничуть не меньше, чем если бы я лишилась с ним девственности по-настоящему.

Чистое безумие, знаю, но вполне в моем стиле.

И именно из-за меня мы уже год находимся в подвешенном состоянии. Я мучаю и себя и его, хотя гораздо честнее было бы ему признаться и принять свой приговор.

То, что Бес мне понравится, я знаю точно. Мне нет дела до того, как он выглядит, когда я уже полюбила его душу.

И иногда, засыпая, я смею надеяться, что и он полюбил мою…

А что, если Дарина права, и мне стоит дать нам шанс?

Я знаю, что завтра у него тяжелый день, может, мое согласие на встречу немного поднимает ему настроение.

Да, я сделаю это сегодня же! И пусть его вердикт станет моей высшей наградой или самой страшной болью…

При малейшей мысли о развиртуализации меня бросает в жар, и даже голова кружится от волнения.

8. Повторите попытку

Рената Сафина

—Тебя вообще не кормят? — спрашивает Тёма, брат Тео, подавая мне еще одну порцию. Кажется, я набросилась на слойки с грибами и мясом слишком жадно.

Хоть ребята и двоюродные, но внешне очень похожи. Только Тёма немного старше и более твердый по энергии.

—Шпасибо, очень вкушно, — прикрываю глаза от наслаждения. —Но мне, кажется, хватит.

Вторую слойку я аккуратно укутываю в салфетку и прячу в сумку — поем вечером, заодно и деньги тратить не придется.

—Давай хотя бы каппучино сделаю, — предлагает он, отходя к кофемашине.

—Мне тоже сделай, — просит Теодор, —кофе нам точно понадобится.

С этими словами он раскладывает пустые листы на длинном столе, что в виде бара тянется вдоль окна, и кладет между нами Канта.

—Давай так: я пишу левую страницу, ты правую. Думаю, мы справимся за несколько часов.

—Так! Человек пишет от руки около двадцати пяти слов в минуту, а на одной странице может быть до трехсот слов… То есть, у нас уйдет от тринадцати до двадцати часов без учета пауз, еды и сна. Вот же блин! — рычу. —Мне нужно закончить до девяти вечера!

—Не парься, успеем, — улыбается он, раскрывая книгу, и мы принимаемся писать.

Сначала кажется, что всё легко. Однако, к концу второго часа пальцы уже сводит, а к третьему строчки расплываются в глазах, превращая великие философские открытия в бессмысленные каракули.

Один плюс — наши с Теодором почерки становятся идентично уродливыми.

За окном стремительно темнеет, и Тёма закрывает кондитерскую, провожая последних гостей, которых я даже не заметила.

С ужасом осознаю, что мы едва перевалили за середину.

—Давайте я сфоткаю несколько последних страниц и начну писать с конца, — включается брат.

—Блин, мальчики, я ваша должница, — хнычу от благодарности и немного от ломоты в запястье.

Втроем мы корпим ещё какое-то время, пока я не замечаю, как Тео устало трёт покрасневшие от напряжения глаза.

Размыкаю онемевшие пальцы, на одном из которых образовался настоящий кровоподтек, и сдаюсь.

—Все, парни, достаточно, — забираю у них исписанные бумаги. — Остальное я доработаю с утра в библиотеке. Сил моих больше нет…

А еще я опаздываю к Бессмертному.

Кажется, что с нашей последней переписки прошла целая вечность, во время которой я влипла во всевозможные неприятности.

Мне позарез нужно к нему — в наш тихий мир.

Тео по-джентльменски провожает меня до общежития, и, поблагодарив его в сотый раз, я спешу через общий холл, где сегодня собрались все девчонки.

Камин зажжен и разливает приятное тепло, подсвечивая лица отдыхающих студенток мягким светом. На миниатюрном столе стоят закуски, а в углу дивана я замечаю спрятанную бутылку шампанского.

Девочки болтают и смеются, замолкая при моем появлении.

—Что за праздник? — кидаю, проходя мимо.

—Тот, на который тебя не звали, — слышу голос Илоны.

—О, а ты уже вылезла из-под Бушара? — отвечаю грубостью на грубость.

—Девочки! — останавливает нас Маша. —Мы просто решили познакомиться поближе и поболтать. Присоединишься?

—Думаю, меня и так все знают, — бурчу в ответ и скрываюсь в коридоре.

Оказавшись в комнате, первым делом аккуратно складываю многострадальные конспекты на комод, а затем принимаю короткий душ и надеваю пижаму.

Знаю, что наша переписка не закончится ничем приличным, поэтому сразу же забираюсь в постель и выключаю свет.

Лины как обычно нет, где бы ее ни носило, и я могу наслаждаться полным уединением.

На часах 20:59.

Сжимаю телефон в руках и делаю вдох-выдох, настраиваясь перевоплотиться в Лилит и сообщить ему о своей готовности к встрече.

Будь, что будет!

Привычно вбиваю Lilith, а пароль заполняется автоматически, я сохранила его еще год назад. Зависаю пальцем над надписью «Войти».

Ладони предательски потеют, а сердце грохочет так, что кажется, слышно даже в холле.

Цифра на часах сменяется на 21:00, и я нажимаю на заветную кнопку.

Вместо чата с Бесом на экране появляется незнакомое красное уведомление: «Авторизация невозможна. Повторите попытку».

Вбиваю данные еще раз, но мерзкое окно открывается снова.

Подпрыгиваю в кровати, не веря своим глазам, и до меня начинает очень медленно доходить: когда я завершила сеансы на всех устройствах, меня выкинуло и из собственного аккаунта.

Но ведь я ввожу данные правильно! Или нет?

Затаив дыхание, вбиваю никнейм и пароль по памяти, и страница будто замерзает.

—Давай уже! — трясу экран, на котором уже стукнуло 21:03.

«Вы превысили количество попыток входа. В целях безопасности ваш аккаунт временно заблокирован. Для восстановления доступа обратитесь в службу поддержки по указанному е-майлу».

—Вот же паскудство! — швыряю телефон об матрас и тут же хватаю снова.

Трясущимися руками ищу данные службы поддержки и строчу им целую простыню о том, что мне срочно требуется помощь. Автоматический ответ прилетает незамедлительно: «Ваша заявка будет обработана в рабочие часы».

Нет-нет, это слишком долго! Бес решит, что я не пришла, что я действительно воплотила свои угрозы в реальность.

Пытаюсь зарегистрироваться на форуме под новым именем, но мне отказывают по причине того, что такая почта уже существует.

—Только дождись меня… — шепчу под нос, оформляя себе новую почту.

Кажется, я не почту создаю, а прохожу квест на выживание. Сначала требуют ввести номер телефона, потом разгадать капчу «найди светофор», дальше еще код-пароль…

В 21:49 у меня уже есть новый ящик, заполненная для форума анкета и даже фото с паспортом в руках, чтобы доказать, что мне исполнилось восемнадцать.

—Отправить! — зачем-то кричу на иконку.

«Ваша заявка успешно принята. Срок рассмотрения составляет 48 часов. Благодарим Вас за проявленный интерес!»

9. Инквизиторы

Рената Сафина

Похититель недоделанный тащит меня через весь Альдемар, за что платится искусанной рукой и отбитыми ногами. Меня нельзя побить — со мной можно только подраться. Поэтому он решает наплевать на мои вопли, и попросту закидывает к себе на плечо.

Реальность совершает переворот, и моя костлявая задница встречается с чем-то мягким и относительно безопасным.

Нащупываю подлокотники и удерживаю равновесие, вонзаясь пальцами в обивку.

Даже сквозь ткань чувствую сладковатый аромат горящих дров и нагретой смолы, и наконец срываю мешок с головы.

Нахожу себя сидящей в кресле у камина, судя по всему, в холле мужского общежития.

Здесь темно: высокие своды тонут в тени, а в узкие окна едва просачивается слабый лунный свет, что вырывает из мрака лишь резные панели стен и медные окантовки старинной мебели.

Илай сидит напротив и с невозмутимым видом поправляет угли железным прутом, огни отбрасывают зловещие отблески на его лице.

Кроме него в холле находятся Ян и Дамиан, а чуть поодаль сидит пара прихвостней из тех, что выполняют грязные поручения, вроде похищения студенток.

Хочу подскочить, но мне на плечо ложится твердая ладонь Яна:

—Не так быстро, Рената, ты ведь в гостях. Располагайся, есть разговор.

Оседаю и перевожу взгляд на Белорецкого, что с усердием маньяка рассматривает раскаленный кончик заостренной железки.

—Ты собрался меня пытать?

—Мы джентльмены, а не садисты, — отзывается он равнодушно. —Хотя идея сжечь ведьму мне нравится.

—Меня всегда забавляло, почему люди боятся ведающих женщин, а не людей, которые их сжигают. Последние гораздо хуже.

—Мрази, как я?

—Именно! Зачем я здесь?

Белорецкий откладывает кочергу, которой я мечтаю врезать по его наглой морде, и откидывается на спинку изящного кресла на ножках.

Заносчивый гад скрещивает пальцы рук между собой и смотрит на меня глазами цвета полярного льда, словно размышляя, добить меня сразу или дать помучиться в агонии.

Ёжусь, но не от холода. Напротив, жар от камина покусывает кожу, но тонкие шорты и майка не спасают от чувства уязвимости перед его препарирующим взглядом.

Илай скользит вверх от моих щиколоток, обвитых узорами рисунков, задерживается на сведенных коленках и, не торопясь, поднимается выше, смакуя каждую деталь с показным отвращением.

—Сегодня мне испортили настроение… — наконец произносит он недобро.

—Бедняжка! Кто же обидел пупсика? — дую губу.

—Неважно. Важно, что развлекать меня будешь ты.

Выпадаю в осадок от такой наглости.

—Да что ты говоришь! Найми себе клоуна, желательно из фильма ужасов, — как раз для твоей травмированной психики!

—Кажется, ты до сих пор не поняла, где учишься и с кем разговариваешь. Я научу.

Он вытягивает руку в сторону, и один из прихвостней вкладывает в нее стопку бумаг.

Обмякаю, узнавая в них наш с Тео конспект.

—Долго писала? — спрашивает безразлично. Ему абсолютно плевать.

—Верни немедленно! — пытаюсь встать, но снова встречаю сопротивление в виде руки Яна на своем плече.

—«Рассудок ничего не может созерцать, а чувства ничего не могут мыслить», — зачитывает Илай с листочка. —Красиво, даже жаль жечь.

—Не вздумай! — слежу за траекторией его руки.

Поздно.

Белорецкий опускает страницу в камин, подставляя уголок под языки пламени. Бумага послушно подхватывает огонь, моментально сворачиваясь обугленным завитком.

—Что ты творишь? Меня же отчислят!

—Таков план, — ухмыляется он и разжимает пальцы, отправляя мой труд в костер.

—За что? — выкрикиваю. —Что я тебе сделала?

—Ты слишком обнаглела, — произносит жестко, —а еще ты слишком много знаешь.

—Ты о чем? — недоумеваю.

—О Филиппе, — он вынимает новую страничку. —Рассказывай, откуда взялась информация о его родителях?

—Я… я… — тяжело дышу, соображая, как сказать о том, что мне привиделось. —Я… почувствовала.

—Не неси чушь. Кто сливает тебе информацию? — требует Илай, отдавая огню следующий листок.

—Да кому вы нужны? Мир не крутится вокруг вас! Мой уж точно!

—Давай я помогу тебе осмыслить, психопатка, — Бушар присаживается рядом, всё ещё с бокалом виски, с которым расхаживал по залу. —У нас непростые семьи: за нами постоянно следят конкуренты, журналисты и прочие недруги. Семья Филиппа живет закрыто, и вдруг появляешься ты, — он взмахивает руками, изображая волшебные блестки, —и выдаешь ему своё «предсказание».

—Но это правда! — устало свожу брови, понимая, как жалко и неубедительно я звучу. —Я просто сказала, что почувствовала.

—Не тупи, Сафина. Говори, кто шпионит или нам придется попрощаться, — подытоживает Бушар.

—Да хоть меня саму в огонь бросайте, мой ответ не изменится!

—А зря, — выдыхает Дамиан и отходит в сторону.

—Кстати, я не сказал? — вдруг ухмыляется Илай. — Среди этих бумаг лежит и решение о твоем гранте. Будешь тянуть с ответом — сгорит и оно. Случайно.

Глаза мгновенно наливаются слезами от бессилия и злости, но я запихиваю их куда подальше.

—Ненавижу! — плююсь.

—Это правильно, Ре-на-та, — чеканит он. —Ах да, где же твой средний палец? Куда подевалась смелость?

—У меня есть кое-что получше, — сую ему под нос скрученную фигу. —Выкуси.

Еще страница летит в камин.

Он так всё спалит, а Соломоновна меня четвертует!

—Хочешь доказательств, паскуда белобрысая? — выдаю, не подумав. —Давай и вам отсыплю предсказаний! Погадаю на картах прямо сейчас.

В ответ по холлу раскатывается смех, и на секунду я ощущаю себя бесправной ведьмой из средневековья, загнанной в угол инквизиторами.

—Зассали, джентльмены? — складываю руки, ощущая колотящееся в грудной клетке сердце. —Или боитесь, что я узнаю ваши самые большие страхи, м?

—Какая же дичь, — Ян зажимает переносицу.

—А что? Давай, — забавляется Бушар. —Будет ржачно!

Смейся-смейся, французик. Я чувствую твою уязвимую натуру за напускным фасадом.

10. Задай вопрос

Илай Белорецкий

—А ты, ведьма, учти: если ошибешься, то конспект тебе уже не понадобится.

—А если я попаду — ты собственноручно перепишешь листы, которые сжег, — парирует Рената.

—Весьма самоуверенно.

—Договор? — ведьма тянет руку в мою сторону.

—С отбросами не договариваюсь, — бросаю, заставляя ее сжаться.

На сомкнутых губах гуляют проклятия, а грудь ритмично вздымается под тканью пижамы.

Дешевая тряпка бессовестно обрисовывает форму ее груди, отчетливо выделяя бугорки сосков, окруженных маленькими шариками.

И здесь проклятый пирсинг.

Интересно, как проколотый сосок ощущается на языке?

Да блядь!

Мое вожделение принадлежит не ей.

Самка!

Провожу рукой по лицу, возвращая концентрацию.

—Джентльмен хренов, — цедит, поймав мой взгляд.

—Забыл упомянуть, что джентльмен я только для леди. Ты не тянешь.

Ведьма смотрит на меня исподлобья, готовая наброситься.

Упиваюсь ее эмоцией, что немного заглушает паршивую палитру внутри.

Лилит не пришла.

Впервые за долгие месяцы.

Ни в 21:00, ни позже.

И снова больше всего в этой ситуации бесит мое бессилие. Я привык решать, а тут — никакого контроля.

Вариантов немного.

Либо она действительно в беде, а я не могу даже пальцем пошевелить, чтобы помочь.

Либо я мудак. Не сказать, чтобы это качество когда-то меня печалило.

Однако, Лилит — очень деликатная личность. Мне стоило просить о встрече иначе.

Я гипнотизировал часы на телефоне до ломоты в черепе, а когда прикрыл веки, представляя ее, — перед моим взором встала Рената.

Пластиковая кукла с горящими глазами.

Воспаленное сознание само дорисовало недостающий пазл моих фантазий — внешность Лилит.

Я силился перезагрузить образ на выдуманный мной, но Сафина все равно всплывает двадцать пятым кадром: ее хрупкий затылок, выдающиеся позвонки, усыпанная нелепыми рисунками бледная кожа.

Выбесила до такой степени, что захотелось избавиться от нее сию же секунду.

Теперь она сидит напротив, а я невольно достраиваю оставшиеся непрогруженными текстуры ее тела, запоминая острые колени, тонкие лодыжки, живую впадинку у шеи, и, конечно, блядские соски.

Жёсткий недотрах. Переписки уже не вставляют, как и не вставляют рандомные кандидатки в постель.

И я уже ищу Лилит — попросил Яна воспользоваться услугами его службы безопасности.

Не могу обратиться в нашу — не хочу, чтобы отец с матерью выяснили, что я кого-то разыскиваю, а Захаров пообещал посодействовать в поисках Ли.

—Ну, давай, удиви нас, ведьма,— хмыкает Бушар, когда наши посыльные возвращаются с колодой.

—Это будет несложно, Бушар, — Рената иронично закатывает глаза, забирая карты.

Остаемся в помещении вчетвером, Дамиан приставляет к креслу Ренаты стеклянный стол и ставит на него бокал:

—Держи виски, бешеная. Илай всё равно не пьёт, а тебе поможет чушь придумывать.

—Не откажусь, — она делает большой глоток и даже не морщится.

—И кофту тоже возьми, — какого-то хера Захаров снимает худи, оставаясь футболке, и отдает его Ренате. —Иначе никто на твоих гаданиях не сконцентрируется.

Внезапно корёжит, что они лезут в мое представление и трогают мою вещь.

—Задашь вопросик? — хитро спрашивает черно-белая голова, высунувшись из ворота Захаровской кофты.

—Я пас, не признаю такое, — поднимает руки Ян. —Понаблюдаю издалека.

Он садится на диван и достает телефон, теряя интерес к происходящему, Дамиан же усаживается в соседнее кресло и с усмешкой смотрит на ведьму, которая выложила несколько замусоленных картинок.

—Че там? — беззаботно брякает он.

—Несмотря на поганую энергию Белорецкого, карты готовы разговаривать. Давай свой вопрос, Бушар.

—Сама придумай. Расскажи, чего никто не знает, — салютует ей бокалом.

—Потрясающе, — цокает ведьма и принимается месить бумажки.

Сафина с шелестом отсчитывает несколько карт с непонятными символами.

—Любишь ты счастливым козликом по жизни скакать, Дамиан.

Еще три карты.

—Но о будущем совсем не думаешь. Ты думаешь… о прошлом. Оно торчит в тебе, как ржавый гвоздь…

Еще карта.

—Много обиды. Разбилось что-то напополам. Выходит Страшный Суд и Король Пентаклей. Из-за денег разбилось….

Скучающе выдыхаю. Так и знал. Общие факты.

Однако вижу, что впечатлительный Дамиан выпрямляется, наклоняясь ближе к столу.

—Ты носишь эти мысли с собой, — она указывает на меч, пронзивший сердце. —И её тоже носишь. Девушку. Вот здесь, — она протягивает руку и касается груди Дамиана.

—Хах… — выдает он не то со смешком, не то с возмущением, и опустошает бокал.

—Хочешь что-то спросить? — говорит ведьма шепотом, вглядываясь в его глаза.

—Спросил бы, если бы не было плевать.

Рената прыскает и собирает колоду.

—Не плевать тебе, Бушар. Давай я спрошу за тебя: это конец или нет?

Три карты.

—Конец или нет?

С каждым новом витком расклада лицо Дамиана мрачнеет.

—Колесо Фортуны, перевернутые Влюбленные и так много мечей…

—И? — кривит губы Бушар.

—Ты сейчас гениально подыгрываешь или тупо ведёшься? — вывожу его из транса.

—Не мешай работать, — строго бросает Рената. —Это не конец, Дамиан. Вы встретитесь и очень скоро.

—Херня, — отрезает он и поднимается с места.

—Как хочешь, — пожимает плечами Рената, глядя, как Бушар наполняет свой бокал.

—Что ж, пока неубедительно, — сообщаю с прискорбием.

Для наглядности отправляю в камин еще один лист ее драгоценного конспекта.

—Сейчас убедишься, — огрызается она и с остервенением тасует колоду.

Несколько карт выпадают сразу же.

—Ну и аура у тебя, конечно.

Дамиан бьёт Яна по плечу:

—Пошли покурим.

Провожаю их взглядом и переключаю внимание на Ренату.

Воцаряется тишина, нарушаемая лишь потрескиванием дров и тяжелым тиканьем старинных настенных часов.

11. Думала...

Илай Белорецкий

Утро выдается пасмурным под стать моему настроению. Быстрым шагом режу по диагонали туманный двор Альдемара — мне нужно успеть в офис прежде, чем начнутся занятия.

Ночью я и глаза не сомкнул. Крутил в голове слова проклятой Сафиной. А еще исчезновение Лилит. И так по кругу до одури, пока в окнах не забрезжил намёк на рассвет.

И в отличие от нагло спящих Бушара с Захаровым, я не могу позволить себе вольность и остаться в постели, пока организм сам не разбудит.

Такова цена успеха: учёба, работа в Академии, ведение клуба, сопровождение матери-политика на дипломатических выездах. А еще званые ужины и прочие мероприятия для сильных мира сего, куда я обязан являться в составе семьи Белорецких.

Статус — вещь капризная и не выдается раз и навсегда: его приходится подтверждать каждым словом и поступком.

Мне по плечу держать такую планку. Это не обсуждается. Нас готовили к этому с детства.

Гордей справлялся и с бОльшим.

Миную пустой и оттого гулкий коридор и оказываюсь в приемной ректора. Помимо стойки секретаря, кабинета отца и переговорной, здесь есть и наш…, точнее, мой кабинет.

Теперь мой.

Поворачиваю ключ и оказываюсь в своей задротской, как ее называет Дамиан, пещере: темные дубовые панели, библиотека во всю стену, массивный стол в центре и два кресла в зеленой кожаной обивке у окна.

Первым делом врубаю кофемашину, установленную на комоде по левую сторону от входа, и достаю телефон.

Захожу на форум, чтобы в сотый раз убедиться, что Ли не заходила.

Пока автомат тужится, разливая по кабинету горький запах свежемолотых зерен, я решаю отмотать наш чат на год назад.

Бессмертный: я увидел твои сообщения в ленте форума.

Лилит: привет. хочешь поговорить?

Бессмертный: нет, я передумал.

Лилит: это нормально. если что, я здесь.

Я хотел. Но не мог. Не мог ни с кем. Но спустя два дня написал ей снова.

Бессмертный: привет

Лилит: привет. Как ты?

Лилит: можешь не отвечать, мы помолчим вместе

Бессмертный: это бред

Лилит: возможно, но работает

Я ответил лишь через два дня.

Бессмертный: привет

Лилит: привет. Как ты?

Бессмертный: Я не знаю, как жить дальше. И вряд ли хочу.

Лилит: у тебя есть возможность поговорить об этом с близкими? С родителями, например.

Бессмертный: нет

Лилит: хочешь рассказать, что случилось?

Бессмертный: мой брат умер, и я ненавижу его за это

Лилит: как это произошло?

Бессмертный: связался с плохой компанией…

От своих дальнейших пиздостраданий у меня начинает выкручивать нутро, и быстро проматываю полотно текста, останавливаясь на своем любимом моменте несколькими месяцами позже.

И да, я знаю наши переписки наизусть.

Лилит: привет, как ты?

Бессмертный: я прочел твою книгу, недурно

Лилит: недурно? Очень циничная оценка для шедевра мировой литературы, Бес

Бессмертный: зато правдивая.

Лилит: в тебе проснулся цинизм — это хорошо. Тогда удиви меня, что ты любишь читать больше всего?

Бессмертный: тебя

Лилит: я рада, что мои советы идут тебе на пользу, для этого я здесь.

Бессмертный: я не об этом.

Лилит: ?

Бессмертный: я ждал нашей встречи, Ли, и не ради советов

Лилит: это неправильно, Бес, нам следует держаться темы форума

Бессмертный: тогда скажи, что ты не думала обо мне сегодня

Я помню, как она печатала и стирала, а потом прислала одно единственное слово, перевернувшее мой мир.

Лилит: думала…

Она приняла мою гребанную нежность. После всех стенаний, что я вываливал на нее. Лилит «видела» меня злым и ненавидящим, выслушивала, когда я был слабым и уязвимым. Но не оттолкнула.

Ответила взаимностью. Подарила новый смысл.

А теперь исчезла. Я не могу потерять и ее.

Первые глотки кофе обжигают крепостью, я заставляю себя закрыть сайт.

Принимаюсь за документы участников ораторского клуба — через неделю начнутся первые репетиции нового состава.

Среди прочих мне попадается анкета Теодора Данилевского. Тип, с которым я вчера видел Ренату, а память подкидывает едкое ведьмино «у меня уже есть возлюбленный».

Так вот, кто этот несчастный.

Открываю анкету — вроде не отброс, академические заслуги имеются.

Чувствую едва уловимый укол в районе солнечного сплетения и понимаю: Теодор мне не нравится. Секунда — и его личное дело летит в мусорное ведро.

Что ж. Ему стоило тщательнее выбирать круг общения.

Остальных кандидатов отбираю так же быстро, укомплектовав клуб на девять из десяти участников.

Покидая кабинет часом позже, сталкиваюсь в дверях с отцом.

—Доброе утро, Илай.

—Доброе.

—Мама просила передать, что в выходные желает видеть тебя в поместье. Нужно обсудить текущие дела и наконец решить вопрос с собаками.

12. Месть

Перед чтением главы проверьте, пожалуйста, начилие вашей звездочки на книге. Вас читает много, А Илай у нас недолюбленный ходит. Буду признательна. Ваша Тори!

Рената

Месть — это блюдо, которое нужно подавать горячим, желательно — тарелкой в лицо. Надеюсь, Ясногорская не думает, что подстава сойдет ей с рук?

Из-за отмороженного Белорецкого у меня чуть нервы не сдали… До сих пор потряхивает от моих «видений». Никаких призраков — чистые ощущения.

Слова сами пришли на ум, и, судя по истерической реакции испытуемого, Илай понял, о ком идет речь.

Одного себе не прощу — я сама схватила этого самоуверенного засранца за руку.

Помыть ее хочется еще больше, чем после утренней возни в унитазе.

Хотя, можно ли считать ее утренней, если я не спала — переписывала треклятый конспект.

—Рената, ты еще долго? Мне по-маленькому нужно, — Лина стучится в ванную.

—Секундочку! — кричу, выключая воду.

—Что это? — она косится на бутылки с водой.

—Да так, готовлюсь к спорту, сегодня бег на стадионе последней парой, — коварно улыбаюсь.

—Ты в порядке? Выглядишь… плохо, — она сводит брови.

—Пошли вторые сутки без сна, ерунда, — машу рукой, подхватываю бутылки и сую в сумку.

В комнате замечаю собранную сумку Лины.

—Ты уезжаешь? — спрашиваю через дверь.

—Да, меня не будет, — отвечает тихонько, заправляя светлую прядь за ухо.

—Ты домой посреди учебной недели?

—Не совсем… — отвечает нехотя. —Дела.

Решаю ее не донимать, тем более — у меня есть дельце поинтереснее.

Вообще сегодня я пребываю в удивительном настроении: что-то между эйфорией и нервным срывом. Ответа с форума до сих пор нет, и это угнетает похлеще сожженной засранцем колоды карт.

У человека денег — куры не клюют, ему невдомек, что не каждый может позволить себе новую колоду, хорошую книгу или, скажем, ужин с мясом.

Сжечь его тачку, что ли? Кажется, во мне говорит энергетик, выпитый на голодный желудок…

Гораздо лучшим решением будет больше никогда не смотреть в его сторону: отсаживаться на занятиях и молчать в ответ на колкости. Может, и отстанет. И он, и его мерзкие дружки.

В спортивную раздевалку прихожу раньше всех и прохожусь по шкафчикам.

Альдемар — академия элитная, даже на спорте нас ждет фирменная форма и заранее приготовленный набор — свежее полотенце, гигиенические салфетки и бутылка воды.

Все, чтобы будущие дипломаты не отвлекались от построения своего блестящего будущего.

Совершаю акт отмщения и ретируюсь на стадион прежде, чем здесь появится кто-то еще.

—Задницы совсем нет, Сафина. Зато сиськи зачет, — звучит вдогонку.

—Как же ты задолбал меня, Шульц, — разворачиваюсь, сжимая кулаки. —Еще раз откроешь пасть в мою сторону…

—И что ты сделаешь? — сально улыбается Эрик. —Проклятье нашлешь?

Да уж, моя слава шагает впереди меня.

—Пожалуюсь, кому следует! — грожусь, отступая.

—Никому ты не пожалуешься, дешевка. Раз Белорецкий тебя невзлюбил — значит, ты здесь никто. Персона нон-грата.

—А ты персона жир-тресто!

—Че ты сказала? — его глаза опасно темнеют и он делает шаг вперед.

Пячусь и выбегаю из здания. Задела пупсика за живое.

Забыть о неприятном инциденте удается быстро — тренер выжимает из нашего потока все соки, гоняя по стадиону, как овец, разморенных осенним солнцем.

Мое невыспавшееся сердце лупит где-то в горле, а руки мелко потряхивает. Но предвкушение расправы над Ясногорской стоит любых мучений.

Последняя держится подальше, и лишь изредка зыркает в мою сторону.

—Плохо, очень плохо! Мозги работают только у тех, кто шевелит пятой точкой! — разрывается преподаватель. —Пять минут перерыв!

Тяжело дыша, бредем в сторону лавочек и вытираем потные лица…

—Майюш, хочешь пить? — Илона подает ей бутылку. Какая умница.

Ясногорская откручивает крышку и жадно припадает к воде. Большие глотки один за одним проваливаются в горло блондинки, но в какой-то момент она все же отдергивает бутылку от себя, принюхиваясь к горлышку.

—Как водичка? — улыбаясь сладко. —Вкусно?

—Иди, куда шла, — огрызается и показательно отхлебывает еще.

—Если бы знала, что тебе настолько понравится вода из моего унитаза — начерпала бы побольше.

—Вода откуда? — произносит она на выдохе, а затем прикрывает рот рукой и бежит к кустам, где королеву выворачивает совсем не по-королевски.

Илона стоит рядом и придерживает волосы.

—Что случилось? — подбегает тренер. —Майе плохо?

Встаю на носочки и шепчу ему на ухо:

—Майя беременна, у нее токсикоз, даже от простой воды воротит, —прикладываю палец к губам. —Только тс-с-с!

—Да как же так…

—Думаю, вы и без меня знаете, как, — пожимаю плечами.

Нужно ли говорить, что больше мы не бегаем.

Блюющую Майю уводят к медсестре, а поздним вечером меня ожидаемо вызывают в деканат.

—Проходите, Рената, — Евдокия Львовна, точная копия Майи в возрасте, указывает мне на стул.

Ее кабинет залит светом настенных ламп, по углам красуются раскидистые растения, да и вообще здесь царит довольно умиротворяющая атмосфера.

—Вы напоили студентку сточной водой… — то ли спрашивает, то ли констатирует.

—Вашу дочь, — уточняю. —За дело.

Мое нахальство вызывает у нее секундный спазм лица.

—Этот разговор состоялся бы, коснись это любого из студентов, — отвечает дипломатично.

—Тогда нужно будет уточнить, что Майя начала первой…

Не успеваю договорить, поскольку в кабинет влетает Филипп. Он бьет плечом в дверь, чуть не снося её с петель и шагает прямиком к столу.

Еще и Абрамов вернулся… Просто флеш-рояль из несчастий на мою двухцветную голову.

—Ну, привет, подстилка отца! — рычит он, нависая над столом.

Его рвет на части, ф чувствую его боль. Даже сама сжимаюсь и начинаю нервно крутить кольца на пальцах.

13. Манеры

Илай Белорецкий

—Рана рваная, — говорит врач после осмотра Ренаты. —Удар пришелся на место пирсинга — придется наложить швы на бровь. У пациентки есть страховка?

—Накладывайте. Я оплачу.

Когда Филипп нашел Сафину на заднем дворе — половина ее лица была залита кровью.

—Бля, Кощей, че ты ей устроил? — позвонил мне Абрамов.

—Выражайся яснее.

—Сафину избили, она без сознания.

Меня холодным лезвием по хребту полоснуло.

—Где она?

А дальше: по машинам и в ближайшую частную клинику.

—А кем вы приходитесь пострадавшей? — записывает врач.

—Лучшие друзья, — недружелюбно толкает Фил, опершись о стену.

—Не досмотрели, лучшие друзья, — качает головой врач. —Помимо ранения у пациентки наблюдаются явные следы истощения: недостаток питания, обезвоживание и критическая нехватка сна. Она в последнее время много нервничала?

—Учеба, наверное, сложная, — многозначительно выдает Фил.

—Ей бы пару хороших систем поставить… — предлагает доктор.

—Ставьте все, что нужно, — дергаю скулой и кидаю взгляд через стеклянную стену на лежащую под системой Сафину.

Тощая, бледная и жалкая.

Убираю руки в карманы брюк и прохожусь по коридору.

—Ты видел, кто это? — обращаюсь к Филу, когда мы остаемся одни.

—Я в это время срался с новоиспеченной «матерью», —выплевывает он и сползает на стулья. —А еще у меня теперь есть сводная сестра, — хмыкает.

—Филипп, — подхожу ближе и смотрю сверху вниз. —Давай договоримся на берегу: весь срач с Ясногорскими ты оставляешь за пределами Альдемара.

—Мне хочется расплющить деканше череп. И отцу тоже, — добавляет мрачно.

—Так действуют варвары, но я дам тебе шанс выпустить пар в другом месте, — снова смотрю на Сафину.

—Мне будет сложно сдерживаться, — он недовольно ведет челюстью.

—Не сложнее, чем мне принять, что родители делают вид, что моего брата не существовало. Собери сопли!

Он давит меня взглядом, а затем примирительно кивает.

—Кстати. Я искал Майю сегодня, но выяснилось, что Рената напоила ее водой из толчка, и та полдня блевала, — добавляет не без улыбки. —За первую неделю отброске удалось нажить больше врагов, чем нашей четверке вместе взятой.

Еще бы. Она отбитая.

—Я пойду покурю, да ехать надо, — Фил поднимается. —Или ждать будем?

—Езжай. Я буду позже.

Какого-то хрена вхожу в палату.

Тусклый свет и мерный шум больничных приборов делают это место максимально некомфортным.

Подкатываю стул и сажусь рядом с кушеткой.

Ведьма в медикаментозной отключке — ей влили какого-то успокоительного. Даже ресницы не дрожат. Щеки в кровоподтеках, губы слегка распахнуты.

Убеждаюсь, что за стеной никого нет, и касаюсь ее запястья. Просто хочу удостовериться, что там бьется пульс.

Я линчую этих уродов.

В Альдемаре ничего не происходит без моего ведома. Это мой дом, и только я решаю, кого ломать. Морально.

Рукоприкладство — не в наших правилах. Неизящно, вульгарно, по-плебейски. Прерогатива отбросов.

Подсознание мгновенно выплевывает ненавистные воспоминания, но их перекрывает тихий стон Сафиной.

Убираю руку.

—Илай… — распахивает большие глаза.

—Кто.Это.Сделал?

Рената тяжело моргает и тянется ко лбу.

—У тебя игла, — останавливаю ее руку. —Я спрашиваю еще раз: кто сделал это с тобой?

—Шульц… — произносит одними губами.

Не знаю такого, но ему не жить.

—Очнулась, голубушка, — в помещение входит врач.

Уступаю ему место.

—Подлатать тебя надо. Сейчас обезболим и на процедуру, будешь, как новенькая. Хочешь позвонить родителям, чтобы тебя забрали после?

—Ни в коем случае, — сжимается она. —Маме своих проблем хватает.

—Ну, значит, ваш друг позаботится о вас? — обращается ко мне.

—Всенепременно.

С трудом, но Рената все же переводит на меня взгляд.

—Друг, значит? — шипит.

—Повезло, не так ли? — приподнимаю бровь.

Она силится что-то съязвить, но вместо этого болезненно корчится.

—Не напрягайся, милая, — мужчина отключает от нее трубки, снимает кушетку с тормоза и увозит Сафину с собой.

Остаюсь ждать, и только спустя почти час Рената появляется в сопровождении медсестры. Шагает сама.

—Голова может кружиться, поэтому придерживайте ее, — медсестра передает ее мне. —Швы рассосутся сами, но в субботу до обеда нужно приехать на повторный осмотр и на систему.

Сафина вяло кивает.

—Я выписала тебе освобождение от занятий. Постельный режим и хорошее питание, поняла меня? — она заглядывает Ренате в лицо.

—Поняла.

Подставляю ей локоть, но она фыркает и ковыляет мимо.

—Выход в другую сторону, — разворачиваю ее за плечи и иду рядом.

—Не нужно меня сопровождать, — бурчит. —Я доберусь на такси.

—Нет, блядь. Хватит приключений на сегодня.

—Я справлюсь, дружище, — выдает издевательски.

—Не беси меня, Ре-на-та.

—Так свали! Оставь меня в покое! От тебя одни проблемы!

—От меня? — охреневаю.

—А почему, ты думаешь, другим позволено руки распускать? «Раз Белорецкий тебя невзлюбил, то ты — никто!»— цитирует ублюдков. —Это ты начал, Илай! — тычет меня пальцем в грудь. —Травля студентов происходит с твоего немого позволения.

—Не спорю. Однако, дело в том, что у тебя напрочь отсутствует инстинкт самосохранения и малейшее понимание ролей в этом мире.

—И какова моя роль? — вспыхивает она.

—Ты — отброс, — пожимаю плечами. —И в твоих же интересах не лезть на рожон.

—Терпеть издевательства и избиения? — вспыхивает она.

—Не провоцировать врагов, которые сильнее тебя!

—Белорецкий, ты себя вообще слышишь?

—Не трать мое время, — разговор начинает меня утомлять. —Живо в машину.

—О, убереги меня от своей «помощи», — изображает кавычки.

—Я делаю это не для тебя, ведьма, — фиксирую ее за талию и тащу к выходу, прямо как наших упрямых хаски, когда они не хотят гулять. —Не хватало Академии сводок в СМИ, что студентку Альдемара сняли на трассе или расчленили на органы.

14. Паскудство

Девчоки, фантазия у вас супер)) Я очень смеялась с диагнозов Илая))

Сегодня читаем главу от Ренаты.

Рената Сафина

Сидеть неудобно — я практически лежу в спортивном кресле. Ерзаю и упираюсь ногами в пол, чтобы позорно не скатиться на следующем повороте.

Белорецкий замечает это, открывает на панели регулировку сидений и переводит мою спинку в сидячее положение.

Естественно, все это с выражением великого одолжения на лице. Илай явно раздражен моим присутствием: шумно втягивает носом воздух и сжимает руль до побеления костяшек.

Про царящую в замкнутом пространстве энергию и говорить нечего: мне хочется спрятаться и заскулить.

Или дело в ударе головой о стену…

Благо меня накачали обезболивающими, и уровень моих телесных ощущений примерно как у пластиковой ложки.

А вот душа отчаянно болит.

Я всю жизнь прожила в не самом благополучном районе, взрослела во дворах и тусовалась за гаражами, но настоящий животный страх за свою безопасность я ощутила сегодня, в лучшем учебном заведении страны.

Только сейчас под умиротворяющее шуршание шин на меня накатывает осознание, что могло произойти ужасное — у Эрика было нечеловеческое лицо. Мне страшно возвращаться.

Я хочу домой к маме… Хочу пожаловаться Бесу… Хочу, чтобы меня защитили… Хоть кто-нибудь… Хотя бы раз в жизни...

Сглатываю и отворачиваюсь к окну.

За окном темень, поэтому я вижу лишь свое растянутое отражение с переклеенной бровью. Должно быть, шрам останется…

Касаюсь пластыря, и изнутри поднимаются тупые слёзы. Закусываю губу и усилием воли трамбую их назад. Теперь еще и нос закладывает.

Паскудство! Реву еще и при Белорецком — ниже я не опускалась.

—Возьми, — Илай протягивает зажатый между пальцев шелковый носовой платок с именной вышивкой. —Салон мне не залей.

Жесть. Один его аксессуар выглядит лучше, чем весь мой гардероб вместе взятый. Сил спорить у меня нет и, хоть я ненавижу его всей душой, платок все же забираю.

Промакиваю следы своей слабости и ощущаю исходящий от ткани запах. Его парфюм: сладковатый, но едва уловимый, будто янтарь с ладаном поцеловались.

Прячу ткань в кулак убираю прочь от лица.

—Часто плачешь? — проговариваю быстрее, чем обдумываю.

Белорецкий отрывается от дороги и одаривает меня взглядом с мрачной поволокой. Качает головой и отворачивается к дороге.

Свет приборной панели мягко ложится на его лицо, подчеркивает скулы, строгий изгиб подбородка и эти неприлично яркие глаза.

Волосы, уложенные назад, за день немного растрепались, и впервые он кажется живым человеком, а не холодным монументом.

Красивый…

Резко дергаюсь в кресле.

Мысль бодрит сильнее, чем разряд дефибриллятора.

—Что тебе опять привиделось? — цокает Илай.

—Ничего… — отворачиваюсь.

Лучше буду гипнотизировать дорогу.

Похоже обезболивающее было на основе морфина, иначе как объяснить галлюцинацию? Белорецкий НЕ красивый и точка.

Он отвратительный!

Озлобленный, надменный, холодный. В этом нет никакой красоты.

Один плюс — плакать резко перехотелось.

Мы прибываем в Альдемар довольно быстро, и долбанный джентльмен обходит машину, чтобы подать мне руку. Из его низкого космического корабля так просто не выбраться — приходится принять и эту помощь.

Вкладываю руку в его раскрытую ладонь, и как только наши пальцы соприкасаются, кожу пронзает знакомая искра — такая же разбудила меня в клинике.

Стоит мне обрести опору под ногами — я тут же разрываю касание и неловко отвожу взгляд.

Альдемар спит, а по территории гуляет настоящий осенний ветер и швыряет в лицо редкие холодные капли.

До женского корпуса идти прилично. Обнимаю себя и шагаю вперед.

Надо бы поблагодарить Илая, но человек, одобряющий травлю, благодарности не заслуживает. И потом, он не скрывает, что делает это не для меня, а для репутации вуза. Перебьется без моего «спасибо».

Так и идем молча: я впереди, он на пару шагов сзади.

Достигаем колоннады, и вопреки моим ожиданиям, Илай не остается у мужского корпуса, а следует за мной.

—Не нужно меня провожать, — кидаю через плечо.

—Тебя забыл спросить.

—Ах да, охраняешь честь Альдемара…

—Мое снисхождение не бесконечно, ведьма, — звучит предупреждающе.

—Ты же не планируешь входить? — спрашиваю у входа.

—Уже вошел, — оттесняет меня и проходит вперед.

Илай ведет меня коридорами, и вскоре мы оказываемся в женской гостиной. Сейчас здесь царит полная тишина, и только тот же ветер беснуется в дымоходе камина.

Белорецкий идет прицельно к моей двери.

—Открывай.

—Я тебя не приглашала!

—Это мой дом, и приглашения здесь раздаю я.

Рычу в потолок… Проворачиваю ключ, отворяю дверь и включаю свет.

—Здесь никого нет! Доволен?

—Нет. Где твоя соседка?

—Я не слежу за ней, — отвечаю неопределенно. Лина просила никому не рассказывать. —Спроси у Абрамова, его же подружка.

Осматривается и кивает на кровать:

—Присядь.

—Я не…

—Сядь, Сафина!

Вздрагиваю и медленно опускаюсь на край кровати:

—Только потому что я не в себе! — поднимаю палец вверх.

Не будь я квашней — я бы ему как прикрикнула.

Илай вытягивает стул из-под стола и опускается напротив, широко раскинув ноги и опершись на них локтями. Занимает всё пространство вокруг и смотрит хуже, чем на допросе.

—Слушай меня внимательно, Рената. То, что произошло сегодня, должно остаться без огласки. Чтобы носа из комнаты в ближайшие дни не высовывала!

—А Эрик будет расхаживать по коридорам? — всплескиваю руками.

—Не будет.

—Ясно, — горько ухмыляюсь.

Из нас двоих Академии более выгоден мажор Шульц.

—А теперь спи. В субботу тебя отвезут в клинику. До этого момента сделай так, чтобы я не слышал о твоем существовании, — он поднимается с места.

Смотрю перед собой отсутствующим взглядом и не могу выдавить и слова — несправедливость душит.

15. Интерпретации

Рената Сафина

—Рената, просыпайся… Рената!

С усилием разлепляю веки, но они снова опускаются вниз тяжеленной ширмой.

—Ты меня пугаешь, — доносится сквозь вату в ушах.

Не могу проснуться. Шея затекла в одном положении, а горло превратилось в пустыню. Сколько я проспала?

Со стоном переворачиваюсь с живота на спину и фокусируюсь на темном силуэте.

—Маш, это ты? — выдавливаю из себя и закашливаюсь.

—Нет, Папа Римский! — она всплескивает руками. —Ты жива вообще?

—Вроде того… — мне удается приподняться в сидячее положение.

Маша заботливо протягивает бутылку воды и садится на край кровати:

—Не бойся, вода свежая, — улыбается мягко. —Тебя потеряли на занятиях.

—Ночь же, на каких еще занятиях?

—На сегодняшних. Похоже, ты проспала больше суток.

—В смысле? Какой сегодня день? — растерянно хлопаю по поверхности в поисках телефона.

Засыпать в переписке с Бесом — обычное дело. Смартфон всегда валяется где-то неподалеку, но сейчас я нахожу лишь платок Илая и смятое приглашение на дебаты…

—Где мой телефон? Нет-нет-нет!

Боже, сколько дней я не выходила на связь? Вскакиваю с кровати и тщетно трясу одеяло с подушкой.

—Эй-эй, спокойно! — Маша кладет руки мне на плечи и всматривается в бровь. —Расскажешь, что произошло?

—Все в порядке, неудачно пирсинг вытащила, — натянуто улыбаюсь, стараясь не смотреть Логиновой в глаза.

Мне очень хочется излить ей душу, но даже после стольких часов сна я все еще помню безапелляционный тон Илая, что запретил мне распространяться о случившимся.

Я слишком долго ходила по лезвию бритвы, мое пребывание в Академии и так находится на волоске. На одном белобрысом волоске!

Уж не знаю, чем я заслужила милость Илая, но теперь, когда у меня появился шанс попасть в ораторский клуб, мне лучше вспомнить о своей главной цели и поджать неугомонный хвост.

Хотя бы на некоторое время.

—Тебя кто-то обидел? — со свойственной ей серьезностью давит Маша. —Это Майя?

—Нет-нет! Все хорошо, правда… Поможешь мне найти телефон?

—Конечно. Твоя мама, наверное, обзвонилась.

—Угу…

Мне стыдно, но в первую очередь я вспомнила не о маме. Она в курсе, что я могу быть занята.

Меня потерял Бессмертный.

Думаю о нем и внутренности узлом скручивает — я чувствую, как ему плохо. Мне тоже плохо, очень…

—Одевайся, на улице похолодало. Кстати, я тут кое-что занесла, — спохватывается Маша и идет к двери, где я только сейчас замечаю бумажные пакеты. —Похоже, тебе доставили еду.

—Ого! Наверное, это Тео с Темой… — заключаю.

—Теодор спрашивал о тебе, — Маша подтверждает мою догадку.

Раздвигаю края пакета и обнаруживаю там несколько термо-контейнеров. Пахнет сногсшибательно. Мое тело вспоминает, что умеет чувствовать, и рот моментально наполняется слюной.

—Возьми что-нибудь с собой и пойдем скорее.

Хватаю сендвич, заботливо завернутый в пергаментную бумагу, прыгаю в кроссовки и наша полуночная делегация выдвигается на поиски.

—Боже, как вкусно! Тут лосось! — проглатываю бутерброд раньше, чем мы оказываемся у корпуса администрации.

Надо будет поблагодарить парней за заботу.

—Где искать? — Маша включает фонарик на своем смартфоне.

—Вот тут, у стены.

Снова накатывает страх. Кажется, что сейчас из-за гаргульи сновы выпрыгнет Шульц и начнет хватать меня. Бр-р-р! Обдает холодом.

Мы прочесываем сырую траву и осматриваем каждую выбоину — естественно, ничего не находим.

—Пусто…

—Он мог выпасть по пути на парковку. Идем!

Предполагаю, что телефон мог выпасть, когда Фил с Илаем несли меня к машине.

—Я даже спрашивать не буду, что ты там делала, — цокает Логинова.

Мы утыкаем носы в землю и идём вслед за Машиным лучом.

—Никогда прежде я не рассматривала брусчатку Альдемара с таким усердием…

—Думаешь, у меня есть исследовательский энтузиазм? — шиплю, вглядываясь под ноги.

—И далеко собралась? — вдруг звучит позади.

Не сговариваясь, мы с Машей разворачиваемся на пятках.

Пятно света скользит вперед по земле, пока не упирается в пару кожаных ботинок.

С тихим «Ой!» Логинова дергает телефоном и светит прямо в лицо их обладателю, а с громким «Ой!» моментально одергивает фонарик в сторону.

Мелькнувший свет выхватывает из темноты стройный силуэт Илая. Руки — в карманах брюк, взгляд — исподлобья.

На фоне фиолетового неба и готических башен Академии Белорецкий смотрится, как современный Дракула. Только сосет он не кровь, а мои нервы.

Хотя разве можно сосать нервы?

Нервно хихикаю от неожиданности.

—Я не давал позволения выходить, Сафина.

—Случился форс-мажор, ясно? — защищаюсь.

—Да? И какой же?

—Никакой! Мы уже уходим, — дергаю Машу за руку.

—Рената вчера потеряла где-то тут телефон, — сдает меня она.

Хоть Илай и игнорирует существование Логиновой, но уши-то у него есть. Он недовольно прищуривается и фокусируется на мне.

Верчу колечки на пальцах и стараюсь уверенно смотреть в ответ.

—Мы пойдем, ладно?

—Нет. Ты идешь со мной, — вдруг заявляет Илай.

—Никуда я не пойду.

—Разве это было похоже на вопрос? Вперед.

Переглядываемся с Машей, пока мое запястье не обжигает сомкнувшаяся на нем ладонь.

—Для кандидата в дебатеры соображаешь ты туго, — с выдохом произносит он и увлекает меня за собой.

Одними губами проговариваю Маше «Прости», и семеню за Белорецким.

Пререкаться бессмысленно: я и без того чувствую, что сегодня он в особенно паршивом расположении духа.

Несмотря на то, что мы поравнялись, Илай все еще держит мою руку. Чувствую тепло его ладони даже через свитер.

От прикосновения в животе закручивается вихрь. Это мало похоже на пресловутых бабочек, скорее, на взбеленившихся летучих мышей.

—Куда мы? И зачем? — спрашиваю.

16. Настроение

Рената Сафина

У сцены стоит стандартный набор подонков: Дамиан, Ян и Филипп непринужденно болтают и даже смеются. Меня бросает в жар от другого: в первом я замечаю еще троих.

—О, Белый, — Фил поднимает руку. —Ну че, ублюдки, пора отвечать за действия.

Замираю между рядами, осознавая, что он обращается в Шульцу и его дружкам… Те поворачиваются почти синхронно, и я вздрагиваю: на меня смотрят опухшие и разбитые лица, словно после жесткой расправы.

—Драматично, не правда ли? — звучит над моим ухом почти шепотом.

—Так ты поднимаешь себе настроение? — сглатываю.

—Твои методы тоже гуманностью не отличаются, — он намекает на инцидент с Майей.

—Эй, уроды, места освободили! — командует Фил.

Парни виновато подскакивают с кресел и, скрепив ладони за собой, выстраиваются у сцены. В голове возникает неуместная ассоциация с расстрелом.

—Я не пойду туда…

—Не будь слабачкой, ведьма.

Большая ладонь ложится мне на спину — Белорецкий мягко подталкивает меня вперед.

Рвано дышу и шагаю на деревянных ногах. Илай отпускает меня лишь внизу и нажимает на плечи, заставляя сесть в еще теплое кресло.

По левую сторону от меня плюхается Дамиан:

—Не ссы сильно, жить будут, — подмигивает мне. —Абрамов им такой же макияж, как у тебя, нарисовал, — обводит мое лицо жестом.

От его слов легче не становится — я не переношу жестокость в любом проявлении. Вжимаюсь в сиденье и рассматриваю подонка, что привел меня сюда.

Илай не садится рядом — они с Яном становятся прямо напротив, опираясь поясницей о сцену.

Я не слышу, что говорит ему Захаров, но и без того дурное настроение Илая становится еще хуже. Воздух густеет, завихряясь от напряжения.

Атмосфера повисает гнетущая.

—Все в сборе, можете начинать, придурки, — подает голос Фил. —Кто будет убедительнее — останется в Академии. Остальные — нахрен отсюда.

—Решение будешь принимать ты, ведьма, — подсказывает мне Дамиан.

—Что? Я не соглашалась на это! — протестую.

Не хватало мне быть палачом чужих судеб.

—Поздно. Первый пошел! — Абрамов пихает в спину одного из трех побитых.

Вперед выходит невысокий русый парень. У него разбита губа, а под глазом намечается большой фингал. Он мне не знаком. В момент нападения я в последнюю очередь разглядывала внешность дружков Шульца.

—Рената, прости, был не прав… — толкает он через силу. —Такого больше никогда не повторится.

—Не слышу раскаяния, — цедит Фил, нависая над несчастным.

—Я… я раскаиваюсь. Молю о твоем прощении, — неуверенно продолжает тот, ожидая моей реакции. —Мне такое вообще не в кайф, чтобы ты знала…

Все ждут моей реакции. Белорецкий смотрит особенно внимательно — как зритель в театре, для которого главное представление сейчас играю я.

—Посадим его на кол, ведьма? — подначивает меня Бушар.

—Он не трогал меня, я его даже не помню…

Абрамов кивает и отталкивает бедолагу в сторону.

—Следующий!

Ситуация повторяется. На этот раз вперед выходит веснушчатый парень с распухшим носом и в заляпанном каплями крови свитшоте.

—Рената, мы были неправы, и я сожалею о случившемся. — озирается на Филиппа.

Он дрожит от страха. Его первобытный ужас так силён, что и у меня перехватывает дыхание.

—Готов отработать свое наказание. Только скажи, чего хочешь…

—Ничего не нужно, — произношу, помедлив.

—Какая ты скучная, Сафина, — цокает Дамиан. —Договаривались же без ведьмы, нафига ты ее привел? — переводит взгляд на Илая.

—Я передумал, — отрезает, изучая мою реакцию.

Странно, что друзья Илая до сих пор полагаются на его обещания. Мне с первого дня очевидно: его слово не значит ровным счётом ничего — он легко меняет мнение в угоду своему настроению.

—Шульц, теперь ты!

Эрику досталось больше всего: Дамиан не обманул — его приложили лицом о стену так же, как и он меня. Он сверлит меня ненавидящим взглядом и делает шаг вперед.

—Стой, — спокойно произносит Илай. —Ползи.

—Илай, но я…

—Покажи, на что ты готов, чтобы задержаться здесь. Ползи.

Шульц медлит, затем едва заметно дергает шеей и начинает опускаться.

—Не надо! — выкрикиваю.

Это слишком.

Человеческое достоинство не терпит, когда его топчут так открыто. Белорецкому, конечно, наплевать — чужая гордость для него лишь развлечение.

И ему невдомек, что Эрик жестоко отомстит мне при первой же возможности.

Сегодня Илай защищает меня под эгидой чести Альдемара, а завтра он оставит меня наедине с разъяренным зверем, сказав, что «передумал».

—Не нужно ползти, — добавляю тише.

Мое снисхождение не находит отклика в отекшем лице Эрика, и даже сейчас мне кажется, что он лапает меня своим взглядом. Мерзость!

—Свою вину осознал, прошу прощения, — цедит недружелюбно.

—Извинись за каждое сказанное слово, — слышу свой голос.

—Я не помню, что говорил. Просто прости.

—Мм, я напомню: что я сука? Что я буду прыгать на твоем члене? Что сяду тебе на лицо? — загибаю пальцы. —Еще было что-то про мои сискьи, напомнишь?

С каждой моей фразой Белорецкий мрачнеет. Будто притянутый моим эмоциональным всплеском, он оставляет сцену и садится рядом, справа.

—Повтори мне в глаза, — требует.

—Я... Илай, я не знал, что Сафина с тобой… — суетится Шульц. —Больше я такого не скажу… клянусь.

Илай слушает скучающе, а затем кивает в сторону Шульца, будто боксерская груша:

—Хочешь его ударить?

—Нет… — верчу головой.

—Жаль. Фил?

—А я хочу, — Абрамов заряжает Эрику под дых, и едва успеваю зажмуриться прежде, чем тот скрутится напополам.

Какой кошмар!

—Прости за сказанное, — откашливается Эрик.

—Я прощаю, — заявляю поспешно.

—Не так быстро. Во время нападения Рената потеряла телефон, — вдруг произносит Илай.

—Я куплю ей телефон! Нет проблем! — заявляет Эрик.

—Ты отдашь свой. Сейчас.

—Понял, сейчас…

Трясущимися руками несчастный вынимает из кармана смартфон и пытается разобрать его, чтобы вытащить сим-карту.

17. Хотя бы ты

Дорогие мои, сегодня у меня для вас аж две главы)

Илай Белорецкий

—А ты чтобы не выползала из своей конуры до понедельника!

—И не выползу — лишь бы твоей морды нарциссической не видеть! — выплевывает Сафина и, сжав кулаки, шагает прочь.

А мне будто булыжник в затылок прилетает.

Лилит. Она всегда называет меня нарциссом.

Судорожно тяну воздух ноздрями — я сыт по горло проекциями и странными пересечениями двух параллельных вселенных.

Я еще не отошел от вчерашней дрочки на явственный образ проколотых сосков Сафиной, которая мерещится мне, стоит только закрыть глаза и воззвать к образу Ли.

Даже ее запах не выветривается из машины: утром я нюхал подголовник пассажирского сиденья, как псина, сорвавшаяся на помойку. Пришлось внепланово гнать в химчистку.

Жаль, Захарова туда не сдашь — я чувствую запах Сафиной даже от его свитшота, который надевала ведьма.

Злит ли это? Да я в лютом бешенстве!

Водиться с отбросами — последнее, что я готов себе простить. А прощаю я себе многое.

Тем не менее, ни один имбецил вроде Шульца не смеет своим грязным ртом комментировать ту, что принадлежит мне хотя бы в мыслях.

К счастью, это ненадолго. Я не наивный идиот, чтобы оставлять рядом криптонит, способный вывести из себя, а с появлением Ренаты я покинул зону адекватности.

Нужно выбросить ее отсюда как можно скорее.

Даже моя естественная потребность защищать перепала Сафиной по чистой случайности, подсознательно я желаю отыскать и выручить Лилит.

Задача оказывается сложнее, чем я подозревал.

—Чувак, мне нечем тебя порадовать, — сообщил мне Ян, когда мы стояли у сцены. —Безапоска передала, что слишком мало данных для поиска твоей Лилит.

—Ясно, — выдал сухо, а у самого кипяток по венам забурлил.

—Официальный ответ от форума тоже пришел: они по закону не имеют права раскрывать личности зарегистрированных пользователей, — пожал плечами Захаров.

Знаю. Поэтому я там и зарегистрировался, когда негласно стерли брата из памяти, будто смерть Гордея — позорное пятно в истории семьи.

Никаких разговоров, никаких эмоций, никакой вины. Была лишь гнетущая тишина, чужие соболезнования и повышенное внимание от прессы.

Родителям не угоден был «еще один сын, который не справляется». А я не мог так, я умирал вслед за ним. Я рыдал на похоронах, а потом каждый день у могилы, собирая вокруг стервятников-журналистов.

Конечно: Гордей Белорецкий, старший сын и главный наследник идеальной семьи, пошел по наклонной.

«Не выдержал тяжести привилегий» писали газетенки.

Только они не знали ни-ху-я!

Гордей любил жизнь. В его глазах никогда не было сомнения: он верил в себя и, что хуже всего, верил в людей, которые в итоге утянули его на дно.

Он был недостижимым идеалом.

В мире не существовало того, что не поддавалось ему: он всё схватывал на лету и вещал так, словно рождён для сцена, а люди тянулись к нему, как к свету.

Он умел шутить так, что мы всегда смеялись, и умел слушать так, что мне казалось — что мои слова действительно важны.

Дебатный клуб — его детище, и я костьми лягу, но в нем никогда не будет ни одного из тех, кто причастен к его смерти. Отбросов.

Гордей верил в меня. Заботился, поддерживал и наставлял.

А потом… оставил меня одного.

Тогда вместо того, чтобы услышать, родители отправили меня к психологам, посадили на антидепрессанты и вывезли за океан, будто учеба в чужой стране — то, что мне нужно, чтобы пережить потерю главного человека в жизни.

Только эмиграция не лечит пустоту, таблетки не стирают боль от потери, а так называемые специалисты не способны разделить невыносимую скорбь.

Ее делила со мной лишь Эстер, которая сильно сдала после смерти одного из ее «волчат».

Я сходил с ума среди чужих, гнил внутри… И ясно понимал: если не появится тот, кто услышит меня — мне конец.

В одной из статей о том, как пережить смерть близкого, я наткнулся на ссылку форума, где встречаются те, кто ищет поддержки, те, чьи родные умирают, и те, кто уже научился жить с потерей.

Там я встретил Лилит. И теперь не могу потерять еще и ее.

Пробудившийся в кармане телефон возвращает меня в реальность.

Мама.

Она до сих пор не знает, как ко мне подступиться, поэтому общается в основном через отца или сообщениями:

«Илай, напоминаю, званый ужин и опера с семьей прокурора завтра к 17:00, не опаздывай».

Сука-а-а!

С этой Сафиной я напрочь забыл, что я обещал приехать в выходные. Однако, я не жалею об этом. На фоне нахлынувших воспоминаний думать о торжественных посиделках крайне тошно.

Пишу: «Извини. Много работы, не могу вырваться».

Подумав, добавляю: «Собак не трогай, буду через неделю».

Мама: «Хорошо, береги себя».

Дергаю челюстью, стираю с лица мерзкий дождь и шагаю к общежитию.

В последний момент решаю, что сейчас я не готов общаться с полными адреналина парнями, что вот-вот вернуться из актового.

Осмотревшись по сторонам, коридорами и лестницами двигаю к библиотеке. Она уже закрыта, но быть Белорецким означает иметь свою связку ключей, которая открывает любую дверь Альдемара.

Меня интересует окно, что находится в самом конце огромного помещения. Оно прячется за плотными рядами книжных полок, не примечательно ничем, кроме одного — ведет на секретную террасу.

Небольшой перешеек, который образовался между библиотекой и заброшенным чердаком, что когда-то был складом при женском общежитии, но уже давно не использовался.

Мы с Гордеем нашли это место еще будучи детьми, когда приезжали на работу вместе с Эстер и целыми днями носились по Альдемару, приводя ее в бешенство.

Старая рама открывается с тихим скрипом, впуская в застоявшееся пространство библиотеки живительное дыхание улицы. Забираюсь на подоконник и оказываюсь снаружи.

18. Покончим с этим

Илай Белорецкий

—Сегодня первая игра сезона, жду вас, придурков, — Дамиан деликатно приглашает нас поболеть за него на теннисном корте.

—На, зарядись, — Ян ставит на стол поднос с кофе. — Ваш Гарик зверь, кто ставит соревнования на понедельник?

Мы заправляемся в обеденный перерыв в кофейне, что с отцовского позволения открылась на территории Академии.

Абрамов к нам не присоединился — плачется своей отброске Лине по поводу разрушенного брака родителей, будто это самое страшное в жизни.

—Тренеру похер, что Малиновская мне все выходные спать не давала, — усмехается Бушар. —Ты Машке уже вдул? — обращается он к Яну.

—Нет. Я предложил ей встречаться, — неожиданно выдает Захаров.

—У-у-у! Типа реально понравилась? — Дамиан склоняет голову набок.

Ян не отвечает, но по-идиотски счастливому лицу видно, что его намерения в сторону отброски не шуточные.

Приподнимаю обе брови и с немым «пиздец» брезгливо отпиваю кофе.

—Что с лицом, Кощей? — Дамиан пинает меня под столом. —Тебе бы тоже в клубец выйти скелетом потрясти. Твой целибат отрицательно сказывается на подданных.

—Выиграешь сегодня — так уж и быть, — отвечаю снисходительно. —А учитывая, сколько ты бухаешь — веселье в клубе мне не грозит.

—Я называю это балансом, — скалится он. —Чтобы сидел в первом ряду и хлопал каждому взятому мячу.

—Как только уничтожу Сафину, — приподнимаю рукав пиджака и смотрю на время. —Это будет быстро.

—В глаза ей долго не смотри — загипнотизирует, — заговорщицки шепчет Бушар.

Мне бы ниже не смотреть, а с глазами я справлюсь.

По пути в аудиторию решаю все же соблаговолить и посмотреть на заявленную Эстер тему дебатов.

Я и без подготовки размажу любой ее аргумент, а Сафина, наверняка, провела выходные в поисках мало-мальски убедительных доводов.

Разворачиваю черный вкладыш: «Есть ли счастье в неведении?». Охуенно, блядь. Как раз под мое настроение с исчезнувшей Лилит.

Ренату замечаю еще издалека, она мнется на пороге аудитории и предсказуемо зубрит что-то с исписанного листа.

Жалкая попытка, но допустим.

Завидев мое приближение, она хмурится и шмыгает в аудиторию.

—Можем начинать, — вхожу без приветствия и широким шагом направляюсь к двум установленным кафедрам, где восковой фигурой застыла Эстер.

Сидящую за первой партой Ренату показательно игнорирую, боковым зрением отмечая, что пластырь на ее лице сменился.

В субботу я отправил водителя, который возил ее в клинику. Такие обещания я держу. Должна же она вернуться к себе домой в подобающем виде. А осталось ей недолго.

—Терпение, Илай. Дебаты без зрителя — пустой звук. Только публика решает, чья истина.

На этой фразе двери распахиваются, и в лекционную втекает несколько десятков студентов. Они распределяются по рядам, быстро заполняя пространство.

Мне плевать, я выступал на многотысячную аудиторию, а вот дешевка в немом оцепенении распахивает губы.

Соломоновна решила отправить неопытную девчонку на растерзание толпе. Восхищен.

Неведомая тяга ведет меня к Сафиной, и я не удерживаюсь от колкости:

—Грандиозные масштабы провала, не находишь?

Она вздрагивает, отрывает взгляд от гудящей толпы учащихся и поднимает на меня большие глаза непонятного цвета.

Они казались мне почти бирюзовыми, а сейчас отливают изумрудом в цвет свитшота Академии.

Ведьма.

—Твоя забота трогает, но я справлюсь, — отвечает сухо.

—Мне всегда нравились публичные казни…

—Бла-бла-бла! — перебивает меня с ядовитой улыбкой. —Ты не мог бы отойти подальше?

Мой лоб собирается гармошкой.

—Еще подумают, что ты общаешься с нефтяным пятном, — шипит обиженно и, взяв конспект, уходит к установленной слева кафедре.

Она в край обнаглела? Здесь я решаю, кто и куда отходит.

—Удачи, Илай, — внезапно меня касается Майя, появившаяся в первом ряду.

—Она мне не нужна, — отдергиваю руку и спешу занять место справа.

Покончим с этим.

Эстер стучит тростью и делает шаг в центр:

—Как известно, истина рождается в споре. Пусть ваши слова станут вашим главным оружием. Хотите сказать что-то друг другу перед началом боя?

Смотрю на Сафину: она ухватилась за края стойки и пытается скрыть, как сильно ее трясет.

Выбираю из арсенала самый убийственный взгляд и сканирую ее вызывающую внешность, напоследок запоминая каждый миллиметр лица пластиковой куклы.

—Увы, мне нечего ей сказать, — выдаю холодно, наблюдая, как в глазах ведьмы вспыхивает упрямый огонь. —Давайте начинать.

—А Вам, Рената?

Сафина медлит лишь секунду, а затем вскидывает подбородок:

—Эй, Белорецкий! Чего такой кислый? Улыбнись, иначе проиграешь.