Голод

Предупреждение

В романе «Голод» содержатся сцены, включающие:

Психологическое насилие; сексуальное доминирование и неоднозначное согласие; физическое насилие; преследование и нарушение границ; антигерой с аморальной природой; эмоциональная зависимость и власть через чувства; темы семейного абъюза; организованная преступность; смерть и пытки; темы заболеваний.

Если вас это тревожит, прошу воздержаться от чтения. Ваше психическое здоровье очень важно. Берегите себя.

Всем остальным, предлагаю окунуться в мир, где правит голодная тьма, одержимая светом.

Пролог

2 года назад. Англия, Ливерпуль.

Наконец-то сбылась моя огромная мечта. Сегодня я получила самое заветное письмо в своей жизни, немножко жаль, что не из «Хогвартса», но не менее приятное. Никогда не испытывала такого всеохватывающего волнения, от которого вибрирует каждая клеточка моего тела, словно подготавливается к взрыву, и от этого из желудка хочет вырваться всё съеденное за день.

Мама принесла мне его полчаса назад, и всё это время я сижу за рабочим столом в своей комнате и непрерывно на него таращусь. Интересно, как долго я ещё смогу так просидеть, прежде чем наконец решусь его открыть. Но страх за возможную вероятность отказа давит не меньше, чем волнение. Я готовилась к этому моменту большую часть своей жизни, и теперь остался финальный шажок. Никогда не думала, что окажусь такой трусихой.

Последний месяц я много нервничала и терзала себя сомнениями, что недостаточно потрудилась, чтобы быть зачисленной в Брайтонский университет. Из-за постоянных навязчивых мыслей и тревог у меня нарушился сон, начались проблемы с питанием, и мама начала серьёзно переживать за моё здоровье. Чай с ромашкой и мелиссой стал моим самым надёжным спасением, в отличие от навязанного психотерапевта. Выпитым мною количеством за последнее время можно, кажется, напоить целый район Африки.

И всё-таки, отогнав сомнения в самый дальний угол комнаты, я наконец осмеливаюсь взять в дрожащие руки долгожданный конверт. Больше нет смысла оттягивать неизбежное. Я готова к любому исходу... наверное.

Аккуратно поддев клапан на обратной стороне, я достала сложенные листы. Они приятно пахли новой бумагой и свежей краской принтера — я хотела запомнить этот момент до самых мельчайших деталей. Я вдыхала аромат, и внутри разливалось приятное тепло, словно солнце грело меня изнутри, заставляя трепетать.

Развернув листы, я не спеша начала читать первые строки: «Уважаемая мисс Лиана Колин, поздравляем вас с зачислением в Брайтонский университет на факультет английской литературы и творческого письма...». Этого предложения оказалось достаточно, чтобы мои глаза наполнились самыми счастливыми слезами на свете. Я даже не успела их вытереть, как закричала во всё горло:

— Мам! Пап! Меня зачислили! — голос сорвался, а грудь сотрясли рыдания.

Я прикрыла лицо руками, прислушиваясь к шагам, приближающимся к моей комнате. Слёзы умывали меня, словно дождь, а я принимала каждую его каплю. Родители влетели в комнату, и мама сразу кинулась ко мне с объятиями.

— Милая, мы в тебе никогда не сомневались. Ты это заслужила, — сказала она срывающимся голосом, гладя меня по рыжим локонам.

Отец остановился позади стула, на котором мы с мамой пытались удержаться, и обнял нас обоих своими большими руками. Он был крупным и высоким мужчиной с ухоженной рыжей бородой и такими же яркими волосами цвета мандарина, за что в юности мама прозвала его «мандаринчиком». Несмотря на суровый вид и грозную внешность, добрее человека я не встречала.

Мы стояли так, пока не утихли слёзы. Затем папа выпрямился, оставив тяжёлую ладонь на моём плече, и с улыбкой произнёс:

— Кейт, дай ей немного пространства. Иначе наша дочь не поедет в колледж, — и расхохотался. — Ты умница, дочка.

Он был старой закалки и хотя его чувство юмора оставляло желать лучшего, для меня это всегда было очень забавным.

Мама нехотя отстранилась, и я увидела её лучезарную улыбку. В уголках глаз залегли морщинки, но она всё равно выглядела свежо и прекрасно в свои сорок восемь лет. Русые густые волосы, собранные в небрежный пучок, лёгкий макияж, подчёркивающий природную красоту, и искренняя улыбка — она была великолепна.

Она вытерла мягкими, как перышко, пальцами каждую слезинку с моего лица, затем торопливо привела себя в порядок.

— Отдыхай, милая. Мы с Гарри устроим фантастический ужин и отметим твой успех. Я позвоню бабушке — она будет счастлива присоединиться, - сжав отца за талию, весело проговорила мама и увела его к двери.Он обернулся, подмигнул мне, обнял её крепче и что-то тихо прошептал ей на ухо.

Я обожала наблюдать за их трепетной нежностью. Даже спустя долгие годы совместной жизни они не утратили того самого влюблённого блеска в глазах, той легкой магнетической притягательности. Их мимолётные прикосновения, тихие улыбки... Всё это собиралось в цельный пазл — ту самую настоящую любовь, о которой я зачитывалась в книгах.

Я вскочила со стула и плюхнулась на кровать, застеленную меховым розовым пледом. Несколько минут я просто лежала, наслаждаясь моментом, пока сердце постепенно не замедлило свой галоп. Обводила пальцами аккуратно вырезанные буквы своего имени на конверте и прижимала его к груди.

Комната вокруг казалась наполненной теплом, но где-то под кожей затаилась тихая дрожь. Может, от волнения. А может, от чего-то, что ещё не имело названия. Насладившись моментом и немного успокоившись, я прочитала оставшуюся часть. Мне одобрили стипендию — две тысячи фунтов стерлингов. Эта сумма хоть немного сократит кредит, который мне предстоит погасить после выпуска. Но это уже казалось достижимым.

Родители не смогут оплатить всё — их поддержка покроет лишь проживание и основные расходы, да и то с постоянными усилиями и экономией.

Мы никогда не были богаты, но нам всего хватало. Я же, несмотря ни на что, мечтала о лучшем образовании — и теперь они были готовы отдать за мою мечту всё до последнего фунта.

И я... я никогда не подведу их.

Их вера — мой щит.

Их любовь — моя сила.

И я не позволю себе потерять это.

Я улыбнулась и прошептала в пустоту:

— Я справлюсь… Ради них. Ради себя.

Тишина ответила мне тем, что умела лучше всего — спокойствием. В нём не было зла, только странное ощущение, будто с этой минуты я шагнула в неизвестность, где не будет рядом ни маминого чая, ни отцовского подмигивания. Только я — и мир, который, возможно, не всегда будет мне рад.

Но это уже было не важно.

Я была принята.

Глава 1. Лиана

Лиана. Настоящее время.

Англия, Брайтон. Понедельник.

Яркое солнце расплескалось по моей маленькой комнате, пробиваясь сквозь белые полупрозрачные тюли. Оно заполняло воздух нежным, почти осязаемым светом — как будто сама жизнь наконец решила вернуться. Было бы идеальное февральское утро, если бы не противный рингтон моего будильника. Его трели звучали как нервный срыв в цифровом формате. Надо срочно заменить, пока не довёл меня до тика.

Я села, свесив ноги с дивана, и выглянула в окно. Люди внизу спешили по своим делам, словно муравьи в слишком дорогих пальто. Небо было ясным — впервые за долгое время. Последний месяц солнце нас баловало всего пару раз. Всё остальное — серость и дождь, как внутри, так и снаружи.

Я заправила постель, накинув на неё любимое розовое одеяло, которое привезла с собой из дома. Оно всё ещё пахло чем-то родным — смесью маминого кондиционера и детских воспоминаний. Медленно потянулась, чтобы разбудить тело, и побрела в ванную. Надо было не просто проснуться — вернуться к себе.

Под душем я стояла дольше обычного. Горячие струи стекали по коже, смывая с меня остатки сна и что-то большее — остатки боли, которую я носила внутри всё последнее время. Три недели в больнице — это не просто срок. Это измерение. Пространство между жизнью и выносливостью. Я не могла спать, ходить, даже дышать без дискомфорта. Каждый день ощущался, как попытка доказать себе, что тело — не враг.

Я стояла, смотрела на себя в запотевшее зеркало и впервые за месяц не выглядела сломанной. На щеках появился живой румянец, веснушки вышли на свет. В мои девятнадцать я чувствовала себя старше, но именно в этот момент — снова живой.

Сегодня предстоял по-настоящему насыщенный день — первый, после долгого перерыва. После душа я медленно расчесала и высушила влажные рыжие волосы, позволяя пальцам скользить по ним как по струнам. Решила заплести их в косу и добавить на губы каплю любимой вишнёвой помады от Chanel — ту самую, которую когда-то передала мне подруга Ольга. Оттенок ей не подошёл, а вот на моих губах он смотрелся так, словно был создан для них. Я редко крашусь: немного ресницы, иногда губы — чтобы подчеркнуть изумрудный цвет глаз, унаследованный от бабушки. И — чтобы добавить яркости в мир, который часто кажется нарисованным в серых карандашах.

Завернувшись в махровое полотенце, я поплелась на кухню, поставила чайник и занялась приготовлением скромного завтрака. Парочка сэндвичей — потому что при моём расписании не факт, что я ещё раз поем до вечера. Хотя… какая уж тут угроза истощения. Я люблю поесть. Признаю это честно, без стыда, почти с гордостью.

За последний год в университете я изменилась. Стала… мягче. И внешне, и внутренне. Щёки округлились, улыбка стала шире, ноги — крепче, грудь наконец перестала быть стеснительной «единичкой». Я стала уверенной девушкой.

И, кажется, мне начало нравиться собственное отражение в зеркале. Раньше я часто чувствовала себя как догорающая спичка — выжженная, истощённая, на грани. Учёба, стресс, постоянная гонка за результатом делали меня нервной. Но теперь всё иначе. Теперь я говорю: «Пополнела — подобрела», и в этих словах больше правды, чем в любом мотивационном плакате.

— Итак, сегодня: мировая литература, искусствоведение… и, вроде, современная культура, — бормотала я, откусывая сэндвич и одновременно сверяясь с расписанием на телефоне.

Я всегда любила учиться, потому что это давалось относительно легко. Задания не скапливались, времени хватало и на друзей, и на чтение, и даже на ленивые вечера в одиночестве с книгой и пледом. Особенно люблю романы — где мужчины говорят мало, но смотрят так, будто знают все твои мысли.

Покончив с завтраком, я одним глотком опрокинула в себя кружку утреннего кофе. Напиток богов. Единственное, что по-настоящему делает утро утренним. Без него мои веки требовали бы поддержки в виде спичек или строительных балок. Взгляд упал на настенные часы. И я выдохнула:

— Чёрт. Уже пора выходить, а я тут расселась, как на чаепитии.

Подпрыгнув на месте, я быстро закинула посуду в мойку, бросилась к шкафу и на автопилоте вытащила первое, что попалось: серые джинсы из массмаркета, купленные на стипендию за волонтерскую программу, и любимый лиловый свитер — мягкий, объёмный, словно второй плед. Сумка с конспектами ждала у рабочего стола, я запихнула в неё ноутбук. Обувшись и наспех накинув свою старенькую дутую куртку, я погасила свет в коридоре, проверила верхний замок — щёлк — и почти бегом спустилась по лестнице, оставив после себя запах духов, кофе и утренней суеты.

На улице меня встретил резкий солнечный свет — глаза моментально заслезились и защипали, как будто небо решило наказать меня за сонливость. Проморгавшись, я поспешила к остановке. Минут через семь появился автобус — как по заказу.

Я плюхнулась на первое свободное место, достала телефон и посмотрела на экран: 9:45. У меня в запасе сорок минут — в идеале, если не будет пробок. Но рассчитывать на везение с общественным транспортом — всё равно что играть в русскую рулетку. Риск есть всегда.

Хотя я и горжусь своей пунктуальностью, сегодня судьба явно решила поиграть со мной в кости. Когда я добралась до кампуса и преодолела последние двести метров бегом, моё дыхание начало сбоить. Лёгкие горели, в боку кольнуло, в животе тянуло, а лицо вспыхнуло жаром и покрылось испариной. Повторять такой марш-бросок мне не захочется ещё очень долго.

Глава 2. Лиана

После третьей лекции я начала подозревать, что этот день не закончится никогда. Не то чтобы было невыносимо скучно — просто мои пальцы уже гудели от постоянного стука по клавишам ноутбука, а позвоночник будто сполз куда-то в колени. К вечеру я чувствовала себя выжатой до последней капли.

Навязчивое желание как можно быстрее оказаться дома не покидало меня ни на секунду. Даже мелькнула мысль написать Эйдану, сказать что плохо себя чувствую и отменить встречу. Это было бы почти не ложью. А ведь я терпеть не могу врать — считаю это самым отвратительным человеческим качеством. Но раз пообещала — значит, стисну зубы и выжму из себя улыбку, даже если буду на грани смерти.

К тому же, я правда скучала. Мы не виделись всю прошлую неделю, только созванивались и обменивались сообщениями. Эйдан уехал в Брайтон решать какие-то срочные дела. Подробности мне не раскрыл, хотя я пыталась вытянуть хоть что-то. Видимо, и правда все было серьёзно — до этого он провёл в Лондоне две недели и почти каждый день находил время заехать ко мне в больницу.

То, как он тогда заботился обо мне, заслуживает нескончаемой благодарности. В самый тяжёлый период после операции и восстановления, он стал для меня чем-то вроде наседки: приносил вкусности, каждое утро появлялся с новыми цветами, смотрел со мной глупые фильмы и даже осилил один из моих любимых романов «Гордость и предупреждение», чтобы потом спорить со мной по сюжету. Это было удивительно. Не представляю, как бы пережила всё в одиночку. Наверное, с депрессией мы бы стали лучшими подругами.

Эти приятные воспоминания приносили умиротворение. Раньше я сомневалась, что может существовать такая настоящая, чистая дружба между парнем и девушкой. Но с самого начала Эйдан не проявлял ко мне ни малейшего намёка на флирт. И за это — я особенно благодарна. Мы, скорее, как брат и сестра, пусть и не по крови.

Он часто подвозил меня домой после занятий — если наши графики совпадали и я не зависала с девчонками. Эйдан учился на втором курсе магистратуры по направлению: архитектура и городской дизайн, и при этом умудрялся держать идеальную успеваемость. Удивительно, но он разбирается в кулинарии, строительстве, дизайне, машинах — кажется, вообще во всём на свете.

Но он не был типичным ботаником: ростом примерно 6,6 футов, но дело было не в цифре, а в том как он держался. Будто его рост - не особенность, а преимущество, которым он не пользовался в открытую, но которое чувствовалось даже в тишине. До неприличия крупный парень, с мощными плечами и телом, который проводит много времени в спортзале.

С его сложением он легко мог бы играть в баскетбол, но спорт для него — всего лишь развлечение. Люди при первой встрече частенько удивляются, когда узнают, чем он занимается. Но меня это тогда не впечатлило. Я не из тех, кто судит по оболочке — предпочитаю сначала узнать, что у человека внутри, потому что внешность любит солгать.

Сегодня мы ни разу не пересеклись в кампусе, что довольно редкое явление. А пятнадцать минут назад прислал сообщение, что ждёт меня у выхода. Я дописала последние пункты в своём списке задач, захлопнула ноутбук и спустилась на первый этаж в гардеробную.

Он стоял ко мне спиной, но, услышав мой топот в пустом холле, обернулся. В этот момент его глаза цвета бирюзы вспыхнули едва заметным тёплым огоньком — как пламя свечи. Морщинки в уголках глаз заиграли, а фирменная улыбка расплылась по лицу. Он выглядел идеально, в отличие от меня, измотанной и взъерошенной.

Его волосы — холодный пепел с оттенком угля, небрежно зачесаны на бок, подчёркивая прямые скулы и чуть горбатый, а потому такой выразительный нос. Лёгкая щетина придавала ему брутальности — назвать его «парнем» язык не поворачивался. Скорее — ходячий, двадцатичетырёхлетний тестостерон. Он не возвышался - он кружал. Пространство сужалось, когда он приближался, а воздух становился плотнее. Одет, как всегда, с безупречным вкусом: чёрный спортивный костюм, поверх — лёгкая куртка. Похоже, он только с тренировки.

Но главная его особенность — запах. Его парфюм стал для меня якорем. Я так и не узнала, как он называется, но этот запах мог бы вывести меня из толпы с завязанными глазами. Когда он проходит мимо, остаётся что-то теплое, темное и немного терпкое - как от джентльмена, который мог бы тебя убить, но выбрал удержать.

Мои подруги никак не могли понять, как я так спокойно нахожусь рядом с ним. Мне кажется, любая из них с радостью залезла бы Эйдану в штаны — и я бы даже не стала мешать. Потому что между нами с самого начала не было той самой искры. Только лёгкость, принятие и полное ощущение, что мы свои. Знакомы почти два года, а кажется будто вечность.

И даже сейчас, несмотря на выжатое состояние, я чувствовала с ним тот самый комфорт, которого так иногда не хватает в обычной жизни. Совсем недавно всё было куда хуже.

— Привет, булочка! — крикнул Эйдан, распахнув руки и направляясь ко мне, сияя, как зимнее солнце. Он был выше минимум на полторы головы и мне приходилось подниматься на носочки, чтобы дотянуться до его плеч. Но не смотря на это, никогда не возникало ощущения, что внушительная разница в росте делает меня менее значимой личностью.

— Привет, — прохрипела я, обнимая руками его за плечи и наслаждаясь ароматом. Он тяжёлый, густой, как мох и дерево, будто Эйдан пришел из глубины леса, в который никому больше нельзя входить. Боже, я бы прямо сейчас его задушила. Просто чтобы не чувствовать этот чертовски притягательный аромат.

Погруженная в момент, я ощутила, как его руки сомкнулись вокруг моей грудной клетки с нечеловеческой силой, будто он собирался утащить меня сквозь измерения. Он согнулся так, что лицо уткнулось мне в шею, дыхание — горячее, медленное, убаюкивающее. А я теперь, напротив, не могла вздохнуть. Совсем.

Глава 3. Лиана

— Заедем куда-нибудь перекусить? — спросил он, вырывая меня из мыслей. — Через квартал есть хороший ресторанчик. Ты, наверное, проголодалась.

— Что? — я моргнула, сбившись. — Нет, давай домой. Я сегодня немного устала. Хочу, наконец, упасть на диван и раствориться в нём.

Он остановился на светофоре, повернулся в мою сторону и не отрываясь, сказал:

— Как пожелаешь. Надеюсь, у тебя дома есть настоящая еда. Твое восстановление ведь ещё не завершено, — его голос стал строже. Не грубым, но… осуждающим.

— Ага, спасибо за заботу, папуля, — буркнула я с напускной язвительностью.

Иногда его гиперзабота доводила до белого каления. Порой Эйдан разговаривал так, будто я хрупкий цветок, которому нужна теплица. И да, между нами пять лет разницы, но я не ребёнок и вполне способна о себе позаботиться. Он это знает, просто … забывает … или игнорирует. А может — специально проверяет мое терпение и очень хочет получить по шее.

В такие моменты внутри все закипало. Хотелось сорваться, выплеснуть весь гнев, сказать то, о чем точно пожалею. Я сделала глубокий вдох, чтобы не поддаться.

Надула губы, сложила руки на груди и, если бы стояла, то наверняка бы уже топнула ногой.

Чёрт. Ненавижу его.

Он никак не отреагировал. Не было ни усмешки, ни язвительного комментария, только тишина. Но через минуту его рука — большая, тёплая — легла мне на колено. Просто. Без слов. И сжала чуть-чуть, почти незаметно. Эйдан даже не повернулся, только продолжал следить за дорогой.

От неожиданности я вздрогнула. По телу пробежали мурашки от жара, что разлился по ноге, взметнулся к животу и выше, в грудь, в горло. Даже сквозь джинсы его прикосновение было… очень живым.

Я ощутила, как вдруг щеки налились жаром и надеюсь, он не заметил. А что, если заметил? Нет. Хватит. Прекрати.

Чтобы не утонуть в этих мыслях, я чуть опустила спинку сиденья и уставилась в окно , в шумное шоссе, полное вечернего света и движения. Он держал руль одной рукой. Второй — всё это время — держал ладонь на моем колене. А я… даже не пошевелилась, не потому что боялась, а … не хотела.

Раздражение медленно отступало, а злость растворялась. Всё это показалось глупой вспышкой. И да — это прикосновение было приятным и успокаивало. Очень. Никакого дискомфорта и красных флажков, а только уверенность в том, что рядом — человек, которому я доверяю.

Мы добрались до моего дома за двадцать минут, но при этом нашей безопасности ничего не угрожало. Двигатель стих и Эйдан убрал руку. Только тогда я поняла, как сильно к ней привыкла за одну поездку.

— Спасибо, шофёр. Заезд оценю на твёрдую пятерку, — усмехнулась я, повернувшись к нему. — Хочешь зайти? У меня есть та самая вредная еда.

Он бросил на меня взгляд — тёплый, чуть искрящийся. Уголки губ дрогнули, и появилась ямочка на подбородке.

— С удовольствием попробую всё, что предложишь, — ответил он, доставая ключ из замка зажигания.

— Прости за бардак, я сегодня опаздывала, — шепнула я, открывая дверь квартиры.

— Меня не волнуют немытые тарелки и разбросанные трусы… или что там девушки любят разбрасывать, — присев на корточки рассмеялся Эйдан, развязывая шнурки.

Он у меня не редкий гость. Частенько мы заказывали пиццу, смотрели фильмы, а бывало, просто пили виски с колой и болтали о всякой ерунде. Я пересказывала сплетни, иногда и про него — а он, в ответ, раскрывал то, чего не знал никто. Так девчонки в кампусе получали информацию из вторых уст — через меня.

Мы разделись. Эйдан первым ушёл в ванную, а я отправилась на кухню, чтобы поставить чайник. Господи, хоть бы и правда не оставила нигде нижнее бельё…

Я вымыла руки и достала из холодильника всё необходимое для сэндвичей. Когда он вернулся, то сразу занялся приготовлением кофе. Мы молчали. Не потому что нечего было сказать — просто это было комфортное молчание. Ни взглядов, ни слов. Только ритуалы.

Тишина продолжалась, пока мы не сели за стол.

Моя табуретка, как обычно, оказалась слишком низкой для него — колени почти уперлись в столешницу. Он молчал и просто смотрел на тарелку, словно там была не еда, а мысли.

— Представляешь, я чуть не упустила шанс поехать за границу! — выпалила я, разглядывая кофе в своей чашке. — Пока меня не было, на факультете устроили конкурс. Победитель поедет в Нью-Йорк.

Я подняла глаза — и увидела, как лицо Эйдана меняется. На секунду его взгляд потемнел, стал холодным, почти пустым. А потом… он улыбнулся. Тонко. Почти привычно.

— И ты участвуешь? — спросил он и откусил сэндвич, не отводя от меня взгляда.

— Ну, а как же. Я написала свою работу за полтора часа прямо перед профессором. Думаю, он это оценит. Если честно… я почти уверена в победе.

—Ни секунды в тебе не сомневаюсь, Ли. — Его голос потеплел. — Умница.

Мне была приятна его поддержка и вера. Я улыбнулась и спросила:

— Твоя очередь. Как там твои срочные дела? Всё уладилось?

Он сидел напротив, обхватив руками чашку, взгляд опущен на пальцы. Секунда молчания. Вдох.

— Нет проблем, которые я не смог бы решить.

Глава 4. Эйдан

Я стремительно выбежал из дома, даже не успев завязать шнурки. Запрыгнул в машину и облокотился на руль. Тишина давила на меня, а слабый свет фонаря только усугублял бушующую во мне ярость. Мое внешнее спокойствие никак не отражало неистового внутреннего пламени. Я ощущал себя хищником после первого укуса.

Посмотрел на свои ладони, в которых всего пару мгновений назад держал Лиану - мягкую, живую и такую уязвимую.

Я держался. Два. Чертовых. Года.

Я касался только тогда, когда это было безопасно. Говорил шутки, когда хотел сорвать с нее одежду. Приносил книги, когда мечтал вгрызться в пухлые губы. Только для нее я был хорошим, терпеливым, правильным. И сегодня… черт, я сорвался.

Почувствовал, как она дрожит, как не оттолкнула меня, потому что часть ее уже знает: я - не друг, я - конец ее невинности. И теперь я уже не смогу остановиться.

Я смотрел на нее и всё, что хотел — чтобы она почувствовала тело, которое нуждается в ней. Но не ожидал, что это произойдет так скоро. Потому что я не просто ее хочу. Я хочу уничтожить всё, что стоит между нами, даже если это — она сама. И когда она сделает первый шаг — я вырву у нее всё. Ее свободу. Ее гордость. Ее душу. Потому что я уже отдал ей свою. И, чёрт возьми, мне будет плевать, что она почувствует в момент, когда я возьму то, что принадлежит мне.

Потому что она — МОЯ.

— Чёрт… чёрт… чёрт, — зарычал я, вцепившись пальцами в волосы.

Меня накрыла боль, почти спасительная. Я потянул резче, пока кожа на черепе не начала гореть огнём. Но даже это не помогло. Каменный стояк внутри спортивных штанов причинял физические муки — будто разум отказывался сдаться телу, а тело плевать хотело на разум.

Я ушел, но в голове всё ещё звенит её голос, а запах въелся в мои ладони. И пока я не… избавлюсь от этого бешенства внутри, не смогу вспомнить, кто я.

Я хочу её. До боли. До дрожи. До сумасшествия. Каждый изгиб. Каждый звук. Каждую мысль, которую она прячет за наивной улыбкой. Хочу так, что это превращается в болезнь.

Когда её забрали в больницу, каждая грёбаная секунда, как капля кислоты в мозг, медленно разрушала мое равновесие. Я проклинал себя за то, что зависим. За то, что в моей жизни появился кто-то, кто может её разрушить.

Поэтому, когда всё началось, я устроил её перевод — из Брайтона в госпиталь Святого Георгия, в самом сердце Центрального Лондона. Лучшая многопрофильная государственная клиника и самая контролируемая.

Естественно, она не знает, что это — моя инициатива. Лиане просто сказали, что её случай требует специализированного наблюдения и новейшего оборудования.

Отчасти — это правда. Но мне нужно было другое: контроль. Я должен был знать, кто рядом. Кто держит её за руку. Кто смотрит ей в глаза. Кто трогает её, пока меня нет.

Я обеспечил тщательное лечение и уход, оборудование и каждого человека в палате — от врача до уборщицы. И навещал, в каждую свободную минуту. Но, чёрт… Зрелище было хуже, чем содранная кожа. Хуже, чем вытекающие мозги.

Лиана выглядела…сломленной. Опустошенной. И каждый раз моё изуродованное подобее сердца сокращалось от боли — настолько, что начиналась мигрень. Та самая, от которой появляется желание убивать. И я убивал. Метод рабочий, могу подтвердить. Только после этого — я мог снова сидеть у её кровати спокойный, ровный, сдержанный. Она не знала, кто я и это было правильно. Пока что.

Я знал, что она выживет. Потому что должна. Потому что я этого захотел. Или потому что не позволял себе даже думать, что когда-нибудь возникнет хоть малейшая вероятность потерять самое желанное в моей порочной жизни.

Ведь если бы это случилось — я бы сжёг этот мир к чёртовой матери. С радостью развалил бы всё до фундамента, а потом… спустился бы за ней в самую глубину преисподней. Я не тот, кто сдаётся и не умею проигрывать.

Я делал все, чтобы она доверяла мне полностью и безоговорочно. Но теперь пришло моё время - брать. И я хочу полной отдачи. Хочу утонуть в ней. Раствориться. Пропасть. Сгореть. Потому что её свет — единственное, что моя тьма хочет поглотить без остатка.

Когда я увидел её сегодня, после недели разлуки, всё пошло по пизде. Каждое её движение — как выстрел в грудь. Каждый взгляд — как новая трещина на моих цепях. Ее запах — как то, чего у меня никогда не было. Она идеальна от медных локонов до цвета лака на ногтях. Но моё безумие — это тело. Её тело.

Это настоящее искушение, созданное, чтобы ломать сдержанность. Эта чертова округлая попка в обтягивающих штанах — словно насмешка над моим самообладанием и членом. С каждым ее шагом я могу думать только о том, как звучит каждый шлепок ладони, как оставляет отметины, будто клеймо моей власти. Я представляю, как дюйм за дюймом погружаюсь в каждую дырочку этой прекрасной части тела. Я мечтаю трахать ее до тех пор, пока пока в глазах не останется ничего, кроме тени моего имени и пустоты.

Ее бедра — мягкие, широкие, как будто созданы для того, чтобы их сжимали до дрожи, до болезненного удовольствия. До синяков, которые будут напоминать, что я не просто рядом, я — внутри. А грудь… чёрт, эти формы — не для взгляда. Для укусов и жадных рук. Для погружения лицом, как в собственную гибель. Это всё — моё. Не потому что я её выбрал. А потому что никто другой не сможет. Только я вижу, как её сломает этот мир. Но я — сломаю первым. Красиво.

А в сочетании с её наивностью, добротой, этой почти нелепой чистотой…

Я не просто хочу её, а нуждаюсь в ней. Как в антидоте от яда, который сам же и создал. Она — мое искушение, моя ломка, моя жажда. И если кто-то осмелится сказать, что она не совершенна — я вырву ему язык и заставлю сожрать. Медленно.

Глава 5. Лиана

Вторник.

Это была самая ужасная ночь в моей жизни. Я почти не сомкнула глаз. Лежала в темноте, под холодным светом уличного фонаря, впитывая гнетущую вязкую тишину. Она липла к коже, будто влажный туман. Глаза были открыты, смотрели в никуда, а внутри меня бушевал шторм. Мысли сталкивались, как волны о скалы без перерыва и пощады, и затаскивали меня во тьму морской пучины.

Между ног пульсировало с такой силой, что влага впитывалась в тонкую ткань трусиков. Но я не позволила этому инстинкту завладеть мной до конца. Я сжимала бедра крепче, будто пыталась запереть в себе ту жажду, что вырывалась наружу. Я не двигалась. Не издавала ни звука. Вся моя сила была в сдержанности. В том, чтобы не сдаться ощущению, которое так жадно хотело сделать меня его. Лишь под утро, когда разум и тело окончательно выгорели, я позволила себе провалиться в краткий, тяжёлый сон.

Проснулась с ощущением, будто всю ночь меня били, не по телу — по разуму. Подушка была влажной от пота, волосы спутались и липли к щекам. За окном было ещё темно, но небо уже трескалось по швам — утро пробивалось сквозь свинцовые тучи. Это было не облегчение. Это было признание, что ночь меня не спасла.

Я села в постели, вцепившись в край одеяла. Тело дрожало — как после лихорадки. Грудь всё ещё сдавливало тяжёлым камнем, а в голове всё ещё звучал его низкий, хриплый голос.

Я неохотно поднялась и потопала на кухню. Там было чисто и пусто, ни тарелок, ни чашек. Но я все ещё видела его, сидящего за столом… стоящего у раковины, когда он… Я зажмурилась, сжав пальцы в кулаки и сделала глубокий успокаивающий выдох.

Включила чайник. Он зашипел так громко, будто кричал вместо меня. Я стояла, уставившись на отражение в стекле подвесного шкафчика. Бледная, с темными кругами под глазами, но не сломанная.

Налила горячего, обжигающего кофе. Держала кружку обеими руками, будто внутри что-то большее, чем жидкость — опора. Сделала глоток и опять утонула в бесконечном потоке мыслей.

Чего он хочет и кто он, черт возьми, такой? Подсознание шептало: вспомни, как он заботился, как был рядом, как ты действительно ценишь его… Но может ли все это быть маской? Иллюзией, с холодным расчетом? А что, если я ошибаюсь и он просто оступился?

В голове вспыхнул его образ. Как на мне ощущалось его тело: с давлением, контролем и силой. Он из тех, кто с этим рождается, а не приобретает. И я говорю не о деньгах, а про природу. Это отражается в его взгляде, голосе, походке. Принятие этого факта стало неотвратимым, что заставило почувствовать себя слабее и это пугало.

Я осознала, что Эйдан больше не безопасен и я не хочу быть кошкой, которая сгубила себя от любопытства. Теперь каждая встреча с ним будет напряжением — не из-за слов, а потому что ощутила его настоящего.

Я знаю — будет трудно сопротивляться своим инстинктам, желанию и его власти. Моя, истекающая влагой промежность предала первой, взрывая все мосты к здравому смыслу, отчего ужас окутал меня тонкой, незаметной вуалью.

У меня нет опыта, чтобы выбраться из этой паутины, если он решит меня поймать. Но я должна, потому что у меня есть цель - учеба, будущее, свобода. А он… он может быть тем, кто разрушит все. Потому что мы слишком разные. Птицы не летают в стае, если у них разное оперение. А его крылья - черные, до костей.

Я проделала все возможное, чтобы скрыть следы бессонницы. Волосы причесаны и распущены струящимися локонами, на лице минимум макияжа с любимой помадой. Из одежды выбрала черные брюки клёш и изумрудную водолазку — повседневно, но строго. Хотя внутри я истерзана, снаружи никому мне позволю увидеть мое истинное состояние, и особенно, Эйдану.

Мне предстояло вернуться в университет. Где суета студентов, шум и болтовня перенесут меня в нормальность, которую я потеряла вчера вечером. Дорога в Моулскумб пролетела как в тумане. В буквальном смысле. На дорогах сгустилась плотная мгла, отчего автобус ехал очень медленно. Небо затянуто темно-серым полотном, а ледяной ветер с хлесткой моросью вырывал последние остатки тепла.

Он рвал волосы и бил в лицо, сдирая покой, а капли дождя цеплялись за ресницы, будто слёзы, которым не разрешили упасть, но я уверенно шла вперёд по территории кампуса. Каждый шаг — как вызов. Ветер был не просто стихией, он был против меня. Как будто воздух сам знал, что внутри меня больше не осталось равновесия. Но я шла. Назло холоду, памяти, и самой себе.

До моего корпуса оставалось преодолеть всего пару шагов, как вдруг всё вокруг будто замедлилось. Толпа расступилась, и я увидела его. Эйдан стоял на другой стороне дороги в черном пальто, оперевшись спиной на колонну и смотрел в экран телефона, в своём бесконечно уверенном темпе.

Казалось, его не волнует ни дождь, ни холод. Кто-то подошёл к нему — высокий, светловолосый парень, они заговорили. Я сразу поняла, что этот диалог напряженный, потому как Эйдан сжимал и разжимал на руках пальцы. Он слушал, сохраняя абсолютную серьезность и неохотно отвечал.

Я не останавливалась, но замедлила шаг, приближаясь к заветным ступеням. Он не видел, что я наблюдаю за ним. И когда я успела убедить себя, что все — я проскользнула мимо и меня на заметили, мельком подняла взгляд, почти случайно.

Он смотрел прямо на меня, но продолжал говорить с парнем. В его взгляде чувствовалось напряжение и непроницаемость. И что-то такое, от чего внутри скручивалось все живое. Я отвернулась и быстро поднялась ко входу, загоняя поглубже то, что вырывает меня из равновесия.

Глава 6. Лиана

После лекции Кларка и встречей с Эйданом я словила эмоциональную перегрузку. День тянулся бесконечно — словно я шла по длинному пустому коридору — и каждый поворот вел только в одном направлении. К нему. Я попыталась спрятаться за учебой, уткнулась в теорию — но мысли все равно ускользали не в ту сторону.

И как назло, довершая издевку над моими попытками сосредоточится, телефон трещал от сообщений «змеиного клуба», и это раздражало. Девочки явно обсуждали что-то жизненно важное. Под конец дня я сдалась и открыла чат:

Кейси: Девочки, кто на тусу в «Bamboo Bar» сегодня? Там обещают сет от диджея из Берлина. Ну плз.

Анна: Я за! Уже готовлю свои боевые джинсы. @Лиана ты с нами или опять домашка?

Ольга: Спорим, она напишет, что не может?

Я смотрела на экран и их беззаботные сообщения о вечеринке, нарядах… словно я не стою сейчас на краю пропасти, держась за жизнь кончиками пальцев. Но они не знают… И может быть никогда не узнают.

Я: ха-ха, Оля, ты - капитан очевидность. Но я правда не могу, сорри. Кларк завалил заданиями.

Кейси: Ты стоишь на пороге великих открытий в библиотеке или снова тайно варишь зелья на своей кухне?

Анна: Нет, она просто влюблена в свои книги. Библиофилия 5 стадии.

Ольга: Да ну. Ставлю чай с ромашкой, что Ли просто кого-то скрывает…

Я: Ну-ну. Завидуйте молча моим приоритетам.

— Обожаю их, — я хихикнула, но внутри было по настоящему паршиво.

Мне и правда стыдно, что я вру своим девочкам. Но как сказать им, что я собираюсь добровольно отправиться в логово к демону, от которого мое сердце стучит слишком быстро? Что внутри меня клубится что то настолько пугающее и темное, что я боюсь признаться в этом даже себе?

Я могла бы придумать тысячу оправданий своему разуму. Например, что устала, что надо делать курсовые, или заняться мировой миссией спасения библиотек… Но правда была проще и больнее — я шла к нему. Не за надеждой и прощением… за ответами.

Потому что только услышав правду, я смогу наконец принять неизбежное: наша дружба треснула — и ее осколки режут теперь только меня. Я шла, понимая, что вернусь уже другой. Если вообще вернусь.

Сумерки уже затянули улицы, когда я покидала территорию кампуса. Холодный, пронзающий ветер трепал волосы. Я решила прогуляться пешком. Мне нужно было очистить голову. Шаг за шагом рассудок возвращался, но с ним приходило и неприятное чувство, как будто что-то неведомое, но тяжёлое, начинало сдавливать мне грудь.

Через двадцать минут я оказалась перед большим двухэтажным домом, который раньше казался мне символом чего-то идеального, чем-то, к чему я всегда стремилась. Я привыкла смотреть на него с восхищением, отмечать его элегантность и современность. Этот дом был не просто строением — он был воплощением Эйдана и построен по его проекту. Просторные панорамные окна, из которых всегда можно было увидеть горизонт, утопающий в мягком свете, стильный, но строгий дизайн, идеально подходящий для его характера. Тогда он был живым и казался мне светом.

Но сейчас его холодная величественность давила на меня, как невидимая плита. Он стал чем-то чуждым, пугающим, и я не могла понять, как так быстро этот уютный уголок стал таким безжизненным. Даже газон, который не тускнел зимой, теперь не вызывал у меня улыбки — напротив, его неизменная зелень становилась всё более настойчивой. Бассейн, который раньше казался роскошью, теперь напоминал тёмное зеркало, готовое поглотить меня целиком.

Я остановилась на подъездной дорожке, оглядываясь вокруг, вдыхая промозглый воздух, и почувствовала, как тяжело мне дышать. Дом был красив, безупречен… и смертельно пуст. Когда-то он казался мне ярким пятном среди однообразных серых домов Брайтона. Теперь же он словно стал бездонной черной дырой. И раньше я не замечала этого. Или, точнее, не хотела замечать. Просто привыкла к его строгой красоте, к стеклянным стенам и мраморным ступеням, к тишине, которая всегда присутствовала, но никогда не вызывала тревогу.

Поднявшись по холодным мраморным ступеням, я увидела что входная дверь приоткрыта. И глубоко вздохнув, шагнула в темную прихожую. Тусклый свет, исходящий от настенных бра, не освещал пространств, а лишь подчеркивал пустоту вокруг. Гладкие, холодные поверхности, натуральные материалы — все казалось лишенным души. Мебель была дорогой, но безликой, словно выставлена здесь для того, чтобы напоминать, что все имеет свою цену.

Я не спеша сняла сапоги, повесила пальто и словно ведомая чем-то необъяснимым пошла дальше по коридору, мимо закрытых дверей, в глубь дома.

Каждый мой шаг отзывался в теле липким страхом — но я не останавливалась. Все вокруг было слишком правильным, и казалось, за этим фасадом скрывается что-то, от чего нет спасения.

— Эйдан? — позвала я, почти шепотом. В ответ тишина.

Я шагнула в просторную гостиную. Здесь царил полумрак. Только один торшер в углу горел тусклым, выцветшим светом — как последняя забытая свеча в умирающем храме.

Эйдан стоял у панорамного окна. Его силуэт сливался с тенью ночи, будто он был частью этой бездны. На на нем была чёрная рубашка с закатанными рукавами, свободные брюки и босые ступни на холодном полу. Он выглядел не как человек. Как дикая сила, чье молчаливое присутствие способно разрывать воздух на осколки.