Голод

Голод

Краситься без музыки скучно, но подборки надоели, а радио шипит. Пухлый красный кружок тонет в пластмассе, и в тишину квартиры вторгается голос:

– Люка, ты ловишь осьминогов каждый день. Не боишься, что их не останется?

– Нет, не боюсь.

Парень в телевизоре улыбается. Зубы очень белые на фоне эбонитовой кожи. На рубашке пёстрый узор.

– У нас постоянно кто-то рождается. Так же и с ними. Я всегда нахожу осьминога, когда приплываю сюда. Надо уметь охотиться, тогда сможешь прокормить семью.

Ведущий рассказывает, что в деревне Люки – все родственники, и, чтобы выжить, взрослые идут к морю каждое утро. Учат промыслу детей. И надеются, что следующее поколение решит проблему. Какую? Дураку понятно – чем больше людей, тем меньше пищи.

Хочется досмотреть, но глаза уже украшены ровными стрелками, да и желание гонит из дома вон. Хоть квартирка в полуподвальном помещении идеальна, одиночество затянулось.

Снаружи – мелкий дождь. Меланхолия. Мне нравится слово, это чувство и влага, что оседает тонким слоем на одежде, лице, волосах. Благодаря неоновым вывескам на улице светло как днём. Я вижу каждую деталь. Слышу, как за мусорным баком скребётся крыса.

Цок-цок. Шпильки вонзаются в размокший асфальт. В переулке ни души. Не страшно. Я снимаю квартиру в старинном особнячке в сердце города, и пешком до клуба всего ничего.

Когда идти остаётся минуты три, не больше, ощущаю вибрацию, вслед за которой на меня обрушивается волна музыки. Ого! Сегодня, вместо диско, группа! Я даже знаю их, это рок-альтернатива. Губы растягиваются в улыбке. Этой ночью мне везёт.

Амбал на входе отодвигается. Да, дружище, моя внешность – причина, чтобы распахнуть дверь. А за порогом подхватывает водоворот запахов. Пот, спирт, парфюм. Последние два особенно недолюбливаю. Я не из тех, кто выпрыгнет из платья ради бутылки «Моэт э Шандон». Все эти «шанели» на большинстве людей воняют, как шампунь в дешёвом отеле. Нет ничего лучше аромата чистого, здорового тела. Вот от такого я схожу с ума.

Плыву к центру танцпола. Над вип-зоной пульсируют огромные белые бутоны. Богатеи за столиками приучили себя ничего не смотреть без еды и питья. Смешали коктейль из удовольствий и готовы испить его до дна. Я могла бы присоединиться к ним, но там скучно. Хочется подвигаться, как девушка на сцене. Высокая, сильная, она немного похожа на меня.

Покачиваюсь в такт гитарному соло. Тяжёлые волосы гладят по лопаткам. Блики софитов скользят по узкой кожаной юбке. Мне хорошо, но я не забыла, зачем пришла.

И потому я ликую, когда чувствую тяжесть чужих ладоней на талии. Накрыть его руку своей, развернуться, встряхнуть головой, чтобы убрать пряди от лица, и он уже никуда не денется, не сумеет уйти.

Восхищение. Вот что я вижу в огромных зрачках.

– Белоснежка…

А он милый. Я, действительно, как эта принцесса, бела и темноволоса, но что касается характера… им пошла в королеву-мачеху. Потенциальный кавалер не в курсе, и не в моих интересах ему говорить.

– А ты, стало быть, Охотник?

Усмехается. Я закусываю губу, потому что на его щеках появляется лёгкий румянец. Кому не приятно сравнение с Крисом Хэмсвортом? Он же бог. Этот, как его… Тор.

Воздух становится тяжёлым, жарким, танцы – всё более откровенными. В какой-то момент новый знакомый подаёт знак – идём. Взгляд фокусируется на светящейся табличке «Выход». Там чёрный ход. Я пользовалась этой дверью не раз. Т-с-с, это секрет.

Мы оказываемся на металлической лестнице. Меня не пугает высота, а им управляют гормоны. Сбегаем в темноту, не боясь поскользнуться. Вниз, вниз.

Под лестницей никого. Все внутри, концерт в самом разгаре. Песня что надо, подмывает подпеть, но у меня другие планы. Крадусь за парнем. Стена грязная, холодная, и всё же не возражаю, когда меня прижимают к ней. На это я и рассчитывала.

Футболка у него влажная. Меня такими пустяками не оттолкнёшь, мне это даже по вкусу. Тем более что под ней – крепкое тело. Я ощущаю эту мощь, когда обвиваю мужскую шею руками, опираюсь на твёрдые плечи, чтобы ему было удобнее подхватить меня под ягодицы, сдавливаю бёдрами торс.

От его волос и кожи пахнет дорогим мылом и лосьоном после бритья. Алкоголь не чувствуется, когда он целует меня. Наверное, за рулём, или спортсмен, или то и другое, но какая, к чёрту, разница, если целуется он как Тор? То есть бог.

Мысли путаются. Простительно. Три недели я не покидала своего цокольного жилища. Не высовывала нос дальше крохотного окошка, что выше фундамента лишь на ладонь. Была, как перст, одна.

Он отстраняется. Тяжело дышит. Пьяными от страсти глазами смотрит вниз, и мы оба смеёмся. Так вцепились друг в друга, что нет свободных рук, чтобы разделаться с пряжкой на его ремне.

Беру задачу на себя. Для этого приходится на несколько секунд ослабить объятья, и всё моё существо против, но за терпение меня вознаграждают первым, долгожданным, самым сладким толчком, и я снова радуюсь громкой музыке, мне её при всём желании не перекричать.

Спасибо высшим силам за то, что привели сегодня сюда. Парень не только хорош собой, он ещё и не туп. Понимает, какой ритм нравится, подстраивается. Добивается своего. Замираю, всё сильнее сжимаясь, а потом – вспышка, и на меня обрушивается удовольствие, а кажется, будто небо, тёмное, беззвёздное, и я тону, тону в его мгле, и нужна ниточка, чтобы ухватиться и вынырнуть из ощущений, тянущих на опасную глубину.