Голос моря

Пролог

Тяо Цин Юнь осторожно ступал по мягкой траве, следуя за тихим плеском реки. Все его товарищи остались позади на тропах, едва протоптанных самыми отчаянными моряками, которые не побоялись высадиться на остров Белых вод. Весь экипаж пиратов — даже гэгэ — Цин Юнь оставил за спиной, осторожно пробираясь сквозь пушистые кусты и колючие заросли, отводя в сторону ветви деревьев, норовящих оцарапать его лицо, и ныряя под широкие листья, бросающие спасительную тень в знойный день. Цин Юнь слышал жужжание насекомых и ленивый перезвон птиц, но шёл он за шёпотом — за шёпотом реки. Река, подобно серебристой молнии, испещряла весь остров, прорезая его сквозь гору. Она журчала пресной водой, ради которой пираты прибыли сюда, но Цин Юня не интересовала вода. Его манил чёрный, извивающийся хвост, золотистый отблеск чешуи и молчаливый взгляд янтарных глаз немой сирены.

Его сирены.

Его очаровательной сирены, в голосе которой больше не звучало море — она была нема.

Голос моря знает каждый моряк. Он слышится в родном плеске синих волн, мерещится в белой пене, таится в тёмных пучинах, мерцает в игривых морских пузырях, звенит с прибоями и убивает. Убивает песнями сирен. Песни сирен и есть голос моря. Легенды гласят: лишь тот, кто проникнет в таинство их сладких песен, тот, кто сможет вернуться живым после солёной встречи с морскими красавицами, сможет постигнуть море. Сможет познать сердце моря.

Голос моря — это голос сирен. Голос сирен — это и есть зов моря. Они неразрывно связаны, и одно без другого существовать не может. Но Цин Мэй больше не говорила: она смотрела на Цин Юня раскалённым янтарём глаз, била хвостом по воде и плыла против течения — всё глубже к горе, а Цин Юнь немо следовал за ней, продираясь сквозь дикие заросли острова.

Река уходила вглубь горы: Цин Мэй нырнула во тьму пещеры, и Цин Юнь, лишь на миг помедлив перед встречающей его тьмой, шагнул в её объятия.

Свет за спиной погас быстро, оставив лишь темноту и шершавые стены пещеры. Ничего не видя, юноша прижимался к стене, как к единственному ориентиру, осторожно ощупывая ногой землю перед каждым шагом. Проводником ему служил тихий шелест реки, которая иногда мочила ноги, когда пещера сужалась. Временами плеск усиливался и на Цин Юня летели прохладные брызги: это Цин Мэй напоминала о себе, и тогда Цин Юнь тихо бормотал:

— Я здесь... иду, иду! Я никуда от тебя не уйду...

Путь казался бесконечным: беспросветная мгла напомнила ему о детстве на улице — напомнила ему, как темна может быть ночь, когда нет крыши над головой, а весь твой дом — это старая бамбуковая циновка или кусок выброшенной парусины.

Но то время вечного холода и голода давно осталось позади. Свежий ветерок приласкал Цин Юня, когда впереди забрезжил слабый свет. Река, смеясь перезвоном, выбегала из пещеры и успокаивалась, разливаясь в небольшое озеро. Со всех сторон Цин Юня окружал величественный серый массив гор, а над головой раскинулось голубое небо. Солнце ярко слепило глаза, заставив его надеть доули, до этого спокойно висевшую за спиной. Кусты, деревья, сонное стрекотание насекомых: зелёный остров посреди каменного моря. Из тихого озера река вновь убегала точить камни горы, и Цин Юнь уже хотел последовать за ней, но недовольный всплеск сбоку заставил его замереть.

Кристальная вода вовсе не скрывала сирену: бледное тело, вытянутое, длинное, покрытое чешуёй — чёрной с отблеском золота на хвосте и перламутровой на туловище и лице — нежилось в воде. Вытянув руки на каменный выступ, Цин Мэй положила на них голову. Она смотрела на Цин Юня.

Подойдя, Цин Юнь опустился на колени и склонился.

— Чудесное место. Спасибо, что показала его мне.

Подцепив пальцем прядь мокрых длинных волос, окутавших сирену чёрными водорослями, Цин Юнь задумчиво вздохнул.

— Почему ты молчишь? Мэй-Мэй, мне так нравился твой голос — мне так нравилось говорить с тобой. Я скучаю...

— Так тебе нравится мой голос или я сама?

От неожиданности Цин Юнь подскочил, рука соскользнула с мокрого камня — юноша полетел бы вниз головой в воду, но сирена поймала его за плечи, не позволяя упасть. Острые когти слегка впились в ткань одежды, однако не причинили боли. Цин Мэй держала Цин Юня крепко, но бережно. Её глубокий золотистый взгляд внимательно изучал лицо юноши.

— Ты говоришь! — восхитился Цин Юнь. — Но как? И когда?..

Цин Мэй нахмурилась — бровей у сирен не было, но эмоции её Цин Юнь считал моментально. Она была недовольна.

— Так тебе нравится только мой голос или я сама? — повторила она. Цин Юнь разулыбался.

— Мне нравится твой голос. Но от тебя я просто без ума.

Каштановые волосы Цин Юня, собранные в хвост, уже давно коснулись воды, принявшись сплетаться в единую массу с чёрными волосами Цин Мэй. Вода притягивала и пугала одновременно.

Сирена не ответила, лишь тихо фыркнула, и Цин Юнь ощутил толчок, который вернул ему опору в ноги. Теперь он вновь сидел на каменном краю озера, а не держался на руках Цин Мэй над водой. Цин Юнь не выпустил сирену: он осторожно схватил её за плечо, не позволяя нырнуть под воду.

— Подожди, я наврал.

Одаривая его тяжёлым взглядом, Цин Мэй ждала продолжения.

— Без ума от тебя — это слабо сказано. Ты мне очень нравишься, и я не представляю свою жизнь без тебя, с голосом ты или без него. Понимаешь?

Глава 1. Сердце моря

Гроза звенит над головой, словно кованые цепи, встряхнутые небесами. Тяжёлые чёрные капли пронзают кожу ледяными стрелами, а танцующий в диком безумстве ветер пробивает до костей, заставляя зубы стучать друг о друга.

Дождь долгий и затяжной: он льёт вот уже несколько палочек благовоний и даже не собирается подавать ни единого намёка на скорейшую победу солнца. Злые тучи давно захватили небо, накрыв его непроницаемой пеленой, и не отдают его: звучные раскаты грома грозно гремят, и эту тьму, что падает на землю с неба, лишь изредка освещают острые вспышки молний. В прибрежном городке сейчас не сыскать ни одного жителя: все попрятались по домам. Даже бездомные кошки таятся в подворотнях, чтобы переждать непогоду.

Вместе со свинцовыми каплями дождя и жгучими вспышками молний на землю обрушиваются и безудержные порывы ветра — ледяные иглы, летящие из моря, беспощадно впиваются в тела двух беспризорных мальчишек, которые забились в угол в узком переулке и, закутавшись в грубую рваную забытую не только людьми, но и богами парусину, отчаянно жмутся друг к другу своими тощими грязными дрожащими от холода телами, чтобы хоть как-то согреться.

— Сирены.

Тот, что помладше, съёживается в комочек под боком у другого — занимает как можно меньше места, натягивает парусину до носа и пытается натянуть её ещё выше, чтобы укутать и своего старшего брата, Тяо Сян Бэя, но тот уже слишком взрослый, слишком высокий. Даже если он сожмётся, парусины на него не хватит.

— Сирены?

Сян Бэй молча опускает голову на макушку младшего и крепко прижимает его к себе. Всё его существо преследует лишь одну цель — защитить своего брата, Тяо Цин Юня, от ледяного холода, от беспросветной тьмы, от самого мира, который так безжалостен к ним.

— Расскажи о сиренах, — просит младший. Он хлопает своими светлыми глазами, и с ресниц срываются капли дождя, падая на посеревшие от холода щёки. Каштановые волосы давно намокли и ледяными щупальцами прилипли к шее. Мальчик трясётся, вздрагивает от каждого раската грома и боязно жмётся к брату, ища в нём защиты. Он не перестаёт отчаянно натягивать парусину, чтобы скрыть от буйства стихии Сян Бэя: чтобы позаботиться о брате.

А Сян Бэй улыбается. Грустно, устало. Беспризорным юнцам, у которых нет ни семьи, ни крова, только и остаётся в этот безумный танец ветра и воды отвлекать друг друга разговорами — легендами, которые, как сухие поленья в очаге, способны хоть ненадолго разжечь огонь в замерзающих душах, да мечтами о будущем.

— Сирены… — задумчиво тянет Сян Бэй, пробуя слово на вкус. А оно холодное, солёное, бездушное. — Сирены — это голос моря.

— Голос моря?

Младший вновь доверчиво хлопает глазами и вскидывает голову, от чего старший больше не может опираться на его макушку. Ещё несколько холодных капель дождя срываются с его ресниц.

— Голос моря, — подтверждает Сян Бэй. Мысли заглушает грохот грома над головой, но мальчик, обнимая испуганного младшего брата, вспоминает все те разговоры моряков, обрывки грубых, пропитанных перегаром историй, услышанных на причале.

Старший дрожит от холода, и язык у него едва поворачивается, но он старательно держит тон голоса, пытаясь превратить кровавые рассказы взрослых в занимательную сказку для младшего:

— Голос моря знает каждый моряк. Он слышится в родном плеске синих волн, мерещится в белой пене, таится в тёмных пучинах, мерцает в игривых морских пузырях, звенит с прибоями и убивает. Убивает песнями сирен. Песни сирен и есть голос моря. Легенды гласят: лишь тот, кто проникнет в таинство их сладких песен, тот, кто сможет вернуться живым после солёной встречи с морскими красавицами, сможет постигнуть море. Сможет познать сердце моря.

Темно. Где-то в подворотне в парусине продолжают сидеть два мальчика. Два брата, у которых нет никого, кроме друг друга. Грязные, уставшие, замёрзшие. Голодные. А над их головой продолжает бушевать гроза: вдалеке слышится бешеный плеск волн. Море беснуется, а братья пытаются быть смелыми, не дрожать, и в этом им помогают легенды.

— Ничего не понял, — признаётся младший. — Гэ, объясни!

— Чего же тут непонятно? — в голосе слышится удивление. — Сирены — создания злобные. Их тело до пояса подобно самым прекрасным женщинам, а низ — вместо ног у них рыбий хвост. Своими нежными образами и сладкими песнями они околдовывают моряков и…

Сян Бэй осекается. Не надо пугать кровавыми подробностями своего младшего брата: тем более в такую страшную грозу!

— Убивают их, да? — спрашивает младший.

Сян Бэй медленно кивает. Кажется, не он один подслушивает разговоры моряков да посетителей питейных заведений, что стоят на причале.

— Да, убивают. Говорят, они их топят. Или разрывают в клочья.

Цин Юнь вздрагивает: старшему лишь остаётся гадать, от холода или страха.

— Но при чём здесь голос моря, гэ?

— А при том, что голос моря — это сама душа моря. Его сердце. Его таинство. Его непостижимая магия.

— Магия, гэ?

— Магия, ди.

— А разве она существует?

— Существует. Раз легенды гласят, то существует. Разве ты в этом сомневаешься?

В ответ — лишь взмах ресниц, с которых срываются капли воды. В светлых глазах застывает не по годам глубокая боль. Сян Бэй чувствует, как младший брат судорожно сжимает в кулаке ткань его драной одежды.

Глава 2. В ритме ветра

Спустя десять лет.

— Танцующий Ветер! Танцующий Ветер! Танцующий Ветер!

За окном уже давно сгустились сумерки, окрашивая мир в оттенки чёрного, но таверна у причала только зажигала свои огни.

Моряки, крестьяне, рабочие и даже пираты стекались в это небольшое, но известное место, где шум голосов, звон кружек и приглушённые взрывы смеха заполняли воздух.

Таверна была самой обычной — ни еда, ни напитки, ни крепкий алкоголь не выделяли её среди других. Даже девицы, коих очарованные мужчины ласково называли опавшими листьями, ничем не отличались от тех, что заманивали мужчин на вторые этажи других заведений.

Одно лишь выделяло эту таверну среди других питейных заведений.

Танцующий Ветер.

Шум прибоя совсем не доносился до ушей посетителей таверны, и холодного шёпота ночного ветра они тоже не слышали: запрокидывая в себя алкоголь, стуча кулаками по столу, свистя в такт музыке, они смотрели на Танцующий Ветер.

Под музыку, без музыки — это было неважно.

На небольшом возвышении вспыхивали белые да аквамариновые мазки: юбка то мятежными, то вальяжными волнами кружилась, следуя за телом, которое, жило в ритме самого ветра. Красавица-танцовщица уже давно стала местной легендой. Каштановые волосы свободно спадали на плечи да задорный блеск сиял в светлых глазах: каждому посетителю она дарила радостную улыбку и танцевала.

Танцевала. Танцевала. Танцевала.

Весь вечер. Всю ночь. Без остановки.

Танцевала легко, быстро, задорно: на её руках и ногах звенели золотистые браслеты, её юбка развивалась в такт вихрю, её поступь была воздушной, и казалось, что девица вовсе и не касается земли — казалось, она парит в воздухе. Её танец был как ветер — порывистый, порой ласковый, порой безжалостный, как весенний бриз или ураган, несущий хаос. Быстрые движения, подобные всполохам ветра, грозящие перерасти в настоящий шторм, сменялись едва уловимыми и ласкающими, словно дуновения весны. Нежность и дерзость — вот что звучало в каждом её шаге, в каждом взмахе рук, в каждом мгновении, когда она кружилась в вихре движений. Нежностью и дерзостью были наполнены её воздушные невесомые танцы — нежностью и дерзостью была наполнена и она сама.

Маленькая Госпожа Ветер, как её прозвали.

Танцующий Ветер.

Глоссарий.

Опавшие листья — один из эвфемизмов в Древнем Китае к слову «проститутка».

Глава 3. Танец масок

Танцующий Ветер.

Только хозяин таверны знал, что этот Танцующий Ветер, привлекающий в его заведение толпы посетителей и удваивающий, а то и утраивающий доходы, вовсе не госпожа, а господин.

Тяо Цин Юнь — так звали того, кто танцевал. Худой от природы — или многолетнего недоедания? — юноша легко сходил за девушку, стоило лишь немного утянуть платье на талии, накрасить губы да подвести глаза.

Шестнадцатилетний Тяо снимал крохотную комнату на втором этаже, раз в сутки покупал еду в таверне и за смешные деньги каждую ночь танцевал. Выживал. Крутился, как мог. Дружелюбный и спокойный, днём он порой засиживался в зале, ненароком задерживая посетителей своими разговорами, что тоже шло на пользу заведению: посетители оставались дольше, заказывали больше и от каждой очередной проданной порции хозяин радостно потирал ладонями. Прибыль!

А ночами юноша танцевал: экзотический Танцующий Ветер стал особенностью таверны, подняв её на ступень выше всех прочих подобных заведений.

Между хозяином таверны и Тяо Цин Юнем не было ровно никаких отношений. Один жил здесь да работал, другой платил ему жалкие фэни за ночные танцы, чтобы тот мог днём купить себе еды да за пару месяцев накопить себе на платье или браслеты или косметику, чтобы поддерживать образ Танцующего Ветра.

Лишь раз — сегодня — Цин Юнь попросил его об услуге. Попросил говорить всякому, кто спрашивает о нём, что он здесь работает помощников в зале и что жалоб на него нет.

Хозяин, конечно, был удивлен: не только тем, что Тяо был словно смущён, но и тем, что за все те несколько лет, что юноша жил здесь, никто ни разу не спрашивал о нём. Танцующий Ветер действительно был ветром: свободный, лёгкий, порывистый, заигрывающий с каждым и во всяком видящий друга, касающийся каждого, но не принадлежащий никому. Совершенно одинокий. Не было у него ни друзей, ни знакомых, с кем бы он постоянно проводил время, кто бы беспокоился о его судьбе.

Однако сегодня днём о нём действительно впервые спросили. Молодой человек, уже даже мужчина, с цепким прищуром глаз, окатывающим холодом, словно ледяной водой.

Хозяин никогда его здесь не видел, но ответил так, как Тяо Цин Юнь просил, а потом смотрел, как эти двое целый день сидели за столиком да болтали. Иногда смеялись, иногда дулись, иногда незнакомец казался раздосадованным, а Тяо — забитым, ссутулившимся, словно ребёнок, выслушивающий от взрослого строгое наставление. Когда же гость поднялся, чтобы уйти, Тяо подскочил и бросился ему на шею. Тот замер, казалось, хотел оттолкнуть его от себя, но в итоге обнял в ответ.

— Через сколько? — только и спросил Тяо.

— Не знаю. Надеюсь, через пару месяцев. Не больше года, — послышался глухой ответ.

Тяо судорожно вздохнул и несколько секунд не выпускал гостя из рук, словно желая запомнить это тепло, удержать его подле себя, но потом всё же отпустил: когда отстранился, то ещё долго смотрел загадочному гостю вслед. И даже прежде, чем хозяин успел поинтересоваться, что это за таинственный мужчина, Цин Юнь ответил:

— Брат. Старший брат мой. Гэгэ. Приехал на день, уезжает сегодня. Капитан торгового судна! Важный человек! — на его лице появилась грустная улыбка: он уже скучал по брату. — Когда-нибудь он и меня возьмёт в команду.

Хозяин усмехнулся да подумал, что Тяо Цин Юня он просто так не отпустит: ни на торговое судно, ни на какое-либо ещё. Уж больно прибыльными оказались танцы этого юнца.

Пока душа Цин Юня провожала брата в плавание, благословляя росчерками движений да широкими взмахами юбки на счастливый путь, Танцующий Ветер резвился в урагане восхищённых взглядов, вспышек белого и проблесков аквамарина.

Хозяин махал рукой, подзывая его к себе.

Тяо замер — всего на миг, но и этого хватило, чтобы публика недовольно засвистела, требуя продолжения. Чуть поклонившись, юноша лёгкой поступью сбежал со сцены вниз.

— Что такое?

— Тебе снова поступило несколько предложений прогуляться на второй этаж на пару палочек благовоний.

Цин Юнь вспыхнул. От возмущения ли, стыда ли? Он и сам не знал. От всего и сразу. Его взор упал на несколько разукрашенных девиц в вызывающих нарядах, которые всеми силами — игривыми взглядами да манящими улыбками — пытались привлечь внимание мужчин. Но мужчины не сводили взгляда с Тяо.

— Вы же знаете, я… — Тяо опасливо оглянулся, чуть склонился к хозяину, прикрывшись ладонью, а шёпот сорвался с губ. — Я мужчина!

— Знаю, знаю, — хозяин рассмеялся. Каждую ночь подобные предложения поступали Танцующему Ветру, и время от времени хозяин не упускал случая позабавиться, сообщая об этом Тяо и дразня его.

— Я просто сказал. А ты уже подумал о том, чтобы их принять. Неужели хочется, да колется?

Тяо залился краской ещё больше, надул щёки и скрестил руки на груди.

— Будь я девицей, вы за милую душу одарили бы меня второй сменой работы, — фыркнул Цин Юнь.

Раскатистый смех вырвался из хозяина: он даже за живот схватился.

— До слёз, до слёз! — сказал он. — Но ты ошибаешься. Будь ты девицей, сам бы просил тебе подбирать побольше друзей для второго этажа да плату взымать повыше.

Цин Юнь молчал, всё ещё недовольно дуясь.

— А если ты заинтересуешь кого-то, как мужчина… — глаза хозяина алчно сверкнули, — я могу согла...

Глава 4. Когда ветер стихает

— Эй, красавица! — раздался грубый голос из темноты. — Не хочешь с нами прогуляться?

Тяо Цин Юнь вздрогнул, инстинктивно отпрянул от стены, опасливо всматриваясь в темноту ночи. Из неё выступило несколько коренастых фигур. Одна из них просвистела:

— Да это же Танцующий Ветер!

Дело плохо: ничего не говоря, Цин Юнь шмыгнул к двери, но там натолкнулся на пропахшего по́том бугая раза в два выше самого Тяо и раз в десять его шире. Сердце юноши ушло в пятки. Таверна была его убежищем, там он мог чувствовать себя в безопасности. Таверна — это место, где он был защищён от домогательств. Но здесь… что он может?

— Куда это ты собралась?

Цин Юнь попытался отступить назад, хотя отступать было некуда: он оказался окружён. Бугай схватил его за руку и рывком потянул к себе наверх, вынуждая Тяо встать на цыпочки.

— Отпусти! Иначе я закричу! — зашипел Цин Юнь, отчаянно пытаясь вырваться. Но в хватке этого громилы он был не более чем пушинка.

— Ладно, ладно, не кричи, — бугай неожиданно легко отпустил Цин Юня, от чего он полетел на землю, запрокинувшись назад, но не упал: врезался в чужую спину. Его обдало перегаром.

— Девица, да за кого ты нас держишь? — раздался насмешливый голос. Крепкие руки сомкнулись на талии Тяо, заставляя его замереть в ужасе. — Мы тебе не какие-то шавки. Мы — благородные разбойники. Морские волки!

Мозг Цин Юня вспыхнул тревожным алым: пираты! Дело не просто плохо, а хуже некуда.

Тяо, конечно, слышал, что пару дней назад на причале появилось подозрительное судно без флага, похожее на пиратское, но он точно представить себе не мог, что ему придётся иметь дело с морскими разбойниками лично! Да ещё в подворотне!

— Мы будем нежными…

— Пусти!

Тяо резко дёрнулся и вырвался из объятий: монеты, что он сжимал в ладони, со звоном рассыпались под ногами, но Цин Юнь даже не опустил взгляда. Плевать на деньги — надо жизнь свою спасать!

Ища взглядом путь для побега, Тяо понял, почему его так легко отпустили и позволили вырваться: он был в центре круга. Выхода просто не было.

— Послушайте, — дрожащим голосом начал он, пытаясь найти хотя бы в одном из этих грубых лиц сочувствие. Не нашёл.

Даже если бы Цин Юнь умел махать кулаками, то сейчас это не имело бы значения. Один против толпы: исход очевиден.

— Вы не поняли… — Тяо сглотнул. — То есть, вы кое-чего не знаете… Я не подхожу. Послушайте…

— Ты дурное не думай, — низкий комок мускулов шагнул к нему и схватил его за подбородок. На Тяо дунуло знакомым перегаром. — Мы пираты, а не звери. Это всякие стражи порядка разом пристраиваются, а мы аккуратные: по кругу пускаем. Мы дорожим тем, что имеем!

Пираты дружно загоготали, а Тяо обомлел от ужаса. Оцепенел, не в силах двинуться, словно волны сковали его тело ледяной коркой.

— Ты нам для дела нужна. Важного, — коренастый харкнул и сплюнул под ноги. — Сирены. Слышала о таких?

Тяо даже не кивнул, только моргнул: его тело парализовал страх.

— Ты будешь откупом. Сирены топят корабли, но девицей, говорят, можно от них откупиться. Встретим сирену — тебя в воду.

Тяо почти выдохнул с облегчением. Его всего лишь хотели пустить на корм рыбам, а не надругаться над его телом.

— Только девиц для выкупа они и принимают, — добавил коренастый, осклабившись. — И чем красивее девица, тем лучше. А с такой красавицей, как ты, — его ощупывающий взгляд скользнул по телу Тяо, — нам даже Погибель Кораблей не страшна.

О Погибели Кораблей ходили легенды. Сирена, чья красота и голос сводили с ума даже самых стойких: даже монахи ныряли за ней в воду, следуя за мотивами её сладких песен в пучину, и находили на дне свой конец. На её счету было столько убийств, что и не счесть вовсе. Самая красивая. Самая опасная. Каждый знал, что если повстречал её, то его судьба решена. Сопротивляться пению Погибели Кораблей было бесполезно: оставалось лишь насладиться им да отдаться в объятия смерти — холодные и звучащие нежным голосом, отдающим в сердце моряков солёным ветром морей.

— А я слышал, что сирены любят невинных, — послышался голос сбоку. Тяо лишь сейчас двинулся, ища того, кто это сказал. Не успел найти: коренастый схватил его за руку и дёрнул на себя, заставляя наклониться.

— Ты невинна?

Словно рыба, выброшенная на берег, Тяо беспомощно открывал и закрывал рот, не издавая ни звука. Пират нашёл это вполне вразумительным ответом, а потому отпустил его, усмехнувшись, и хлопнул в ладоши.

— Лопни моя селезёнка, да ветер сегодня у нас попутный!

— Но… но… но… — пробормотал Тяо. Оцепенение сменилось резким, зудящим желанием сбежать, аж до чесания в ладонях, да только бежать было некуда.

— Красавица, танцовщица, да ещё ни единого корабля в пристани! — коренастый разразился довольным смехом, а Тяо побледнел. — Может, сирены тебя и не сожрут, пощадят.

— Да? — Цин Юнь выдавил из себя неловкую улыбку, пока его мозг судорожно пытался найти выход из этой патовой ситуации.

Вопрос вызвал новую волну смеха, и Тяо сжался ещё больше. Он ясно понимал, что спасет его либо сострадание пиратов, на которое рассчитывать не приходилось, либо чудо.

Глава 5. В животе чудовища

День спустя.

Мир Тяо Цин Юня, тёмный и шершавый, плавно раскачивался из стороны в сторону, и связывал его по рукам и ногам, лишая возможности двигаться. Непроглядная мгла, полная пыли, била неприятным смрадом затхлости в нос, от чего Тяо морщился. Его новый мир был ограничен верёвками, что стягивали его запястья да лодыжки, и грязным мешком, в котором он себя обнаружил. Всё вокруг кружилось, и Тяо был уверен, что это последствия удара по голове. Он потерял счёт времени, но, когда урчание в животе повторилось в третий раз — а наученный в детстве по несколько дней голодать Тяо ныне редко доводил себя до урчания в животе — он понял, что очень много палочек благовоний прошло. А значит, и голова у него вовсе не кружится: это земля волнуется.

Не волнуется, а плывёт.

Тяо догадался, что он на корабле. Перекатился со спины на живот, отплёвываясь от распущенных волос, которые лезли и в рот, и в нос, щекотали шею, и попытался ползти, но в мешке это оказалось не так-то просто. Тяо старался. Очень старался. И его старания привели к тому, что он ударился обо что-то твёрдое головой. Он шикнул, хотел бы потереть, да не смог поднять руки: мешок сковывал каждое движение. Мешок, как решил Тяо по запаху, где раньше хранилась гнилая картошка.

Удар был не сильный, но неприятный. Тяо кое-как перевернулся на бок, пытаясь ощупать через мешок то, во что он так неудачно вписался головой.

Твёрдое. Треугольное… Угол? Какой-то угол! Может быть, от стола? Нет, нет, для стола слишком низко. Для табурета — тоже. А вот для ящика… Неужели Цин Юнь в трюме?

Тяо застонал и позволил себе просто лежать, обессиленно свернувшись в мешке на полу. Он думал.

Всё-таки его похитили. Заперли в трюме, где чем только не пахло — гнилыми овощами, порохом и табаком — но только не свежестью. По крайней мере, Тяо не тронули: тело нигде не саднило, значит, на его честь не покушались. Уже хорошо. Только вот…

…что сделают с Тяо, когда вскроется, что он и не девица вовсе? Он же будет совершенно бесполезен: он не девушка, чтобы им расплачиваться с сиренами или чтобы развлекать своим телом моряков. Какая тогда участь ждёт Тяо?

Его убьют. Точно убьют. Тяо был в этом уверен. В лучшем случае просто сбросят за борт — может быть, ему повезёт и его подберёт торговое судно? А может быть, в платье скинут сиренам, пытаясь их обмануть? А может быть, и вовсе решат его наказать и подвергнут пыткам? Или жестокой казни? На крюке вздёрнут? А это больно? Крюк воткнут между лопатками или в живот? И сколько Тяо придётся так висеть в муках, прежде чем он встретит свой конец? Или же эти пираты решат использовать Тяо для плотских утех: в конце концов, какая им разница, куда именно пристраиваться, если их заботит лишь своё удовольствие, а не партнёра?

Тяо вздрогнул. Всхлипнул. Один исход рисовался ему хуже другого: ни в одном из них его не ждал спасительный берег, где его просто высадят и отпустят и где ему не сделают больно. Сделают, ещё как! И это будет не просто больно, а очень-очень больно… Он больше никогда не увидит таверны с её грубым хохочущим хозяином. Никогда не погладит кошку, что живёт во дворе. Никогда не будет танцевать, ловя на себе восхищённые взгляды. Никогда не будет бежать к причалу в надежде увидеть среди сошедших на землю матросов и своего брата. Никогда не увидит своего Сян Бэя!

Какая ирония: родители Тяо сгинули из-за моря и Цин Юнь тоже найдет свой конец где-то здесь. А Сян Бэй… как моряк, скорей всего, ему могилой станут солёные волны. Не сейчас, а многим позже. Но всё же.

Море. Море. Море. Океан. Из-за него все беды.

Тяо всхлипнул: слёзы потекли по его щекам. Но что толку от них? Всё его сознание было занято лишь одним: что будет с Сян Бэем, когда он вернётся в городок, а брата своего там не найдёт? Никто не подскажет ему, что случилось с его диди. Пропал ночью — вот и всё. Тяо Сян Бэй покоя себе до смерти не сыщет, будет искать Тяо, но никогда не обнаружит хотя бы его тело и не узнает правды…

Нет, нет, нет!

Всхлипывая, Тяо Цин Юнь вновь стал пытаться перекатиться на живот. Он не может так просто сдаться! Гэгэ никогда не сдавался, всегда продирался вперёд, как бы трудно ни было, да ещё тащил на спине младшего брата — он даже жизнь свою с морем связал, как связали их родители-торговцы, на своём собственном корабле отправляющие товары в разные заморские страны. Сян Бэй всегда боролся ради Цин Юня, и Цин Юнь не может бросить брата, не может его подвести. Он тоже будет бороться за свою жизнь до последнего: пусть ему придётся претерпеть боль и унижение, но он всеми силами постарается выжить.

Первым делом он постарается изучить эту комнату: может быть, он найдёт что-то острое, что поможет ему освободиться от мешка с верёвками. Пусть с корабля бежать некуда, но… а вдруг получится незаметно отвязать шлюпку и уплыть на ней? Правда, тогда среди бескрайнего моря он может умереть с голода… Но он ведь сейчас в трюме! Наверняка здесь есть ящики с провизией. Вот оттуда он и возьмёт пару сухарей. И, может быть, что-нибудь ещё. В конце концов, можно ведь рыбачить! Знать бы только, как. Но Тяо Цин Юнь обязательно научится рыбачить: у него просто выбора иного не будет.

О запасах пресной воды Тяо Цин Юнь не подумал вовсе.

Всё ещё всхлипывая от страха, он смог перевернуться на живот и кое-как пополз. Но снова впечатался в ящик: на этот раз плечом. Тяо вскрикнул.

Глава 6. Капитан моего кошмара

— Кто здесь?

Голос, почему-то очень знакомый, послышался сразу же за скрипом двери. Тяо Цин Юнь замер. Даже дышать перестал. Пока пираты думают, что он в отключке, пока про него не вспоминают, пока за ним не следят, то у него есть шанс на побег. Маленький, призрачный. Даже чудесный — чудо, в которое он не верил, но всё же надеялся.

Нельзя выдать себя: нельзя дать понять, что он очнулся. Юноша затаился.

— Кто здесь?

На этот раз голос звучал настойчивее. Громче. Послышались шаги, которые неумолимо приближались. Тяо Цин Юнь больше не мог сдерживать дыхания, но всё ещё не смел дышать в полную силу. Он напряжённо замер, хватая воздух короткими, осторожными вдохами. Шаги остановились совсем рядом, и Тяо снова в ужасе задержал дыхание.

Он не видел, но слышал. Слышал, что моряк неторопливо прошёл в трюм, явно осматриваясь, и остановился рядом с мешком, где был Тяо Цин Юнь. Хмыкнул, возможно, пожал плечами, и уже собрался уходить, так ничего не найдя и решив, что ему померещилось, но его взгляд упал на мешок под ногами.

Тяо почувствовал это, хоть и не мог видеть. Моряк стоял, не двигался, и Цин Юню казалось, что он видит его — может смотреть сквозь грубую пыльную ткань мешка, пропахшего гнилью. А может быть, он просто думал, откуда взялся лишний мешок с картофелем. Или даже не лишний: может быть, такого мешка вовсе не должно было быть. Так или иначе, но Тяо Цин Юню казалось, что сейчас он умрёт. От страха. Его сердце билось так быстро, что шум от этого бешенного ритма мог выдать юношу.

Моряк вновь задумчиво хмыкнул и беззаботно пнул мешок — боль пронзила низ живота, и Тяо взвыл.

— Тысяча чертей! — вскрикнул моряк, и голос ударил в самое сердце. Тяо обомлел. Но ненадолго, ведь уже через миг его схватили за ноги и поволокли куда-то наверх. Он даже слова сказать не мог, только шипел, ударяясь то о ящики, то о пороги, то о ступени. Когда же началась лестница, он начал биться затылком о ступени словно кукла с головой на ниточке: если даже чудо произойдет и его пощадят, то он явно отправится к предкам после всех этих поцелуев его затылка со ступенями.

Словно прочитав его мысли — на деле же, просто осознав эту простую истину — пират ловко подхватил мешок с Тяо и закинул себе на плечо. Путешествие стало терпимее, но Тяо в ужасе не смел даже дёргаться.

Чернота сменилась серостью, а через затхлый запах мешка пробился свежий морской воздух.

— Свистать всех наверх! Всех, всех! Якорь вам в глотку, шустрее, потроха рыбьи!

Вокруг послышалась возня, топот и перекрики голосов. Тяо сжался. Он узнал этот голос. Не мог не узнать… Но и поверить тоже не мог!

Моряк грубо уронил Тяо на доски и, разрезав верёвку на конце мешка, резко сдёрнул его с юноши. Тяо взвыл: сперва от удара о палубу, потом от боли, когда шершавая ткань мешка содрала кожу на его руках, которыми он тут же закрыл лицо, сжавшись в комок.

— Что. Это. Такое.

— Капитан…

— Я спрашиваю. Что. Это. Такое.

Голос моряка, который вытащил Тяо из трюма, звучал строго. Холодно. Он леденил и пугал до дрожи. Пугал не только своей жёсткостью, но и тем, что был определенно знаком.

Был самым родным и любимым голосом в мире.

Тяо несмело раздвинул пальцы, позволяя себе подглядеть мир вокруг.

Синего неба да палящего солнца Тяо не увидел. Зато увидел толпу пиратов, сомкнувшуюся вокруг него — снова круг, и от этой мысли Тяо вздрогнул. Но главное, он увидел его.

Тяо Сян Бэй.

Его брат в шляпе-футу и с саблей на перевес стоял рядом с ним и учинял допрос своей команде, кто и на кой чёрт притащил на корабль девицу.

Тяо Цин Юнь подумал, что лучше бы его вздёрнули на крюке, сделав приманкой для рыбы, чем позволили Сян Бэю узнать в девице, которую он только что с явным недовольством выкатил из мешка, своего брата.

Тяо Цин Юнь не вслушивался в разговор — он просто готовился к смерти. Гэгэ его убьёт! Точно убьёт! Сян Бэй никогда не простит ему женского платья — и уж тем более макияжа. И танцев — им тоже прощения нет. Танцев в таверне, приносящие Тяо те фэни, на которые он выживал…

— Кто притащил эту девицу сюда и зачем? Сознавайтесь! Живо!

Тяо Сян Бэй был зол. По-настоящему зол. Голос его оставался относительно ровным, но в каждом слове кипело бешенство — такое, что весь экипаж невольно дрожал.

Пираты молчали: не только своих выдавать не желали, но и боялись рта раскрыть, пока Тяо Сян Бэй гневался.

— Молчите, да? Молчите! Ну и молчите дальше, крысы портовые! Может, вы ещё и шторм мутить вздумали? Эй-нет! Я вас всех на корм рыбам пущу, на дно отправлю, пузыри будете друг за другом пускать! Эй, ты! А ну-ка тащи доску! Будете у меня по доске гулять, пока не сознаетесь, пресноводные моллюски!

Тяо Цин Юнь совершенно обомлел. В каком бы он ужасе ни был от происходящего, но он никогда в жизни не слышал от своего брата столько брани: Сян Бэй всегда был образцом вежливости и элегантности.

По толпе пробежали шёпоты, послышались приглушённые волнения. В конце концов, один из моряков выступил вперёд. Смуглый, загорелый, со шрамом на одном глазу — низкая гора мускулов, в которой Тяо узнал лидера своих похитителей.