Голос сердца

Эпизод 1 (с иллюстрацией)

Дорогие читатели!

Все герои книги - вымышленные персонажи. Любое совпадение с реальными людьми - случайность.Все события, описываемые в этом произведении произошли не в нашей реальности, но при определённых обстоятельствах могли бы произойти и у нас.

Приятного чтения!

Октябрь

Четверг, 9 октября 2003 г.

Ольга

Эта история началась, когда мне было девятнадцать лет. В то время я училась на третьем курсе института со звучным названием Всероссийская государственная налоговая академия (правда среди студентов мало кто называл наше временное пристанище «институт» – всё больше «академия» или «универ», сокращенно от университета).

Новый учебный 2003 год ничем не отличался от предыдущих двух: те же друзья, аудитории, лекции, семинары. Правда преподаватели сменились, появились новые предметы, но манера преподавания осталась та же – так что к началу октября все поймали привычный ритм и втянулись в учебный процесс.

И вот в один скучный, слякотно – серый октябрьский денек я, задумавшись, сидела за партой в двести пятой аудитории. Был конец учебного дня и все с радостью бы разбежались по домам, но наша ушлая староста – Лена Нестерова – не дала нам такой возможности, объявив, что хочет с нами обсудить жизненно важный общественный вопрос. Так что наша группа завистливо проводив взглядом счастливчиков из других групп (последней была лекция по мировой экономике для всего нашего потока будущих бухгалтеров и аудиторов), осталась в аудитории.

Общественный вопрос оказался всего лишь агитацией в команду КВН от нашего курса. Я никогда не любила участвовать в подобных мероприятиях, предпочитала наблюдать со стороны. Естественно, я не собиралась записываться ни в какую команду, но уйти сейчас тоже было нельзя: любое движение в сторону выхода воспринималось активной старостой как личное оскорбление и сопровождалось настойчивыми попытками втянуть тебя в общественную жизнь академии любым способом. Так что намного проще и разумнее было не привлекать её внимания и переждать «бурю» в тихом уголке, притворившись мебелью.

И, конечно, ничего удивительного не было в том, что сразу после объявления темы собрания, я привычно отключилась от голоса старосты и уставилась в окно. Ничего примечательного и интересного за ним не наблюдалось, в итоге мои мысли полетели в сторону ближайшего будущего: домашних дел, предстоящих зачетов, курсовых и контрольных работ, новой книги (которую я на данный момент читала) и, конечно же, ближайших выходных. Из привычных раздумий меня вырвали слишком громкие крики.

Конечно, в аудитории и до этого не было спокойно и тихо, половина группы болтала на отвлеченные темы, а другая половина пыталась отбиться от настойчивой Лены, но этот шум не мешал мне думать о своём, создавая относительно ровный звуковой фон в голове… А эти крики существенно отличались от прочих своей агрессивностью, угрожающей интонацией и резко выделялись на фоне ровного гула.

Оглядевшись, я поняла, что кричал Адам Идолбаев, и свою агрессию он направлял на Нестерову. Угрожающе нависнув над ней, он как обычно не стеснялся в выражениях:

- Как можно быть такой тупой коровой?! Я же уже сказал, что мне нафиг не нужен этот КВН, у меня своих дел предостаточно! Я что непонятно говорю или у тебя что-то с ушами? И причем здесь мои прогулы? Только попробуй заявить об этом в деканат – это же надо до чего додумалась! Что, давно по башке своей дурной не получала?

Я мысленно поморщилась: Адама в нашей группе да и вообще откровенно побаивались. Мало того, что он был чеченцем (которых в нашей группе было еще двое: Рустам и Али), так ещё и отличался своим агрессивным нравом, драчливостью и несдержанным поведением. Вы только не подумайте, что я расистка или имею что-то против чеченцев, ничего подобного. В нашей академии уж не знаю по какой причине учится очень много народу этой национальности. На первый взгляд кажется, что они составляют чуть ли не треть всех студентов, и за два года совместного обучения мы все успели к ним привыкнуть. Но Адам даже среди них выделялся своей повышенной вспыльчивостью, неумением сдерживать свои эмоции и непредсказуемостью. По-моему с ним старались не связываться даже собственные друзья-чеченцы. И в то же время, когда он пребывал в хорошем расположении духа, он был одним из самых уверенных, находчивых и сообразительных парней нашей группы. Так что очень мало кто из сокурсников рисковал вступать с ним в открытый конфликт, поэтому если они и случались, то чаще по воле Адама, которому видимо было просто некуда больше выплескивать накопившиеся негативные эмоции. Лена Нестерова по роду своей должности была одной из таких рискующих, но до сих пор она умудрялась в общении с ним обходить острые углы. А сегодня, кажется, не получилось.

Одногруппники стали подтягиваться ближе к месту событий - как известно, скандалы всегда и везде вызывали у народа живой интерес и наша группа не была исключением. Я тоже взяла свою сумку, подошла поближе, но не чтобы поглазеть и послушать (грубое выяснение отношений вызывало во мне лишь внутренний протест и желание отвернуться), а чтобы незаметно проскользнуть к выходу из аудитории и поскорее уйти. Но не тут-то было: проход к спасительному выходу был плотно забит любопытными студентами, пришлось остановиться и слушать дальше.

Лена Нестерова была не из робкого десятка, про таких обычно говорят «за словом в карман не лезет», однако даже она при виде откровенной грубости и угрозы со стороны Адама слегка растерялась. Но, видно, ей не хотелось терять свой авторитет в группе, а злость на оскорбление не дала как следует обдумать последствия своих высказываний, и поэтому ее растерянность длилась не долго. Вскочив с места и опершись руками о парту, которая их разделяла словно барьер, она закричала в ответ:

- Адам, ты – хамло каких ещё поискать! И нечего на меня орать, придурок! Думаешь мне так уж хочется возиться с тобой и твоими прогулами? Да мне плевать на это с высокой колокольни! Да и вообще катись ты к чёрту – если ты будешь так беситься на репетициях, то только всё испортишь!

Эпизод 2

Понедельник, 13 октября 2003 г.

Ольга

Я нервно поёжилась и через плечо посмотрела на Адама. Ну да, так и есть, он опять на меня смотрит… А вот теперь отвернулся. Ощущение настойчивого изучающего взгляда в спину сразу исчезло. И что ему от меня надо? Вот и делай после этого добрые дела – и зачем я только полезла спасать Нестерову? А главное совершенно неясно чего от него дальше ожидать: может хочет поквитаться за то, что я вмешалась в его личные отношения со старостой? Вот так вот, дорогая, так тебе и надо – нечего было высовываться. Чтобы я ещё раз когда-нибудь влезла в чужие разборки? Да ни за что! Уж лучше прослыть трусливой и бесхарактерной, чем теперь сидеть как на иголках.

Ах, ну вот опять! Сколько можно на меня пялиться?! Я снова обернулась через плечо и сразу же наткнулась на внимательный и изучающий взгляд Адама. Я вопросительно вскинула брови, мол «чего надо?», а он лишь покачал головой, мол «ничего», и опять отвернулся.

Повышенное внимание Идолбаева к моей скромной персоне я заметила на следующий же день после инцидента с Нестеровой. Утро ознаменовалось тем, что Адам прилюдно извинился перед Леной и готов был пойти почти на всё, чтобы загладить свою вину. Я наблюдала «сцену извинений» со своего места, распложенного поблизости от знаменательного события, так что прекрасно всё видела и слышала.

Дело было так. Едва войдя в аудиторию и отыскав старосту глазами, парень сразу направился к её парте. Лена выдавала стипендию и, разумеется, в этот момент была окружена толпой студентов, мечтающих поскорее получить свои денежки. Окружающие её одногруппники Идолбаева заметили, замерли, не зная как лучше поступить: то ли сплотиться вокруг старосты и стать её живым забором, то ли спасаться самим и поскорее уносить ноги от её парты. Победило нечто среднее: кто-то отошёл, кто-то остался. Лена заметила необычные передвижения народа (не к ней, а наоборот, от неё во время выдачи стипендии - это совершенно нехарактерное движение для нормального студента) и, почувствовав неладное, подняла глаза. Тут как раз Адам и подошёл. Староста сразу побледнела, уткнулась лицом в свою ведомость и спросила дрожащим голосом:

- Что тебе надо, Идолбаев? Если стипендию, то сейчас дам. И больше ко мне не подходи, пожалуйста.

Адам неожиданно присел на корточки и тем самым вынудил Нестерову посмотреть на него:

- Вообще-то я пришёл мириться. Слушай, прости меня за вчерашнее, я был не прав. Дай-ка я твои руки посмотрю, – он осторожно потянулся к её запястьям, но Лена в ужасе отдернула свои руки и спрятала их за спину.

- Не трогай меня! – взвизгнула она, и в её голосе я услышала панические нотки.

- Да не бойся ты, я ничего тебе не сделаю, – с досадой отозвался Идолбаев. – Я только посмотреть хочу насколько повреждения серьезны, – затем добавил очень виноватым тоном:

-Извини, что я тебя так напугал. Ты права, я вёл себя как придурок. Но сейчас я абсолютно безопасен и готов загладить свою вину. Хочешь, я буду капитаном команды КВН как ты и хотела вначале?

-Э-э-э, нет, спасибо, – отозвалась староста не делая никаких попыток извлечь руки из надёжного убежища за спиной, – мы уже выбрали капитаном Мишу Ершова, так что как-нибудь без тебя обойдемся, правда же Миша? – тот согласно кивнул.

Помолчали. Адам всё также сидел на корточках и явно не собирался уходить, Лена заметно занервничала:

- Слушай, Идолбаев, ты уже извинился, я тебя выслушала. Так может теперь пойдешь дальше своей дорогой, а?

- Не волнуйся, я обязательно уйду, но сначала посмотрю на твои руки. Всего лишь две секунды и меня нет, обещаю, – вкрадчиво произнёс Адам. При этом он выглядел настолько безобидно, что староста слегка расслабилась и приободрилась:

- Я, конечно, могу показать, но что мне за это будет? Я же не бесплатный зоопарк. И сразу предупреждаю – зрелище не из приятных.

- Ничего, я и не такое видывал, не переживай, в обморок не грохнусь. – Усмехнулся Адам. – А по поводу бесплатного зоопарка: хочешь, забери мою стипендию себе, так сказать в качестве компенсации за моральный ущерб. Согласна?

У Нестеровой заблестели глаза – такого подарка от бешеного психа Идолбаева она явно не ожидала:

- Ладно, уговорил. Распишись вот здесь, а потом я покажу руки.

Адам без препирательств встал и поскорее нацарапал свою подпись. Видно было, что ему совершенно наплевать на стипендию и интересует его совсем другое. Лена тем временем подтянула повыше рукава своей песочной водолазки. Зрелище действительно не вызывало ничего кроме отвращения: коричнево-жёлтые следы от пальцев маньяка перечеркивались кое-где почерневшей сеточкой венозных сосудов. Адам впился взглядом в эти следы, осмотрел со всех сторон ,стараясь не прикасаться и в конце концов вынес свой вердикт:

-Не так уж страшно. Могло быть и хуже. Эти пятна через неделю-другую сойдут, следов не останется. Так что через месяц ты даже и не вспомнишь, что у тебя такое было.

- Сомневаюсь, – сухо ответила Лена. – Ну, ты насмотрелся? Можно мне теперь остальным выдать стипендию?

- Разумеется. Уже всё. Видишь, ничего страшного. А теперь я пойду своей дорогой, как и обещал, – и он примирительно улыбнулся и действительно направился к той парте, где обычно сидел (в дальнем конце аудитории, на галерке).

Видно было, что наш буйно помешанный успокоился и заметно повеселел. И тут это случилось в первый раз: я продолжала бездумно наблюдать за его передвижением, а он вдруг обернулся и посмотрел мне прямо в глаза. Это был такой пронизывающий и внимательный взгляд, что мне стало как-то не по себе. Я поскорее опустила глаза вниз, чтобы он не успел заметить моё смущение и растерянность, делая вид, что разглядываю свое кольцо на руке (но продолжая наблюдать за ним краем глаза). Однако, по-моему это не помогло, он всё равно заметил и улыбнулся.

Эпизод 3

Пятница, 17 октября 2003 г.

Ольга

Сегодня был сложный день – предстоял зачет по бухгалтерскому анализу и контрольная по российским стандартам аудита. У нас было «окно» – свободная пара между двумя другими. Я сидела в читальном зале и пыталась повторить лекции по обоим предметам. Но мне никак не удавалось сосредоточиться на учёбе. Мысленно я всё время возвращалась к понедельнику и разговору с Идолбаевым.

Последние три дня Адам в академии не появлялся, и я, честно говоря, вздохнула с облегчением – понятия не имею как теперь себя с ним вести. За это время я смогла всё обдумать и трезво взглянуть на ситуацию. Не понятно было: почему он вдруг решил, что у меня хватит сил его останавливать во время приступов бешенства, особенно если (как он сам сказал!) до этого никто с ним справиться не смог? Сама я в себе таких суперспособностей не ощущала. Да у меня до сих пор внутри холодеет при воспоминании об инциденте со старостой - так я перенервничала! Это же чистой воды авантюра! Как я позволила себя в это втянуть, ума не приложу. Ведь сама, добровольно согласилась служить буфером между ним и бедными жертвами его необузданного гнева. Интересно, где были мои мозги в этот момент? Взяли выходной или совсем уволились?! Я всю жизнь старалась избегать конфликтных ситуаций, а тут сама на это подписалась. И ведь теперь не откажешься, уже пообещала помогать. А свои обещания я привыкла выполнять и не собиралась менять свои привычки.

Да ещё этот дружеский договор… Я же до этого злополучного разговора не собиралась с ним дружить, а тут так запросто на дружбу согласилась, как будто всю жизнь только об этом и мечтала, еще и объяснила как именно со мной дружить надо! И ведь никто меня за язык не тянул, что на меня нашло? Чует моё сердце, теперь при всём желании так просто отвязаться от него мне не удастся. Интересно всё-таки, что он такое со мной сделал, загипнотизировал что ли? Я попыталась ещё раз вспомнить о чём мы говорили.

Так. Сначала он выразил мне свою благодарность за прошлое вмешательство (подмазался, значит, чтобы усыпить мою бдительность). А я, дурёха, и расслабилась сразу: мстить и ругаться со мной не собирается – вот и ладушки. Он, наверное, на это и рассчитывал. Потом заговорил об этом дурацком предложении стать тормозом его ярости. Мне никогда такое и в голову не могло прийти, вот и приняла всё за шутку. А он разволновался и вдруг разоткровенничался, про семью свою рассказал, про то как трудно ему, бедному, справиться с дурной наследственностью. Ну, здесь он хоть не врал, это я бы заметила и дальше даже слушать бы не стала. Зачем он так мне доверился? Пытался вызвать во мне сочувствие и надавить на жалость? И ведь почти получилось! Если бы инстинкт самосохранения вовремя не проснулся, сразу бы и согласилась. А так остатки здравого смысла ещё удерживали меня от этого опрометчивого шага. Но Адам и не думал сдаваться: он как будто не слышал моего «нет» и продолжал настаивать на своём. Угораздило же нарваться на такого упрямца!

А я ещё к тому же боялась рассердить его своим отказом: после всего, что он рассказал о себе – Идолбаев мог воспринять это как настоящее оскорбление. На месте Нестеровой оказаться совсем не хотелось, поэтому я так старалась смягчить свой отказ хоть какими-то аргументами. Но это не помогало. С такой настойчивостью мне раньше не приходилось сталкиваться: он и уговаривать меня пробовал, и пытался воззвать к моей совести, и даже подкупом не побрезговал. Вот последнее было явно лишним: это так некрасиво прозвучало, так унизительно, что я сразу излечилась от сочувствия, вызванного его откровенностью. Это был самый подходящий момент, чтобы уйти. Какая жалость ,что я не успела им воспользоваться…

Видимо тут и была моя ошибка: надо было скорее уносить ноги, а не развешивать уши! Он вдруг принялся так отчаянно меня упрашивать, словно от этого зависела его жизнь. Это прозвучало так контрастно после издевательского предложения об оплате, что я не смогла проигнорировать крик души. Какая же я всё-таки мягкотелая! Другая бы на моём месте сказала бы: «Идолбаев, это всё твои проблемы, а не мои. Так что разбирайся с ними сам». Жаль, что я так не могу – слишком уж добрая и отзывчивая. (Я, между прочим, заметила, что в нашей жизни эти качества скорее мешают, чем помогают).

И под конец он меня совсем уж удивил своим предложением о дружбе. Адам сказал это с такой робкой, но искренней интонацией, что у меня язык не повернулся ему отказать. К тому же, как ни странно, в тот момент мысль о дружбе с ними вовсе не вызвала во мне отторжения. Наоборот, со мной произошло что-то странное, я как будто раздвоилась: одна часть меня уверенно сказала: «Да, соглашайся, это будет здорово», а вторая отчаянно кричала: «Нет, не вздумай! Ты ещё об этом пожалеешь». Этот невозможный человек окончательно лишил меня равновесия! Я совсем запуталась и не знала, что выбрать. Вот тогда я и задала Адаму контрольный вопрос о том, насколько верно поняла его слова - надеялась с помощью его ответа определить какой из моих частей верить. При этом совершенно не важно было, что он отвечает и какими словами, гораздо важнее была интонация ответа, его искренность и то, какую реакцию это вызовет во мне. И что ему стоило соврать или подольститься ко мне? Я бы тогда сейчас не мучилась. Так нет же! Он так уверенно и честно ответил «да» ,что я вдруг поняла: сам он действительно сильно хочет со мной дружить, но сомневается, что мне самой этого захочется. Он не пытался на меня давить как в начале разговора, видно было, что это была последняя попытка со мной договориться: любой мой ответ он бы принял и больше не стал бы оспаривать. Вся его напористая настойчивость куда-то подевалась, остались только усталость, смирение и печаль. Это всё решило. Часть меня, которая хотела дружить, перевесила ту часть, что сомневалась. Но почему это произошло?! Уже четвёртый день я над этим думаю и никак не могу найти ответа на этот вопрос.

Эпизод 4 (с иллюстрацией)

Суббота, 18 октября 2003 г.

Ольга

Вчера мне удалось избежать прямого общения с Адамом. Я не была готова с ним разговаривать именно вчера, и поэтому старалась, чтобы мы не пересекались. Однако я спиной всё время ощущала его озадаченно-недоуменный взгляд, чуть ли ни кожей чувствуя, как он меня мысленно спрашивает: «Эй, Соколова, что с тобой случилось?». Наверное, это и вправду выглядело нелепо. Я понимаю, что веду себя как дура, и вечно так носиться я не смогу. Поэтому сегодня решила сделать вид, что ничего не случилось и постараться вести себя как обычно. Непоследовательно, конечно, что совсем для меня нехарактерно. Но что уж теперь поделаешь.

Ага, вот и Идолбаев пожаловал. Еще в дверях парень цепким взглядом охватил всю аудиторию и, увидев меня, не раздумывая направился в мою сторону. «Ну, началось», – подумала я, – «так, надо собраться с мыслями».

-Привет, – поздоровался он, внимательно меня разглядывая (кто бы знал, как мне надоел этот взгляд!)

- Привет, – отозвалась я и слегка улыбнулась: – Как дела?

- Нормально, – улыбнулся он в ответ и заметно повеселел. – А у тебя как?

- Тоже ничего, – надо же, оказывается, не так уж и сложно разговаривать, если фразы стандартные.

Только я успела порадоваться, что зря паниковала столько времени и всё окажется до смешного просто, как Адам всё испортил:

- Подвинься, – велел он мне, кладя свою сумку на стол рядом с моей тетрадью, – я сегодня сяду с тобой.

У меня упало сердце: нет, легко не будет. Но я не подала виду, что мне не хочется с ним сидеть, а попыталась отшутиться:

- Зачем? В этом нет необходимости – сегодня же нет ни тестов, ни контрольных, суфлер тебе не нужен. Да и потом, тебе не кажется, что Рустам и Али без тебя заскучают? – сказала я с улыбкой.

- Не заскучают, – Адам ухмыльнулся, и я вдруг заметила, какой он обаятельный, когда так улыбается, – у Рустама есть Али, а у Али есть Рустам. А у тебя – никого, так что ты можешь заскучать намного быстрее. И по закону справедливости, сегодня я обязан сесть с тобой.

- Да не нужно, – попробовала я отвязаться от него ещё раз. – Я привыкла сидеть одна, мне так удобно, – кстати, это чистая правда, соседи у меня появляются лишь когда надо что-то списать или подсказать. – Ты вовсе не обязан составлять мне компанию.

- Ты права, не обязан, – подтвердил он, – но мне сегодня хочется сесть здесь. Я считаю, что друзья должны сидеть поближе друг к другу – на то они и друзья, ведь так?

На это мне нечего было возразить. Но и пускать его за свою парту у меня не было никакого желания. Молчание затянулось, и парень спросил, нахмурившись:

- Мы ведь все ещё друзья? Или уже нет?

По-хорошему я должна была ответить «нет», но тогда бы он сразу спросил «почему?». На этот вопрос у меня не было внятного ответа. Что я могла ему сказать? «Потому что ты, Адам, меня нервируешь, сбиваешь с толку и лишаешь душевного равновесия»? Не думаю, что он этот аргумент сочтёт достаточным. Поэтому я просто молча подвинулась и уставилась на свою тетрадь по налоговому праву, которую заботливо выложила на стол перед предстоящим семинаром.

Но парень не спешил занять освободившееся место, я опять почувствовала внимательно-изучающий взгляд, а потом он наклонился ко мне поближе, чтобы нас никто не подслушал, и услышала тихий голос:

- Оль, что случилось? Ты передумала со мной дружить? Я что-то никак не пойму: ты мне рада или нет? Ты мне то улыбаешься, то отказываешься отвечать на простой вопрос и смотреть в мою сторону. Это как-то странно, ты не находишь? И что это такое было с тобой вчера? Не думай, что я не заметил твои метания из одной аудитории в другую. Это из-за меня ты так бегала или нет? Только не надо водить меня за нос, Соколова, я этого не потерплю, – и в его голосе я услышала нешуточную угрозу, – говори прямо: что у тебя на уме!

Блин, вот ведь попала, так попала. Кто же мог предположить, что несдержанный Идолбаев окажется таким проницательным, наблюдательным и настолько умным, что сделает из всего увиденного правильные выводы? Я, конечно, сама виновата – веду себя как последняя идиотка. И Адама вполне можно понять: никому не нравится, когда с ним играют в кошки-мышки. Но я же не специально! Просто как-то так само собой выходит. И что теперь ему говорить? Вздохнув, я решила, что лучше всего сказать правду, всё равно я врать никогда не умела. И пусть он даже на меня разозлится – зато один раз и больше не придётся мучиться.

Нужные слова как-то не приходили в голову, наоборот, она была какая-то пустая или ватой набитая вместо мозгов. Я шестым чувством ощущала, как у парня кончается терпение (слишком уж долго я молчала), и он начинает потихоньку злиться. Это выразилось в том, что меня будто начали покалывать сотни иголочек – не очень приятное ощущение. Я еще раз вздохнула:

- Адам, слушай, пожалуйста, не злись на меня. Прости, я понимаю, что веду себя по-дурацки. Я сама себе удивляюсь и не знаю, почему я так себя веду. Мне это совсем не свойственно, поверь. Просто у меня в голове всё перепуталось. Всё дело в том, что мне сложно в себе разобраться и понять хочу я с тобой дружить или нет, – начать было сложнее всего, дальше признания посыпались из меня как из рога изобилия: - Я не знаю, как к тебе относиться. Я боюсь тебя злить. Я не знаю, какой ты на самом деле. Не знаю чего от тебя ожидать. Ты меня нервируешь. Я не знаю, хочу ли я дружить с тобой или нет... Так, это, кажется, уже было. В общем, даже не знаю, что ещё сказать... Я не хотела тебя обманывать, у меня и в мыслях такого не было, поверь. Просто мне кажется, что из затеи с дружбой ничего не получится. Это не значит, что я отказываюсь от своего обещания помогать тебе справляться с гневом. Вообще-то я стараюсь всегда выполнять свои обещания. И это тоже постараюсь выполнить, хотя оно мне не по зубам. Но в остальном я больше ничего не могу тебе обещать.

Эпизод 5

Вторник, 28 октября 2003 г.

Адам

Мы с Рустамом и Али сидели в нашей студенческой закусочной. Была большая перемена, так что народу было предостаточно. В последнее время, я редко с ними общался, так как сидел теперь за одной партой с Олей. Мы с Рустамом и Али приехали из одной страны, поэтому оказавшись в одной группе сразу после поступления в Налоговую академию и окружённые со всех сторон лицами русской национальности, сразу же сдружились и сплотились. У нас даже получилось нечто вроде братства – мы все эти два года были не разлей вода и в академии, и в общежитии. А вот теперь я как-то самопроизвольно откололся от нашего братства из-за Соколовой, и моим друзьям, похоже, это не понравилось. Во всяком случае, они сегодня притащили меня в нашу закусочную, чтобы, как они выразились, «поговорить по-мужски, без бабских ушей». Оля, услышав от них это выражение (потому что стояла рядом со мной и собирала вещи в сумку, планируя покинуть аудиторию), сказала, что «с радостью избавит свои бабские уши от мужских разговоров» и предупредила меня, что идёт в читальный зал доделывать какой-то доклад, так что я, мол, могу не торопиться.

Друзья мои были не из болтливых людей, поэтому разговор как-то не клеился. Они явно что-то хотели мне сообщить, но не знали, как сказать. Интересно, чего это они сегодня такие нерешительные?

Али у нас был наделён большой физической силой, но часто страдал от недостатка ума и всегда предпочитал решать все свои проблемы кулаками, зачастую наживая их от такого способа ещё больше. Особым красноречием он не обладал, но был бесхитростным как пятилетний ребенок и всегда прямо говорил, что думает. В нашем братстве Али был тяжёлой артиллерией и часто был задействован в операциях, когда требовалось грубое физическое вмешательство (читай: в драках).

Рустам, наоборот, физически был худощав и жилист, смотрелся на фоне накаченного Али довольно хило, казалось, что с ним легко справиться. Но это было обманчивое впечатление: его организм обладал невероятной выносливостью, он мог не напрягаясь идти трое суток по горным тропам практически без сна, отдыха и пищи. Мы с Али сами в этом убедились, когда на прошлогодних летних каникулах ездили все вместе домой и ходили в поход. Али и я, несмотря на свою силу и тренировки (у меня бокс, а у Али – спортзал) не могли угнаться за Рустамом (хотя он нигде не тренируется, просто любит много бегать и гулять пешком). К концу третьих суток мы с Али чуть ли не падали от усталости, а Рустаму хоть бы что! Казалось, он мог ещё столько же пройти и даже не запыхался бы! Но это было не главное его достоинство. Рустам был скрытен и молчалив, но обладал пытливым умом и хитростью. В нашей компании он был стратегом и мозгом всех проводимых операций.

А я был нечто среднее между этими двумя противоположностями и можно сказать уравновешивал их, проявляя свои лидерские качества. В братстве я обычно исполнял роль руководителя. И всех нас это полностью устраивало до последнего момента. Я в общем-то догадывался, о чём друзья хотели со мной поговорить: благодаря Ольге наше братство лишилось лидера и осталось, так сказать, без головы. Вряд ли их это устраивало. Я понимал ,что надо больше времени уделять своим старым друзьям и как-то по-братски разделить его между ними и Олей, но ничего не мог с собой поделать: с ней было так интересно!

Чем больше я её узнавал, тем больше она мне нравилась. Она так сильно отличалась от всех этих пустоголовых раскрашенных и расфуфыренных дурёх, на которых я успел насмотреться за два года своего пребывания здесь. Почти все девять дней, что я провёл за её партой после нашего перемирия, я заваливал её вопросами о её жизни и о ней самой, пытаясь разобраться, что она из себя представляет. Правда, спрашивать приходилось в основном на переменах – во время пар Соколова не отвлекалась от учебы и мне не позволяла это сделать. Сначала она отвечала на мои вопросы односложно, общими фразами и как-то не очень охотно. Но постепенно я её разговорил, и ответы стали более содержательными и информативными. С каждой новой фразой или наблюдением она удивляла меня всё больше.

Например, ей было неинтересно обсуждать модные тряпки, слезливые сериалы и всякие сплетни – короче всё то, о чем беседуют остальные девчонки. Теперь я понял, почему Соколова держится как бы в стороне от всех, и у нее нет близких подруг – ей просто не о чем с ними разговаривать. Ещё Оле не нравятся дискотеки и клубы – говорит, что там ей «плохо становится от сильного шума, сигаретного дыма и общего эмоционального фона». Большие тусовки и компании она тоже не любит, видимо опять же из-за шума. Не имеет никаких вредных привычек и старается заботиться о своем здоровье (это я узнал, когда она как-то обмолвилась, что делает зарядку по утрам. Интересно, в наши дни хоть кто-нибудь ещё кроме неё из всего студенческого братства делает зарядку, или она единственная в своем роде?) Она никогда ни с кем не жеманничает и не кокетничает, абсолютно самодостаточна.

По-моему самое большое Олино увлечение – это книги. Если бы у неё выпала такая возможность, она бы читала целыми днями напролёт. Как выяснилось, среди мира литературы у неё есть свои предпочтения, но она почему-то стесняется о них рассказывать. Во всяком случае, когда я застал её как-то раз с очередной книжкой и попросил показать, что она читает – она долго отнекивалась и только под угрозой лишения данного печатного издания показала мне обложку. Ничего запретного я там не увидел. Имя автора - Элизабет Клэр Профет – ни о чём мне не сказало. Название: «Фиолетовое пламя для исцеления тела, ума и души» - показалось странным, только и всего. Рисунка как такого на обложке не было – просто переплетение разноцветных линий. И совершенно не понятно, почему так долго она упрямилась и не хотела показывать? Пришлось спросить прямо.

Эпизод 6

Среда, 29 октября 2003 г.

Адам

Я шёл один по коридору, направляясь в аудиторию, где нам предстоял семинар по основам бухгалтерского учета. Оля ещё вчера предупредила, что сегодня ей обязательно надо попасть на кафедру и отыскать преподшу по налогообложению и финансовому контролю, чтобы обсудить с ней тему своей курсовой работы: видите ли её тема ей не нравилась, хотела сменить на другую. Вот она и умчалась. По правде говоря, я был рад, что сейчас она не со мной – из меня сегодня плохой собеседник. Настроение было паршивым с самого утра.

Вчера мой тренер по боксу заявил мне, что готов со мной расстаться, если я не сосредоточусь на деле и всё время буду витать в облаках. Это случилось после того, как он несколько раз повторил мне моё задание, а я его не услышал, так как обдумывал как бы мне куда-нибудь пригласить Ольгу на свидание (разумеется дружеское), а то в академии всё время на учебу отвлекаемся, пообщаться толком некогда. Тренер, конечно, прав: на тренировке надо думать о боксе, а не о девушках и свиданиях. Но зачем было на меня так орать? Я ему ответил в резкой форме, что смогу сосредоточиться, только если он перестанет кричать на меня как полоумный. И в результате, я отстранён от тренировок на две недели – пока не «прочищу мозги и не научусь сначала думать, а уж потом говорить».

А сегодня утром ко мне в комнату забежал Али со своим телефоном. Оказывается, отец пытался дозвониться до меня всё это время, а я (вот идиот!) забыл разблокировать его номер в своём мобильнике после прошлого его звонка. И теперь ему, бедному, пришлось звонить моим друзьям, чтобы узнать, не случилось ли со мной чего. До сих пор противно вспоминать как он орал в ярости:

- Ты безмозглый идиот, а не мой сын, Адам! Мать тут с ума сходит, все телефоны оборвала. Уже в твою любимую Москву намылилась ехать: тебя, тупого барана, разыскивать! Как можно быть таким безответственным придурком?! Зачем тебе вообще телефон, если до тебя нельзя дозвониться? Чтобы в тетрис играть? Хоть бы раз сам домой позвонил, мать успокоил! Почему мне всё за тебя приходится делать, болван!

И всё это мне пришлось выслушать молча скрипя зубами, потому что, как ни прискорбно, отец был прав: я действительно давно не звонил маме и совершенно забыл про блокировку номера. Бедный телефон Али, я от злости, бессилия и гнева на себя и отца так его сжимал, что было слышно как корпус хрустел у меня в руках. И как он только не развалился? Наверное, только потому, что Али покупал мобильник под себя, а его кулаки будут помощнее моего.

Так что понятно, в каком расчудесном настроении я заявился сегодня в универ. Соколова, конечно, сразу всё заметила и попыталась меня расспросить о причине. Мне не хотелось ей ничего рассказывать, мои проблемы – сам разберусь. Тогда она спросила про вчерашний разговор с друзьями и окончательно испортила мне настроение. Я не сдержался, рявкнул на неё, что не надо лезть не в свои дела. А у неё на лице появилось такое расстроенное и обиженное выражение, что я сразу проклял свой поганый язык. Больше сегодня она со мной не пыталась заговаривать. Ну что я за дурак? Куда не кинь – всюду клин.

Я дошел до триста второй аудитории и вошёл внутрь. Там Никита Горчеев раздавал проездные билеты на следующий месяц. Точнее закончил раздавать, когда я подошёл. Я вспомнил, что тоже сдавал деньги на проездной и сказал:

- Ник, давай сюда мой проездной, я тоже тебе деньги сдавал, помнишь?

- Э-э, Адам, - замялся Никита. – А у меня больше нет. Я всё раздал.

- То есть как это нет? Да ты в своем уме, Горчеев? Ты очки-то свои протри, и в бумажку свою посмотри: там моя фамилия записана? Записана. Деньги я сдавал? Сдавал. Значит, мне полагается проездной и не надо пудрить мне мозги, что у тебя больше нет, усек? – я угрожающе надвинулся на приунывшего зама старосты.

Вообще-то, Горчеев был нормальным парнем: умный и ответственный, с общественными обязанностями он легко справлялся. И зачем ему вздумалось со мной шутки шутить? Ну что за дурацкий день сегодня!

- Ау, очнись, спящая красавица! Я получу сегодня свой проездной или нет? – Никитино молчание мне порядком надоело. Наконец-то он отважился посмотреть мне в глаза:

- Адам, я уже тебе сказал, у меня больше нет. Ты извини, что так вышло, наверное я где-то его обронил. Я могу вернуть тебе деньги, но только когда нам стипендию выдадут – сейчас я на мели. Ты уж прости, что так получилось.

- Э нет, голубчик, так не пойдет, – прорычал я, – нафига мне твои извинения? Ты ими мне предлагаешь проезд оплачивать или зайцем кататься? – гнев во мне набирал всё новые обороты: весь мир против меня, даже проездной от меня уплыл!

- Да я же сказал, я деньги верну со стипендии, – попытался выкрутиться из щекотливой ситуации зам старосты.

- Горчеев, я так похож на лоха?! – завелся я не на шутку. – Думаешь, я не знаю, что стипендия бывает только после десятого числа? А до этого мне что пешком ходить придётся?! Слушай, кончай испытывать моё терпение! Даю тебе время до завтра. Но чтобы завтра ты мне принёс либо проездной либо деньги! И меня не волнует, что у тебя их нет: выкручивайся как хочешь, займи у кого-нибудь. Ты – умный, придумаешь что-нибудь. А если нет… - тут я вплотную придвинулся к съежившемуся парню – тогда я тебя из-под земли достану и выбью всё, что мне причитается с процентами, усёк?

Эпизод 7.1 (с иллюстрацией)

Суббота, 1 ноября 2003 г.

Ольга

День начался необычно. Утром, ещё до начала первой пары (пока Адам не пришёл) ко мне вдруг подошёл Никита и, очень смущаясь, вручил мне плитку пористого белого шоколада со словами:

- Слушай, Оль, ты меня так выручила в среду, а я тебя даже толком не поблагодарил. Вот, это тебе. Я, правда, не знал какой ты шоколад любишь, поэтому выбрал на свой страх и риск.

Я ничего подобного не ожидала. Особенно спустя двое суток после происшествия. Наоборот, у меня все мысли были заняты предстоящим походом в кафе с Идолбаевым, так что Ник со своей шоколадкой преподнёс мне большой сюрприз. У меня даже язык отнялся от удивления, и глаза, наверное, стали по пять копеек (или теперь правильнее говорить по пять рублей?). Надо же! Я Никиту так близко за все предыдущие два года ни разу не видела. Вблизи он оказался ещё лучше, чем я могла предположить, наблюдая издалека. Даже с видом шоколада он угадал: белый пористый – мой любимый.

Молчание затягивалось. Никита совсем сконфузился. Я тоже застеснялась и почувствовала себя неловко. Поэтому, чтобы как-то разрешить этот непростой момент, я смущённо улыбнулась и молча взяла шоколадку (про себя подумав, что если за каждое спасение от Идолбаева мне будут дарить по шоколадке, то я очень скоро невероятно растолстею!). Наконец, справившись со смущением, я вежливо произнесла:

- Спасибо, Никита. С шоколадкой ты угадал. Но на самом деле дарить её мне было вовсе не обязательно, я просто рада, что смогла помочь.

Никитино лицо прояснилось, и он мне так обворожительно улыбнулся, что у меня сердце замерло:

-Ещё как обязательно! Если бы не ты, я бы этот проездной нашёл бы не раньше чем через полгода – по правде говоря, я очень редко копаюсь в своем рюкзаке так тщательно. Да и ненормального Идолбаева ты быстро успокоила. И как только это у тебя получается? Кроме тебя он никого не слушает. Так что ты – молодец, и подарок ты заслужила. Жаль только, что сейчас кроме простой шоколадки я ничего не могу тебе подарить, – и Никита смущённо замолчал.

Своей похвалой парень окончательно вогнал меня в краску! А для меня это было крайне неприятно, я терпеть не могла краснеть. Вот везёт же смуглым людям – на них румянца почти и не видно, не то, что на мне! Не придумав, что можно сказать, я просто кивнула и, чтобы скрыть своё красное лицо, полезла в сумку убирать шоколадку. Мне казалось, что исполнив свой долг благодарности, Никита сразу развернётся и уйдёт, но, как ни странно, этого не произошло. Посмотрев на меня как-то нерешительно, он вдруг сказал:

- Оль, а ты бы не хотела сходить со мной в кино сегодня?

Я приросла к стулу, от изумления кровь сразу отлила от моего лица. Как? Он меня приглашает в кино? Да быть не может, я наверное ослышалась! Или может быть он так шутит? Я повнимательнее вгляделась в лицо парня. Ник выжидательно смотрел на меня, похоже он вполне серьезно предложил… Вот это да! Я и представить себе не могла, что он когда-нибудь куда-нибудь меня пригласит! Кто бы мог подумать, что и от Идолбаева с его психозами бывает польза! Я так обрадовалась, мне совсем было неважно куда с ним пойти, хоть на детские качельки, лишь бы с ним. Я уже открыла рот, чтобы согласиться, когда остатки разума вдруг очнулись ото сна и напомнили мне, что вообще-то на сегодня я уже занята и отказаться от своего обещания никак не могу (иначе Адам голову мне оторвёт, он и так уже последние два дня смотрит на меня как волк на овечку). Какое разочарование! Пришлось наступить на горло своим желаниям и сказать:

- Извини, Никита, я бы с удовольствием, но сегодня я никак не смогу – у меня уже есть свои планы, отменить или поменять их никак не получится. Может сходим в кино на следующей неделе? – с надеждой спросила я. Парень, услышав мое «извини» сразу погрустнел, но потом приободрился и согласно кивнул:

- Конечно! Давай после выходных договоримся, когда пойдём и на какой фильм, хорошо?

- Да, разумеется. – Радостно отозвалась я и только тут заметила недовольное лицо Адама у Никиты за спиной.

- Горчеев, что ты тут застрял? Дай пройти! – невежливо буркнул парень и, грубо ткнув зама старосты ладонью в плечо, чтобы тот подвинулся, плюхнулся на своё место.

Ник от неожиданности чуть не упал, но вовремя успел удержать равновесие и, повернувшись к Идолбаеву, недовольно пробурчал:

- Эй, аккуратнее! Что за манеры: вежливо попросить язык отвалится?

- Это у тебя он отвалится, если ты ещё хоть что-нибудь вякнешь в том же тоне! – ответ моего соседа прозвучал очень тихо, но от того еще более угрожающе.

Назревающую ссору надо было гасить в зародыше и я вмешалась:

- Адам, перестань, пожалуйста. Ругаться не нужно. Никита уже уходит, да Ник?

- Ухожу, ухожу, - сказал парень, презрительно взглянув на Идолбаева. И развернувшись, двинулся к своей парте.

К счастью Адам его взгляд не заметил, занятый извлечением тетради из своего пакета и последующим поиском ручки. Найдя всё это, он вдруг внезапно повернулся ко мне и подозрительно спросил:

- Что этому хлыщу от тебя понадобилось? – и остро взглянул на меня.

Я пожала плечами:

Эпизод 7.2

Но тут к нашему столику подошла официантка с подносом и принялась выставлять наш заказ на стол. Девушка переключила свое внимание на принесённые блюда, и ощущение связи пропало. А мне вдруг стало грустно, что всё так быстро закончилось. Была бы моя воля, я бы смотрел, не отрываясь до конца вечера (а может быть и намного дольше), но обстоятельства требовали более подходящего поведения, которое соответствовало бы обстановке. Поэтому, чтобы скрыть своё смущение и растерянность, я принялся за еду, хотя есть в тот момент мне совсем не хотелось.

После обеда мы заказали чай, десерт и вернулись к прерванному разговору. Ольга сказала:

- Ну что, раз мы всё прояснили, теперь-то ты готов мне о себе рассказывать или ещё нет?

- Да, готов. Знаешь, Оль, я не предполагал, что когда-нибудь скажу это девушке, но ты, по-моему, самый замечательный друг, который у меня когда-либо был. Я с радостью расскажу тебе всё, что пожелаешь. Но я не знаю с чего начать… Что тебе будет интересно про меня узнать?

Я пытливо вглядывался в Соколову, надеясь прочитать ответ на её лице. Девушка задумчиво улыбнулась и попросила:

- Расскажи о своих родственниках, о родителях, о семье, о том, как вы живёте.

- Да, глобально. Ну ладно, постараюсь. Наша семья на моей родине считается достаточно богатой и знатной, если можно так выразиться. В том смысле, что наш род уходит корнями на несколько столетий назад. Отец, сколько я себя помню, всегда был привержен традициям, чтит наших предков. Он очень ревностно относится к понятию «честь рода» и с малолетства пытался внушить моему старшему брату Джамсуру и мне, что опозорить свой род – самый страшный грех, который мы можем сделать. Он всегда старался вбить нас в свои рамки и понятия что есть «хорошо», а что есть «плохо». Джамсуру доставалось от отца за «недостойное» поведение больше, чем мне, так как он был старшим. Наверное, поэтому он рано женился и уехал жить в Румынию к своей жене и её родственникам.

Тогда отец переключился на меня и попытался воспитать достойную замену старшему сыну. Но здесь он просчитался. Джамсура он подчинял своей воле с самого младенчества и поэтому, наверное, он во всём слушался отца. Я до сих пор удивляюсь: как ему хватило решимости жениться на Лайме и уехать – ведь, разумеется, его выбор отец сразу не одобрил и запретил этот брак. На моей памяти это, пожалуй, единственный случай, когда Джамсур воспротивился воле отца и поступил по-своему. Отец до сих пор не может ему этого простить и почти не разговаривает с ним. Что до меня, то у меня была некоторая свобода выбора в своих действиях, пока я был под прикрытием брата. Но как только Джамсур уехал, ни на какую свободу не осталось даже намёка. Чтобы я ни делал, как бы ни старался – всё критиковалось и высмеивалось отцом. Ему совершенно невозможно было угодить! Только сейчас я начинаю постепенно понимать, что он пытался со мной сделать: отец хотел вылепить из меня такую же послушную марионетку, какой считал Джамсура, пока тот не сбежал. Он не учитывал тот факт, что как личность я уже вполне сформировался и вылепить из меня уже ничего нельзя – только сломать.

В детстве я считал отца всесильным и всемогущим, чуть ли не богоподобным. Но повзрослев, я понял, что он просто обыкновенный тиран, который всех пытается заставить плясать под свою дудку. Конечно, я не собирался давать ему возможность меня сломать, и начались конфликты и ссоры. Если бы не беспокойство о матери, я свалил бы из дома намного раньше. А так у меня получилось продержаться почти два года, после чего я понял, что ещё чуть-чуть и буду готов его убить. Я не пожелал стать его полной копией и подобием, не захотел заниматься семейным бизнесом (у нас на родине есть сеть автомастерских), а предпочёл уехать учиться сюда. Для меня это было лишь поводом убраться подальше из Чечни и видеться с отцом как можно реже. А для него это стало страшным оскорблением и крахом всех его надежд на достойную замену в совете директоров. Вот такая у нас семейка.

За время рассказа я пытался определить какие эмоции вызывают у Оли мои слова, но на её лице я не смог заметить ничего кроме предельного внимания. Она вся как будто обратилась в слух и впитывала каждое моё слово. Это меня даже немного смущало: не помню, чтобы кто-нибудь когда-нибудь так внимательно меня выслушивал. Я привык к тому, что обычно люди либо не хотят со мной разговаривать из соображений личной безопасности, либо не воспринимают меня всерьёз.

Увидев, что я остановился, девушка прикинула что-то в уме и с жадным любопытством спросила:

- А мама? Почему ты о ней ничего не рассказываешь?

Вспомнив о маме, я ностальгически улыбнулся:

- Мама у меня замечательная. Между прочим, она родом из ваших краёв. Только вот родители её погибли в автокатастрофе, когда ей едва-едва исполнилось восемнадцать лет. А больше у неё здесь никаких родственников не осталось. Мне до сих пор жаль, что не довелось познакомиться со своими бабушкой и дедушкой по материнской линии. Особенно с дедушкой: в детстве мама рассказывала мне про него и говорила, что я на него очень похож...

Ну, что еще сказать о ней? По характеру мама - полная противоположность отцу. Только благодаря её пониманию и заботе мы с Джамсуром не выросли моральными уродами. Мама всегда поддерживала нас с братом, стремление учиться и познавать новое мы унаследовали от неё. Но у неё слишком мягкий и незлобивый характер. Маме никогда и в голову не приходило выступить против воли отца, она во всём его слушается и прощает любое его самодурство. По-моему, она почти святая, что живёт с ним под одной крышей так долго и сбегать не собирается. Мне, конечно, тяжело думать, что я, по сути, сбежал и бросил её одну отцу на растерзание, но по другому поступить тогда было никак нельзя. Одна надежда, что он не будет срывать на ней зло, так как по-своему её любит и вряд ли способен причинить ей вред осознанно.