Головная боль генерала Калугина, или Гусь и Ляля

Глава 1

– … категория всего-то «один-бэ», любой школьник пройдёт! – выдернул из мыслей восторженно-настойчивый голос Славки.

– Что? – ответила Ляля, растерянно посмотрев на сестру.

– Ты меня вообще не слушаешь, что ли? Сестра называется. Говорю, поедем на майских на Мунку-Сардык, категория восхождения минимальная – «один бэ», даже не «два а» или «два бэ», а ерунда, для таких как ты Ляль, а то закиснешь на своих Патриках.

– Патрики такие же мои, как и твои, – фыркнула в ответ Ляля.

Не только ей купили квартиру в престижном районе столицы, сестре тоже. Ляля пользовалась жильём, Славка же жила сначала в общежитии, потом сняла убитую двушку поближе к месту основного обитания. Двушку, чтобы бесконечным знакомым, которых сестра находила словно из воздуха, было где перекантоваться.

Возможности родителей Славка игнорировала по идейным соображениям, когда это удавалось, конечно. Ляля с отцом, генерал-полковником в отставке, не спорила, достаточно одной бунтарки в семье. Морозить собственные уши назло маме с папой – не Лялин формат.

– Прости, прости, ты же знаешь, меня заносит. Так что, поедем на майских на Мунку-Сардык? Вангую, там обязательно найдётся парочка страждущих, сирых и убогих, кому непременно нужно помочь, поэтому ты не имеешь никакого морального права отказаться. Это я тебя заманиваю, чтоб ты понимала, – заливисто засмеялась Славка, разнося по салону самолёта звонкий гогот, смехом эти гортанные, отрывистые звуки назвать было нельзя.

– Что? – уставилась Славка. – Манерам не обучена, простите. Истинная Ляля в нашей семье одна – это ты.

– Я тебя сейчас ударю!

– Ой, страшно-то как, – ещё громче засмеялась Славка, два раза ударив тяжёлыми подошвами берцев по полу.

– Валерия Степановна, Владислава Степановна, посадка через двадцать минут, пожалуйста, пристегнитесь, – раздалось над головами сестёр.

Валерия Степановна – это и есть Ляля. Ляпнул один умник на первом курсе Суриковки, и прилипло. Вскоре распространилось и на семью с лёгкой руки Славки, которая прозвище оценила и согласилась. Лера – настоящая Ляля, и по виду, и по содержанию. Сейчас Ляля сама редко вспоминала, что она Валерия, ещё и Степановна.

Ляля сразу же пристегнулась, положила руки на колени, вцепившись в льняные брюки. Попыталась скрыть волнение перед посадкой, которое, как бы она ни пыталась бороться с аэрофобией, побеждало.

Слава для начала смерила оценивающим взглядом говорящего, как шеф-повар оценивает свежесть рыбы перед тем, как разделать и подать на стол.

Высокий, подтянутый, в военной форме, в звании майора, с короткой уставной стрижкой с косыми висками, тёмными глазами, он окинул Славку таким взглядом, от которого у Ляли побежали мурашки по спине. Неприятный взгляд, унижающий, как на мокрицу посмотрел. На мокрицу с гранатой, правильней сказать.

В ответ Славка демонстративно медленно, не отрывая глаз от стоявшего почти по стойке смирно, пристегнулась. Откинулась на спинку и закинула ногу на ногу в камуфляжных штанах.

– Есть, товарищ Вячеслав Павлович, – проговорила Славка, кидая вызов сопровождающему майору.

Что Славка умела – это бросать вызовы и преодолевать препятствия, если препятствий не было, она их находила, за неимением оных, лично создавала. Выпестовывала, холила и лелеяла, прежде чем ринуться с головой в очередную задницу.

Вячеслав Павлович смерил Славку холодным взглядом, как если бы смотрел на королевскую кобру, у которой только что выкачал весь яд. Тварюга, конечно, отвратная на вид, но совершенно точно в ближайшее время безопасная.

Кинул сочувствующий взгляд на Лялю, явно недоумевая, как эти двое могут быть не просто родственницами, а близнецами. Что вообще такое рафинированное существо, как Ляля, делает рядом со Славкой, да ещё в таком месте. От комментариев воздержался, развернулся, ушёл на своё место.

Через обещанные двадцать минут самолёт коснулся шасси посадочной полосы. Военный люд дисциплинированно встал, не создавая суеты, двинулся к выходу, негромко переговариваясь. Никаких лишних движений, хаотичного волнения воздуха. Чётко, быстро, слаженно.

Для Ляли, до этого летавшей лишь гражданскими рейсами с неспешными пенсионерами, шумной молодёжью, капризничающими детьми, такое было в новинку. Хотя ей ли, выросшей в окружении военных разных мастей и рангов, удивляться.

Яркое, удивительно высокое небо ударило по глазам, вкупе с плюсовой, выше двадцати пяти градусов по Цельсию, температурой. Ляля вцепилась в собственноручно расписанный шоппер, в котором лежали скетчбуки, пастель, наборы маркеров и карандаши, и поспешила за уверенно шагающей сестрой.

Вячеслав Павлович шёл на шаг позади, как телохранитель. По сути, он и был телохранителем, иначе не назвать эту навязанную должность, которую с трудом терпели и сам охранник, и его подопечная в лице Славки.

Ляля всё понимала, была благодарна Вячеславу Павловичу. Понятно, достаточно одного звонка, и решатся любые проблемы, но лучше их избежать. Выполнить свою миссию, вернуться домой, не доставляя никому лишних неудобств.

Славка обернулась, клоунским жестом пропустила вперёд Вячеслава Павловича, тот окинул её неприязненным взглядом. Обогнал, демонстративно двинулся вперёд, дескать, от самолёта до расположения доберётесь сами. Ничего опасного на военной базе, среди толпы вояк и оружия, произойти не может. Не найти безопасней места на планете Земля.

Может и не найти… Ляля боязливо оглянулась. Окружение, преимущественно мужчины, расслабленно ходили, разговаривали, смеялись, бросали заинтересованные, откровенно оценивающие взгляды на прилетевших девушек. Кроме Ляли со Славкой прибыли ещё два военных медика женского пола, одна молоденькая медсестра и связистка.

– Может, хватит грубить Вячеславу Павловичу? – Ляля посмотрела на Славку. – Правда, что он тебе сделал?

– Бесит он меня! – прошипела Славка. – Бесит! Нянька нашёлся… Ясно же, выслуживается ради звёздочек, таракан штабной, чистоплюй паршивый, – едва не сплюнула сквозь зубы, остановилась, увидев расширенные глаза Ляли.

Глава 2

Ляля опасливо оглянулась, не привыкла она к общим душевым, фитнес-клуб не в счёт, там кабинки закрываются, а здесь – чистое поле, образно говоря. Безопасно, но откровенно не по себе.

Быстро сбила дорожную пыль, нанесла бальзам на волосы, обернулась в полотенце и рванула в сторону раздевалки, тоже общей.

На скамейке напротив сгрудились несколько девушек, ровесниц Ляли или чуть-чуть постарше, кто-то в полотенце, кто-то в медицинской форме. Они что-то живо обсуждали, не обращая внимания на старающуюся быстрей одеться Лялю, будто и не было её рядом.

– Насть, не расстраивайся ты так… – гладила по светлым, коротким волосам одна из стоящих, ту, что сидела, понурив голову. – Мужиков вокруг – море! Океан целый! Рассольников глаз с тебя не сводит, дался тебе этот Бисаров…

Угрюмо молчавшая Настя разревелась, оглушив полупустую раздевалку отчаянными рыданиями.

– Светка тоже сука, конечно… – шепнул кто-то сочувственно под одобряющие реплики остальных.

– Что Светка? – ответила высокая, рыжая. – Витя этот, – имя сказано было с каким-то особенным презрением, растягивая гласные, – по-моему, всех уже переимел, ни одну юбку не пропустил. Не удивлюсь, если и майора нашего.

– Чушь не мели. Вере Максимовне сорок пять, и у неё муж здесь, вообще-то. Бисаров кобель, но не дебил, – кто-то с возмущением опроверг версию рыжей.

– Мужу не обязательно докладывать, а сорок пять не возраст для женщины, тем более для Бисарова, он без разбора берёт. Горшкову помните? Вера против неё красавица, – парировала рыжая, вызвав очередной приступ воя Насти.

– Светка, Светка, Светка идёт, – раздалось яростное шептание, а после повисла гробовая тишина.

– Вы чего здесь? – подошла невысокая толстушка с короткими кудрявыми волосами.

– Тебя забыли спросить! – огрызнулась Настя, подскочив со скамейки. – Ты… ты… ты, знаешь что?! Ты!

– Ты зачем с Бисаровым пошла, если знаешь, что он Настин? – выдала рыжая, выразив общее возмущение.

– Во-первых, он ни с кем. Вы сколько тут торчите? Всего-то пару месяцев, а я третий раз уже, и ещё вернусь, знаю, что таких Насть у него перебывало – не сосчитать сколько, в ряд поставить – до Москвы строй выстроится. А во-вторых, он мне ампулу промедола помогал найти, выбросила по запарке… – раздались испуганные вздохи, вскрики, слова поддержки. – Вера Максимовна сказала, церемониться со мной никто не станет, посадят. Витёк услышал, всю помойку со мной перетряс.

– Нашли?

– Нашли! – победно заявила Светка. – Ты вместо того, чтобы на людей бросаться, лучше бы проводила своего драгоценного, сказал, что они на позиции собираются.

– Ой! – пискнула Настя.

Выскочила на улицу и рванула в сторону главного корпуса. Ляля вышла следом, посмотрела в спину спешащей, в недоумении пожала плечами. Неужели можно настолько себя не уважать?..

Она представить себя не могла на месте этой девушки. Чтобы она бежала за каким-то мужчиной, хоть на позиции он собирается, хоть в Антарктиду. Тем более за мужчиной с таким «послужным списком», что строй аж до Москвы получится. Там и инфекции, наверняка, не меньше, и самомнения мешок. Встречала Ляля таких уродов, ничего, кроме отвращения, они не вызывали, но больше удивляли девушки, вешающиеся на подобных принцев. Уж лучше одной быть, чем так!

В кимбе,* на железной односпальной кровати, сидела Славка, вытянув ноги, недовольно смотря в фотоаппарат. Уже пробежалась, наделала снимков. Терпения у сестры – ноль.

Договорились, что сначала сходят в столовую, животы сводило у обеих, последний раз нормально ели в аэропорту, на борту кормили, но тогда обе были сыты, так что успели проголодаться.

– Вот о чём мне писать, а? – взвилась Славка, увидев сестру. – Ты в этом собралась ходить? – резко сменила она тему.

Скептически оглядела простое платье Ляли, действительно простое, скромное даже, несмотря на люксовый бренд. Однотонное, в стиле милитари, чуть выше колена.

– Ещё бы от Ив Сен-Лорана напялила на себя платьюшко. С перьями! Здесь же самое место, – Славка засмеялась, совершенно не зло, но всё равно обидно.

Ляля не отказывала себе в нарядах последних коллекций. Почему она должна отказываться, если может себе позволить? Кичиться в голову не приходило, финансовое благополучие не её заслуга, но стыдиться тоже не считала нужным.

– Платье из перьев создал Александр Маккуин, Слав, стыдно это не знать, – ответила в тон.

– Ой, всё! – махнула рукой сестра, она точно не видела того платья, да и имя знаменитого модельера тоже вряд ли знала. – На, лучше оденься по-человечески, – протянула камуфляжные штаны и футболку, как у себя, расцветки, принятой для военной формы в этом регионе. – Удобно, практично и внимание меньше привлекает. Соблазнит тебя какой-нибудь горячий парень, а с Вячеслава Павловича погоны снимут за то, что не уберёг девичью честь дочери генерала.

– Откуда такая забота о Вячеславе Павловиче? – усмехнулась Ляля, ныряя в Славкины штаны.

Сели не идеально, кое-где болтались. Телосложение у них было одинаковое, Славка более спортивная, но такая же худая, просто сестра выбирала одежду на глазок, главное, чтобы «практично и удобно», часто в военторге.

– О тебе забота, – поправила Славка.

– Не боишься, что тебя соблазнит какой-нибудь горячий парень? – улыбнулась Ляля. – Мужчин здесь целый океан, – вспомнила слова, услышанные в раздевалке.

– Меня?! – грохнула смехом Славка, ударив тяжёлыми подошвами берцев по полу. – Давно мне так смешно не было! Я сама горячий парень, Ляль, пусть они меня боятся, – взлохматила ладонью короткую стрижку.

Сейчас волосы отросли, топорщились ёжиком сантиметров пять, у висков и на затылке чуть короче, чтобы была видна форма. Несколько лет назад сестра огорошила родню, появившись с причёской под машинку, с тех пор из образа не выходила.

Отца тогда чуть удар не хватил, братья старшие ржали, как кони, Лена смотрела осуждающе – как можно добровольно себя изуродовать? – только Ляля встала на сторону сестры, потому что всегда вставала, а Славка на её сторону.

Глава 3

После Ляля разбиралась с грузом, бумагами, следила за формированием колонны, общалась с представителями местной администрации, приехавшими специально, за происходящим приглядывали несколько офицеров.

– Почему поменяли пункт назначения? – спросила Ляля через переводчика.

– В той стороне активные боевые действия, опасно. Сейчас везде неспокойно, всё очень быстро меняется.

– А люди, людей вывезли? – обеспокоилась Ляля.

– Власти делают всё возможное, – услышала дежурный ответ.

Оставалось надеяться, что делают, в этом вопросе Ляля, вместе со всеми родственниками, их связями и возможностями, бессильна.

Местные чиновники разговаривали крайне вежливо. Никакого сквозящего пренебрежения, потому что женщина, о котором её предупреждала Лена, Ляля не заметила. Повезло.

Первый – седовласый, с короткой бородой, в военной форме без опознавательных знаков, не меньше пятидесяти лет, Абдул Хусайн. Второй – значительно моложе, по имени Даххак, худой, невысокий, похожий на юркую ящерицу.

Абдул Хусайн был более сдержан. Даххак же время от времени бросал на Лялю заинтересованные взгляды, особенно на светло-русые волосы, наверное, впервые видел подобные. Если старший перехватывал взгляд, хмурился, иногда что-то недовольно говорил Даххаку, одёргивал.

Привычная деятельность Ляли, просто в необычном антураже. Более масштабная поставка, чем обычно она занималась.

В итоге выехали ночью, за пару часов до рассвета. До последнего Ляля думала, а если совсем честно, надеялась, что их со Славкой остановят. Выведут из внедорожника под белы рученьки, доставят к Вячеславу Павловичу, тот, в свою очередь, доставит отцу для порки, но ничего подобного не случилось.

Во внедорожник загрузился водитель, звякнув оружием, ещё один военный, бросив беглый взгляд на Славу в жилете с говорящей надписью «Пресса», уселся напротив Ляли, вытянул ноги и закрыл глаза, будто собирался сладко спать.

КПП проехали беспрепятственно, дежурный мазнул по сёстрам равнодушным взглядом, крикнул, чтобы открывали ворота, и скрылся из вида.

– Миха, – после получаса трясучки на гремящем, тяжёлом автомобиле произнёс тот, что сидел рядом с Лялей.

– Ляля, то есть Лера, – представилась Ляля.

– Владислава, – протянула руку Славка, Миха ответил крепким рукопожатием.

– Там Лёха, – он кивнул в сторону водительского места. – Сержант не шибко разговорчивый у нас, не обращайте внимания. Пресса, значит? С какого канала?

– Ни с какого, я сама по себе, независимая, – задрала нос Слава, окатив оценивающим взглядом Миху.

Лет двадцать на вид, широкоплечий, белобрысый, с простым лицом, носом картошкой, обветренными губами и открытым, немного детским взглядом.

– Сама по себе, так сама по себе, – равнодушно пожал плечами Миха. – Здесь много всяких корреспондентов приезжает. На прошлой неделе возили дамочку с Первого канала, как там её… Лёх, как звали дамочку?

Лёха в ответ буркнул знаменитое на всю страну имя.

– Всё в своего парня играла, типа на одной волне с простым солдатом, готова разделить тяготы и горести, а сама в столовой потребовала отдельно готовить своей съёмочной группе. С общего стола ни-ни.

– А мне понравилась еда в столовой, – подержала Миху Ляля, уж с очень откровенной обидой он делился впечатлениями о «дамочке».

– Вот, Лялька – свой человек! Тоже независимый журналист, типа?

Он оглядел Лялю с ног в неудобных берцах до вспотевшего от каски лба. Ещё и бронежилет неподъёмный, в котором ощущаешь себя галопогосской черепахой, такой же неуклюжей.

Берцы специальные, с дышащей подошвой, повышенной комфортности, от которой Ляле хотелось содрать их, закинуть куда подальше и сунуть ноги в таз с прохладной водой. Жилет тоже облегчённый, если верить парню, который напялил на неё эту амуницию. Вот только Ляле так не казалось.

Господи, спариться можно, умереть, а ведь они даже не двигаются, не идут, не бегут, едут себе в почти комфортном внедорожнике, собирая каждый буерак.

– Не, – ответила с доброй усмешкой за задумывающуюся сестру Славка. – Она заместитель руководителя фонда, который привёз подарки местным девочкам и мальчикам.

– Ишь ты, заместитель руководителя. Не зря Абдул Хусайн смотрит с уважением. Говорят, он журналистов не любит, но помалкивает с тех пор, как возглавил местный парламент. Политкорректность, ёпта. Ой, прости, – глянул виновато на Лялю, та кивнула, принимая извинения.

Хватило сил не сморщиться. Вернее, сил не хватало ни на что, даже на внутреннее возмущение, а ведь они проехали-то всего ничего, только-только забрезжил рассвет.

– Простите, Михаил, – обратилась она к опешившему от собственного полного имени парню. – Можно мне это снять? – показала на каску и жилет.

Сам Миха и неприветливый водитель ношением касок себя не утруждали, а бронежилеты, похоже, не ощущали, как в уютных вязаных бабушкиных безрукавках сидели.

– Лучше не надо, – снисходительно ответил Миха. – Случись что, не успеете напялить. Неспокойно здесь последние дни, на прошлой неделе боевики на фермеров напали, которых местных военных сопровождали. Здесь позиции наши недалеко, но не успели, семьдесят трупов, в общем. Ребята говорили – и на позиции прут, и мирняк терроризируют. Месяца три назад ещё тихо было, как с соседней области выбили, они здесь обосновались.

Ляля медленно перевела взгляд на сестру, та сверлила глазами ничего не подозревающего Миху. Он же безмятежно вещал, как хорошо было раньше и неспокойно стало сейчас, обстрелы каждый день. Наши, конечно, с позиций не уйдут, загонят боевиков в тупик, но сейчас неспокойно, совсем неспокойно… Вчера, например, двух двухсотых привезли и несколько трёхсотых. Хорошо, медики справились, вытащили, иначе получай маманя похоронку.

Славка выразительно кашлянула, уставившись на Миху, мысленно рот ему зажала, заодно смазав по круглой морде за неуместный трёп.

– А? – вылупился тот на Славу, скосил глаза на застывшую Лялю, медленно соображая, что происходит. – А! – наконец-то, понял, только поздно, Ляля тоже поняла, что сестра её обманула.

Глава 4

Ляля не верила своим глазам, в происходящее не верила, такого просто не могло произойти, наверное, это всё-таки сон. Кошмар, который никак не закончится, проснуться не получается.

Она сидела у стены в блиндаже, самом настоящем, пропахшем прелой пылью, если в принципе возможен такой запах, медикаментами, спёкшейся кровью, чем-то тошнотворным, отталкивающим, и ещё страхом. У страха, оказывается, есть запах.

– Будет жить ваш Миха, – громко объявила зашедшая врач, стягивая одноразовый хирургический халат и шапочку с головы, осталась в камуфляжных брюках и футболке, обтягивающей налитую грудь. – До свадьбы заживёт, как на собаке. Анатоль, у тебя сигареты остались? – обратилась она к мужчине лет сорока в пыльном медицинском костюме.

– Там, – коротко ответил Анатоль, Анатолий Юрьевич, как он представился Ляле со Славкой. Хирург.

Женщина, которая вышла, тоже хирург. Жгучая брюнетка с высокими скулами, прозрачно-зелёными глазами и крупными веснушками, покрывающими лицо, около тридцати лет. Дарина Александровна, сказала, что её можно звать просто Даша, официоз здесь лишний.

– Эй, – Даша, курившая у приоткрытой двери, посмотрела внимательно на Лялю. – Ты не ранена?

– Не-не-нет, – простучала зубами по металлической кружке с горячим чаем Ляля, кутаясь в одеяло.

– Анатоль, ты наших гостей осматривал, мало ли что?..

– Не ранена она, напугана, – прокомментировал Анатолий Юрьевич состояние Ляли. – Шок.

– Ясно… Зачем поехала, если так боишься? – не то спросила, не то упрекнула Даша. – Реферат в школе задали? – усмехнулась, окинув взглядом худую фигурку Ляли. – Ох уж эти корреспонденты… Сидели бы дома, писали про спасения зайцев дедом Мазаем – тоже подвиг, зато самая большая опасность – промочить ноги.

– Она не журналист, – подала голос Славка. – Ляля гуманитарку сопровождала, представитель фонда.

– Горюшко… В вашем фонде пары крепких мужиков не нашлось, что ли?.. – подошёл Анатолий Павлович, заглянул Ляле в глаза, посветил фонариком, измерил пульс, нахмурившись. – Кто ж таких лялек под пули отправляет… увидел, лично бы зубы выбил тому умнику.

– Я сама, – заступилась Ляля за умника, вернее уж умницу, которая спокойно сидела напротив на стуле, вальяжно вытянув ноги.

Что военный блиндаж в чужой воюющей стране, что палатка у подножья горы, которую надо покорить во что бы то ни стало, что кухня в убитой в хлам двушке с видом на бюджетный алкомаркет. Вопиющее спокойствие, не показное совсем. В экстриме Славка, как рыба в воде.

– Сама ты, похоже, дальше ЦУМа не забиралась, – вздохнул Анатолий Юрьевич. – Ничего, скоро вертолёт заберёт. Это почти как такси бизнес-класса, тебе понравится.

Хирург попытался шуткой утешить Лялю, она же живо представила, как выходит из этого «такси» прямо в руки разъярённого отца… Утешил.

Ляля тяжело вздохнула, Славка встала, долго сидеть на одном месте она не могла с самого детства. Анатолий Юрьевич вернулся на своё место, к объёмным журналам, в которые что-то записывал. Даша докурила, изящным движением выкинула окурок на улицу, уселась напротив коллеги, тоже принялась что-то писать.

– Что-то долго наших нет… – буркнула она после неуютного молчания.

– Типун тебе на язык, – одёрнул её Анатолий Юрьевич.

У Ляли онемели ноги от нахождения в одном положении, затекла спина. Она не чувствовала собственное тело, даже бедро, до этого болевшее от удара о бронированный пол внедорожника, перестало ныть. Попробовала пошевелиться, конечности слушались с большим трудом.

Пришлось заставить себя встать, потоптаться на месте, ощущая берцы на ногах, как пудовые гири. Хорошо хоть бронежилет с неё сняли, как и ненавистную каску.

– Простите, – подала голос Ляля, почувствовав голос природы. Оказывается, не все органы в её организме застыли от страха, некоторые очень даже работали, большая кружка чая просилась наружу. – А где здесь… уборная?

– Уборная?

Даша посмотрела на говорящую, как на восьмое чудо света, задумалась на секунду. Скосила взгляд к шторке в дальнем углу, видимо, туда, где эта самая уборная находилась.

– Попудрить носик можно от двери налево, там поймёшь, – ответила она.

Ляля выглянула. Оказалось, что дверь блиндажа выходит в глубокую траншею, но когда час назад Лялю сюда по ней волокли, она была в таком шоке, что этого даже не осознала.

Полная тишина, не слышно ни птиц, ни зверей, ни человеческой речи. Ни души вокруг, только бесконечное небо над головой. Крадучись двинулась вдоль плотных песчано-красный «стен», плавно уходивших в сторону.

Слева обнаружился закуток, вырытый для одного стоящего человека, вряд ли это то, что нужно, но искать дальше сил не было, уж очень сильно хотелось, к тому же страшно… Тишина неестественная какая-то, как в фильме ужасов перед кульминационным кошмаром.

Дёрнула молнию, приспустила штаны, для верности ещё раз огляделась. Всё та же тишина и пустота, они как на Марсе находились, даже земля с красным оттенком.

Едва закончила свои дела, как что-то громыхнуло, сердце, точно так же, как было на дороге, ударилось о рёбра, зашлось в панике, ища убежище, стремительно улетело в пятки, заявив, что сейчас разорвётся. В ушах раздался неясный гул, и ровно в этот же миг что-то огромное сбило её с ног, погрузив в жар и темноту.

Она лежала на спине, жмурясь изо всех сил, чувствовала затылком жёсткую землю, локтём камень, голой пятой точкой, что земля не только жёсткая, но и горячая от солнца. Сверху на ней что-то лежало. Огромное, живое и грубо матерящееся.

– Вставай, давай, быстро! – отрывисто приказали ей.

Не дожидаясь ответа, дёрнули наверх, поставили на ноги, заодно подтянув штаны с трусами, схватили и на счёт три заволокли обратно в блиндаж, а ведь Ляле казалось, что она далеко отошла.

– Не, я, естественно, обожаю, когда девки подо мной трусы стаскивают, всем сердцем люблю девок без трусов, но не под обстрелом же! – оглушил затащивший Лялю блиндаж, вызвав громоподобный смех окружающих.

Глава 5

Лялю взяла оторопь, когда она увидела их пристанище. Непонятно, чего именно она ожидала, вряд ли президентский люкс с видом на океан, но тесное помещение с нарами заставило содрогнуться…

Самыми настоящими нарами, сверху односпальное место, внизу, можно сказать, двуспальное, с двумя матрасами, накинутыми сверху спальными мешками. Стол, лавка у стены, обитой серебристой звукоизоляцией, скорее в качестве обоев, тусклая лампочка. Открытые полки на этой же стене, заваленные непонятным барахлом. На крючках вдоль стены горой висела одежда. Чулан без двери.

– Больше ничего не нашлось, – посмотрел на неё Вячеслав Павлович.

Извиняться ему было не за что, хорошо, что хоть такое убежище нашлось. Страшно представить, что было бы, не догони он колону, не увези подальше от боя.

Славка в это время вспорхнула на верхнюю кровать. Уселась, довольно болтая ногами, оглядела временные владения, счастливо улыбнулась со словами:

– А ничего так, мне нравится.

– Личный состав напротив, – майор показал на дверной проём через неширокий проход, тоже без двери. – Столовая прямо, там же удобства: умывальня, общий душ, туалет.

– Шикарно! – отреагировала Слава.

Ляля промолчала. Естественно, хорошо, что рядом удобства, особенно туалет, вспоминая последний инцидент, только в общем душе с мужчинами ничего шикарного не виделось. А если и там нет дверей?..

– Девчата! – вдруг гаркнул возникший из ниоткуда парень, выдернув Лялю из собственных мыслей.

Загар, рост, улыбка, футболка, камуфляжные штаны, берцы.

– А я думал, пацаны звездят! Ой, прошу пардону великосветски, – посмотрел он на Лялю, которая не знала, отчего именно ей в обморок падать.

От мата, сорвавшегося с уст здоровяка, «великосветского пардона», обстановки или всей ситуации в целом, которая никак не вписывается в понятия «шикарно», «нормально», или хотя бы «терпимо».

– Я это, быстро, не обращайте внимания, устраивайтесь. Меня Алексей зовут, если что.

Парень быстро собирал вещи с вешалок, перекидывал через плечо, наваливая одно на другое, пока не удалился, погребённый под горой солдатских штанов, курток и берцев.

Следом нарисовался ещё один. Загар, рост, улыбка, футболка, камуфляжные штаны, берцы – уже привычный набор. И ещё один с загаром, ростом, в футболке, камуфляжных штанах и, что самое неожиданное, в берцах. Роман и Платон.

Ляля сидела на лавке, чувствуя, как волны неукротимого тестостерона, вызывающей маскулинности проходят сквозь неё, заставляя цепенеть. Сколько же здесь военных…

Господи, естественно, здесь одни военные! Она что, всерьёз полагала, что встретит среди блиндажей, траншей и бесконечного оружия, танцоров Большого театра? В лосинах, да!

– Этот мужицкий дождь иссяк? – засмеялась Славка, спрыгивая вниз ловким пружинистым движением. – Может быть, вы тоже оставите девушек наедине? – впёрла взгляд в Вячеслава Павловича. – Нам носики попудрить надо, – заявила с откровенной претензией, вызовом даже.

– Ничего не случится с вашим не напудренным носом, Владислава Степановна, – отрубил тот.

«Владислава Степановна» прозвучало примерно так же, как однокоренное слово, произнесённое Алексеем. Ляля просто услышала эти из пять букв, выплюнутые майором, прочитала на его лице.

– Значит так, – уселся он за стол, показал жестом, чтобы подопечные устроились напротив.

Ляля послушно села, Славка, естественно, нет. Встала рядом, сверля взглядом ненавистного цербера. Иногда казалось, что она вцепится ему в лицо, вмажет со всей силы, применит удушающий. Ногами в живот отпинает, ниже живота врежет или вырвет.

Вряд ли у неё получится, несмотря на хорошую физическую подготовку, но от попытки членовредительства останавливало чудо, не иначе.

– На сколько мы здесь застряли – неизвестно, может на пару часов, может на неделю или даже месяц. Ситуация сложная, – он просверлил дыру во лбу Славки, на Лялю не посмотрел, она и так знала, что увидела бы во взгляде майора – жалость. Ей самой стало жалко себя от открывшихся перспектив. – Надо понимать, что вы на войне, это – армия, поэтому на рожон не лезть, без разрешения нос на улицу не высовывать, мужиков не провоцировать.

Ляля едва не задохнулась от последних слов. Провоцировать на что? Майор же не станет всерьёз предполагать, что они с сестрой начнут «провоцировать» в этом царстве тестостерона. Впрочем, ничего другого эти слова значить не могли.

Не провоцировать – не соблазнять.

– Я не про вас, Валерия Степановна, – примирительно, с лёгкой улыбкой ответил на возмущённый выдох Вячеслав Павлович.

Отлично, значит, про Славку такие слова говорить можно…

Если они выберутся отсюда, Ляля лично пожалуется отцу на майора. И не стоит обвинять её в предвзятости, в том, что неправильно поняла. Всё она отлично поняла. Говорить, просто предполагать подобное недопустимо.

– Это он про меня, Ляль, – засмеялась Славка. – Есть «не провоцировать», – пропела она, оскалившись.

Майор никак не прокомментировал ответ, глазом не повёл, похоже, стол вызывал у него больше эмоций, чем Славины кривляния.

– И теперь самое главное. Самое! – подчеркнул он. – Кроме командира никто не знает, чьи вы дочери и каким образом оказались здесь. Для всех вы гражданские лица, попавшие в неприятности. Представитель гуманитарного фонда и репортёр. Необходимо, чтобы так и продолжалось.

– С какой радости? – ощетинилась Слава.

– С той радости, Владислава Степановна, – прошипел майор, – что одно дело мчаться на помощь двум гражданским, тем более женщинам, и совсем другое – дочкам генерала, которым шлея попала под хвост, и они решили, что прогулка в воюющей стране – это весёлое приключение. Сегодня, в бою с боевиками, которые гнались за нами, погиб лейтенант Верещагин Пётр Васильевич, двадцати четырёх лет. Его второму сыну сегодня исполнился месяц, Пётр ни разу не взял его на руки, и уже не возьмёт.

– Смерть – это часть жизни на войне, – огрызнулась вдруг поникшая Слава.

Глава 6

– Здоров честной компании, – появившийся на пороге уже знакомый Гусь осветил тусклое помещение широченной самодовольной улыбкой. – Я не с пустыми руками! – движением фокусника вытащил из-за спины тюк светло-бирюзовой ткани. – Сейчас дверь вам сообразим, вернее штору. В медчасти одолжил, весёленькой расцветки, всё же девочки, – подмигнул растерявшейся Ляле.

– Припевочки, да, – нервно хихикнула Славка, Ляля предпочла промолчать.

– Из тебя припевочка, как из меня монашка, – ответил капитан, мазнув смешливым взглядом по Славе. – А вот подружка твоя – настоящая девочка-припевочка.

«Девочка-припевочка» было не сказано, а пропето елейным голосом, всё с той же обворожительной улыбкой, утопив в синем взгляде, таком же бесконечном, как небо в этой стране.

– Это сестра моя, – заливисто засмеялась Слава. – Мы близнецы.

– Да ну, на! – замер Гусь, уставившись на Лялю. – В смысле «близнецы»? – он показал сначала на одну, потом на другую, скосил глаза к носу, кривляясь.

– Монозиготные, – вставила слово Ляля. – Или гомозиготные.

– Гомо какие? Не нравится мне второе слово! – прогремел капитан, оглушая пространство смехом. – Давайте без этих ваших побочек цивилизации.

– Однояйцевые, дурень! – ответила Славка за растерявшуюся Лялю.

– Вы же не похожи, – Гусь внимательно оглядел обеих с головы до ног. – Отдалённо, туда-сюда…

– А так?

Слава подошла к сестре, убрала её распущенные, только расчёсанные волосы назад, затянув в хвост. Приложила ладонь к своей голове, примяв короткий ёжик, встала рядом, чуть выставив бедро вперёд, как неосознанно стояла Ляля.

– Охренеть! Не, ну охренеть же! Слав, помнишь, я говорил, что как женщина ты меня не интересуешь? Беру свои слова обратно. В комплекте с сестрёнкой – ты ж порно-мечта любого мужика!

– Дебил ты, Гусь, и не лечишься! – отреагировала Слава, пока Ляля моргала в попытке прийти в себя, сообразить, что в таком случае полагается отвечать.

– Капитан Гусев, извинитесь сейчас же, – выдала она первое, что пришло в голову.

Не потому что она дочь генерала – это ни причём совершенно. А потому что девушка, и Слава девушка, подобные слова в их адрес недопустимы.

– Чего? – Гусев замер, будто ударился в бетонную стену с разбега.

Уставился на Лялю не моргая, пронизывал бесконечным синим взглядом так, что мурашки рванули по всему телу, оседая в неожиданных местах, под розовым трикотажем с сердечками.

– Гусев? – переспросил он, трижды моргнув.

– Вы же поэтому Гусь? – смутилась Ляля.

Стоявшая рядом Слава перегнулась пополам от смеха, схватилась за живот, издавая надрывные звуки. Она пыталась заткнуть себе рот рукой, но продолжала закатываться в откровенном хохоте.

– Давай, объясни девушке, почему ты Гусь, – выдавила она сквозь собственный гогот.

– Чёт мне кажется, это плохая идея… – с умильной улыбкой проговорил капитан, не отрывая взгляда от порозовевшей от смущения Ляли. – Прелесть какая, я сейчас кончу…

Ляля сама не поняла, как это получилось, почему, чем она мотивировалась. Верней, мотивация понятна, причина тоже ясна, но вот делать этого точно не стоило. Пришла в себя от резкой боли в ладони и звонкого звука пощёчины, которую влепила не иначе, как рефлекторно.

– Во даёт, девчонка не промах!– услышала в дверях громкие одобрительные мужские голоса.

Перевела взгляд на застывшего каменным изваянием капитана, который держал широкую ладонь с длинными пальцами у лица и, не мигая, смотрел на Лялю. Невозможно было прочитать выражение его лица. Зол он не был, удивлён тоже…

А вот Ляле стало откровенно страшно, впервые в жизни она ударила человека, и сразу здоровенного десантника, у которого может быть ПТСР или тревожное расстройство. Маловероятно, но возможно же. Они на войне, каждому штатного психолога не приставишь. Сделала пару шагов назад, обхватив себя руками.

– Что за цирк?! – раздался грозный окрик от дверного проёма.

В помещение зашёл высокий военный лет тридцати пяти – сорока. Худосочный, загорелый до черноты, с полупрозрачными голубыми глазами и короткой, под машинку, стрижкой. В звании подполковника, по всей видимости, командир.

– Бисаров, тебе отдельное приглашение нужно на выход? – рявкнул он на Гуся, показывая взглядом, что его товарищи оказались расторопней – оперативно смылись с глаз начальства.

Капитан развернулся, молча вышел, никак не выразив эмоций. Подполковник остался на месте, окинул тяжёлым взглядом сестёр, от которого даже Слава напряглась, Ляля же была готова разреветься, не сходя с места.

– Сергей Максимович Дудко, – представился он. – Будут проблемы – обращайтесь. Майор передал мою просьбу? – посмотрел он на Славу, мгновенно вычислив «старшую» и потенциальный источник неприятностей.

Слово «просьба» прозвучало как «приказ», Ляля невольно вздрогнула. Не нравился ей Сергей Максимович, и не должен был. Командир не обязан источать благость на всю округу, его авторитет должен быть беспрекословен, приказы выполняться мгновенно и без обсуждений, но неприятный холодок по спине заставил сжаться.

– Передал, – спокойно ответила Слава. – Товарищ подполковник, нам правда жаль, что так получилось… с лейтенантом, – спешно добавила она.

– Жалеть у мамки под юбкой будешь, – коротко ответил он, развернулся и направился на выход.

Ляля обхватила рот рукой, посмотрела на впервые за целый день растерявшаяся сестру, судорожно выдохнула от поднявшихся эмоций. Поспешила за командиром, едва успела догнать на самом выходе.

– Сергей Максимович! – окликнула она.

Тот резко обернулся, сухо, вопрошающе посмотрел. Однако откровенной неприязни во взгляде не было, скорее лёгкая досада от того, что видит, что в принципе вынужден терять время на представшее перед ним недоразумение.

– Сергей Максимович, – спешно проговорила Ляля. – Я, мы с сестрой, хотели бы быть полезны. Приносить какую-нибудь пользу, раз так… так всё вышло.

Она была абсолютно искренна в своём порыве. Им по двадцать два года, никто не обязан носиться с ними, как с писанными торбами – хоть Ляля и привыкла к такому отношению, не стоит лукавить. Они могут быть полезны… в чём-нибудь.

Глава 7

– Ты так мелко-то не шинкуй капусту, пополам да надвое нормально, – с широкой улыбкой прокомментировал Алексей старания Ляли.

Они со Славой уже три дня жили на позициях, в «светлице», можно сказать – обжились. Вернее, обжилась Слава, стала своим парнем для всех, если не подружилась, то приятелем была точно.

Ляля же до сих пор ощущала себя не в своей тарелке. Особенно после того, как Сергей Максимович сказал, что придётся провести здесь минимум неделю – это при самом оптимистическом раскладе.

Возвращаться на базу по земле, пусть и на бронированном внедорожнике – анриал. Машина на открытой местности – отличная мишень. С воздухом тоже проблемы, потому лучше сидеть тихо, ждать, пока «распогодится». Тоже риск, но всё же меньший. Рисковать дочками Калугина никто не станет, сумасшедших нет.

Ляля не сомневалась, если бы была хотя бы крошечная возможность слить их с позиций без гипотетической опасности, Сергей Максимович так бы и сделал. Генеральские дочки ему – кость в глотке. Ни выплюнуть, ни проглотить.

– Но ведь это не эстетично, – ответила Ляля.

– Здесь главное, чтобы сытно, а не красиво, – со смешком возразил Алексей.

Можно сказать, они с Лялей подружились. Поначалу ей было не по себе от словарного запаса Алексея, флирта на грани приличия, а то и откровенных предложений, звучавших как: «ежели что, так я завсегда», но то ли Ляля чуть-чуть пообтёрлась, перестала замечать, то ли Алексей начал контролировать себя. Правда, нет-нет, а приходилось ему просить «пардону по великосветски», чаще же удавалось держать баланс.

– Мужики придут, сметут всё, не до эстетики им будет.

Ляля вздохнула. Она знала, что несколько человек ушли на задание, какое и куда, естественно, не ведала, никто делиться такой информацией не станет. Среди этих ушедших был Бисаров Виктор.

По какой-то причине мысли о нём не выходили из головы. Ляля нервничала, переживала, вздрагивала каждый раз, когда слышала шаги за спиной, похожий голос, встревоженно вслушивалась в разговоры, не промелькнёт ли что-то…

Ляля начала быстрее резать несчастный вилок капусты, уже немного подвядавшей от долгого хранения. Основной рацион был небогат, несмотря на заваленный продовольственный склад. В избытке были крупы, консервы, паштеты, сгущённое молоко, был даже мёд, шоколад и шоколадная паста, но привычных овощей не хватало. Картофель и капуста расходовались рачительно, жареная картошка воспринималась не иначе, как деликатес. О свежих помидорах, огурцах или цуккини, тем более зелени речь не шла вовсе.

Ляле такая пища была непривычна, но она не роптала, молча ела то, что давали, зато светлица была завалена шоколадками, фруктовым пюре, галетами. Каждый считал своим долгом угостить их с сестрой сладостью из усиленных сухих пайков.

Слава же ничуть не страдала от пищевых изменений, кажется, она могла, не морщась, переварить гвозди без вреда для здоровья. Она вообще выглядела довольной сложившимися обстоятельствами, счастливой, как никогда.

Иногда казалось, что ей нужно было выбрать военную карьеру, а не журналиста. Правда, никто бы этого не позволил. Пробить железобетонное убеждение отца, что в армии женщинам не место, не смогла бы даже Слава. Он бы с лёгкостью перекрыл все пути и возможности, заставив сдаться. Неизвестно ещё, чем аукнется нынешняя авантюра для непутёвой дочери.

– Слышал, фонд, что гуманитарку доставлял, как там… «Надежда» вроде, имеет прямое отношение к генералу Калугину, – неожиданно выдал Алексей, усевшись напротив Ляли. – Вроде дочка его там рулит или жена. Не, не жена, вроде сноха евойная.

– Я не знаю… – растерянно моргнула Ляля, покрывшись холодным потом.

Что будет, если правда всё-таки выльется на свет божий? Никто не упрекал сестёр в случившемся с лейтенантом, не говорили о нём, не вспоминали вслух при виновницах, но любому дураку понятно, что гибель товарища не может оставить равнодушным никого. Военные здесь одна семья. Не говорят, чтобы не делать лишний раз больно себе, может, берегут нервы девушек, но внутри навсегда поселилась боль, которая не исчезнет уже никогда. Братья говорили, что помнят каждого погибшего сослуживца. Независимо от прошедшего времени, эти раны не заживают никогда в жизни.

– Как не знаешь, вроде ж представитель, – незамутнённо посмотрел Алексей, заставляя Лялю нервно заёрзать.

– Я не знакома с начальством, – пискнула в ответ. – Уставные документы мне не показывали, сноху этого генерала не встречала.

– А я подумал, что это ты, – засмеялся Алексей. – Мужики говорят, глупости, что снохе генерала здесь делать? Она где-нибудь в Майами лобстеров каких-нибудь ест, вином французским запивая, а простой люд, типа нас – кровь проливает.

– Не, это не она, – громыхнул знакомый голос, заставляя подпрыгнуть на стуле.

Ляля обернулась, уставилась на зашедшего Виктора Бисарова, Гуся. Лицо пыльное, с потёками грязи, он словно наскоро умылся жменей воды, прежде чем зайти, утруждать себя вытиранием полотенцем не стал. С головы до ног обвешанный снаряжением, ничего подобного она раньше не видела, если только в кино или на фотографиях старшего брата. Форма тоже пыльная, местами порванная, при этом каким-то чудом отлично сидящая. И общий вид расслабленный, он словно с постели встал после долгого сна, взял кофе в хорошей кофейне и собрался залипать на видео с красивыми девушками, а не вернулся с задания.

– Отлично всё, – кинул он Алексею, отвечая на немой вопрос. – Не знаю уж, – продолжил невозмутимо, – сноха или нет директриса «Надежды», но Лялька точно не она. Видел я руководительницу эту на базе, даже подкатить думал, экстра-класса дамочка, – показал жест «ок», нагло улыбнулся. – Красотка – закачаешься, не ходит, а пишет, строит всех за милую душу, такую в латекс и… – он мечтательно закатил глаза, мазнул смеющимся взглядом по Ляле. – Так что харе ерундой заниматься. Лялька – обычный работник, не видно что ли по человеку, что лобстеров она только на картинке видела, а из Славки родственница генерала, как из меня балерина, – громко засмеялся он. – Еда-то когда будет? Жрать охота, сил нет. У меня один паштет остался, еле сдержался, чтобы дрянь эту не проглотить.

Глава 8

Ляля сидела в медсанчасти, куда пришла сразу после обеда, принести вкусного Михе. Ему мало, что было можно, но она старалась хоть чем-нибудь побаловать приветливого, словоохотливого парня. С койки он ещё не вставал, выходить никуда не мог, потому гостям радовался, как ребёнок.

Придя, застала там майора, беседующего с Анатолием Юрьевичем. Рядом крутилась Даша, стреляя глазками в Вячеслава Павловича, тот время от времени отвечал на переглядывания, улыбаясь краешком губ.

Отчего-то Ляле стало неприятно, вроде причин для недовольства не было, но противный холодок прошёлся по спине. Захотелось остановить это безобразие. Хотя… ну какое же это безобразие? Даже если майор женат, а Даша замужем – происходящее не Лялиного ума дело. Люди взрослые, сами разберутся.

– Привет, – заглянула она за штору, где лежал Миха.

Тот широко и радостно улыбнулся, заёрзал, пытаясь сесть, опершись на высокую подушку. Михе явно осточертело сверлить глазами потолок без возможности поболтать с живой душой. Из развлечений нашлось пара книжек, но читать он не любил. Несколько же соседних коек были пусты, хорошо, естественно, что пусты, но скучно до зубного скрежета.

– Привет, – засиял Миха. – Что нового в мире?

– В мире всё старое, – вздохнула Ляля. – Я тебе вишнёвый джем принесла, вкусный. У тебя нет аллергии на вишню?

– Не, у меня ни на что аллергии нет, а в этом джеме вишни нет. Вот тётка моя варенье варит из вишни… ароматное, вкусное, с кислинкой. Встретимся на гражданке, я тебе три литра привезу, чтобы надолго хватило. А сейчас давай сюда джем, сладкого охота, сил нет. Одной преснятиной кормят, – полушёпотом пожаловался он.

– Эй, больной, чем мы недовольны? – раздался насмешливый голос Даши. – Не объешься, смотри.

– Прямо объешься этим, – Миха скептически покрутил небольшую упаковку джема. – Хочешь? – вежливо предложил он Ляле, прежде чем нырнуть ложкой.

– Нет, спасибо, – засмеялась та в ответ.

Она уже видеть не могла шоколадно-ореховую пасту, горький шоколад, мёд и джем этот, будь он клубничным, вишнёвым или апельсиновым. Ужасно хотелось свежих огурцов, рукколы и почему-то настоящего испанского сальчичона, но свои желания и жалобы Ляля держала при себе.

За шторой послышался приглушённый разговор. Даша что-то говорила Вячеславу Павловичу, кокетничая, тот тихо отвечал, заставляя Лялю напрягать слух. Откуда такая реакция, интересно?

– Здрасте! – раздался бодрый голос Славки. – Какие люди! Наше вам с кисточкой, товарищ майор.

– Добрый день, – спокойно ответил Вячеслав Павлович, кашлянув.

– Ты к Михе, Слав? – прощебетала Даша. – У него уже Ляля, вот повезло парню, отродясь столько внимания от девушек не было, как здесь.

– Было! – искренне возмутился Миха. – За мной знаете, сколько девчонок бегало?! Одна со станции приходила даже!

– Ну, если со станции, то да! – громыхнул знакомый голос Виктора Бисарова.

Значит, Славу сопровождал он. Её саму проводил Платон, улыбался по дороге, предпринял формальную попытку подкатить, чтобы просто поставить мысленную зарубку, Ляля сделала вид, что не заметила, и он сразу же ушёл, велев одной не возвращаться.

Она закрыла глаза, борясь с неистовым желанием убежать, скрыться с глаз. До сих пор с содроганием вспоминалось, как её выворачивает прямиком на бежевые, здоровенные берцы, а за её спиной раздаётся сначала неясный шум, потом взрыв громоподобного смеха.

Прибежавшие на выстрелы бойцы, гремя оружием, покатывались от смеха, глядя на точно такого же смеющегося Гуся и красную от смешанных чувств Лялю.

– Всё, Ляль, – крикнул кто-то, – как честный человек ты обязана жениться на Гусе.

– На свадьбу-то пригласите, Бисаровы? – глумился второй.

– Берцы теперь неделю не мой, – гоготнул третий.

Ляля прошла сквозь смеющийся строй, с трудом сдерживая слёзы. Хорошо, что встретилась Слава, она хоть и засмеялась вместе со всеми, сестру понимала.

– Подумаешь обблевала мужика, – утешала после Слава, сидя напротив. – Думаешь, Гусь ни разу блюющих девчонок не видел? Он, кажется, мне один раз в туалете волосы держал… или не он, неважно. Видишь, я жива, здорова, не кашляю.

– Он же змею… убил, – прошептала Ляля.

– А что, надо было ждать, когда она тебя убьёт? – посмотрела на неё сестра, как на ненормальную.

– Он убил, – всхлипнула Ляля.

– Это, конечно, плохо, да, – задумчиво проговорила Слава, скрывая недоумение, скользившее в интонации. – Уверена, он раскаивается.

Через минуту появился сам Гусь. Протянул стакан воды, проследил, чтобы она выпила, вытер тыльной стороной ладони рот Ляли, чем окончательно добил, сел на корточки напротив.

– Вот же лялька, – вздохнул он. – Ничего страшного не случилось. У людей разная реакция на стресс, у тебя – такая. Да и гадина выглядела так, что меня самого чуть не вывернуло, ф-ф-ф-р, – наиграно дёрнул он широкими плечами. – Не загоняйся из-за ерунды, смотри, берцы я уже помыл, как новые стали.

Ляля перевела взгляд на тупые бежевые носы со следами воды. Громко вздохнула и снова заревела, заваливаясь на кровать. Успокоиться никак не получалось, в голове крутился невообразимый сумбур. Ей было одновременно стыдно за произошедшее, в то же время она понимала, что действительно ничего страшного не случилось. Людей, подобных Гусю, смутить произошедшим сложно, наверняка он видел такое, отчего бы Ляля умерла, не сходя с места.

Примешивалась жалость к несчастной змее, которая, возможно, и не собиралась никого жалить, ползла по своим змеиным делам, а её убили. Ни за что!

Потому что этот человек привык убивать – это часть его жизни, такая же, как чистить зубы, и от этого становилось настолько тошно, что вынести Ляля уже не могла. Что-то ныло внутри, отчаянно болело, вся её натура противилась тому, что она видела, чувствовала, ощущала позвоночным столбом.

Пришла в себя от резкого вкуса какой-то жидкости, которая вливала в неё Даша. Саму же Лялю держал на руках Виктор, прижимая крепко, но как-то на удивление мягко. С одной стороны она не могла пошевелиться, с другой не чувствовала никакого давления.

Глава 9

– Давай, Ведун, гадай, – усмехаясь, сказала Даша, показывая рукой на колоду, которую Ляля положила на импровизированный столик. – С меня начинай, хочу знать, что было, что будет, чем сердце успокоится.

Миха важно разложил карты, уставился на них, морща нос и пуча глаза.

– Вас, Дарина Александровна, ждёт дальняя дорога, казённый дом, письмо или важное известие на работе, казённые бумаги.

– Ишь ты, правду сказал, – громко засмеялась Даша. – Скоро домой еду, учиться отправляют и на повышение.

– Даже не знаю, откуда твой пациент, торчащий здесь круглыми сутками, об этом узнал… так ведь и поверишь в паранормальное, – якобы задумчиво проговорил Анатолий Юрьевич. – Что мне поведают карты, Михаил? – прищуриваясь, спросил он.

Миха сделал расклад, важно поводил взглядом по картам, выразительно выдохнул, выдал, наконец:

– Тоже дорога дальняя и известие по работе, а ещё приятное событие, связанное с близким человеком.

– Жена родит, – подсказала Даша, панибратски толкнув коллегу в плечо.

– Главное, неожиданно! На восьмом-то месяце узнал о скором рождении наследника, – поднял указательный палец Анатолий Юрьевич. – Если бы не карточный расклад…

– Не будь таким скептиком, Анатоль, – засмеялась Даша. – Мне, например, ребёнка не нагадали.

– Может быть, потому что ты очевидно не на восьмом месяце? – заржал Гусь.

– Ну и что, может я три часа как в положении, – подмигнула она, радостно улыбнулась, незаметно скосив глаза на майора.

– Мамой клянусь, отец не я! – мгновенно отреагировал Гусь.

– Это мы ещё посмотрим, – фыркнула Даша. – Продолжай, Ведун. Что нам карты про Виктора поведают?

Миха кинул карты, сложил руки замком, хмуро разглядывая то, что видит, насупился.

– Дом казённый вот, – ткнул он одну из карт. – Неприятности какие-то, заботы, хлопоты – всё в казённом доме. И дама на сердце.

– Только одна? – поинтересовалась Славка. – Смотри лучше, Миха, их должно быть минимум семнадцать.

– Одна дама, – важно заявил Миха. – Вот этот король стоит между капитаном и этой дамой… – пояснил он, показывая карты.

– Гусь, ты на замужних перешёл? – вылупилась Славка. – Мой мир не будет прежним. Сам говорил, что замужние для тебя – табу, а здесь дама при короле.

– Нет у меня никакой одной дамы, тем более с королём, – огрызнулся в ответ Гусь. – Врут карты, Миха. Хреновый из тебя Ведун.

– Не слушай его, Миха, он контору палить не хочет, чтоб король ему лицо не начистил, – отмахнулась Слава. – Ляле лучше погадай.

Миха внимательно посмотрел на то, что выпало.

– Большие неприятности, много хлопот, неожиданная встреча с кем-то очень важным. Вот этот король – родственник или сильный покровитель, немолодой уже, он все хлопоты на себя возьмёт.

– А этот король? – Славка ткнула в соседнюю карту.

– А этот – возлюбленный. Взаимные чувства, радость и всё такое…

– О-ла-ла! – воскликнула Слава. – Не может быть! Ляля, мы дождались твоего короля! Миха, смотри внимательней, кто он. Бизнесмен? Именитый художник? Олигарх? Не, не надо олигарха, они старые, страшные, без «Виагры» не шевелятся, и с ней чаще давление поднимается, а не то, что полагается. Лучше молодой перспективный политик. Или спортсмен! Точно, спортсмен! Криштиану Роналду! Миха, скажи, что это Криштиану Роналду!

– Имён карты не говорят, – важно заметил Миха.

– Жаль, жаль, но всё равно, начинаем ждать твоего короля, Ляля. В золотой карете, запряжённой тремя белыми конями!

Ляля вылупилась на сестру, взглядом прося заткнуться. Неприятны ей были подобные разговоры, почему-то в присутствии Бисарова особенно противны. Словно в чём-то личном, интимном ковыряются у всех на виду. Почему – разбираться времени не было, а заткнуть сестру хотелось ужасно.

Слава демонстративно закатила глаза, покривлялась ещё немного, просто потому что останавливаться по первой просьбе не умела никогда, и потребовала у Михи:

– Теперь моя очередь знать, чем сердце успокоится.

Миха важно разложил карты, почесал макушку, нос, начал говорить:

– У тебя здесь тоже какой-то сильный покровитель или родственник, вы же сёстры, наверное, один на двоих. Неприятности, хлопоты, дальняя дорога, возлюбленный и… сердечное разочарование в прошлом. Сильное!

– Возлюбленный? – протянула скептически Слава, глядя на карту, которую показал Миха, как на воняющего, собственноручно раздавленного клопа. – Про покровителя не знаю, может, есть, да я не в курсе, – фыркнула она. – А возлюбленного – за гору. Фу, фу, фу, чур меня! – она схватила карту, сбросила со стола, брезгливо поджав губы. – Не нужен мне никакой возлюбленный. Что с ним делать?

– На Мунку-Сардык твой забираться? – подсказала Ляля, улыбаясь.

– Знаешь, если «возлюбленный», – произнести слово «возлюбленный» с настолько отталкивающей интонацией нужно постараться, Славе удалось с первого раз, – только категорию «один-бэ» преодолеть может, то он точно не мой «возлюбленный»! Разочарование ещё какое-то… сердечное, мля! Миха, давай заново.

– Карты не врут! – встал в позу Миха. – Здесь никак иначе не прочитать, только сердечное разочарование! Вспомни, было разочарование, ты просто забыла, если покопаться как следует в памяти – вспомнишь сто пудов!

– Ну… в третьем классе мне валентинку Сидоркин не подарил, но всё по-честному, я ему пинков отвесила за то, что Лялю толкнул. Родителей в школу вызывали, помню, я тогда сильно в Сидоркине, как в мужчине разочаровалась… – скорбно вздохнула Слава. – А! Точно! Было разочарование! Сердце в хлам просто, на куски разорвало, как пережила, не понимаю! Вспомнила, снова заболело! – Слава схватилась за правый бок.

– Больше на межреберную невралгию похоже, – флегматично заметил Анатолий Юрьевич. – А если твоё разбитое сердце ниже болит, в подреберье, подумай над пищевыми привычками и исключи алкоголь.

– Так разбилось сердце-то, нету сердца, здесь осколок, – важно ткнула себя в бок Слава.

Глава 10

В последней партии остались два игрока, Ляля и Гусь, окружающие с интересом наблюдали за происходящим, кто-то тихонько посмеивался, кто-то переговаривался, делали шуточные ставки на победителя.

У Ляли осталась одна карта, очень слабенькая, морально она уже готовилась к пятому поражению, как вдруг услышала:

– Всё, ты победила, Лялька, – спокойно констатировал Гусь.

– Да ну нафиг! – зычно возмутился Миха, вылупившись на капитана, чью карту отлично видел.

Тот бросил свою карту в отбой, мгновенно перемешал колоду, пока Ляля соображала, что она выиграла. Действительно выиграла! Первый раз в жизни, кажется.

– Я победила? – переспросила она удивлённо.

– Ляля, ты у нас гуманитарий, – фыркнула Слава. – Показывай карту!

В ответ Ляля перевернула десятку пик.

– Ну, всё верно, у Гуся осталась шестёрка.

– Так… – начал было возмущаться Миха, и был перебит командным голосом майора, от которого Ляля вздрогнула:

– Шестёрка у капитана осталась, боец!

– Так точно, шестёрка, – отрапортовал Миха. .

– Ты победила, – Гусь широко улыбнулся Ляле, подмигивая.

Всё-таки было во всей истории что-то иррациональное, выходящее за грани нормальности. Дело не в ситуации, в которую попали они с сестрой, не в месте, где очутились, а в окружении, настолько разномастном, что представить их всех в одной точке одновременно, без строго соблюдения субординации, играющих в банального «дурака», попросту невозможно. Но это случилось. Вдруг.

И от чего-то такая малость, как выигрыш в карты, принесла искреннее удовольствие, если не счастье, а ведь она не корову выиграла… да и зачем ей корова… отчаянная глупость какая-то лезла в голову.

Ляля прикусила губу, придумывая желание для капитана. Во время игры он успел пересесть, якобы затекла рука. Предлог странный, но тогда она не обратила внимания, на выигрыш не рассчитывала.

– Жду твоё желание, – развёл руками Бисаров. – Готов в любое время дня и ночи.

Прозвучало настолько двусмысленно, что на секунду Ляля растерялась. Пришлось сказать себе, что ничего особенного в словах: «Жду твоё желание» и «Готов в любое время дня и ночи» нет.

В том контексте, который вкладывал капитан, во всяком случае. Проиграл желание, честно ждал, когда она его озвучит или оставит долг на потом, как поступил он.

А у неё и желаний-то не было. Вернее, было одно, но его она озвучивать не собиралась, в таком не признаются. Глупое желание, пошлое немного, совершенно для неё несвойственное и неожиданное.

Вскользь мазнула взглядом по мужскому рту, красивому, чётко очертанному, с выраженным луком Купидона на верхней губе.

– Хочу, чтобы ты ответил на вопрос. Почему тебя называют Гусём?

Вообще-то она уже спрашивала один раз. У каждого бойца был свой позывной. Вот, например, у Алексея «Юрюзань», но вне боевых задач его называли Лёшкой, Лёхой, Алексеем. А Гусь был Гусём, и почти никогда Витей, Витьком, Виктором или просто Бисаровым – по фамилии.

Ляля слышала, как громко выдохнула Слава, выразительно кашлянул Вячеслав Павлович, раздался короткий, нервный смешок Даши. Посмотрела на Гуся, который растерянно моргал, почёсывая пятернёй затылок.

– Потому что я обнимусь, – вдруг сказал он, довольно улыбаясь.

– Обнимусь? – не поняла Ляля.

– Обниматься люблю, кинестетик – это вроде так называется. Есть такая игрушка, «Гусь Обнимусь», потому и Гусь.

Ляля уставился на капитана. Объяснение милое, конечно, но меньше всего он напоминал добродушную плюшевую игрушку-обнимашку. Комфортер, ставший популярным во всём мире.

В принципе удивительно, что боевой офицер, совсем недавно убивший на её глазах живое существо – пусть это и ядовитая змея, – слышал о мягких игрушках.

– Не веришь? – с этими словами Виктор заграбастал в свои объятия Лялю, закинул ловким движением её ладони себе на плечи. Подхватил, прижал к себе за талию, потоптался на месте, переступая с ноги на ногу, как настоящий гусь, и со словами:

– Видишь, самый настоящий Гусь Обнимусь, – поставил обратно на пол, щёлкнул пальцем ей по носу, как ребёнку.

Обнял Дашу, точно так же переступил, под конец прошёлся по рёбрам пальцами, заставляя изогнуться и засмеяться в голос от щекотки. Сразу же принялся за Славу, которая повисла на шее Гуся, гогоча так, что могла бы составить конкуренцию целой гусиной стае.

За представлением с живым интересом наблюдал Миха. Майор с ничего не выражающим лицом, смотрел сквозь обнимающегося направо и налево капитана. Анатолий Юрьевич вышел, кто-то заскочил на перевязку.

Идиллию прервали звуки далёких выстрелов. Виктор с Вячеславом Павловичем сразу направились на выход, взяв оружие. Ляля невольно вздрогнула, нещадно быстро реальность поставила всё на свои места. Игрушка-обнимашка – символ мирной жизни, а все они на войне.

Славка рванула следом за офицерами, на ходу ловко надевая бронник, словно всю жизнь только его и носила. Вместо школьный формы военное обмундирование.

– Стоять! – у дверей остановил её Вячеслав Павлович.

– Да я одним глазком!

– Села! – рявкнул Вячеслав Павлович, указывая рукой на стул.

Слава замерла на месте. Просверлила взглядом дыру размером с Чёрную в майоре, тот полностью проигнорировал возмущение подопечной. Развернулся и скрылся за дверью.

– Слав, – окликнула Ляля сестру. – Не лезь, – проговорила она одними губами, напоминая, что командир настоятельно «просил» не доставлять неприятностей.

Сколько можно? Достаточно того, что они уже наделали. По их вине погиб человек, сейчас они одним своим присутствием напрягают множество людей, начиная с рядовых, заканчивая командованием группировкой. Радости мало, когда две генеральские дочки торчат где-то на позициях, среди развалин жилого посёлка и пустыни.

– Бой далёкий, ничего не случилось бы! – возмутилась Слава, но к Ляле вернулась, меча молнии взглядом. – Всё против меня. Телефона нет, аппаратуры нет, фотографировать нельзя, даже если бы фотоаппарат выжил.

Глава 11

Песок скрипел под подошвами берцев словно снег. Полная Луна освещала пустыню в красно-розовые оттенки, тёмное небо бросало свет от ярких, рассыпанных как монеты звёзд, придавая мистический флёр пейзажу.

Ляля не чувствовала рук, ног, всего тела, кажется, даже не дышала. Она двигалась в направлении обнажённого человека, как под гипнозом. Заворожённая видом, приворожённая им.

Виктор Бисаров стоял, не шелохнувшись, смотрел внимательно, отчётливо синим-синим взглядом, таким нереальным, что поверить в происходящее было сложно, тем не менее, оно происходило.

Здесь и сейчас. С Лялей.

Приблизилась вплотную к Виктору, подняла голову, прикованная к прямому взгляду. Почувствовала обжигающее дыхание у лица. Пахло горьким шоколадом и песком.

У песка есть запах – раскалённой пыли.

Большая мужская ладонь взяла прядь волос Ляли, провела по всей длине, слегка оттягивая, взяла следующую и ещё одну, следом. Она опасалась опускать взгляд ниже приоткрытых губ Виктора. Смотреть в глаза тоже боялась – утонешь, не спасёшься.

Почувствовала давление на плечи. Виктор положил две руки и не сильно, но ощутимо давил, вынуждая Лялю встать на колени.

В нос ударил запах банного мыла, чистой одежды, обычного дезодоранта. Простой совсем запах, отчего-то знакомый. Одновременно стало невыносимо душно и холодно. Ледяные мурашки подскочили на колких лапках и двинулись по телу, оставляя обжигающие следы.

Во рту пересохло, она не могла сглотнуть, пошевелить губами, лишь смотрела, как приговорённая, на предмет мужской гордости перед своим лицом и отчётливо понимала, чего от неё ждёт Виктор Бисаров.

Напряглось всё тело, начиная с кончиков волос, которые побывали в руках Бисарова, заканчивая подобравшимися пальцами ног. Грудь налилась, соски царапались о ставшую грубой ткань мужской футболки, доставляя дискомфорт вкупе с пьянящим удовольствием. Низ живота наливался горячей тяжестью. Между ног становилась невыносимо влажно, пульсировало, просило о прикосновениях…

Что-то тяжёлое с силой ударило грудную клетку изнутри. Ляля рывком подскочила на кровати, почувствовала, что задыхается. Сердце колотилось так, что едва не разорвалось на миллиард осколков. Кровь стремительно неслась по телу, отдаваясь в висках и запястьях. Бурлящий гормональный поток приносил картинки, которые вспыхивали яркими, слепящими пятнами, заставляя жмуриться от невыносимо стыда и неясного голода.

Хотелось пить, скинуть этот жуткий морок, похожий на кошмар. Отмыться от собственного воображения и сна.

Ляля встала, натянула футболку, длиною до колен, прибрала ладонями волосы, решив, что можно обойтись без расчёски, ей лишь попить и обратно. Громко выдохнула, едва не разбудив Славу, она всегда чутко спала. Засунула ноги в резиновые шлёпки, в которых буквально тонула – одолжил Платон, его сорок третий оказался самым маленьким размером, – выбралась за штору.

Несколько тусклых ламп освещали помещение, из комнаты личного состава раздавался выразительный, многоголосый храп. Дежурный, погружённый в свои мысли, проводил равнодушным взглядом, никак не отреагировав на появлении Ляли.

Зашла в столовую, нашла пластиковую бутылку с водой, жадно отпила, будто сутки испытывала невыносимую жажду. Тёплая вода никак не могла унять внутренний жар, справиться с дурацким воображением и памятью, которая отказывалась отправлять сновиденье в небытие. Ляля помнила всё слишком отчётливо, вплоть до мельчайших деталей, подробностей, вибраций.

– Ты чего здесь? – услышала за своей спиной громкий шёпот Гуся. – Случилось что?

Ляля застыла, смотря широко распахнутыми глазами перед собой, боясь повернуться. Она прекрасно отделяла сон от яви. То, что произошло несколькими минутами раньше – сон. Постыдный, который отчаянно хотелось забыть, но сон, а вот то, что пару часов назад она в упор разглядывала обнажённого Виктора Бисарова и его… эрегированный пенис – явь.

– Пить хочу, – прошептала она, мотнула бутылкой, поворачиваясь.

Взгляд поднять боялась на физическом уровне, как же неловко вышло… Будто толкнуло её что-то из блиндажа, пригвоздило к месту, вынудило смотреть во все глаза. Ещё и сон этот…

Почувствовала прикосновение к своим пылающим щекам тыльной стороны мужской руки, следом внутренней – грубоватой от мозолей.

– У тебя температуры нет, часом? – озадаченно проговорил Гусь. – Горишь вся.

– Нет, – мотнула головой Ляля.

– Пойдём-ка в медчасть покажемся, – нахмурился Гусь.

– Не надо, – запротестовала Ляля. – Это просто… просто…

Не скажешь же, что впервые приснился эротический сон, и сразу с капитаном в главной роли!

– Ну нафиг, «просто» ей. Пойдём, – заявил он приказным тоном, от которого Ляля вздрогнула.

Дабы хоть как-то справиться с накатывающим волнением, сделала ещё пару глотков, морщась от вкуса.

Безумно хотелось леденящей минералки из холодильника, безалкогольного освежающего коктейля, пусть банального донельзя «Мохито» или «Секс на пляже», но не тёплой, безвкусной воды, которая совершенно не утоляла жажду.

Пришлось пойти с Гусём. Он нахмурился, безапелляционно заявил, что или она сейчас, без лишнего шума идёт с ним, или он направляется к командиру с новостью, что гостья, похоже, заболела.

Хорошо, если просто простуда или на нервной почве температурит, слышал, такое бывает, а если что-то посерьёзней соплей или психосоматики? Здесь такие причудливые заболевания можно подхватить, что жёлтая лихорадка детской болячкой покажется.

С командиром лучше не шутить. Мужик он серьёзный, в бирюльки играть не станет, всё равно Ляля окажется в медчасти, только пыли и хлопот больше.

Встретил их полусонный Анатолий Юрьевич, выслушал жалобы Гуся на плохое Лялино самочувствие, усадил на стул, велел капитану покинуть помещение. Температуры не было, горло оказалось чистым, как и лёгкие. Давление тоже в норме.

В целом Ляля была признана здоровой, готовой отправиться в космос, но лучше, конечно, домой, поближе к маме с папой и ЦУМу, главное, подальше от военных позиций. И возвращена Гусю с рук на руки с наказом вести себя хорошо. Кто именно должен хорошо себя вести, Ляля посчитала за лучшее не уточнять. В свете последнего происшествия любой вариант слышался двояко.

Глава 12

Ляля устроилась на паре деревянных ящиков, сколоченных в импровизированное кресло. Удивительно яркие краски украшали день.

Небо бесконечное, невыносимо голубое, какое-то фантастически бескрайнее.

Сочная зелень, упорно прорастающая на жухлых кустах, которую ждёт та же участь, но на краткий миг они одерживали победу над жарой.

Розово-жёлтая земля, убегающая за горизонт…

Когда Ляля вернётся домой, обязательно нарисуют этот пейзаж.

И загорелых, высоких, плечистых парней, играющих в волейбол по своим правилам. Вместо волейбольной сетки кусок маскировочной, потёртый футбольный мяч, неизвестно откуда взявшийся.

Идеалистическая картинка из мирной жизни, словно вокруг не шла война, где-то не погибали люди, не рвались снаряды, не умирали от голода, отсутствия медицинской помощи и необходимых препаратов дети и женщины.

Час назад из соседнего поселения вернулась Даша. Иногда местные жители, в отчаянии, приходили к военным медикам, просили о помощи. Обычно такие вылазки не поощрялись командиром, под личиной мирного жителя, даже ребёнка или женщины, мог скрываться кто угодно, работать на террористов, выполнять поручения «гондурасов», словами Гуся.

В этот раз не сомневались. Поселение совсем недавно зачистили, там жили несколько семей, в основном женщины, дети и старухи. Местные власти подтвердили личности, сказали, что они не хотят уезжать, потому что здесь есть надежда на будущее, в лагере беженцев же – нет.

Пару дней назад одна из девушек, возраст которой не был предназначен для деторождения, родила. Младенец умер почти сразу, девушка мучилась несколько дней. Если бы они сразу обратились за помощью, если бы у местного «врача», скорей повитухи, были хоть какие-то медикаменты и знания, девушка бы выжила, сейчас Даша смогла лишь констатировать смерть под заунывные вопли женщин.

Всё это давило на нервы Ляли, но были и хорошие новости. Несколько дней было тихо, командир сказал с заметным облегчением, что, скорей всего, сегодня сестёр заберут. Наши зачистили территорию, не до конца, работы хватало, но короткого затишья должно хватить на то, чтобы гарантировать безопасность сёстрам и вернуть их на базу.

Слава ринулась в работу, судорожно дописывала что-то, лезла в глаза каждому, задавала миллион вопросов. О военной части говорили неохотно, скупо, чтобы не сболтнуть лишнего. О личном беседовали с большей охотой.

Она приставала к служивым с нелепым вопросом: «Какая твоя главная гражданская мечта?» Именно гражданская, своя, личная.

Платон со смешком ответил, что дочку хочет. Он в семье пятый сын, у него самого двое мальчишек, у старшего брата тоже два парня. Здорово было бы девчонкой семью разбавить.

Пришедший Дрон с перевязанной рукой – ранение действительно оказалось лёгким, – сказал, что мощный мотор на катер хочет купить. Дом у них прямо на Волге стоит, выходишь с крыльца – и красота перед взглядом, сколько глаз хватает. Манит река, зовёт, а старенький мотор восстановлению уже не подлежит. Только он мотор хочет, а мать с женой говорят, что о своём жилье думать надо, а не об игрушках. Две хозяйки в одном доме жить не могут, он же со своим мотором носится, как полоумный. Выходит, мечта у него – свой дом.

Роман, помолчав с минуту, сказал, что мечтает домашний Наполеон в одно лицо слопать, килограмма на два или пять. У него жена Наполеон печёт исключительный, можно сказать, она его этим Наполеоном и приворожила. Он сестрёнке на день рождения решил торт заказать, они все сладкоежки ужасные, нашёл умелицу через интернет, сделал заказ, приехал забирать и залип на… глазах выразительных.

Алексей, великосветски попросив пардону, заявил, что мечта у него одна сейчас – с женой в кровати очутиться, или не с женой, иногда кажется, что вообще всё равно с кем и где. Как мужики здесь по полгода торчат, он не понимает, когда ехал, думал, проблема с едой будет, погодой, боялся под дурную пулю попасть. Вышло так, как вышло, все мысли ниже пояса.

– Какая-то несерьёзная у тебя мечта, – прыснула Слава, по-дружески взлохматив светлые волосы Алексея. – Другой нет?

– Мир во всём мире подойдёт? – хохотнул Алексей.

– Так и запишем: «Мечтает о планетарной дружбе и сотрудничестве всех стран и внутри этих стран», – важно кивнула Слава, косясь с улыбкой на опешившего повара, который до этой минуты не подозревал, что мечтает ни больше ни меньше, а о планетарной дружбе.

– Ты, Гусь, о чём мечтаешь? – подскочила Слава к капитану Бисарову, который в это время перехватил мяч.

– Я-то? – почесал он затылок свободной рукой.

Обернулся на Лялю, медленно оглядел её, внимательно, так, что у неё по телу пробежался табун взволнованных мурашек и порозовели щёки.

– Я как Лёха, говоря словами Википедии, об «идеале свободы, мире, счастье между странами, внутри всех стран, между всеми людьми», – криво улыбнулся он.

– А если своими словами? – прицепилась Слава.

– Вот же клещ, – Виктор обнял спрашивающую дружеским жестом, как пацана. – Жениться мечтаю, – без запинки выдал он.

Слава в ответ раскатисто засмеялась, Гусь с готовностью вторил, за ними покатились со смеха остальные, даже командир, молчаливо наблюдавший за расслабленными подчинёнными, усмехнулся себе под нос. Видимо, мысль о женатом Викторе Бисарове настолько парадоксальна, что ничего, кроме смеха, вызвать не может. Не смеха даже, а откровенного гогота.

– Кандидатка-то есть? – крикнул кто-то из мужиков. – Неужели наша Ляля, как честный человек, всё-таки женится на тебе, Гусь? – напомнил об инциденте в первые дни, когда Лялю вырвало прямо на берцы капитана.

– Женись на Ляльке, – добавил голос с хрипотцой. – Жених ты видный, с квартирой, с большим… – не договорил, лишь многозначительно хмыкнул себе под нос под безобидные смешки сослуживцев.

– Квартира-то в Воронеже, – возразил Дрон. – А наша Лялька из столицы.

– Зато трёхкомнатная, – возразил Платон. – Имейте в виду, Бисаровы, на свадьбу чтобы всех пригласили! Чур, я свидетель!