Good Girl (хорошая девочка) いい子

Начало

В Японии испокон веков живут не только люди.
В трещинах старых деревянных домов, в туманах над рисовыми полями, в переулках за неоновыми вывесками — скрываются демоны, духи и твари, о которых шепчутся лишь в ночных разговорах. Никто не знает, кого встретит на узкой улочке: странствующего монаха с пустыми глазами, женщину в белом, чьи волосы тянутся за ней, как река, или смеющегося мальчика, который исчезнет, как только ты моргнёшь.

Не каждому суждено вновь возродиться после смерти. Но каждому даётся шанс. Этот шанс может быть любым: новая работа, случайная монета у входа в лавку, неожиданно бесплатная поездка на трамвае. Мы редко задумываемся, что за него придётся платить… пока не появляется Он — Сборщик. Его приход означает выбор: отдать душу или отработать долг.

Я начала эту историю, потому что мне стало интересно заглянуть в загробный мир, пролистать пыльные книги с именами забытых богов, увидеть, чем живут демоны, когда мы их не слышим и не видим.

Эта книга не о добре и зле. Она о выборе. О каждом решении, которое мы принимаем — каждую минуту своей жизни. И о том, как эти решения, невидимые, как дыхание, ведут нас по тропе, где каждая развилка может стать последней.

Глава первая. Сборщик

Ночь в Токио — это не тьма, а другой вид света: красные неоны, как запёкшаяся кровь на стекле витрин, молочно-белые фонари над узкими переулками, электрические табло, шепчущие цифрами, — всё это не прогоняет мрак, а подсвечивает его, словно показывая, где именно живёт невидимое. Между тенью деревянных карнизов и скользящим блеском дождя по асфальту существуют коридоры, не отмеченные на планах городской управы. Там и работает он — Сборщик.

Его невозможно узнать по лицу, потому что лица у него, собственно, нет в привычном смысле: всякий раз, когда кто-то пытается запомнить его черты, память складывает их в аккуратный свёрток и прячет, как старую квитанцию, — остаются лишь детали: тёмное непромокаемое пальто старого покроя, чемоданчик с металлическими углами, бесшумные шаги и тонкий звон колокольчика, едва слышный, будто из другого помещения. Колокольчик висит не на двери, а на его запястье — маленький, храмовый, с вытертым медным венцом; когда он звенит, у часов на стенах на секунду останавливаются стрелки, а проводник ночного трамвая вдруг забывает спросить за билет.

У Сборщика есть контора — крошечная, недосягаемая для городской инспекции, без адреса, зато с часами, которые всегда показывают пять минут до полуночи. Она расположена под старой баней, где парятся рабочие порта и продавцы рыбного рынка, — мимо всегда проходят люди в резиновых сапогах, в ладонях у них пахнущие солью монеты. Вход в контору — дверь, которую никто не замечает: щель в стене, где сдвоенные вентиляционные решётки, на самом деле — створки. Он отодвигает их ладонью с оттиском печати, похожей на цветок камелии, и спускается по трём ступеням туда, где пахнет рисовой бумагой, мокрым деревом и чернилами.

Рабочий стол Сборщика — это не просто стол; это приборная панель границы. На нём стоят: деревянный ящичек с шёлковыми нитями (каждая — чья-то судьба, не как в сказках, но всё же близко), чернильница, в которой вместо туши — густая, как патока, тень, а ещё весы. На чаше слева — увесистые монеты, отчеканенные не из металла, а из последней секунды человеческого смеха; на правой — бумажные прямоугольники, похожие на талоны, только вместо цифр там выписаны «случаи»: вакансия, найденная до рассвета; билет, который не успели прокомпостировать; кошелёк, отданный обратно без свидетелей. Это и есть те самые шансы, что иногда падают к ногам людей, как с неба. Сборщик их не «раздаёт» — он лишь балансирует город так, чтобы шанс возникал там, где надо. А затем — приходит за платой.

Сборщик — не палач и не страж; его должность ближе к ревизору, к бухгалтеру между мирами. Он сверяет ведомости: кто взял шанс и распорядился им так, как обещал судьбе, а кто — затоптал, потратил на пустое, обменял на вино и красивые слова. Тем, кто взял и не понял, что взял, — он приносит объяснение и договор. Тем, кто понял, но спрятался, — он приносит выбор. Тем, кто лгал, — он приносит тишину.

Каждую ночь он начинает с одного и того же: пальцем проводит по книге учёта — толстой, в переплёте из шёлка, переливающегося, как рыбья чешуя. Страницы книги шепчут, как рисовые стебли под ветром: Синдзюку, переулок Гонза: мужчина, тридцать семь лет, шанс: «бесплатный проезд, трамвай №12», долг: «обещал вернуться и заплатить», статус: не выполнено. Сборщик отмечает красной печатью, похожей на цветок, — и на полях появляется крошечный красный журавль. Журавль тонко вскрикивает и превращается в ленту света: маршрут вырисовывается сам, шаги уводят в ночь.

Иногда его путь — аркады с автоматами «пачинко», где процветает тоска в металлическом переливе шариков. Иногда — тесные якитория, пахнущие дымом и сладким соусом, где люди забывают смотреть на часы. Иногда — женские общежития университетов, где сушатся над умывальниками чулки, а на подоконниках — учебники и письма из префектур. Сборщик проходит там, где живут, потому что именно там раздаются шансы. И именно там их часто не замечают.

Рабочий инструмент Сборщика — не нож и не кандалы. Это слово и весы. Он приходит к должнику не тогда, когда тому удобно. Например, мужчина в мятом костюме выходит из последнего бара, лёгкая улыбка у него на лице — повезло же: кондуктор махнул рукой, не взял плату, на улице нашел деньги и на работе не заметили что он опоздал на час. Дома ждёт жена с сыном, он дал слово: если он вернётся трезвым, завтра они вместе пойдут покупать новый телевизор, но он снова пьян. Мужчина шагает по мокрому асфальту и вдруг видит его — Сборщика — как третью тень на стене. Тень не совпадает ни с одной из двух других. Он не пугается сразу; страх приходит второй волной, когда Сборщик входит в свет фонаря и колокольчик на его запястье тихо звенит — стрелки часов над улицей дёргаются, как рыба в сети.

— Вы взяли несколько шансов в этом месяце, — говорит Сборщик ровно, будто зачитывает строку. — Здесь записано: «Бесплатный проезд, деньги около магазина и опоздание на работу». Пора оплачивать долг.

— Что… что вы хотите? — мужчина машинально гладит карманы, будто ищет билет, который никогда не штамповали и остатки денег.

— Выбор, — отвечает Сборщик. — Всегда — выбор. Либо вы отдаёте душу, и всё заканчивается сейчас. Либо вы отрабатываете. Это не наказание; это работа. У меня длинный список вакансий. Вы же не думали что вас просто так преследует удача, за всё нужно платить.

Слово «вакансии» звучит нелепо в ночном воздухе — как «штатное расписание» в храме. Но мир устроен так: даже у смерти и демонов есть канцелярия.

Он бережно раскрывает кожаную папку; внутри карточки с вакансиями.

«Чёрный кот» — работа для тех, кто умеет растворяться в темноте. Задача проста: бродить по узким переулкам, искать заблудшие души и мягко вести их туда, где их ждут.

Вторая карточка чуть холоднее на ощупь:
«Монстр под кроватью» — должность нечастая, но ответственная. Один раз в месяц забирать под кровать детей, которые слишком близко подошли к тому, что ещё рано знать. Вернуть их утром — с лёгким шрамом в памяти, чтобы они больше не заглядывали туда, куда зовут их.