Горели оба

Описание героев и их первая встреча

**Лёша Орлов** — мальчик с замкнутым характером и высоким чувством справедливости. Среднего роста, худощавый, с темными, чуть растрёпанными волосами и глазами, которые всегда кажутся задумчивыми, если не сказать — холодными. Лёша был тем, кто предпочитал оставаться в тени, вечно в поисках смысла в вещах, которые другие не замечали. Он родился в семье среднего класса, где родители трудились на нескольких работах, чтобы обеспечить уют и стабильность, но никогда не требовали от него больше, чем он был готов дать. Лёша привык к самостоятельности, но при этом его изолированность создавала вокруг него барьер, который с годами только усиливался. Однако под этим внешним спокойствием скрывалась способность глубоко переживать события, будто поглощая их внутренней болью.

**Даня Тихонов** — наоборот, был мальчиком, которым все обращали внимание. Высокий, с ярко-рыжими волосами и веснушками, которые резко выделялись на фоне его смуглой кожи, он был живым воплощением беспокойной энергии. Даня часто не умел сидеть на месте, всегда двигался, что-то рассказывал или устраивал спектакли для окружавших его людей. Его семья была далеко не богатой, но все они были тесно связаны, как единое целое. Дания был растёпой, порой наивным и уверенным в себе, будто знал: всё в его жизни будет так, как он того захочет. Его мать, мать-одиночка, часто говорила ему, что если он захочет стать кем-то, он обязательно станет, и её вера в него казалась безграничной. Это стало для Дани основой его уверенности — вера в себя и в силу слова.

---

В тот день, когда они встретились, Лёша был осторожен, но всё же заметил в Дане что-то, что его зацепило. Неуклюжая лёгкость Дани, его шумный характер и отсутствие какой-либо «фильтрации» — все это казалось Лёше странным, но в то же время настоящим. Даня был тем, кто никогда не скрывает своих мыслей, а Лёша, напротив, привык смотреть и молчать. Однако это не помешало им встретиться в этом случайном столкновении, которое в какой-то момент стало не таким уж случайным.

— Я думал, ты не выходишь на «свет», — заметил Даня, обводя взглядом Лёшу. — Зачем сидеть в тени, если можно быть как все?

Лёша, слегка нахмурив брови, ответил, не в силах скрыть свою недовольство:

— Я не «как все».

Даня снова рассмеялся, но на этот раз в его смехе была не только озорная задорность, но и некая симпатия к Лёше, который был таким другим, таким… непохожим на всех остальных.

И хотя с первого взгляда их различия казались непреодолимыми, спустя время Лёша понял, что именно эти различия и составляют их связь. Даня, несмотря на свою болтливость и импульсивность, оказался таким же искренним, как и он сам, только выражал это по-другому.

---
---

### **1. Клятва в подвале (2005 год)** *

Дождь с утробным стуком лупил по ржавой крыше дома №14 — давно брошенного, с выбитыми окнами и облупленными стенами, на которых кто-то когда-то написал "СВОБОДА" жирными, красными буквами. Буквы почти стерлись. Только "ОБА" держались — будто предсказание.

Одиннадцатилетний Даня стоял у полуоткрытой двери в подвал, забрызганный грязью. Синие кеды хлюпали, куртка прилипала к спине. Он пинал ржавую железную обшивку с озлобленным упорством, будто вымещая ярость не на двери, а на весь мир.

— *Давай, очкарик! Или боишься, что тараканы тебя сожрут?*

Лёша, молча вытирая очки рукавом, шагнул за ним. Линза с трещиной размывала правый глаз, как будто он видел два разных мира одновременно. Когда Витек из параллельного класса столкнул его в канаву, очки треснули. Даня тогда не раздумывал — прыгнул на Витька с кулаками. Лицо того потом собирали по кусочкам.

В подвале пахло плесенью, пылью и чем-то тяжёлым — машинным маслом или мёртвыми крысами. Пространство освещал лишь слабый свет из щели под дверью.

Даня шарил в карманах, швыряя на пол трофеи:
— *Спички. Сахар. И...* — он торжественно извлёк банку тушёнки, поблёскивающую в темноте. — *Праздник, мать его.*

Старые газеты, свёрнутые в шар, медленно загорелись. Пламя сперва жалкое, но жадное, расползалось по краям, выдыхая чёрный дым. Лёша закашлялся. Они терпели.

— *Настоящие разведчики не боятся крови,*
— Даня достал перочинный нож, весь в ржавчине. Лезвие звякнуло. — *Смотри и учись.*

Он провёл по ладони — быстро, по диагонали. Кровь потекла по пальцам, упала в огонь с шипением, будто это не плоть, а топливо.

Лёша вздрогнул, но не отступил. Он взял нож.
— *Если заразишься, я тебя убью,* — пробормотал.

Разрез. Жжение. Капли на бетон.

Они сжали ладони и прижались к стене — их отпечатки остались тёмными пятнами на старом кирпиче.

— *Костёр не разгорится, если не гореть обоим,* — сказал Даня, глядя в пламя, как в портал.

— *А если предашь — сгоришь в одиночку,* — ответил Лёша. Голос его дрожал, но был твёрдым.

Между ними в землю вошло лезвие ножа — рукоять осталась торчать, как чья-то могильная табличка.

Сквозь гул дождя послышались шаги. Тяжёлые, взрослые. Собаки залаяли где-то наверху.

— *Пошли!* — Даня схватил друга.

Они исчезли в сырой темноте, оставив костёр догорать.

### **2. Пирожки для Шариков (2007 год)**

Столовая пахла дрожжами и солдатским потом. С потолка капала вода — сквозняк шевелил полинявшую занавеску над окном, словно привидение пыталось выбраться наружу. Прапорщик Михалыч вечно ходил в мятой форме и с прослойкой жира под рубахой, как будто готовился к спячке. Сейчас он расставлял на подоконнике дымящиеся пирожки — с картошкой и печёнкой. Для «начальства», как он сам говорил, с кислой миной.

Даня наблюдал из-за угла, жевал соломинку. Лёша рядом поправлял очки и в который раз бормотал:

— *Мы можем влететь. Это официальная кухня.*
— *А ты видел, чтобы начальство делилось с псами?* — буркнул Даня. — *Они жрать будут, а те — подыхать. Справедливо?*

Три дня они выслеживали маршрут Михалыча. Вечером он всегда выходил за сигаретами — и оставлял окно приоткрытым для проветривания.