От автора.
Все события и герои с которыми Вы встретитесь на страницах моего романа, вымышлены. Время и антураж лишь частично приближены к исторической эпохе для содания флера и настроения.
****************************************
За окном было влажно и сыро. Осень входила в свою вторую половину, когда погода ежедневно остается серой и дождливой. Это было видно по поникшим последним осенним листьям кустов и деревьев, что росли напротив. Старая худая кошка сидела под скамейкой и вздрагивала от каждой капли воды, что падала время от времени на её спину. При этом она встряхивалась и мотала головой, освобождаясь от мокроты. И такое во всей этой картине было отчаянное настроение приближающегося конца, что сердце сжималось от предчувствия смерти.
- Скоро зима!
Пожилая женщина смотрела на бедное животное, и ей чудилось, что та и есть сейчас её копия, так же никому не нужна и также одинока в своей старости. Кошка, будто услышав её мысли, взглянула на окошко первого этажа, откуда на нее смотрели старческие глаза, тут же вновь встряхнулась, будто отгоняя от себя дурные мысли человека, и вышла из-под скамейки. Она направилась к подъезду, будто по призыву в помощи то ли себе, то ли той, что напротив. Но она не знала, что та не сможет ни в чем ей помочь ни накормить, ни пустить погреться. Её старое больное тело, почти вросшее в коляску, не двигалось в последнее время, руки безвольно лежали на подлокотниках и пальцы еле шевелились. Женщина со вздохом прикрыла глаза:
- Прости меня, кошка, - чуть слышно вслух произнесла она. – Не могу, увы. Сама нуждаюсь в помощи. Особенно сегодня. Слабость, как перед смертью.
Она еще раз вздохнула.
- Как быстро прошла жизнь! – мелькнула мысль. – Еще совсем недавно была молода, полна сил и энергия била ключом. А сегодня развалина и старуха одинокая, никому не нужная.
Она открыла глаза и перевела взгляд на картину, что висела напротив. На ней она молодая, в красивой широкополой шляпе с загнутым краем, и несколько высокомерным взглядом больших зеленых глаз. Когда-то подруга-художник нарисовала её и подарила на день рождения.
- Кажется, мне тогда исполнилось тридцать? – сказала она вслух. – Или двадцать? Уже не помню…- скуксилась она.
Было время, когда она молодая, красивая, знающая себе цену впервые показалась на пороге редакции московского издательства с красным дипломом факультета лингвистики МГУ. С великолепным знанием английского языка, она по знакомству, устроилась младшим редактором в известнейшее на всю страну предприятие книгопечатания. Здесь из типографии также выходили популярные в то время журналы и периодика всех направлений. Её устроили в отдел переводов английской художественной литературы. Там же она и просидела до самой пенсии. Потом, уже позже, освоив и компьютер, все еще работала на переводах, получая особые заказы разово, но хорошо оплачиваемые. Так что, несмотря на несколько странному пособию от государства, в виде небольшой пенсии, она смогла жить спокойно и не зависеть от случайностей и перебоях в денежном содержании. Даже смогла оплачивать прислугу, которая в данное время уже постоянно жила в ее большой московской квартире в центре столицы. Старые дома, все еще хранившие шорохи далекого прошлого, умиротворяли её, давали вкус и настроение и при работе и в свободные часы, когда она, сидя у камина, который давно не топился открытым огнем, а представлял собой теперь лишь инсталляцию, читала или же вязала свои нескончаемые кружева, так просто, для мыслетворчества. Её давняя прислуга, которая работала уже более двадцати лет, иной раз продавала их, когда хозяйка отдавала той либо в подарок, либо оставляла в корзинке уже готовыми и на выброс. Прислуга охала по-бабьи на такое транжирство и забирала себе, обязательно уведомляя об этом хозяйку. Та, только руками махала, мол, забирай и не спрашивай!
Теперь же, после инсульта, она не могла ходить, не могла заниматься любимой работой, и сидела целыми днями перед окном, всматриваясь в картинку современного мира. Там виделись люди, спешащие по своим делам, машины и дети, а еще молодящиеся старушки на той самой скамейке, под которой теперь сидела кошка, вся мокрая от мелкого осеннего дождя.
Женщина тяжело вздохнула и прикрыла глаза.
Дух в квартире с бронзой и коврами, стоял затхлый, тяжелый, и пахло, как обычно пахнет в комнате, где живет больной старый человек.
- Скоро придет Александра и откроет окна, - почему-то подумала она, и сердце как-то странно замерло. – Просто душно.
Когда-то она не вышла замуж, хотя имела много предложений, и поэтому сегодня была одинока и покинута даже подружками. Не потому что они сделали это специально, а потому что уже одни ушли за порог этого мира, другие же были так стары, что не выходили даже на улицу, проводя, как и она, свое время перед телевизором или окном. Да, у нее был телефон, с которым она когда-то не расставалась с утра до вечера, но с тех пор, как оказалась в инвалидной коляске и при том едва разговаривала после инсульта, тем девайсом перестала пользоваться. Так что и последнее средство связи с миром прекратилось.
- Ни работы, ни мужа, ни детей! – тяжело вздохнула она. – Так и прошла моя жизнь. Одинокая старая дура! Ах, если бы вновь начать! Сколько же могла бы успеть! А самое главное переделать всю свою жизнь - иначе скроить и иначе сшить.
Она еще раз вздохнула, как-то уж очень глубоко и поняла, что уже не сможет выдохнуть, потому что…забыла, как это делать!
- Вот так приходит смерть! – мелькнула мысль и женщина ушла в темноту.
Я все же выдохнула. И открыла глаза.
- Где я? – это был первый и самый странный вопрос в моей жизни. – Я не узнаю свою комнату!
Да, действительно так и было – комната другая и какая-то странная. Даже запах чужой. Пахло то ли мятой, то ли душистым листом.
- Ах, да! Это запах лавровишневых капель! – мелькнуло узнавание.
Приподнявшись на локте, увидела около тумбочку с пузырьками и стаканом на стеклянном подносе, рядом с кувшином с водой. Очень хотелось пить. Прихватив его, налила и поднесла ко рту. Пахло валерьянкой.
- Видимо меня поили этим лекарством, - хмыкнула я и тут же откинулась на спину, уставясь в потолок. – А где я? И что случилось? Это никак не похоже ни на что, ни на мою комнату, ни на больницу.
Подняв руку к глазам, увидела совсем не свою ладонь и пальцы, потом в ужасе ощупала всю себя и поняла, что тело тоже не моё. Оно было худым и молодым. Задрав длинную холщевую сорочку, осмотрела себя, на сколько смогла, с удивлением и страхом.
- Боже! Что происходит? Я в коме или уже на другом свете? – воскликнула я, тут же вскочила на кровати и принялась оглядываться.
То, что не на другом свете, поняла по тому, как двигались мои пальцы, ощупывая себя и задирая рубашку. Все было естественным и уж больно реально. Сев на край кровати, свесила ноги. И только тут поняла, что тело двигалось. Еще раз осмотрела свои руки, подергала пальцами ног, подняла голову и осмотрелась.
Комната представляла собой спартанскую обстановку, больше похожей на комнату прислуги где-то в конце девятнадцатого века. Будто очутилась в романах, которые сама же и переводила. Тем более, что книга, которая лежала на краю тумбочки была на английском, только вот по внешнему виду она уж никак не была современного книгопечатания, и мне это было хорошо известно. Пролистав немного, поняла, что это один из неизвестных мне любовных романов и тут же положила обратно. Еще раз оглядела комнату. Окно со старинными плюшевыми шторами на шнуровых подвязках, комод с тремя ящиками и зеркалом в тяжелой оправе над ним, стулья и небольшой бювар для письма, а также высокий резной шифоньер с двумя дверцами и латунными ручками под ключ. На полу лежал небольшой коврик для ног, и стояли уютные теплые тапки без задников. Рядом в кресле скомкано лежало платье пепельно-розовое в темную полоску и темный фартук. Около разбросаны были ботинки на пуговицах и небольшом каблучке. Все это как-то сразу заставило думать, что я в каком-то явном и четком сне, но уж точно не на том свете. Только где?
Негромкий стук в двери и нежный женский голос доказал мне, что все что вижу сейчас более реально, нежели собственные мысли о случившемся.
- Мэгги! Дорогая! Можно мне войти?
- Да-да! – поспешно ответила я и тут же прикрылась концом одеяла.
В комнату вошла полная женщина средних лет с подносом, на котором стояла чашка с дымящейся жидкостью.
- Я принесла тебе горячего шоколада. Как ты себя чувствуешь? Вчера доктор сказал, что твое падение не сильно отразится на здоровье.
- Я упала? Как это случилось? – ответила я, следя за действиями женщины в такое же платье и фартуке, что лежало рядом.
- Ты ничего не помнишь? – вопросительно уставилась на меня женщина с добрым лунообразным лицом. – Бедняжка! Ты же упала с лестницы и прокатилась по ней в два пролета. Мы уж думали, что ты умерла, так было страшно смотреть на твое бледное лицо и закатившиеся глаза. Но потом Томас отнес тебя в комнату, и мы вызвали доктора. Он сказал, что была остановка сердца. То есть, ты точно умерла. Мы уж было расстроились, как ты вдруг задышала, открыла глаза и сказала… «пустите кошку». Мы удивились твоим словам, но обрадовались, что жива. Правда наша мадам хозяйка узнав про это спросила, о чем ты говоришь, и доктор сказал, что это галлюцинация и последствия падения и удара. Приказал напоить тебя этими лекарствами и дать поспать. Вот все и обошлось, слава Господу!
Она перекрестилась и подала мне чашку, которую я выпила до дна. Вымученно, от сознания, что совсем пропала, улыбнувшись ей, спросила:
- А как вас зовут? Совсем не помню. Видимо точно что-то с головой.
Она внимательно посмотрела на меня и тут же присела на край стула.
- Точно ничего не помнишь?
Я решительно кивнула.
- Меня зовут Лора, Лора Каймакл, и я первая горничная в этом доме и также камеристка миледи, леди Пенелопы Стивенс.
- А кто я здесь? – с растущим волнением задала вопрос.
- А ты здесь вторая горничная, или как мы говорим, младшая горничная.
- Дорогая Лора, можно мне так вас называть? – уставилась я на нее с просьбой в глазах.
Та кивнула.
- Расскажите мне обо всем. Я решительно ничего не помню!
Она посмотрела на меня внимательно и качнула головой:
- Доктор был прав, если ты об этом просишь.
Тут она легко вздохнула и оправила фартук на коленях.
- Еще есть у меня пару минуток, и я поведаю тебе о нашем доме и его обитателях, раз ты все забыла.
Я вымученно улыбнулась и, закутавшись в одеяло поплотней, приготовилась слушать рассказ о моей нынешней, вынужденной, как я поняла, жизни в образе молодой девушки, служащей в доме пожилой матроны в роли горничной.
- Нашу хозяйку зовут леди Пенелопа, как я уже говорила, живет она на втором этаже и там же находятся комнаты ее сына мистера Дэна и его камердинера и лакея Томаса. Моя комната и кухарки Роуз Лесли здесь же, на третьем этаже, как и твоя. Главный здесь дворецкий Джим Картер. Он проживает здесь месте с нами. Вот, пожалуй, и все, кто служит в этом доме. Так что, получается пять человек вместе с тобой. Ты все-все забыла? Точно? – вперила она свой недоверчивый взгляд в меня.
Я вновь утвердительно кивнула.
- Ладно! – успокоилась она. – Мадам сказала, что ты можешь полежать, раз такое случилось. Если захочешь все же встать, то не забудь переодеться. Помнишь, что после трех дня мы надеваем темное платье и белый передник?
Я сделала удивленные глаза.
Это была небольшая столовая, судя по овальному столу посередине, нескольким стульям вокруг. Одно окно освещало помещение. Оно было на уровне земли, за которым виднелись ноги прохожих, скорее их обувь. Время было осенне-весеннее, и день дождливый, пасмурный. Помещение освещала одна лампочка без абажура. По стенам стояли старинные резные буфеты с антресолями, в которых виднелись за закрытыми стеклянными дверцами посуда и стаканы с фужерами. Рядом находился большой проем, за которым виднелась плита и оборудование соответствующее кухне, и там двигалась полная женщина в белом переднике и чепце. Вероятно, это была кухарка. Она почему-то говорила вслух. То ли озвучивала свои действия, то ли спорила с кем-то, кого уже не было рядом. Услышав мои шаги, она выглянула и широко улыбнулась.
- А это ты, Мэгги! А я тут как всегда, проговариваю свои рецепты и меню на сегодняшний день. Как ты себя чувствуешь?
При этом она вышла мне навстречу, вытирая руки о полотенце, что висело у пояса.
- Спасибо миссис Роуз, - улыбнулась я. – Сейчас много лучше.
- А как твоя голова? – спросила она, останавливаясь рядом и заглядывая мне в лицо. – Тут Лора сказала нам, что ты потеряла память. Как же это?
- Это бывает, - улыбнулась я, разглядывая её. – Но скоро я войду в свою память. Это временно и называется амнезия. Но вы поможете мне, если что?
- Обязательно, дитя мое, - улыбнулась она. – Да тебя же надо покормить! – вдруг всплеснула она руками. – Давай садись! Я принесу тебе пару сэндвичей и горячее какао. Поешь пока то, что есть. На ужин я приготовлю хорошее мясо. Тебе надо набраться сил.
Я присела за стол и еще раз огляделась. Был какой-то своеобразный уют во всем, что меня окружало в данный момент. Вероятно, это и была та самая аура, о которой твердят все экстрасенсы. Здесь была аура добросердечности и товарищества. Сама столовая чистенькая, ухоженная, стол, хоть и без скатерти, но вымытый и сиял в свете электролампы. Роуз, все также приговаривая, принесла мне поднос с чашкой дымящегося напитка и тарелкой с сэндвичами. От какао шел замечательный запах, и от вида их самих так захотелось есть, что услышала собственное бурчание в животе и тот час слюна заполнила рот. Поставив все передо мной, она присела рядом и, подперев рукой подбородок, вгляделась в лицо. Я слегка смутилась, и она, поняв это, вздохнула:
- Ешь, ешь! Ишь, как схуднула с лица! Откуда будут силы на работу. Неужели ничего не помнишь?
Я с полным ртом лишь покачала головой. Она вновь вздохнула:
- Ладно. Главное, что жива. А то мы подумали…
Тут она сделала скорбное лицо и потом улыбнулась.
- Ты если что, спрашивай, не стесняйся. А что миледи? Она еще не видела тебя?
Я вновь качнула в отрицании и продолжала жевать. Допив до конца свое какао, поблагодарила её и попросила газету. Та кивнула на столик в углу. Подхватив поднос, ушла в кухню и вновь забормотала что-то себе под нос.
Я устремилась к источнику информации и нашла сегодняшний Таймс с числом на передней полосе. Там было четко пропечатано, что сегодня седьмое октября тысяча восемьсот…девяносто третьего года!
- Боже! – ахнула я. – Это же почти сто тридцать лет назад!
Я сидела опешившая и растерянная. Конечно, я понимала, что глядя на антураж вокруг, на людей, что встретились и говорили со мной, что уж точно не в современной инсталляции на тему прошлого Англии, но то, что попала именно в эту эпоху и при том в другую страну это было, по меньшей мере, непонятно и даже страшновато.
- Я - и горничная? – замерла, все еще сжимая в руках листы «Таймса». – Теперь мне придется как-то выживать и для этого необходимо разузнать, что входит в мои обязанности именно в этом доме. Судя по книгам и сериалам, я буду на черной работе, то есть мыть, убирать, чистить. И всего этого я-то и не умею делать, так как в свои последние годы у меня была прислуга, которая делала всё то, что теперь предстоит и мне. При том топить камины как-то боязно. Знаю, что от них часто возникали пожары. Вот выскочит уголек и всё!
Тут я усмехнулась тоскливо и сложила газету, так и не прочитав там ни строчки. Теперь мне надо было как-то все переварить и успокоиться.
Но вот успокоиться мне и не пришлось, так как в столовую ураганом ворвался молодой, крепкого сложения парень. Он бросился ко мне, и, приподняв за плечи, воскликнул:
- А вот и ты, моя дорогая! У тебя все в порядке, а то тут Лора такого страха нагнала, что ты памяти лишилась. Надеюсь, что меня-то ты помнишь?
Я до того обалдела от такого приема, что лишь глупо улыбалась, не понимая почему «дорогая» и почему такая фамильярность.
- Может быть, мы любовники или обручены? – мелькала шальная мысль. – Надо как-то себя обозначить. Судя по всему это Томас, тот самый лакей-камердинер, что перенес тело девочки с места падения в комнату.
- Отпусти меня, Томас! – еле выпуталась из его крепких рук. – У меня еще пока болит тело. И конечно, я тебя помню.
Он тотчас опустил руки и смотрел на меня именно тем самым взглядом, что мы зовем «любовным», то есть ласковым, теплым, внимательным. Но меня это несколько покоробило, и я опустила глаза. Совсем не хочется продолжать отношения, если таковые есть между этими двумя людьми. По крайней мере, мне сейчас, но в то же время нужны были и защитники в доме, в котором предстояло жить. Но что за отношения, надо выяснить обязательно.
- Томас, можно тебя спросить, а как ты ко мне относишься? И как я отношусь к тебе? – осторожно задала я провокационные вопросы.
Либо сейчас все поставлю на свои места, либо буду медленно тащить непонятки, тем самым усугубляя и без того незнакомые отношения.
Томас уставился на меня с удивлением, а потом вдруг улыбнулся, будто вспомнил что:
- Ах, да! Ты же ничего не помнишь! – он присел за стол и сложил руки перед собой. – Так вот если ты не возражаешь сейчас, то мы с тобой просто друзья!
Тут я так откровенно вздохнула с облегчением, что парень просто рассмеялся.
Все началось с утра. Лора, по моей просьбе, разбудила меня. Время было около семи. Быстро оделась в рабочее платье и темный передник, как предписывалось правилами, и побежала в столовую, чтобы поздороваться со всеми, выпить горячего чаю и получить указания дворецкого Картера. Так мне сказала Лора, когда я спросила её о начале дня.
- В общем-то, каждый знает свои обязанности, но иной раз Картер дает распоряжение от миледи на целый день - если будут вечером гости, или же поедут сами куда-то. Так что присутствие всех обязательно. Да и тебе надо будет показаться, чтобы мистер Картер увидел тебя здоровой. Он заботлив, но строг, не спускает никому, кто, так или иначе, отлынивает от своей работы. Ты не должна на него обижаться, как раньше.
- А я что, обижалась на него за что-то?
- Конечно, - вздохнула она. – Он напоминал тебе постоянно, что делать дела нужно молча и быстро. Ты обижалась на его замечания.
- Ах, как мне не хватает более полной информации о моей предшественнице! Кто она, откуда попала в этот дом? Ведь так просто не наймешься, особенно в это время. Все хозяева требовали рекомендаций. Да и дворецкий должен был сто раз проверить и перепроверить человека, входящего в резиденцию своих хозяев, так как всю ответственность за слуг нес он. Судя по всему, эта девушка попала не просто так, кто-то привел её в этот дом. И, судя по всему, взяли без рекомендаций. Значит, тот, кто привел, имеет какое-то отношение либо к дворецкому, либо к самим хозяевам. Это-то мне и предстоит узнать.
Я кивнула, соглашаясь, а себе взяла на ум, что не буду вступать в полемику ни с кем пока, буду тихой мышкой, но очень внимательной и осторожной.
Мой первый рабочий день в роли горничной был трудным во всех отношениях. Во-первых, я не знала, куда можно входить, куда нельзя, где необходимо перед этим стучать, где просто открывать двери без стука. Во-вторых, я плохо ориентировалась в собственно своей работе – где взять орудия труда, куда выносить отходы, что необходимо сделать тот час или можно оставить на потом. В общем, не столько делала, сколько тыкалась, как слепой котенок, что выматывало гораздо больше, чем сама работа. За это время я выслушала немало замечаний дворецкого, странных взглядов мадам, и даже удивленный взгляд хозяина, когда я вперлась без стука в его спальню. Тут меня, слава Богу, подхватил под руку Томас, и вытолкнул за двери.
- Ты с ума сошла! – зашипел он, вглядываясь в мое недоумевающее лицо. – А если бы он был раздет? Здесь я убираю сам. Поняла? Иди вниз в библиотеку. Там убери пыль. Только не трогай ничего на столе. Он этого не любит. Давай-давай!
Он легонько подтолкнул меня в спину и я, оглядываясь и проклиная себя, поспешила вниз в кабинет, который был и библиотекой. Здесь я еще не была и поэтому поразилась роскошью, сочетающуюся с рабочим настроем хозяина. Стол действительно был в завале, по стенам от потолка до пола полки и антресоли заполненные книгами и какими-то свернутыми в рулоны бумагами, газеты лежали везде, где только их положил хозяин. Кстати, свежие ему приносили за завтраком, преждевременно проглаживая их утюгом. Об этом я спросила Томаса, заставшего за этим делом, и тот пояснил, что типографская краска еще не успела высохнуть, и приходится бумагу слегка подсушивать, чтобы руки не пачкались при просмотре.
- Надо же, какие нежности при нашей бедности!– хмыкнула я и отложила в памяти. – Ох, как много еще предстоит узнать, чтобы не облажаться!
Я стояла и смотрела, с чего начать, и решила, что начну с обзора всего, что поразило, то есть с количества книг. Здесь была и лестница, по которой можно было достать и верхние полки. Быстро прибрав несуществующую пыль, так как уборка каждый день оставляла мало заметную грязь, я мельком глянув на бумаги и карты на столе, решила познакомиться с самой библиотекой. Пробежалась взглядом по названиям и поняла, что здесь мало художественной литературы. В основном были тома энциклопедий, морских уставов и по политэкономии. Кто Дэн на самом деле и чем занимается, я пока не знала, но уже догадывалась, что морские дела ему известны.
- Он либо кораблестроитель, либо офицер флота, - думала я, скользя по книгам, стоящим на полках и лежащим на столе и креслах. Развернутые карты тоже не трогала, лишь рассмотрела очертания материков, каких-то течений, рисунков и меток в морском стиле.
- Ладно, - хмыкнула я, прихватив ведро со шваброй, - спрошу об этом Томаса. Он скоро привыкнет к моему любопытству, и не будет так реагировать, как сегодня. Особенно, когда я ворвалась в комнату хозяина.
- Можно подумать, что я голого мужика не видела! – хихикнула я, представив, что бы смогла увидеть, будь тот раздет.
Тут я даже пожалела, что такого не случилось, а как бы хотелось. Он мне приглянулся, и я бы не прочь завести с таким интрижку, будь в своем времени и молода, как сейчас.
- Но здесь ни-ни! – грустно вздохнула я и подняла свои рабочие причиндалы, чтобы отправиться в гостиную, куда скоро должна спуститься сама мадам. Она поздно вставала и завтракала в своей спальне, и поэтому гостиную можно было убирать в последнюю очередь. Так мне объяснила Лора.
Выходя из убранного кабинета, столкнулась с хозяином Дэном. Он взглянул на меня и посторонился, пропуская вперед.
- Доброе утро, сэр, - присела я перед ним. – Ваш кабинет я уже прибрала.
- Спасибо, Мэгги, - мельком глянул он на меня и тут же прикрыл за собой двери.
Постояв немного, вспомнила его равнодушный взгляд и, подавив вздох разочарования, двинулась в гостиную.
- Потом мне еще убирать фойе и лестницы, - вспоминала я свою работу. -Двигай булками, мать! Хватит пялиться на мальчиков. Он не про тебя, мелкая дуреха! Вишь, как мимо взгляд уводит! Эх-ма! Был бы ты в мое время и в моем мире, я бы тебе показала, что значит красивая девчонка, при том иностранный язык знает. Английский, между прочим. Хотя, что это я размечталась! Здесь-то он собственный, местный! – хихикнула своим мыслям. Потом задумалась.
Я поднялась как обычно, хотя, после вчерашнего, жутко болело все тело и особенно плечи, будто я таскала целый день мешки на спине. Охая и матерясь, умылась и оделась в рабочую форму, чтобы спуститься в столовую, где, как обычно, все вместе пили утренний чай и получали новые ЦУ от Картера. Он был весь в расстроенных чувствах и даже раздражен. Гаркнул на меня, когда я пропела:
- Утро доброе всем! Петушок пропел зорьку! Пора за работу!
- Вот что я такого сделала, - возмутилась я тихонько, склонясь к плечу Лоры, – что он так ощерился!
- Не обращай внимание! – прошептала она. – Он всегда такой, когда прием у их светлости. Беспокоится больше всех. Ну, а нам надо быть сегодня порасторопнее, и стараться не попадать ему на глаза. Понятно?
Кивнув, тут же опустила лицо под сердитым взглядом дворецкого. Он не слышал наш разговор, но понял его смысл. Я же улыбалась, про себя конечно.
- Вооот, когда увижу всю эту знать в полной картинке этого времени! И не в кино или сериале, а наяву. Жаль, что не придется вернуться в свой мир! Уж я теперь смогла бы в точности описать и предметы быта, и антураж и роли всех слоев. Хотя еще сама нигде не была, но примерно представляю, как выглядят слуги, хозяева, даже газетчики и молочник, что привозил поутру продукцию прямо к двери кухни.
Этот выход был для прислуги и находился внизу недалеко от центрального входа, если спуститься вниз по ступеням этой части здания. С одной стороны за высокой кованой оградой цвели кусты шиповника и роз, и я их вчера поливала, а с другой калитка для нас и торговцев - поставщиков молочки и овощей. Я лишь мельком оглядела квартал богатых и знатных домов, улицу, в которую был встроен и дом Стивенсов. Она была просторной, чистой и тихой. Мало проходило народу, мало проезжало карет и пролеток. Дома слепленные в одну стену, разные по этажности, но все же с некоторыми особенностями в украшении фасадов и ворот, были до такой степени холеными, будто только что прошли парикмахера с оригинальным вкусом. Все было и похожим и в то же время разным и запоминающимся. Не спутать ни с чем. Даже входные двери не были одинаковыми. У кого все еще молоточек вместо звонка, у кого же кольцо, как на старинных замковых вратах. Двери Стивенсонов были на электрозвонке.
- Ах, как мне тогда хотелось нажать на него и увидеть почтительное приветливое лицо Картера и его приглашающий жест! Ну, ничего, - подумала я тогда как-то вдруг, - возможно все еще будет и для меня.
Потом я корила себя за глупость и странную мечту, потому что уже поняла, что мне до их милости хозяев, как ползком до Луны. И вообще в последнее время я стала замечать за собой какие-то странные игривые, не свойственные мне мысли обо всем, что видела вокруг. Даже на сердце уже не было ранее испытанного беспокойства за свое внезапное появление в другом мире. То ли я привыкала к нему, то ли уже само тело начинало действовать на мое сознание. А может те отдаленные отголоски памяти самой Мэгги возвращались в голову девушки. Теперь, мешаясь с моими чувствами, они как-то исправляли заодно и её характер и мой, прежний. Ведь там я бы ни за что не стала бы так пристально наблюдать за парнем даже в молодости, как здесь за этим странным Дэном. Не смогла бы так быстро влиться в коллектив совершенно незнакомых людей, при том другой национальности и в чужой стране. К тому же сблизиться с прислугой и самой воспринимать эту тяжелую работу, как само собой разумеющееся. Это я поняла, как только взяла в руки метелку из перьев для уборки пыли и пошла, занятая своими мыслями почти на автомате, по комнатам и фойе. Руки сами делали то, что необходимо, без моего согласия. Тело знало все как надо, и я подчинилась ему. И правильно сделала! Впоследствии, оказалось, что и мои мозги тоже начали свою обратную работу с памятью Мэгги, то есть всплывали картинки со слов людей и теперь казались своими собственными.
Так я вспомнила действия по уборке, о подсобке, где находились мои рабочие инструменты, в какие комнаты мне следует заходить и с чего начинать. В своей комнате я уже точно знала, где и что лежит, сколько у меня денег скопилось и даже что надо сделать в будущем, чтобы выглядеть на людях как приличная девушка. Я вновь пересмотрела свои вещи, примерила на себя и поняла, что это мне не мешает, а даже очень помогает в освоении мира и окружения.
Не прошло и двух суток, как память восстановила картинки прошлого. Я вспомнила лица отца и матери, даже своей хозяйки, где мы снимали квартиру, адрес и расположение самого дома. Я бы могла найти его самостоятельно даже без подсказок. Картинки приходили постепенно и чаще всего во сне. Вероятно, чтобы я смогла более спокойно и тщательно подготовиться к восприятию ситуации. Мой разум принимал все это без проблем, как будто я смотрела немое кино, и потом легко оценивал видения. На сердце было светло и просто. Мне это ужасно нравилось, и я стала успокаиваться. Это сказалось и на моем поведении. Все уже мало обращали внимание на мои странные взгляды и неуместные вопросы. Ответы приходили сразу же, стоило им мелькнуть в голове. И к началу приема гостей, я уже знала как себя вести и что надо делать.
Сам прием начался в восемь часов вечера. В ненастную погоду, соответствующую середине осени, было уже достаточно темно, когда начали прибывать гости. Одна за другой подъезжали кареты, и дворецкий открывал двери уже даже без звонка, слыша голоса и крики кучеров. Освещенная электричеством подъездная площадка, быстро заполнялась и так же скоро освобождалась для следующего заезда. Все было отработано, и улица не казалась такой уж забитой лошадьми и повозками, как я подумала вначале, наблюдая с любопытством, как будут расходиться в такой тесноте громоздкие средства передвижения. Еще не появились автомобили в Англии, но уже появились первые зачатки транспортного переворота во всей Европе. Метро в столице было первой ласточкой, а также светофор, что было и удивительным и странным для гужевых перевозок по улицам Лондона. Я вспомнила или вернее, мне приснилось, как я катаюсь в омнибусе по Тауэрскому мосту, держа за руку отца, и он показывает мне и реку, и Биг-Бэн и собор святого Павла, Вестминстерский дворец и Гайдпарк. Как мы гуляем в скверике недалеко от дома, и он покупает мне леденцовую конфету на палочке. Уж сколько мне тогда было лет, я не знаю, но уж точно, не больше десяти, потому что там же всплывает очень милое и доброе лицо женщины, глядящее на меня с любовью. Скорее всего, матери. Такая фотография, стояла здесь на комоде, где я, то есть Мэгии, сидела на руках молодой женщины.
Через три дня мы собирали Дэна в командировку. С утра были все в хлопотах. Особенно Томас. Ему предстояло не только уложить необходимые вещи хозяина, но и написать на бумаге, где что лежит для морского слуги. Такую же бумагу он сам получал всегда, когда Дэн возвращался со службы. Так они обменивались необходимой информацией. Он знал того денщика-матроса по имени Брэндон Коэлл, что ждал хозяина на корабле и они неплохо относились друг к другу и даже эта работа нравилось, потому что платили им за все время пребывания хозяина как на суше так и на море. Они кроме того имели и свободные дни и могли потратить их по собственному усмотрению.
Томас же тратил свои на невесту Софи, с которой познакомился в студии друзей художников. Она также была увлечена рисованием и проводила свои свободные дни в той же студии. Так что общее хобби свело их вместе и даже превратилось в любовь. А вскоре и в помолвку. Свадьбу они пока что только планировали. К тому же надо было решить вопрос с работой и жильем. У Томаса кроме нас и хозяев никого не было в столице. Родители и старшие братья жили далеко, в Ирландии, и туда не часто он мог наезжать. Кроме всего он расходился с ними в политических взглядах. Они рассуждали о вооруженном сопротивлении английскому режиму. Его же это не устраивало. Он был скорее пацифистом и придерживался мнения о мирном решении всех ирландских проблем. Ему были неприемлемы их радикализм и революционность. Поэтому с семьей он давно не виделся и считал себя свободным. Те же считали его отщепенцем и предателем. На том и разошлись. Вот уже почти пять лет они не общались.
Год он искал работу и четыре служил в доме. Вначале младшим лакеем, затем, когда умер старый камердинер, еще бывший у отца, Дэн взял его своим слугой, предварительно проверив по всем статьям. Уж у него-то были такие возможности. Ведь по своей работе и по тому, что сам Дэн имел дело с секретными сведениями, он обязан был проверить близкого слугу, чтобы потом не возникало никаких проблем. Томас ему нравился. Он был грамотен, воспитан, имел хорошие манеры и мало совал нос в его дела. Со временем Дэн укрепился в своих наблюдениях. Не скажу, что доверял полностью, но считал того порядочным и честным, так как повода тот не подавал.
Так Дэн проверял всех, кто поступал к ним в дом, ведь секретные карты и бумаги он часто использовал для работы вне службы. Там он был скорее инженером, нежели непосредственно военным офицером. Он служил на научно-исследовательском корабле, связанным с техническим обеспечением баз военно-морского флота. Они тянули электрические и радиолокационные кабели к местам расположения этих баз на Средиземном море, вблизи от берегов Франции и Испании, а именно в Африке и Гибралтаре. Так что все его значки и странные стрелки, что я видела на оставленной на столе карте, и есть те самые обозначения, которыми занимался сам хозяин и если бы он узнал кто я есть на самом деле, то обязательно удалил меня из своего дома. Но славной, безалаберной, мелкой горничной он не придавал значения, так как знал, что для той это все было китайской грамотой, как говорится, вот и оставлял документы открытыми, зная, что смотреть мне было не интересно да и непонятно. Сообщать кому-то или шпионить мне не было кому, так как мою подноготную досконально проверили военным ведомством. Кроме того, Дэн чаще эти документы прятал в домашний сейф, и оставление на столе были единичными случаями. Больше я почти никогда не видела их, пока убирала кабинет и не трогала в его отсутствии сам стол. Иной раз он призывал дворецкого и тот сам прибирался и вытирал пыль. Ему он доверял безоговорочно. Уж сколько лет тот служил его семье и знал его отца и мать ещё молодыми! Потом и его младенцем и мальчишкой до сих годов, когда тот выучился и стал военным инженером. Именно он первым провел в свой дом электричество и сейчас устанавливал телефон. Первая телефонная станция в столице уже вовсю работала, но пока только по военному ведомству и у верховной власти. Редко, кто мог позволить себе такое новшество. Пройдет еще немало лет, когда по всей Англии заработает телефонная сеть, и появятся аппараты в домах и простых граждан. Первые же появились у тех, кому необходимо было связываться по первоочередному требованию, как например, у Дэна в доме.
Пользоваться им никто не умел, кроме самого хозяина. Был научен, правда, еще и Картер. Подходить к телефону кому-то из прислуги было строжайше запрещено. Учить нас никто не собирался. Хотя меня так и притягивал сам старинный аппарат, состоящий из держателя слуховой трубки и небольшого рупора на том стоячке. Смотреть на это приспособление было и смешно и умилительно, будто видишь первого щенка родившегося у суки, ставшей для тебя почти родным членом семьи. Так было у меня с моей питомицей йоркой, до той самой поры пока она не издохла от старости, прожив со мной более пятнадцати лет.
Она как-то принесла мне приплод из четырех щенят от какого-то супер самца, как сказали мне на собачьей выставке, где моей питомице присудили даже диплом первой степени. Там меня уговорила одна их собачниц свести своего пса с моей и получить компенсацией за это щенка на выбор. Я как-то по глупости что ли, согласилась, но потом каялась от этого безобразия – получила много нервов, шуму и разорения, пока сука не родила, выкормила и я раздала их бесплатно своим товаркам в подарок. А вот первый щенок был для меня почти открытием. Сама принимала роды, правда по подсказке своей прислуги Александры. Той было не впервой такие дела. Она-то сама из села и там видела и даже принимала участие в окотах домашних животных. Тогда и помогла мне, или я ей, с рождением малюпусеньких щенят. Уж потом сделала вывод, что полностью откажусь от следующего помета, так как пожалела свою собачку и себя саму. Нервы нужны железные. Сначала выходить, потом отдавать их в чужие руки. Душа же болит, как будут относиться к ним, таким беспокойным, но почти родным. Правда, мне не пришлось жалеть, ведь я знала кому дарю, но все же ходить по выставкам и вообще заниматься разведением отказалась, своих дел было полно. А потом и собака состарилась вместе со мной.
Прошли два месяца моего проживания в новом теле и новом мире. Я уже попривыкла и к тому и к другому. Даже считала их своими, так мне было уютно и спокойно. Хотя иногда проскальзывало, что все это временно, такая благость, что вот-вот наступит расплата за тишину и благодать. Я, конечно, отмахивалась от таких мыслей, но они упорно лезли в голову. Почему? Да все потому, что в доме нагнеталась какая-то чернота. То ли от той самой тишины, то ли от чрезмерной, по-моему, нервозности мадам, не получающей уже несколько недель вестей от сына. Она не давала покоя Лоре и та жаловалась нам в столовой на хозяйку - на её плаксивость и раздраженность. Даже как-то пришлось вызывать доктора, так ей сделалось плохо. Тот выписал ей успокаивающие капли и велел временно не покидать постель. Этим он привязал Лору к комнатам мадам. Мы все понимали, как сложно ей приходится и как трудно угодить эмоциональной женщине, взвинтившей себя до предела. Тем более что она начала по утрам требовать газеты с новостями о положении на фронтах. Мы тоже читали об этом и ахали, что наши корабли терпят поражение за поражением. А потом и вовсе узнали, что одна из баз на африканском континенте была разгромлена французами, и полегло много английских солдат и офицеров. Это вселило печаль не только национальную, но и личную - от Дэна так и не было писем.
А газеты всё пестрели новыми ужасами войны. Вот что они писали в то время.
« Французский дозорный авизо "Дэзэ" восточнее острова Альборан около полудня 3-го ноября обнаружил неприятельскую эскадру и начал вести за ней наблюдение. Во главе британской эскадры шел "Коллингвуд", под флагом адмирала Маркхэма, за ним следовали броненосцы "Трафальгар", "Нил", "Дредноут", "Кампердаун", "Инфлексибл". Ее походный порядок замыкали крейсера "Эдгар", "Фирлэсс", "Фаэтон" и "Эмфион". Отдельно держались крейсер "Бархэм" и кабелеукладочное судно "Маккей-Беннетт" (корабль был построен в Глазго в сентябре 1884 года по заказу компании Commercial Cable Company; судно было названо по именам двух учредителей кабельной компании, Джона Маккея и Гордона Беннетта; корабль был введён в строй в тот же год и предназначался для прокладывания и ремонта подводных кабелей связи) - они имели особое задание и намеревались действовать самостоятельно (после выхода из Гибралтара "Бархэм" и "Маккей-Беннетт" некоторое время двигались с эскадрой, затем они направились в район Азорских островов для поиска и перерезания французского телеграфного кабеля, соединявшего метрополию и Дакар).
В Лондоне кабельной телеграфной связи уделяют пристальное внимание и постоянно подчеркивают социальный аспект функционирования имперской системы телеграфной связи. Быстродействующие и дешевые системы связи должны укрепить родственные и дружеские симпатии жителей метрополии и колоний, стать "цементом империи" и условием ее консолидации. Почта и телеграф - это средства интенсификации взаимных симпатий, "чувства солидарности" и утверждения "концепции имперского единства как братства британских народов". Если британское бизнес-сообщество - это "центральный мозг", а Лондон - центр "глобальной сети" и "главный источник энергии", то телеграфные кабели - это "нервная система империи".
Создание глобальной сети подводных телеграфных линий обеспечивает не только экономическое взаимодействие различных частей империи, но и ее безопасность. Телеграфные коммуникации сделали мир меньше и позволяли легче обнаруживать вражеские крейсера.
Считалось, что конкурирующие державы в случае конфликта постараются вывести телеграфные линии из строя, что и было продемонстрировано англичанами в период обострения событий вокруг Сиама».
В то же самое время Дэн находился на одном из предполагаемых кораблей, а именно на «Маккей-Беннетт». В ситуации сложившейся в то время, обстрел французской эскадры вывел из строя и этот корабль. Попав, как говорится, между двух огней, он был расстрелян и случайно лишь не утонул, но лишившись трети своих матросов и руководящего состава. Среди них пропал без вести и Дэн Стивенс. Никто не видел его убитым или раненым, но после общей проверки наличествующего состава его не обнаружили. Посчитали, что каким-то образом он упал за борт и утонул. Об этом печальном событии и было отправлено Морским Адмиралтейством письмо-извещение матери инженера-капитана Дэна Стивенса.
Мы все были в шоке. То есть, он был ни мертв, ни жив. Что такое пропажа без вести я знала еще со своего времени. Говорят, что нет ничего хуже, нежели иметь такое известие. Не знаешь даже, что думать в таком случае. Но это нам, слугам, а вот что значит пропажа единственного сына для матери! В общем ситуация складывалась патовая. В доме установилась мертвое затишье.
Лора выбивалась из сил, ухаживая за Пенелопой, и мы все ей помогали, как могли. Я больше всех поддерживала её, периодически отправляя спать, заменяя у кровати мадам. Доктор заходил через день, но силы пожилой женщины уходили быстрее, чем мы пытались их восстановить. Ни лекарства, но уход не помогали, и старая леди была на пороге смерти. К такому исходу готовил нас и доктор.
- Что будем с нами, если миледи покинет этот мир? – задала я животрепещущий вопрос всем, кто сейчас сидел в столовой за ужином, кроме Лоры. – После миледи и сэра Дэна кто унаследует все это? Ведь нет прямого наследника.
Дворецкий Картер, помолчал, но потом ответил, что есть, мол, второстепенный и он живет неподалеку, в пригороде столицы – племянник леди Пенелопы мистер Майкл Скаут. Он является вторым после Дэна наследником в семействе Стивенс.
- А кто он? Вы его знаете? – продолжила я с воодушевлением и возросшим любопытством.
Все присутствующие здесь и Роуз и Томас, тот час прекратили свои дела и стали прислушиваться к нашему разговору.
- Насколько мне известно, - продолжил Картер, - он второй сын из обедневшего рода Скаутов. Получил юридическое образование, ему двадцать пять лет, и он живет с матерью, которая является троюродной сестрой миледи Пенелопы. Старший сын и брат Майкла Скаута владеет небольшим имением в Йоркшире, где и проживает со своей семьей. Ну, что еще сказать? – задумался дворецкий, глядя на наши любопытные физиономии. – Он не женат, работает в конторе связанной с Индией. То ли с поставками хлопка то ли какого-то металла, точно не знаю. Говорят, что живут они по средствам, которые получает за свою работу сам Майкл и немного присылает старший брат. Здесь он был единожды, когда Дэн составлял завещание. Я видел его и был огорчен поведением и внешним видом этого парня. Честно говоря, мне он не понравился. Какой-то лощенный выскочка при том хитрый и расчетливый. Я видел его взгляд, когда тот осматривал этот дом, даже скорее нижние этажи. Было в нем что-то лживое и циничное. В общем – проныра.
Это точно был серпентарий. Уж как они относились друг к другу, то можно писать роман. Уже в первый наш ужин, когда еще на кухне находились обе кухарки, начались распри. Руоз попыталась приготовить всем нам то, что мы обычно ели, как она всегда говорила, что ужин должен быть плотным, мясным, то другая возмутилась, мол, это не годится слугам и разорительно для хозяев, обойдутся кашей и овощным рагу. Но так как та заявила себя еще и кладовщицей, то Роуз не получила мяса. Пришлось идти на поводу и приготовить из того, что было. Но она все же нарезала на стол еще и немного бекона, оставшегося от утреннего завтрака и хранившегося в буфете. Там же она оставила на завтрак и сыр. Но ушлая Джоан, углядев такой запас, тут же захватила в свои руки и снесла его в кладовую.
- Как я понимаю, мы остались без вкусняшек, - прошептала я Лоре, склонившись к ней.
Тогда она еще жила с нами некоторое время, пока не съехала в квартирку, что сняла для себя и Картера. Он тоже должен будет присоединиться к ней, как только научит всему нового слугу. Так как найти дворецкого было непросто, то решили, что камердинер Кен Флинт возглавит штат слуг, а Картер сможет спокойно уйти. Да и ему самому хотелось как можно быстрей присоединиться к своей Лоре, как неоднократно уже мне лично, тайком от всех остальных, говорил он. За это время мы стали как-то ближе, даже появились общие мысли о случившемся. Он не верил в предательство Дэна и ранее и теперь, и к тому же очень надеялся на то, что тот жив.
- Я знаю его с пеленок, - рассказывал он мне, когда мы были свободны от работы и от взглядов остальных, - и не считаю, что милорд может на такое быть способным. Он истинный патриот и джентльмен. Уверен, что обязательно появится и докажет свою правоту и невиновность. Что значит, пропал без вести? Это может быть и жив. Верно?
Я кивала ему, соглашаясь, так как теперь, сравнивая прошлую жизнь здесь и нынешнюю, хотела, чтобы противные родственники вместе со своими слугами убрались из этого прекрасного дома и не портили его своим присутствием.
Уже с самых первых дней новая мадам прошныряла по всем комнатам, заглянула во все углы. Заняв комнату бывшей хозяйки, она не стала переделывать пока под себя, но уже дала понять, что от прежней жизни всем нам придется отказаться.
- У меня будет свой распорядок и свои правила, - наставляла она нас, стоящих перед ней в первое знакомство, когда еще все мы были вместе. – Кому не понравится - не держу.
Вот тогда-то и ушли все, кроме Картера и меня. Я тоже захотела уйти, как только узнала, что мне предстоит делать. А в мои обязанности теперь входило убирать комнаты и мадам и её сына, вместо камеристки и камердинера.
- Они, видите ли, имеют свои обязанности, - фыркала я, глядя на улыбающиеся рожи обоих, когда убиралась в комнатах их хозяев.
Мне было не трудно, но обидно, что теперь мне вменили работу еще и тех, кто отлынивал от неё. А как они это умели делать, было видно. При том еще и с издевкой или с подколкой. Я-то не имела дела с такой уборкой, не знала, куда класть белье и косметику мадам, костюмы мужчины. Горшки вынести и кровати заправить это не сложно, а вот разобраться со всем остальным было не просто, и мне частенько ставилось в вину, что я плохо убрала комнату.
Когда я пожаловалась на это Картеру, то он возмутился и объяснил своим новым хозяевам, чтО входит в обязанности младшей горничной. Те только пожали плечами, мол, если ей не нравится такая работа, то тоже может уйти. Но куда мне идти! Я была совсем одна и в городе и в мире. К тому же без денег и без знакомств, что даже нужнее при открытии любого дела. И еще моя боль – законы. Я, конечно, еще ранее почитывала кое-что из библиотеки Дэна, но чтобы быть во всеоружии надо было либо учиться всему этому, либо иметь хорошего юриста. Ни того ни другого пока не имелось. Так что я смирилась со своим теперешним положением. Правда, хозяева отдали приказание не складывать на меня уборку их личных вещей, но следить за моими действиями и докладывать на случай воровства. Своих-то они не подозревали.
Вот уж доносительство было здесь теперь поставлено во главу угла. Картер как-то попытался урезонить за ужином пререкания прислуги, но это было временно. Потом просто рявкал на всех, дабы прекратить свару за столом во время приема пищи или посиделок. Когда же тот уходил к себе, то находиться в столовой уже было невозможно. Там постоянно образовывались коалиции из двух-трех на одного и клевали его пару дней. Особенно это стало заметно, когда вошел новый слуга. Это был мужчина лет сорока, с хорошими, как сказал Картер, рекомендациями. Судя по его внешнему виду и манерам, видно было, что из приличного дома. Звали его Ричард Бонневиль и он пришел на место дворецкого. Его-то и стали клевать все слуги мадам. Особенно потому, что на это место стремился камердинер Майкла. Он постоянно придирался к Ричарду и делал тому замечания, конечно, при отсутствии Картера. При нем вообще никому никаких претензий не было. Боялись его возраста и влияния на самих хозяев. Что ни говори, а того, что знал и умел этот человек, хватило бы на десяток обычных слуг.
Своего преемника он обучил достаточно быстро. Того и не надо было как-то наставлять. Судя по тому, как схватывал он почти на лету, можно было судить, что ему это не впервой. Как рассказал мне Картер, Ричард не был уволен или рассчитан по собственной воле, просто та семья разорилась и пошла с молотка, как говорится. Слугам платить стало нечем, и они искали себе новые места. Так, через знакомых, тот и получил место в доме Стивенс. Мужик, кстати, был неплохой, судя по всему. Имел семью – жену и дочь подростка. Доставшимся местом был доволен. Да и учить-то его пришлось Картеру не сложно, надо было просто показать помещение, познакомить со всеми слугами, объяснить правила и распорядок дома. На все про все ушло две недели, и я осталась одна. Мне было ужасно тоскливо. Но, уходя, Лора дала мне свой адрес и сказала, что всегда рада моему приходу в свои выходные. Картер, тоже подтвердил, когда в последний раз пожал мне руку.
Мне не пришлось долго валяться на кровати, жалея себя и свою истерзанную плоть. В двери постучали.
- Мэгги! – послышался сердитый голос Ричарда. – Открой немедленно!
Я еле поднялась, так как впопыхах и на взводе, не заметила, как болело все мое тело, мое растерзанное девичье достоинстве. Ведь он взял меня силой и при том не щадя ни девственности, ни чистоты. Надругался над моей невинностью и целомудрием.
Если бы мне обратиться к доктору, а потом в полицию, то ему мало бы не показалось. Но кто же будет свидетелем этого насилия? Уж не Кен это точно. Он лишь будет рад такому случаю поставить своего хозяина в положение зависимости от него и дополнительных привилегий. Это даже я понимала. При том Майкл еще и юрист и все законы им изучены. Куда мне до него! Всегда во всех законах найдется лазейка для подлецов и нечистых на руку.
Я вздохнула и пошла открывать дверь, оправив платье и прическу. Только вот заплаканное лицо выдавало меня.
- Что-то надо придумать? – мелькала судорожно мысль и решила сказать, что обиделась на слугу хозяина и на его пошлые предложения.
А что говорить-то! Не рассказывать же мне, что меня изнасиловал хозяин. Чем мне это доказать? Тот будет оправдываться и это может дойти до хозяйки и та просто выгонит меня из дома, поверив конечно своему сыну, чем какой-то там мелкой горничной. И куда мне без денег, без рекомендаций? Нет, пока придержу коней. Все равно когда-нибудь это будет моим козырем. Главное это свидетельство Кена. Но как раскрутить его на это? Надо думать.
Открыв двери, так и сказала Ричарду, как придумала и тот, хоть и нехотя, но согласился и обещал поговорить с камердинером. Я знала, что тот скривится, но выслушает и донесет хозяину об этом инциденте, выспросив с того свой гешефт. К ужину я так и не спустилась. Мне не хотелось видеть никого, да и есть не хотелось. Однако Ричард сам принес мне молока уже перед сном, когда я лежала в постели. Постучав, он извинился за столь поздний визит и подал мне кружку со словами, чтобы это было в последний раз.
- Если что-то произошло, и ты не можешь решить проблему, то тебе следует обратиться ко мне, - говорил он, пока я пила молоко. – Я обязательно тебе помогу.
Я видела его сочувствующий взгляд, и мне хотелось рассказать обо всем. Но только вздохнула и поблагодарила его за внимание.
- Не за что, - ответил он, забирая кружку. - Я же обещал Картеру приглядеть за тобой. Да и мне ты мила, прямо как моя дочка. Спокойной ночи, мисс Мэгги!
- Спасибо сэр. И вам спокойной ночи! – проговорила, протягивая ему пустую посудину.
Ах, как мне в тот момент хотелось ему все рассказать, но я сдержалась. Так хорошо как Картера я его не знала и не знала, как тот отреагирует на это безобразие. Поэтому решила рассказать всё только Лоре, когда будет мой следующий выходной.
- Теперь я потребую от тебя, сволочь, себе выходных сколько хочу! – вдруг пришла мысль, которой я сама слегка удивилась и даже зло усмехнулась. – А может с него и бабки стребовать?
Но тут я уж сама себя устыдилась и только тяжело вздохнула:
- Тогда ты точно станешь проституткой, Мэгги.
Ночь прошла беспокойно. Снилась довольная рожа Майкла, его цепкие пальцы на моем теле и боль проникновения, которая к ночи стала явной. Вначале я в пылу нервного потрясения не испытала последствий насилия, но уже к вечеру почувствовала сильное раздражение и кровяные выделения. Тянуло низ живота и казалось, что испытываешь месячные пришедшие не- вовремя. Как потом оказалось, все так и случилось – они пришли, но уже более обильные, и с болями. Я утром еле встала. Голова кружилась, была дикая слабость, и тянуло поясницу. Было очень гадко и лишь одно радовало, что последствий не будет.
- Не хватало, чтобы я еще и забеременела от этой сволочи! – думала я, лежа в постели и не имея сил подняться. Решила, что останусь в кровати и сошлюсь на болезнь.
В Лондоне вовсю ходил весенний грипп или инфлюэнца, как говорили местные. Холодно и мокро как всегда в это время года и это провоцировало РВИ и ОРЗ по-современному. В доме отчаянно боялись этого заболевания и поэтому строго настрого предупредили всех, кто почувствует такие симптомы у себя, тот час лежать в своей комнате и ни шагу в общественные места. Хотя все-таки заражение и шло вопреки запретам, потому что когда появлялись первые признаки ты уже мог бы заразить других не один раз. Просто этого еще никто не знал или не хотели знать ни врачи, ни чиновники от здравоохранения и не велись профилактические работы в этом направлении как-то маски и мытье рук после каждого выхода на люди. Так что за этим я могла спрятаться на время, постараться прийти в себя и подумать, что делать дальше. Я боялась, что кто-то доложит хозяйке об этом инциденте и она просто выгонит меня, как говорится, от греха подальше, так как только она как никто другой знала гнилую натуру своего «любвеобильного» сынка и конечно боялась бастардов и вместе с ними еще и шантажа. Она рассчитывала, что её сынок «красавчик» найдет себе достойную пару и при том сейчас, когда ему светил и титул и деньги. Со слухами обстояло бы дело трудным, а самое главное грязным и рискованным для репутации нового члена высшего общества столицы. Нужно было «держать лицо», как говорили в салонах и клубах для истинных джентльменов. И тогда можно было составить хорошую партию, на что и рассчитывала мадам Смит.
Так что моё мнимое заболевание как никогда помогло мне прийти в себя. Завтраки и ужины подавались мне через Лиз, и то она лишь оставляла поднос под дверью и стучала. Сама же тот час пряталась за своими дверьми. Таким образом, я провалялась в комнате три дня и потом вышла на работу. За это время ко мне был вызван домашний доктор, с которым я была откровенна, и тот, войдя в мое положение осмотрев меня, сделал письменное заключение об изнасиловании и обещал пока молчать. Он сам не любил эту семейку, так как сочувствовал прежним хозяевам и дружил с отцом Дэна. Эта выходка новоиспеченного прохиндея, как сказал он, оглядывая мои синяки и пах, привела его в неистовство и он обещал мне помочь при случае. Но все же лично сам поговорил с Майклом и сказал, что тот должен сказать спасибо девушке, то есть мне, за мое молчание. Он тоже промолчит, если тот не станет вновь приставать ко мне и не даст это сделать другим в его доме. Майкл был напуган и клятвенно обещал доктору, что такого не повторится и что, мол, я сама хотела этого контакта для собственных привилегий. Доктор только молча кивнул и ушел не простившись. Майкл больше не показывался мне на глаза или пытался все же реже встречаться. Его камердинер тоже стал прятать глаза при наших контактах в столовой и примолкал, если только я глядела на него.