Город, который дышит Смертью

Город, который дышит Смертью

Парень очнулся, лежа прямо на холодной земле. Голова болело, суставы ломило а в голове была... Пустота..? Сначала показалось, что он всё ещё спит: вокруг царила какая-то чужая тишина, давящая и вязкая. Он пытался вспомнить где он, или хотя бы то как его зовут, но он не смог. Но потом, что-то ударило по сознанию — воздух. Он был настолько тяжёлым, что каждый вдох превращался в мучение. В лёгкие лез едкий дым, вперемешку с гарью, будто кто-то сжёг целый квартал и оставил лишь тлеющие руины. Запах палёного пластика и раскалённого металла жёг ноздри, и от него становилось только хуже. Казалось, сама атмосфера не предназначена для жизни.

Медленно поднявшись на ноги, он огляделся. Место показалось ему до боли знакомым: типичный спальный район постсоветской окраины. Скучные серые пяти и девятитиэтажки, одинаковые дворы, детская площадка с ржавыми качелями, турниками и песочнице, облупленные фасады. Но всё это будто прошло через ад. Район утонул в густом мареве — то ли туман, то ли смог, а может, просто пыль, поднятая от бесконечных разрывов снарядов. Из-за мутной завесы дома казались призрачными силуэтами, израненными и покалеченными, будто кто-то долго и методично бил по ним кувалдой. Откуда-то снаружи доносились далёкие очереди, хлопки автоматов и глухие удары тяжёлых орудий. Это уже не улица — это линия фронта, просто в тылу нет никого живого, чтобы это так назвать.

Он собрался выйти со двора, но вдруг землю и воздух сотряс такой грохот, что он инстинктивно присел. Звук напоминал удар молнии, но слишком металлический, резкий — скорее выстрел из чего-то, что обычные люди даже на картинках не видели. Почти сразу после него разнеслась оглушительная сирена, и через пару секунд прогремел ответный залп. Земля дрожала под ногами. Обмен этими тяжёлыми, почти нечеловеческими ударами повторялся каждые десять–двадцать секунд, без паузы, без отдыха, перебивая даже хаотичную какофонию обычных взрывов и выстрелов. Казалось, весь мир работает как какой-то гигантский барабан: ритм смерти, которому подчинено всё вокруг.

Немного привыкнув к гулу, он решился выйти за пределы двора. На проспекте открылось зрелище, от которого закололо в груди. Дорога была завалена искорёженным железом: сгоревшие легковушки, перевёрнутые автобусы, подбитые танки и БТРы. На броне чёрными тряпками висели когда-то яркие флаги — теперь изодранные и прожжённые, без цвета, без символов, как будто сама война лишила их смысла. Асфальт был покрыт трещинами и воронками, тротуары завалены кирпичом и арматурой.

Он остановился, не веря глазам, и вдруг взгляд зацепился за стену многоэтажки, где огромными красными буквами, будто бы кровью было выведено: «FUCK THE WA». Последняя буква будто сползала вниз вместе с потёками крови — кто-то не успел закончить. «Не успел», — сухо отметил про себя парень.

Не успел он сделать и шага, как над городом разнёсся протяжный, ледяной свист. Он знал, что это значит, ещё до того, как увидел вспышку. Через несколько секунд артиллерийский снаряд врезался в дом в конце проспекта. Взрыв сотряс воздух, а здание, словно уставшее от бесконечных ударов, сложилось внутрь себя, осыпав улицу каменной лавиной.

Он стоял среди руин, и пустота вокруг была куда страшнее, чем сами взрывы. Ни одного крика, ни шороха шагов. Даже собаки не выли. Мир будто вымер, оставив его одного в этой огромной бетонной могиле.

Он пошёл вдоль проспекта, стараясь не наступать на осколки стекла, которые противно скрипели под подошвами. Слева торчал остов автобусной остановки, крыша провисла и висела на арматуре, как шея повешенного. На стенде, где раньше висели объявления и маршруты, ветер трепал обгоревшие клочки бумаги, ни одной буквы не разобрать.

Каждый его шаг отдавался эхом — настолько город был мёртв. Иногда казалось, что где-то позади есть шорох, но стоило резко обернуться — там была только пустая улица, дым и руины.

Он свернул во двор. Детская площадка казалась издевательством: качели покачивались сами собой, будто кто-то только что сошёл с них, а горка покрыта копотью и вмятинами от осколков. В песочнице чернела воронка, на краях которой торчали куски расплавленного стекла.

Дальше он прошёл через арку дома — под ней когда-то, наверное, рисовали “С Днём Победы!” или “9 мая”, а теперь краска слилась в чёрные разводы от огня. С другой стороны арки открылся очередной двор, полностью заваленный кирпичами и бетонными плитами. В центре лежал перевёрнутый бронетранспортёр, его башня была оторвана и вонзилась в землю, как могильный крест.

Он пошёл дальше, пересекая улицу, где асфальт местами вспучило от пожаров. На перекрёстке стоял дорожный знак “уступи дорогу”, искорёженный и погнутый в дугу. Ему почему-то стало смешно: кому здесь уступать?

В одном из окон многоэтажки висели занавески, тронутые ветром. Окно было выбито, но ткань продолжала колыхаться, будто внутри кто-то живой дышит. Он замер, долго смотрел — но никакого движения, только иллюзия.

С каждым кварталом становилось тише. Даже залпы и свист снарядов уходили куда-то вдаль, оставляя его один на один с гулом в ушах. Он шёл по городу-призраку, вдыхая тяжёлый воздух, и начинал чувствовать, что чем дольше идёт, тем больше этот город затягивает его в себя, как воронка.

Он шёл всё дальше, и чем ближе казался центр города, тем тяжелее было смотреть по сторонам. Если на окраинах дома просто выглядели усталыми и покалеченными, то здесь они стояли как пустые черепа: окна выбиты, фасады обуглены, балки торчат наружу. Город был не просто разрушен — он выжжен дотла.

Площадь открылась перед ним неожиданно. Первое что бросилось ему в глаза – статуя какого-то человека, вся изрешечённая осколками снарядов и пулевыми отверстиями. Он оглядел всю площадь, здесь когда-то, наверное, кипела жизнь: торговые центры, остановки, ларьки с шаурмой, люди с пакетами. Теперь это была чёрная яма, заваленная грудами металлолома, который когда-то был легковыми автомобилями. Фонтан в центре площади превратился в воронку, заполненную мутной, застоявшейся водой, от которой исходила болотная вонь, а на поверхности плавали обугленные обломки. Сверху медленно падала пыль, и казалось, что это идёт снегопад, только без холода и без надежды.