Город моей мечты

Глава 1. Родные корни

Из дневника Татьяны

Четвертый час сижу в душном пыльном автобусе и вот, наконец, подъезжаем к городу. Сегодня только тридцатое августа, на факультет мне идти послезавтра. Нарочно приехала раньше - два дня впереди буду устраиваться у тети Маши Вологодской. Тревожно немного, но, разумеется, не так как три года назад, когда поступала в Университет. Да, тем далеким летом все удачно сложилось, аттестат мой приняли, даже общежитие пообещали, как иногородней и «безотцовщине».

Помню, как вернувшись в город перед самым сентябрем, мы с мамой полдня простояли в очереди на оформление документов. А получив заветный ордер, долго добирались из центра на окраину, где размещались корпуса университетских «общаг». Как сейчас стоит перед глазами тот суматошный день.

Едва не падая с ног от волнения и усталости, я взяла у комендантши ключи и попала в свой «угол». Двухкомнатная квартирка с крохотной кухней, ванной и туалетом была пуста, старшекурсницы должны заселиться позже, им не впервой, все вещи уже на местах.

Помню, как мама простилась со мной, наскоро расцеловала в обе щеки и умчалась на автобусную остановку, - надо выбираться из глухой Зареки пока еще ходят «маршрутки». На одну ночь маму обещали приютить наши далекие родственники, не хорошо было бы завалиться к ним поздней ночью.

И хотя я все понимала, оставшись одна в неуютном пустом помещении, разревелась как маленькая. Но что-то же надо делать... В комнате стояли четыре кровати, матрасы на каждой свернуты, а на трех голых железных сетках - коробки с книгами, пакеты и сумки. Лишь единственная кровать чужими баулами не отмечена, значит, скорее всего, свободная. Ее-то и решила занять.

Тщательно заправив постель и аккуратно разложив свои вещички в прикроватной тумбочке, я снова загрустила. Одна в чужой комнате на окраине малознакомого города, одна завтра пойду на учебу в новенький корпус, где размещался Исторический факультет. Вот в ту ночь мне было очень тяжело, а что сейчас-то хныкать? Даже смешно и глупо.

Прошло три года, сейчас я учусь на четвертом курсе Истфака, уверенная «хорошистка», к городской жизни вроде бы привыкла, завела добрые знакомства, а к общежитию за все это время так и не смогла приспособиться. Девчонки-соседки подобрались неплохие, но будто с другой планеты. Постараюсь объяснить.

У себя-то в родном Совиново я привыкла рано вставать, дома и во дворе всегда ждала какая-то работа, потом нужно было собираться в школу, а после нее знакомая круговерть до вечера: еду сготовить, посуду помыть, принести воды, задать корм кроликам и курам, сделать уроки… Если погода была хорошая, мы часто гуляли с подружками у леса или ходили на озеро. Я так уставала за день, что до полуночи уже укладывалась спать.

А здесь, в городской «общаге», мне резко пришлось подчиняться совершенно чуждому ритму, подстраиваться под неудобный, непривычный режим соседок. Две старшекурсницы, например, часто пропускали утренние лекции, до обеда обычно спали, зато радио и телевизор могли работать в комнате всю ночь.

Пришлось научиться засыпать при включенном свете, под болтовню шоуменов или актеров популярного позднего сериала. Еще одна соседка - будущий физик, училась со второй смены и добрую половину ночи рисовала свои схемы, зубрила конспекты. Я оказалась в меньшинстве.

Редкие каникулы ожидались мною как великие праздники, сулящие возвращение в Эдем. Приезжая домой, собственно, в дом-то родной я заходила ненадолго, потому что со школьных лет перебралась жить к бабушке Таисье. Это решение понравилось всем: бабушке, мне, маме и отчиму.

Я выросла без отца, он ушел из жизни давно и нелепо, мне тогда было года четыре, я его совершенно не помню. Говорят, отец отравился грибами, а еще ходят слухи, что он нарочно выпил какую-то гадость, когда ему сказал, будто я родилась от другого дядьки, будто бы мама ему изменяла. Не хочу копаться в прошлом моих родителей. Всей правды мне так и не узнать.

Мама долго была одна и почти не общалась с бабушкой Таей, видимо, та винила ее в гибели сына. Но потом отношения между ними снова наладились, скорее всего из-за меня, больше ведь никого из близких у бабули не было на свете. Я - единственная внучка, и мы так здорово подружились, что перебралась к ней жить насовсем.

Все просто, к моей симпатичной маме посватался местный участковый врач, он быстренько переселился в наш большой дом, а я решила уйти. Через год у меня появился братишка, я, конечно, помогала, водилась с малышом, но с мамой мы постепенно отдалились друг от друга, - ей уже было не до меня. И это я тоже понимаю, никаких обид.

Только с бабушкой мне жилось по-настоящему легко и спокойно. Всегда могла поделиться тем, что есть на душе, могла рассказать бабушке все, - без смущения и страха, что меня не поймут. И ей хотелось проявить заботу о родном человеке. Хорошее было время.

Бабушкин дом нравился мне еще и тем, что стоял отдельно, наособицу, несколько в стороне от улицы, выходил многочисленными окнами не на проезжую дорогу, а смотрел в сторону леса или на «огуречник» - так назывались наши огороженные забором грядки, потому что здесь выращивали овощи и зелень. Рядом находился и настоящий большой огород – картофельное поле, целых девять соток. Но кроме картошки там обитали: тыква, кабачки с патиссонами, а также кукуруза и подсолнечник.

У Виктора Астафьева есть повесть «Ода русскому огороду». Сначала язык показался заковыристым немного, уж слишком деревенским даже для меня, но суть-то я хорошо уловила. Попробовала и сама написать рассказ о бабушкином дворе, палисаднике с яблонькой и кленом, о нашей рябине под окном. Учительница литературы одобрила мое сочинение, отредактировала немного и отправила в районную газету, а там взяли да напечатали. Так ко мне пришла маленькая слава, а у родных был повод гордиться.

Дом бабы Таи представлял собой обычную деревянную избу: высокое крыльцо, просторные сени, разделенные на кладовую - "клеть" и веранду, семь небольших окошек с резными наличниками. Собственно, жилое помещение составляли две комнаты - прихожая, она же кухня, и «горница», где размещалась кровать, печка и комод с вещами.

Глава 2. Совиновские секреты

Дом Марии Вологодской находился в Заречной части города, также как корпус родного факультета и мое студенческое общежитие. Из центра сюда добираются через несколько длинных мостов над Турой.

Поселившись в районе Зареки, "безлошадному" студенту можно напрочь забыть о кипучей городской жизни. Особенно, если занесло на самую окраину, по соседству с цыганской Нахаловкой. Здесь в сумерках боятся гулять даже старожилы по одному.

Денег за постой Мария с меня брать не будет, но я обязуюсь помогать по хозяйству, выполнять любую посильную работу. Бабушка считала Вологодских зажиточными людьми, у них большой дом и в него часто приходят люди.

Мария Вологодская умела гадать на картах и кофейной гуще, лечила прикосновением рук – «исправляла энергетику», отлично знала толк в травах, владела старинными заговорами на всякие нужды - от возвращения в семью загулявшего супружника до сведения бородавок.

Ах, да! Еще неплохо умела снимать «порчу и сглаз», отваживала соперницу, избавляла от пристрастия к алкоголю и владела прочими полезными и хорошо оплачиваемыми навыками. Отбоя в посетителях не было. И мне еще предстояло в этом убедиться.

Давно перебравшись в город, каждое лето по старой памяти Вологодская наведывалась в Совиново. Привозил ее и забирал обратно сын Василий на большой дорогой иномарке. В Совиново Мария останавливалась на недельку у дальней родни, навещала родные могилки, собирала травы, и всегда заходила в гости к бабе Тае.

Они подолгу чаевничали с пряниками или шаньгами, вспоминали старые времена. Я любила слушать их неспешные разговоры, под них и засыпала порой.

Тетя Маша мне нравилась. Невысокая полноватая женщина лет за шестьдесят. Аккуратно подстриженные вьющиеся волосы, словно шапочка над головой, непокорные каштановые завитки обрамляли круглое, улыбчивое лицо. Взгляд с лукавинкой, мягкий вкрадчивый голос.

В это лето бабуля слезно попросила тетю Машу взять меня к себе в дом на проживание:

– Измаялась девка в общежитии. С девчонками ладу нет, в комнате шум и гам, парни табунами ходят, телевизор трындит. Какая учеба? И боязно за Танюшку мне, она смирная у нас, как бы кто не обидел. Ты бы приглядела за ней, научила чему доброму. Она тебе все делать будет, пол мыть, стирать и еду варить, Танюшка у нас к работе привычная. Хорошая внученька у меня. Вырастить Бог дал, еще бы за путнего человека замуж выдать.

Помню, как я смутилась от этого монолога.

– Баба, ну, что ты расхваливаешь…

Однако тетя Маша смерила меня пристальным взглядом и согласно кивнула, улыбаясь. Участь моя была тут же решена, в общежитие не вернусь. Заберу из комнаты свои немудрящие вещички и с сентября поселюсь у Вологодских. Я тайно ликовала в душе, а впереди был еще целый месяц каникул.

Как раз в это время село наше всколыхнуло одно загадочное событие, непосредственно связанное с моей будущей хозяйкой. Точнее, событие это стало завершающим в цепочке драматических историй, между которыми наблюдательные сельчане потом уловили явную связь.

Итак, на одной улице Совиново за весну и начало лета умерло сразу пять человек, причем не совсем дряхлых стариков, а людей в возрасте от двадцати пяти до шестидесяти лет.

Первая покойница, например, была разведенная молодайка, всем известная склочница и любительница погулять в компании холостых кавалеров. Имела троих детей, которые всегда ходили чисто, по чужим огородам не лазили и в школе учились хорошо. Остались ребятишки сиротами, потому что мать их «сгорела» буквально за неделю, а точную причину врачи установить не смогли, обнаружив лишь непомерно раздувшееся сердце.

Еще один мужчина средних лет так же скоропостижно скончался без какого-либо сурового диагноза. Слабел, чернел, таял на глазах. Доктора разводили руками. А потом и сын его, недавно пришедший из армии, разбился на мотоцикле. Так вот, несчастная вдова Галина Тимофеевна, потерявшая почти сразу и мужа и сына, узнав, что в селе гостит известная своими способностями Вологодская, решила обратиться к ней за советом. Не виновен ли в этих смертях чей-то дурной глаз…

Тетя Маша согласилась проведать безутешную вдову, и визит ее позже оброс самыми невероятными слухами и подробностями. Привожу лишь те, что передали моей бабушке из «достоверных источников». А верить им или нет, пусть каждый решает сам. Будто бы тетя Маша сразу «увидела» и поняла в чем тут дело.

– Три гроба на ваших воротах висят. Два полные уже и крышками закрыты. А один пустой. Этот для тебя приготовлен. Только ты, Галя, не бойся. Я его обратно пошлю, откуда прибыл. Вот сейчас Она сюда сама явится. Сюда-то придет быстро, я же вызову Ее, а назад-то будет еле ноги волочить. Тяжелое ей придется взвалить на плечи – свой собственный наговор.

– Да что же за стерва такая моих мужиков угробила, да я же ее, стерву... - испуганно причитала Галина.

– А вспоминай, с кем до беды ссорилась, кого матом крыла, кто обиду мог затаить?

Галина недолго в памяти копалась и припомнила, как по весне громко делили они всей семьей огород с соседкой – одинокой, нелюдимой старухой Лифонтихой. Дед ее был Лифонтов, вот откуда прозвище пошло. И ведь только успела Галина о той дележке подумать, как увидела в окно свою соседку. Бежала старуха к воротам бойко, но войти в ограду не смогла. Тетя Маша сидела в углу кухни, сцепив руки в замок, что-то быстро-быстро про себя шептала, прикрыв глаза.

С суеверным ужасом Галина приникла к окну, наблюдая за тем, как Лифонтиха мечется у забора, стучит в двери, но почему-то не может попасть внутрь. А потом пыл ее резко иссяк, бабка ссутулилась и уныло побрела восвояси.

Через месяц, накануне моего отъезда в город старую Лифонтиху схоронили. Говорят, умирала долго и трудно, знающие люди уже предлагали крышу разобрать, чтобы быстрее забрали черти ее грешную душу. Но охотников связываться напоследок с вредной старушенцией так и не нашлось.

Позже я тетю Машу спросила, всякого ли человека можно вот так запросто одним злостным наговором в могилу свести. А она мне ответила:

Глава 3. Городское житье

В последний день августа на Луговой улице Зареки мне предстояло отыскать дом Марии Васильевны Вологодской. Выйдя из маршрутного такси на нужной остановке, я долго блуждала по частному сектору, вглядывалась в ржавые таблички с номерами.

Окончательно заблудившись посреди этой большой «деревни», я решил просить подмоги у седого старичка, который грелся на лавке возле собственного палисадника. Дедушка согнал с колен рыжую откормленную кошку и выставил вперед ухо, чтобы лучше расслышать мой вопрос. Ответил же мне так громко, что слетела с сирени стайка испуганных воробьев:

– Марию? Каку Марию? А-а… колдовку надо тебе! Так иди вон туда прямо, мимо цыганских дворов, там крышу красную увидишь, это будет ее дворец.

Такое описание будущего жилья привело меня в некоторое замешательство. Но, собравшись с духом, я медленно побрела мимо аккуратных стареньких домиков со свежевыкрашенными заборами, потом мимо двухэтажных цыганских коттеджей за сайдинговой оградой. Главное, чтобы никто не пристал, этот район пользуется у горожан дурной славой.

Лица немногочисленных прохожих меня настораживали. Вот парочка не в меру раскрашенных девиц в коротких юбках прошли мимо, обсуждая приключения минувшей ночи. Худой как палка, высокий мужчина, коловший дрова перед домом, вдруг отставил топор и долго смотрел мне вслед, заставляя невольно ускорить шаг.

Дальше ко мне привязалась молоденькая цыганка с хнычущим дитем на руках. В ответ на ее назойливость, я еще раз спросила, как дойти до гадалки Марии. Девушка тут же отстала, неопределенно махнув рукой вперед. Видимо, уважала авторитетную конкурентку или даже побаивалась. В Нахаловке тетю Машу все знали.

Нужный мне коттедж с новенькой мансардой оказался в самом конце улицы, горделиво возвышаясь над скромными домишками соседей. Единственная в округе красная крыша была видна издалека и как маяк притягивала взгляды. Немного робея, я поправила на плече тяжелую сумку и направилась к воротам.

И как подать знак хозяевам, что я здесь? Стучать по металлическим дверям? Неловко. Собак не слышно, а может, Вологодские их не держат. За высоким заборищем меня не видно из окон, разве только со второго этажа…

Я нерешительно топталась на месте, не зная, как правильно поступить. Номера телефона тети Маши у меня тоже не было - позвонить не смогу. И тут прямо перед воротами затормозила белая иномарка с незнакомой эмблемой. Наверно, очень дорогая машина. Из нее выпорхнула, иначе не скажешь, элегантная женщина неопределенного возраста и сразу мелкими шажочками поспешила к воротам.

Не глядя на меня, нажала неприметную кнопку на высоте поднятой руки, и я услышала приглушенный звуковой сигнал. Вот никогда бы не догадаться мне таким простым образом оповестить обитателей дома о своем прибытии. Я просто не заметила бы звонок.

Между тем, автоледи раздраженно теребила края розовой меховой безрукавки, потом начала вертеть в руках солнцезащитные очки. Женщина нервничала, но ее ожидание было недолгим. Ворота бесшумно распахнулись, и к нам вышла девушка, примерно моих лет или чуть постарше. Приветливо кивнула даме в мехах, приглашающе протянула руку:

– Ждем! Уже ждем. Проходите, пожалуйста.

Длинноволосая красотка шмыгнула в ограду и только тогда девушка занялась мной:

– Вы записаны? На какое время?

– Я Таня… Из Совиново. Меня Мария Васильевна берет как помощницу в дом. Они с бабушкой договорились… Я приехала... вот.

Девушка пренебрежительно фыркнула, окидывая меня дерзким взором с головы до ног.

– Ха-ха! Еще одна бедная родственница. Поня-атно… Ну, что, будем знакомы, я – Аня Худякова, я тут до зимы проживу, а ты, наверно, потом будешь вместо меня. Так, сразу предупреждаю, Васе глазки не строить, он занят.

Я растерянно смотрела на Анну и даже не могла понять, о ком она сейчас говорит. Но девушка не давала опомниться:

– Ты студентка? Первый год? Четвертый? Ого! Нормально, я-то думала, маленькая совсем. Вид испуганный и бледный. Ну, пошли в дом, мне работать надо, устроишься сама. Деревня твоя далеко? Ты из какого района?

Анина манера общаться без особых церемоний меня поначалу сковывала, но я постепенно привыкла. Мы даже подружились. В первый же вечер она все рассказала о себе:

– Физкультурный закончила, но работаю на ресепшн в Фитнесс-клубе «Титан», иногда и сама занятия провожу. Платят мало, там никто особо не задерживался до меня. Тем более Зарека близко, а тут цыгане одни, наркоманы, да пенсионеры. Я еще продержусь до зимы, а там мы с Васей переедем поближе к центру. У него сейчас в городской квартире ремонт.

Оказалось, что Анна крутит роман с сыном тети Маши, - вот это новость! Хотя мне-то какое дело. Потихоньку узнала, что Василий уже был женат, платит алименты на маленькую дочку. Мне показалось немного странным, что тетя Маша допустила такие неприятности в семье единственного сына.

Неужели заранее не знала, чем закончится его брак, неужели не могла сохранить семью своим необыкновенным даром? Однажды я поделилась такими раздумьями с Анной, и она высказала свое предположение:

– Я тоже сначала не понимала, а потом до меня дошло. Если тебе что-то ценное дано, другое отнимется. Или есть еще поговорка – сапожник без сапог. Пыталась она, конечно, их соединить, раз уж Ваське приспичило взять за себя эту курицу. Но, понимаешь, теть Маша ведь не Пресвятая Дева Мария, что-то может, а что-то и нет. А про дочку Вологодских ты слышала? Вот уж где настоящее горе…

У меня холодок пробежал по спине, когда Аня рассказала печальную историю Марины. Ребенком она росла капризным и нервным, после школы поступила учиться в колледж, а там связалась с наркоманами. Тетя Маша лечила ее сама, возила по разным врачам, но в день двадцатилетия Марина покончила с собой.

Это был страшный удар для Вологодской, от которого она, впрочем, как будто бы скоро оправилась. «Бог дал – Бог взял, на все его воля». Аня объясняла это так:

– Тетя Маша говорит, что за такие способности, как у нее, надо тяжко расплачиваться всю жизнь. И сама бы рада быть обычным человеком, но такая уж у нее судьба. Значит, надо терпеть. После того случая с Мариной, Вологодские вскоре за реку переехали, здесь раньше, говорят, притон на притоне был, но теперь стало потише. Тетя Маша у цыганского барона вылечила жену, и поэтому нас тут никто не тронет, все это знают. Я всегда вечерами без опаски хожу и тебе совет, если пристанет кто, так прямо и скажи – я племянница гадалки Марии. Ее так все местные называют. Поняла?

Глава 4. Посетители нашего дома

Чаще всего это были женщины средних лет и с достатком. В основном просили вернуть любимого, погубить соперницу, отвадить супруга от пьянства, продлить молодость, навести чары красоты, с помощью заговоров сделать бизнес прибыльней или избавиться от сглаза завистливых конкурентов.

Из немногочисленных представителей мужского пола я запомнила только Игоря Анатольевича. Серьезный, полноватый, с наметившимися залысинами на круглой голове. Он пришел вместе с плачущей сестрой Натальей, тоже дамой предпенсионного возраста.

У них случилось одно несчастье на двоих. Неделю назад потерялся их горячо любимый отец, ушел из дома Игоря Анатольевича, пока тот с женой были на работе, и не вернулся. Искали с привлечением полиции, расклеивали объявления, обзванивали больницы и морг, никаких следов. Дедушка страдал нарушением памяти, он мог просто заблудиться в городе и даже забыть свое имя, не говоря уж об адресе.

Кто-то подсказал безутешным родственникам телефон Марии Вологодской. И она помогла. Я не знаю всех тонкостей ее ремесла, не могу объяснить, как она через фотографию дедушки увидела, где он находится в данное время. Но ей это удалось…

– На обочине сидит. Лес рядом, сосны. Автобусная остановка. Жив, жив, только голодный и растерянный. Трасса шумная. Это от города не далеко, примерно километров двадцать. Отец ваш куда-то домой рвался, в родные места. А дорогу забыл.

– Наверно, в свою Свистуху добирался... Вот горюшко!

За потерявшимся дедушкой Вологодская поехала вместе с Игорем и Натальей. Потом сама плакала, когда рассказывала нам с Аней, какая трогательная получилась встреча. Нашли деда и впрямь недалеко от остановки, где он вышел из пригородного автобуса, чтобы пешком дойти до знакомой деревни.

Там он родился, там его родители похоронены и жена. Отсюда его дети забрали в город. Почему-то им самим в голову не пришло искать отца в родной стороне. Может, и звонили бывшим соседям, а те старика не видели, до старой избушки он ведь так и не дошел.

Но все же основными посетителями нашего дома были женщины. С Аниными подсказками понемногу я стала вникать в нехитрый ритуал встречи клиентки, правильного настроя ее перед приемом. Данные всех гостей записывали в толстую амбарную тетрадь, как по старинке выражалась тетя Маша. И не только телефоны, но и некоторые личные детали. Нужно еще добавить, что не со всех страждущих Вологодская брала деньги за свои услуги. И не всегда могла помочь.

Так, например, избавления от наркотического пристрастия или игромании не гарантировала. Эта была ее личная «ахиллесова пята», пыталась лечить бесплатно, и как раз в таких ситуациях часто приходилось отступать. Хотя боролась до изнеможения, худела, очень переживала.

Запомнился мне такой случай. Уже начался ноябрь, выпал первый снег, но грозил еще стаять, осень стояла переменчивая. К нам во двор постучали. Аня была на работе, и мне пришлось впустить двух пожилых людей, явно жителей сельской местности.

Приехали они на стареньких «Жигулях», вынесли из машины пакет с гусиной тушкой – «поклониться Марие Васильевне». Оказалось, что еще этой весной Вологодская безуспешно пыталась исцелить сына одного из мужчин от пристрастия к алкоголю.

А теперь парень сбежал из дома, по некоторым слухам, отрабатывает долги у местного наркоторговца, попросту попал в рабство. В Зареке много чего бывало.

Я позднее задумывалась, сколько же судеб прошло через руки тети Маши. Взять хотя бы историю этого деревенского парня. Отслужил в армии, приехал в город учиться и связался с дурной компанией, забросил учебу, был изгнан из общежития, бомжевал, выполнял любую грязную работу за определенное вознаграждение.

Все это время дома горевали родители и маленькая сестренка-школьница, верная девушка весь год армейской службы ждала-переживала, а вот парню оказалось милее «отрава».

Тетя Маша помогла, как сумела. Подключила знакомства среди цыган и юношу отпустили за некоторую плату, гуся тоже пришлось отдать в качестве символического выкупа. Сама видела, как отец освобожденного «раба» пытался поцеловать Вологодской руки, но она не позволила, велела скорее уезжать, бутылку с наговорной водой вручила, наказала связывать парня и нещадно лупить ремнем, если снова «будет беситься и пытаться удрать в город».

А когда гости уехали, Мария долго сидела на диванчике в прихожей, уставившись в одну точку, а потом сказала мне, что толку все равно не будет и «мальчик этот не кончит добром».

В этот вечер мне пришлось отменить все посещения, работать тетя Маша уже не могла. А ночью нам с Аней послышались крики и причитания в комнате дальше по коридору, потом громкая ругань. Николай Витальич пытался отнять у жены спиртное, но тетя Маша была его крупнее и яростно этому противилась. Ситуацию, кажется, спас Василий, удачно, что в эту ночь он оказался дома.

На моей памяти таких тяжелых моментов было несколько, я старалась относиться к ним с пониманием, у меня и своего жизненного опыта маловато, как я могла кого-то судить, а тем более мою кормилицу и хозяйку, давшую приют. С тетей Машей мы быстро нашли общий язык и порой мне казалось, что она добрее относится ко мне, чем к Ане – вероятной невестке.

Еще один случай тоже хочу привести в пример. Однажды Вологодской срочно затребовалось попасть в город, чтобы получить какие-то важные документы, а Василий уже неделю был в командировке. Пришлось нам с тетей Машей ехать в центр на такси, я сама предложила сопровождать ее после занятий, хотела еще забежать на рынок, посмотреть ботинки на зиму, прежние совсем потеряли вид и почти не грели.

Возле центральной площади с обледеневшим фонтаном мы разошлись, каждая по своим делам, но договорились встретиться на остановке в определенное время, чтобы вместе вернуться в Заречный район на «маршрутке». И тут-то случилось некоторое событие, заставившее меня проникнуться к Вологодской еще большим почтением.

Пока мы ожидали транспорт, ко мне пристала цыганка, также ожидающая попутку в родную Нахаловку. Тощая, развязная женщина отделилась от кучки товарок и вкрадчиво завела разговор:

Глава 5. Последняя «маршрутка» для меня

Я удачно справлялась с новыми обязанностями в Анином клубе. Ничего там не было сложного, напрасно волновалась поначалу. Всего лишь нужно находиться за стойкой администратора, встречать вечерних посетителей, выдавать номерки от шкафчиков в раздевалке, отмечать количество занятий, улыбаться, отвечая на вопросы.

В «Богине» мне даже понравилось, я быстро вошла в курс дела. Обязательно запишусь на занятия к Ане, хотя бы на что-то спокойное, медленное, пилатес, например. Вот это как раз для меня, плавная музыка и никаких резких движений, а результат очень хороший. Может быть, похудею немного и для здоровья, говорят, очень полезны такие упражнения.

Вот только одно неудобство, возвращаться за реку приходилось поздно, помещения клуба я закрывала в одиннадцатом часу вечера, а потом еще долго шла к остановке по темной улице. Городской транспорт в это время по нашему маршруту уже не ездил, оставалась надежда на юркие частные такси. Они здорово выручали первую неделю, а еще у меня для подстраховки с собой был газовый баллончик, что одолжила подруга. Оказывается, Аня всегда предусмотрительно носила его при себе.

Стоят крещенские морозы, но в клубе сегодня ажиотаж, последнее занятие «бодифлекс» новенькая девушка-инструктор задержала, расхваливая свою группу. Я с тоской поглядывала на часы, еще немного и даже на «маршрутку» опоздаю. Наконец распрощалась с охранником и выбежала на улицу, чувствуя нарастающую тревогу.

Потом я невыносимо долго стояла одна на пронизываемом ледяным ветром остановочном комплексе. Ожидание затянулось. Неужели действительно опоздала и уже никто не приедет, неужели придется вызывать обычное такси, да хватит ли у меня денег, с собой какая-то мелочь в кошельке?

Вдалеке мигнули желтые огоньки фар, и скоро рядом остановилась знакомая «маршрутка» - номер тридцать пять - то, что мне нужно. Выдохнула с облегчением, забираясь внутрь. И только, когда машина отъехала, вдруг поняла, что являюсь единственной пассажиркой.

Первые минуты я просто отогревалась, а потом сняла варежку и засунула руку в сумочку, чтобы нащупать баллончик. Сразу припомнилась история Ани, как в прошлом году к ней в такой же ситуации пристал таксист, чуть было не увез за город ночью.

Анька вовремя его намерения поняла и заявила, что приходится племянницей «гадалке Марие». Пригрозила, будто на ней страшный оберег от насилия, и если «гад такой» тотчас не повернет на нужную остановку, будет навек лишен «мужской силы». Угроза подействовала, все заречные таксисты знали Вологодскую, поскольку ее адрес порой спрашивали пассажирки, едущие из центра города.

И вот, сидя среди пустого салона машины, я настроилась на самый худший сценарий, даже разыграла в мыслях эпизод, как называюсь родственницей тети Маши и меня с почестями подвозят к дому. Мы проехали уже мост через замерзшую реку и оказались в Первом Заречном микрорайоне, нужно было миновать еще несколько улиц до поворота, от которого я бы сама добежала до дому. Водитель вдруг сбавил скорость на свободной дороге и заговорил, поглядывая на меня в зеркало:

– Ты чего задержалась допоздна?

Я вздрогнула от звука его голоса и зачем-то пересела ближе к выходу. Ответила слишком робко и тихо, сама на себя негодуя в душе за трусость:

– С работы еду, так получилось.

– А-а… Так одной-то страшно же возвращаться. Чего тебя приятель не проводит?

"Вот пристал! Какое твое дело! Ну, погоди же, сейчас я тебе так отвечу, так отвечу..."

– Приятель у меня занят. Да я никого и не боюсь, я живу у Марии Васильевны Вологодской, ее все знают, как гадалку Марию, на мне сильнейший охранный оберег.

– Во как! - несколько наигранно удивился водитель. - Да ладно! Думаешь, приставать буду? Нет у меня такой манеры – к девушкам приставать, можно ведь по- хорошему познакомиться. Меня Слава зовут, а тебя?

«Подумаешь – Слава… Вячеслав… И знакомиться совсем не обязательно. А голос у него все- таки приятный, располагающий к беседе. Не наглый, не развязный, степенный. Хочется даже отвечать…»

– Татьяна.

– А чего так официально? Ты бы еще отчество сказала, - по доброму усмехнулся он.

– Татьяна Николаевна. А мы уже перешли на «ты»?

– Почему - нет? Я, кстати, давно тебя знаю, ты здесь в «Универе» учишься. Часто вожу тебя по утрам до ваших корпусов, но ты ж на «водилу» не смотришь никогда, деньги мне сунула и выскочила из салона.

"Вот это номер, знает он меня… Ну и что с того!"

– А ты, правда, этой ведьме родня? - вдруг спросил Слава.

– Дальняя, - после короткой паузы раздумья ответила я. - Мы из одного села родом. И вовсе она не ведьма, а гадалка.

– Ну, я так и понял, что ты тоже «деревня».

Вот это он сказанул! Я опешила, но почему-то обижаться не хотелось, тон был доброжелательный, без издевки, просто сказал человек, что я есть и откуда, зачем сердиться. Решила ответить ему той же монетой:

– И ты, значит, не городской?

– Не, я из Каменки. Слыхала такое село?

– Еще бы. Это совсем близко от города, а мне-то в родные края почти весь день добираться. Юргинский район. Совиново. Знаешь, где это?

– Ну.

Машина свернула на мою улицу, и я сразу поняла, что остановка, где я собиралась выходить уже давно позади.

– Погоди! Ты куда это едешь?

– Так, довезу тебя до бабки твоей. В аккурат доставлю. Все равно больше народу нет, а на второй круг уже не пойду. На сегодня хватит с меня.

Неожиданно, конечно, но очень приятно. Я бы сама еще минут десять шагала по морозу до родной уже красной крыши Вологодских.

– Спасибо.

– Не за что. И вообще мне не нравится такая твоя работа. Раньше-то возвращаться никак нельзя?

– Нельзя, - уныло призналась я. - Но это временно. До конца недели только. Я подругу подменяю, вот она скоро приедет и мне уже не придется в темноте по улицам ходить.

Глава 6. Вячеслав и его наследство

Весь следующий день до самого вечера я о нем вспоминала. Старалась гнать волнительные мысли прочь, но не могла не думать о странном таксисте. Почему-то хотелось с ним поговорить по душам, по человечески спокойно и деловито узнать, кто он такой, как в городе оказался, насовсем переехал или снимает жилье, каково ему тут приходится.

А, может, он женат и дети есть? Чего ко мне лез тогда, развлечений захотелось? Пусть не надеется!

От столь противоречивых дум даже голова разболелась. Но встреча наша поздняя не сложилась. Я сдала ключи немного раньше вчерашнего, примчалась на остановку как угорелая и… села в первую остановившуюся "маршрутку". Не ждать же ту самую, с водителем, который родом из Каменки.

Без происшествий добралась я до дома и все места себе найти не могла от какой-то глупой досады. Вертела в руках бумажку с номером Рублева, телефон его выучила наизусть, а так и не решилась позвонить. Зачем? Вот, правда, зачем?

На следующий день приехала Аня. И я не словом не обмолвилась о своем нечаянном знакомстве. Аня угощала меня домашним салом, кормила холодцом, козье молоко навеливала, но я от молока отказалась – непривычна к таковскому. А вот перед золотистыми шанежками не устояла, зато потом опять корила себя, вся моя диета пропала.

Через несколько дней потихоньку стала «водителя Славу» забывать, сессия на носу, да еще такая сложная, целых пять предметов, надо готовиться всерьез. Учила с утра до ночи, ездила пару раз на консультации в корпус. С надеждой заглядывалась на подъезжающие «маршрутки», однако на водительском сидении располагались незнакомые хмурые мужики.

Уж не померещился ли мне деревенский Рублев, так нет же, «визитка» его самодельная сохранилась, до сих пор наизусть помню номер. А вот набрать заветные циферки не решусь. Теперь и вовсе это будет не хорошо.

А еще не хорошо, что я ужасно боялась Аллу Адамовну Грачевскую. Строгая женщина. И первый экзамен у меня как раз ее философия. Уж я учила этот предмет, учила, но порой приходила к знаменитому Сократовскому выводу: «Я знаю только то, что ничего не знаю». Так ведь Алла Адамовна не зачтет мне такой ответ. Пожаловалась я тете Маше, и та немного успокоила, подсказав одно «верное средство»:

– Ты утром встряхни одежду, в которой собираешься на экзамен пойти, и скажи такие слова: «Кто за Господом шел, его учениками стали. Я иду за Господом, пошли мне, Боже, удачу в учении». Три раза это нужно повторить. И когда будешь порог школы переступать, нужно прошептать про себя: «Истина в том, что за этим порогом моя сила». Вот так! И все будет легко. Только учить-то все же не забывай. Совсем пустой голове трудно помочь даже наговорами.

Не знаю, действительно ли мне пригодились советы Вологодской или просто попался удачный билет. Но я одна из немногих в нашей группе получила по философии «отлично». А дальше уже проще пошло, историю я всегда любила и понимала. Следующие три предмета сдала без проблем.

Последним экзаменом была «психология», вот здесь мне опять поволноваться пришлось, зато потом долго радовалась отметке «хорошо». Сессия закрыта, можно расслабиться и даже на несколько дней снова съездить домой с чувством выполненного долга.

Конец января в Совиново запомнился мне красными закатами и большой белой луной, заплутавшей в ветвях огромного соседского тополя. Я заболела гриппом, лежала в постели с температурой, не могла согреться под двумя одеялами и к возвращению в город похудела так, что тетя Маша ахнула, покачивая головой, а на лице Ани высветилось явное одобрение. И новости меня ожидали весьма интересные:

– Тебя тут парень один искал. Славой зовут. Из вашей деревни, что ли?

– Н-нет… - замялась. - Просто так знакомый.

– Ты мне такие штучки брось! Это ж надо додуматься – связаться с таксистом из "тьмутаракани"! Тань, ты в своем уме? Надо тебе найти нормального парня, городского.

– Аня, давай, я сама разберусь, кого мне найти.

– Да что в нем хорошего? Видела я твоего Славу - блеклый весь, шапчонка какая-то дрянная, куртка задрипанная... Ни роста, ни фигуры!

Меня пошатывало от слабости, я, видимо, еще не оправилась после болезни, да и сумку пришлось большую с остановки тащить – мне бабушка мяса положила, капусты квашеной, по баночке варенья и меда. Сил спорить совершенно не оставалось.

– Аня, лучше не лезь, я разберусь сама.

Зашла в нашу комнату наверху, ничком упала на диванчик и долго лежала, не отвечая ни на чьи расспросы. Почему-то было так плохо, плакать хотелось, а слезы не шли. За Славку этого было обидно, вот зачем приезжал, к чему узнавал про меня, что ему надо, навязался тоже – таксист!

Мы встретились через два дня в его «маршрутке». Утром оказалось свободно одно место спереди, рядом с водителем, и мне некогда было раздумывать. Глядя на дорогу, Слава начал разговор первым:

– Как домой съездила?

– Нормально, только заболела немного. Сейчас лучше.

Он посмотрел на меня пристально, но быстро отвел глаза на лобовое стекло:

– Что не позвонила? Я ведь ждал.

– Постеснялась.

Если я не знаю, как лучше ответить, всегда честно говорю то, что думаю.

– А я приезжал к бабуле твоей.

– Мне сказали. Только она не моя бабуля. Лучше ее Мария Васильевна звать. Или тетя Маша...

Повисло молчание. И мне вдруг показалось, что вот сейчас я выйду возле факультета, а Слава поедет дальше, и мы никогда не заговорим снова. Повода нет. И эта мысль отчего-то сделалась не выносима, возникло ощущение, что мне нужно непременно еще слышать его, видеть его взгляд, обращенный в мою сторону.

Зря Аня сказала, что он «блеклый», просто волосы светлые, будто выгорели на солнце и глаза, вроде бы, голубые, как у меня. Слава даже вполне симпатичный, и не старый совсем, хотя, явно не мой ровесник. С возрастом я никогда не угадываю, всегда прибавляю годы. А вот другим кажусь моложе своих лет.

– Как у тебя дела?

Голос мой звучит немного скованно, сама его не узнаю, неужели осмелилась все же спросить. Только Слава не ответил, а задал свой вопрос:

Глава 7. Дом на Челюскинцев

Слава забрал меня после лекций и сразу повез в центр города, я даже не спрашивала куда - знала, в свой старый дом.

– Сейчас печку протопим, согреешься! Пока не снимай дубленку, посиди вот тут...

Указал на кровать, застеленную в этот раз свежим пледом, словно только вчера с рынка, но я не стала сидеть, а попросила разрешения навести порядок. Слава позволил. Он принес на растопку сломанный табурет и стул из кладовки, еще кусок рамы с облупившейся краской и несколько толстых книг со слипшимися листами.

Обложки грязные, с трудом разобрала, что это военные мемуары какого-то генерала о Великой Отечественной войне.

– Отец историей увлекался, - пояснил Слава. - В кладовке еще много книжек валяется. Стопки роман-газет и журналы всякие: "Смена", "Работница", "Огонек".

– Можно посмотреть? - загорелась я.

– Ты лучше сюда принеси, теплее будет.

Он задумался и решительно тряхнул головой.

– Нет, лучше я пойду с тобой, сам достану коробки, а то испачкаешься.

Мне была приятна его забота и казалась излишней, ничем не заслуженной. В темных сенях нашлись две двери - одна вела на веранду, заставленную дряхлой мебелью, другая в кладовку. Я откинула с окна пыльную занавеску, стало светлее от солнца и снега за окном. Вдруг на соседней улице зазвучали колокола, я на миг зажмурилась и представила, как жила в этом высоком просторном доме Славина бабушка.

Хорошее место. Самая сердцевинка Тюмени. Недалеко исторический центр - Городище с оврагами и лопухами, частный сектор, домики с палисадниками и печным отоплением. Сирень и рябина, свои огороды с клубникой и огурчиками.

А по другую сторону лепятся друг к другу "хрущевки" шестидесятых годов постройки - как же радовались люди, получая сорок шесть квадратных метров после тесных бараков и коммуналок с ванной и туалетом на весь блок. Сейчас панельки в пять этажей кажутся малышами по сравнению с бизнес-центрами и высотками-муравейниками.

У меня разыгралось воображение.

– Слава, только представь, мы с тобой дрейфуем между историческими пластами посреди города!

– Какими пластами? - не понял он, удивленно посмотрел на меня.

– Твой дом стоит на улице Челюскинцев, - напомнила я. - Улица названа в честь полярных исследователей, первых героев Советского союза. Их пароход "Челюскин" был поврежден айсбергом и затонул в Чукотском море, они высадились на льдину и ждали спасения два месяца. Сто человек, среди них женщины и дети должны были организовать лагерь среди снегов и холодных бурь. Это еще до войны было...

Я замолчала, несколько раздосадованная своим порывом. Наверно, Славе не интересно, он разглядывал ржавый велосипед без колес и моток проволоки. Может, вовсе меня не слушал. И вдруг спросил:

– А зачем детей-то на мороз потащили? Герои-полярники!

Последние слова прозвучали с горьким упреком и в этот миг я внезапно поняла, что люблю Славку. Мне стало жарко и страшно немного. Я сама себя испугалась, новое, незнакомое чувство обожгло душу до боли. Показалось, если со Славкой случится какое-то несчастье, я тут же умру. Просто не смогу без него дальше жить.

Я о маме и бабушке никогда так не думала, а вот встретился в жизни человек, и знакомы мы всего ничего, можно по пальцам пересчитать наши встречи - и почему-то кажется, что дороже и ближе Славки у меня никого не будет.

– Тань, ты чего? Обиделась? Ты что, плачешь? Это из-за того, что я про детей сказал? Их же потом вытащили с льдины, правда? Не помню, что там получилось в итоге. Живы остались? - допытывался он.

Я отвечать не могла, кивала головой и жалобно улыбалась. И только, когда он обнял меня через неуклюжую толстую дубленку (мамин подарок на третий курс), когда поцеловал в холодную щеку, шепнула ему на ухо:

– Спасли, конечно. Слав, ты такой хороший!

– Да почему я хороший?

Я уже смеялась, чтобы не подумал, будто плакса и слишком чувствительная. Ему не хотелось от меня отрываться, он и дальше готов был снимать для меня коробки с антресолей, стряхивать пыль с кипы журналов, но вспомнил о печке.

– Я еще деревяшек поищу, чтобы дольше не прогорало, потом воды принесу - тут на улице сохранилась колонка, можно чайник поставить. Ты есть хочешь?

– Очень, - призналась я.

– Тогда в магазин за углом забегу. Рядом совсем. Возьму хлеб, и колбасу с сыром, бутербродики сделаем.

И мне сразу расхотелось возиться с книжками, лучше в кухне приберусь, постелю на стол новенькую клеенку, которую Слава заранее вытащил из машины. Пусть за окнами зима и холод, мы натопим дом и устроим пир.

Мимолетно подумала, когда же мне возвращаться за реку к тете Маше. Надо позвонить и предупредить, что могу поздно приехать, чтобы не волновалась зря.

Захватила из кладовки только одну книгу Веры Пановой. Не слышала прежде о такой писательнице, наугад открыла пожелтевшие страницы и увлеклась. Повесть называется "Евдокия". Вроде простые, самые обычные слова, а так тепло и душевно составлены, сплетены в историю, что оторваться невозможно.

В книге были и другие тексты: "Сережа", "Кружилиха", "Сентиментальный роман". Хватит на несколько вечеров у печки. А если попрошу книгу насовсем, Слава подарит. Может, еще что-то любопытное сыщется...

Спрашиваю его:

– Что будешь с остальными вещами делать?

– Да тут одно барахло осталось. Швейную машинку жена отца сразу после бабкиных похорон увезла. И сундуки с половиками, и посуду фарфоровую, и ковры, какие получше. Видишь, один остался. Никуда не годен.

Он показал на темный мохнатый ковришко рядом с корзиной. Я захотела развернуть.

– Смотри, Слав, лошадки с розочками.

– Корявый рисунок. На домашнем станке сделан. У нас в Каменке, говорят, раньше в каждом доме ткали, чтобы на ярмарки возить.

– Да ты что?! - изумилась я. - Может, его отчистить и сдать в музей? Вдруг ценный.

– Охота тебе возиться. Наверно, мышами пахнет.

– Надо выхлопать на улице, разложить на снегу, посмотреть... Это же все история. Слав, а ты совсем не общаешься с сестрами?

Глава 8. Долгожданная весна

Мы встречались почти каждый день. Даже когда Слава работал с раннего утра до поздней ночи, он все равно подъезжал к воротам, сигналил, и я ненадолго выходила к нему. Тетя Маша как-то сказала, чтобы я привела своего кавалера в дом – познакомиться, но Слава все отнекивался, а потом на выходные сам к нам заявился, большой торт принес и цветы. Смущенно улыбаясь, вручил веточки белых хризантем Вологодской и представился.

Хорошо, что Ани в тот момент не было дома, вот бы поехидничала, пристала с расспросами. Хотя Слава быстро освоился у нас, скоро нашел тему для разговора, чай пили на кухне все вместе, даже молчаливый Николай Витальич к нам присоединился.

Вообще, в начале марта мы много гуляли по городу. Погода стояла отличная, казалось, весна будет ранней, вовсю капало с крыш, чирикали воробьи, воруя у сытых голубей хлебные крошки – щедрые подношения прохожих.

Центр города давно был очищен от снега и здесь лучше всего чувствовалось, что зиме подошел конец. Я придумала зайти в картинную галерею - всегда смотрела на нее из окна автобуса, когда ехала с автовокзала по главной улице и мечтала, что непременно ближе разгляжу картины, выставленные в окнах. И вот задуманное сбылось.

Мы бродили со Славой по двум уютным маленьким залам, держась за руки, обсуждали акварели размером с ладонь и огромные панорамы местных художников. Я очень люблю творчество Михаила Захарова. У него картины будто живые, стоишь рядом и чувствуешь, как пахнут заросли иван-чая на солнечном бугре, слышишь, как шумят камыши от ветра, как трещат сороки на покосившихся заборах затерянного в глуши поселка.

Это все мне знакомо и понятно. Я выросла в таком медвежьем углу. Я чувствую лес и луг, словно родных людей.

Потом от Галереи мы пешком дошли до Сквера сибирских кошек на Первомайской. Я уже бывала здесь прежде, еще с Аней как-то гуляли осенью. Мы тогда фотографировали друг друга на фоне двенадцати кошачьих скульптур. Зверюшки были выполнены из чугуна и покрыты золотистой краской. А часть надписи, выбитой на гранитной табличке памятника, я помню наизусть:

В Ленинграде, только что пережившем блокаду, почти не осталось кошек, и город был буквально заполонён крысами. По легенде для борьбы с крысами тюменцы отправили в Ленинград целый вагон кошек — 238 животных, которые должны были защищать от грызунов Эрмитаж и Петродворец. А всего после окончания войны из Сибири в город на Неве доставили десант в несколько тысяч «барсиков» и «мурок». От них-то и пошла популяция современных Ленинградских кошек.

Много красивых памятников в нашем городе. Например, в Тенистом сквере установлена фигура Мужчины в окружении детей и надпись «Отцовство – это дар». А недалеко от Перинатального центра есть скульптура Счастливой Матери. Женщина держит за руки двоих деток разного возраста, и в то же время гордо демонстрирует окружающим свой выдающийся животик – скоро в семье появится третий малыш.

Я пару раз бывала в той части города и всегда смотрела на эту статую с некоторым благоговением. Воистину, «самая прекрасная из женщин, женщина с ребенком на руках…».

В конце марта Слава получил двухкомнатную квартиру в третьем Заречном микрорайоне. По суду ему, конечно, была положена «однушка», но Слава продал раритетную «Волгу», а также отдал банку все деньги, что выручил за дом в Каменке и наскреб все-таки на расширенную жилплощадь. Надо было видеть, с каким удовлетворением показывал мне ключи от собственного жилья.

Немедленно озвучил далеко идущие планы:

– У ребенка должна быть своя комната. Лучше сразу вложиться, чем потом переезжать или обмениваться. Ну, чего стоишь, поехали смотреть, я же только от риелторов, сам-то видел квартиру мельком, когда с выбором торопили.

Квартира оказалась на девятом этаже в доме, что построили двенадцать лет назад. Вокруг заложены новые дома, а напротив уже зиял провалами окон скелет «высотки» – район активно застраивается в последние годы.

Мы долго ходили по пустым комнатам, стояли на не застекленном балконе, оглядывая панораму города. Дух захватывало. У меня от раскинувшегося вида внизу, а у Славы… целая палитра эмоций.

Конечно, я была отчаянно рада за него. О большем старалась не думать, хотя он не скрывал своих намерений сделать меня в этой квартире хозяйкой. Свой угол, свое гнездышко, своя нора… Только тот, кто мыкался по «общагам» и съемным углам мог понять мои тогдашние чувства.

Уму непостижимо, что я буду жить в квартире, которую смогу считать несколько даже своей. Нет, лучше не загадывать, не представлять, настолько это грандиозная и недостижимая прежде мечта. И вот так сразу, ни за что, прямо на блюдечке поднесли. Словно в сказке.

Квартире требовался серьезный ремонт, прежние жильцы ее здорово запустили. Но первое время потерпим, Слава бы сразу переехал, да комнаты были совершенно голые, не спать же человеку на полу. И потому он решил пока оставаться на Ямской, тем более срок аренды там еще не вышел.

Мы взяли у тети Маши ненужные тряпки - ветошь, одним словом, потом я купила в ближайшем магазинчике «Все для быта» пластиковое ведро, веник и совок. Вместе сделали мало-мальскую уборку. Забыла сказать, Слава уже на второй день, как вступил в права собственности, отдал мне дубликат ключей от своей квартиры. У меня больше свободного времени, могу после занятий сюда приезжать, окна помою, вытащу мусор с балкона.

Понемногу обживется или обживемся, уж не знаю, как правильнее сказать, наверно, второй вариант лучше. Мы особо не говорили о совместном будущем, словно и так все между нами было ясно. Все постепенно шло своим чередом.

Спасибо Марие Вологодской, здорово поддержала в то время, даже морально. Я бы постеснялась, а вот она однажды резковато высказала Ане, чтобы отстала от меня с придирками насчет Славки.

– Ну, что ты к нему прицепилась? Чего вам еще надо, дурехам? Не пьет, не курит, обходительный… Да он ради Танюшки и в огонь и в воду готов, все для семьи сделает, последнюю рубаху с себя отдаст. Вот какой он золотой мужик! Даже не надо гадать на кофейной гуще, и так все видно с первого разу. Завидуешь? Так мы тебе в родню не набиваемся. Ищи лучше купца на свой залежавшийся товарец.