Горянка среди крестов

Пролог

1864 год. Последний свободный вздох Кавказа…

Смертельный смрад гари висел над аулом. Там, где недавно звучали песни и смех детей, теперь царили тишина и траур. Пепел – снег смерти, безмолвно укрывал развалины домов, навеки хороня под собой историю черкесского народа, тех, кто ушел с родины, и тех, кому суждено было остаться. Аминат рухнула на землю у входа в родной, некогда цветущий двор, сжимая в руках остывающую землю. Ее мир, казалось, рухнул вместе с этим аулом. А может, она просто утрировала, поддавалась отчаянию? Это был удар, сокрушительный удар по ней и по всей её семье. Половина земель отобрана, теперь – будущее имение русских дворян и казаков.

Война, длившаяся почти сто лет, оборвала свой кровавый танец. Она пришла внезапно и так же внезапно ушла, оставив людей под крестом империи, «гостями» на своей земле. Теперь им предстояло жить в этом новом мире, смириться, сохраняя культуру, язык, память о прошлом. Вдали, высились русские солдаты, символы покорения. Смириться? Невозможно. Аминат, как и весь её народ, не могла принять такую участь. Этот год стал последним свободным вздохом, расколом земель, разделившим не только её народ, но и другие народы Кавказа. Османская империя оказалась бессильна.

Сердце в груди саднило, словно хотело вырваться, разрывая грудь, корсет, платье. Эти люди, пришедшие из другого мира, не прожили и дня на этой земле, не испытали тех чувств, что испытывали они. Как понять, каково это – когда твой дом сравняли с землей? Когда твой аул, казавшийся безбрежным, превратился в жалкий клочок, который можно обойти за день пешком?

— Аминат къэтэджь – (Аминат, вставай), - услышала она. Кто-то бережно поднял ее под руки. Хотелось снова упасть в землю, укрыться от горя, но долг…

А к боли от войны и ужасного конца, примешивалась еще одна, невыносимая утрата – смерть любимого, павшего от сабли казака на поле боя. Совсем недавно, он, нарт, был здесь, рядом. Теперь – лишь в памяти, в душе, в воспоминаниях.

Прошли дни, а затем и год. Аул отстраивался, возвращалась прежняя иерархия – князья, дворяне, крестьяне, простой люд. Земли заполнялись новыми владельцами, русскими дворянами, получавшими здесь имения. И Аминат… Аминат ненавидела их. Хотелось каждой встречной душе утопить в реке, но приходилось встречаться, кланяться, улыбаться, ведь она – дочь князя, лицо, честь семьи.

И так, весна за весной, как будто война и не уходила вовсе. Аромат яблок, шелест горных ветров – все смешивалось с ожиданием новых гостей, новых помещиков. В новые дворы, словно ядовитые цветы, въезжали люди… Пришлось привыкать, учиться жить в новых условиях. Уже не так хотелось убивать, но осадок остался. Он навсегда поселился в её груди, в сердцах потомков, в памяти всего Кавказа. Пусть власть империи и не признает эту боль, но помнить будут все – о пролитой крови, о море, ставшем «Красным» от крови.

Эта весна не отличалась от других, так же люди смотрят имения, возвращаются на теплый период.И сегодня было так же.

Она увидела его издалека, когда русские офицеры и дворяне, получившие земли, впервые приехали в аул. Почувствовала, как что-то внутри сжалось, словно предчувствие беды. Он стоял, выделяясь среди остальных, высокий, в идеально скроенном сюртуке, с лицом, которое казалось ей чужим, хотя и привлекательным.

Аминат стояла в окружении своих, дочери князя, наблюдая за церемонией приветствия, вынужденная демонстрировать внешнее спокойствие, в то время как внутри бушевала буря. Ей, как и всем ее соотечественникам, было тяжело видеть, как чужаки, те, кто принес войну, теперь распоряжаются землей ее предков.

Он привлёк её внимание. Слишком уж светлые волосы, совсем не загоревшие на солнце, и глаза, которые казались не голубыми, а цветом неба после долгой грозы. Он говорил по-русски, и даже не пытался понять, что ей хотелось сказать, хотя она пыталась найти в нем хоть каплю сочувствия.

Когда он подошёл ближе, она увидела его улыбку. Она была вежливой, но в ней не было тепла, лишь холодное любопытство. Он представился Дмитрием, землевладельцем, прибывшим на их землю, чтобы принести "цивилизацию". Она промолчала, лишь склонив голову в знак приветствия, тщательно скрывая свою ненависть.

Он протянул руку в жесте, который показался ей странным и почти фамильярным. Русские, словно не знали границ приличия. Его ладонь, бледная и широкая, словно приглашала к касанию. Она отступила на шаг, опустив глаза и сложив руки перед собой в знак уважения, но не больше. В черкесской культуре дочь князя не позволяла себе такой вольности с незнакомым мужчиной.

Он вопросительно поднял бровь, явно смущённый её реакцией, но быстро сдержался, убрав руку. Этот маленький инцидент лишь укрепил её убеждение в том, что они – из разных миров, с совершенно разными представлениями о чести и достоинстве.

Он спросил что-то о ее имени, о ее родителях, о том, как ей живется. Она отвечала кратко, холодно, стараясь не смотреть ему в глаза. Но взгляд его, казалось, скользил по ней, оценивая, изучая, словно редкий экспонат. Она чувствовала себя уязвимой, выставленной напоказ. В его глазах не было ни понимания, ни сочувствия, только… интерес. Именно он заставил её вздрогнуть.

В тот день, она решила, что никогда не позволит этому русскому дворянину увидеть ее настоящие чувства. Никогда не позволит ему проникнуть в ее душу. Но судьба, как всегда, распорядилась по-своему, начав плести тонкую, но прочную нить между ними. И она, Аминат, горянка среди крестов, еще не знала, что эта нить затянет ее в водоворот страсти и трагедии.