Горькая вода

Глава 1. Равноценный обмен

Ещё один год близился к концу, а леди Адалина до сих пор не смогла зачать. Если она не понесёт по истечении трех лун, муж возьмет другую жену, а ей уготована вечная роль кастелянши. Нет! Она не потерпит в постели супруга другой женщины, она помнит, как страдала её мать, когда отец привел в дом вторую жену. Адалина и так лишилась слишком многого, перебравшись из столицы в глухую провинцию. Утратить влияние в собственном доме будет непосильным ударом.

Адалина прознала, что ведьма с восточных холмов способна помочь. Люди поговаривали, что та делает всё — от любовного приворота до черной порчи. Каждый, кто к ней обращался, непременно получал желаемое, правда, плата порой была непомерно высокой. И решив одну проблему, проситель наживал другую. Её побаивались, но всё равно обращались, денег ведьма не брала, а продукты принимала охотно.

Дождавшись, когда муж отбудет по делам, Адалина положила в холщовую сумку каравай, который пекарь испек утром, голову ароматного сыра и бутыль молодого вина. Взяв на конюшне пегую кобылку, женщина отправилась в путь. Она проехала вдоль леса два с половиной эстадо[1] прежде, чем свернуть к холмам. Клен и ясень сменили каменный дуб и кусты можжевельника. Когда впереди показалось покосившееся строение, Адалина слезла с лошади и пошла пешком. Прошагав в горку по пыльной дороге, она остановилась перед небольшим домом за нестройной изгородью.

Каменные стены жилища увивал плющ, а съехавшая набок крыша приютила молодую поросль. На пороге сидела женщина в черной хламиде и ощипывала куропатку. Черные, как сажа волосы доставали до самой земли. Ведьма подняла голову и исподлобья посмотрела на гостью. Под пристальным взглядом Адалина поежилась. Трудно было определить возраст колдуньи, на вид не больше тридцати, но поговаривали, что ей перевалило за сотню.

— Знаю, зачем пришла, — грубо сказала ведьма. — Я помогу тебе, но ты должна будешь отдать что-то взамен.

— Бери что угодно, только помоги, — взмолилась Адалина.

— Это не мне решать, а Высшим Силам. Они сами заберут то, что сочтут нужным. Если ты согласна... — она поднялась, держа наполовину ощипанную птицу за ноги, и кивнула в сторону двери. Адалина привязала кобылу к хлипкой ограде, сняла с седла сумку и, преодолев страх, последовала за женщиной внутрь.

В комнате царил полумрак. Единственное окошко закрывал кусок сукна. Пахло травами. В центре стоял грубо сколоченный стол и пара стульев. Ведьма указала на один, и Адалина послушно села. Бросив птицу в небольшой котел над очагом, женщина подошла к ней, зажмурилась и принюхалась точно гончая. Сердце леди замерло. Она прижала сумку к груди похолодевшими ладонями и затаила дыхание.

— Будешь делать в точности, как я скажу.

Ведьма поставила на стол медную чашу и плеснула туда густой отвар из темной стеклянной бутылки. Зажгла две свечи: одну черную, одну красную. От черной подпалила пучок сухой травы и положила его тлеть на блюдечко. Белый дым стал медленно подниматься, расползаясь по закопчённому бревенчатому потолку.

— Пусть сила четырех стихий мне благоволит. Ветер дует, земля дает, вода течет, огонь горит ... — громко, нараспев пробасила над чашей колдунья.

У леди внезапно закружилась голова, стало трудно дышать, в ушах словно застрекотали тысячи сверчков. Она на мгновение смежила веки, чтобы прогнать морок. Распахнув глаза, Адалина заметила, как в руке ведьмы блеснул кинжал, и та протянула к ней мозолистую руку. Секунду поколебавшись, Адалина подала открытую ладонь. Ведьма сделала надрез на пальце и капнула кровь в отвар.

— Кровью скрепляю договор. Да будет так!

Ведьма перелила содержимое чаши в глиняный кувшинчик, запечатала воском и протянула Адалине.

— В первый день молодой луны перельешь содержимое в кубок с вином, выпьешь сама и дашь выпить мужу. После этого ляжешь с ним. А теперь уходи. И помни про равноценный обмен.

— Благодарю тебя, — Адалина выложила на стол принесенные продукты.

Ведьма махнула рукой, выгоняя посетительницу. У двери Адалина обернулась.

— А как я узнаю, что обмен состоялся?

— О, поверь, ты не пропустишь этот момент, — хрипло смеясь, проговорила женщина.

Леди сделала всё, как сказала ведьма и уже к концу года обрадовала мужа, уверяя, что непременно подарит наследника. Через девять месяцев у них родился здоровый мальчик. Его нарекли Фабиан — «как солнце». Гаэль так обрадовался, что устроил приём, позвав всех ближайших соседей и своих вассалов. Но счастье продлилось недолго. Адалина снова понесла, когда Фабиану исполнилось два. Роды были тяжелые, повитуха билась над ней двое суток, но девочка родилась мертвой. Вот про какой обмен говорила ведьма. Да, Адалина сама согласилась, но всё равно считала мену несправедливой, ведь ей больше не суждено заиметь детей.

***

Фабиану исполнилось шесть, когда его впервые взяли на охоту. С раннего утра мальчик гарцевал по двору на рыжем жеребце, подаренным отцом по случаю дня рождения; из-за спины торчал массивный лук и колчан со стрелами из легкого кедра. Фабиана переполняла гордость, от того, что позволили участвовать в таком взрослом мероприятии. Он уже предвкушал, как набьёт ягдта́ш[2] тушками зайца или лисицы. Его учили стрелять с четырёх лет, и он мог попасть в сердцевину мишени с трёхсот тридцати трёх шагов.

Лорд Гаэль вскочил на коня, чёрного как собственные кудри, и поравнялся с сыном. Потрепал его по светлой макушке и дал знак главному егерю. Тот протрубил в рог, и легавые, натянув поводки, сбились в стаю. Процессия тронулась. Они проехали через ворота по каменному мосту и выехали на эспланаду[3], за которой через пару эстадо начиналась роща.

Лес встретил угрюмым молчанием. Птицы вели осторожную перекличку. Собаки и те растеряли прежний задор и опасливо принюхивались. Туман стелился по траве, настолько плотный, что не разглядеть собственных сапог, а солнечный свет терялся в косматых ветвях. Пока охотники спешивались и привязали лошадей, псарь поочерёдно потрепал ищеек за ухом, похлопал по бокам и пустил по следу. Люди, вооружившись луками и арбалетами, отправились на поиски дичи.

Глава 2. Солнце и Горькая вода

Мириам украдкой покинула замок и отправилась бродить вдоль высоких крепостных стен. Она собирала поздние цветы, когда услышала приближающийся топот копыт. Девушка обернулась и заметила несущегося по дороге всадника, что гнал взмыленного рысака, поднимая облака пыли. Подъезжая к мосту, конь перешёл на рысь. Должно быть, гонец. Возможно, везёт вести от Фабиана. Тот писал родителям, правда, нечасто, да и не посвящали Мириам в подробности этих писем. Лишь говорили, что всё у него хорошо. Но даже скупые новости грели сердце. Это лучше, чем неизвестность. Хотя с каждым днём надежда вновь увидеть его угасала. Ложась по вечерам в постель Мириам мысленно в мельчайших подробностях рисовала его черты, насмешливый взгляд и хитрую улыбку. Ей становилось страшно, что однажды не вспомнит лица брата. Те счастливые минуты, что они проводили вдвоём, были единственным светлым пятном её существования.

За прошедшие годы жизнь в замке не изменилась, текла размеренно словно тихая река. Лишь тоска и одиночество всё сильнее подтачивали душу Мириам. Она была оторванной частичкой природы и отвергнутой миром людей. И только Фабиан, подобно мостику, помогал удержаться между двумя берегами. Внезапно её обуял ужас. Что если брат не вернётся? Женится на придворной даме и навсегда обоснуется в Мелхо́ре. Погрязнет в череде светских приёмов и праздников. При мысли о танцах по телу прокатилась нервная дрожь, и букет едва не выпал из ослабевших пальцев. Мириам схватила ртом воздух, подобрала юбку и поспешила обратно в замок.

Она вернулась привычным тайным путём, каким в детстве водил Фабиан. Оправила подол и стряхнула налипшие травинки. Лучи проникали сквозь витражные окна шестиугольной часовни и расползались по своду потолка разноцветными солнечными зайчиками. Тихо ступая по мозаичному полу, Мириам подошла к изваянию Бога Отца — бородатого мужчины с мечом, что занимало главный угол, и возложила космею. Следующая, легла у ног распростёршей руки Богини Матери. Мириам оставила цветок у статуи мальчика, играющего на свирели, обошла стоящий в центре алтарь и положила очередной цветок у фигуры девушки, смиренно склонившей голову. Последняя космея досталась юноше, изображённому с повязкой на глазах.

— Почему его глаза закрыты? — спросила она как-то старую няню.

— Лукавый Бог слеп, Мириам, — ответила Пиа. — Часто мы совершаем поступки, не думая о последствиях. Зло нередко скрывается под личиной добродетели. Помни об этом.

Она поведала историю, в которой Бог хитрости соблазнил Богиню смирения. В знак верности и любви он уговорил девушку отдать ему голос, чтобы та не могла рассказать об их связи. Но справедливый Бог Отец узнал и нашёл виновного, ослепил и обрёк на вечные скитания. Видя, как тот страдает, милосердная Мать решила помочь и подговорила Бога удачи, чтобы он, игрой на свирели, указал опальному Богу путь домой.

Мириам покинула часовню и со всех ног бросилась в музыкальный зал. Она опаздывала на урок танцев уже на четверть часа. Анибал Лэло: высокий худой танцмейстер, непременно рассердится и наверняка нажалуется матушке. В день её совершеннолетия отец решил устроить бал и специально выписал столичного мастера. Тот был строг, но своё дело знал. Его метод кнута и пряника приносил плоды: пусть Мириам далеко ещё до примы балерины, но движения уже не напоминали болезненные конвульсии. Она же предпочла бы и вовсе обойтись без праздника, но кто её спрашивал.

Проходя анфиладой комнат, Мириам заметила непривычное оживление: прислуга сновала взад-вперёд, суетясь и перекрикиваясь. На улице слышались голоса и лошадиное ржание. Она заглянула в холл, узнать в чём дело, как двери дома распахнулись. На пороге, в пыльном плаще и широкополой шляпе, возник высокий мужчина, в котором она с трудом признала Фабиана. От субтильного юноши не осталось и следа, он приосанился и раздался в плечах. Белёсые волосы приобрели медовый оттенок, подбородок покрывала короткая щетина, лишь в сером взгляде мерцал знакомый хитрый огонёк. Он заметил её, и лицо озарилось, а возле глаз собрались весёлые морщинки.

— Мири? – произнёс он хриплым, низким голосом.

Сердце затрепетало подобно крыльям бабочки, губы тронула ответная улыбка, и она сделала робкий шаг навстречу.

— Не хочешь поприветствовать брата? – он раскинул руки, готовясь заключить в объятия.

Секунда, и она бы бросилась к нему, но громкий возглас матери за спиной заставил прирасти к месту.

— Фабиан, сынок! Ты вернулся!

Мириам наблюдала, как леди Адалина обнимает сына, одаривая тёплой улыбкой. Целует обветренные щёки, не скрывая слёз радости. Тот смотрел поверх материнского плеча смущённый и раздосадованный. Мириам отвела взгляд и громко вздохнула. Мать, наконец, обратила на неё внимание и смерила колким взглядом. Так смотрят на муху, посмевшую омрачить своим появлением званый ужин.

— Разве у тебя сейчас не должен быть урок танцев?

— Я как раз собиралась, матушка…

— Господин Лэло крайне тобой недоволен. Бал через два дня, а твои успехи оставляют желать лучшего.

Мириам поймала сочувственный взгляд брата, сделала книксен и поспешила на занятия. Урок ненавистных танцев казался теперь сущим пустяком. Ведь её солнце вернулось.

***

Фабиан смотрел вслед удаляющейся Мириам, поражаясь тому, в какую красавицу превратилась названая сестра. Он помнил её несносным ребёнком, а сейчас, лицо хоть и сохранило детскую незрелость, фигура уже обрела выразительные женственные формы. От женихов должно быть отбоя нет. Не исключено, что она сосватана. При этой мысли он поморщился, будто в рот попала дорожная пыль. Радостный оклик отца напомнил о долгожданной встрече.

— Фабиан! – появившийся Гаэль раскинул руки, стремясь обнять сына. — Почему ж ты не известил, что приедешь?

— Хотел устроить сюрприз.

— Что ж, сюрприз удался, — он похлопал сына по плечу. – Пойдем, расскажешь, о своих делах.

Фабиан передал плащ и шляпу топтавшемуся рядом слуге и последовал за отцом в рабочий кабинет.

Глава 3. Помните про тонкость нити

Мириам притаилась у кромки леса, кутаясь в плащ цвета переспелой вишни. Грубая шерсть колола нежную кожу тонкими иглами. Осенний воздух насыщал легкие, заставляя сердце отзываться благоговейным трепетом. Утренняя прохлада гладила по щекам, словно ласковые руки. Кроны покачивались и перешептывались, наполняя лес мелодией ветра.

Мириам смотрела на серый замок, который возвышался безмолвным великаном, провожая тёмными глазницами окон. Он никогда не был для неё настоящим домом. Эти каменные стены, в которых она никак не могла согреться, даже у пышущего жаром камина; стены, в которых делалось трудно дышать. Мириам догадывалась, что не принадлежит к сепа Ла Каммиса. Она не питала любви к дорогому кружеву, в которое её рядили, точно куклу. Она ненавидела жесткие корсеты, что так безжалостно сдавливали хрупкие ребра. Она не хотела носить тугие косы, которая старая Пиа плела ей каждое утро. Нянька недолюбливала её, впрочем, как остальные обитатели замка. Мириам всем естеством ощущала это. Она видела сияние звёзд в пламени догорающих свечей. Она чувствовала боль подстреленного оленя, застывшую в остекленевших зрачках. Она слышала в пении птиц тайный призыв. Она знала, что её место не здесь.

Мириам теребила пальцами сухую ветку, неотрывно глядя на замок, и не могла решиться. Капли росы блестели в траве хрустальными бусинами. Над головой каркнул ворон, прервав поток тревожных мыслей. Мириам посмотрела на птицу и, накинув капюшон, устремилась вглубь леса.

Она всё дальше уходила в чащу. Одинокие лучи настойчиво пробивались сквозь тронутые охрой кроны. Соловей самозабвенно исполнял соло. Воздух наполнял лёгкие прохладой, оставляя на губах привкус хвои. Куда идти? Неважно. Природа поможет, подскажет. Теперь, когда она знает, правду, всё встало на свои места. Колючие взгляды матери, которая не мать ей вовсе. Равнодушие того, кого до вчерашнего вечера она считала отцом. Бесстыдные намеки Фабиана, которого она называла братом. Воспоминания о нём жаром опалили щёки.

Завидев ручей, девушка устремилась к нему. Она опустила руки в студеную воду, набрала в ладони и плеснула на пылающее лицо, прогоняя непрошеные мысли. Немного подумав, Мириам направилась вдоль ручья. Вскоре шум воды усилился. Тоненький поток превратился в бурную реку, которая срывалась вниз небольшим водопадом. Капли ударялись о водную гладь озера и разлетались разноцветным бисером. Она заметила, как к берегу вышел белоснежный олень. Ветвистые рога покрывала серебристая пыльца. Мириам устроилась на краю водопада и заворожено рассматривала прекрасное создание. Тот поднял голову и, заметив её, посмотрел прямо в глаза. На миг воцарилась тишина. Казалось расстояние между ними сократилось, и можно прикоснуться стоит лишь протянуть руку.

Внезапно олень настороженно повернул голову и принюхался. Звучание леса возобновилось. Мириам взглянула в ту же сторону, а когда повернулась, животного уже след простыл. Что могло его спугнуть? Из зарослей орешника выскочила лисица и скрылась в расщелине ствола старой ивы. За ней последовал треск веток. Мириам присела на корточки, надвинула капюшон на лицо и затаилась.

***

Фабиан бесцельно брёл по лесу, полностью погруженный в мысли и пытался разобраться, что с ним творится. Он вернулся, чтобы обрести покой в родных стенах, а в результате покой потерял. Пламя внутри жгло и разрасталось со скоростью лесного пожара. Та, что называл он сестрой; та, что считала его братом – прочно обосновалась в сердце. До вчерашнего вечера он не подозревал, как крепка между ними связь. Не эта ли причина того, что до сих пор он оставался равнодушен к женским чарам.

Алеандра, Исобел, Элена — сколько их было? Он изучил все женские приёмы и уловки, ревностно оберегал свою свободу и не позволял забраться под кожу. Но Мириам другая. Она хрупкая и бесхитростная, её хотелось спрятать и защищать от враждебного мира. И в то же время, она скрывала источник силы, к которому хотелось припасть и напиться вдоволь. А ведь всё это время она была с ним. Он хлопнул по маленькому кожаному мешочку на поясе и нащупал подарок, который не успел вручить. Губы тронула улыбка. Прибыв в Мелхо́р Фабиан отдал невзрачный камешек придворному мастеру. Тот огранил его, заключил в оправу и повесил на серебряную цепочку. Фабиан представил, как красиво он будет смотреться на тонкой белой шее, устроившись в ложбинке между грудей. Решив, что Мириам должно быть встала, он поспешил обратно.

Фабиан едва не споткнулся, когда комок рыжего меха бросился под ноги. Он выругался и посмотрел на лисицу. Та шмыгнула в кусты, но спустя несколько секунд показала наглую морду. Он готов был поклясться, что уже встречал эту шельму. Она определенно куда-то его заманивала. Фабиан принял игру и без промедления последовал за ней.

Птицы щебетали на разные голоса, состязаясь друг с другом. К их лесному концерту под аккомпанемент шелеста листвы, примешивался звук журчащей воды. Фабиан продрался через лещину и вышел к озеру. Желтые чашечки кувшинок плавали на гладкой поверхности и в лучах выглянувшего солнца напоминали россыпь золотых монет. Ему захотелось подойти к берегу и окунуться в эту жидкую бирюзу. Он скинул одежду и шагнул в водоём. Холодная вода приятно покалывала кожу. Он почувствовал умиротворение, будто озеро растворило заботы и тревоги. Напитало жизненными силами и наделило отвагой.

Он вдоволь наплавался и уже достиг берега, когда за спиной послышался визг и последовавший за ним всплеск. Какого же было удивление, когда он увидел Мириам. Её рыжие локоны он не спутал бы ни с кем. Она отчаянно молотила руками, временами уходя под воду. Фабиан преодолел расстояние в несколько гребков и ухватил девушку за шиворот.

— Я держу. Обхвати меня за шею, — он крепко обнял её одной рукой и поплыл к берегу.

Лисица стояла на краю водопада и щурилась от солнечных бликов. Оскал, напоминающий ухмылку, выражал удовлетворение. Она изучала барахтающуюся в воде парочку и приходила к выводу, что может Эль права, и у этих двоих действительно что-то получится. Страсть между ними ощущалась такая, что в пору плавить ледники, но будет ли любовь крепка. Связь сильвы и человека отнюдь не считалась редкостью, а вот браки ничем хорошим не заканчивались. Да и как иначе: дети леса не могут существовать без живой силы природы, в то время как люди стремятся её уничтожить, чтобы возвести на этом месте жилища из мёртвого камня.

Глава 4. Невозможное счастье

Густая предрассветная дымка медленно оседала на верхушках деревьев. Ветер лениво гнал по небу серые облака, как пастух стадо. Из окна северной башни открывался вид на скошенные поля. Вдалеке слышались голоса крестьян, собирающих последний урожай. Велись заключительные приготовления к зиме. Фабиан обнимал за плечи стоящую спиной Мириам и хоть не видел её лица, чувствовал напряжение.

— О чём ты думаешь? – спросил он, легонько касаясь губами её макушки.

— Всё так странно. Как будто я долго спала и вдруг проснулась. Так неправильно и в то же время естественно то, что происходит между нами…

Фабиан развернул её лицом к себе и заглянул в глаза. Он сам чувствовал подобное. Прошлая жизнь стала казаться долгим и бессмысленным сновидением.

— Я могу увезти тебя в Мелхор. Вернусь на службу короля. При дворе и тебе найдётся место. Думаю, дядя не откажется дать рекомендации. Правда, там не будет твоего леса. Зато неподалёку море.

— Твои родные никогда не допустят нашего союза.

— Им придётся смириться, — прошептал он, зарываясь лицом в её волосах. — Я никогда тебя не оставлю.

Мириам была бы счастлива сбежать с ним куда угодно, тем не менее, её терзали опасения. Здесь, вдали от светского общества всё казалось простым и понятным. А что будет, когда Фабиан вернётся в свой привычный мир? В памяти всплыл образ темноволосой красавицы из деревни. Некстати на ум пришёл Анибал Лэло со своим стихом: "он клялся ночью ей в любви, жениться обещал..."

А Фабиан шептал нежности, обволакивал вниманием, дарил ласки, от которых она плавилась точно клинок в жерле действующего вулкана. Он целовал её чувственно и мягко, и она подавалась навстречу, уже без стеснения дарила ответные ласки. Ловила ртом его стоны и жаркий шепот. Обещания бросить весь мир к её ногам, сводили с ума. Она была готова отдать всю себя без остатка. Только бы не покидал. Они прятались в полумраке гостевых комнат, прижимались друг к другу, потеряв всякий страх быть застигнутыми. Мириам забыла и о приличиях, и о заверениях отца подыскать ей мужа. Она надеялась, что Фабиан женится на ней. Нерушимая клятва горела в его глазах. Но, прошло больше месяца с той ночи, когда их отношения названых брата и сестры вышли далеко за рамки, а он не спешил открыться родителям.

Лёжа по ночам в своей постели, изучая собственное тело представляла его руки. Но когда нянька оставалась спать с остальной прислугой, Фабиан тайком пробирался к ней в спальню. Шелестящий шорох ткани и сдерживаемое дыхание подстёгивало, создавая атмосферу опасности. Его пальцы и губы побегали по укромным местам тела, даруя невероятное наслаждение. Её прикосновения становились всё более смелыми и жаждущими. Эта любовь словно огонь, пожирала всё вокруг, но устоять перед ней не представлялось возможным. Каждая встреча приносила радость. И оставляла горечь, когда близилось расставание. Но даже эти крохи украденного счастья заставляли ломать границы и нарушать запреты.

Тайные свидания в укромных закоулках дарили упоение и вместе с тем тяготили. Их любовь была недопустима, но желание растворяло ограничения, как соль в кипящей воде. Оба понимали, что эти отношения приведут к катастрофическим последствиям, но уже не могли, да и не хотели останавливаться. Они теряли бдительность, утрачивали контроль. Каждый знал, такая страсть не может вечно оставаться в секрете, однажды всё выплывет наружу. Какой скандал разразится, когда их связь вскроется?

Мириам поёжилась от порыва ветра, и Фабиан теснее прижал к себе. Букашка с чёрными точками на круглой красной спинке приземлилось на руку, и девушка улыбнулась. Воспитанная суеверной нянькой, она придавала огромное значение приметам, и насекомое сулившее удачу воспринялось добрым знаком. Словно в подтверждение хорошего предвестия показалось солнце.

***

От Адалины не укрылось увлечение Фабиана Мириам. Ей всё чаще доводилось наблюдать многозначительные взгляды, мимолетные улыбки, прикосновения как бы невзначай. Она прекрасно понимала их смысл. А эта безродная выскочка никак не пресекала знаки внимания, напротив, кокетливо улыбалась и строила глазки. Адалина слишком хорошо знала это мечтательное выражение лица. Не ровен тот час, когда нахалка опутает сетями её бедного мальчика. Она решила немедля поговорить с супругом.

Адалина застала мужа в кабинете за чтением письма.

— Леди Катарина разродилась девочкой, — сообщил тот, когда она переступила порог.

— Несчастный Дамиан. Он так долго ждал появления наследника, и снова неудача.

— Да, тут хочешь не хочешь, подумаешь о проклятье. Рад, что тебя оно не коснулось.

Она согласно закивала и тайно порадовалась, что в своё время провела магический обряд и опоила мужа заговоренным вином. Адалина вспомнила тот день, и по коже побежали колючие мурашки.

Гаэль вернулся с охоты с пустыми руками, но пребывал в каком-то лихорадочном возбуждении. Как назло, Дамиан нагрянул без предупреждения. Слуги суетились, спешно накрывая на стол. Адалина вызвалась сама подать вино, руки дрожали, когда разлила по бокалам колдовское зелье. А потом с замиранием сердца следила, не почувствуют ли они подвоха. Прокола не должно было случиться. Какой бы бокал не выбрал супруг, в обоих ведьмин напиток. И она подарит ему наследника, заплатив высокую цену. Всё пошло поперёк намеченного плана, но зачем теперь об этом думать, ведь цель достигнута.

Адалина тряхнула головой, отгоняя дурные мысли. Она серьёзно посмотрела на мужа и произнесла деловым тоном.

— Я хотела поговорить с тобой о Мириам.

— Что стряслось?

На лице Гаэля отразилось недоумение. Любые мелочи, нарушающие привычный уклад вызывали у него беспокойство. А нервозное состояние Адалины, навели на мысли о нешуточных проблемах.

— Наш сын увлекся этой девушкой.

— Что за глупости?

— Это не глупости Гаэль, я видела, как он обнимал её.

— Как сестру.

— Но она не сестра ему!

— Что ты предлагаешь? Держать под замком, пока Фабиан гостит у нас?

Глава 5. Скандал в благородном семействе

Лисица вылезла из норы и отряхнулась, сбрасывая налипшие листья. Вчера она не смогла вернуться ко двору и пришлось искать укрытие, чтобы переждать ливень. Дождь зарядил на всю ночь, вынудив заночевать в лесу. Утро выдалось холодным и пасмурным. Влажная взвесь оседала мелкими каплями на рыжем мехе. Та́урэ ещё раз встряхнулась и припустила в глубину леса. Новости, полученные из сумбурной трескотни птиц, встревожили и требовали немедленного вмешательства. Если Эль будет упрямиться дальше, придётся обратиться напрямую к Ардонада́ру. Да, это нанесёт непоправимый урон дружбе, но спасёт представительницу двора Велен. В конце концов Та́урэ дала клятву: служить и защищать.

Добежав до озера, лиса сбавила темп. Она подошла к плакучей иве и шмыгнула в расщелину широкого ствола. Из дупла вырвалось голубоватое свечение, на растресканной коре проступила руническая вязь. Крона зашевелилась, и на мгновение, подёрнутые охрой листья, налились яркой бирюзой. Ветви коснулись глади озера, и краска сползла в воду, возвращая листве привычную желтизну. На поверхности водоёма отобразилась чёткая картинка цветущего сада и розоватых стен дворца. Спустя мгновение она исчезла, в воде снова отразилось полинялое серое небо.

Та́урэ влетела в покои принцессы, даже не сменив одежду, пропахшую землёй и подгнившими листьями. Завидев подругу Эллиан поднялась с кресла.

— Есть новости? — она сжала шёлковый платок, на котором успела завязать пару узелков.

— Есть, — ответила Та с нотами ехидства.

— Ну же, не томи.

— В замке намечается свадьба.

— Я знала! У нас получилось! — Эль принялась кружить по комнате.

Она подбежала, чтобы обнять подругу, но та отпрянула.

— Ты не спросила, кто жених.

Эль замерла в недоумении, и улыбка померкла.

— Разве не Фабиан?

— Нет, — выплюнула Та. — Старый лорд, что живет неподалёку.

— Но как же? — Эль выронила платок и зашарила глазами по комнате.

Она опустилась в кресло и умоляюще посмотрела на Та, ожидая объяснений.

— В мире людей так устроено. Отцы выбирают дочерям женихов, не утруждаясь поинтересоваться их мнением. Если Фабиан не стал вмешиваться, значит Ма́ри не так уж ему дорога.

— Ох, Та, — Эль прижала ладони к лицу и закрыла глаза.

Та́урэ открыла было рот, чтобы напомнить: "а я предупреждала", но заметив, как трясутся руки принцессы передумала. Она собралась подойти и утешить, но Эль внезапно вскочила.

— Я пойду туда!

— Куда?

— В замок. Я сама заберу Ма́ри.

— Ты не можешь!

— В Безвременье защита ослабеет, я смогу выбраться из дворца.

— Эль, это опасно! Если тебя учует дикая свора...

— Я должна, — в глазах принцессы отразилась решимость. — Я заварила эту кашу, мне и расхлёбывать.

Губы растянулись в безрадостной улыбке. Воспоминания вырвались из недр сознания и застыли как тонкая корка льда на поверхности озера.

Эль стояла на поляне под старым ясенем и ждала возлюбленного. Она задрала голову и посмотрела на пышный куст омелы, что раскинулся в ветвях. Под этим деревом, он клялся, что оставит свой дом и последует за ней куда угодно. И вот настал день, когда она должна уйти, чтобы переждать долгие зиму, весну, лето и вернуться только осенью. «Смертные непостоянны», — твердила Солонна. Эль не верила: невозможно пылать любовью, а потом взять и охладеть. Так не бывает, любовь — это дар, им не разбрасываются. Она вспоминала, как он целовал её, как шептал ласковые слова, как любил на покрытой мягким мхом земле. Как вдыхал аромат волос, которые пахли хвоей и говорил, что никогда не забудет её глаз. "Ты — моя", — эхом звучало в её голове.

Эль смотрела на просвет между деревьями, а он всё не шёл. Опускались сумерки. Она почувствовала, как что-то коснулось ноги, девушка посмотрела вниз и увидела старую подругу. Лисица заглянула в глаза, и Эль сделалось невыносимо грустно.

— Он не придет, — сказала Таурэ.

— Ты ошибаешься Та, он обещал.

— Люди, часто дают обещания, которые не собираются выполнять. Тебе пора. Иди, я пригляжу за ним.

— Будь осторожна.

Лисица ухмыльнулась. Эль развернулась и устремилась вглубь леса. Он забыл её. Только она его не забудет. И обещания, которое он дал под кустом омелы сдержит, только не знает об этом. Он будет помнить её глаза, они всегда будут перед ним.

"Я его. А он мой. Даже если не увидимся больше никогда».

— Нам нужен план, — голос лисицы вернул в действительность. — Я всё придумала, слушай, как мы поступим. — Та взяла руки Эль в свои и затараторила.

Эллиан испытала невероятный прилив нежности. Таурэ всегда выручала её, поддерживала самые безумные идеи, идя наперекор кодексу перевёртышей и Хранителю своего двора. Та не просто фрейлина принцессы, защитник и друг — она как сестра. Эль бы не пережила, случись с ней что. А то, что они затевали было по-настоящему опасно. Вспомнив все истории Солонны про Дикую Охоту, она содрогнулась, но глаза Таурэ наполняла непоколебимая уверенность, и Эль заразилась ей. У них всё получится.

***

Новый день встретил мелким дождем, монотонно стучащим в окно. Мириам лежала под одеялом и вслушивалась в завывание ветра. Его унылая песнь звала куда-то, трубным гулом сотрясая дымоход. Поленья в камине недовольно потрескивали и плевались красноватыми искрами. Пиа пришла собрать Мириам к завтраку, но она отказалась покидать постель, сказавшись больной. Нянька запричитала, как расстроится жених и её родители. Мириам было плевать, как это выглядит, и что они все подумают. Ничто не заставит выйти сегодня из комнаты. Она нырнула с головой под одеяло и услышала, как хлопнула дверь. Наконец её оставили в покое. Теперь ей дела нет до чужой семьи, в которой она никогда не станет своей. Впервые она задумалась о настоящих родителях. Кто эти люди, что бросили её? И люди ли они вообще?

Пиа рассказывала, что в самой чаще обитает волшебный народец. Они оберегают лес и заботятся о его обитателях. Живут в прекрасных дворцах и не знают горя. Круглый год поедают диковинные плоды, вкушают вино из дикого мёда и волшебного винограда и живут от этого вечно. Они могут принимать облик любого зверя или птицы, и ты никогда не узнаешь кто перед тобой: животное или сильва. Говорят, если поймать последнюю и хорошо попросить, она заберёт в свой мир. А если принять их угощение, назад дороги уже не будет.