Госпожа Метелица

Глава 1. Глаза цвета льда

Взгляд Холли наткнулся на глаза цвета льда — холодные, пронзающие, будто светящиеся в ночи. Она замерла, словно прикованная к месту невидимыми цепями. Вокруг незнакомца тонким серебристым слоем лежал снег, словно только что выпал. Лёгкие снежинки кружились в воздухе, хотя поблизости снега и в помине не было. От резкого движения воздуха по телу девушки пробежали мурашки, холод стиснул грудь, перехватив дыхание.

Холли сильнее сжала в руках вязанку дров — казалось, та могла стать защитой от чужого взгляда. Она пыталась отвести глаза, но не могла: белоснежные волосы мужчины, сиявшие под бледным лунным светом, были ярче самого снега — снега, которого она не видела уже несколько лет. Его присутствие ломало привычный ход вещей.

Девушка втянула голову в плечи, стараясь стать незаметной, и мелкими шагами прошла мимо злополучного колодца, что испокон веков обходили стороной. Тень незнакомца тянулась через дорогу, отрезая путь.

Приближаясь, Холли ощутила, как мороз будто ожил: холод обвил её плечи, пробрался под одежду, коснулся кожи. Воздух стал тяжёлым и хрустальным. Она невольно замерла, подняла глаза — и снова встретилась с его взглядом. Мужчина всё так же стоял, облокотившись на колодец, будто ждал именно её. Не шелохнувшись, он неотрывно следил за ней, приковывая к месту.

Внутри у девушки всё сжалось от страха, но сердце, вопреки логике, дрогнуло и наполнилось странным теплом. Она не могла объяснить почему, но в этом холоде таилось нечто родное.

Незнакомец пошевелился, губы его дрогнули, словно он хотел что-то сказать. Холли резко дёрнулась, едва не выронив охапку дров. Не дожидаясь ни слова, она поспешила прочь.

Её шаги гулко отдавались в ночной тишине. Изо рта вырывался горячий пар — будто сама жизнь боролась с обжигающим холодом. Сердце билось так громко, что звон стоял в висках.

Наконец она добежала до дома — небольшого, скромного, но сейчас казавшегося единственным спасением. В окнах трепетал тёплый свет, и это зрелище дарило надежду. Девушка замерла у двери, положила ладонь на холодную металлическую ручку и несмело оглянулась.

Улица тонула в темноте. Ни снежинок, ни белого сияния, ни таинственного силуэта. Всё выглядело так, будто ей всё почудилось. Лишь вдалеке раздавался лай — тревожный и отрывистый.

Холли вздрогнула, прижала поленья к груди и торопливо скрылась за дверью. Тепло дома встретило её, но сердце долго колотилось, словно незнакомец всё ещё стоял снаружи и следил за каждым движением.

Девушку окутало тёплое дыхание дома: запах дыма, свежего хлеба и тушёных овощей возвращал к реальности из ледяной ночи. Едва Холли переступила порог, к ней стремительно подбежала младшая сестра.

— Давай помогу! — Лизелотта выхватила из её рук вязанку дров. — Сестрица, твои руки… Они просто ледяные! — дотронувшись до пальцев Холли, она вздрогнула.

— Успокойся, — мягко, но устало улыбнулась та. — Я просто замёрзла. Сегодня мороз особенно крепкий.

За окном протяжно завыл ветер, будто само дыхание зимы пыталось ворваться в дом. Лизелотта торопливо отнесла дрова к камину, сложила их аккуратной стопкой и поспешила к окну. Дрогнувшими пальцами она задернула тяжёлые занавеси, словно пытаясь оградить тепло помещения от чего-то страшного, что могло таиться снаружи.

Тем временем Холли сняла верхнюю одежду и повесила её на деревянный крючок у двери.

Из соседней комнаты вышел высокий седовласый мужчина с суровым, но добрым взглядом. Морщинистое лицо его озарял отблеск огня.

— Хольда, — обратился он, используя полное имя из уважения. — Что так задержалась? Лизелотта уже места себе не находила. Хорошо, что вернулась благополучно.

Его голос звучал негромко, но с твёрдостью человека, привыкшего нести ответственность за дом и деревню.

— Сестрица, давай к столу, — Лизелотта схватила Холли за руку, в её глазах всё ещё читалась тревога. — Еда остывает.

Они расселись за массивным деревянным столом, над которым мерцали огоньки свечей. Староста, глава дома, сложил руки для молитвы, и его низкий голос разлился по комнате:

— Ниспошли на нас благодать. Пусть зима будет снежной, а наши семьи не познают голода.

После краткого обращения к Господу все перекрестились и приступили к трапезе. Тарелки наполнились густой похлёбкой, хлеб передавали из рук в руки. Однако Холли, сжимая ложку, так и не сделала ни глотка. Перед её глазами всё стоял образ беловолосого незнакомца: ледяной взгляд, неподвижная тёмная фигура у колодца и странный снег, которого нигде больше не было.

— Сестрица, — осторожно промолвила Лизелотта, всматриваясь в её побледневшее лицо. — Ты совсем на себя не похожа с тех пор, как вернулась.

Староста тоже оторвался от еды.

— Хольда, — его голос прозвучал настороженно. — Тебя что-то тревожит?

Холли сжала руки на груди, будто защищаясь, и с беспокойством взглянула на зашторенное окно. Ветер завывал всё громче, словно вторил её мыслям.

— Староста… — её голос дрогнул. — Возле заброшенного колодца я встретила странного мужчину.

Он нахмурился, его густые брови сдвинулись.

— Мужчину, говоришь?

— Да, — Холли с трудом сглотнула. — Там, где всегда пусто, где люди давно не ходят… Он стоял прямо на границе деревни. И вокруг… был снег. — Она выдохнула, стараясь передать самое главное. — Уже месяц зима, но в округе нет ни единой снежинки. А там… он лежал белым слоем.

Глава 2. Следы на мерзлой земле

Лизелотта вышла из лавки, прижимая к себе тяжёлые сумки с крупой. Морозный воздух обжёг щёки, и она невольно поёжилась, натянув воротник дублёнки повыше. От её дыхания поднимались лёгкие облачка пара.

— Дядюшка опять сделал огромный заказ… — недовольно пробормотала она, переминаясь с ноги на ногу, пока привыкала к тяжести ноши. — Как же тяжело тащить всё самой.

Она шагала по улице, но не спешила домой. Лизелотта прекрасно знала: стоит переступить порог, как Староста тут же найдёт для неё новую работу — то яйца собери, то свинье свеклу порежь, то хлеб испеки. Даже сейчас, когда руки ныли от тяжести, она не сомневалась: «Отдохнуть мне не дадут».

Поэтому девушка свернула на дальнюю улицу, решив идти окружным путём. Дома здесь стояли реже, а за ними уже тянулись опустевшие поля и серый, обнажённый лес. На перекрёстке она остановилась, прислушалась — вокруг царила тишина, лишь где-то вдалеке скрипели от ветра ворота.

Лизелотта поставила сумки на землю и с осторожностью достала из кармана аккуратно завёрнутый в бумагу пряник. Она купила его в лавке — на те монетки, что удалось сэкономить с последнего поручения. Это был её маленький секрет, собственная радость, которой она не собиралась ни с кем делиться.

— Хоть что-то приятное за день, — с улыбкой прошептала она, отламывая кусочек.

Пряник оказался жестковатым, но сладость мёда и пряные нотки согрели её изнутри. Лизелотта жмурилась от удовольствия, смакуя каждую крошку, будто это было самое драгоценное лакомство на свете.

Но вот её взгляд зацепился за конец улицы. Там, за покосившимися заборами, стоял заброшенный колодец. Он серым пятном выделялся на фоне бурых стволов, словно был окутан вековыми легендами.

— Шнеехерц… — едва слышно вымолвила она, дожёвывая последние крошки.

Дневной свет придавал колодцу обманчивую обыденность, но от него всё равно веяло чем-то зловещим. В глазах Лизелотты на миг мелькнуло нечто странное — будто между деревьев, у самого колодца, вспыхнуло белое сияние, такое мягкое, что его можно было принять за игру света.

Она торопливо подняла сумки и сделала несколько шагов вперёд, но взгляд её неотступно возвращался к колодцу.

«Может быть, именно я однажды встречу Шнеехерца?..» — мечтательно подумала она, и сердце трепетно забилось, словно от предчувствия. Она была так поглощена своими мыслями, что не заметила, как сзади кто-то подошёл.

Внезапно чьё-то прикосновение легло ей на плечо. Лизелотта вздрогнула, сумки опасно качнулись. Мурашки пробежали по спине, и она резко обернулась.

Сердце заколотилось так, будто готово было выпрыгнуть из груди. Но вместо зловещей тени перед ней было знакомое лицо.

— Карл! — вскрикнула Лизелотта, и её голос прозвучал так, словно её поймали на месте преступления.

Парень с усмешкой склонил голову набок, разглядывая её.

— А я смотрю: знакомый силуэт. И думаю — неужто Лизелотта?

Смятение тут же уступило место радости. Девушка вспыхнула улыбкой, и если бы не холодный ветер, скрывающий румянец, её щёки пылали бы ещё сильнее.

Карл скользнул по ней внимательным взглядом и без лишних слов подхватил тяжёлые сумки. Его сильные ладони так легко справились с ношей, будто она ничего не весила.

— Не стоит так напрягаться, — сказал он спокойно. — Давай помогу донести.

Лизелотта заморгала, от счастья не находя слов, и лишь часто кивала, чувствуя тёплый трепет в груди.

— А твой батюшка не будет против? — робко спросила она, чтобы хоть что-то сказать.

— Всё нормально, — Карл пожал плечами, улыбнувшись краешком губ. — В кузне сейчас не так уж много заказов. Можно и отвлечься ненадолго. Тут ведь недалеко.

— Да-да… — поспешно согласилась девушка, и они двинулись по улице.

Она шла чуть позади, опустив взгляд, будто не смея открыто смотреть на его широкую спину. Мороз покалывал пальцы, и Лизелотта спрятала замёрзшие руки глубже в рукава. Волнение и восторг переполняли её: словно сам воздух стал чище и теплее рядом с Карлом.

— Зима в этом году холодная, — проговорила она, набравшись смелости. — Так серо и уныло. А так хотелось бы порезвиться в снегу…

Карл обернулся, его ясные глаза на миг встретились с её взглядом. Лизелотта почувствовала, как сердце сделало сальто. Ей хотелось задержать этот миг навсегда.

— Дядюшка сказал, — добавила она тихо, — что это из-за Шнеехерца. Будто он ищет свою госпожу.

Парень неожиданно расхохотался — легко, звонко, но с лёгкой отстранённостью. Лизелотта смутилась и поёжилась, будто её детскую мечту выставили на посмешище.

— Эта легенда про его госпожу уже сколько лет ходит, — Карл улыбнулся. — Но ведь никто его не видел. Разве что… — Он замолчал на миг, будто вспомнив что-то неприятное. — Говорят, девушки, что ходили к колодцу, пропали.

Лизелотта остановилась, будто её дёрнули за невидимую нить. Его слова обожгли изнутри. Не потому, что он сомневался, — а потому, что не понимал: Шнеехерц для неё не просто легенда. Это… шанс, которого она так жаждала. Она сжала губы и упрямо мотнула головой.

— Ты так это говоришь, словно совсем не веришь.