Госпожа рабыня

Глава 1

Ясна спряталась от громкой музыки и с удовольствием вдыхала аромат отцветающих яблонь, прислонившись к шершавому стволу.

— Зачем вы это делаете? — позади раздался негромкий, но довольно раздраженный голос.

Девица вздрогнула, но заставила себя не двинуться, не обернуться. Если Варгрофу надо, пускай сам к ней подходит.

— Делаю что? — спросила, а сама не смогла унять сердце, которое колотилось в груди.

— Вы знаете.

Мужчина возник перед ней темной каменной глыбой. Ясне пришлось задрать голову, чтобы увидеть его глаза. Они улавливали далекие огоньки свечей из дома и чуть поблескивали.

— Не имею представления, о чем ты вообще толкуешь, — она сильнее вздернула нос. — Я не могу потанцевать с будущим мужем?

— Значит, вы уже все решили? — и снова эта ухмылочка, которая выводила Ясну из себя настолько, что внутренности словно выворачивались наизнанку.

— А разве у меня есть выбор? — спросила она.

Хотела произнести это с достоинством, но получилось затравленно. Она почувствовала, что к горлу подступил ком.

— Выбор есть всегда.

— О чем ты говоришь?

Варгроф не ответил. Но его глаза непостижимым образом быстро оказались на одном уровне с ее. Слишком близко. Она смотрела на его губы и не могла дышать, как будто, если сделает вдох, сократит оставшееся расстояние между ними. Он, словно факир, словно маг, выступающий на рыночной площади, загипнотизировал ее. Ясна следила за тем, как его лицо все приближается к ней, и ничего не могла с собой поделать. Никак не могла остановить неизбежное. Нужно было вырваться, убежать, спрятаться от этого чужестранца, но она встретила его губы. И это выбило из груди остатки воздуха.

Его кожа оказалась гораздо более мягкая, чем можно было вообразить, только обветренная корочка немного сгладила ощущение нереальности происходящего.

В тот момент, когда он коснулся ее, Ясна ахнула. Его руки захватили ее затылок и, портя прическу, впились в волосы, притягивая лицо к лицу. Еще ближе. Ясна в прямом смысле забыла, как это — дышать. Он сминал ее губы своими, терзал, до боли растирая нежную кожу жесткой щетиной.

И только когда он оторвался от нее, девица смогла сделать вдох, будто долго плыла под водой и наконец вынырнула. Она закрыла губы пальцами и смотрела на него, ловя ртом воздух, беспомощно хлопая ресницами, и даже не знала, что сказать. Ей нужно было дать ему пощечину, закричать, приказать, чтобы он больше никогда к ней не прикасался, но она просто не могла произнести ни слова. Воин отошел от нее на несколько шагов, и лицо его снова ничего не выражало.

***

— Я научу тебя быть послушной! — услышала Ясна, и в тот же миг воздух прорезал свист хлыста, а кожу на плечах обожгло огнем.

Она вскрикнула, а на глазах мимо воли показались слезы. Эта была чистая боль. Яркая, ничем не замутненная. Ясна еще ни разу в жизни такого не испытывала. Боль ввинчивалась в кожу, заполняя не только плечи, но проникала глубже, под кожу, в душу. И если слезы лишь заполнили глаза пленкой, от которой расплывалось все вокруг, то сердце уже рыдало вовсю. Горькая обида заполонила все ее естество, не осталось ни одной другой эмоции. Ей хотелось кричать, бить кулаками стены, пока не покажется кровь, но вместо этого она засунула все эмоции глубоко внутрь, закрыла их на замок и, подавив новый вскрик, когда хлыст опять свистнул в воздухе, только судорожно вздохнула.

В глазах потемнело от нового приступа жжения. Спина пылала, но Ясна удержалась на ногах. Она продышала эту боль. Она вытерпела ее, готовясь к новой, но свист плети не последовал. Она опасливо приоткрыла глаза. Полный темноволосый мужчина почти в четыре локтя* ростом с хорошо выдающимся животом покраснел и тяжело дышал всего после двух ударов.

Вокруг ходили люди, они разговаривали, смеялись, торговались. Рынок проживал самый обычный день. Недалеко продавали овощи, а совсем рядом — кур, которые сидели в больших плетеных клетках. Голоса торговцев и покупателей сливались в однородный гул, который Ясна даже не пыталась разобрать.

Она стояла рядом с великаном невероятно маленькая. Девица и так не отличалась ростом, была меньше трех локтей, а по сравнению с этим чужестранцем и вовсе казалась мурашкой. Напуганной, но очень гордой мурашкой, которая, несмотря на удары, смогла вздернуть подбородок, чтобы посмотреть в разъяренные глаза мучителя. Крупные капли пота собирались на его лбу и стекали по вискам. Он вытер лицо рукавом пыльной рубахи.

— Опусти глаза, девка! — снова занес над ней руку, но на этот раз левую, без хлыста. Ясна отчетливо видела, как ладонь летит к ее щеке, но не сдвинулась с места, не шелохнулась, пока голова ее не дернулась в сторону — такой мощный получился удар. Щека сразу же онемела. Даже не так: вся правая сторона головы как будто одеревенела. Девица медленно повернулась обратно и исподлобья воззрилась на гиганта. Он продолжал сверлить ее свирепым взглядом и уже занес руку для нового удара. Руки ее были спутаны спереди и привязаны к массивному металлическому кольцу, которое намертво вкопали в землю, так что она даже не имела возможности поднять их, чтобы защититься. Да и какой от этого толк? Слишком неравны силы.

Тяжелая рука уже взлетела в воздух, Ясна зажмурилась, но тут же услышала грозный голос:

— Горгут, не по лицу!

Девица медленно открыла глаза. Рядом с гигантом стоял человек совершенно обычного роста и телосложения, он казался даже худощавым, особенно по сравнению с мучителем.

— Она не опускает глаза! — прорычал тот.

— Она еще слишком юна и, наверное, из благородных, — окинул ее испытывающим взглядом подошедший.

Речь их Ясне была вполне понятна, только говор немного иной, не такой, как у ее народа, более грубый.

— Ты ланойка? — довольно ласково обратился к ней мужчина, и из-за этого тона она соизволила кивнуть.

— Видишь, Горгут, она ланойка, а они все такие… гордые, — он произнес это слово так, будто катал во рту сахарный леденец.

Глава 2

— Доченька! Доченька, скорее, просыпайся! — Рада трясла Ясну за плечи.

Девица с трудом открыла глаза. Что происходит? Ведь еще темно. Ее никогда не будили так рано.

— Ма-а-ам?

Та быстро зажала ей рот ладонью.

— Тш-ш-ш! Там согуры, много. Тебе надо уходить!

Ясна подскочила на кровати. Она слышала о нападении согуров, но это всегда было так далеко, на границе между двумя народами. Но они-то жили далеко оттуда! Здесь не может быть никаких врагов!

— Я не понимаю, — зашептала она.

— Нет времени, Ясна, беги!

Мать вытащила дочь из кровати и тихо распахнула ставни, проверяя, чтобы никого снаружи не было.

— Постарайся добраться до дома жениха, у Фолкарда гораздо больше охраны, они отразят удар, он защитит тебя! Давай же!

Мать поцеловала Ясну в щеку и подтолкнула к окну.

— А ты? А папа? А Ямис?

— С нами все будет в порядке, обещаю!

— Нет, я без тебя не пойду!

— Ясна, сейчас не время упрямиться! — зашипела мать. — Полезай в окно, выжди в кустах, пока никого не будет, и беги!

Ответить Ясна ничего не успела, на первом этаже раздался грохот, будто кто-то выбил входную дверь, а уже в следующий миг дверь в ее комнату тоже врезалась в стену.

Мать закричала, закрывая собой миниатюрную Ясну. На пороге стоял крупный мужчина в кожаных доспехах. В руке он сжимал обнаженный меч. Он сделал шаг внутрь комнаты, но тут же замер с пустым выражением лица, а в следующий момент женщины увидели, что из горла его показался кончик ножа. Воин упал на колени и повалился навзничь с глухим звуком, кровь лужицей быстро растекалась по дощатому полу, и в свете луны она казалась черной.

— Ямис! Сыночек! Хвала богам! — тихо воскликнула мать.

— Я их задержу, бегите!

Они слышали звуки борьбы где-то в доме, потом короткий крик и тишина. Ясна похолодела, потому что узнала этот голос. Он принадлежал ее отцу. Она зажала ладонью рот, чтобы не закричать. Мать потянула ее к окну, но не успели они сделать и двух шагов, как в проходе показался другой мужчина. С лезвия его длинного меча что-то капало. Брат Ясны зарычал и кинулся на врага. Но слишком сильна была разница в их вооружении. Ямис был в одних домашних штанах, даже без рубахи, только лишь с ножом в руках, а его противник — в доспехах и с мечом.

Драться в коридоре они не смогли бы, слишком мало места для маневров. Оба ворвались в комнату, начав кружить по ней.

— Бегите же! — прокричал Ямис.

Это стоило ему концентрации. Один быстрый выпад со стороны согура, и на бледной груди Ямиса стал распускаться кровавый цветок. Противник вытащил меч, и брат упал. О том, чтобы бежать, Ясна, как и ее мать, больше не помышляли, они с криками бросились к молодому человеку, который был всего на несколько лет старше сестры.

— Мама, — прошептал парень, мать схватила его за руку, по щеке ее катились крупные слезы, она рыдала в голос:

— Сыночек! Сыночек мой!

Ясна почувствовала, как ее горла коснулось холодное лезвие. Она не произнесла ни звука, готовясь к скорой смерти. Но вместо этого захватчик сказал:

— Отпусти его и иди за мной, если попытаешься сбежать, я перережу ей глотку, — в доказательство своих слов мужчина сильнее прижал меч к ее коже. Ясна боялась даже сглотнуть слюну, чтобы он ее не порезал. Она смотрела на умирающего брата, на убивающуюся над ним мать, и беззвучные слезы катились по ее щекам. Глаза Ямиса закрылись.

Женщина кинулась на его грудь, прижимая его к себе, при этом безвозвратно портя белоснежную ночную рубаху. Но теперь уже все равно. Разве имеет значения какая-то одежда, когда умирает сын?

— Встать! — рявкнул согур.

От этого звука женщина посмотрела на него осмысленным взглядом, и сквозь великое горе проглядывал испуг. Она поняла, что может лишиться еще и дочери. Медленно выпустила Ямиса из объятий и поднялась.

Ясна подхватилась, часто и неглубоко дыша. Это был сон. Кошмар. Всего лишь кошмар. Она дома, у себя к кровати. Рассветные лучи проникали сквозь узкое окно. Но у Ясны никогда не было такого. Она медленно повернула голову, оглядывая помещение. Три узкие кровати со спящими на них людьми, не считая той, на которой лежала она: две у одной стены, две — у другой, в ногах каждой — сундук. Посреди комнаты — большой ковер. Вот и вся обстановка.

Внезапное понимание, что все это явь, врезалось в сердце так, что оно сбилось с ритма. Ясна стала ловить ртом воздух. А в горле зарождался крик. Вот что случилось на самом деле. Вот что скрыла от нее память, когда тот негодяй, убивший ее брата, грубо толкнул ее в телегу, и она сильно ударилась затылком. А когда очнулась, была уже далеко, а рядом — ни единого знакомого лица.

Горе захватило ее с головой, она даже не сразу почувствовала, как очутилась на пышной груди Зельи. Женщина прижимала ее к себе и гладила по голове, пока Ясна ревела в голос.

— Тише, девочка, тише, хозяин услышит, плохо будет, — приговаривала она, пока новая рабыня не прекратила кричать. Ясна еще продолжала всхлипывать, но уже негромко, и Зелья отпустила ее.

Девица отползла от доброй женщины к изголовью постели и прижала колени к груди, опустив лицо. Она все вспомнила. И реальность оказалась настолько душераздирающей, что Ясна себя потеряла.

Глава 4

Когда Зелья убедилась в том, что девица успокоилась, она с кряхтением поднялась с ее постели. Рабыня не выглядела старой, но с ее пышной комплекцией, должно быть, трудно двигаться быстро.

Только сейчас Ясна обнаружила, что и остальные женщины, которые спали рядом, уже проснулись. Вчера она их здесь не видела.

— Это Эрмина и Йанетта, — кивнула по очереди на каждую чернокожая.

Эрмина оказалась высокой и тощей. Редкие светлые волосы взлохматились во время сна, она имела невероятно белую кожу с розовинкой и чуть выпученные глаза. Она была довольно молода, но старше Ясны. Йанетта выглядела примерно на тот же возраст, что и ее соседка, только тело ее лучилось здоровьем, кожа светлого оттенка от долгого пребывания на солнце потемнела, а каштановые волосы, наоборот, выгорели почти до рыжего цвета. Все, включая Зелью, были одеты тоже в широкие полосы ткани, обернутые во много слоев вокруг тела, только материал явно грубее, чем у их хозяйки, а цвет — коричневый.

Глава 3

Первые солнечные лучи проникали в маленькое окно, они щекотали нос. Ясна хотела позвать Ждану, чтобы та закрыла занавеси. Она так хотела еще немного поспать, наверное, зачиталась на ночь, как это часто бывало, и легла перед самым рассветом. Но голос не слушался. Ясна попыталась прочистить горло и поняла, что ей трудно глотать. Девица лежала на животе, но стоило пошевелить шеей и лопатками, как спину пронзила острая боль.

— Лежи-лежи, не вставай! — подлетела к ней бледнокожая Эрмина.

И вдруг воспоминания прошлой ночи хлынули горячим потоком в голову. Она не дома. И Ждана, ее служанка, никогда больше не придет на зов, потому что сама Ясна теперь ниже служанки, которая хотя бы имеет свободу. Она теперь этой привилегии лишена, потому что стала безвольной рабыней. Злость придала Ясне сил. Она до кровавых лунок от ногтей впилась в свои же ладони, сжав кулаки, и поднялась, несмотря на то, что кожа ее вопила не делать этого.

— Мне нужно зеркало, — посмотрела она на Эрмину. Голос совсем не слушался, получался лишь хрип. Титум так сильно сжимал ее шею ночью, что она все-таки лишилась чувств. Не от боли, хотя та и была совсем непривычной для нее, а от того, что он уже почти задушил ее.

— Зеркало только в хозяйской спальне, — понурила голову ее подруга по несчастью. — Но хозяина и хозяйки нет, и сегодня их не будет весь день, так что мы можем…

Ясна не дослушала, а, получше запахнувшись в отрез ткани, в который она до сих пор была обернута, он лишь сполз с верхней части тела, неровными шагами с тяжелой головой поплелась в то место, где вчера чудом не рассталась с жизнью.

На выходе из спальни она столкнулась с Йанеттой, которая даже вскрикнула от неожиданности, словно призрак увидела. Она лишь покосилась на новенькую, но ничего не сказала.

Больше никого не встретив, Ясна добралась до нужной двери. Собравшись с духом, девица толкнула дерево обеими ладонями. Внутри царила прохлада, в отличие от остального дома. Наверное, зодчий намеренно проектировал здание так, чтобы хозяевам было комфортно находиться в спальне в любое время, даже самым ярким днем. И немудрено, из рассказов учителей, которые к Ясне приходили, она помнила, что земли согуров потому и неплодородны, что находятся посреди мертвой пустыни. Только река, которая брала начало на территории ланойцев, питала все вокруг, однако воды в любом случае не хватало. То и дело сильный ветер заносил золотые песчинки из пустыни прямо в дом.

Ясна долгим взглядом окинула всю комнату. Ничего в ней уже не говорило о ночных событиях. Только кольца, прикованные к столбам в ногах широкой кровати, напоминали о том, для чего именно господин Титум купил себе новую рабыню. Проходя мимо кровати, Ясна вздернула подбородок, заставила себя это сделать, буквально перешагнула через желание опустить голову и вжать ее в плечи. Он может делать с ней все что ему вздумается, но ее волю этим не сломить!

Девица подошла к зеркалу и только сейчас заметила, что за ней бледной тенью следовала Эрмина, которая сейчас спряталась в угол и жалостливо смотрела в сторону пшеничноволосой рабыни.

Ясна подошла к зеркальной глади. Ее поразило собственное выражение лица. Немного удивленное, но совершенно иное, не такое, как вчера. Она как будто стала старше на несколько лет. Под глазами залегли черные круги, а губы припухли и местами были прокушены, в трещинах запеклась кровь. Кожа выглядела болезненно-бледной.

Стараясь не обращать внимания на Эрмину, которая не таясь за ней наблюдала, Ясна медленно стянула с себя верхнюю часть одеяния. Передняя сторона была нетронута и выглядела, как обычно. Только на шее остался темно-синий, почти черный, след от руки, которая вчера не давала ей дышать. Девица медленно, как в страшном сне, повернулась к зеркалу спиной и, превозмогая дурноту от боли, посмотрела назад. У нее захватило дыхание. Спина смотрелась сплошным кровавым месивом. Это выглядело даже хуже, чем невольница чувствовала. Местами кожа оказалась рассечена, местами — просто огромные синяки, но все покрывала густая, еще не до конца засохшая корка крови.

— Он безумец, — прошептала Ясна, оглядывая свое отражение.

— Да, — шепотом подтвердила Эрмина, хотя Ясна обращалась вовсе не к ней, а скорее говорила сама себе.

Но раз уж рабыня все равно смотрела на нее, новенькая повернула к ней голову:

— Он купил меня, чтобы наказывать вместо своей жены.

Эрмина часто закивала, а в глазах ее стоял такой неприкрытый испуг, что Ясне стало противно.

— Пойдем, — взяла себя в руки тощая. — Я обработаю твои раны.

— Нет, — замотала головой Ясна и тут же пожалела об этом, потому что от движения шеи изуродованная кожа спины натягивалась.

— Ясна, это необходимо, — сделала к ней несколько шагов Эрмина. — Я видела, что такие раны могут даже убить, если их не обработать мазью.

Умирать Ясна не собиралась, а тем более теперь. Она должна во что бы то ни стало покинуть этот страшный дом как можно скорее, а для этого ей нужна здоровая кожа.

— Ладно, — согласилась она. — Пойдем.

Невольницы вышли из хозяйской спальни и притворили дверь. Коридор по сравнению с прохладными покоями был жарок, но в их тесной комнатушке на четверых вообще оказалось невыносимо. Жара обволакивала все тело пуховым одеялом и не давала нормально вздохнуть.

Пока Эрмина, как могла, аккуратно сперва промывала раны, а потом обмазывала какой-то остро пахнущей травами мазью, Ясна не проронила ни звука. Она впивалась пальцами в простыню, кусала и без того истерзанные губы, в глазах темнело, но это не сломило ее дух. Сейчас она ясно поняла, что сделает для побега все что угодно. Даже подружится с Ласселом.

***

Несколько дней ее никто не трогал. Работать не заставляли, не требовали сделать даже малейшую мелочь. Ясна оказалась предоставлена сама себе. Хозяин и хозяйка как будто забыли о существовании новенькой, и она ни при каких условиях не желала бы напоминать о себе, поэтому по большей части лежала на своей узкой кровати. Невольницы приносили ей еду по очереди, и она была им очень благодарна за заботу. Ведь каждый шаг отдавался в еще незажившей спине болью.

Глава 4

На следующий день она старалась не попадаться воину на глаза, чтобы он еще больше желал ее. Лишь украдкой посылала ему воздушные поцелуи и сама удивлялась, как у нее получается так хорошо играть. Но разве ей кто-то оставил выбор?

Ясна уже знала, что Зелья ходит на рынок приблизительно раз в седмицу, но еще было не время, а девица отчаянно нуждалась в том, чтобы поторопить это событие, но не знала как. Выход подсказала ей сама чернокожая рабыня, когда воскликнула:

— Не забыть бы купить муки, как пойду на базар, закончилась почти, на один кругляш хлеба и осталось.

План тут же созрел в голове Ясны. Она почти мгновенно подскочила к Зелье и предложила ей помощь в готовке. Та с радостью согласилась. И, пока она размышляла о том, какую работу дать новой невольнице, Ясна коршуном кинулась на кадку с мукой.

— Давай я тесто замешу!

Не успела Зелья дать согласие, как кадка выпала из неловких рук, вся мука оказалась на каменном полу. Ясна испуганными глазами смотрела на Зелью.

— О, нет! Какая же я растяпа! — воскликнула Ясна, села на корточки и принялась пригоршнями убирать порошок.

— Оставь это, девочка, все равно уже все испорчено, — недовольно махнула чернокожая рукой. — Бери веник и совок, смети все, пока госпожа не увидела.

— Но что же делать? Как же утренний хлеб?

Ясна знала, что Зелья всегда заранее делает тесто, чтобы оно успело побродить, а на рассвете кладет его в печку.

— Хозяин будет недоволен, если мы отойдем от обычных блюд, — почесала затылок с жесткими курчавыми волосами Зелья. — Придется идти на рынок сегодня.

Невольница немного неуклюже пошла к маленькому деревянному коробу, открыла его и вытащила оттуда несколько монет.

— Зелья, миленькая, возьми меня с собой! — взмолилась Ясна. — Я не привыкла сидеть в четырех стенах, уже почти обезумела!

— Ты же знаешь правила, девочка, — вздохнула она. — Только я в сопровождении Лассела могу покидать дом. И то лишь на рынок.

— Но хозяина сейчас нет дома, а хозяйка никогда меня не хватится, тем более днем, мы ведь быстро, прошу тебя!

Зелья покачала головой.

— Даже если бы я согласилась, Лассел ни за что не пойдет на такое, — она вздохнула.

— А что если пойдет? — хитро улыбнулась Ясна. — Что если я его уговорю?

— Тогда можешь на меня рассчитывать, но об этом никто не должен знать, иначе всем нам будет грозить наказание.

Только сейчас Ясна поняла, что подставляет Зелью. Если сбежит, пока они вместе будут в городе, чернокожую непременно накажут. Жестоко накажут. И что с того? Если она хочет так жить, Ясна ее не неволит, пускай живет, но она добудет себе свободу, чего бы ей это ни стоило!

Все еще мучаясь угрызениями совести, Ясна побежала искать Лассела. Охранник сидел на переднем дворе. Он отдыхал в тени вьющихся кустов на лавке. Оглянувшись вокруг и убедившись, что их никто видит, невольница опустилась рядом.

— Здравствуй, — улыбнулась она.

Наемник как будто весь расцвел. Неужели раньше ни одна женщина не выказывала ему благосклонность, раз он так легко повелся на ее игру? Тем лучше для Ясны.

— Здравствуй, птичка.

— Зелья собирается на рынок, — сказала рабыня, будто просто пришла его предупредить об этом.

— Почему так рано? Я думал, у нас еще дня два в запасе.

— Мука закончилась, — почти не соврала Ясна. — Господам хлеб не из чего печь.

— Ладно, — поднялся он и потянулся.

— Лассел! — подскочила к нему Ясна и схватила за огромную ладонь. — Прошу, возьми меня с собой! Я так устала сидеть здесь, мне нужно пройтись, иначе я сойду с ума!

В его глазах сперва отразилось недоумение, а потом он нахмурился. Но пока он ничего ей не успел сказать, а тем более — отказать, Ясна, собрав всю волю в кулак, взяла его руку и положила себе на сердце.

— Я буду тебе так благодарна! Так благодарна!

Его ладонь поползла ниже, обхватывая упругое полушарие. Вся сила девицы уходила лишь на то, чтобы не сжать челюсти, не отстраниться от него и продолжать смотреть преданным обожающим взглядом.

— И к тому же ты же помнишь, что ждет тебя уже через два дня?

Рука его больно сжала нежную плоть, Ясна еле сдержалась, чтобы не ахнуть.

— Собирайся, птичка, — наконец решил он. — Покажу тебе рынок!

И столько превосходства, столько снисходительности было в его тоне, будто он приглашал ее в золотой дворец.

Ясна пискнула от радости и побежала в комнату, чтобы надеть сандалии, с которыми пришлось немного повозиться, но она все же разобралась, как они крепятся к ступням. Они ей очень пригодятся. Главное — оторваться от Лассела, а там ей откроются новые возможности, которые она ни за что не упустит!

Лишь бы Зелью не наказали, а на то, что случится с громилой, ей было решительно плевать.

***

Противно изображать из себя ту, которая смирилась с судьбой. А еще более противно улыбаться человеку, ничем не отличающемуся от тех, которые похитили ее из дома, от тех, которые убили ее отца и брата. Что стало с мамой, Ясна не знала. Она боялась, что и ту тоже забрали в рабство. Но ведь если Ясна еще молода, у нее достаточно сил, чтобы плыть против течения, то что станет с ее родительницей? Девица тревожилась о ней, но не в ее силах была что-либо поменять. Пока не в силах.

Здесь, у согуров, она лишь невольница, а скоро станет беглой невольницей. У нее нет прав даже на собственную жизнь. Что будет, если Титум убьет ее в очередном припадке ярости? А что будет, если он убьет свою лошадь или разрушит дом? Ничего. Ему ничего за это не сделают, потому что это его собственность, как и Ясна. Мысли эти все время кинжалами вкручивалась в виски. От них было тошно. И рабыня во что бы то ни стало собиралась поменять свое положение. Но для этого нужно пересечь пустыню. Она не была слишком широка, всего три или четыре дня пути, но и это казалось непреодолимым расстоянием перед такой желанной свободой.

Когда Ясна переступила порог дома, сердце встрепенулись в груди, словно птица в клетке. А потом оно запрыгнуло в горло и стучало там так сильно, что Ясне становилось трудно дышать. Но еще рано. Еще не время. Нужно выбрать подходящий момент.