Готова на все

Глава 1

- Любопытно-то как получается! – он отвел глаза от тускло мерцающего монитора и поглядел на такой же тусклый зимний рассвет, заглядывающий в грязноватые окна. И задумчиво повторил. – Любопытно…

Сзади негромко щелкнула дверная ручка. Он удивился, но вовсе не обеспокоился. Дверь в лабораторию была с хитрым вывертом, служившим идеальным индикатор «свой-чужой» - те, кто этого самого выверта не знал, просто бесполезно дергали створку, создавая изрядный шум. Так что сейчас пришел кто-то из своих, знающих… Удивительно только, что в такую рань, он думал, что будет в лаборатории один. Хотя это наверняка Эля… Бедная девочка…

- Что, так родственнички достали, что ты даже после праздников на работу сбежала? – не отводя глаз от экрана, хмыкнул он и начал поворачиваться…

Обернуться он не успел: сзади послышались быстрые шаги и громкий щелчок, утонувший в чудовищном грохоте.

Монитор разлетелся вдребезги.

Кап… кап… кап…

Грохот сменился тишиной.

Глава 1

Home, sweet home[1]

- Ты совершенно напрасно настораживаешься. У меня только благие намерения.

Эля уставилась на отца тоскливым взглядом. Раз благие намерения – значит, гадость впереди не абы каких размеров.

- Будь любезна, зайди ко мне в кабинет… - он предвкушающе-нервно потер ладони.

- Мне Яську надо уложить, - вздохнула Эля.

Отец раздраженно дернул подбородком. Ну да, если их величеству угодно сейчас – должно быть именно сейчас, а необходимость уложить ребенка в кровать – отговорки и нарушение субординации.

- Хорошо, - уголок его рта снова дернулся в сторону, - Укладывай. Но как только освободишься…

- Хорошо, - повторила Элина.

Он внимательно поглядел на дочь, потом перевел взгляд на Яську, увлеченно катившего здоровенный грузовик вокруг новогодней елки. Теперь уже уголок рта у отца брезгливо дернулся в сторону, он непроизвольным движением отряхнул ладони, словно дотронулся до чего-то неимоверно гадкого. Круто повернулся и вышел.

В общем коридоре с легким металлическим стуком захлопнулась дверь – отец ушел на свою половину.

- Ручки умывает, Понтий Пилат доморощенный, - пробормотала вслед Эля. Так, бабушка сегодня весь день с Яськой сидела, к Элиному возвращению была серая от усталости и в свою комнату на отцовской половине квартиры ушла рано. Скорее всего, сейчас она спит, и Эля была стопроцентно уверена – отец специально дожидался, пока его мать уснет. Невольным движением Эля прижала ладонь к груди. Сердце колотилось – жалко, беспомощно. Горло оккупировал тошнотворный комок, а меленький гадостный холодок шастал по ногам вверх-вниз.

- Ну и чего я его боюсь? И не надо мне его бояться, и пора перестать его бояться…

- Кого бояться? – выглядывая из-под толстой елочной лапы, требовательно вопросил Яська, и в серых глазах была готовность немедленно активно поучаствовать в испуге.

- Никого, - резко бросила Эля, - Не лезь во взрослые дела! Спать пора.

Яська немедленно сделал вид, что не слышит и выставив кверху попу, с громким тарахтением покатил грузовик по старому вытертому паласу.

- Ярослав, - железным голосом сказала Эля, - По-моему, ты меня слышал!

Яська поднял голову, маленькая щекастая физиономия сложилась в недовольную дульку – предвестник нытья.

- Ясь, я сейчас не в состоянии тебя уговаривать! Пожалуйста, не надо ныть про еще пять минуточек.

- Ну тогда хоть полчаса, - настырно потребовал Яська.

Эля быстро отвернула голову и подышала себе в плечо. Спокойно, только спокойно, он не издевается, он просто еще не знает, что полчаса – это больше, чем пять минут.

- Еще одно слово… - глухим тяжелым голосом сказала она, - И я просто оденусь и уйду, и тогда делай, что ты хочешь: спи, не спи, играйся…

- Нет! – торопливо и сразу на слезе вскрикнул Яська, - Мамочка, не надо! Не уходи! – он сорвался с места и рванул к Эле. Вскинул ручонки и крепко обхватил ее за пояс, готовый держать изо всех сил, если она и вправду попробует от него уйти.

Эле стало стыдно. Она третирует ребенка из позорного страха перед человеком, которого не уважает, и глупо скрывать от самой себе – уже и не любит. И трусить ей перед ним нечего, она давно уже взрослая женщина, у нее свой ребенок есть, и вообще, что отец ей может сделать… «Все, что угодно, - совершенно четко сказала она себе, - Любую гадость. Ты его знаешь». Она его знала и хотела как можно скорее попасть в его чертов кабинет – выяснить, какую именно пакость отец и его супруга задумали на этот раз, и не мучиться догадками. Лучше всего, конечно, было бы отправиться немедленно и не злить отца ожиданием, но… В конце концов, ребенок должен спать вовремя, а не дожидаться, пока его шибко любящий дедушка возвестит о своем очередном решении!

- Иди в ванную, - суховато бросила Эля и погладила уткнувшуюся ей в живот Яськину головенку.

Ясь поднял физиономию, сверкнул улыбчивыми ямочками и мгновенно успокоившись – никуда мама не уходит – выскочил за дверь. Оглашая темный коридор восторженным «тра-ля-ля», на одной ножке поскакал в сторону ванной.

Глава 2

Она нажала ручку. Дверь медленно, со скрипом отворилась, открывая другой, тоже темный коридор. В проеме дальней комнаты мелькнуло женское лицо – сейчас особенно некрасивое от написанного на нем неприкрытого торжества. Эля отвела глаза. Когда-то, очень давно, там была ее собственная комната. Личная нора. Что бы плохое ни случалось во внешнем мире, достаточно было добраться сюда, окопаться и фиг достанешь… Когда-то…

Эля встряхнулась. Сопли. Слишком много соплей, слишком много жалости к себе. Она звучно прихлопнула за собой дверь и решительно протопала вглубь отцовской квартиры. Рассеянные лучи из-под плотного колпака торшера освещали лишь половину кабинета, оставляя углы в темноте. Отец по-наполеоновски, всем телом развернулся к ней от компьютера – на экране белесо светилась недописанная статья. Эля абсолютно точно знала, что в другом окне у него болтается яркая картинка «Цивилизации», и он только что играл. А на статью переключился, заслышав хлопок двери. Еще бы ей не знать, она сама его этому научила.

Отец посмотрел на нее театрально-вопросительным взглядом – как на нежданного посетителя, который должен теперь объяснить ему, зачем пришел. Эля как всегда, кляня и презирая себя, поддалась:

- Ты меня звал.

- Ах да, - также театрально припомнил он – занятой человек, немудрено и позабыть всякие мелочи. Он поднялся и пересел в кресло под торшером.

Сделав над собой самое настоящее волевое усилие – желание смирно стоять в дверях и ждать, пока ей позволят сесть, было почти непреодолимым – Эля опустилась в кресло напротив.

Отец склонил голову к плечу и долго молча разглядывал ее – так в зоопарке смотрят на свинью-бородавочника: гадость редкостная, глаза б не видели, но деньги «плочены» и надо смотреть. Эля тоже молчала. Они с отцом не разговаривали уже больше месяца, о его намерениях она узнавала только по щедро разбавленным плачем бабушкиным пересказам. Вроде бы не было никакого «объявления войны». Затянувшаяся молчанка имела вполне нормальное, человеческое объяснение, ведь они почти не встречались: на работу Эля уходила рано, с подработок возвращалась поздно, и сразу нужно укладывать Яську в постель. Но когда в прошлые выходные Эля перехватила отца в общем коридоре и по старой памяти предложила приблудившуюся лихую фантастику, он шарахнулся так, будто ему не книжку протянули, а из огнемета прицелились. А его новая супруга с возвышенно-жертвенным лицом метнулась между ним и Элей – словно своим телом прикрыла от грозной опасности.

А потом был Новый год. Судя по нервному вдохновению, с каким бабушка готовила, и как гоняла Элю с уборкой обеих квартир – своей и отцовской – в ту ночь она искренне надеялась на примирение. Как же, такой праздник – не просто новый год, но и новый век! Двадцать первый! Будущее пришло! Разве можно в такую ночь оставаться в ссоре? Она суетилась, любовно накрывала стол и…то и дело с надеждой поглядывала на двери спальни, где уединились отец и его новая жена. Бабушка, ждала, ждала… расставляла любовно приготовленные блюда… меняла местами бокалы… перекладывала вилки…

А отец с женой просто не вышли из комнаты. Эля с бабкой, две идиотки, остались перед накрытым праздничным столом: слушать доносящийся из спальни смех и звон двух бокалов.

Будущее пришло… но радости не принесло, во всяком случае, для Эли.

Но ведь теперь же отец ее позвал? На мгновение Эле вдруг показалось, что он перебесился, приступ злобы прошел – в первый раз, что ли? – и можно будет, наконец, договориться, если не по-человечески, то хоть разумно.

- Элина, ситуация стала совершенно невыносимой. Ее надо разрешить, - объявил отец тоном, в котором ясно слышалось, что именно Эля всячески уклоняется от разрешения невыносимой ситуации.

- Я, конечно, не ожидал, что ты опустишься до такого! Использовать ребенка, пытаясь выторговать для себя имущество – довольно грязная манера, - и он снова брезгливо поморщился. – То, что ты запретила Ярославу приходить к нам, весьма огорчило мою жену.

Эля вдруг почувствовала, как слюна наполняет ей рот. Много слюны, она хлынула разом, словно собиралась утопить Элю изнутри. Эля судорожно сглотнула и выдавила:

- Я ничего не запрещала…

Дальше надо было просто-напросто гаркнуть: «Ты сам выгнал ребенка, наверняка с полного согласия твоей стервы.» Но глаза отца пялились в нее с оловянным, как у прусского фельдфебеля, спокойствием. И она не смогла, просто не смогла…

- Ничего я не запрещала… Ты же знаешь, сколько у него всяких кружков, он устает, а сейчас елки начались, - стала оправдываться она, пытаясь хоть в тоне сохранить некоторую внушительность. Но какое там, лепет – он и есть лепет.

- Я не о ребенке собирался с тобой говорить, - словно она сама навязала ему разговор о Яське, бросил отец, и взмахом узкой ладони отмел такой нестоящий его внимания предмет, как Элин ребенок.

- Элина, я содержал тебя тридцать лет…

Элина поглядела на него в изумлении – чего? Даже если считать с девятью месяцами до рождения, все равно многовато выходит!

- Даже ты не осмелишься сказать, что я был плохим отцом. У тебя было все: английский, поездки, заграницей ты училась…

Элина почувствовала, что сейчас и впрямь захлебнется этой слюной, которая все наполняла и наполняла рот. Конечно, было, но ты-то, родной, какое к этому имеешь отношение?

- Когда ты вышла замуж… - его привычно перекосило, - Квартиру тебе обеспечили, и тебя, и твоего мужа, и ребенка вашего содержали… - сознание своей правоты заливало его до краев, аж выплескивалось.

Глава 3

- Слушай, - после долгого молчания сказала Эля, катая по тарелке маринованный огурец, - Я тебе перед Новым годом зарплату отдавала – от нее что-нибудь осталось?

Бабушкина спина дрогнула, она минуту еще стояла, следя, как коричневая кофейная накипь медленно поднимается в турке. Выключила газ, обернулась и поглядела на Элю настороженно. Раньше Эля никогда не видела у своей самоуверенной бабушки этого затравленного выражения. Она попыталась сообразить, когда же это новое выражение сменило давно привычную и обычно такую раздражающую бабушкину властность.

- Почти все осталось, мы эти дни новогодние остатки доедали, - бабушка сморщилась, вспоминая тягостный Новый год – сморщилась так похоже на своего сына, что Эле стало неприятно. – Если твой отец соблаговолит наконец отдать свою долю, я через пару дней схожу на рынок за мясом.

- Не соблаговолит.

Замялась: рассказывать – не рассказывать? Жалко бабку…

- Они сказали, что теперь будут вести свое хозяйство.

- Они вообще рассудок потеряли, - сухо поджав губы, фыркнула бабушка, - Ничего, я приведу твоего отца в чувство! Ребенок должен голодать, чтобы его стерва себе очередную шубу покупала.

- По-моему, ребенок не за его счет живет. – скрипучим от злобы голосом сказала Эля. Никакой жалости больше не было, внутри стало горячо от обиды. - По-моему, это я пашу на трех работах, чтобы у Яськи все было.

- Да! И я видеть не могу, как ты мучаешься! У тебя нормальных брюк нет, задницу прикрыть! Я ему сто раз говорила, он обязан…

- Ты бы меньше говорила! Меньше бы ты лезла! – Эля сорвалась на крик, - Может тогда твой сыночек не вытирал бы об меня ноги, в полной уверенности, что он меня всю жизнь содержит!

- Перестань орать! Что у тебя за отвратительная манера появилась, по любому случаю глотку драть! Содержал он тебя, как же! Ты родилась, когда им с твоей мамой, земля ей пухом, было по 19 лет! А прилично зарабатывать он начал, дай бог, чтоб три года назад… От его женитьбы на маме до его докторской диссертации, не говоря уж о маминой болезни – я перла на своем горбу! И даже эта проклятая квартира, из-за которой он воду варит…

- Квартира полностью принадлежит ему, - перебила ее Эля.

- Квартиру я унаследовала еще от своих родителей…

Эля поглядела на нее устало. Это тяжело – бабушкина абсолютная убежденность, что все в мире обстоит именно так, как она считает удобным и правильным.

- Ты унаследовала нашу предыдущую квартиру. А вот эту… - для наглядности Эля потыкала пальцем в стенку своей кухни, за которой и находилась квартира отца. Наивная бабушка все еще считала ее своей. – Мы получили взамен, когда наш старый дом та фирма откупила.

- Не надо пересказывать всем известные вещи! Даже если ему теперь принадлежит половина, пятьдесят процентов все равно мои, я на свою долю ему дарственную не делала.

- Дарственную делала фирма, - вздохнула Эля. – Помнишь, они тогда сказали, что им проще передать нам новую квартиры по дарственной и еще спросили: на чье имя оформлять? А ты сразу, не задумываясь выпалила: на сына!

- Ну и что? – все с тем же безмятежным детским спокойствием переспросила бабушка, наливая себе кофе, - Если дарственная на него – я больше и прав никаких не имею? – и она усмехнулась, поглядывая на Элю с ироническим превосходством.

- Боже мой! - Эле захотелось запустить в бабушку кофеваркой, лишь бы как-то развеять ее непробиваемую самоуверенность, - Ничего ты не имеешь! Это дарственная, понимаешь! Дар-ствен-на-я! Все, что он получил по дарственной, принадлежит только ему! И плевать на то, что предыдущая квартира была твоя! А эта – его! Раз ты согласилась тогда оформить по дарственной. Бегала тут и твердила, как это замечательно: когда ты помрешь, мальчику не придется возиться с оформлением документов. А мальчик не собирается ждать, пока ты помрешь! – Эля чувствовала, что остановиться она уже не может, ее охватило злобное, мстительное чувство. Пусть эта дура старая наконец осознает, что представляет собой ее драгоценный сыночек, которому она сама всю жизнь под ноги стелилась и всех подкладывала: и деда, и маму, и Элю, и Элину семейную жизнь, и даже Яську, – Мама умерла, ухаживать за ней больше не нужно. Готовить ему новая жена может, так что ты свободна, ясно? На свою долю квартиры можешь не рассчитывать, жить с ним он тебе разрешает, только он тебя «обуздает»…

- Что он сделает? – странным голосом сказала бабка.

Эля быстро глянула ей в лицо. Она никогда не видела избитых собак, но была уверена: именно такая покорная боль стоит в их глазах, когда они жмутся к земле, испуганно косясь на хозяйскую палку. Злоба схлынула, сменяясь невыносимым стыдом – господи, ну зачем же она… Надо было что-то придумать…

- Обуздает… - пробормотала она, отводя глаза. – К этому с самого начала шло. – глуша стыд, она снова позволила злости овладеть собой, - На что ты рассчитывала?

- Я рассчитывала, что вырастила человека! – захлебываясь слезами, прокричала бабушка.

- Чтоб вырастить человека, надо растить его как человека, а ты поклоняться ему, как боженьке, и всех заставляла!

Эля осеклась. В общем коридоре гулко хлопнула дверь и послышался уверенный, хозяйский топот двух пар ног. Хрипловатый голос немолодой женщины весело сказал что-то неразборчивое. Отец ответил….

Глава 4

Reasonable job[1]

Оскальзываясь на слежавшемся снеговом насте, Эля скатилась к проспекту и действительно успела отчаянным усилием ввинтиться в набитый троллейбус. Даже удалось забиться в уголок возле двери, где Элю почти не толкали. Троллейбус тронулся, плавно покачиваясь. Если проскочит раньше утренней пробки, Эля еще до занятий закончит и распечатает шефов регламент. Тогда шеф отпустит ее пораньше, она заберет Яся из садика и успеет перекусить до занятий с учениками. А, черт, она же еще с бухгалтером договорилась пересечься… Тем более надо торопиться. Эля снова нетерпеливо покосилась на часы.

- Куда вы лезете, дайте выйти! – послышался визгливый женский голос.

Эля тут же успокоилась – значит, точно успевает. Поперек людского потока в троллейбуса тяжело заскакивал Старый Пони. Как всегда, минута в минут, и как всегда, ничего не видя вокруг себя, профессор Понин утвердился на ступеньке у раздвижных дверей.

Троллейбус подкатил к следующей остановке. Старый Пони вытянул складчатую ящериную шею, высунул голову из дверей троллейбуса и придирчиво оглядел остановку. Отрицательно помотал желто-прозрачными, нетопыриными ушами – не подходит! – и по черепашьи втянул голову обратно.

- Во придурок! – охнул кто-то.

Растолкав толпу, за спиной у старика нарисовалась юная девица со смутно знакомым личиком.

- Извините, профессор. До университета еще три остановки. Я скажу, когда выходить!

Эля усмехнулась с равнодушным сочувствием – наивное доброе дитя, первый курс, наверное.

- Профессор, вы слышите? – настырная барышня потеребила неподвижного Понина за плечо.

Голова на тощей шее развернулась и шуршащий, будто на заезженной пластинке голос прошелестел:

- Контрольные – лаборанту, отработки – к ассистенту, пересдачи – с разрешения декана, опоздавших в аудиторию не допускаю, - Пронин так же замедленно развернулся обратно и снова высунулся в дверь – обзирать следующую остановку.

Троллейбус подкатил к высокому стеклянному зданию университета. Эля подождала за спиной у Понина, пока тот опознает остановку и тяжело сползет со ступеньки, обогнула профессора по широкой дуге – не дай бог, привяжется с разговорами, тогда она точно ничего не успеет. Нырнула в стеклянную дверь. Привычно порадовавшись, что работает на пятом, а не на двенадцатом этаже, затопала наверх мимо как всегда выключенных лифтов.

- Элина Александровна!

Эля внутренне вздохнула. Встреча с деканом в начале рабочего дня – не к добру. Впрочем, в середине и в конце – тоже.

- Как праздники провели? – улыбаясь сладковатой, как запах подгнившей мертвечины, улыбкой, поинтересовался декан.

- Исключительно, - пробормотала Эля, вспоминая затяжной новогодний кошмар. Даже если все минется, и пройдет время – она никогда больше не сможет любить Новый год.

- Рад за вас. Научно-исследовательская часть спрашивает акт внедрения по вашей лаборатории…

- Я им еще в прошлом году… и даже в прошлом веке отдала!

Он на мгновение задумался, оправляя лацканы мышастого костюмчика. Потом до него наконец дошло, что прошлый век был всего неделю назад, и он пару раз сухо хихикнул, словно кашлянул:

- Кха-кха. Смешно. Сходите к ним и разберитесь. Ректор определенно собирается принимать жесткие меры к тем, кто опаздывает с документацией.

Ученым можешь ты не быть, но вот отчет подать обязан. Если НИЧ акты с концами посеяло – мамочки, внедрение КБ ракетного завода делало! Это опять за подписями туда телепаться! Ненавижу!

- В субботу нужны ассистенты на предварительные тестирования. Элина Александровна, вы ведь еще ни разу не участвовали?

- Олег Игоревич, у меня ребенок, - быстро парировала Элина.

- У всех дети. – отрезал декан, походя кивая пробегающему мимо озабоченному молодому преподавателю.

Эля кивнула тоже и сдерживая злость – последнее время ей только и приходится, что сдерживать негативные эмоции, скоро в буддистские монахини податься сможет! – ответила:

- Не у всех детям по пять лет. Ясь не может быть один, а садики в субботу не работают.

- У вас бабушка есть!

- Моя мама полтора года как умерла, - сухо отрезала Эля. – Так что бабушки нет.

Есть, правда, Элина собственная бабушка, Яське приходящаяся прабабушкой, но еще есть две группы слушателей на коммерческих курсах – как раз по субботам. Но вот о них декану знать нельзя ни в коем случае.

- Элина Александровна, университет не только научное, но и воспитательное учреждения, и тот факт, что ваша лаборатория работает сразу по трем зарубежным исследовательским грантам, не позволяют ей уклоняться от контактов с абитурой. Последнее время вы совсем исключили себе из общеуниверситетской жизни. Это крайне нездоровая тенденция.

- Мне так и передать Валерию Васильевичу? – невинно поинтересовалась Эля.

Декан поглядел на нее долгим взглядом и после продолжительно молчания выдал:

- Я с ним сам на эту тему поговорю. – и неся себя с чиновничьей солидностью, двинулся вглубь коридора.

Глава 5

- Ага! – разминая в крепких пальцах с коротко стриженными ногтями сигарету, приземистая, похожая на небольшой комодик женщина иронически разглядывала Элю из-под густых «брежневских» бровей, - Разумно. Тебя, некурящую, тут в последнюю очередь станут искать.

- Сигарету дадите, Светлана Петровна? – Эля оторвала взгляд от тоскливо-голых деревьев под окном.

Две длинноногие студентки, за спиной у Эли азартно обсуждавшие, что «зараза Савчук был, по три раза пересдавать заставлял, а жалко – человек все-таки, хоть и профессор», засуетились, смущенно вдавили окурки в полную вонючих бычков консервную банку на гармошке батареи. Занавесившись от Светланы Петровны длинными волосами и даже сутуля плечи, чтоб казаться пониже, выскользнули прочь с приспособленной под курилку площадки боковой лестницы.

Эля проводила их задумчивым взглядом. Со своей гитарообразной фигурой – много груди, много бедер, а посредине талия – Эля чувствовала себя ущербной рядом с этими высоченными, длинноногими, как одна худющими девушками-шнурками. Сплошной голливудский стандарт. Откуда они только берутся, да еще в таких количествах – практически ни одной низкорослой толстушки ни на одном потоке не сыщешь. Худобу можно диетой объяснить, а тотальную ногастость? Не иначе как их мамаши всю беременность американские фильмы смотрели. Очень даже может быть, двадцать лет назад те еще экзотикой считались, народ на них поведенный был.

- Ревела? – деловито осведомилась Светлана Петровна, подсовывая Эле пачку и зажигалку.

Эля промолчала. Говорить «нет» при распухшей красной морде – глупо, нарываться на сочувствие – неудобно. Дело надо делать, а не слезами обливаться. Знать бы еще, какое конкретно дело? Эля затянулась и погоняла сигаретный дым от щеки к щеке.

- Тебе прикурить давать – только продукт переводить, - недовольно поморщилась профессорша и запузырила в промерзшее оконное стекло лихую струю синего дыма, - Как дома-то дела? – светски поинтересовалась она, - Молодожены еще не передрались?

Эля покачала головой:

- Наоборот, проявляют редкостное единодушие.

Светлана Петровна покрутила стриженной седоватой головой:

- Упустила я шанс, надо было мне к твоему папаше вовремя заневеститься! – она подпихнула Элю локтем, - А что, он же не на студенточке какой длинноногой женился, а для геронтофила и я сгожусь. Возраст у нас с его новой супружницей, считай, одинаковый, фигуры… - критически оттопырив губу, она опустила глаза вниз, - …дачный сортир типового проекта, зато у меня морда хоть не репанная. Бабка плачет, небось?

Эля молча кивнула.

- Э-хе-хе, чего творится. А теперь еще и Валера. Убили, надо же! - она на секунду смолкла и недоуменно покачала головой, словно не могла понять, как же это Валера, с которым она всего пару дней назад на деканате поцапалась, сегодня вдруг убит. По-солдатски держа тремя пальцами, она дотянула окурок, и зажгла новую сигарету, - И главное – кто б мог? Бред какой-то, он же не миллионер, не политик, кому на фиг надо Валеру убивать?

- А что говорят?

- Чушь несут. Олежка, декан наш разлюбезный, категорически утверждает, что это к нам приблудный маньяк забежал. Меня идея не особо устраивает. – фыркнула старая профессорша, - Мало ли в какую сторону тот маньяк маньячит, вдруг он исключительно профессоров отстреливает? Из здания никого не выпускают, даже студентов, по факультету мальчиши-ментыши носятся.

- Что делают? – равнодушно поинтересовалась Эля, разглядывая тлеющий кончик своей сигареты. А выпить все-таки было бы лучше.

- В основном, студенток окучивают. На предмет совместного проведения горизонтальной прямой. Парочка главных разговоры разговаривают. Старый Пони им уже сообщил, что Валера был агент американского империализма и продавал оборонные секреты родины. А ты у него главная радистка Кэт.

Эля снова пожала плечами – ну сказал и сказал, если обо всем, что Старый Пони ляпнет еще и переживать… Но Светлана Петровна, по лошадиному скосив на нее темный глаз, многозначительно хмыкнула и сообщила:

- Олежка начал ментам про Валеркины заграничные гранты разъяснять и в географии запутался, сказал, ты лучше знаешь.

- Географию?

- Вроде того. Докторант ваш, Грушин, который много об себе понимает, перед ментами чуть ли не шефовым преемником себя объявил. А они ему: «давай, объясняй, чем вы тут занимались».

- Что он может объяснить – теоретическую часть? – вяло удивилась Эля. – Он же у нас большой ученый, документацией в жизни не интересовался.

- Он в компьютеры полез, думал, разберется, - профессорша захихикала, - А там пароли стоят. Он Макарова кооптировал, ломать, у того тоже ни фига не вышло.

- Ну да, эта ж парочка думает, что они с компьютером на «ты» и одной левой.

- Ногой… Как их тот мент на месте не пришиб, я до сих пор удивляюсь. Теперь Грушин с Макаровым дружно клянутся, что окромя Валеры-покойника, только ты полностью в курсе.

- Вот такая я всезнающая и незаменимая.

- Сечешь на лету! – с непонятным удовлетворением в голосе протянула профессорша, - Еще в студентках сообразительная была! Что Валеру убили, оно, конечно, прости Господи, дело жуткое. Но проходящее. А карьерный рост вечен. Ты, дорогуша, свои растрепанные чувства подбери, сопли на кулак намотай и вперед! Валеры больше нет, продвигать тебя некому, а при твоих ученых степенях в младших научных засиживаться неприлично. – Светлана Петровна кинула скуренную до фильтра сигарету в банку, одобрительно похлопала Элю по плечу, и гренадерски распрямив плечи, выдвинула себя из курилки, явно довольная и тем, что сама сказала и тем, что ей Эля ответила.

Глава 6

Лавируя между заполонившими коридор донельзя возбужденными студентками – и ведь каждой она всего лишь по плечо, каждой! – Эля протолкалась к распахнутым дверям деканата. В этой обычно запретной для курения зоне сейчас клубами плавал сизый дым. Изнутри дыма в коридор тянуло таким мощным нервным напряжением, что любой, оказавшийся возле дверей, начинал говорить громче, а движения приобретали испуганную торопливость. Порой из дымных глубин доносилось гневное порыкивание и визгливые оправдания в ответ. Слов не разобрать, но в одном Эля была убеждена – порыкивает там отнюдь не их декан.

Из недр дымовой завесы вынырнул довольно молодой, высокий и подтянутый мужик в джинсах и дорогой кожаной куртке. Симпатичный, во всяком случае слоняющиеся у дверей студентки подобрались, завлекательно встряхивая волосами и покачивая ножками в высоких каблукастых сапогах. Впрочем, барышни сразу увяли и принялись тихо рассасываться – за симпатичным в кожанке вывалился Элин завкафедрой. Сперва из дымовой завесы выдвинулся его большой округлый живот, потом, через какое-то время, следом подтянулся и весь остальной зав. Как обычно в безнадежно мятом костюме, и с глянцевой книжечкой сборника, изданного на выбитые шефом деньги, в руках. Завкафедрой зачем-то тыкал этот сборник «кожаному» и гулко, как шмель, гудел, явно стараясь не сорваться на гневный ор:

- Ну вот же, вот – напечатано, крупными буквами…

«Кожаный» от книжечки раздраженно отмахивался, яростно шипя:

- Вы слов не понимаете? Мы только что звонили в Киев, в отделение этого вот фонда! Средств на исследования они убитому не предоставляли, и не тычьте мне свою книжонку! Что за чертовщина у вас творится? Лаборатория убитого подчинена вашей кафедре – а вы не знаете, откуда деньги! Может, вы нам просто головы морочите и имеет место обыкновенный преступный сговор? Может, вы его всем коллективом угрохали?

- Это вы слов не понимаете! – почти задыхаясь от невозможности обрушить на голову «кожаного» обычные громы и молнии, завкафедрой оттянул пальцем и без того широкий ворот рубашки. Его полная шея покраснела, - Савчук, мать его за ногу… на приоритете своем помешался! Никому ничего не рассказывал и ничего из рук не выпускал! Особенно заграничные деньги, - в словах зава прорезалась застарелое, многолетнее, но от того не менее обжигающее бешенство.

- Вот здесь ваша статья, вот на ней ваша фамилия, - «кожаный» неожиданно выхватил у зава сборник, - А вы понятия не имеете, откуда этот сборник взялся?

- Савчук издал! За счет одного из своих исследовательских грантов! Там на обложке написано – при содействии «Нидерландского фонда точных наук»! – чуть не топая слоновьими ножищами, все-таки не выдержал и заорал завкафедрой, - А мой экземпляр мне Элина занесла! Элина, ясно?

- Да что вы все про эту Элину долдоните! Психдом какой-то! Я повторяю: голландский фонд денег на исследования вашему Савчуку не давал… – «кожаный» тоже орал, размахивая глянцевой брошюрой.

Эля быстро подошла к нему и перехватив за уголок мелькающую в воздухе книгу, потянула ее к себе. «Кожаный» рефлекторно воспротивился, с силой дернул сборник обратно, заставив Элю покачнуться. Бороться с ним было также невозможно, как пытаться перетянуть паровоз.

- Отдайте, пожалуйста, - вежливо попросила Эля, - Тираж был очень маленький, у нас все экземпляры наперечет.

«Кожаный» поглядел на нее в явном замешательстве, но книгу выпустил. Эля вернула ее завкафедрой, тот взял и принялся нервно отряхивать обложку широкой, как лопата, ладонью.

- На исследования они действительно не давали, - авторитетно пояснила Элина, - Они финансировали публикацию в рамках совместно проведенной конференции.

- Почему они мне об этом не сказали? Я ж звонил. - все еще агрессивно вопросил «кожаный», проводя рукой по светлым, коротко стриженным волосам. Обычно мужики с такими короткими стрижками и в таких куртках вызывали у Эли неприязнь с явным привкусом страха – проходя мимо них на улице, особенно по вечерам, она всегда крепко прижимала Яську к себе. А этот ничего, этому вроде шло. Даже какое-то ощущение надежности от него исходило – мол, со мной не пропадешь. Эля встряхнулась: нашла о чем думать!

- Потому что голландцы, точно как немцы, отвечают только на поставленный вопрос, - прерывая затянувшуюся паузу, ответила она, - Вы спросили: давали они Савчуку деньги на исследования? – и дождавшись подтверждающего кивка, закончила, - Они вам и ответили: не давали. А про публикации вы их не спрашивали, правда?

- Вот видите! А вы орете в учебном учреждении, – с оскорбленным видом, будто сам все это время сохранял полнейшее академическое спокойствие, пробормотал завкафедрой. Для верности еще поскреб обложку ногтем и спрятал сборник подмышку, - Элина Александровна наконец соизволила объявиться, пусть она вам все и расскажет. Она у нас единственная, кого Савчук в свои проекты обязательно протаскивал, - пробурчал зав, - Валерий Васильевич был с ней, можно сказать, в о-очень, о-очень близких отношениях! – старушечья едкость этих слов так странно не вязалась с монументальной внешностью и гулким басом Элиного завкафедрой, что «кожаный» поглядел на него с изумлением. – И с супругом ее бывшим тоже!

- Вот про супруга ты, Костик, напрасно сказал! – вынырнув из глубины коридора, Светлана Петровна походя ввинтилась в их группу, - Если б ты на первой части остановился, милицейский товарищ наверняка б решил, что Валерочка с Элей спал. А в секс втроем он, нет, не поверит. Или поверите, а, милицейский товарищ?

Глава 7

Во главе длинного деканского стола, обложившись бумагами, и словно дракон, окруженный клубами сизого дыма, восседал человек. Впрочем, на дракона он походил мало, скорее уж – на Элино кафедральное начальство. Эля поглядела на него с неодобрением: не умеешь носить костюмы, времени нет или просто облом наглаживать – ходи в куртках и джинсах, будешь выглядеть как человек, а не как пучок жеванной туалетной бумаги.

Украдкой, снизу вверх, Эля поглядела на своего спутника, и тут же торопливо отвела глаза. Плохи ваши дела, Элина Александровна, если вы на первого встречного джинсово-кожаного мента такой бурный «реагаж» даете. Вы, милая моя, еще заодно проверьте – этот «ковбоец» пистолет под брючный ремень спереди или сзади засовывает?

Эля попыталась высвободить руку. Но «кожаный» лишь крепче прижал ее локоть, и поддерживая то ли галантно, то ли настороженно, повел Элю вдоль длинного стола, усадив точно напротив «жеванного». С торжеством объявил:

- Вот наконец, та самая Элина Александровна, которая может нам все объяснить!

«Жеванный» отложил какую-то бумажку и поглядел на Элю из-под набрякших век:

- Я вас уже в розыск собирался объявлять, уважаемая. Начальник ваш убит, все говорят – вы единственный человек, который в его делах ориентируется, а вы исчезли.

- А вы меня искали? – холодно поинтересовалась Элина. Да что такое, кого не возьмешь – у всех к ней претензии! Этого в первый раз в жизни видит – и ему уже успела не угодить.

«Жеванный» ощутимо начал наливаться гневом, будто его клизмой накачивали.

- Вы сами должны были прийти к нам и объяснить – так, мол, и так! Помогать следствию – ваш гражданский долг!

- Ну и как вы себе это представляете? Вы приехали, вызвали к себе нашего декана, потом завкафедрой. Мне к вам врываться с криком: «я, я, я – спросите меня!»? Они мое начальство, мне с ними еще работать.

- Кто ж знал, что ваше начальство такое тупое?

Эля дернулась и невольно оглянулась на распахнутую дверь кабинета. Кажется ей, или дверь кабинета напротив, того самого, где декан собирал свое совещание, действительно приоткрыта?

- Это вы со своей милицейской точки зрения судите, - громко, с чопорным неодобрением объявила Эля, - Олег Игоревич, наш декан, и Константин Михайлович, завкафедрой наш, замечательные ученые. Просто мой шеф, профессор Савчук, человек замкнутый… Ну, был, конечно… - Эля почувствовала, как в носу у нее опять защипало. Как же жить-то теперь?

- Наша, как вы говорите, «милицейская точка зрения» сейчас единственная, которая имеет значение, вам ясно, Элина Александровна? – «жеванный» хлопнул измазанной чернилами ладонью по столу.

- Элина Александровна здесь, и готова нам помогать, верно, Элина Александровна? – мягко вмешался «кожаный».

- Спрашивайте, - сухо бросила Эля.

«Жеванный» переложил бумаги на столе:

- Если б мы еще знали, о чем вас спрашивать! Мы в этом вашем научном болоте ничего не понимаем! – неожиданно вполне человеческим тоном воскликнул он. Эля невольно посочувствовала – чтоб в их болоте ориентироваться, надо в нем годами булькать, всех жаб с гадюками наперечет знать. Где уж их следственной бригаде – за каких-то полдня.

- Вахтер сказал, убитый пришел на работу к семи часам. Он всегда в это время появлялся?

Эля покачала головой:

- Обычно нет. Шеф у нас против ранних подъемов и «засиживаний» допоздна. Говорит, что есть жаворонки, есть совы, а он – соня. То есть, он так говорил. Обычно первой прихожу я, к половине девятого, - пояснила она.

- Не знаете, почему сегодня он в такую рань явился?

Эля снова помотала головой.

- Какие-нибудь особенные дела, бизнес?

Она смотрела на него непонимающе и «жеванный» недовольно уточнил:

- Я хочу знать, убитый действительно продавал свои исследования заграницу?

- Все продают, у кого покупают, конечно. – равнодушно ответила Эля.

Выражения лиц у них стало странным. Элина слабо усмехнулась:

- Вы думаете, шеф с утра пораньше с резидентом ЦРУ встречался? - Эля вздохнула: чтоб они поняли, от революции 17-го года объяснять надо, - Видите ли, фундаментальная наука – дорогое удовольствие. Даже Эйнштейн разрабатывал свою теорию, что называется, на бумаге, но экспериментально ее все равно пришлось подтверждать сперва в лабораториях Макса Планка, потом вообще в Штатах, и это было недешево!

При знакомом имени Эйнштейна они слегка приободрились, но лаборатории Макса Планка тут же ввергли их в тоску.

- На нашу науку – всю, какая есть – выделяется 0,1% государственного бюджета. Как вы думаете, сколько до нашего конкретного факультета доходит? Университетских научных сотрудников всех перевели на полставки, потому что полную ставку платить нечем! А нам ведь еще оборудование нужно. И публиковать результаты: какой смысл их получать, если о них никто не знает! А в университетском издательстве деньги на бумагу появляются раз в три года. Эти результаты следует как-то использовать, а здесь их ни одна зараза внедрять не собирается. Короче, или на рынок идти, китайскими игрушками торговать, или обращаться в заграничные научные фонды за деньгами – это называется «получить грант на исследование». Все вполне законно.

Глава 8

Все трое вышли в приемную. Эля походя покосилась на кабинет напротив, где Олег Игоревич вроде бы вел совещание. Так и есть, створка приоткрыта. И стоило в приемной зазвучать их шагам, как голоса за дверью мгновенно смолкли и воцарилась настороженная, вслушивающаяся тишина. Эля с трудом подавила желание обернуться – ощущение множества буравящих спину взглядов было невыносимым. Там что, весь профессорско-преподавательский состав у щелки локтями пихается? Хорошо хоть студентов из коридора разогнали.

Они подошли к металлической двери лаборатории.

- Ну что вы замерли, Элина Александровна, открывайте, - раздраженно потребовал «жеванный».

Эля нерешительно взялась за дверную ручку – и тут же отступила назад.

- А… Валерий Васильевич… Он… Еще там? – трудно сглотнув, спросила она.

«Жеванный» одарил ее презрительным взглядом, явно считая ее страхи бабской истерикой:

- Увезли, - он оттеснил ее плечом, и надавил на нижнюю ручку.

Та, как всегда, звучно щелкнула – и не открылась. Жеванный с громким тарахтением потряс верхнюю, снова переключился на нижнюю.

Решительно выдохнув – в конце концов ей все равно придется войти сюда, так почему бы не сейчас? – Эля отстранила его и привычно взявшись за обе ручки сразу, одновременно задрала их вверх. Защелки бесшумно отодвинулись, без единого звука дверь распахнулась. Эля слегка расслабилась – у стола перед компьютером тела действительно не было. Исчез и разнесенный вдребезги монитор. Только клавиатура осталась на столе и Эля отчетливо видела испещрившие пластик клавиш мелкие пятнышки крови.

Господи боже! Да как такое вообще могло случиться в их обычном, тихом вузе, где самым страшным происшествием до сих пор считалась драка в общежитии на прошлые майские праздники?

Это получается, шеф, как всегда сидел у компьютера, расчеты сверял, или статью делал, а кто-то подошел к нему сзади…

Эля вздрогнула, поглядела на защелки входной двери и обхватила себя за плечи.

- Скажите, - ломким голосом спросила она, - А его… Как убили?

- Баллистическая экспертиза покажет, - сухо отрезал «жеванный».

- Нет, я… Я не про оружие… Он ведь… не обернулся? Ну, когда убийца вошел – шеф его не видел?

- Почему вы спрашиваете? – быстро переспросил «жеванный» и по его мгновенной настороженности она поняла, что не ошибается – шеф смотрел в монитор, ему выстрелили в затылок, кто-то, на кого шеф даже не оглянулся.

Эля несчастными глазами глядела на дверь. Это что же получается… Вот тебе и «приблудный маньяк»!

«Жеванный» поймал ее взгляд, протянул руку и подергал дверные ручки – те громко защелкали.

- Их надо одновременно вверх. – шмыгнула носом Эля.

Он нажал обе сразу, покачал дверь туда-сюда, то закрывая, то открывая и вглядываясь в почти беззвучное движение.

- Много народу знает, как эта дверь открывается? – глубокомысленно поинтересовался «жеванный».

Эля потрясла головой:

- Только свои. Ну, может, еще пара человек с других кафедр. Сюда редко посторонние заходят, Савчук этого не любит. Не любил. – она чувствовала, что сейчас опять разреветься, - Его убил кто-то факультетский? Леночка из деканата? Или Грушин, докторант наш? Вы ж его видели, из него убийца, как из меня – не знаю, танцовщица.

- Ну-у, - неожиданно пристально разглядывая ее, вдруг заявил «кожаный», - Восточные танцы у вас должны бы неплохо получаться.

- Вы это к чему? – Эля дико глянула на него.

- Здесь, на работе, у жертвы враги были? – полоснув легкомысленного сотоварища гневным взглядом, вмешался «жеванный».

- Да какие враги! – всплеснула руками Эля. Эти милиционеры вечно трупы всяких бизнесменов видят, и всех убивают «враги по работе»! – Савчук успешный ученый, с мировым именем! Конечно, у него есть враги – и здесь, и в Киеве, и в Москве, и даже в Торонто у него враги! Ну и что с того? Такие враги неудобную сетку часов поставить могут, или статью разгромную опубликовать – про антинаучность и бездоказательность. Даже до инфаркта довести! Но они не стреляют в затылок, вы понимаете?

- Вы нам статьями головы не морочьте! Вы сами говорили, у вашего Савчука были деньги.

- Это не деньги! – замотала головой Эля, - То есть, не такие деньги, как вы думаете! Их в кармане не унесешь. Нам их банк поэтапно выдает. Мы за каждый чих перед фондами отчитываемся: что на командировки уходит, что на литературу, а что на чернила для принтера. По-вашему, за это можно убить?

- Убить, дамочка, можно даже за бутылку водки, - с чувством собственного превосходства сообщил «жеванный».

- За бутылку водки – это я понимаю. И за миллионы – тоже понимаю. Но за деньги на Интернет и канцелярские расходы, которые надо каждый месяц в банке выписывать? – Эля развела руками, - И почему именно сейчас? Савчук и раньше гранты получал: вон, прошлой весной старый закончили, новый начали.

- Ничего странного в последнее время не замечалось? Исследования какие-то не совсем обычные вы вели? Или в поведении покойного что-то? – поинтересовался «кожаный».

Эля пристально, исподлобья поглядела на него. Разговорилась она. А «ковбоец»-то совсем не прост.

Глава 9

- Ну а синяк откуда?

- Мальчик сказал, что я никакой не каратист, - мрачно выдавил из себя Ясь и снова замолчал, упрямо наклонив голову, так что Эле видна была лишь натянувшаяся на затылке красная прорезиненная ткань капюшона.

Ранние зимние сумерки казались еще темнее от секущего лицо мелкого крупинчатого снега. Даже смотреть вокруг, на темный и одновременно белесый зимний город было невыносимо. Эля чувствовала себя бесконечно, до глубины организма промерзшей, ей казалось, что даже желудок и легкие внутри нее покрыты прозрачной наледью.

- И вы подрались? Он тебя ударил? – притягивая Яську к себе в невольном желании согреть его, спросила Эля.

Яська мягко ткнулся в нее раздутым, словно мяч, рукавом зимней куртки.

- Мы не дрались.

- Если вы не дрались, откуда синяк? – с монотонной настойчивостью спросила Эля.

Ясь тоже вздохнул – видно, понял, что просто так мама от него не отвяжется.

- Он сказал, он меня легко поваляет!

- Повалит, - автоматически поправила Эля, - А ты что ему сказал?

- Я с ним вообще не разговаривал! – Ясь вскинул на Элю возмущенные глаза – один обычный, второй окруженный роскошным сине-зеленым синяком, - Я его зацепил, вот так… - и чуть не растянувшись на снежной наледи, изобразил, как он пяткой цепляет противника за щиколотку, - …и сам его повалял!

- Повалил. А потом вы подрались…

- Мама, ну как ты не понимаешь! – Ясь поглядел на Элю с искренним возмущением, - Если бы мы подрались, нас бы ругали! Я от него сразу уходить начал!

- А он встал и тебя стукнул…

- Если б он встал, я б его сам стукнул! – в голосе Яськи зазвенели обиженные слезы, - А он сидел, ноги растопырил! – возмущения в голосе стало еще больше, - Я об его ногу споткнулся! И глазом в стенку врезался! – шмыгнул носом Яська, - Бо-ольно!

- Скажи, пожалуйста, - после долгого молчания поинтересовалась Эля, - А мальчик, которого ты… повалил, у него синяки есть?

- Ничего у него нет! – в голосе Яся прорезалась гордость, похоже, он только что взглянул на ситуацию с другой стороны.

- Все мне с вами ясно, - сказала Эля, нажимая кнопки кодового замка и пропуская Яся в подъезд, - Может, в следующий раз ты попробуешь все-таки с ним поговорить? Целее будешь.

Они полезли по ступенькам на свой четвертый этаж. Эля отперла тяжелую железную дверь, пропуская Яся в общий коридор квартиры, и быстро подпихнула его к их комнате. Она уже давно ловила себя на том, что в общем коридоре чувствует себя, как на простреливаемом поле – в постоянном ожидании опасности. Ощущение хотя бы относительного покоя приходило, только когда она закрывалась в комнате. Даже в собственную кухню и туалет она теперь отправлялась неохотно, и все время настороженно прислушивалась – не дай бог, откроется дверь отцовской квартиры.

Гулко топоча, Яська заскочил в темную комнату. Эля остановилась у порога, нашаривая выключатель и как всегда, невольно поражаясь величине этой комнаты. Такие бывают только в очень старых домах – просто необъятная зала, хоть балы устраивай. Эля щелкнула выключателем. Люстра вспыхнула под высоченным потолком, отражаясь в старинном дубовом паркете.

- Ой… Ну ты меня напугала! Ты чего тут сидишь в темноте?

Бабушка подняла лицо от крепко стиснутых ладоней и тусклым, каким-то совершенно мертвым голосом произнесла:

- Он сказал, что я украла драгоценности его жены.

- Чего? Кто… Какие еще драгоценности? – недоуменно переспросила Эля. Неуемное воображение в одно мгновение нарисовало ей как новая отцовская супруга – на деревянной ноге и с черной повязкой на глазу – на пару с Джонни Деппом в роли пирата Джека Воробья запихивает кованный сундук с золотом-бриллиантами под диван в гостиной.

Образ мелькнул и исчез. Эля потрясла головой. Что за бредятина, даже если новая жена и привезла с собой какие-то там драгоценности, бабушка бы к ним прикоснулась? Они что там, на той половине, в буйное сумасшествие впали?

- Какие еще… - повторила Эля, - Стоп! – она вскинула руку, - Ясь, быстренько переодевайся и иди на кухню. Нет, - тут же перебила она себя. Оставлять Яся на кухне самого, без ее охраны, считай, один на один с дверью отцовской квартиры, казалось совершенно немыслимым. – Ты переодевайся… - она быстро вытащила из шкафа Яськины домашние вещи, - а мы с бабушкой пойдем на кухню. Обед я тебе сюда принесу.

- Я с вами, - немедленно уперся Ясь.

Эля значительно поглядела на него:

- Ясь, я всегда могла на тебя положиться в трудной ситуации. Вот сейчас именно такая. Не спорь со мной, пожалуйста, просто сделай как я прошу. Можешь себе телевизор включить. Пошли, - скомандовала она бабушке.

Бабушка медленно, точно сомнамбула, поднялась с дивана, Эля увидела, как ее качнуло. Круто развернувшись, Эля пошла вон из комнаты, приостановилась у порога – хоть сапоги надо снять – и наскоро сунув ноги в тапки, почти пробежала общий коридор. Заскочив в кухню, судорожно перевела дух, яростно загремела кастрюлями.

- Какие еще у его жены драгоценности? Какое ты к ним имеешь отношение?

Она услышала как за ее спиной отодвинулся стул, проскрипев ножками по щелястому старому полу кухни:

Глава 10

- Послушайся меня, давай ты переберешься насовсем во вторую комнату. Какая тебе разница, ты все равно целый день здесь толчешься.

- Если я тебе мешаю…

- Бабушка, не надо говорить мне то, что ты хотела бы сказать своему сыну. Я этого не заслужила!

- Я могу с тобой вообще не разговаривать!

Безнадежна! Если бы отец не вел себя столь по-свински, она бы даже ему посочувствовала – уж ей-то хорошо известно, какой нелегкий характер у ее бабушки. Впрочем, в чем-чем, а в сочувствии отец совершенно не нуждался.

- Она меня недооценивает, - бабушка прищурилась, словно вглядываясь в перекрестья прицела. - Я не собираюсь ей жизнь облегчать. Все, спокойной ночи, завтра увидимся. – она широко распахнула дверь отцовской квартиры. Мелькнул длинный ряд книжных шкафов вдоль стены коридора, Эля успела увидеть приземистую полную фигуру новой отцовской жены, и створка захлопнулась.

Эля невольно облегченно перевела дух – наконец-то тишина, ни учеников, ни бабушки! – и тут же устыдилась своей радости. Как бабушка не бодрится, но ведь это ужас: даже в туалет ходить сквозь плотную мембрану висящей в воздухе ненависти. Неужели отцу и его жене это доставляет удовольствие?

В комнате умаявшийся Яська спал, подмостив под бок любимого медведя. Вслушиваясь в его ровное дыхание, Эля присела на корточки у дивана, положила голову на подушку рядом с Яськой. Господи, он такой маленький, он такой славный! Почему он должен расти в этом омерзительном киселе ненависти?

Все-таки у нее две комнаты в тихом центре, громадная кухня, какая бывает только в новых элитных домах да старых коммуналках. Но ведь все равно проходную квартиру не купят за полную цену… И тогда им с Яськой и бабушкой придется довольствоваться однокомнатной где-нибудь в отдаленном районе. Втроем в одной комнате? Тоже не жизнь. Яська будет расти, бабушка, наоборот, стареть, а с ней и сейчас нелегко.

Взять кредит? А отдавать из чего – из полставки младшего научного сотрудника? Говорят, правительство от щедрот собирается прибавить, а это уж совсем беда. Зарплаты-то поднимут, а суммы, выделяемые на науку, не увеличатся ни на копейку. Значит, университет опять сократит ставки. Работать будем на треть, а то и вообще – на одну восьмую ставки. Репетиторство… Конечно, у Эли опыт и репутация, но частные ученики – дело ненадежное. Сегодня они есть, завтра нет, не будешь же бегать по улицам и ловить прохожих: «По физике-математике подготовиться не желаете?».

Эля прекрасно сознавала, что единственным стабильным и изобильным источником дохода для нее всегда были савчуковские гранты. А еще она отлично знала: для большинства «факультетских» ее участие во всех проектах Савчука и немаленькие по меркам отечественной науки деньги, которые она получала, были как кость в горле. И вот теперь они попытаются эту самую косточку разгрызть. Декан с завкафедрой, конечно, станут делить самый большой куш – научное руководство по темам. Но перераспределить более мелкие суммы, например, ее, Элину, долю, тоже желающие найдутся. Она может лишиться всего. Савчука нет, заступиться некому, а кто бы ни выиграл битву за должность руководителя – у любого обязательно найдутся свои люди, которых они захотят «подкормить» за Элин счет.

Эля безнадежным взглядом уставилась на темную улицу в подернутое морозом окно. Единственный фонарь освещал громадный рекламный плакат: маленький, беззащитный пельмень, окруженный со всех сторон хищно тянущимися к нему острозубыми вилками. Реклама пробуждала лучшие чувства. Пельмешек хотелось заслонить собой от опасности, а потом утешающе гладить и прижимать к груди, чувствуя как пережитый ужас заставляет вздрагивать его крохотное пельменное тельце. Есть бедолагу не хотелось категорически. Похоже, создатели рекламы рассчитывали, что растроганные домохозяйки кинутся скупать бедные пельмени, чтобы спрятать от страшной участи в неприступных бастионах холодильников.

Вот и Эля как этот пельмень, только ее никто не спрячет. Все жаждут «поделиться» ее зарплатой, и никто даже не задумывается, что ведь Савчук дураком не был. Не стал бы платить ей исключительно за красивые глаза, тем более что глаза у нее ничем не примечательные, близорукие. Савчук отлично понимал, что дешевле держать такую вот безотказную Элю, одну за все, готовую самостоятельные эксперименты вести, переводы делать, с иностранцами общаться, сметы печатать, и еще бегать, куда пошлют, чем оплачивать отдельно научного сотрудника, переводчика, лаборанта и еще бог знает кого. Ну поделят ее зарплаты между разными людьми, а пахать, вот как она, кто будет? Или они рассчитывают, что она станет работать, как работала, только за гораздо меньшие деньги?

Эля заходила по комнате. Она не дама при состоятельном муже, развлекающая себя игрой в науку, ей зарабатывать нужно. Думай, Эля, думай!

Во-первых, надо перестать бояться. Если она ничего не предпримет, новый руководитель лишит ее выгодной работы – значит, что бы она ни сделала, хуже все равно не будет. Во-вторых, ни в коем случае не поддерживать ни одного из претендентов. Полный нейтралитет, дескать, ей все равно, кто бы ни стал руководителем, абы наука не пострадала. Если придется давать информацию о грантах – только в самых общих чертах и только всем сразу, никому не оказывая предпочтения. А лучше сидеть на всех данных, как сторожевая собака. Журнал экспериментов запрятать подальше, и как только менты освободят лабораторию, сменить компьютерные пароли, пусть хоть головами об мониторы бьются. Дать понять, что сведения о савчуковских грантах – не оружие в борьбе, а приз, который она, Эля, вручит победителю. Главное, не сдаваться, когда на нее станут давить. Не знаю, забыла, потеряла, но может быть и найду – попозже, когда вы между собой разберетесь. А если они попытаются отстранить ее хоть от одного гранта – все, раз она больше здесь не работает, разбирайтесь сами. Разберутся в конце концов, но сколько у них уйдет на это времени? А срок гранта ограничен, а заказчик ждать не будет…

Глава 11

Reasonable job

- Кто хоронит сегодня, проходят без очереди! Мертвые не ждут! – дама в черном, слишком узком для ее полной фигуры костюме еще раз подтверждающе кивнула высоко взбитой прической и скрылась за дверью с надписью «Регистрация актов гражданского состояния».

Эля облегченно вздохнула – длиннющая очередь, скопившаяся перед обшарпанной казенной дверью, чуть не довела ее до истерики. Гражданское состояние Савчука было – «пять дней как мертв». Но пока это не засвидетельствовано специальной бумажкой, покойный шеф вроде бы даже продолжал жить – призрачной формально-юридической жизнью. Во всяком случае, на кладбище без свидетельства о смерти и разговаривать не желали.

- Давайте так, - стараясь не глядеть в перекошенную неудовольствием физиономию Грушина, сказала Эля, - Я останусь получать свидетельство, а вы поезжайте в милицейский морг за телом.

- Что вы мной распоряжаетесь, Элина Александровна? – брюзгливо оттопырив губу, процедил Грушин, - Чувствую себя мальчиком на побегушках!

Эля резко выдохнула сквозь плотно стиснутые зубы, издав что-то вроде короткого подвывания, так что стоящий впереди дедок испуганно оглянулся.

Невыносимо! Мало того, что всю организацию похорон декан со спокойной непринужденностью свалил на нее, словно она вообще существовала на факультете исключительно для подобных мероприятий. Так еще и так называемых помощников непрерывно приходится уговаривать и улещивать, чтобы они хоть что-то сделали!

- Я не распоряжаюсь вами, Андрей Анатольевич, - изо всех сил стараясь сдерживаться, процедила она, - Но похороны без покойника бывают только в рассказах Жванецкого. Нас здесь всего двое, один должен получить свидетельство, а второй забрать тело из морга.

- Вы не могли студентов взять, вместо того, чтобы отрывать научных сотрудников от работы?

- Андрей Анатольевич, к вашему сведению, я тоже научный сотрудник и у меня тоже график экспериментов сбился! – устало ответила Эля. - Декан решил, что похороны факультет берет на себя, а у студентов зимние каникулы, никого не найдешь.

- Надо было знать заранее, - упрямо набычившись, возразил Грушин.

- Заранее что-то знать мог только убийца Савчука, но вряд ли он станет заниматься похоронами, - в сердцах бросила Эля.

- В морг не поеду, даже не рассчитывайте.

- Я на вас вообще никогда не рассчитываю, Андрей Анатольевич, - Эля пожала плечами. Она вытащила из сумочки пачку документов и протянула ему, - Я сама поеду за телом, а вы хотя бы получите свидетельство, - и не сдержавшись, добавила, - Раз у вас такая сильная гробобоязнь.

Не слушая недовольного ворчания Грушину, она выскочила на улицу и замахала рукой перед приближающейся маршруткой. Ладно, в конце концов, Петя Макаров закажет катафалк и вместе с ним приедет в морг. Он парень крепкий, как-нибудь уж вдвоем гроб загрузят.

Истошно затрезвонил Элин мобильник.

- Элечка, солнышко, - ласково зажурчал в трубке голос Макарова, - Я все оплатил, катафалк уже выехал. А я отлучусь ненадолго, мне в библиотеку заскочить надо, книжки из Москвы пришли.

- Какие книжки, ты с ума сошел! – вскрикнула Эля, захлебнулась холодным воздухом, закашлялась, - Я же сама гроб не подниму!

- Шофера попросишь помочь! – небрежно бросил Макаров, - Элечка, ну ты же научный сотрудник, сама понимаешь, когда приходят книги по междугороднему абонементу, их надо сразу забирать. Ты не волнуйся, я к похоронам подъеду обязательно, можешь на меня рассчитывать, я весь в твоем распоряжении.

Мобильник разразился короткими гудками. Эля попыталась перезвонить, но абонент тут же оказался недоступен – предусмотрительный Макаров отключил трубку.

Замечательно! Один говорит – «не рассчитывай», второй – «рассчитывай», а в результате она осталась одна. Вот возьмет и тоже уедет, ей что, этот гроб больше всех нужен?

За окном маршрутки мелькнуло здание морга и маленькая, скорчившаяся от холода и горя фигурка рядом с припорошенным снегом фургоном катафалка.

Торопливо выскочив из маршрутки, Эля побежала ко входу.

- Элечка, наконец-то ты пришла! – худенькая хрупкая женщина, сейчас похожая на печальную обезьянку, отчаянно ухватилась за Элину руку, словно боялась, что порыв злого зимнего ветра унесет ее прочь, - Валера уже там…

Эля поглядела сквозь стекло дверей, в какой-то мгновенно вспыхнувшей безумной уверенности, что сейчас она увидит Савчука, покуривающего в тепле холла! Но за подернутым морозом стеклом остро взблеснули стальные прутья каталки, над которой угловатым сугробом вздымался покрытый простыней гроб.

- И катафалк приехал, - продолжала жена Савчука, - Давайте заберем Валеру отсюда скорее!

Эля заглянула в холл. Сотрудница морга, как две капли воды похожая на регистраторшу, выдававшую свидетельства о смерти, разве что вместо черного костюма на выпирающем животике растопырился белый халат, торопливо встрепенулась и покатила свой страшный груз к выходу.

- Крышечку мы закрыли, - интимно наклонившись к Эле, сообщила она, - Оно бы попрощаться, конечно, только незачем родне видеть, что у него от лица-то осталось – а ничего-то и не осталось, вот и видеть нечего! Вы не волнуйтесь, я все сделала как договаривались, обмыла, ручки-ножки сложила – лялечка, а не покойничек!

Глава 12

Эля выбралась на площадку и потерянно поглядела вниз, в худую спину уставившейся в окно савчуковской жены. Ну и что ей сказать? «Вы не расстраивайтесь, но у вас не только мужа убили, а еще и квартиру разгромили, зато вам теперь столько убирать придется, что горевать времени не будет!». Эля почувствовала, что сейчас разревется.

Жена Савчука отвернулась от окна и бледно улыбнулась замершей у перил Эле:

- Ты говорила, случайный человек, а он, вон, приехал… - она кивнула на окно.

Эля сбежала вниз по ступенькам и прильнула к окну, напряженно вглядываясь сквозь покрытое морозными узорами стекло.

Во двор въезжала знакомая щегольская машина. Белые крупинки снега ярко и празднично смотрелись на васильково-синем капоте.

- Так, - растерянно произнесла Эля и потерла ладонью лоб, - Ну и как это прикажете понимать?

Дверца машины распахнулась, и длинноногий американец выбрался наружу. Будто старому приятелю кивнул шоферу катафалка и запрокинув голову, принялся изучающе разглядывать окна дома. Его лицо, до смуглоты загоревшее под далеким южным солнцем, ярким пятно выделялось на холодной снежной белизне двора. Неизвестно, как американец смог что-то рассмотреть сквозь подернутое морозом стекло, но приезжий вдруг заулыбался национальной улыбкой и приветственно замахал рукой.

Эля отпрянула от окна и сдавленно выругалась сквозь зубы так, как никогда еще не ругалась со времен студенческой практики на заводе. Испуганная профессорша резко отпрянула.

- Я сейчас… - сломя голову Эля бросилась вниз по лестнице. Распахнула дверь подъезда и остановилась, щурясь от метущей в лицо ледяной крошки.

Американец шел ей навстречу, улыбаясь, словно ближайшей родственнице после долгой разлуки:

- Здравствуйте! - по-английски вскричал он, и приветствие его было полно неподдельным энтузиазмом, - Простите, я не сразу сообразил, что именно вы мне и нужны. Вы ведь мисс Элина, ассистентка профессора Савчука, верно? Я представляю американский исследовательский фонд и приехал по поводу смерти вашего шефа. Я совсем еще не ориентируюсь в вашем городе, не сразу отыскал дом покойного…

Зато сразу отыскал морг! Найти который втрое сложнее, чем савчуковский дом!

Не слушая сбивчивых объяснений, Эля в ярости уставилась на американца. Что происходит вокруг нее? Что происходит с этим чертовым американским грантом?

- Дорогой сэр, ваш фонд ведет всего один проект? – перебила американца она.

Тот осекся, поглядел на нее ошарашено:

- О! Почему вы так решили, мисс Элина? - в его голосе прозвучали обиженные нотки, - Мы большая, многоплановая организация, отделения в 14 странах, мы финансируем несколько тысяч благотворительных и несколько сотен исследовательских проектов по всему миру…

- И если умирает исполнитель одного из этих тысяч-сотен, вы каждый раз посылаете своего представителя? Какой у вас любезный фонд! - едко процедила Элина.

Кажется, американец слегка смутился:

- Нет, конечно. Но профессор Савчук был столь значительной величиной в современной науке, а возглавляемый им проект имеет такое огромное значение…

Это вот та расплывчатая, неопределенная ерунда, что Савчук понаписывал в проекте, имеет огромное значение? У них в фонде все безграмотные или просто ее за идиотку держат? Или огромное значение имеет нечто совсем другое? Что такого знают американцы – чего не знает сама Эля?

- Меня направили выяснить все обстоятельства, связанные со смертью профессора, и дальнейшие перспективы исследования, разумеется, - американец наконец выдохся и замолчал, глядя на Элю, как большой добродушный пес.

Почему-то именно этот доброжелательный взгляд вызвал у нее непреодолимое желание врезать нежданному визитеру промеж глаз. Говорят, желания подавлять вредно. Но выполнять – еще вредней, можно в ответ огрести. Вместо крепкого тычка Элин собеседник получил сладкую улыбочку:

- А, так мы, наверное, знакомы? Это с вами я переписывалась и по телефону разговаривала? Вы профессор Мак-Наген, консультант фонда? Или наш куратор, доктор Зейлдиц?

Американец опешил. Перепутать его уверенный молодой голос с ехидным козлетоном старого Пита Мак-Нагена мог только человек с серьезными проблемами слуха. Ну а принять его за Мари-Энн Зейлдиц было еще сложнее. Эля продолжала невозмутимо улыбаться.

- Нет-нет, профессор – человек пожилой и нездоровый, такие путешествия ему не под силу, а у доктора Зейлдиц двое детей… Начальство сочло необходимым послать меня. – торопливо забормотал американец, - Меня зовут Бенджамен Цви. – и он пожал протянутую руку.

Угу! Месяц назад сманивать Савчука на сафари в Африку у старого хрена Мак-Нагена здоровья хватило, а сейчас, значит, стремительно занедужил? А детишкам Мари-Энн, помнится, двадцать и двадцать четыре года – вполне могут недельку и без мамочки перетоптаться. И тем не менее неведомое начальство отправило сюда не Мак-Нагена или Зейлдиц, отлично знакомых с самим Савчуком и его работой, а вот этого, никому не известного, молодого и крепкого, профессионально обращающегося с гробами.

- Безусловно, я могу не знать всех подробностей вашей деятельности, но ведь вы не откажетесь поделится информацией? – продолжал разливаться американец.