Градов. Сними это медленно

1. 

Василия

Утро начинается с того, что я с треском рву колготки и больно ударяюсь мизинцем о тумбочку. Счётчик неудач уже сломался.

— Буду поздно, — бросает мне в спину Егор, когда я впихиваю ноги в туфли и впопыхах вылетаю из квартиры.

Как всегда. Если бы ему платили за сверхурочные…

В метро давка. Кто-то наступает на ногу. Бегу вверх по эскалатору, запыхавшись, врываюсь в бизнес-центр. Проходка не работает. Зараза.

— Пропуск размагнитился, — тянет охранник. — От твоего магнетизма.

Он меня клеит который месяц.

— Гош, просто пусти, — почти кричу.

Лифт ползёт как черепаха с артритом. На каждом этаже кто-то выходит, кто-то заходит. Я уже заранее знаю, что опаздываю. Это катастрофа.

— Он тебя уже ждёт! Вторая переговорная, — шипит на меня Галя с ресепшена. — Персональное собеседование с ключевыми. Ты везунчик!

Персональное. Отлично. Я налетаю на коллегу с кофе, и, разумеется, кипяток плюхается мне на блузку. Прямо между грудей. Пятно расползается по ткани, делая её полупрозрачной. Замечательно.

Толкаю дверь переговорной как в пыточную.

Он уже там.

Сидит в одиночестве. Влад Градов. Живой. Настоящий. В костюме цвета вороново крыла, с пальцами, сцепленными на животе, и взглядом, от которого у нормального человека волосы вянут.

Он смеряет меня так, будто я уже потратила его время. И деньги. И кислород.

— Простите за опоздание, — говорю ровно. Всё равно поздно спасать лицо.

Он не отвечает. Просто смотрит. Долго. Так, будто решает, кого из нас двоих пора уволить первым.

Я вытягиваюсь и прячу руки за спину, чтобы не вытереть влажные ладони о подол. Блузка мокрая. Бюстгальтер светится под ней, как на витрине. Тупо. Глупо. Но ничего не поделаешь. Даже при застегнутом пиджаке видно.

— Я… принесла презентацию, — вытаскиваю флешку. — Весь ландшафтный блок. Мы адаптировали под ваши требования.

— Я вижу, как вы всё адаптируете, — говорит он.

Голос низкий. Ледяной. Умный.

Я поднимаю глаза. Улыбка — еле заметная, на один угол губ. Но взгляд… в нём появляется опасный огонёк.

— Если вы про кофе… — начинаю.

— А если про внешний вид? — Он вскидывает бровь.

Мои щёки вспыхивают. Не знаю, то ли от стыда, то ли от досады. Может, от того и другого.

— Это… это случайность, — отвечаю сбивчиво, потому что волнуюсь дико. — Обычно я в порядке.

— Очень жаль, — он чуть наклоняется вперёд. — Мне вот такая «не в порядке» гораздо интереснее.

Он изучает меня. Не просто смотрит. Анализирует. Словно решает, из какого я материала и сколько меня нужно выдерживать до перегрева.

— Василия, — тянет он моё имя, точно пробуя его на вкус. — Необычно. Это… имя с кулаком.

— Спасибо, — мрачно отвечаю. — Мама решила выделиться. И выдала мне детство с бонусом: дразнилки, крики «Вася-пацан» и массу веселья в школьных раздевалках.

— Звучит, как начало интересной биографии, — серьёзно отвечает он.

Никакой усмешки. Никакой подколки. Просто принимает. Я теряюсь.

— Я… — не знаю, что сказать.

Он жестом указывает на стул рядом с собой.

— Садитесь, Василия, — снова катает мое имя на языке. — Покажите, как вы собираетесь оживить бетон.

Я сажусь. Вставляю флешку. Презентация загружается слишком медленно, а Градов слишком близко.

Смотрит не на экран. На меня.

Презентация наконец открывается! Я тут же переключаюсь на неё, но кожей чувствую взгляд.

— Здесь концепт озеленения, — начинаю, чувствуя, что голос срывается. От его близости и опасной энергетики. — Вертикальные акценты для баланса фасада, теневые зоны, травы с динамикой ветра…

— Вы говорите, как будто рисуете, — перебивает он. — Это… возбуждает.

Я клацаю по слайду чуть сильнее, чем нужно, хотя стараюсь не среагировать.

— Вдохновляет, — поправляется он, но я вижу, что он просто издевается. Наслаждается моим смущением. Играет.

— Вы это всем говорите? — спрашиваю с вызовом, переводя на него испепеляющий взгляд.

— Только тем, кто забывает, что я пришёл с деньгами. А не за эмоциями.

Голос спокойный. Но от него под кожей вибрирует ток. Я не знаю, чего Градов от меня хочет. И — что хуже — не знаю, почему я жду этого.

Он смотрит в глаза. Не мигая. Не отводя серьезный взгляд. И в какой-то момент тишины я чувствую — всё, хищник выбрал добычу.

— Я умею разделять бизнес и удовольствие, — говорит он, поднимаясь. — Но иногда…

Подходит ближе. Наклоняется. Его дыхание касается моей шеи. По коже разлетаются мурашки.

— Иногда мне нравится совместить.

Я сжимаюсь, скашивая на него взгляд. Он улыбается.

— Ужин. Сегодня. Только вы, я и вино.

2.

Василия

Слова падают в воздух между нами, как вызов. Я сглатываю. В голове вспыхивает мысль: офигеть, он это всерьёз?

— Вы так всем предлагаете? — спрашиваю, стараясь держать лицо. — Или только тем, кто пришёл в кофе и позоре?

Он медленно выпрямляется. Взгляд всё так же на мне. Глаза красивые. Чёрные. Бездонные.

— Только тем, кто интересен. Остальные получают благодарственное письмо и копию договора.

— Ну так и отправьте. Электронкой. — Я встаю. Хватаю флешку, вытаскиваю с такой резкостью, что экран гаснет с обиженным писком. — Я не в меню. Даже если вы привыкли, что всё здесь по вашему заказу.

Он слегка наклоняет голову. Смотрит сверху вниз, как хищник, который пока позволяет добыче попетушиться.

— У вас острый язык, Василия. Он вам помогает? — чуть морщит высокий лоб.

— Только когда на него не навешивают цену. — Я двигаюсь к двери. Скольжу, каблук цепляет ковёр. Чёрт. Почти падаю. Он делает шаг вперёд — подхватить? Нет. Просто смотрит, как я выравниваю равновесие. Лицо горит.

— Осторожнее, — говорит спокойно. — Слишком красиво падаете. Можно привыкнуть.

— Хватит. — Я не знаю, откуда во мне этот голос. Не шепот. Не визг. Сталь. — Это был деловой разговор. Превращать его в приглашение — это неуважение.

— Называйте как хотите, — он делает шаг ближе. — Но я предлагаю вечер. Без давления. Без условий.

— С вами всё — давление, — отвечаю.

— А вы — сопротивление, — вкрадчиво произносит он.

Я не желаю больше это продолжать, разворачиваюсь к двери.

— Сдайся красиво, — вдруг говорит он, тише. Почти с лаской.

Я резко оборачиваюсь.

— Не сегодня. И не вам. — Закусываю губу.

На секунду. На вдох. Он это видит. Он это чувствует. А я уже ненавижу себя за этот жест.

Разворачиваюсь и выхожу. Почти бегом. По коридору. К лифту. Жму кнопку, как проклятая. Сердце колотится в горле. Чувствую на себе его взгляд. Пока двери не закрываются.

И только тогда — выдыхаю.

Я выхожу на своем этаже и сразу иду в туалет отдышаться. Надо взять себя в руки. Эта игра в гляделки с опасным зверем выбила из колеи.

Когда возвращаюсь в наш рабочий кабинет, где сидит проектный отдел, Аня, ещё один архитектор из моего отдела, первая спрашивает:

— А ты где была так долго?

— Собеседование с Градовым проходила, — бросаю досадливо. — Он мне мозги компостировал все это время.

— Лично?! — визжит Аня округляя глаза. — Он с тобой лично беседовал?!

— Да тише ты, — шикаю. — Что за базар. У нас тут люди работают.

— Ты прикалываешься?! Он же никогда лично не разговаривает. Всех этих… ключевых собеседует его человек. А тут… ты!

— Ну и что, — я швыряю флешку на стол, стараясь выглядеть равнодушной. — Поулыбался, подколол, кофе на сиськах оценил — стандартный утренний набор.

— Не гони. Он же тебя пригласил, да? — шепчет Катя, наклоняясь. — В смысле… ну, на ужин?

Я замираю. Аня делает «ах». Я прикрываю глаза.

— Я отказала. И ушла.

— Ты что… с ума сошла? — Катя шепчет, но в голосе паника. — Отказала Градову? Василия, он же…

— Ань… Я архитектор, а не эскорт.

— Ладно-ладно, — Аня приподнимает руки. — Просто… говорят, он злопамятный. Очень. Кто ему перечит — потом будто исчезает с радаров.

Становится страшно. Холодок ползет по спине. Вздыбливаются волоски на руках.

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю, даже не скрывая, что мне не по себе.

— Был один ландшафтник, который ему не угодил. Его выкинули из тендера на финальной стадии. Потом ещё один. Они оба куда-то… испарились. Их фирмы больше никто не берёт.

Хочу отмахнуться, но под ложечкой сосет. Вдруг он откажется от проекта? Тогда Владимир Федорович меня с потрохами съест. Или, что ещё хуже, уволит с волчьим билетом, что я никуда не устроюсь. Архитектура — вся моя жизнь. Что я буду делать без любимого дела? Без работы?! Мама…

От мыслей о маме в животе возникает болезненный спазм. Если я не смогу оплачивать лечение, мама умрет. В муниципальном хосписе. Ужас. Нет! Я не могу лишиться работы!

— Слухи, — отрезаю. — Если человек не может выдержать отказ, пусть идёт лечиться.

— Может, он не привык, чтобы ему отказывадли, — тихо говорит Катя, видимо, прислушавшаяся к нашему разговору. — Особенно, когда он смотрит… как на тебя.

А ей-то откуда знать, как он на меня смотрел?! Злость в душе вспыхивает.

— Неважно, — бормочу, и сама не верю голосу. Сердце всё ещё дрожит. Где-то между испугом, возбуждением… и необъяснимой предвкушающей дрожью в животе. — Он не получит второго шанса.

Остаток дня я дорабатываю, стараясь выкинуть из головы утреннее собеседование. Кофе на блузке высыхает, и вот, я уже почти нормально выгляжу, не считая коричневого пятна на белой ткани. Скорее всего, блузку на выброс.

Вечером обратная дорога. Пешком, в метро, потом снова пешком и дом. Поднимаюсь в квартиру… Да ну нет! Не может быть!

Визуалы героев

Владислав Градов

38 лет. Миллиардер, инвестор и хищник с идеальными манерами и ледяным самоконтролем. Он не поднимает голос, не повторяет дважды и всегда добивается своего — без шума, без компромиссов. Женщины для него — слабое звено, пока одна не отказалась подчиниться.

Василия Никитина

27 лет. Архитектор с упрямым взглядом и характером, который не гнётся ни под давлением, ни под чужой властью. Она привыкла рассчитывать только на себя, держаться до последнего и не сдавать позиций. Но встреча с Владом Градовым поставит под сомнение всё, что она считала силой.

3.

Василия

Ключей нет. Ну как так?

Перерываю сумку, карманы — ноль. Я стою у двери и шарю внутри сумочки в третий раз, хотя точно знаю: ключей там нет. Иначе бы нашла.

Потеряла? Ну вообще блеск! Где я могла их вытащить? В офисе? Но я не доставала ничего из сумочки, кроме флешки и телефона. Нет.

Прокручиваю утро. Рваные колготки, кофе, переговорка, ледяной Градов, его «сдайся красиво» — и… осеняет.

Да.

Точно!

Ключи остались на тумбочке в прихожей. Я выбегала в спешке. Просто забыла положить в сумочку. А Егор… чай цедил на кухне. Поехал на работу позже. Я не ушла без ключей, если бы пришлось закрывать квартиру.

— Ну, просто супер! — досадно шепчу себе.

Можно было бы позвонить Егору, но... не хочется. Смысл? Он сказал, что задержится. Отрывать его от работы неправильно.

Я просто ухожу. Надо перекантоваться пару часов где-нибудь.

Я иду в ближайший к дому торговый центр.

Внутри пахнет булочками и кофе. Люди медлительные, вальяжные. Прогулочные люди. Я — чужая в этом потоке. У меня внутри полыхает пламя. Не люблю тратить время зря.

Дома я бы не валялась на диване, пялясь в телек, не тратила время зря, а поделала бы сверхурочную работу, которую нахожу на фриланс.ру.

Все же копеечка капает.

Егор меньше меня зарабатывает, а мне надо оплачивать мамино лечение и ухаживать за собой, чтобы не быть чушкой совсем. Я же девочка. Волосы, ногти, хотя бы просто в порядке держать, я уже не про красоту какую.

Сажусь на скамейку, пялюсь в экран телефона. Зарядка садится, как назло. Что хотеть, ему три года!

Но пока живой… бессистемно тыкаю в экран. Новости читать не хочется. Соцсети смотреть — тем более. Я тоскую по рабочему компьютеру, автокаду и проектам.

Внутри ершится раздражение, как наэлектризованная шерсть. Я сжимаю губы, прокручивая взгляд Градова в голове. Его голос. Его приближение. Его «иногда я предлагаю совместить».

— Отвали, — не удерживаюсь, шепчу в пустоту.

Люди оглядываются. Ну да, странно, когда человек разговаривает с несуществующим собеседником. Этот собеседник, похоже, прописался у меня в голове.

Я просто перетираю время. Почти девять, скоро торговый центр закроется. Встаю и иду домой. Уже темно.

У подъезда пахнет сигаретами и дешёвым пивом. Два силуэта курят у двери. Один из них — Егор. Узнаю его по фигуре, по развороту плеч, по тону голоса. Он смеётся громко. Пьяно.

Егор Никитин

30 лет. Муж Василии. Техник по обслуживанию торгового оборудования. Мужчина, для которого лень и ревность давно стали образом жизни. Он живёт за её счёт, не приносит в дом ни тепла, ни поддержки, зато легко переходит от упрёков к обвинениям.

— Ну наконец-то, — тянет Егор, когда я подхожу. — Мадам соизволила вернуться.

— Привет, — бурчу и встаю у двери в подъезд.

— Ты где была вообще? — он поворачивается ко мне, покачиваясь. — У тебя вроде как собеседование важное было?

— Было, — киваю. — И день был долгий — будь добр, не начинай.

— А чего не начинай-то? — он делает шаг ближе. Запах алкоголя бьёт в нос. — Я, между прочим, ждал. Думал, позвонишь. А ты, видно, решила отдохнуть после «важного»?

— Да я ключи забыла! — огрызаюсь. — Сидела одна в торговом центре, пила воду и думала, как бы не дать в морду мужу. Не придумала.

Сосед бросает сигарету мимо урны и уходит в подъезд. Почуял, что запахло жареным. Егор делает ещё шаг. Я не отступаю.

— Не понял! Ты что, на понтах теперь? — голос становится жёстче. — Из-за одного собеседования?

— Из-за того, что я хотя бы стараюсь. А ты с пивом тут тусишь и опять читаешь мне нотации. Может, ты начнёшь деньги приносить в дом? Хоть немного?

— Да я… — он спотыкается на словах. — Я работаю!

— Ещё бы не бесплатно!

— Да пошла ты, Василиса!

— Василия. Я тебе не «ли́са», я вообще уже не понимаю, кто я тебе и зачем. Домой пустишь?

Он поджимает губы. Молчит. Потом выдыхает через нос и тяжело открывает дверь, кивая внутрь.

— Заходи, царица архитектуры.

В квартире пахнет гарью от старого фена и грязной посудой. Егор идет на кухню, швыряет пакет на стол, достает вторую банку пива. Я прошмыгиваю в ванную, сбрасываю пиджак, прислоняюсь лбом к холодной плитке.

Устала. Душой. Тело болит — не от физики, от того, что меня весь день смотрят либо как на трофей, либо как на ничто.

Запираю защелку, наскоро принимаю душ. Смываю с себя следы от взгляда Градова и липкое ощущение от перегара Егора.

Через пятнадцать минут выхожу. Он в комнате. Телевизор на полную. Зачем-то. Я устала от этого брака. Это точно. Мне не хочется слышать его, видеть его, я вообще ничего от него не хочу. Я молча беру подушку и плед и иду в гостиную.

— Ты чё, опять на диван? — доносится из спальни.

— Да, Егор. Спи, — перекрикиваю ящик. — Я не хочу ложиться с тобой.

Не договариваю про запах перегара. Хватает сил сдержаться.

— Ты меня уже достала, — ворчит. — Важная нашлась.

— Да, нашлась, — отвечаю в тон. — И теряться не собираюсь.

Я закрываю дверь. Громкий звук телевизора разбавляет тишину гостиной. Устраиваюсь на диване. Спина ноет, сердце колотится в рваном ритме.

Засыпаю с мыслью, что я так больше не хочу. И, может, скоро не буду.

***

На этот раз утро не впопыхах. Потому что на диване я всегда плохо сплю и легко просыпаюсь. Егор храпит, и я его не бужу. Успеваю умыться, одеться с иголочки, добраться до работы не бегом и не забыть ключи.

4.

Василия

Голос нейтральный. Слишком ровный. Такой, каким говорят на похоронах идеи.

Я захожу в кабинет, аккуратно прикрываю за собой дверь. Он сидит за столом, опершись локтями на папку, в которой наверняка что-то про меня.

Владимир Федорович Чесноков

50 лет. Генеральный директор архитектурно-строительной компании «А-Архитектура», в которой работает Василия. Осторожный и трусоватый человек, который предпочитает удалить проблему, а не разобраться в ней.

— Присаживайся, — кивает он.

Сажусь. Медленно. Спина прямая. Внутри — стальной канат, натянутый до звона.

— Ситуация… непростая, — начинает он. — Ты давно у нас, я ценю твою работу. Но…

Ну конечно. Это «но». Оно всегда появляется. Нельзя верить фразе, которая прозвучала до этого разделителя.

— Мы вынуждены сократить твой… контракт.

Я не понимаю. Не сразу.

— Простите… что? — выдавливаю.

— Без обид, Василия. Просто — риски. Мы сейчас обсуждаем сотрудничество с очень серьёзным инвестором, и… ну… то, как прошла ваша встреча вчера…

Я уже не слышу, что он говорит. Слышу только, как стучит кровь в висках.

— Владимир Федорович… вы… увольняете меня? — голос звенит. — Из-за собеседования?

— Я не говорю, что из-за него, — он сразу делает сдающийся жест руками. — Просто… ситуация сложилась, так сказать, неудачно. Ты ведь понимаешь, у нас большой проект висит в воздухе.

— Градов вам что-то сказал? — в тон сама собой пробивается воинственность.

— Нет. — Взгляд Владимира Федоровича скользит в сторону. — Но пока Владислав Аркадьевич не даёт обратную связь. А ты была единственной, с кем он встречался лично.

Владимир Федорович делает паузу. Смотрит, как я сглатываю.

— Я всё испортила, — шепчу отрешенно, — только тем, что отказалась идти с ним ужинать?

Генеральный молчит. Это и есть ответ.

— Я прошу вас, не надо так, — произношу с мольбой, складываю руки в просящий жест. — Я работаю как вол. У меня мама болеет. Я не виновата, что он…

— Василия, — мягко, но с нажимом перебивает Владимир Федорович, — я дам тебе выбор. Мы можем оформить это по соглашению сторон. С выплатой. С отработкой — ну, максимум два дня. Или… если начнёшь спорить, я просто оформлю это как увольнение по дисциплинарке. У нас, между прочим, всё ещё в архиве жалоба от Михайловой. По тому проекту, где ты перепутала технические термины. Не забыла?

Я сжимаюсь. Это было на испытательном сроке. Один единственный косяк пятилетней давности!

— Это было сто лет назад, — говорю глухо. — И мы закрыли тот проект идеально.

— А в личном деле запись осталась. — Он пожимает плечами. — Я могу поднять её. И знаешь, тогда ни одна нормальная компания не возьмёт тебя даже чертёжницей. Не хочу так. Правда. Но ты решай. Сейчас.

Я молчу. Пальцы начинают дрожать. Перед глазами становится мутно.

Он меня выкидывает. Как мусор. Может, и не потому что Градов что-то сказал. А просто потому что мог бы.

Потому что проще отрезать слабое звено, чем защищать или думать, что оно могло бы оказаться сильным.

— Один день, — говорю наконец. — Сегодня отработаю. И всё.

Владимир Федорович кивает облегчённо.

— Я знал, ты поступишь разумно. Забери личное, передай проекты Илье, и…

— Да, — перебиваю. — Всё сделаю.

Выхожу из кабинета. Спокойно. Спина прямая, но между ребер будто торчит нож. Но я не согнусь. Я пройду свой путь. По прямой. Просто больше не сюда.

Девочки притихли и больше не судачат со мной. Будто теперь упоминание Градова стало черной меткой. Может, так оно и есть. Но их-то его убийственная харизма не коснется. Это меня она задела и смела.

Я дорабатываю день как в воду опущенная. Мне ничего не хочется делать. Ни для этой компании. Ни вообще. Напала депрессия.

Больно знать, что тебя вышвырнули на улицу, только потому что ты не изобразил подобострастия и не улыбнулся нужному человеку. Профессионализм? Нет, не слышал.

Илья, Катя, Аня и другие архитекторы разбирают мои проекты, я сдаю пропуск, забираю со стола кружку. Оставляю ровную поверхность с клавиатурой, мышкой и мини-АТС. Все. Можно идти. Никакую отвальную им устраивать я не буду.

Перед уходом захожу к Владимиру Федоровичу.

— Мне деньги переведут? Когда? — спрашиваю без наезда, но серьезно.

— Подожди три дня, банковский перевод, сама понимаешь, — гнусавит он себе под нос, даже не отрываясь от монитора.

Черт. Я рассчитывала, что меня хотя бы день в день рассчитают. Но киваю. А что сделать, если банки действительно переводят деньги три дня?

Я ухожу с тяжелым сердцем. Я провела тут пять с лишним лет жизни. По статистике ты живешь на работе больше, чем дома. И вот они вылетели в трубу.

Я возвращаюсь домой уставшая и грустная.

На лестничной клетке — запах сигарет и еды. Дверь открыта. Егор стоит в проёме, хмурый, как туча.

— Где шлялась?! — бросает в лицо с самого порога.

Без «привет», без «как ты». Как меня достала его ревность на ровном месте!

— Меня уволили, — говорю просто.

Он моргает. Не сразу осознаёт.

Я пытаюсь пройти в квартиру, но Егор преграждает путь плечом. Хватает меня за локоть.

— Чего? Какого чёрта, Васька? А на что мы жить будем?

И вот в этот момент — всё. Внутри что-то щёлкает, выгорает. Меня кроет. Все, что держалось внутри за счет самоконтроля, хочет вулканом вырваться наружу. И мне срывает тормоза.

5.

Василия

— А ты не думал, на что мы жили до этого? — кричу, чувствуя, как дрожит подбородок. — Я пахала! На тебя, на мать, на клинику, на еду!

Я пытаюсь вырвать руку, но он вцепляется сильнее. Костяшки его пальцев белеют.

— Да что ты несёшь, а?! — орёт в ответ. — Сама, значит, святая, да?! На работу, с работы, фыр-фыр, как королева! А я что, по-твоему, ничего не делаю?

Я все-таки вырываюсь и прохожу в квартиру. Ставлю сумку на тумбочку. Упираю ладони в бока.

— Ты? — я злюсь настолько, что начинаю задыхаться. — Да ты встаёшь в два часа дня и первым делом лезешь в холодильник за пивом! Ты сидишь в трусах, чешешь пузо и орёшь на телек, как будто это спорт! А потом — удивляешься, почему я не ложусь с тобой в постель!

Теперь Егор захлопывает дверь и упирает руки в бока.

— Ага! — он делает шаг ближе. Лицо наливается яростью. — Значит, я теперь виноват, да?! Ты тут вся такая важная — «меня уволили», «я страдаю»! Рот закрой и работу ищи!

Меня поражает его мерзкая сущность.

— Я рот закрой?! — я смеюсь. Резко. Безрадостно. — Да ты весь год сидишь, как прокажённый, и вякнуть не можешь, когда на тебя начальник орёт! А со мной — можно? Со мной — ты герой?! Потому что я — безопасный вариант?!

Он толкает меня в плечо. Не сильно. Но достаточно, чтобы я покачнулась назад, задела дверной косяк, и врезалась локтем в стену.

— Не ори, Василиса! — рычит. — Задолбала уже!

— Василия! — выкрикиваю. — Ва-си́-ли-я! Тебе сложно запомнить, потому что ты всю жизнь упрощал всё, что хоть на грамм сложнее тебя! Даже женщину свою!

Он делает резкий шаг ко мне. Пугает напором. Да только он не может меня напугать. Только не Егор.

— Женщину?! — он почти смеётся, нависая надо мной. — Женщина, блин… Ты ж баба с манией величия! Хочешь всем рулить! Да с тобой жить невозможно!

Со мной, значит, жить невозможно! Засранец!

— Невозможно? — выкрикиваю. — Я стираю, убираю, работаю ещё и на твои ужины, слушаю твои пьяные завывания, пока ты порешь какую-нибудь жалость к себе! — голос рвётся. — Ты бы хранил грязную посуду в раковине неделями! Банки из-под пива на подоконнике, ими ты кухню украшаешь, как гирляндами! Туалет за тобой — как после цунами! И всё это я должна терпеть, потому что что?!

Егор отворачивается.

— Тварь неблагодарная, — шипит он, и в его голосе исчезает все человеческое. — Я тебя с улицы забрал!

А вот это чистое вранье. У меня была работа, когда мы встретились. Я разве что жила в съемной квартире, чтобы не в коммуналке с мамой, но это не улица!

— Да что ты несешь?! — взрываюсь. — Извини, конечно, что не повесила табличку «спаситель» над кроватью, — сжимаю кулаки. — Когда мы занимаемся сексом, я воображаю Чарли Хэннема в голове, потому что рядом со мной овощ, а не человек! Без характера, без яиц, без мечты!

Егор срывается.

В один прыжок оказывается рядом, как бык на арене. Хватает меня за грудки́ обеими руками, рывок — и ткань трещит. Пуговицы разлетаются дождем, щёлкая по полу. Я отпрянываю, прикрываясь, но он снова подскакивает.

— Не смей! — шиплю.

Но его рука вцепляется в мои волосы, дёргает назад. Острая боль простреливает до самой шеи.

— Ах ты… сука…

Он швыряет меня на диван. Я падаю, сползаю, упираясь локтями. Поднимаюсь — и в этот момент его ладонь с размаху обрушивается мне на лицо.

Голова дергается вбок. Губа взрывается болью, я чувствую вкус крови на зубах. Глухой звон в ушах.

Егор застывает. Смотрит ошарашенно. Дышит так, будто пробежал марафон. И тут же — отступает. Как будто только что осознал, что натворил.

Я поднимаю глаза. Молчу. Не плачу. Слезы можно лить по тому, кто дорог. А с Егором… во мне ничего не осталось.

Он явно офигевает.

— Вася, я…

Я молча встаю. Подхожу к тумбочке. Хватаю сумку. В ней только то, что было утром. Телефон., ключи. Бумажник с парой карт и небольшой суммой наличными. Три бумажных платочка. Пара таблеток. Помада, тушь.

— Ты куда? — сипит он.

Я не отвечаю. Пошел он!

— Вася, ну ты же… блин, ну подожди, я сорвался…

Я знаю, что он сорвался. А теперь сорвалась я. Не желаю больше его видеть. Тошнит от него!

Я вываливаюсь в подъезд даже без верхней одежды, прижимаю к груди остатки рубашки. Она разорвана. Лифчик выглядывает. Тонкий кружевной, белый. Смешно.

Мне даже не стыдно. Мне — пусто.

На улице по-вечернему прохладно. Я встаю у стены. Дышу рвано. Щека пульсирует. Губа опухает. В голове — воронка.

Жить негде. Квартира Егора — не моя. Мамина комната в коммуналке — самый последний вариант, куда я подамся. Подруг… я не хочу никому звонить. Не хочу объяснять, не хочу рассказывать. Я не умею быть сломленной и жалкой.

И тут…

— Василия.

Я вздрагиваю. Оборачиваюсь. И вижу Владислава Градова.

Без пиджака. В одной рубашке. Руки в карманах. Взгляд — стальной.

И меня второй раз накрывает. Волна ярости пробегает мурашками по коже. Жёстко. Без пощады.

Сейчас я ему всё скажу. Всё, что думаю об этом напыщенном хозяине жизни, который увольняет людей, лишь поведя бровью.

Мне плевать, что будет дальше, потому что мне больше нечего терять.

6.

Василия

— Василия.

Он произносит моё имя спокойно, будто ничего вокруг не происходит. Будто я не стою на тротуаре с растрёпанными волосами, в разорванной рубашке, и из губы у меня не сочится кровь.

Я разворачиваюсь на каблуках — и, наверное, выгляжу как безумная. Потому что мне уже всё равно. Впервые в жизни. Абсолютно. Всё. Равно.

— А вы чего тут?! — срывается с губ. — Пришли посмотреть, как низко я пала? Хотите посмотреть, как выглядит женщина после того, как её вышвырнули с работы, а потом дома надавали по лицу?

Он молчит. Глаза внимательные. Ни шока, ни жалости.

— Ну, смотрите. — Я развожу руки, остатки рубашки расходятся, демонстрируя ему мой лифчик. — Вот. Ни квартиры, ни работы, ни лица. Даже стыда уже нет. Хотите, я сейчас на колени встану и попрошу у вас подачку?

Он не двигается. Только пальцы в карманах чуть дрогнули.

— Говорите же! — ору. — Вы ведь всё так грамотно устроили, да? Подтолкнули — и смотрите, как я лечу. Ну и что дальше? Что по плану, а, Владислав Аркадьевич?

Он медленно подходит ближе.

— Не надо, — говорю тихо, запахиваю рубашку и замираю. — Не надо делать вид, что вы меня жалеете. Вы не умеете жалеть. Вы умеете только брать.

— Именно, — спокойно отвечает он.

Я моргаю. Он продолжает:

— Поэтому сейчас я возьму то, что разбито. И соберу.

Он отходит к машине. Открывает заднюю дверь. Достаёт пиджак — тёмный, дорогой, тяжёлый — и возвращается.

Я не успеваю среагировать — он уже накидывает его мне на плечи. Не нежно. Не ласково. Просто прикрывает, как будто я его вещь. А его вещи не должны быть на показ.

— Вы меня не тронете, — шепчу. — Даже не думайте.

— Я уже тронул, — говорит он тихо. — Только не так, как ты думаешь.

Я пытаюсь сбросить пиджак, но он ловит мой взгляд и резко — очень резко — говорит:

— Стой.

Я замираю. Он делает шаг ближе. Слишком близко. Нависает так, что мне приходится задрать голову.

— У тебя сейчас два варианта, Василия. Первый — стоять здесь, на ветру, в крови и рваной тряпке. Трястись и делать вид, что всё под контролем. Вызвать подругу, такси, кого угодно. И через час оказаться на той же лестничной клетке. Или в хостеле. Или в очереди на ночной приют. Второй — сесть в машину. Помолчать. Приехать в тёплое место. Умыться. И просто перестать быть добычей.

Я смотрю на него. Он не давит. Он просто говорит. Как констатацию факта. Как приказ, за которым не следует шанса на возражение.

— А что потом? — выдыхаю.

— Потом ты будешь думать. Когда сможешь. Сейчас ты — дикая и сломанная. А я не хочу, чтобы тебя кто-то увидел в таком виде. Кроме меня.

— И почему вы?.. — спрашиваю. — Почему вы вдруг решили, что я ваша забота?

Он приподнимает бровь. Тонкая, ледяная улыбка трогает губы.

— Потому что ты так красиво падаешь, что отвести взгляд невозможно. И потому что если уж ты кому-то упала — то только мне.

Я медленно иду к машине.

Он открывает дверь, держит. Не комментирует. Просто ждёт, пока я сяду.

И впервые за день я молчу. Просто нет сил спорить. И спрятаться от глаз соседок очень хочется. Судачить же будут.

Я сажусь в машину. Градов сам пристёгивает меня. Наклоняется близко, щёлкает ремнём. Его рука касается моей груди — нечаянно, мягко, но я вздрагиваю. Он делает вид, что не заметил, но, конечно, заметил. Он захлопывает дверь, а потом… щелкает брелоком, блокируя замки.

Во мне на мгновение вспыхивает паника, но его сосредоточенное лицо меня успокаивает. На меня он не смотрит. Обходит машину и звонит в домофон. Через некоторое время заходит.

Я начинаю догадываться, куда он пошел. Сердце пускается в галоп. И кожа на позвоночнике будто вздыбливается. Но не от страха. От удивительного ощущения, что это правильно.

И я корю себя за это.

Как я так?

Я же должна быть на стороне мужа.

Градов пошел разобраться с ним по-мужски, и я не хочу мешать процессу восстановления справедливости.

Через несколько минут Градов возвращается. Идет спокойно. С видом человека, который сделал что-то хорошее.

Костяшки на правой руке разбиты.

Он открывает машину, садится за руль. Не смотрит на меня.

— Всё в порядке? — спрашиваю.

— Теперь — да, — отвечает он и поворачивает ключ.

Машина катится по вечерней трассе. За окнами сгущается тьма. Тишина, редкие фары встречных машин озаряют салон.

Я смотрю на профиль Градова. Нет, он очень красивый мужчина. Очень. А ещё очень опасный. Влиятельный. И непонятно, зачем взявшийся около моего подъезда аккурат тогда, когда я оказалась на пороге полного краха.

Мне нельзя на него смотреть. Но я невольно любуюсь. Зараза.

Отвожу взгляд и впериваюсь в окно.

Однако меня гложет любопытство. Я поворачиваю голову и все-таки спрашиваю:

— Владислав Аркадьевич, а если правду, зачем вы приехали к моему дому?

Он на время отрывается от дороги и смотрит на меня щупающим взглядом, от которого мурашки по телу бегут и хочется плотнее задернуть рубашку.

— Потому что я всегда получаю то, что хочу, — улыбка хищника украшает и без того идеальные губы. — А я так и не поужинал с тобой.

Он произносит последнее так, что «с» почти не слышится, и звучит очень пошло. Ужинать мной он собрался!

— Следовало заказать доставку, — язвлю. — Я не тот ужин. На мне можно подавиться.

Он улыбается, глядя на дорогу и мечтательно отвечает:

— Вот я тебя и доставляю. Так вкуснее, Василия, — поворачивается ко мне, снова одаривает фирменным взглядом. Ёжусь. — Люблю острое. Нравится еда, которая сопротивляется.

В этот момент телефон в моей сумке начинает вибрировать. Входящий звонок.

Вынимаю и смотрю — Егор.

Внутри сразу разгорается стыд. Я же замужняя женщина и сейчас еду с хищным незнакомцем к нему домой. Но я тут же себя оправдываю. Егор меня ударил. Это произошло впервые, но это ничего не меняет. Я однозначно подам на развод…

7.

Василия

Я подношу телефон к уху, и тут же в динамике раздаётся севший знакомый голос:

— Где ты, Вася? С ним уехала?! Думаешь, сбежала и всё? Думаешь, я тебя так просто отпущу?!

Меня будто обливают холодной водой. Лицо горит от унижения. Влад молчит, не отвлекаясь от дороги, но в салоне будто тяжелее становится воздух. Надеюсь, это только кажется, и он не слышит брани, которая на меня льется.

— Говори, где ты, — орёт Егор. — Или я сам найду, поняла?! Думаешь, ты особенная? Ты никто! Сука неблагодарная! Я тебе…

— Хватит! — срываюсь я. Голос звенит гневом. — Хватит на меня орать! Я тебе ничего не должна!

На том конце раздается глухое дыхание. Потом:

— Я тебе покажу, что ты должна, сука. Ты ещё поплачешь. Я…

— Егор, — произношу чётко. И резко. — Ты меня ударил. Ты порвал мне одежду. Ты мне не муж…

И в этот момент Градов внезапно вырывает у меня телефон и… выбрасывает его в приоткрытое окно машины.

Я замираю. Я даже не успела ничего сказать, а он с хладнокровием хирурга выбросил мой мобильник в ночь.

Градов закрывает окно. Рука возвращается на руль.

— Тебе не нужно слушать этого ушлепка, — спокойно и безапелляционно говорит он. — Он больше не твоя проблема.

У меня отвисает челюсть, но я вовремя её напрягаю.

И сжимаюсь. Куда я попала… Но к страху внутри прибавляется дрожь. Горячая. Живая. Жадная. Какую я не должна испытывать, но ощущаю. Против воли.

Я снова впериваюсь в окно и замечаю, что мы уже за городом. Фонари, за обочиной темными силуэтами проступают деревья.

Сколько-то времени мы несемся по трассе, потом сворачиваем на асфальтированную проселочную дорогу. Въезжаем на закрытую территорию через шлагбаум и петляем между очень дорогими коттеджами. Все как на подбор в несколько этажей с высокими заборами и шикарными фасадами.

Градов тормозит у высокого забора из белого кирпича с черными башенками. Ворота отъезжают автоматически, и машина вкатывается на огромный участок. Впереди большой двухэтажный дом с мансардой — тёмный, сдержанный, современный, как и сам Градов. В нем где-то горит свет.

Градов останавливает машину у дома. Недалеко от забора строение поменьше. Из него выходит мужчина в форме охраны и направляется в нашу сторону. Я молча поражаюсь тому, как тут все дорого и шикарно.

Градов выходит из машины, обходит капот и открывает мне дверь. Но не ждет, когда я расстегну ремень безопасности, тянется и делает это сам, снова касаясь меня. Мимолетно скользит по бедру пальцами.

Я даже не дышу. В животе от его прикосновения что-то сжимается. Ни один мужчина не касался меня так, будто имеет на это право по умолчанию.

Его парфюм — свежий, как дождливый рассвет, — повисает облачком напротив, проникает в нос и заставляет вдохнуть глубже.

— Поставь в гараж, — велит Градов подошедшему охраннику потом берет меня за запястье и сам вытаскивает из машины. — Идем, Василия, я покажу тебе дом.

Мужчина в форме молча кивает Градову и отходит в сторону, пропуская нас.
Я иду, прижимая к себе пиджак. Ночь тут пахнет сосной и камнем. Тихо. Просторно. Уютно и пугающе. Пугающе уютно.

Градов не говорит ни слова. Просто идёт первым. Я иду за ним, потому что… потому что глупо оставаться на улице в рваной рубашке.

Он открывает дверь ключ-картой. Щелчок — и мы входим в холл. Темно-серые стены. Потолок с тёплой подсветкой. Широкая мраморная лестница, камин, шорох ковра под ногами. Всё — будто из журнала о мужском минимализме. Лаконично. Молчаливо. Владислав Градов.

— Гостевые спальни на втором этаже, — спокойно произносит он и ведет меня по широкой мраморной лестнице.

Второй этаж балконом нависает над первым. Вдоль стены три двери в комнаты. Градов ведет меня к ближайшей, третьей с конца, откуда видна лестница на мансарду.

Холл первого этажа в доме Градова

Просторная, но не пафосная. Широкая кровать. Зеркальный встроенный шкаф, только тёмное дерево, сдержанная гамма, окно во всю стену. Я чувствую себя чужой. Неуместной аномалией в этом царстве холодной роскоши.

Градов поворачивается ко мне:

— Это будет твоя комната, Василия, — произносит он ровно.

Гостевая спальня в доме Градова

Мне неловко становится, что у меня в его доме вдруг своя комната появилась.

Я сейчас эмоционально слишком разбита, чтобы огрызаться. Хотя все равно не могу удержаться.

— Мне не нуж… — пытаюсь возразить.

— Тебе. Сейчас. Нужно. — Жестко перебивает меня Градов, втыкая прямой тяжелый взгляд в лицо. — Горячая ванная и отдышаться. Иди.

Кивает на дверь слева.

— На вешалке халат. Полотенце — под раковиной, — пригвождает каждым словом, потом смягчает тон: — Смой с себя стресс.

Я молчу. Глупо спрашивать, что он задумал. Он явно задумал всё.

Захожу в ванную, закрываю за собой дверь. Только тут понимаю, что дрожу. Кровь подсохла у губы.

8.

Василия

Градов сидит в кресле возле окна. С видом, будто он и должен тут быть. Щупает взглядом мое тело, заставляя ёжиться.

В животе скручивается горячая пружина. Я чувствую себя перед ним как голая и плотнее стягиваю халат у шеи.

Но не могу оторвать от него глаз. Он выглядит безумно харизматично. Очень. В одной сорочке с закатанными руками и костюмных брюках. Ноги босые, создают ощущение неформальности и небрежности, но я знаю, что эта небрежность выверена в каждом сантиметре.

Градов в видом хозяина жизни откинулся на спинку, руки лежат на подлокотниках.

— Вы со всеми гостями так себя ведете? — спрашиваю с вызовом, подавляя внутреннюю дрожь. Сердце колотится под шеей. Сама не знаю, почему так реагирую.

— Как? — он поднимается и медленно идет ко мне.

— Вламываетесь без спросу, — я невольно отхожу назад и упираюсь спиной в стену. Смотрю на него снизу вверх как на зверя, идущего за добычей.

— Чтобы вломиться, нужно, чтобы было заперто, Василия, — его бархатистый голос вибрирует у меня под кожей мелкой дрожью. — Эта спальня не запирается.

Он подходит вплотную.

— Так что я просто вошел, и сделал это на своей же территории, — договаривает он низко.

Я ощущаю жар его тела сквозь тонкую сорочку, смотрю вниз, вижу увитые венками предплечья и на пару мгновений залипаю. Потом поднимаю взгляд.

— А если бы я… вышла голой? — прибавляю голосу твердости.

— А если я хотел посмотреть? — он изгибает бровь, а я… тушуюсь. Хватаю ртом воздух и не знаю, что сказать. Даже после горячей ванной ощущаю, как начинают гореть щеки.

Градов поднимает руку и… я уже жду, что он сейчас меня коснется, мозг уже строит план, как уклоняться, но мужчина всего лишь поправляет загнувшийся ворот халата. Его пальцы чуть задевают шею, а у меня мурашки по всей спине аж до поясницы.

Не знаю, как у него это получается, но действует он на меня как-то нереально гипнотически.

— Идем, Василия, — произносит Градов низким мягким голосом и, видимо, поймав мой ошарашенный взгляд, поясняет: — Тебя нужно накормить. Не похоже, что ты из дома с семейного ужина выбежала.

Он спокойно отворачивается и направляется к двери. А я закусываю губу.

Я не хочу есть. Слишком перенервничала, хотя последний раз ела на работе в обед. Перехватила булочку с растворимым кофе.

Тем не менее у меня не возникает желания ослушаться. Магнетизм Градова удивительным образом подминает мое внутреннее сопротивление.

Я следую за ним на первый этаж — в просторную столовую.

— Садись, — он кивает мне на высокий стул у барной стойки, которая отделяет столовую от кухонной зоны, где сейчас царит интимный полумрак. Свет горит только в столовой и над стойкой.

Послушно забираюсь на этот стул, стараясь не распахнуть халат шире положенного. А Градов с невозмутимым видом выставляет на стойку бутылку вина из винного бара, где они лежат горизонтально на решетке из реек. Затем снимает сверху два винных бокала. Красивых и стройных, как в дорогом ресторане.

Пробка выскакивает из горлышка с тихим «чпок», повинуясь умелым рукам Градова, орудующим штопором, и он разливает насыщенно-вишневую жидкость по бокалам.

— Твое здоровье, — произносит он и делает глоток.

— Воздержусь до еды, — отвечаю, сжимая губы.

— А что так? — он упирает руки в стойку, нависая надо мной. Возвышается огромной опасной громадой, на которую хочется любоваться. — Быстро пьянеешь?

— Вам так хочется напоить меня? — поднимаю бровь.

— Хочу знать, сколько тебе понадобится, чтобы наконец расслабиться, — он ухмыляется.

Я все-таки пробую вино. Божественное. Даже отрываться не хочется, но я заставляю себя поставить бокал на стойку. Но вино действует быстро. На душе становится чуть веселее.

Градов идет к холодильнику. Достает оттуда стеклянный контейнер с чем-то красным, берет большую деревянную доску и выкладывает это на барную стойку.

Я с трудом успеваю справиться с лицом, чтобы не показать удивления. Он всерьез собрался готовить?

Нет, мне не привиделось. Градов возвращается к холодильнику и приносит авокадо, керамическую баночку явно фабричного производства и добавляет ко всему прочему чиабатту домашней выпечки.

Я завороженно наблюдаю за тем, как он намазывает на хлеб что-то белое, типа творожного сыра, искусно нарезает красную соленую рыбу и раскладывает на хлеб тонкими ломтиками вместе с дольками авокадо.

Несколько минут — и вуаля. Передо мной нереально красивые бутерброды с красной рыбой и авокадо в духе шефов дорогих ресторанов. Особенно в купе с доской выглядит невероятно эстетично и ярко. Во рту против воли скапливается слюна.

— Ешь, — он двигает доску на середину стойки и втыкает меня заинтересованный взгляд. Будто хочет посмотреть, как я буду есть. У меня под этим взглядом снова весь аппетит пропадает.

— Я… лучше потом, — неуверенно качаю головой. — Не голодна.

Он наклоняется ближе. Смотрит не на еду. На меня.

— Ты бледная и выглядишь истощенно, Василия, — точно врач диагноз выдает. — Тебе нужно поесть.

Голос низкий. Не резкий. Но такой, которому подчиняются мышцы без разрешения мозга. Я отвожу взгляд. Кожей чувствую, что краснею как помидор.

— Не хочу.

Он молчит пару мгновений. Потом медленно выдыхает сквозь нос — звук хищный.

— Раз ты не можешь позаботиться о себе... — он отодвигает стул. — Придётся сделать это за тебя.

Стоп! Что он задумал?!

9.

Василия

Градов совершенно невозмутим. Только глаза улыбаются.

Он берёт один из бутербродов, обходит барную стойку и встает у меня за спиной. Кожей ощущаю его присутствие как давление. Его рука ложится на моё плечо — тёплая, уверенная. Не удерживаю вздох.

Краем глаза замечаю, что он наклоняется. Черт, я сижу на высоком барном стуле, а ему все равно приходится наклоняться!

— Василия, — голос Градова звучит прямо над ухом. Тяжело и неотвратимо. — Открой рот.

Я сжимаю губы. Уже просто из принципа. Потому что он приказывает.

А ему хоть бы что! Он подносит бутерброд прямо к моим губам. Его тепло опаляет мне плечи, а аура действует на психику. Органично подавляет сопротивление.

— Ты можешь сопротивляться, — мягко шепчет он мне в ухо, — Но ты ведь понимаешь, что я все равно добьюсь своего, м-м?

Звучит так добродушно, что я не сомневаюсь. Добьется. Мурашки по всей спине катятся. Я сдаюсь и открываю рот.

Он меня кормит. По-настоящему. Медленно и заботливо, но это больше похоже на заботу хищника о жертве, чтобы потом сожрать.

Жую. Глотаю. Я не вижу, но чувствую, что он победно улыбается.

— Вот и умница, — его тихий голос пробирает до желудка. С трудом не дрожу от его близости.

Градов выпрямляется и отходит. Садится напротив. Берёт свой бокал.

— А теперь — доедай, — приказывает. Снова.

Я поднимаю на него взгляд. Он не шутит. Не ухмыляется.Для него разумеется то, что я подчинюсь. А я… подчинюсь. Он сделал божественные бутерброды, а я вдруг осознала, что хочу есть как волк.

Беру второй бутерброд и уже сама медленно смакую его. Вытираю пальцы о салфетку.

— Вы со всеми уволенными девушками так поступаете? — подтруниваю.

Градов пристально всматривается мне в глаза, а потом встает, обходит меня со спины снова и опускает ладони мне на плечи.

Сквозь тонкую ткань халата его прикосновение ощущается, будто её и нет. Горячие сильные пальцы ласково стискивают мышцы трапеции, разминают.

— Ты вина ещё выпей, Василия, — его голос над головой звучит насмешливо. — Напряжена до предела. А я тебе сейчас расслабляющий массаж сделаю.

Я слушаю его приятный низкий голос и ловлю себя на мысли, что слушала и слушала бы, а плечи приятно тянет под его руками. Но мозг вовремя отсекает всю неправильность происходящего.

Выворачиваюсь из его рук, наклоняясь вперед.

— Э-это уже слишком… — тяну неуверенно.

Он как ни в чем не бывало возвращает руки мне на плечи и притягивает обратно к спинке стула. Потом проводит пальцами по шее, скользит к ямке между ключиц, спускается к грудине. Я замираю со сбитым дыханием, но его рука останавливается аккурат там, где нахлестываются друг на друга полы халата.

— Слишком было бы, если ты я тебя тут трахнул, — рокочет на ухо Градов довольным тоном. — А это… почти невинно.

Во мне взрывается сверхновая от порочности в его голосе и от моей собственной реакции на его слова. В спине тянет, грудь наливается и тяжелеет. Это… недопустимо!

Я спрыгиваю со стула, сразу плотнее запахиваю халат.

— Я… — гулко сглатываю, потому что слова испаряются с языка. — Мне надо идти.

— Иди, — тянет он, прожигая меня голодным взглядом, который гладит, раздевает прямо тут.

Я подбираю подол и поспешно убегаю наверх. Закрываю дверь в своей спальне и прижимаюсь к ней спиной. Внизу живота пожар, которого быть не должно! Что он за… змей искуситель?!

Нехотя снимаю халат и забираюсь в постель голой. Натягиваю одеяло до самого подбородка, но сон не идет. Я так нанервничалась, что, казалось бы, отрубиться надо просто мгновенно, но не выходит.

Я все кручу в голове этот вечер и не могу понять. И кристаллизую главный вопрос. Почему. Что Градову за печаль до меня?

Я просыпаюсь, ощущая на себе взгляд. Он скользит по изгибам тела, заставляет вздрогнуть от горячих мурашек.

В комнате темно. Ночной свет проникает с улицы. Режет пол тонкими полосами.

Однако вскоре я начинаю различать детали и вижу силуэт. Градов. Стоит у изножья кровати. В одних брюках. Скольжу взглядом по его накачанному торсу, зависая на кубиках пресса. Гладкая кожа подсвечена ночным светом и кажется ещё притягательнее, чем при обычном свете.

— Василия, — тихо произносит он, обходя кровать.

Я хочу ответить, но язык не слушается. Я замираю, ожидая, когда он подойдет. Сердце дубасит в ушах как ритуальный барабан.

Градов оказывается рядом спустя несколько медленных шагов мучительного ожидания и одним неуклонным движением снимает с меня одеяло. Проходится взглядом по телу снизу вверх, впивается им в глаза. В его черных радужках я вижу пламя желания, которое он даже не пытается скрыть.

— Встань на колени, — приказывает он хрипло.

А я… подчиняюсь. Внутри пожар, внизу живота тянет, а между ног ощутимо пульсирует.

У меня вообще то не возникает мысли о том, что это неправильно. Будто так и должно быть, и он вправе мне приказывать.

Подбираю ноги и встаю на кровати на колени. Смотрю в черные, как бесконечность глаза, как загипнотизированная.

Градов поднимает руку, проводит костяшками по моей скуле, спускается к подбородку, проводит большим пальцем по губе.

— М-м, — тихо возбужденно рычит.

— Встань, — велит и делает шаг назад, уступая мне место на полу.

Я ловлю себя на том, что уже вся мокрая. У меня Егор был первым мужчиной, но с ним я никогда не доходила до такого уровня возбуждения.

Ноги дрожат, но я слезаю с кровати и выпрямляюсь. Градов смеряет меня удовлетворенным взглядом. Только смотрит не как мужчина на женщину, а как хозяин на вещь, которая ему принадлежит.

Он медленно проводит ладонью по моим ключицам. Я хочу прикрыться, но он перехватывает запястье.

— Не смей, — произносит чуть тверже, но все так же хрипло. — Ты красивая, когда послушная.

— Я не… послушная, — бормочу, но голос дрожит.

Он наклоняется, ведет носом вдоль виска, втягивая мой аромат, касается губами уха.

10.

Василия

Раздается глухой хлопок — и видение растворяется. Я резко подскакиваю, сажусь в кровати, прикрывая одеялом по грудь. Оглядываюсь. В спальне светло. Штора трепыхается у приоткрытого окна, это был её звук.

Сердце колотится. Простыня мокрая. Лоб влажный. Бёдра — липкие. Я задыхаюсь. Во рту — пересохло.

Градова в комнате нет. Это был только сон. Только... бредовый вымысел моего мозга.

Восстанавливаю дыхание, осознавая, что только что произошло. Я чуть не отдалась Градову во сне. В животе снова что-то сжимается от одного воспоминания о том, что там происходило.

Черт.

Мне нужно уйти из этого дома как можно скорее. Я сегодня же покину эти хоромы. Даже лучше прямо сейчас.

На спинке кровати висит все тот же халат, но я иду в ванную и после умывания надеваю свою одежду. Я не собираюсь задерживаться в этом доме. Вешаю сумочку на плечо и вспоминаю, что вчера Градов выкинул мой телефон.

И ладно бы я не ждала никаких звонков. Но мама будет волноваться. Я ведь вчера не позвонила, затерялась. Была слишком на нервах а потом слишком загипнотизирована Градовым и его хищным гостеприимством, что забыла о звонке. Забыла обо всем. Такое нельзя больше повторять.

Зараза! Мне даже баланс карты не посмотреть. Я как без рук. Нет, телефон нужен срочно. И симку собственную восстановить, чтобы мама могла дозвониться.

Разволновавшись в край, выхожу из спальни полностью собранной, если так можно сказать о девушке в рваной рубашке и без верхней одежды.

Каблуки туфель цокают по мрамору лестницы, и я спускаюсь в холл. Градова тут нет, но нос улавливает аромат кофе из кухни-столовой.

Пойти попрощаться?

Нет. Лучше уйду по-английски. А как же охрана?

Да как будто охрана не видела здесь таких же женщин, которых Градов арендовал на ночь? Прикинусь одной из них, мол, барин поигрался и отпустил с миром.

Мне такая легенда противна в принципе, но лучше так, чем сталкиваться с Градовым при попытке к бегству.

Встаю на цыпочки и тихо подкрадываюсь к входной двери. Она открывается по кнопке, и я быстро нахожу небольшой прямоугольник на стене с красным словом «Open». Нажимаю и берусь за ручку, когда слышу:

— Далеко собралась, Василия? — сзади доносится голос Градова.

Я вздрагиваю и на мгновение замираю, как мышь, обнаруженная в мешке с крупой. Оборачиваюсь медленно, стараясь скрыть досаду на лице.

— Я не обязана перед вами отчитываться, — выговариваю громко, беззастенчиво разглядывая Градова.

Он по-утреннему расслаблен. Мягкие матерчатые брюки, немного лоснящиеся, будто шелковые или атласные, и голый бомбически красивый рельефный торс. Зараза, я уже третий раз пересчитываю кубики и убеждаюсь, что все на месте.

Градов медленно направляется ко мне, ступая босыми ногами по теплому полу с керамическим покрытием. В руках несет какую-то цветастую коробку.

— Так куда ты собралась, Василия? — спрашивает он вкрадчиво и наконец подходит вплотную и защелкивает дверь, которую я успела открыть.

Он стоит неприлично близко, и я чувствую его тепло в воздухе. Отступаю на шаг.

— Вы вообще-то выкинули мой мобильник, если забыли, — произношу я и цепляюсь взглядом за коробку. Запаянная. Судя по картинке — новый телефон.

Он протягивает эту коробку мне.

— Вот телефон, пользуйся, — говорит без наезда или пафоса.

— Это что, шутка такая? — тяну неверующе и прячу руки за спину в знак отказа.

— Я компенсирую тебе ущерб, — парирует Градов так же невозмутимо. — Что не так?

— Я… не могу это принять, — опускаю взгляд. — И вообще. Мне пора.

— У тебя нет одежды. В чем поедешь? — в его голосе проскакивает сарказм, который меня прямо взрывает. Щеки заливает жар, внутри расплескивается гнев.

— Вы мне ещё наручники предложите! — выговариваю громче, чем хотела.

Градов вдруг делает шаг ко мне, отчего я вжимаюсь в стену рядом с дверью, и ставит руки по сторонам моего тела. Смотрит тем самым повелительно-хищным взглядом, чуть склонив голову набок. А я плавлюсь от его близости. Это, блин, надо прекращать!

— Наручники позже, — Градов наклоняется ближе и говорит над ухом. — Пока только кофе. Выпьешь? Утренний. Для бодрости.

По телу на слове «наручники» пробегает волна порочной дрожи. Что за… Какого черта это вызывает такую реакцию?! Нет-нет-нет. Я не из этих. Качаю головой и делаю усталый вид.

— Послушайте, Владислав Аркадьевич, — прибавляю голосу утомления. — Я не просила меня спасать. И вообще я здесь оказалась, только потому что у меня выбора не было.

Он сжимает челюсть, и по щекам ползет тень напряжения.

— Сейчас у тебя есть выбор, — цедит строго. — Уехать и снова искать место для ночлега или…

— Ну так и отпустите меня! — не даю ему закончить, заглядываю в глаза с видом «чего непонятного-то?». — Переживу как-нибудь без ваших шелковых простыней.

Градов прячет руки в карманы брюки и отступает. Усмехается.

— Неужто ты к своему домашнему боксеру решила вернуться? — в голосе мелькает досада.

Нет. Трижды нет. И я благодарна, что вчера Градов радикально избавил меня от общения с Егором. Но мне правда надо уйти. Правда нужна симка. И вообще мне неуютно в этом доме.

— Вас это не касается, Владислав Аркадьевич, — вытягиваю губы в линию. — Откройте дверь, я ухожу.

Градов кивает и правда открывает мне дверь. Удивительно легко я отделалась от его общества.

Пересекаю участок, охранник выходит из будки и открывает мне калитку, кивает Градову, который так и стоит в дверях дома, провожая меня черным взглядом. Упущение с его стороны так меня отпустить. Но уже что сделано то сделано.

Блин. Я понятия не имею, как отсюда выбираться и насколько далеко я от города. А погода немилосердно холодная. Озноб уже схватил меня и заставляет дрожать.

Плотнее запахиваю ворот рубашки и иду по добротной проселочной дороге мимо очень дорогих коттеджей. Из домов время от времени выезжают машины, и я следую за ними. Вряд ли эти люди будут курсировать в пределах поселка на своих блестящих внедорожниках и представительских седанах.

11.

Василия

Я качаю головой и делаю пару шагов назад. Но уже понимаю, что он, скорее всего, из этого дорогущего поселка, а я тут, одна, с фингалом на лице, в порванной одежде. Напоминаю жертву, с которой можно что угодно делать.

И ведь мне даже бежать некуда. Развве что прямо сейчас рвануть на другую сторону, где встречные машины и бежать против шерсти. А далеко я убегу? Насколько быстро он придумает, как меня догнать?

— Так, красавица, — мужчина снова включает покладистого. — Давай, шаг, ещё шаг. Машину обошла и вперед ко мне села. Отсосала и свободна.

В этот момент сзади раздается рычание двигателя, и я краем глаза вижу внедорожник Градова. Трудно его не узнать. Очень характерная решетка радиатора.

Хлопает дверца. Я стою, не дышу. Замираю всем телом и даже будто не чувствую холода. Но потом все же оборачиваюсь.

Градов подходит. Без спешки. В пальто. С холодным лицом и тенью желания убивать в глазах.

Лицо южного мужчины становится встревоженным, а плечи сжимаются.

— Окно закрой, — бросает Градов.

— Сорян, Влад, я не знал, что она… — тот начинает оправдываться.

— Не твоё дело, Равиль, — обрывает Градов. — Едь к жене. Пока цел.

Тот закрывает окно и трогается. Без возражений. Пускает машину по трассе.

Я стою, не дыша.

Градов подходит ко мне, останавливается очень близко. Почти вплотную. Его горячая рука ложится мне на ледяную талию.

Я качаю головой и стараюсь на него не смотреть. Чувствую себя дважды униженной. Сначала этим Равилем с его гадким предложением, а теперь тем, что Градов снова подбирает меня у обочины. На этот раз буквально.

— Хватит играть в гордость, Василия, — произносит мягко и укоризненно, по-отечески. — Садись в машину.

Я открываю рот, чтобы возразить. Но он не дает:

— Куда ты собралась? В хостел? Или к подруге? Или обратно к Егорке, который вчера тебе мордашку подправил? Где ты будешь ночевать — скажи?

Я молчу. Я ещё не придумала. В мамину комнату в коммуналке пойду, хотя это и самый ужасный вариант.

— Найдёшь работу. Конечно. Когда-нибудь. Где-нибудь. Может, даже не будешь врать в анкете, почему тебя уволили. Может, даже поверят.

Он хладнокровно расписывает мне мои перспективы, и это больно. Больно, потому что он прав. И ведь это с его подачи меня уволили. Это он для начала все мне порушил!

— Но не сегодня, Василия, — договаривает Градов строго. — Сегодня ты пойдёшь со мной.

Он влечет меня к своему внедорожнику и открывает дверь.

— Садись. Не зли меня, — прибавляет с тихим рыком на конце.

Я сажусь. Не смотрю на него. В голове какой-то ступор. Все это неправильно, так нельзя. Не должно быть. Но какая-то часть сознания, рациональная и логичная, понимает, что надо радоваться. Надо засунуть гордость подальше и принять помощь.

Он снова сам пристёгивает меня. Медленно. Его рука касается моего бедра через тонкую ткань брюк. Я задерживаю дыхание. А он снова делает вид, что это была лишь случайность. Потом захлопывает дверь — все. Я в ловушке. Из которой можно выбраться, но не хочется.

Градов садится за руль, машина трогается. Мы едем прочь от поселка. Молча. Он сосредоточен. Не смотрит на меня, зато я смотрю на него. Разглядываю профиль украдкой.

Он очень красивый мужчина. Прямо вот какой надо. И его подчеркнуто небрежная небритость, и острые скулы, и мощная челюсть, и взгляд — тяжелый из-под бровей. Все это будит во мне что-то темное и запретное. Чего не должно быть, но оно есть, пробегает мурашками по рукам, покалывает на кончиках пальцев. Першит в горле и спирает легкие так, что не вдохнуть.

Через десять минут он сворачивает к какому-то невысокому загородному дому, который стоит прямо на трассе. Открывает дверь.

— Подожди здесь, — бросает мне.

— Что? — вскидываюсь скорее от неожиданности, чем от возмущения.

— Пять минут, — добавляет он.

И выходит. Запирает машину снаружи. Я снова как в стеклянной клетке.

Ему навстречу из дома кто-то выходит. Они беседуют. Скорее ругаются. Жестикуляция не оставляет места сомнениям. Потом возвращается, садится, не объясняя ничего.

— Всё, — говорит коротко. — Куда тебе там надо было? Симку восстановить? Что ещё?

Я теряю дар речи от такого предложения.

— Так и будете меня катать везде? — спрашиваю с вызовом.

— Это разовая акция, так что пользуйся, — бросает Градов, выруливая на трассу к городу.

Блин, это все какой-то бред. Что ему от меня надо-то? Может, прямо так и спросить?

— Слушайте, Владислав Аркадьевич, — всё-таки решаюсь. — Зачем я вам?

— Мне нравится играть в сломанные вещи, — он изгибает губы в издевательскую улыбку.

— Я не сломанная! — вырывается у меня первее, чем я фильтрую, что говорю. И добавляю: — И уж точно не вещь!

Он усмехается.

— Ага! То-то ты не стоишь на трассе в рваной одежде.

Он не говорит дальше, но мой мозг дорисовывает конец фразы сам: «как побитая дворовая девка». Унизительно.

— Я могу о себе позаботиться, — шиплю сквозь зубы.

— Ну да конечно! — наигранно соглашается Градов. — В одной рубашке. С фингалом на лице. На холоде.

Мне нечего на это ответить. Он бьет неоспоримыми фактами.

— Я даю тебе шанс не умереть в этом городе, — добавляет он весомо после паузы. — Подумай, сколько стоит твоя гордость?

— Что, спасителем заделались? — язвлю.

— А что, если так? — вдруг спрашивает он жестко и строго. Холодно. — Я решу все твои проблемы.