Графиня из Черного замка

Глава 1

Я стояла у высокого замкового окна, прислонив лоб к прохладному стеклу. За свинцовыми переплетами, за толстыми стенами, медленно и неумолимо укутывал землю зимний вечер. Снежинки, словно перья с крыльев небесных лебедей, кружились в безветренном воздухе, ложась на темные ветви сосен и на зубцы крепостной стены. Мороз рисовал на стекле причудливые серебристые узоры, а в камине за спиной весело потрескивали дубовые поленья.

Здесь было тепло, сытно, безопасно. Эльфы-слуги, бесшумные и предупредительные, обеспечили всё: от ароматного рагу в глиняной миске до этой самой охапки сухих дров. Тишина в зале была густой, медовой, нарушаемой только треском пламени и тихим шуршанием моего платья.

И от этой совершенной, волшебной тишины на меня накатила тоска. Не острая, не режущая, а тихая, привычная, как эта зимняя поземка. Тоска по другому шуму.

Я закрыла глаза, и сквозь запах дыма и воска пробился другой — резкий, горьковатый и такой живой аромат жареного кофе из соседней с офисом кофейни. Сквозь треск поленьев я услышала далекий, но отчетливый звук: монотонное гудение центрального отопления в моей старой квартире, скрип лифта в подъезде, смутный гул машин за окном. Я вспомнила, как торопилась утром по серому, слякотному асфальту, а снег тогда был не волшебным покровом, а мокрой, неудобной помехой. Я вспомнила ощущение холодного экрана телефона в пальцах и тепло кружки в ладонях.

Здесь не было ни гудков машин, ни разговоров по телефону, ни мерцания экранов. Здесь был покой. Иной, величавый, но иногда слишком безмолвный для души, рожденной в гуле мегаполиса.

Я открыла глаза. Снег все шел. Одна снежинка прилипла к стеклу прямо перед моими глазами, на миг сохранив идеальную, ажурную форму, прежде чем растаять в шестигранную каплю. Я наблюдала за этим маленьким чудом, и грусть потихоньку отступала, превращаясь в тихое, светлое удивление. Да, там был шум и спешка. Но здесь, в этой немой, заснеженной сказке, было иное волшебство — видеть, как рождается и тает снежинка. Слышать биение собственного сердца в совершенной тишине.

Я вздохнула, и пар от дыхания на мгновение скрыл зимний пейзаж. Когда стекло снова прояснилось, я уже не просто смотрела на снег. Я его видела. И, повернувшись к камину, к теплу и покою этого странного, магического дома, я почувствовала, как легкая улыбка тронула мои губы. Тоска не ушла совсем — она тихо свернулась калачиком в уголке сердца, как спящий кот. Но ее место заняло спокойное, ясное «сейчас».

Я протянула руки к огню, грея ладони, и подумала, что завтра, может быть, выйду в этот белый, чистый мир. А может, и нет. А сегодня было достаточно просто стоять у окна и наблюдать, как падает снег в моем новом, тихом мире.

Меня звали Тихонова Виктория Александровна. И я полностью соответствовала своей фамилии – тишина была моей стихией. Не та гнетущая, пустая, а наполненная, живая: шуршание страниц, скрип деревянных полок, тиканье настенных часов в читальном зале. Я обожала покой раннего утра в библиотеке, когда солнечный луч, полный кружащейся пыли, ложился на стопки еще не разобранных книг. Шумные сборищ и большие компании выматывали меня за полчаса, заставляя искать спасения на кухне у холодильника или на балконе, под холодными звездами.

Мне было сорок два. Старая дева — этот ярлык, как не замечаемая этикетка на корешке, висел на мне и в моем мире, и, как я позже поняла, в этом новом, магическом. Впрочем, мне было все равно. Мечты о принце — пусть и не на белом коне, а на приличной иномарке — и двух разумных детях остались где-то там, в пыльном альбоме с выпускными фотографиями. Жизнь сложилась иначе. Я смирилась, не с надрывом, а с тихим, будничным вздохом, и отдала себя работе.

Работа была моим храмом и крепостью. Я была главным библиографом в городской библиотеке, знала каждый стеллаж, каждый каталог, каждую потрепанную обложку. Больше всего я любила наш отдел фантастики, спрятанный в дальней, уютной нише под самым сводчатым потолком. Там пахло старой бумагой, клеем и тайной. Я поглощала романы один за другим, особенно фэнтези. Я не просто читала — я жила в тех мирах. Представляла себя не королевами или могущественными волшебницами (это казалось слишком уж наглым), а скорее мудрыми хранительницами знаний, затворницами в башнях, полных свитков, или просто наблюдательницами со стороны, сидящей у трактирного камина с книгой в руках.

И вот однажды, холодным ноябрьским вечером, я шла домой. В руках — пакет с молоком и свежим томом очередной эпопеи. Тротуар был скользким от неумело посыпанного песка и первого, уже подтаявшего снега. Я думала о только что дочитанной главе, о том, как героиня проходила сквозь Зеркало Туманов в иной мир. В ушах стояла тишина библиотеки, а не городской гул. Я не заметила черной, невидимой в сумерках наледи.

Нога резко ушла вперед. Мир опрокинулся, сменив вертикаль на горизонталь. Последним земным ощущением был не удар о бетон, а странная, мягкая пустота, будто я проваливалась в стопку пуховых перин. И запах — не бензина и снега, а воска, древесины и… чего-то цветочного, незнакомого.

Я очнулась здесь. Не в теле юной эльфийки или знатной дамы, а в своем собственном, сорокадвухлетнем, знакомом до каждой родинки. В платье из простой, добротной шерсти, которое показалось бы здесь грубым, на жесткой кровати под тяжелыми балдахинами. Первая мысль была абсурдно-практичной: «А книга-то где? И молоко пропадет». Потом пришел страх. А потом — ошеломляющее, тихое узнавание. Эти каменные стены, этот воздух, эта глубокая, не городская тишина за окном… Это было похоже. Похоже на сотни прочитанных мной страниц. И мое сердце, всегда стремившееся к покою, вдруг забилось не от ужаса, а от странного, щемящего предвкушения. Будто я наконец-то дошла до той самой дальней полки в нише и нашла книгу, которую искала всю жизнь. Только открыть ее предстояло не руками.

Глава 2

Первые дни в замке слились в одно длинное, завороженное исследование. Просыпаясь на огромной кровати под балдахином, я несколько минут просто лежала, прислушиваясь к непривычной тишине. Она была иной, не мертвой — насыщенной легким скрипом древних балок, шепотом ветра в печных трубах, далеким гулом водяной мельницы где-то в глубине замка.

Моими проводниками и хранителями стали слуги. Эльф с серебряными, как лунный свет, волосами и глазами цвета весеннего неба приносил завтрак — его движения были бесшумны и полны врожденной грации. Он почти не говорил, только слегка склонял голову, и этого было достаточно. Гном с окладистой рыжей бородой, увешанный связками ключей, отвечал за хозяйство. Он ворчал себе под нос, проверяя крепость дверных петель и качество укладки дров в нише у камина, но его маленькие, пронзительные глаза светились добродушием и профессиональной гордостью за свое дело.

А однажды вечером я столкнулась в длинном коридоре с огромным, лохматым волком. Сердце на миг остановилось. Но зверь лишь опустил голову, прижал уши и, издав тихий, почти кошачий звук, юркнул в боковую дверь. Через минуту из той же двери вышел высокий, суровый мужчина с седыми висками, одетый в простую кожаную куртку, и с тем же почтением поклонился. Оборотень. После этого я научилась различать их — по особой, скользящей походке, по внимательному, чуть диковатому блеску в глазах. Они патрулировали стены и окрестные леса, обеспечивая безопасность, и их присутствие, странным образом, не пугало, а успокаивало.

Отношение ко мне было безупречно-почтительным. «Госпожа», «Хозяйка замка» — так они меня называли. В их взглядах читалось не раболепие, а скорее… ответственность. Как будто я была ценным, немного хрупким артефактом, который им поручили оберегать.

И я начала изучать. Сначала робко, потом с азартом библиографа, систематизирующего новую, живую коллекцию. Замок оказался удивительным сплетением эпох и стилей. Массивные, циклопические фундаменты, говорят, заложили еще великаны. Затем гномы надстроили крепкие, прямые стены с глубокими нишами и винтовыми лестницами, ведущими в самые неожиданные места. А эльфы привнесли изящество — ажурные решетки на окнах, филигранные узоры на каменных капителях, живые, вьющиеся по внутренним стенам двора растения, которые даже зимой сохраняли изумрудные листья.

Каждый день приносил открытия. Я нашла солнечную залу со стеклянной крышей, где в кадках росли лимоны и лаванда. Обнаружила потайную дверь за ковром в библиотеке (как же иначе!), ведущую в маленькую круглую комнату-улей, полностью заставленную полками со свитками. Нашла купальню с бассейном, наполняемым горячей водой из подземного источника, облицованную гладким, теплым камнем.

Уют здесь был не от богатства, а от заботы. Камины были сложены так, чтобы давать максимум тепла, толстые гобелены на стенах глушили сквозняки, в каждом кресле лежала мягкая шерстяная подушка. В моем кабинете (я сразу присвоила себе комнату с большим окном, выходящим в лес) на столе всегда стояла свежая чернильница и стояла ваза с зимними ягодами или хвойными ветками.

К концу первой недели я уже могла с закрытыми глазами пройти из кухонного флигеля в северную башню. Замок, поначалу казавшийся лабиринтом, стал понятным, живым организмом. И в его тишине, под почтительным, ненавязчивым взглядом нечеловеческих слуг, моя земная тоска начала понемногу оттаивать, как иней на стекле под утренним солнцем. Я была не пленницей, а скорее нежданной смотрительницей этого странного, прекрасного музея. И мне предстояло решить, что делать с этим вверенным мне тихим волшебством.

Поначалу я, по земной привычке, настораживалась при звуке далекого рога или скрипе колес на мосту. Ждала визитов, вопросов, объяснений. Но дни шли за днями, а на горизонте не показывалась ни одна карета, ни один всадник под фамильным гербом. Замок, казалось, существовал в собственном временном пузыре, в аккуратной скорлупе тишины и снега. Новости извне, если они и были, доносились только через слуг: оборотень мог упомянуть, что в дальнем лесу появилась новая волчья стая, а гном — что торговый караван гномов прошел по северной дороге, не сворачивая.

И я поняла, что всем — или никому — здесь действительно было все равно. Никто не требовал отчета, не проверял права на владение, не искал пропавшую Викторию Тихонову из городской библиотеки №4. Я была просто Хозяйкой. Фактом, как стены или очаг.

И это было… освобождением. На Земле мое одиночество всегда было маргинальным, чуть ли не позорным. Здесь же оно стало естественным состоянием, почти что должностью. Я не была «старшей девой» — я была Держательницей Тишины.

Мое исследование замка перешло из фазы открытий в фазу обживания. Я не просто находила комнаты — я наполняла их собой. Принесла в солнечную залу книгу с травами (нашел гном в глубинах библиотеки) и стала свершать описания растений. Устроила в маленькой круглой комнате-улее себе настоящий кабинет, расставив на полках самые интересные свитки и принесенный с собой чернильный прибор.

Даже научилась заказывать еду не общими фразами, а конкретно: «Эльсиндор, сегодня мне бы чего-нибудь с лесными ягодами», и эльф-повар почти улыбался уголками глаз, кивая.

Иногда я поднималась на самую высокую башню и смотрела на бескрайние, заснеженные леса, уходящие за горизонт. Ни дымка из труб соседних поместий, ни огней деревень. Только белизна, темная хвоя и синее небо. И в груди не было паники от этой изоляции. Было спокойное, широкое чувство принадлежности. Я была частью этого молчания, этой стужи, этого древнего камня под ладонью.