— Гляди-ка, живая! — в хрипловатом мужском голосе звучал восторг юного натуралиста, обнаружившего на пляже живого морского ежа. — А одежки-то у барышни какие чудные, заморские!..
Непривычный акцент неприятно резал ухо. Как и странный, детский восторг в словах говорящего. Вроде бы взрослый мужик, но речь словно у слегка умственно отсталого или инфантильного. Я поморщилась и открыла глаза.
— Ой! — тут же взвизгнула какая-то чересчур экзальтированная девица. — И вправду живая! Михей не сбрехал!
С ответом я не нашлась. По причине охватившего меня шока. Приподнявшись на одном локте, ошарашенно осмотрелась по сторонам, заставив окружившую меня небольшую толпу испуганно отпрянуть. Не поняла… А где?..
То, что я лежала на спине, было понятным и приемлемым: по странному стечению обстоятельств чей-то излишне разбалованный пацаненок лет пяти-шести, пакостливо усмехаясь, намеренно бросил мне под ноги подтаявшее мороженое. Ага, на зеркальную плитку пола в новом торгом центре, который только сегодня открылся. Нелегкая меня туда понесла! Каждый желающий побыстрее попасть внутрь активно работал локтями. Словно от скорости проникновения внутрь торгового центра зависело, достанутся ему бесплатно дефициты или нет. В тот миг, когда я попыталась обойти подброшенный «сюрприз», меня кто-то с силой пихнул в спину. И моя нога опустилась аккурат на липкий и скользкий комок, бывший еще недавно всеми любимым лакомством. Так что в том, что я поскользнулась и грохнулась на спину, ничего удивительного нет. Потрясает другое: если я падала в новом торговом центре посреди стекла и зеркал, то откуда сейчас подо мной булыжники, а невдалеке виднеется стена, сложенная из грубообработанного камня?
Неловко сев на холодном камне, я прислушалась к собственным ощущениям, одновременно пытаясь решить, не сошла ли я с ума, и не чудится ли мне в бреду окружившая меня группа женщин и мужчин, одетых в странные одежды, при виде которых на ум почему-то приходило слово «армяк». Хотя я понятия не имела, что оно означает.
Ближе всех ко мне стояла какая-то низенькая тетка в платке, завязанном надо лбом «заячьими ушками». Она же и спросила, подобострастно склонившись:
— Госпожа — магичка? Издалече к нам пожаловали?
— Кто-о-о? — оторопело переспросила я.
Нет, похоже, это все же горячечный бред. Я неслабо приложилась головой, вот мне все это и чудится: и странно одетые люди, и стена из грубого камня, и холод булыжников под попой… Надо бы встать, пока не заработала воспаление придатков. А то замучаюсь по гинекологам бегать, когда надумаю все-таки рожать…
Кряхтя, как древняя старуха, я кое-как поднялась на ноги, заставив окруживших меня людей слаженно сделать еще один шаг назад. Кто-то с задних рядов пробормотал:
— Да какая она магичка! Э-эх! Бедная наша госпожа! Кто ж теперь за мальчонкой присмотрит?
— Да помолчи ты! — шикнули на болтуна. — Госпожа графиня была хоть и слабым, необученным магом, но все же грамотной, знала, что делала! Если сказала, что боги пообещали ей прислать защитника для юного графа, значится, так и будет! Раз леди здесь, выходит, именно она сможет защитить ребенка и помочь ему дожить до совершеннолетия!..
Час от часу не легче!
— Ой, много ты в этом понимаешь, Николка! — огрызнулся первый голос. — Твое дело — печи и камины чистить в господском доме, а не рассуждать, кто теперича будет за графским сыночком ходить!..
— Уж поболее твоего понимаю! — взвился голос оскорбленного Николки. — Я-то хоть и с печами, но в господском доме, госпожу видел, почитай, кожень день! А ты, Магда, тока по большим праздникам в людскую и приходила! Все коло своих свиней, да!..
— А ну, тихо! — негромко перебила я начинающуюся перебранку. Голоса мигом стихли.
Откуда-то налетел холодный ветер. Дернул меня за волосы, бросив растрепанные пряди на глаза, забрался под мою короткую шубку из шкурки вишневого чебурашки, как говаривала подружка, огладил ледяными ладонями мои ноги в новой джинсе. И я задрожала от холода. Почему-то здесь было куда холодней, чем возле нового торгового центра.
— Где я? — вырвалось у меня, когда я с трудом забросила назад растрепавшиеся пряди. — Что это за место? Кто вы?
— Поместье графов Эверли, госпожа магичка, — с готовностью поклонилась мне та женщина, которая спрашивала про магичку. — А мы служим… служили госпоже графине Эверли, — быстро и как-то печально поправилась она.
— Служили? — вычленила я, как мне показалось, главное.
— Служили, — протолкалась вперед еще одна женщина, гораздо старше первой, со сморщенным, словно печеная картофелина лицом. — Давеча преставилась наша матушка-графиня, сегодня на закате будем хоронить.
Я содрогнулась. То ли от беспощадной простоты и честности этих слов. То ли от холода вновь налетевшего ветра. И пожилая женщина, говорившая о похоронах, засуетилась:
— Ой! Да что ж это мы! Пожалуйте в дом, госпожа магичка! Погреетесь, заодно мы вам все и обскажем как есть…
Отказываться от тепла я не стала. На улице с каждой минутой становилось все холодней и холодней. Мне даже показалось, что в воздухе пролетают «белые мухи» — редкие одиночные снежинки. А моя тонкая шубейка из искусственного меха, как оказалось, плохо подходила для подобной погоды. Я чувствовала, что еще немного, и начну отбивать чечетку зубами. А там и до воспаления легких недалеко.
Меня провели вымощенным булыжником двором, мимо каких-то приземистых одноэтажных строений, некоторые из которых были лишены нормальных окон. У стены одного из этих неуклюжих домов валялась копна золотистой соломы, рядом стояла телега или нечто подобное, топталась понуро повесившая голову лошадь. Мне стало жалко коняшку. Ее шкура вздрагивала под порывами холодного ветра, трепавшего неухоженные гриву и хвост. Животное периодически тыкалось мордой в солому, видимо, было голодным. И тихо, обиженно фыркало.
Лошадь?! Это еще что за пристанище сумасшедших реконструкторов? Да я лошадей в своей жизни видела лишь по телевизору! Я во все глаза смотрела на эту картину до тех пор, пока чужие натруженные руки не распахнули передо мной низенькую дверку из потемневшего дерева:
С врачом мы столкнулись у двери в спальню больного мальчика. И похоже, как доктор меня разочаровал, так и я его не впечатлила. Впрочем, представляю, как я выглядела в его глазах: с прической, сделанной Мод, в местной вязаной шали, выглядывающих из-под нее джинсах и обутая в недорогие кроссовки. Пришлось проглотить смешок. Тем более что доктор, несколько пренебрежительно скользнув взглядом к моим ногам, в обратном порядке изучал меня уже более внимательно. Особенно его чем-то заинтересовали мои руки с несвежим маникюром и парой недорогих колец на пальцах каждой руки. Ну что поделаешь, в отношении украшений я сорока. Или цыганка. Я отметила факт внимания доктора и пока отодвинула его подальше. В первую очередь дело:
— Проходите, пожалуйста, — кивнула я, беря управление ситуацией в свои руки. Все равно, уверена, ни Берта, ни Мод не смогут говорить с медиком. Слишком почему-то его боятся.
Сопровождавшая меня служанка, низко кланяясь, распахнула перед нами дверь. Врач прошел в комнату первым. А я кивнула девушке, которая привела меня сюда, и поблагодарила ее улыбкой. Та неожиданно расцвела ответной чуть щербатой улыбкой. Надо бы уже узнать ее имя. Но сейчас точно было не до нее.
— Ну-с, — донесся до меня из спальни властный голос врача, — кто тут у нас больной?
Я поспешила заскочить в комнату и закрыть за собой дверь. Холодно же! А мальчик и так болеет.
Мало того что доктор оказался каким-то несолидным: молодым, франтоватым, с длинными, рассыпанными по плечам темно-русыми локонами волос, щегольскими усиками и бородкой, живо напомнившей мне одного известного литературного персонажа. Только в отличие от Арамиса, лицо доктора было круглым как луна. Мне чудилось, что он вот-вот отшвырнет свой черный докторский саквояж и широко, добродушно усмехнется. Так еще и методы диагностики врача дополняли мое впечатление, вернее, его отсутствие: он небрежно протянул над кроватью и мальчиком вытянутую под прямым углом руку и сейчас со скучающим видом водил ею, глядя перед собой. Словно гладил кого-то невидимого, и ему это до смерти надоело. Я про себя скрипела зубами: ну, как лечит, так я ему и заплачу.
Доктор долго, несколько минут так водил рукой. Потом опустил ее, встряхнул кистью, будто что-то стряхивая с пальцев на пол, нахмурился и, кажется, прикусил губу, глядя на мальчика. А потом, безошибочно определив, кто здесь главный, резко повернулся ко мне лицом:
— Мои услуги обойдутся вам в двенадцать золотых монет… — За спиной доктора охнула и закрыла себе ладонью рот Мод. Сам врач помолчал, давая мне возможность проникнуться. А потом вдруг добавил: — Но я согласен взять в счет оплаты вот то колечко с вашего безымянного пальчика на правой руке…
Я опешила. На указанном пальце я носила тоненькое, не более пяти миллиметров в ширину, простенькое колечко капельного серебра типа обручалки. Его мне подарил Максим, когда уверял, что я его судьба. Макс говорил, что это белое золото и бриллианты. А я, наивная дуреха верила. Только позже, когда Макс уже исчез в неизведанных далях, я узнала, что кольцо стоит столько же, сколько и его слова. Этот доктор ненормальный? Или я чего-то не знаю?
Наверное, у меня на лице что-то отразилось. Или, может быть, я слишком долго молчала. Потому что доктор нехотя добавил:
— Понимаю, что это кольцо стоит много больше двенадцати золотых монет. Я буду навещать мальчика до тех пор, пока он полностью не выздоровеет. И при необходимости нанесу вам еще один визит бесплатно, если в моих услугах возникнет нужда для вас или для юного графа Эверли. Мои слова будут подтверждены магической клятвой.
Ого! Какое, оказывается, непростое у меня колечко! Или же доктор обознался. И я решилась. Хотя сделала вид, что хочу попробовать еще что-нибудь выторговать:
— Хорошо. Вы мне кажетесь человеком слова, — доктор после этого раздулся от гордости на глазах, — рассчитываю так же на ваше добросердечное отношение ко мне и юному графу впоследствии…
Кажется, доктор воспринял мои слова как-то не так. Потому что на мгновение поменялся в лице, будто ожидал увидеть перед собой комнатную фиалку, а увидел шипастый кактус. Но видимо, колечко ему было нужно. Очень. Потому что он вдруг быстро протараторил:
— Я, Иоахим Хорст Шепвест, целитель высшей категории, бронзовая артель, клянусь, что в обмен на подаренное мне кольцо подгорного серебра, буду лечить, не требуя за это золота, графа Леонхарда Эверли до его полного выздоровления. Так же магичка… — Лекарь выразительно посмотрел на меня, и я быстро представилась:
— Елизавета Вилбрехт. — Да, вот такая у меня немецкая фамилия.
— …магичка Елизавета Вилбрехт, — подхватил Шепвест, — имеет право на еще один случай безоплатного оказания мною, Иоахимом Хорстом Шепвестом, целительских услуг ей либо юному графу Леонхарду Эверли. В будущем, на основании связавшего нас обряда, магичка Елизавета Вилбрехт и граф Леонхард Эверли переходят в категорию доверенных клиентов. Да будет тому свидетельницей моя сила и магия!
Слабо пискнула зажимающая себе рот Мод. В комнате запахло озоном. Как после грозы. А мне показалось, что я даже заметила слабо сверкнувшую молнию. Или это было взаправду, и они все не зря величают меня магичкой? Любопытно.
Дальше доктор, с благоговением приняв из моих рук кольцо и со всеми предосторожностями поместив его куда-то во внутренний карман, занялся больным мальчиком. И теперь я уже не так скептически относилась к тому, что он держит руки на небольшом расстоянии от тяжело вздымающейся груди графа. Наоборот, мне казалось, что я замечаю, как льется с ладоней целителя бледно-желтый свет. Хотя вполне вероятно, что мне это просто почудилось. Из-за нервов.
От наблюдения за работой Шепвеста меня отвлекла вездесущая Берта. Она уже откуда-то знала, что мне удалось договориться с целителем, и сейчас, аккуратно оттащив меня в сторону входа, возбужденно зашептала, поглядывая в сторону кровати:
— Госпожа Елизавета, старая Марта испекла творожных булочек. И у нас есть холодный гусь, запеченный с травами. Предложите его милости целителю. Вон, как выкладывается, сердечный! Наверняка потом будет голодный…
Понимая, что передо мной стоит слишком сложная и слишком обширная задача, что я таким никогда не занималась и вообще имею крайне смутное понятие о том, как управляют подобными хозяйствами, я решила все записать. Во-первых, нас учили, что подобный прием помогает разделить одну большую и кажущуюся невыполнимой задачу на несколько более мелких и уже вполне посильных. Во-вторых, в преподаватели постоянно напоминали о том, что планирование позволит делегировать большую часть обязанностей другим людям. В последнем я сомневалась. И сильно. Почему-то же возникла поговорка про то, что если хочешь, чтобы работа была выполнена хорошо, то сделай ее сам? Но в любом случае, мне не помешает все расписать. А то уже голова пухнет от проблем, которые растут как снежный ком. Вот зачем мне все это, спрашивается, нужно? Зачем я добровольно лезу в петлю? Я покачала на ходу головой, пробираясь грязными, холодными и практически неосвещенными коридорами туда, где, как мне казалось, находится спальня юного графа. Коридоры все не заканчивались и становились все грязней и запущенней с каждым сделанным шагом. И я уже обзывала себя идиоткой: нужно было попросить кого-то меня проводить. Сама я в этой паутине переходов не ориентируюсь.
Бродила я так довольно долго. Несмотря на шубку на плечах и постоянное движение, уже начал ощущаться холод. И в конце концов, вышла к какому-то странному месту: я оказалась на пороге не очень широкой и длинной галереи. Переход был шириной всего шагов пять моих. С обеих сторон в шахматном порядке располагались узкие, но высокие, почти от пола до потолка стрельчатые окна. В простенках между ними — портреты. Со своего места я предположила, что это семейная галерея. И все бы ничего, но белый потолок был серым от пыли и паутины. А на полу эта самая пыль и вовсе лежала слоем толщиной в мой палец. Если не больше. Я даже не могла определить, из чего был этот самый пол: из дерева, камня или другого материала. Сюда явно месяцами не ступала нога человека. Вопрос, почему?
Я так и не решилась зайти в эту галерею. Постояла немного на пороге, изучая пыльное помещение, покусала губы. А потом решительно повернулась к ней спиной. Потом буду разбираться с этим пыльным склепом. Если мне вообще нужно сюда соваться. По какой-то же причине сюда никто не заходит? Вот и мне нечего там делать.
Мне повезло. Возвращаясь назад по своим следам, я в одном месте услышала женские голоса и пошла на них. А через некоторое время вышла на узкую и темную лестницу, на которой стояли две женщины или девушки, в полумраке было не разобрать. У одной в руках плетеная корзина с какими-то тряпками, у второй — поднос с грязной посудой. И обе оживленно обсуждали мое появление. Услышав мои шаги, они испуганно замолчали.
Я сделала вид, что не вижу ничего необычного в данной ситуации.
— Девушки, я, кажется, заблудилась, — с милой улыбкой сообщила им. — Шла от Петера и куда-то не туда свернула…
Намека хватило. Та, что держала корзину с бельем, засуетилась:
— Ой, ваша милость! Замерзли, наверное, бедняжечка, в наших хоромах! Пойдемте, я проведу вас к юному графу в комнату…
— Лучше к Берте, — с извиняющей улыбкой попросила я. И пусть думает что хочет.
Берта нашлась в небольшой и довольно светлой комнатке. Пылающий в углу камин наполнял ее блаженным теплом. Окно забрано светлыми и словно воздушными шторами. Под одной из стен — комод. Под другой — шкаф с непрозрачными дверцами, то ли книжный, то ли содержащий в себе что-то другое, и секретер из темного дерева с множеством ящичков и отделений. Посередине комнаты — круглый стол, застланный белой, вышитой скатертью. За ним-то и находилась Берта, едва не захлебнувшаяся глотком чая при виде меня.
Служанка, которая привела меня сюда и распахнула без стука передо мной дверь, уже испарилась. И я не знала, смеяться ли мне или плакать, ругать болтушек, встреченных на лестнице, или отчитывать саму Берту. Мама у меня любила приговаривать, что рыба гниет с головы. Сложно что-то требовать от слуг, если сам нарушаешь правила. Но как бы там ни было, девчонка, которая меня сюда привела, явно заслужила от меня плюсик в карму. Она, скорее всего, хорошо осознавала, что не имела права болтать на лестнице, перемывая мне косточки. И вот таким нехитрым способом заискивает, чтобы получить снисхождение.
— А-а-ахрр… — поперхнулась чаем и захрипела Берта, вытаращив на меня глаза.
Я с самым невозмутимым видом, словно так и было задумано, вошла в комнату и закрыла за собой дверь. Нечего разбазаривать почем зря тепло, оно, похоже, в этом мире еще дороже, чем в моем. Похлопала Берту по спине и сообщила с олимпийским спокойствием:
— Я шла от Петера и заблудилась. Поймала какую-то служанку и попросила ее провести к тебе. — Обращение на «ты» сорвалось с губ как-то само по себе. И я не стала исправляться. Потом решу, кем будет мне Берта: подружкой или подчиненной. Или же мы вообще расстанемся по той причине, что я отсюда сбегу. — Мне нужна бумага и писчие принадлежности, например, карандаш, — я сомневалась, что смогу писать пером. — Ну и место, где я могу писать. Лучше, если это будет кабинет управляющего. Заодно и разберусь, что к чему.
Мое сердце в этот момент нервно отстукивало о ребра морзянкой: «Я не справлюсь, я не справлюсь». Но я постаралась задавить страх. Сначала нужно побольше узнать о том месте, где я оказалась. Потому что законы Альмиреи меня не впечатлили. Женщина здесь не была бесправным приложением к мужчине. Но и добиться хоть какого-то признания ей было крайне тяжело.
Обращаясь к Берте, я предполагала два сценария развития событий: либо она сейчас вскочит и быстренько отведет меня в кабинет к управляющему. Либо засуетится и попытается напоить чаем, заболтать под предлогом знакомства с домом и его обитателями. Чтобы отвлечь от того, что сама не работает, а гоняет чаи. Но Берта меня удивила. Прокашлявшись, она подняла на меня полные удивления, покрасневшие и слезящиеся глаза:
— Так, а у управляющего кабинета не было, госпожа Елизавета. Он пользовался столом, который стоит в углу библиотеки.
Этого еще мне не хватало!
— Что ты болтаешь? — прошипела парнишке разозленная тем, что он ее едва не сбил с ног, Берта. — Какой мужик? Где он валяется? И с чего ты взял, что он мертв?
Мальчишка шмыгнул носом, привычно утер его рукавом и важно сообщил:
— Валяется в дальней части сада, за куртиной, которую полюбляла покойница-графиня! И он точно не нашенский! Одет не по-здешнему, его никто не знает. А с чего взял… Так тятька ему оплеуху со всей силы отвесил, а тот не шевельнулся!
Смешной довод. Но еще смешнее был ответ Берты:
— Ну, раз Петер его ударил, а он не дал сдачи, видать, и вправду мертвый. Охохонюшки… Опять хоронить!
И что-то такое прозвучало в словах экономки, что заставило отнестись к ее словам со всей серьезностью:
— Погоди его хоронить, Берта. Может, еще живой, просто ударился головой и находится в глубоком беспамятстве. Идем, проверим.
Берта слегка приободрилась. Мальчишка, посланный за мной Петером, был готов бежать и вести нас за собой хоть сейчас, словно перепуганный заяц. Но нам с Бертой требовалось одеться теплее перед выходом в стылый холод. Мы обе были в шерстяных платьях, но они даже в неотапливаемых коридорах почти не согревали. Что уж говорить об улице и зиме?
Место, где обнаружился найденыш, мы обнаружили издалека: там уже собралась приличных размеров толпа. Как тогда, когда в этом мире открыла глаза и я. И я побежала туда, уже слегка задыхаясь, в неосознанной надежде, что найденный мужчина окажется тоже из моего мира. Я втайне надеялась, что в таком случае мне здесь не будет так одиноко. Будет с кем поговорить на понятном нам двоим языке и о понятных нам двоим вещах. Но, протолкавшись сквозь строй обитателей поместья, разинувших рот от любопытства и удивления, жестко обломалась: на боку, спиной ко мне, лежал мужик в плаще, похожем на плащи, которые носили подчиненные Петера. Я их рассмотрела во время короткого визита Пайера в поместье. А выглядывающие из-под плаща ножны и сапоги, которых я даже на картинках в своем мире не видела, убивали всякую надежду на то, что мужик — просто реконструктор из моего мира.
Меня кто-то пихнул в плечо, вырывая из горестных раздумий. И я чуть не свалилась на лежащего мужика. Это привело в чувство. И одновременно разозлило. Ну вот что они здесь все, спрашивается, делают? Тоже мне, развлекательное шоу нашли!
— Я не поняла: ни у кого из присутствующих нет работы? — злость помогла речи звучать грозно, а бровям угрожающе сойтись на переносице. — А если проверю?
Наверное, я либо перегнула палку, либо мои слова прозвучали достаточно угрожающе. Если в случае со мной все так и продолжали толпиться вокруг, то сейчас, еще мои слова звенели в воздухе, а толпа уже рассосалась. Я про себя сердито цыкнула: поторопилась, ты, Лизавета! А кто теперь этого мужика будет тащить в дом?
Вздохнув, опустилась коленями на стылую землю. Мужик лежал на выложенной мелкой галькой дорожке, которая шла вокруг высокой и довольно большой клумбы, сейчас могущей похвастаться голой замерзшей землей с прошлогодними остатками растительной роскоши. Но летом, наверное, здесь было замечательно красиво.
Я опять вздохнула. Холодный ветер, трепавший в саду голые ветки и седые космы прошлогодней травы, пробирался под шубку, быстро забирая накопленное телом тепло. Я замерзала. А что уж тогда говорить про обморочного мужика? Если он живой, то очень скоро превратится в труп, замерзнув на земле насмерть.
У меня не было перчаток. Видимо, потерялись, когда я упала в толпе в новом торговом центре. Потому пришлось засунуть руки в рукава на манер муфты. И сейчас я нехотя выпростала их, просунув одну между воротником плаща и спутанными кудрями мужика. Тело было теплым. И это внушало надежду. А когда пальцы нащупали на шее ровно бьющийся пульс, то я чуть не взвизгнула от радости. Похороны покойной хозяйки имения прошли как-то мимо меня. Я только и знала, что графиню Эверию похоронили в семейном склепе в самом дальнем конце сада. Этого мне было достаточно. Присутствовать на сем действе у меня желания не было. Поэтому, осознав, что найденыш жив, я обрадовалась. Слава богу, не придется заниматься его похоронами.
Пока я молча радовалась, что найденыш жив, мужик пришел в себя. В следующее мгновение, я не успела не то, что встать, даже выпрямиться, на моей руке вдруг сомкнулся стальной капкан. И я с визгом взмыла в воздух, чтобы, не успев испугаться, больно грохнуться спиной на дорожку. Сверху, закрывая мне свет, свалилась каменная глыба, выбивая из легких остатки воздуха, а из головы сознание…
— …ирод! Тебе же помочь хотели! — ворвался в сознание вместе с первым глотком воздуха чей-то визгливый крик. — Что ж ты, окаянный, натворил!..
— Замолчи! — низкий мужской голос с самой капелькой негодования заставил внутри меня что-то скрутиться судорогой от удовольствия. Я бы этот голос слушала и слушала вечно. — Ничего не случилось с твоей госпожой! Она уже приходит в себя.
Я открыла глаза. И сразу же встретилась взглядом с глазами встревоженной Берты, склонившейся надо мной. Найденыш уже был на ногах и стоял рядом, положив одну руку на рукоять меча, а вторую как-то странно скрючив. Может, травмировал ее, когда упал? Или когда перебрасывал меня через себя?
Не отводя взгляда от странного незнакомца, я тихо попросила:
— Берта, прекращай истерику и помоги мне подняться!
Экономка умолкала сразу же. А на ноги меня поставил, склонившись и ухватив меня подмышки, найденыш.
— Спасибо, — буркнула я. И нерешительно добавила: — Меня зовут Елизавета Вилбрехт. А кто вы такой и как здесь оказались?
Мне казалось, я имею право это спросить. В конце концов, мужик непонятно как оказался на частной территории, довольно далеко от ее границы, если я все правильно понимала. Но ответ меня напрочь убил:
— Где здесь выход?
То есть, вот так? Ни спасибо тебе, ни извините, что ворвался туда, куда не звали? Да кто он такой?!
Я вдруг вспылила так, что перед глазами замелькало алое полотнище злости. Сама удивилась своей реакции, на обидные, но не такие уж и криминальные слова. И лишь жесточайшим усилием воли успела сцепить зубы, чтобы не дать вырваться оскорбительному ответу. Втянула носом холодный воздух, заставляя себя успокоиться, смерила мужика взглядом: ничего особенного. В местной одежде я не разбираюсь, но, по-моему, на мужике она дорогая и уж точно добротная. Темный, подбитый мехом плащ, под ним кожаная куртка или пиджак, далекого от привычного мне кроя, кожаные же штаны, затейливый пояс с прикрепленным к нему мечом, сапоги почти по колено. Перевела взгляд на лицо: волосы примерно до плеч длиной, обыкновенного темно-русого оттенка, стянутые на затылке ремешком и сильно растрепанные. Брови очень красивого рисунка и негустые. Глаза, словно штормовая туча, кажется, миндалевидной формы. Сейчас не понять, мужик сильно хмурился. Ровный нос и под ним… отвратительная, с запутавшимися в ней веточками и прочим мусором с дорожки борода почти по грудь! Фу!
В первый миг я оторопела настолько, что предположила, будто этот Никлас прислан в Эверли королевой. Хорошо хоть от растерянности ничего не ляпнула! А то хороший был бы у меня видок! Ибо уже в следующий миг до меня дошло: если прибыл порталом с привязкой на хозяйку, значит, о ее смерти не знал. Это раз. Второе — никаких гонцов вроде бы никто никуда не посылал. А третье… Ну не нравилась мне почему-то заминка с именем! И я решилась:
— Клянитесь, — стараясь выглядеть спокойной и уверенной в своих силах, предложила я магу.
На меня почему-то посмотрели странно все, кроме самого Никласа. В глазах мага, я могу в этом поклясться хоть на библии, промелькнула досада. Словно я нечаянно разрушила какой-то его план. Но, тем не менее, он практически не колебался перед тем, как заговорить:
— Клянусь, что ни мыслью, ни злым умыслом, ни словом, ни молчанием, ни делом и не бездействием не причиню вред обитателям Эверли-Хаус! Да будут свидетелями этой клятвы магия и моя кровь!
С последними словами клятвы Никлас ловко выудил из-за голенища сапога кинжал и полоснул себя по ладони.
Едва на ладони заалела кровь, над раскрытой ладонью мага полыхнула молния. Свежо и остро запахло озоном. Но меня это уже не удивляло. Я и без подсказок поняла, что клятва принята и работает. Однако мельком оглянувшись на Шепвеста, заметила потрясенное выражение его лица. Лекарь опомнился быстро. Поймал мой взгляд и едва заметно покачал головой, будто давая понять, что сейчас вопросы неуместны. Что он все пояснит потом. Ну ладно.
— Кхмм… — прочистила я горло. — Хорошо, Никлас, я вам верю и приглашаю пройти в дом. Поговорим там. Петер! — позвала я начальника охраны поместья или как еще называлась его должность: — Отпусти, пожалуйста, своих людей и пойдем с нами. Уверена, тебя это тоже касается.
Никлас, услышав мои слова, хмыкнул. Но промолчал. В мою сторону он не смотрел, так что разобраться, что ему не понравилось, у меня не было никакой возможности.
В пыльном и запущенном холле нас встретила Берта и еще три горничные, если я правильно определила род их занятий. И если горничные усиленно делали вид, что наводят порядок, при этом хитро кося глазом в сторону вошедшего Никласа, то Берта сделала пару шагов нам навстречу:
— Владетельница Елизавета! — Я чуть воздухом не поперхнулась, осознав, что Берта подслушивала и даже не стремится это скрыть. — Я распорядилась затопить камин в Желтой гостиной. Она очень маленькая. Но зато там быстро станет тепло.
— Спасибо, Берта, — сухо поблагодарила я проныру. — Распорядись еще, пожалуйста, подать всем чай. На улице холодно, уверена, что замерзла не я одна.
Берта молча и угодливо поклонилась, потом исчезла в темном и узком боковом коридоре. Я посмотрела ей вслед. Похоже, с этой ушлой дамочкой следует побеседовать и как можно быстрее. Потом решу, стоит ли ее оставлять на прежней должности. Или проще выгнать и кем-нибудь заменить.
Только когда Берта растворилась в темноте, я сообразила, что не знаю, где находится желтая гостиная. И пришла в бешенство. Ну, Берта! Ну… зараза! Погоди у меня!
Словно кожей ощутив мое замешательство, одна из девиц, стреляющих глазками в Никласа, отложила куцый пипидастр, которым елозила по пыльным картинам, обтерла руки о несвежий передник, подошла и низко поклонилась:
— Позвольте, владетельница, я провожу вас и гостей в желтую гостиную, — тихо предложила она. Я молча кивнула, опасаясь, что если открою рот, то уже не сдержусь.
Вышеупомянутая комната действительно оказалась маленькой: из мебели в ней был диван под стеной справа, два кресла напротив, низенький столик между ними и небольшой шкафчик в углу, под той же стеной, в которой находилась и дверь. Шкаф имел непроницаемый для взгляда дверцы, а обивка дивана и кресел была основательно потрепана. Настолько, что желтый цвет, оправдывающий наименование гостиной, почти не угадывался и смотрелся скорее серым. Со стенами история была получше, тут хотя бы можно было догадаться, к какому спектру радуги относится их оттенок. Ковер под ногами «радовал» глаз проплешинами и пятнами. А занавески на единственном, но большом окне уныло провисли под тяжестью пыли. Я скрипнула зубами. Счет к Берте вырос еще на парочку пунктов.
Злость на экономку стала причиной того, что я излишне сухо пригласила всех сесть и помогла мне даже не дрогнуть, когда Никлас угрюмо поинтересовался:
— А вы, владетельница Елизавета, приносили клятву? Судя по тому, что я вижу, вам она бы тоже не помешала. А то дом настолько запущен, что граф вполне может помереть от холода или голода.
Наверное, Никлас желал меня уязвить, но даже не подозревал, насколько точно угадал положение вещей. И совершенно неожиданно замять тему с клятвой мне помог, видимо, сам того не осознавая, целитель:
— После прибытия владетельнице Елизавете пришлось заниматься совсем другими вопросами, — отозвался он, с брезгливым выражением лица отряхивая испачканный в пыли рукав. — И поверьте, ей просто некогда было устроить взбучку слугам. Но теперь, если вы действительно прибыли для обеспечения безопасности наследника рода Эверли, Елизавета сможет, наконец, заняться домом, тем самым обеспечив юному графу комфорт.
Я чувствовала себя очень неуютно под пристальным, изучающим взглядом Никласа. Он будто говорил мне глазами, что знает о том, кто я на самом деле. И мне почти не помогало осознание того, что и у самого Никласа, похоже, рыльце в пушку. А добавляло дискомфорта понимание, что я не знаю, о чем говорить. Собственно, я надеялась, что маг не скажет своего имени и цели своего появления на землях графа, что даст мне возможность на законных основаниях вышвырнуть его. Хоть я и смутно представляла, как это возможно осуществить на практике. Ведь, по словам Петера, у мага имеется сильный защитный амулет.
Взяв паузу на разливание чая, дожидавшегося нас на столике между креслами и диваном, я крепко задумалась: а что теперь мне делать с этим Николасом? Нужно ли еще о чем-то спрашивать его? Или спихнуть мага под ответственность и начало Петера, пусть тот с ним разбирается? Искоса глянув на разглядывающего меня в упор Никласа, я с неудовольствием пришла к выводу, что спихнуть его на начальника охраны вряд ли выйдет. Скорее всего, отныне это будет мой геморрой. Хоть бы еще не попытался захватить власть в доме! Слишком уж говорящим был разворот его плеч по добротной, хоть и поношенной кожаной одежкой. Слишком утонченным было лицо с аккуратными, почти девичьими губами, тонким носом с нервными крыльями и не очень сюда подходящим квадратным подбородком. Маг выглядел, будто породистый аристократ. Кто же он такой? Эх, вряд ли признается. Если уж предпочел дать клятву на крови, чтобы не называть настоящее имя. В том, что он назвался чужим, уверенность крепла с каждой минутой.