Гранат и Янтарь

Не то, чем кажется

Молния, яркими вспышками рассекающая небосвод, сквозь плотную стену дождя пробивалась в окно, освещая покрытое испариной лицо. Разметавшиеся по подушке темные волосы, точно мрачные мысли, терзающие разум дурным сном, подрагивающие ресницы и приоткрытые в учащенном дыхании губы отражали кошмар, в капкан захвативший сознание.

Эвтида видела собственный дом, охваченный оранжево-красным огнем. Весь лес вокруг и даже она сама — горели в безжалостном пламени. Его языки, что так явно чувствовала на себе девушка, отчего-то опаляли не жаром, но холодом, шептали ей, одновременно обещая испепелить и вознести к самому небу.

Может ли у огня быть воля и голос? Отдаленный шепот приближался, сменялся сталью, звал и приказывал. Ломал. Чувствуя его всей кожей, Эва могла лишь подчиниться и слепо следовать за ним. Она знала, что это ее погибель, но все равно сделала шаг в его объятия.

Оглушительный раскат грома вырвал из удушливого сновидения. Восстановив дыхание, Эва бросила взгляд на окно. Завидев серое небо и ливень, с облегчением выдохнула: — Не сегодня. Это случится не сегодня.

Поднявшись с постели, она умылась и занялась ежедневной рутиной, обдумывая то, что увидела. Вопрос времени, когда ее сон станет явью.

Эвтиду считали колдуньей, хотя, по правде говоря, едва ли она ей являлась. Она не умела управлять огнем или ветром, не могла зачаровать ни живое существо, ни даже вещь, самую крошечную и малозначительную. Единственный ее талант — сны.

Эва могла проникать в них, выведывать сокровенные тайны или менять восприятие воспоминаний человеком. Могла исцелить воспаленный разум, или, увы, сделать хуже, если что-то пойдет не так. А через собственные сны она получала предзнаменования, что непременно сбывались. Ей никогда не был известен срок их исполнения, и нередко ожидание неизбежного изводило, угнетало до обессиленного отчаяния.

Порой эти видения предупреждали о сущей мелочи — как коршун украдет курицу, как платье зацепится за корягу и вырванный клок его будет трепаться по ветру. Часто же они предательски умалчивали о чем-то важном. Войну, полгода назад захлестнувшую их земли, Эва не предвидела.

Два сильных лорда схлестнулись не на жизнь, а насмерть. Их обоих смерть пока не коснулась, тогда как простые люди и воины и с той, и с другой стороны сотнями гибли и проливали кровь за чужие амбиции. Король укрылся за стенами столицы, позволяя вассалам грызть друг другу глотки под предлогом того, что войска не снимаются с гарнизонов ради безопасности государства — мол, иноземные захватчики только и ждут, когда тот даст слабину и оставит город без защиты. На деле же старый монарх попросту боялся, что пес, сорвавшийся с цепи, разорвет и его, захватит трон и обратит в пепел и без того хрупкую власть. Если боги будут благосклонны, он падет на поле боя жертвой своей неуемной спеси. Если же нет.. с этим Его Величество разберется после.

Лорд, что властвовал в краях, где жила Эвтида, ничем не отличался от прочих. Он жил в замке, занимался своими важными делами и особо не трогал народ, покуда дань исправно поступала в казну, а закрома полнились плодами труда крестьян.

А вот его соперник славился лютым нравом и поразительной жестокостью к врагам, в особенности к таким, как она. Говаривали, что он лично пытал и казнил всех колдунов, которых ловил сам или его охотники. Магия не была полностью запрещена в королевстве, и чародеи при дворе правителя считались чем-то обыденным, но только не во владениях мятежного лорда. Король сам дал ему дозволение вершить собственный закон, о чем теперь, вероятно, крепко жалел. Молодой, умелый в бою и свирепый как зверь лорд развязал войну из известных ему одному мотивов, день ото дня расширяя свое влияние.

Эве не было дела до их склок и дележа власти. Учитель, что когда-то наставлял ее, теперь служил при королевском дворе, а сама она осталась в родной деревне, просто жила в своей скромной хижине на отшибе, врачевала больных, что к ней обращались, за скромную плату работала через сны. Свой дар она не афишировала, но и не скрывала. Молва всегда приводила к ней клиентов из города или проезжих. Частенько кто-то обращался из любопытства, желая проверить, действительно ли колдунья что-то умеет, а кто-то из нужды — плата для всех одна. Так или иначе, монет на скромную жизнь ей хватало.

Если солдаты по дороге в замок в их поселении появлялись, помогала раненым, даже пленным. Эва не видела в них врагов. Не имеет значения, кто и зачем заставил их поднять оружие — они такие же люди.

И она знала — скоро их ждет кое-что похуже войны. Два месяца минуло с того дня, как ее посетил самый страшный из снов: мор пришел в королевство, губил людей, скот и даже землю. Страшная хворь ползла от селения к селению, и не было против нее средства.

Каждый день Эва собирала всевозможные целебные травы, и местным лекарям велела делать то же. В замок ее не пустили — прогнали от ворот, будто оборванку. Она просила лишь передать лорду и кастеляну, что необходимо готовиться к бедствию, но ее только на смех подняли да сумасшедшей назвали.

Руки опускались порой, но она обязана была хотя бы попытаться..

***

Дождь не прекращаясь лил несколько дней подряд, размывал дороги, отрезая деревню от внешнего мира. Из дома выйти было невозможно — за секунды одежда промокала насквозь. Эве ничего не оставалось, кроме как отдаться на растерзание темным мыслям, непрерывно блуждающим в ее голове. Дело было не в одиночестве — его она выбрала осознанно. Не любила толпу, ни с кем не сближалась. Так проще, так безопаснее. Ей нужно было лишь находить себе занятие, чтобы отвлекаться хоть ненадолго от внутренних рассуждений о будущем, что представлялось все более мрачным.

Когда тучи рассеялись и вновь вышло солнце, потребовалось еще несколько дней для того, чтобы дорога от ее жилища в поселение перестала походить на болото и можно было добраться до ближайших домов. Местный староста сетовал на убытки и потерянный урожай, но, по крайней мере, больных в деревне не было. Купив молока и хлеба, Эва возвратилась к себе и вскоре вновь отправилась на поиски трав для снадобий.

Грязь

Человек может привыкнуть буквально ко всему. Поразительная способность приспосабливаться заложена в нас глубоко на уровне инстинктов, как ключ к выживанию, который часто срабатывает даже без нашего на то желания. И порой для того, чтобы выжить, нам приходится перестать бороться.

***

Эва непрерывно смотрела на дверь, прислушивалась к каждому случайному шороху, ожидая звук шагов приближающейся смерти. Очевидно, легкой она не будет.

Запах сырой земли и плесени щекотал ноздри, оседал мерзким налетом на коже. Звон в голове рассыпался осколками боли при каждом движении. Кожа под запекшейся кровью невозможно зудела, а пересохшие губы стягивались вокруг свежих ран и кровоточили, стоило хоть немного ими пошевелить.

Она закрыла глаза, в очередной раз пытаясь расслышать шум по ту сторону камеры, которого, быть может, и не было вовсе. Убаюканная беззвучной тьмой Эва сама не заметила, как заснула. Едва ли она представляла, что в ее положении это вообще возможно, но усталость и страх сделали свое дело.

Неясно было, сколько часов прошло, прежде чем она пробудилась. Даже время суток не определить — в душной темнице не было окон. Если бы не слабо горящий факел у двери, она бы уже рассудком тронулась. Всегда темноты боялась, с самого детства не засыпала без зажженной свечи.

Похоже, проснулась она от боли. Все тело словно иглами нашпиговали, а после сбросили вниз по каменистому склону. Сил совсем не было. Эва с трудом держалась на дрожащих от напряжения ногах, тогда как плечи ломило настолько, что хотелось выть. Металл, обвившийся вокруг ее тонких запястий, глубоко врезался в кожу и разъяренной змеей жалил по уже образовавшимся ссадинам.

Мучительная боль вперемешку с отчаянием густо текла по венам, до спазмов, до трясущейся челюсти. Хаотично блуждая взглядом по грубым холодным камням, Эва будто безнадежно искала выход, мысленно саму себя умоляя о помощи. Так она привыкла — больше надеяться ей не на кого. Пытаясь хоть на короткий миг унять чувства, она зажмуривалась, представляла солнечный свет, согревающий кожу, свежий ветер, приносящий запах цветов и хвои.. Вспыхнувшая резь в мышцах быстро вернула ее в реальность, где не было ничего, кроме кандалов и агонии.

Безнадежно..

Она готова была вновь расплакаться, когда напевное бормотание донеслось из-за двери, заставляя ее собраться. Она не покажет им, насколько слаба.

Мужчина, тот самый, которого она приняла прежде за лорда, показался на пороге и смерил ее насмешливым взглядом.

— Ты как, живая? Я Тизиан, кстати. — он подошел ближе, протягивая ей чашку с водой. Эва без раздумий принялась пить жадно и быстро, и он покачал головой: — Тише ты, не отниму. Спокойно пей.

Она стала пить еще быстрее, пока не закашлялась. Горло саднило, а все нутро будто вздрогнуло, уже не ожидая такой щедрости. Даже это мерзкое ощущение во рту пропало, отчего она улыбнулась и тут же поморщилась из-за потревоженных ран на губах.

— Ноги держат? Я ослаблю цепь, смотри не свались.

Мужчина повернул какой-то рычаг у двери, и железные звенья с характерным звуком поползли вниз. Затекшие руки под их тяжестью безвольно повисли вдоль тела. Ей пришлось спиной опереться на стену, чтобы случайно не повалиться вперед. Не глядя на нового знакомого, что отчего-то ей помогал, Эва прохрипела:

— Зачем ты это делаешь?

Кончиком сапога он подтолкнул к ней ведро, облепленное грязью. Во всяком случае, ей хотелось думать, что это грязь.

— Ты гостишь здесь довольно долго. Полагаю, не прочь воспользоваться некоторыми удобствами? — он немного склонил голову набок, ухмыляясь от того, как округлились ее глаза. — Не фырчи, многие и этого не получают. Тебе, считай, повезло.

— ..Выйдешь хотя бы?

— Так уж и быть, я отвернусь.

Тизиан и впрямь отвернулся к стене. Эва долго гипнотизировала его спину, но проку от этого не было никакого. Поборовшись с собой еще некоторое время, прикинув, какая из перспектив хуже, она все же решилась принять столь великодушное предложение. Стыдно до ужаса, но хотя бы не придется болтаться здесь в мокром платье.

Закончив, Эвтида сама подвинула ведро на прежнее место и снова отошла к стене. Бросив на нее короткий взгляд из-за плеча, ее гость опять натянул цепи. Ощутившее подобие свободы тело противилось и, казалось, болело теперь сильнее прежнего.

Пытаясь отвлечься, она разглядывала мужские очертания, одежду и уставленные в бока руки. Вспомнились знаки, выбитые на пальцах лорда. У Тизиана были такие же, как и у тех, кто забрал ее из дома. Чем не тема для разговора?

— Почему у вас эти татуировки?

Он задумчиво взглянул на свои пальцы

— Это знаки охотников. — опережая вопросы, добавил : — Да, ты все правильно поняла. На таких, как ты, охотимся.

Не сказав больше ни слова, Тизиан беззаботно шагнул к выходу. Эва окликнула его, но тот даже не обернулся. Накатывающая паника заставляла едва не задыхаться от отчаяния. Сколько еще они будут над ней измываться, для чего держат здесь? Она ведь и вправду никакая не колдунья, и зла никому не причиняла. Но мучителям ее повод не требовался, похоже.

Тишина здесь давила и была практически невыносимой. Ее нарушал один только звон металла, когда плечи Эвы в очередной раз вздрагивали от судорог. Время от времени она то ли проваливалась в сон, то ли теряла сознание. Приходила в чувство, тихо плакала и ругала себя за это, когда лицо начинало щипать от слез.

По ее ощущениям, прошло не меньше суток, прежде чем Тизиан появился вновь.

— Скучала по мне?

Эва не ответила, сразу же накинулась на воду, торопливо выпивая все до последней капли.

Приоритеты

Амен открыл глаза посреди ночи, безэмоционально уставившись в потолок. Он не спал нормально с самого начала войны. На самом деле намного дольше, а может, и вообще никогда — он уже и не помнил.

Он устал. Чертовски устал, но все равно чутко реагировал на проклятый шум, доносящийся из открытого окна его покоев. Вставать не спешил, надеясь, что не случилось ничего, что требовало бы его вмешательства.

Все тело его изнутри вздрагивало, стоило опустить голову на подушки, умоляло об отдыхе. Он бы с радостью проспал целую неделю или хотя бы одну гребаную ночь без сновидений и решения каких-либо важных вопросов. Полежал бы в исходившей паром глубокой ванне до тех пор, пока кожа на пальцах не сморщится. Разделил бы постель с женщиной или с двумя сразу, ощущая приятную легкость в теле после. Образ, возникший вдруг в его мыслях, вызвал у лорда неподдельное удивление. Настолько вымотался, что всякая ересь в голову лезет.

Нервно потерев осунувшееся лицо, он сел на кровати, напоминая себе о том, для чего все это затеял. Он все вытерпит, и сил ему на все хватит.

Судя по звукам, суета с улицы переместилась теперь внутрь замка. Не надеясь уже, что без него обойдется, Амен поднялся на ноги, быстро оделся и вышел за дверь, по привычке прихватив меч.

Быстро определив, откуда доносятся голоса, он направился в лекарскую. Наверняка кто-нибудь во время ночного патрулирования оступился. Судя по шуму можно было предположить, что растяпа жив остался и даже не безнадежен, иначе с ним не носились бы так — уже неплохо.

К тому, что увидит он, открыв двери, Амен не был готов.

— Тизиан??

В нос сразу ударил густой сладковатый запах разложения. Его подручный лежал на столе в распоротых до бедра штанах. Над коленом виднелась рана, судя по всему, от стрелы, только выглядела она так, будто гниет дней пять, не меньше, в то время как Тизиан отсутствовал неполных три дня и регулярно посылал отчеты, не упоминая о нападении. Со лба его стекали крупные капли пота, лицо искажалось от сдерживаемой боли.

— Господин. — лекарь поклонился, заметив своего лорда. — Ты его образумь хоть, нельзя тянуть больше!

Тизиан схватил парня за грудки, угрожающе прохрипел:

— Только попробуй! Я голову твою снесу раньше, чем пилу ко мне поднесешь!

— Что здесь происходит? — Амен рявкнул в нетерпении. — Когда это случилось?

— Сегодня на закате. Стрелу достали, но на ней был яд, господин. Если ногу не отрезать..

— Я труп твоей матери изнасилую, если ты это сделаешь, богами клянусь!

— Тихо ты.. — лорд склонился, осматривая обильно вытекающую из раны серую кровь вперемешку с гноем. Ему такого видеть не доводилось прежде, чтоб за несколько часов настолько паршиво все обернулось. — Что-то еще можно сделать?

Молодой лекарь коротко мотнул головой. Тизиан дернулся от очередной вспышки боли, сквозь плотно сжатые зубы выдохнул:

— Ведьма. Приведи ведьму.

— Ты бредишь?

— Без ноги мне все равно что смерть, ты это знаешь. Она толковая, много наших вылечила. Пусть попробует, хуже мне всяко уже не будет.

Амен колебался. К врагу обратиться за помощью, поправ все свои принципы, или дать умереть единственному близкому другу?

Не ответив, он вышел из лекарской. Каждый шаг давался с трудом, будто по собственной гордости, и все же лорд не мог пустить все на самотек. Спустившись в подземелье, он миновал хорошо знакомые коридоры. Стражи здесь не было. Никто не задерживался в этих камерах достаточно долго, чтобы иметь возможность бежать.

Он открыл тяжелую дверь и вошел в слабо освещаемое луной помещение. Ведьма сразу же подскочила, стряхивая солому с платья. Амен отметил, что выглядит она лучше, чем в тот день, когда он ее сюда перенес. Это хорошо, будет сговорчивее.

— Помочь сможешь?

Ожидавшая чего угодно, кроме подобной просьбы Эва замешкалась.

— По.. помочь? Чем?

— Мой человек ранен и от яда страдает. Умеешь с таким справляться?

— Веди.

Такой покорности он от нее явно не ожидал. Даже торговаться не стала, последовала за ним сразу, казалась взволнованной. Неужели правда из одной добросердечности взялась помогать? Хуже-то и впрямь не сделать уже..

Когда они вместе зашли в комнату, где лежал Тизиан, Эва тут же омыла руки и принялась осматривать его, почти не касаясь воспаленной кожи. Он дернулся, когда она слегка надавила над раной, отчего гной хлынул еще сильнее.

— Пальцы у тебя ледяные.. — прошипел, пытаясь сохранить лицо. — Что скажешь, Эвтида? Побегаю еще?

Она обратилась к лекарю через плечо:

— Лунные цветы есть в твоих запасах?

Парень фыркнул:

— На что держать их? Ядовитые ведь, а собирать — то еще удовольствие, попробуй не сдохнуть.. Необходимо ногу отнять!

— Не поможет.

Эва откинула край рубахи, обнажая вздутые иссиня-черные вены, тянущиеся от паха вверх к рельефному животу. Тизиан крепко сжал зубы, Амен выругался и послал лекарю такой взгляд, что тот едва не осел на пол.

Она развернулась к лорду, словно отдавая приказ:

— Пошли людей в мой дом, да поскорее. У меня много трав заготовлено, я объясню, что надо принести.

Тот отчего-то тяжело вздохнул и отвернулся к окну, резко уперевшись рукой в стену. Тизиана и вовсе одолел безудержный, почти истеричный хохот. Этот приступ продлился около минуты. Кое-как успокоившись, он прикрыл глаза рукой и произнес бесцветным голосом:

— Все сгорело. Я сжег все.

— Что сжег? — она уставилась на него, приподняв бровь. — Травы мои?

— Твой дом, Эва. Я сам поджег твой дом с четырех сторон и ждал, пока пламя не охватило его полностью. Ничего не осталось, угли одни.

На поверхности

— Откуда начнется мор?

— Не знаю.

— Как долго продлится?

— Я не знаю.

Еще с десяток вопросов, и на все один и тот же ответ. Амен хмурится все сильнее, уже едва способный скрывать раздражение.

— Похоже, я сильно переоценил твою значимость. — недовольно, сквозь зубы.

— Похоже, ты не очень-то и привык это делать. Куда проще казнить всех без разбора, правда ведь?

Он шумно выдыхает, стискивает ладонью каменный выступ камина, на который опирается все это время, пытаясь сдержать растущую злость. Хочется своими руками придушить девчонку. Обнажив ее лопатки, высечь плетью, рассекая плоть до костей. Сжимать ее волосы, прислонив лицом к стене, услышать, как она кричит.. но не от боли. Усмехнувшись нелепости собственных мыслей, Амен резко шагает к ней, хватает за подбородок, с легким прищуром тянет почти лениво:

— Может, мне стоит вырвать твой язык? Он тебе явно мешает, а ничего полезного ты все равно не скажешь.

Она дергается, освобождаясь от его прикосновения, замечая, сколь мягким оно на самом деле было. Эта мысль, совсем неуместная и неправильная, отдает горечью во рту.

Вместо испуга в глазах ведьмы пылает гнев и презрение — к нему и к самой себе, за то, что в очередной раз она наступает на собственное горло. Поджав губы, Эва сдерживает рвущиеся наружу проклятия в его адрес и немного краснеет, дышит тяжелее.

В очередной раз он замечает, что с ней страх работает недостаточно эффективно.

Но Амен всегда добивается результата. Без исключений. И он непременно найдет ее слабое место, переломит именно в нем — так легко, что девчонка и не заметит.

Эва разворачивается к нему спиной, собирается уйти, но брошенный лордом вопрос заставляет ее остановиться.

— Видела ли ты меня в своих снах?

— Да. — отвечает не задумываясь, понимая теперь, что это и впрямь так. — То есть.. лица твоего я не видела, только слышала голос.

— Вот как. — он скрещивает на груди руки, глядя на нее с интересом. — И что же я делал в твоем сне?

Она заглядывает в его надменные ледяные глаза и равнодушно произносит:

— Сжигал.

На миг едва заметное смятение мелькает на суровом лице, но тут же сменяется улыбкой. Только взгляд его остается колким и будто вцепляется в плоть, отрывая по лоскуту.

— Что ж. — ухмыляется задумчиво. — Быть может, дар провидения у тебя и вправду есть.

Оставаться с ним рядом больше попросту невозможно. Она почти бежит к своим покоям, хотя лорд и не думает за ней гнаться. Гневно захлопывает дверь, прежде чем осесть на колени, обхватив плечи руками, и беззвучно расплакаться.

Она не избежала смерти, а лишь растянула свои мучения. Понимая это с самого начала, все равно предпочла самообман избавлению.. И чего ради?

***

Несколько дней проходят в тревожном ожидании. Про Эву все будто забыли, но насладиться спокойствием у нее не получается. Она меряет шагами комнату, подолгу смотрит на дверь, подскакивает каждый раз, как слышит шаги в коридорах. Хочется есть, но выйти она не смеет, растягивая остатки воды в кувшине.

К исходу второго дня раздается стук в дверь.

— Эва, можно войти? — звучит голос Тизиана, спокойный и мягкий.

Неожиданно для себя Эва радуется его визиту. Он же ее улыбку списывает на свой внешний вид.

— На старца твоими стараниями стал похож. — приподняв посох, что служит ему опорой, он улыбается ей в ответ. — Да ты не подумай, я благодарен. Прости, что с домом твоим так вышло. Не разобрался я тогда толком.. Зато теперь вот живешь в замке.

Радость исчезает с ее лица, сменяясь каменной маской. Тизиан вздыхает, понимая свою оплошность, но извиняться и за это не собирается. Он указывает на выход, призывая ее следовать за ним:

— Сейчас ужин, тебе нужно присутствовать.

Прикинув, что следующая возможность без опаски выйти отсюда может выпасть нескоро, она подчиняется. Они вместе проходят к одной из многочисленных комнат. Часовые, открывающие перед ними двери, всеми силами избегают зрительного контакта, будто им запрещено на нее смотреть. Это кажется странным, но забывается быстро, стоит войти внутрь.

Сидящий во главе длинного дубового стола Амен бросает на нее мимолетный взгляд и тут же возвращает его к собеседнику, сидящему от него по левую руку. Эва громко фыркает как раз в тот момент, когда все предательски затихают. Семь пар глаз одновременно устремляются на нее, отчего она делает неловкий шаг назад, но теплая ладонь Тизиана уверенно ложится на ее поясницу.

— Прошу извинить, мы задержались. — он мягко подталкивает ее вперед, отодвигает стул, приглашая занять место за столом.

Каждое их движение сопровождается тяжелым взором лорда, который едва ли может понять, что заставляет его так злиться. Одно присутствие ведьмы выводит его из себя, а эта обходительность Тизиана вызывает отвращение. Амен знает, что друг его — любитель окучивать девиц, но колдунья, серьезно?

По щелчку пальцев слуги ставят перед ними тарелки с сытным и, судя по запаху, вкусным ужином. Эва смотрит на Тизиана, как бы спрашивая разрешения, и тот с улыбкой кивает в ответ, тянется за вином, чтобы наполнить ее кубок.

Лорд кривит лицо и отводит глаза. Сидящий рядом с ним молодой мужчина, тот самый, который прежде вступился за нее, легко похлопывает его по плечу.

— Ну не так же открыто, Амен.. — на немой вопрос лорда мужчина улыбается: — Она, может, и ведьма, но нам здорово помогла, даже ты не можешь этого отрицать. Не снимай с нее кожу взглядом, хотя бы за столом.

Игнорируя его слова, Амен возвращается к ужину. Несколько раз он слышит ее тихий смех, адресованный Тизиану. Этот звук отдается эхом в черепной коробке, раздражает до скрипа зубов.