Гранд-Вавилон: Гладиатор

Глава первая. Эпизод первый

Глава первая

Дождь хлынул резко, сплошной стеной – странно для Гранд-Вавилона, где дожди обычно имеют долгую предысторию из туч и мороси; резко, как неловкий поворот в пьесе автора-графомана. Алиса недовольно посмотрела на небо и натянула капюшон куртки – зонта у неё с собой не было.

Кажется, сезон одиноких прогулок по ночам пора закрывать.

Она выключила фонк в наушниках, развернулась и пошла обратно, в сторону дома, натянув капюшон так глубоко, как могла, – но промозгло-холодные струи всё равно текли по лицу, шее, спине. Под ногами заплескались лужи, где-то завизжала сирена, заворчал гром; редкие прохожие, спрятавшись под зонтами, куртками, рюкзаками и пакетами, тоже заспешили в сторону светофора.

Алиса улыбнулась – от смеси холода и непонятной эйфории. Она вышла из дома из-за тягостного томительного чувства – не то чтобы одиночество, не то чтобы грусть, но всё то же пресловутое «лишь бы, лишь бы что-нибудь случилось». Вот и случилось. Хотя бы дождь.

Вода в лужах пузырилась, образуя над каплями маленькие прозрачные купола. Алиса уже почти бежала, но в обуви захлюпало, и ноги промокли насквозь; вот чёрт. Наконец-то дорога – значок светофора размыто светится сквозь занавес из воды. Зелёный – ещё десять секунд; отлично. Она успевает.

Алиса побежала по переходу, придерживая руками мокрый капюшон, и – оглохла от визга тормозов; споткнулась, упала, не сумев удержать равновесие.

Темно. Мокро. Ничего непонятно.

Меня сбили?..

Её никогда ещё не сбивала машина. Почти смеясь от абсурдности происходящего, она с усилием встала на четвереньки, а потом на ноги, покачиваясь, добрела до обочины. Голова пульсировала болью; было тяжело дышать.

Что надо делать в такой ситуации?.. Она коснулась рукой затылка – мокро, вода, но крови нет. А вот удариться об асфальт она ударилась, и неплохо – боль свербит, звенит, как противный комар над ухом. Проверила в кармане телефон – промок, разумеется, но на месте; ключи тоже на месте; хорошо, что не взяла сегодня ничего, кроме телефона и наушников.

Стоп. Наушники.

Чёрная машина, сбившая её, затормозила у перехода; оттуда выскочили двое – полный мужчина с объёмистым животом и невысокая пухленькая женщина. Женщина подбежала к Алисе, в панике ощупала её, взяла за локти, испуганно бормоча что-то на смеси английского и своего родного языка.

Мигранты.

– Как ты? Больно?! Где больно? Здесь нет больно? Прости, прости, как ты, мы тебя не видеть, дождь...

– Нормально, всё нормально, – выдавив улыбку, заверила Алиса. Мужчина стоял поодаль и просто таращился на неё, как филин – видимо, он по-английски не говорил совсем. – Только помогите найти наушники, пожалуйста...

– Что найти? Как ты, здесь больно? – не унималась женщина, суетясь вокруг неё. – Врач надо? Больница надо?!

– Нет-нет. Только наушники, они где-то на дороге, – она коснулась ушей и медленно повторила: – Наушники. Слушать музыку.

– Э! – вскрикнул мужчина, выудив что-то маленькое из лужи. Машин вокруг уже не было – как и людей. – Адын есть!

– Вон там второй, – пробормотала Алиса, указав вправо. Второй наушник и кейс, похожий на белое яйцо, тоже сиротливо лежали в смеси воды и грязи; мужчина подал всё ей, и она благодарно улыбнулась. – Спасибо большое! Всё в порядке, я пойду домой, я тут недалеко живу. Не переживайте.

– Э-э, нет уж, нет, садись, мы тебя везти! – строго распорядилась женщина, вытирая её лицо ладонями; сняла свою куртку и накинула на неё – вопреки слабому сопротивлению. – Зачем так поздно, в дождь – ногами?! Тебя не видеть, совсем не видеть!

– Да не стоит, правда, я...

– Нет, садись!

Женщина подвела её к машине, приобняв за плечи; мужчина галантно придержал им дверь, а сам уселся за руль. Жена села рядом с ним. Алиса лишь сейчас поняла, что кресел только два – сзади кузов.

– Но тут же!

– Сядь сюда, сюда! – скомандовала женщина, похлопав ладонями по коленям. Алиса замерла, дрожа от холода и адреналина, в сомнениях от этой идеи; с неё всё ещё ручьями текла вода.

– Я же всё залью – и салон, и вас...

– Сюда, сюда! – больше не слушая возражений, женщина втянула Алису внутрь и захлопнула дверь. Мужчина завёл мотор.

Лобовое стекло заливал ливень; дворники бессмысленно, но старательно ёрзали туда-сюда, разгоняя воду. Алиса коснулась горящего болью затылка и шеи; заметив это, женщина снова озабоченно заворковала.

– Как ты, а? Болит? Мы тебя совсем не видеть!.. – сокрушалась она.

– Всё нормально, – повторяла Алиса, дрожа и ёрзая – сидеть на коленях постороннего человека было неловко. Вся в воде, с ушибленной головой, в чужой машине, ещё и на коленях женщины – сплошной сюрреализм.

Гранд-Вавилон всегда наказывает её, когда ей становится скучно.

Женщина продолжала что-то встревоженно лепетать – но вода на стекле вдруг засветилась голубым и красным. Полицейская мигалка.

Вот чёрт. Только этого не хватало. Алиса обречённо смотрела, как им преграждают путь, как мужчина, вполголоса ругаясь по-своему, тормозит и выходит из машины – навстречу людям в форме.

Глава первая. Эпизод второй

***

Несколько месяцев назад

– Доброй ночи, – загадочным низким голосом поздоровалась ведьма, когда они с Горацио спустились по ступеням бара-подвальчика. Чёрная помада, острые ногти под чёрным лаком, корсет, по-старинному туго зашнурованный на белой блузе, – любой обыватель легко узнает в ней образ, с детства знакомый по страшным сказкам и Хэллоуину. Запомнит – и, забавляясь, пойдёт дальше, вглубь бара, заинтригованный мрачным обаянием этого местечка.

Вот только весь персонал здесь, до единого – не маскарадные, а настоящие ведьмы и тёмные маги. Двойной блеф. И игра, и выгодный бизнес.

– Доброй ночи! – весело ответил Горацио, расстёгивая пальто.

Алиса раньше не была здесь и с любопытством оглядывалась. Обычная барная стойка, полки позади неё наполнены бутылками виски, рома, джина, текилы – тоже совершенно обычными, – но вот зал... Пухлый бордовый диван с витыми золочёными ножками в форме львиных лап; низкий мраморный столик, на котором разложены карты Таро; дрожащие огоньки свечей – в подсвечниках на тёмно-красных стенах; повсюду зеркала и картины – чёрные силуэты людей, клыкастые монстры в темноте, дама в ожерелье и роскошном платье, но с выколотыми глазами. В шкафах, покрытых искусственной паутиной, стояли флакончики с разноцветным содержимым, лежали толстые фолианты – и даже рогатый череп. Над столиком, где мирно ворковали две подружки, покачивалась привязанная к потолку метла; неподалёку виднелась летучая мышь, приклеенная к сковородке.

Пластиковая мышь, разумеется.

– Вы явились из страшного мира снаружи, странники, и мир этот поражён множеством болезней, – монотонно и угрожающе сообщила ведьма в корсете. О, знала бы ты, насколько это правда. – Сейчас мы должны выяснить, от чего будем вас лечить в «Доме ночи». Крутите волчок, месье. Вы же у нас уже не впервые, насколько я помню?

– Не впервые, – Горацио улыбнулся и раскрутил на стойке маленький деревянный волчок; когда волчок остановился, наверху оказалось слово «цинга».

– Цинга!.. Что ж, подберём Вам лечение. А Вы? – ведьма посмотрела на Алису. Конечно, она знает, кто перед ней – но по лицу решительно ничего нельзя прочесть. Грамотная работа. – Теперь Ваша очередь.

Алиса покорно раскрутила волчок, только сейчас заметив над стойкой деревянную табличку с готическим шрифтом: «Зона карантина». И на полочке возле – маску чумного доктора, с клювом и стекляшками в прорезях для глаз. До чего всё продуманно.

– А у Вас тиф! – сокрушённо объявила ведьма, увидев её результат. Скорее уж чума бы подошла, – грустно подумала Алиса. – Итак, лечимся алкогольным или безалкогольным снадобьем?

– Алкогольным, – в один голос сказали они. Кивнув, ведьма взяла с подноса на стойке две рюмки и налила в одну нечто жёлтое – лимончелло?.. – в другую – прозрачно-белёсое.

– Прошу! Это от цинги – цитрусовый настой, как видите, – а это – от тифа.

Горацио тихо засмеялся; его светлые волосы растрепались, на щеках появились ямочки. Они чокнулись и выпили залпом. Алиса задумалась; смесь горечи и сладости – непонятно, какой-то незнакомый ликёр.

– Ну что ж, теперь вы излечены и готовы к посещению «Дома ночи»! – хлопнув в ладоши, радостно провозгласила ведьма. – Вы заколдовали стол?

– Да, вчера. На имя Горацио.

– Секунду. – (Ведьма открыла какой-то чёрный блокнотик – но Алисе показалось, что она даже не посмотрела туда). – Да, всё верно! Прошу сюда.

Они прошли через зал к противоположной стене; ведьма коснулась ладонью какой-то кнопки, спрятанной в зарослях искусственного плюща, и стена вдруг бесшумно отъехала в сторону. За ней открылся ещё один зал – совсем другой. Приглушённый синевато-зелёный свет, по всем стенам и потолку – переплетения корней и побегов; столики и скамьи будто (будто?..) из цельного дуба, огромная медвежья шкура на полу, играет тихая чарующая музыка – словно из какой-то фэнтезийной игры или фильма о викингах. Искусственные факелы и свечи, пучки засушенных листьев и трав, в центре зала – большой камин, где трещит пламя. Алиса ахнула.

– Вот это да, – не выдержав, выдохнула она. Горацио улыбался, наблюдая за её реакцией. – Хижина ведьмы... Как искусно всё у вас сделано.

Ведьма не отреагировала – вероятно, ей не положено выходить из роли.

– Назовите фамильяру пароль – двадцать шесть. Он же ознакомит вас с правилами, – сообщила она – и исчезла. К ним уже спешил «фамильяр» – очень низенький бородатый мужчина, почти карлик, с колодой каких-то засаленных карт. Зал был полупуст; до Алисы запоздало дошло, что «пароль», видимо, совпадает с номером столика. Изящно.

Всё больше и больше понятно, почему Горацио привёл её именно сюда. Он знает, что ей нравится подобное – и хочет хоть как-то её расшевелить.

Услышав нужную цифру, фамильяр отвёл их к столу – в углу, под искусственным раскидистым деревом с узловатым стволом, «выраставшим» прямо из стены.

– Первое правило «Дома ночи» – не переходить из зала в зал, – сурово предупредил он. – Рыцари и священники в Зале Инквизиции не будут вам рады, как и палачи в Пыточной...

– Пыточная. Звучит неплохо, – пробормотала Алиса.

– ...Также не курить, не есть и не пить ничего принесённого с собой. В уборную – вон по тому коридорчику...

Глава первая. Эпизод третий

***

На следующий день

Первые недели зимы укрыли город пуховым покрывалом – деревья, дома, машины под медлительным снегопадом превращались в сказочные белые изваяния. Алиса шла домой из “Terra Incognita” по привычной ранней темноте, глядя, как снежинки кружатся в свете фонарей, а с ветвей корявых вязов в скверике у гимназии стекают бледно-синие огни – как всегда, центр Гранд-Вавилона рано начал прихорашиваться к Рождеству. Золотые светодиодные перья свисали с фонарей вдоль дороги; неоновые веера, звёзды и полумесяцы сияли впереди, разбегаясь по стенам торгового центра. Влажный снег уютно похрустывал под ногами. Припозднившиеся старшеклассники выходили с дополнительных занятий; мимо прошли две подружки, увлечённо болтающие о каком-то аниме. Одна из них пила холодный кофе из жестяной баночки, с которой улыбался имбирный пряничный человечек.

Телефон завибрировал. Невольно вздрогнув (хотя нет – сегодня среда, а по средам он всегда с Ви; он точно не позвонит), Алиса взяла трубку.

– Алло?

– Мисс Райт, прошу прощения, Вы, наверное, уже ушли. – (Низкий, по-деловому сухой голос, покашливание в конце – будто бы недовольное. Алиса замерла у запорошенного снегом козырька автобусной остановки. Герр Штакельберг. Он никогда лично не звонил ей). – Это Штакельберг, мой личный номер. Видите ли, у меня есть для Вас предложение о сотрудничестве.

– Д-да... Слушаю.

– За то время, что Вы у нас, Вы зарекомендовали себя как прекрасный сотрудник – талантливый и исполнительный. Я бы хотел видеть Вас в научном коллективе своего гранта как переводчика-исследователя. Планируется работа с черновиками итальянских авторов эпохи Рисорджименто – Мандзони, Леопарди, многими другими, известными и, так скажем, не первой линии. Не знаю, предстоят ли командировки – но скорее нет: если мы выиграем грант, итальянские библиотеки, вероятнее всего, любезно предоставят нам скан-копии. Вам это было бы интересно?

Было бы интересно МНЕ? Чёрт, о чём тут вообще спрашивать!

– Да... Да, конечно, – выдавила она, переминаясь с ноги на ногу. На остановке толпился усталый народ; от ларька с хот-догами неподалёку заманчиво пахло сосисками с горчицей и кетчупом. – Почту за честь. Спасибо, что пригласили. Что от меня требуется?

– Мой секретарь напишет Вам на e-mail, вышлет анкету – заполните, пожалуйста, свои персональные данные, сведения об образовании, исследованиях, публикациях, – будто бы чуть потеплевшим голосом проговорил герр Штакельберг. – Как-нибудь в течение декабря ещё встретимся с Вами лично – всё обсудим. Что ж, буду ждать, всего Вам доброго, мисс Райт!

Ещё не отойдя от шока, Алиса попрощалась и побрела дальше – к метро. Это чудесная новость – да что там чудесная, потрясающая, удивительная, невероятная! Раньше она захлестнула бы её волной восторга. Герр Штакельберг – литературовед, культуролог и компаративист мирового уровня, и работать в его личном гранте, под его началом, с рукописями таких авторов... Многие были бы готовы заплатить за то, чтобы просто увидеть эти рукописи – а ей будут платить за работу с ними. Ещё пару лет назад она и мечтать о таком не могла.

Пару лет назад её бы это действительно обрадовало. Но сейчас...

Она вздохнула; большая буква М над входом в метро тонула в бледном неоновом свете. Сейчас она радуется для приличия – потому что так надо. А на самом деле – все мысли только о...

Нет. Хватит.

Толкнуть тяжёлую дверь, приложить карту к жёлтому кружку на турникете, слиться с толпой. Рука потянулась к телефону – рассказать ему; но нет – это Даниэлю она могла о таком рассказывать (в то время, когда всё было хотя бы более-менее хорошо; до того, как он её возненавидел), а ему – ему всё равно. Особенно в вечера и ночи, когда он с ней – или кем-то ещё. Прямо сейчас он говорит с ней, улыбается ей, возможно, целуется, возможно, скользит ладонью по её крепким бёдрам – может быть, даже той самой ладонью, ведь он уже не раз нарушал её мольбы не появляться больше нигде в этом облике...

Убогая иллюзия, что всё это – её, а не чьё-то ещё и не общее. Сплошные убогие иллюзии.

Стоя на ступеньке эскалатора, Алиса помучилась в привычной агонии – и зашла на страницу к Ви. Пролистала старые посты, уже выученные наизусть: Ви, смеясь, вертится на пилоне в ядовито-розовом свете; записывает песню у микрофона, в наушниках – короткие светлые волосы растрёпаны, клетчатая рубашка игриво расстёгнута, обнажая топ; её лирично-задумчивые фото на фоне ночной Ри – в чёрной воде отражаются золотые фасады центра (горло сжалось – тогда он отправился на речную прогулку с Ви, хотя обещал ей – будто специально, чтобы её уколоть; хотя, конечно, не чтобы – на самом деле ему просто плевать). Когда-то и ей было плевать на Ви, как и на всех других фавориток мэра, – но сейчас эти времена, в сущности недавние, казались далёким туманным сном.

Новых постов нет. Ви, к сожалению, давно сообразила, что Алиса смотрит её посты и сторис – иногда мэр передавал её язвительные комментарии в духе «Ну, что ж она не подписывается? Пусть бы подписалась, раз смотрит! Пусть подружек своих позовёт!» Иногда Ви пользуется этим – выкладывает что-нибудь об их совместном досуге, не с мэром в кадре, но с намёками на него (локоть в знакомом худи, козырёк кепки – Алиса каждый раз до боли стискивала зубы, дрожь жаркой ярости пробирала каждую косточку); и явно наслаждается страданиями Алисы. Дразнится, как вредная кошка.

Глава первая. Эпизод четвертый

***

Тем же вечером

– Это тебе.

Алиса замерла в прихожей, стараясь не смотреть ему в лицо, на длинное чёрное пальто, припорошенное снегом, на туго зашнурованные тяжёлые ботинки. Он протягивал коробку вишнёвого сока – её любимого – и ещё что-то маленькое, завёрнутое в ткань. На сердце предательски потеплело. Хотя уже совсем не десять, а полдвенадцатого, он всё-таки приехал – и даже привёз что-то, что нравится лично ей.

Дура.

– Спасибо, – пробормотала она, принимая холодный с мороза сок и разворачивая ткань. Крошечный квадратный пакетик – из магазина бижутерии напротив, она знала этот логотип; и...

Брошка в форме совы. Очаровательная круглая сова смотрит серьёзными чёрными глазами-кристалликами; вместо перьев – тоже кристаллики, прозрачные. Она вздохнула.

Когда-то ей нравились совы, и все безудержно дарили ей статуэтки, блокноты, подвески с ними; до сих пор у неё осталось несколько фигурок от подруг и Поля – и шкатулочка, на которую раскошелился Луиджи. Она упоминала об этом, но очень мимолётно – а он запомнил.

Или это потаённая насмешка над брошью-лисой, которую ей дарил Горацио?

– Спасибо, – повторила Алиса, прикалывая сову к домашней футболке. – Это очень мило.

– Да брось, мелочь, – небрежно отмахнулся он, встряхнув пушистыми волосами. Недавно они стали чёрными – как смоль, как в последние недели её житья с Даниэлем, только без красной пряди, – и это почему-то нервировало её чуть меньше, чем прежнее сверкающее русое золото. – Увидел – и сразу про тебя вспомнил... Ну, иди сюда.

Она шагнула к нему – покорно, как всегда, будто под гипнозом; сладко пылая, плавясь на сироп, мёд и патоку от этих печальных разноцветных глаз, обветренных пухлых губ, гордо вскинутого подбородка, энергичных размашистых движений. От запаха. От него всё ещё пахнет тем самым парфюмом – пряности, сандал, кожа – и ваниль, ваниль, сладкая, с горчинкой ваниль, пробирающаяся в самое горло.

Роланд. Недавно они в полушутку договорились, что Алиса будет называть его Роландом. Действительно – теперь Роланд получил своё новое воплощение.

Теперь, когда Даниэля нет.

Он обнял её – как всегда, крепко, уверенно притянув к груди; ласково хмыкнув, чмокнул в макушку.

– А чего не встаёшь? Я в немилости из-за среды?

Алиса покраснела и ещё глубже зарылась лицом в его грудь, в складки чёрного худи. И – нерешительно встала своими стопами на его, мягко придавив одну, потом вторую. Они так мирились и выражали нежность; с Даниэлем такого не было, но она легко могла представить себе подобное.

Но тут же – среда. Неизбежное вкрапление яда. И как он говорит это – со смесью милого подтрунивания и самолюбивого бахвальства. Алиса отстранилась, глядя в пол. Почему всякий раз, когда он упоминает отношения с Ви – даже вскользь, даже виновато, даже когда сравнение в её, а не Ви, пользу, – ей слышится это дурацкое бахвальство? «Смотри-ка, какой я альфа-самец – да, я люблю это подчёркивать!» Гадко.

Они прошли на кухню. Роланд уже весело болтал о каком-то новом бизнес-проекте; как мэру Гранд-Вавилона не быть бизнесменом?.. Персонал из Африки, дешёвый труд, проблемы с расселением и регистрацией в городе. Иногда он называл то, чем занимается, торговлей рабами – и Алиса уже не раз убедилась, что это недалеко от истины.

Как и Даниэль (то есть – как и полагается по правилам их страшной игры), он был болтлив и монологичен; её функция оставалась прежней – молча слушать, внимать, восхищаться. Иногда – выговариваться; в такие моменты он превращался в снисходительного, милосердного падре-исповедника. Личного психолога. Странного, впрочем, психолога – того, кто не только разберёт по полочкам и расковыряет по кусочкам старые травмы, но и усугубит их.

Единственное лекарство неизбежно становится наркотиком.

– ...Ну, и я говорю ему – а какого, собственно, хрена этим должен заниматься я?! Идите и улаживайте, раз сами создали эту ситуацию! Я и так им уже две трёшки из своего кармана снял, а это не мелочь какая-то!.. О, спасибо, солнце! – Алиса поставила на стол тарелки с дымящимся ужином – наспех приготовленной пастой с курицей, – и смущённо отвернулась под его напористым взглядом. Он обожал называть её солнцем – абсолютно по-даниэлевски, причём по-даниэлевски в хорошие времена, – и потом наблюдать за реакцией. – Ты что-то грустная сегодня. Устала переводить?

– Да нет, – она села напротив. Рассказать о предложении герра Штакельберга? Почему-то кажется, что сейчас не вовремя – да и глупо, если учесть, что у неё на лбу написан единственный вопрос, который её по-настоящему интересует. – Просто...

– Заждалась меня?

– Немного.

– Хочешь узнать, почему я сегодня не сама-понимаешь-где, раз среда?

Вдох. Выдох. Унять сердцебиение, жаркой тугой волной дрожи скользнувшее по всему телу. Она смотрела, как брошка-сова сверкает под светом люстры.

Вечно эти благопристойные эвфемизмы – «сама-понимаешь-где», «я уже поехал к человеку». Чем больше росла ревность Алисы, тем чаще он скрывал, врал, юлил; например, внезапные обильные «дела» оказывались сотрудничеством с Ви (недавно он взялся финансировать её школу вокала), а туманная «просто знакомая», работающая дантистом – подругой Ви. Всё это делалось, чтобы меньше ранить Алису, чтобы не вызвать очередную истерику с саморасцарапываниями – она это понимала; но подавить омерзение, каждый раз возникающее от этих юлений, покаянных вздохов и отведённых в сторону глаз, почему-то становилось всё труднее.

Глава первая. Эпизод пятый

***

Снова настоящее. Несколько дней спустя после аварии

Клуб единоборств оказался мечтой дизайнера – повсюду строгий, матово-чёрный минимализм в ярком холодном свете. Матовым, чёрным и гладким было всё – пол, потолок, стены, стойка регистрации, шкафчики и скамейки в раздевалке, душевые кабинки, даже раковины, краны и дозаторы для жидкого мыла. С содроганием вспоминая о физкультуре в школе и университете, о занятиях фитнесом в родном городе, Алиса ожидала толпы, вони пота и грязных носков – но здесь пахло лишь безупречной чистотой и хвойно-травяным ароматизатором воздуха. Переодевшись, она закрыла шкафчик магнитным ключом-браслетом, стянула волосы в хвост – и посмотрела на себя в высокое зеркало.

Не боксёр, определённо. С другой стороны – судя по их сайту, к ним ходит много девушек. И спортивных, и полных, и хрупких, как она – разных. Нечего стесняться; люди, которые приходят к ней на занятия по английскому и итальянскому, тоже не сразу всё умеют.

Так она утешала себя, идя по матово-чёрному коридору, – но сердце всё равно взволнованно колотилось. Это первое новое, откровенно и явно новое, что она решилась попробовать – что-то именно и только для себя. За долгое, очень долгое время. Что, если так ей правда станет легче?

– Привет! Алиса, правильно? Я твой тренер! – улыбаясь широкой белозубой улыбкой, навстречу ей вышел парень в чёрной форме. Крепкий и коренастый, невысокий – чуть повыше её, – с короткой, почти под ноль, стрижкой и голенастыми накачанными ногами. В лице есть что-то восточное – орлиный нос с суровой горбинкой, близко посаженные карие глаза. Она нерешительно улыбнулась в ответ. – Саид! Будем знакомы.

– Привет, – она ответила на его рукопожатие. – Очень приятно. Сразу говорю – я полный ноль, никогда ничем подобным не занималась.

– Ну и отлично – значит, чистый лист! – ничуть не удивившись, усмехнулся он – и показал в дальний угол зала, где висели связанные, будто рыболовная сеть, скакалки. – Пока бери скакалочку и начинай прыгать. Три-пять минут, чтобы разогнаться перед нагрузкой.

О нет. Только не это.

– Именно скакалка, это обязательно? – с нервной улыбкой переспросила Алиса. – Просто я не очень...

– Да-да, обязательно, нам для нашего дела важны прыжки! – энергично заверил Саид. – Как сможешь, сколько сможешь. Скажу, когда хватит.

На другой половине зала двое занимались с другими тренерами – девушка и парень. Глядя, как уверенно и чётко они двигаются – шагают, подскакивают, громко упруго бьют кулаками в перчатках по подставленным «лапам»-подушкам, – Алиса затосковала – но уже через секунду ей почему-то стало весело.

Скакалка. Почему бы и нет? Всё лучше, чем страдать из-за... Всего этого.

Что ж, время позора.

Пыхтя и отдуваясь, она сбивалась снова и снова – пока не напрыгала жалкие шесть раз подряд. Саид никак это не прокомментировал – и она, краснея, молча отдала ему скакалку, решив не оправдываться.

В обмен он вручил ей мячик. Маленький теннисный мячик, бледно-зелёный – как в школе.

– Походи с ним, побегай, отбивая от пола. Вот так – одной рукой, потом второй... Приставным шагом. Старайся не наклоняться к нему, а бить на уровне груди. Упражнение на координацию.

Алиса решительно кивнула.

– Поняла.

Бегать по полупустому залу с мячиком было ещё веселее, чем мучиться со скакалкой; она даже почти ни разу не потеряла его. Почти.

Если она как-то и представляла себе разминку перед пробной тренировкой по боксу – то точно не так.

– Откуда вообще желание заниматься единоборствами? – поинтересовался Саид, раскладывая на полу плоскую лесенку, похожую на детские классики – видимо, для следующего упражнения. – Если не секрет. Для самообороны?

– Можно и так сказать, – пробормотала она. – Хочется научиться себя защищать. И... Решить кое-какие психологические проблемы.

– Да уж, сейчас время такое – у всех проблемы, у всех стресс! – выпрямившись, он взглянул на руки Алисы – и улыбка исчезла с его лица, сменившись выражением озабоченности. – А это что такое? Кошка?

Алиса вздохнула, убрав руки за спину. Она не смогла бы заниматься с длинными рукавами – было бы слишком жарко и неудобно, – и пока не придумала, как решить эту проблему. Сеть царапин – подживших, бледно-розовых, и свежих, красных, коротких и длинных, сбегающих от локтя к запястьям, – бросалась в глаза, если смотреть вблизи.

– Ага. Кошка.

Саид кивнул – и начал объяснять, как прыгать по квадратикам лестницы. Алиса видела, что он не поверил.

После разминки он туго забинтовал ей руки, надел на неё перчатки, заботливо подобрав самые маленькие, показал основную стойку и удары – левый прямой, правый прямой, комбинацию «двойка». На месте, с шагом, в прыжке; перемещаясь по залу вместе с Саидом, колотя подставленные им красные «лапы», Алиса истекала потом, смеялась от собственной неуклюжести, от того, какими нелепо-огромными на ней кажутся перчатки, – и чувствовала себя лучше, несравненно лучше, чем пару часов назад.

Это было даже лучше, чем писать стихи; лучше, чем гулять по ночному городу с музыкой в наушниках. В этом звенело упрямое преодоление себя – то, что она так обожала и ненавидела.

Глава вторая. Эпизод первый

Глава вторая

Несколько месяцев назад. Зима

– У меня для тебя небольшой подарок, – краснея, сказала Эмми – и полезла в свой рюкзак, облепленный значками с пчёлками, котиками и мультяшными большеглазыми пони. Алиса сделала глоток коктейля, терпеливо ожидая. Над ними змеились искусственные побеги и корни, играла этническая музыка с флейтами и гонгами – она решила показать Эмми «Дом ночи». На самом деле, ей не хотелось никого видеть – не осталось сил, она была полностью выпита; но Эмми так мило и застенчиво писала и ждала встречи, что её грызла совесть. В последний раз, когда они спали вместе – осенью, когда Алиса совершила последнюю отчаянную попытку хоть как-то ощутить независимость от мэра, – Эмми, прижимая её к себе, улыбалась с безмятежным счастьем; зарылась лицом в её красные волосы и блаженно прошептала: «Вот бы это никогда не заканчивалось!..»

Это был единственный раз, когда она осмелилась открыто продемонстрировать свои чувства – для Алисы, конечно, давно очевидные. Стало ясно, что выход один – отдалиться, сведя всё к дружбе; Алиса не могла позволить себе причинить боль такому невинному ангелу, как Эмми. Только не ей.

– Вот.

Тонкие бледные пальчики протянули ей рисунок и красный конверт (Алиса вспомнила свой первый гонорар от Terra Incognita – и почему-то испытала глухую боль). Разумеется, ещё один её портрет. Алиса улыбнулась, разглядывая себя в новом образе – острые уши, зелёное платье из листьев, жёлтые глаза с узкими вертикальными зрачками.

– Выглядит здорово. Очень. Это... кто-то вроде фейри?

– Ага, – кивнула Эмми, заправляя за ухо тёмную прядь. С тех пор, как они познакомились, это был уже четвёртый стилизованный портрет Алисы – и каждый раз она наблюдала за её реакцией со смущённым восторгом художника перед музой. – Открой конверт.

Алиса повиновалась – и застыла, широко распахнув глаза. Внутри лежала пачка крупных купюр.

– Эмми... Ты чего? Зачем это? Для моего дня рождения уже поздно, для Рождества ещё рано. Да и вообще – такая сумма... – она мысленно пересчитала деньги – и обомлела ещё сильнее. – Ты с ума сошла?! Это же, наверное, половина твоей зарплаты! Забери, я не могу это взять!

Всё ещё не отойдя от шока, она протянула конверт обратно – но Эмми, улыбаясь, мягко остановила её ладонь.

– Нет, не заберу. Это тебе – просто так. От меня. Из наследства дедушки, – карие глаза Эмми скрылись под пушистыми ресницами. – У меня теперь столько денег – мне столько не нужно. Большая часть уходит на лечение Аларика, сама знаешь. И вот... Я решила отдать это тебе. На разные хотелки и радости, чтобы ты не грустила.

– Но... – поражённо выдавила Алиса – и покачала головой. Осенью у Эмми умер дедушка; совсем недавно пережив смерть матери, она тяжело, но стойко вынесла и эту потерю. Неожиданно дедушка оставил ей, как старшей внучке, огромное состояние – включая две квартиры в Гранд-Вавилоне и внушительную сумму на счёте. Эмми купила хороший телефон и планшет, чтобы рисовать, нашла хорошего психотерапевта для своего юродивого братца Аларика, разъехалась наконец-то с манипулирующей соседкой, по которой страдала до встречи с Алисой – но жить продолжала скромно. – Я не могу это принять, Эмми, правда. Ты просто сумасшедшая. Я... Мне никто, по-моему, никогда не дарил таких денег, тем более без повода. Я не могу.

Если бы она не была собой, я бы подумала, что меня хотят купить.

Нет. Только не Эмми. В её случае это действительно выражение любви – и от этого ещё более тяжело и неловко.

– Забирай-забирай. Это подарок. Делай с ними что хочешь. Хочешь – отдай кому-нибудь... Но обратно я не возьму. – (Улыбка Эмми стала победоносной. Она приложилась к своему коктейлю – сладкому, безалкогольному; алкоголь она всё ещё по-детски не переносила, ей от него было «горько и невкусно». Зато сладости обожала во всех видах – и теперь перед ней стояло высокое вязко-густое сооружение из мороженого, сливок, дроблёного печенья и арахиса). – Только своему парню не отдавай... Кстати, недавно он мне написал.

– Что?.. – всё внутри Алисы гулко ухнуло куда-то вниз. Гонги и флейты замерли. – Что ты сказала?

– Он прислал мне стикер, – спокойно ответила Эмми, ложечкой выковыривая из коктейля кусочки печенья. – Просто стикер, больше ничего. Я хотела ответить – но почти сразу он удалил.

Алиса до боли прикусила щёку изнутри, сцепив под столом трясущиеся руки. Ублюдок. Он нашёл Эмми, нашёл её номер. Да какое он имеет право?!

– Мне... Очень жаль. Спасибо, что сказала, – она встала из-за стола, нашарила в сумке телефон, пытаясь одолеть дрожь. Знакомое мерзкое чувство под глазом – в последние недели всё чаще дёргается веко. Пора бы к неврологу. Или – действительно – к психиатру. – Я разберусь с этим, прямо сейчас разберусь. Он не тронет тебя, обещаю. Он не должен трогать моих друзей – у нас был уговор... Я сейчас.

– «Уговор» – с ним? – Эмми грустно улыбнулась. Она знала, кто такой мэр; она верила Алисе и её истории. И при этом – почему-то будто бы совсем не боялась. Ни капельки. – Ты же понимаешь, что ему нельзя верить.

– Прости меня. Я... Да, я дура, я упоминала твоё имя. Имя – но ничего больше...

– Тебе не за что извиняться. Понятно, что он может найти кого угодно. – (Эмми пожала плечами; чёрно-розовый джемпер делал её худую фигурку ещё более беззащитной). – Это, в общем-то, даже забавно, что он встревожился. Думаю, таких ситуаций будет ещё много.

Глава вторая. Эпизод второй

***

Уже на следующий день Алису разрывало чувство вины – за то, что не сдержалась. Она написала Роланду длинное сообщение с объяснениями и извинениями, но он даже не прочитал его; позвонила ему, но ответа не было. Ещё спустя день он сухо написал, что, раз он «животное», она, вероятно, больше не нуждается в общении с ним. Алиса рыдала, не помня себя, ненавидя собственное бессилие. Свежие царапины саднили – она шипела от боли каждый раз, когда мыла руки и принимала душ, и на работе в ответ на расспросы привычно врала о вредной кошке.

Потом в ней проснулась злость. Да как он смеет, собственно говоря? Обижаться на оскорбления, просто на слова, когда сам поступает с ней вот так – вторгается в её личное, важное, пишет Эмми, добрейшей душе, самоотверженно преданной Эмми, которой не имеет ни малейшего права писать. Он может сломать Эмми одним щелчком пальцев; почему она должна оправдываться за то, в какой ужас и гнев это её привело? Особенно если учесть, что он даже не попытался извиниться?..

В среду, когда Роланд – разумеется – отбыл на очередную встречу с Ви, она написала Вэлианту, несчастному губошлёпу-историку, с которым давно не общалась. Он примчался погулять с ней сразу же, не задавая лишних вопросов. Принёс неплохое вино; как всегда, заумно и гнусаво вещал что-то о своей диссертации, о научном квизе, в котором недавно участвовал, о том, что под его маской доброты кроется мизантропия («Мне недавно сказали: слушай, ты же просто идеальный маньяк – такой подчёркнуто милый, спокойный, правильный парень... Не удивлюсь, если по ночам ты расчленяешь людей»); отчаянно самоутверждался («Кто знает – я же, очевидно, всё-таки небезразличен тебе... Раз ты позвала меня сейчас, и мы пьём вино, и метель воет за окнами»). Его голубые глаза блестели, щёки романтически раскраснелись, он изо всех сил пытался шутить – но Алиса отлично знала, чего он добивается.

«Наверное, в своём романе ты назовёшь эту главу «Неудачная ночь», – грустно и смущённо сказал он ей, когда она в первый – и пока что последний – раз дала ему шанс; когда у него толком ничего не получилось, и он трепыхался на ней жалко и неуклюже, как мокрая рыба, выброшенная на песок, тщетно пытаясь войти и двигаться. Когда она просто прервала действо и довела его рукой, потеряв терпение.

Теперь было примерно то же самое – ещё одна неудача. На этот раз Алиса уже не пыталась доставить ему удовольствие; просто приняла душ и постаралась уснуть, отвернувшись к стене. Уснуть ей так и не удалось – лёгкая дрёма смешивалась с навязчивой тревогой, почти со страхом; Вэлиант обнимал её – но каждое его прикосновение было неприятным, скользким, почти как у Альберта Несчастного. В голове у неё всё крутился тот вечер – ещё до смерти Даниэля, – когда Вэлиант добился-таки возможности снова остаться у неё на ночь, и, хотя она много раз повторила «я ничего не хочу, нет, ничего не будет», всё равно лез к ней с упорством насильника и, в конце концов, обессиленно спросил: «Может, ты мне хотя бы подрочишь?» Это было отвратительно – всё в нём отвратительно, хоть он и корчит из себя возвышенного интеллектуала. Он до сих пор обижен на неё – отсюда и тонны его въедливого сарказма, фразы вроде «всем ли тёмным богам поклонилась», мемы про абьюзеров, которые он упорно ей шлёт; он мало чем отличается от Альберта Несчастного – разве что чуть более социализирован. Тоже на грани от того, чтобы окрестить её «эксцентричной гранд-вавилонской куртизанкой».

Утром, за кофе, Вэлиант всё-таки донял Алису расспросами. Началось всё с застенчивого «Когда мы были там...», – (благоговейно-испуганный взгляд в сторону дивана). Алиса ждала чего-то вроде «извини, это всё моя неуверенность в себе; сам не знаю, что на меня находит», – но вместо этого услышала самооправдания и обвинения, от которых ей стало ещё мерзее. «Наверное, всё дело в презервативе». «Знаешь, я почти ничего не чувствовал – что тогда, что сейчас. Вот минет да, а это...» «Может, у меня не упал бы, если бы ты активнее двигалась». «Наверное, мы просто несовместимы в этом смысле».

К концу этого диалога Алиса была готова согласиться с чем угодно – лишь бы он ушёл восвояси. «Да, пожалуй, несовместимы, у нас ведь нет друг к другу каких-то горячих чувств», – с вежливой улыбкой сказала она. Вэлиант почему-то решил исповедаться ей – видимо, чтобы подчеркнуть, что и без неё у него был сексуальный опыт; рассказал о девушке, которая ему очень нравилась, с которой они несколько раз гуляли, пили вино в ресторане, ходили в музей; наконец он остался с нею наедине, но... «Она сказала, что не хочет большего – поэтому я попытался пальцами, – краснея, выдавил он. Алиса мысленно вздрогнула – ей не хотелось даже представлять, что может выйти пальцами у такого неопытного, неловкого и зажатого парня. Задача, с которой далеко не каждый опытный справится. – Я довёл её – в смысле, должны же сократиться мышцы, так вот, я ощутил это сокращение мышц... И она сама сказала, что всё получилось. Но...»

«Но после этого с тобой перестали общаться?» – закончила за него Алиса.

«Ну... В общем, да, – убито произнёс Вэлиант, педантично стирая салфеткой пятнышко кофе с чашки. – Хотя мне кажется, что дело в её состоянии. Она принимала антидепрессанты – может, они понижали её либидо, приглушали чувства, не знаю... Она сказала, что хочет просто дружить. Как и все остальные, с кем я знакомился за это время».

«У меня для тебя плохие новости», – вздохнув, сообщила Алиса.

«Но она не говорила, что дело в том вечере! Вообще ни слова о том, что ей что-то не понравилось или...»

«У меня для тебя плохие новости», – бесстрастно повторила она.

Глава вторая. Эпизод третий

***

Несколько дней спустя. Рождество

Рождественским утром Алиса планировала проспать долго-долго – но проснулась почему-то рано. Во дворе белел снег, но под балконом – точнее, под тем, что от него осталось: его так и не восстановили, и под грустно торчащими железным каркасом по-прежнему зиял провал в пустоту, – почему-то самозабвенно ворковали голуби. Зябко ёжась, она умылась, заварила кофе, отправила традиционные праздничные этикетности матери и отчиму, более дальним родственникам, подружкам детства; палец, как всегда, замер на пару секунд над чатом с Полем – но, как всегда, она пролистала дальше. Кто там ещё?.. Эмми, Горацио, Ева и Сильвия, синьора Филиппи, герр Штакельберг; так и быть, Константин; Моника – простодушная болтушка, с которой они вместе работали в Terra Incognita и которая до сих пор периодически ей пишет; Тильда?.. Нет уж – они давно не общались, и Тильда всё больше её недолюбливает. За то, что она отвергла Горацио – хотя официального «отвержения», собственно говоря, так и не произошло. Вэлиант, Аларик, Клавдий?.. Алиса поёжилась; эти сами поздравят – даже если не очень-то ждёшь. Ноэль? Ни в коем случае. Тоже сам объявится, как только затоскует от одиночества и захочет новых постельно-виртовых впечатлений. Его унылый цикл немного увеличился – не раз в три недели, а раз в месяц-два, – но никуда не исчез.

Немного подумав, Алиса поздравила даже Диану – отправила ей стикер вредного снеговика, который показывает язык. Ей подходит.

Кажется, этого достаточно. Как была – в пижаме, – она упала спиной на диван, глядя в потолок. Прошлое Рождество они встретили с Даниэлем. Прошлое.

А сегодня тот, кто забрал его лицо, тело и голос, наверняка с Ви. Или с кем-то ещё – но не с ней. Нет, не хочется даже думать об этом.

Алиса закрыла глаза; в последнее время она ненавидела быть одной. В такие моменты края дыры у неё в груди трепетали от пронизывающего холода.

Неистово-безумный секс с Роландом, который подражает голосу Даниэля, шепча ей в ухо, кокетничает с ней словами Даниэля, шутит его шутками, фантазирует его фантазиями. Его отстранённые глаза после – когда он закуривает, глядя в окно. Невыносимая вежливо-прохладная доброжелательность, когда он смотрит с ней фильмы или обсуждает что-нибудь.

Как-то раз он пошутил, что хочет на Рождество свитер с оленями – и Алиса действительно купила свитер с оленями; раздобыла и заказала нечто прекрасное – величавые, детально прорисованные синие олени бегут в синюю чащу с пушистыми елями, позади – объёмные сугробы, синий домик с вьющимся над крышей дымком. Это великолепие совсем не было похоже на безлико-одинаковые скандинавские орнаменты свитеров в большинстве магазинов. Вот только она не знала, когда его вручит.

Традиционное приглашение на рождественский бал ей снова передали – но ей не хотелось идти.

Холодно. Холодно и пусто.

Стук в дверь. Она удивлённо открыла глаза и села. К соседям?.. Нет, точно ко мне. Стук, шуршание, шушуканье и смешки. Алиса на цыпочках вышла в коридор; она никого не ждала.

– Кто там?

– Сюрпри-из!

Она открыла, начиная понимать, что к чему. За порогом стояли Ева, Сильвия, Горацио и – как ни странно – недовольно поджавшая губы Тильда. Издав радостный возглас «С Рождеством!!!», первой в квартиру ворвалась Сильвия – и, хохоча, обняла Алису. Она пахла морозом; по её присыпанному снегом пальто тянулся рисунок из листьев падуба. Алиса попятилась.

– Мы так и думали, что застанем тебя дома, – мягко сказала Ева, оглядывая тесную прихожую; она прижалась спиной к стене, чтобы никому не мешать. В руках у неё был большой красно-зелёный пакет. Алису бросило в оторопь. Подарки?.. Чёрт, чёрт, чёрт. У меня же ничего ни для кого нет. – Надеюсь, ты не сильно против такого вторжения?

– Я...

– Идея моя, признаюсь, – улыбаясь, покаялся Горацио. Он был в чёрном плаще, подбитом мехом – будто бы снова в мрачном образе Гамлета; войдя, он поскорее разулся и прошёл вперёд – для него, раздавшегося в плечах от занятий в зале, прихожая и вовсе была маловата. – Но мы ненадолго, если вдруг мешаем. Просто поздравим и...

– Нет-нет, всё хорошо, оставайтесь, – вымученно улыбаясь в ответ, заверила Алиса и наконец высвободилась из объятий Сильвии. Ни желания, ни сил на праздничные посиделки она не ощущала – но всё лучше, чем просидеть весь день одной, прохандрить и проплакать, мониторя страницу Ви. Кстати, об этом... Нет. – Спасибо за сюрприз, приятно, что вы про меня вспомнили. Просто... У меня нет угощений, алкоголя, вот этого всего – вообще ничего. Даже ёлки. Я не планировала отмечать.

– О, это мелочи! – отмахнулась Сильвия, сбрасывая пальто и ботинки; её растрёпанные тёмные волосы разметались по плечам. – Мы привезли несколько бутылок отличного вина – Бахус передал. И нектара! И рома с кокосовой водой!

– Всё у меня в машине, – скромно вставил Горацио.

– А еду можно и заказать или сбегать в магазин, – бойко продолжала Сильвия.

Тильда поморщилась, стягивая одну из изящных серебристых перчаток. Всё это время она стояла на лестничной площадке – и только сейчас зашла, аккуратно прикрыв за собой дверь. В её вытянутом, аристократически бледном лице не было ни искорки симпатии к Алисе – и ко всей этой затее.

Глава вторая. Эпизод четвертый

...Романтичные чёрно-белые фото на ночных снежных улицах центра. Роланд прижимает Ви к стене, обнимая её за талию; оба чувственно, разнеженно улыбаются. Помогает ей сесть на парапет у реки, с жадной силой придержав за красивые крепкие бёдра. Целует её в голую шею, отодвинув воротник пальто; она смеётся, запрокинув назад голову. Приподнимает её на руках – легко, как ребёнка, как пёрышко, – чтобы она могла коснуться светодиодной снежинки под фонарём. Лежит рядом с ней в снегу; они смотрят друг на друга, счастливо улыбаясь. Пустой ночной перекрёсток, светофоры на размытом фоне; он лежит на спине, поверженный победительницей Ви, – а она восседает сверху, собственнически и игриво обхватив ногами его тело – и, подняв голову, оборачивается: никто не видит их влюблённых игр?.. Её короткие светлые волосы разлетаются при резком повороте головы, изящным штрихом перечёркивают тёмный кадр.

Песня о любви, подпись «молодые и красивые». Алиса листала фотографии, с каждым движением пальца раздирая себя изнутри; звуки вокруг стали глуше.

Что всё это значит?.. Ви говорила, что давно перестала верить ему, что у неё угасли к нему чувства, что она с ним лишь из-за секса и денег. Ещё до того, как мэр перешёл грань с Алисой и стал Роландом, Ви демонстративно удалила все совместные посты с ним, все фото – всё, что могло хоть как-то напомнить об их отношениях; позволяла себе только редкие туманные намёки – и то наверняка лишь затем, чтобы побесить Алису.

Что это – манипуляция? Продуманная игра? Она уговорила его пойти на это – конечно же, она уговорила, потому что романтичные рождественские фотосессии – сугубо женский приём и женское желание, – чтобы показать своё право на него? Чтобы поставить её, Алису, на место? Чтобы не отпустить его – чтобы вот таким примитивным ходом заставить его верить, что он что-то для неё значит? И раз он согласился на это – значит, повёлся? Он?..

Или у них всё гораздо лучше, красивее, полноценнее, чем он говорит. Или он лгал ей всё это время.

– Алиса, ты будешь вино или нектар? – крикнула из кухни Сильвия.

Она вздрогнула; отложила телефон, потёрла виски. Боль распирала, поднималась тугой горячей волной, боль – и неуёмная, дикая ярость. Позвонить ему прямо сейчас, наорать на него, высказать всё...

Но какой смысл? Она слишком хорошо знает, что услышит. «Это тебя не касается». «Зачем ты лезешь на чужие страницы? Не я выложил фото, а она – какие ко мне претензии?» «Сходи к врачу, тебе нужна помощь. Ты не можешь за себя отвечать – а я за тебя отвечать не обязан».

Всё так и будет, ему всё равно. Ви важнее для него, чем он хочет показать – и за её любовь он готов бороться, хоть она и просто смертная, песчинка в его глазах. За Ви – да; за неё – нет. Она – пластырь, замена, ситуативная игрушка; с ней играть интереснее, чем с Ви, – потому что она полнее привязывается, отчаяннее поддаётся. Она клялась себе, что больше не привяжется до потери разума, до безумия, как это случилось с Даниэлем, что никогда больше не повторит такой ошибки – и вот. Пожалуйста.

Когда он пошёл на эту фотосессию? В одну из тех ночей, когда не отвечал на её сообщения и звонки, когда был занят «делами»? Он остался у Ви после или они разъехались? Что он чувствовал, позируя для всех этих фото – неловкость, стыд, иронию? Или восторг от её красоты, от светлых волос, нависающих над ним в заснеженной темноте?..

– Нектар, – срывающимся голосом ответила Алиса. Её трясло, сердце загнанно колотилось, ладони намокли. Бить. Бросать. Сокрушать. Вонзить ногти в плоть – свою или чужую – и рвать, рвать, кромсать, пока не порвёшь себя и его на кусочки. Красная, красная пелена. Чёрно-белые фото. Господи, какая же я дура. – Я в туалет, подойду через минуту.

...Она удержала себя от звонка раз, и два, и три – столько раз, сколько было необходимо. Её безумная, охваченная страстью и гневом сторона ненавидела Горацио и его компанию за то, что они явились так не вовремя, – но другая, разумная, сторона непрерывно их благодарила. Они уберегли её от очередного падения в пропасть – у самого края она смогла ухватить этот момент, сжать его и удержать; удержать за горло то, что в ней клокотало – грубо, бесцеремонно, как санитары связывают умалишённого и прижимают к его лицу тряпку с хлороформом.

Пока одна Алиса лежала, оглушённая хлороформом, – другая праздновала Рождество.

Они заказали много всего – пиццы, пироги, салаты, фрукты и сладости; Алиса хотела залить в себя столько золотистого искрящегося нектара, съесть столько вкусностей, чтобы перед глазами у неё перестали стоять злосчастные чёрно-белые фото.

До чего мерзкая показуха. Подарок на Рождество, ничего не скажешь. Может, это действительно был его подарок?..

Да уж. Тебе, видимо. Идиотка.

Наверняка все заметили, что на ней лица нет – но никто не стал задавать вопросов. И прекрасно – ещё этого не хватало. Сильвия продолжала болтать и хохотать, Горацио шутил, Ева вела милые уютные разговоры, Тильда по большей части угрюмо молчала, скрестив руки на груди.

Шлюха мэра, – вот что о ней говорят. Игрушка мэра. Подстилка дьявола. Одержимая. Она была уверена, что Ева, Сильвия и, уж тем более, Тильда не станут больше с ней общаться; тем более – не придут к ней просто так, весёлой гурьбой, без предупреждения. Конечно, без влияния Горацио они вряд ли решились бы на это – но... Это до странности человечно – хоть они и не люди. Сидя с ними за заваленным едой и алкоголем столом, Алиса чувствовала себя почти растроганной.