Психопатическое ранобэ.
Этнографическая фантастика, драма, мелодрама, ужасы, апокалипсис, героическая фантастика. 16+
ВНИМАНИЕ
Данный роман не является окончательным вариантом произведения. Автору очень интересны ваши отклики на данное произведение. В процессе дописывания возможны доработки и небольшие изменения текста.
Цикл «Музыкальная шкатулка», пятая мелодия.
А душа волочилась, как пилюли, глотало небо седое,
Звезды!
И чавкали его исполосованные молниями губы,
А дворники грязною метлою,
Грубо и тупо!
Чистили душе моей ржавые зубы.
Стоглазье трамвайное хохотало над прыткою,
Пыткою!
А душа по булыжникам раздробила голову свою,
И кровавыми нитками!
Было выткано,
Моё меткое имя по снеговому шитью.
Вадим Шершеневич, «Это Вы привязали мою…», 1914 г.
Глава 1
СССР.
Москва, 1978 год.
9 июля, воскресенье.
10.00 утра.
Хмурые мрачные тучи, подгоняемые холодным порывистым ветром, неслись рваными клоками по свинцовому небу, периодически выливая на Москву заряды сильного дождя. Главная достопримечательность советской столицы, страны победившего социализма, Красная площадь была практически пустой. Знаменитая на весь мир очередь в мавзолей и кремль, в это летнее воскресное утро не смогла собраться из-за разбушевавшегося ненастья. Шумные и нарядные пионеры, румяные и целеустремлённые комсомольцы, самоотверженные и строгие коммунисты – все эти представители трудового класса, разнообразные победители всевозможных смотров и соцсоревнований ожидали в многочисленных гостиницах окончания дождя. Ведь ещё вчера синоптики предупредили о том, что солнце придёт в столицу ближе к вечеру.
Лишь немногие фигуры прохожих в шляпах и плащах с поднятыми воротниками и зонтами мелкими группами сиротливо жались к окраинам главной площади великой страны, спеша по своим делам. В одной из этих небольших компаний якобы случайных пешеходов шёл обыкновенный советский парень из простой семьи рабочих, Юра Кузнецов. Придерживая одной рукой под плащом завёрнутый в полиэтилен свёрток, ёжась от холодного ветра, он напряжённо и незаметно осматривался по сторонам. Ведь везде в этом месте их могла подстерегать опасность в виде сотрудников госбезопасности. Пока советские колхозники и гегемоны пролетариата отдыхали в тёплых и сухих номерах гостиниц, коварная либеральная интеллигенция замыслила недоброе дело, очерняющее саму суть советского победного строя. Юра конечно же себя, тоже относил к интеллигенции, ведь он уже перешёл на учился на третий курс Московского государственного института культуры. А когда в многочисленных анкетах он указывал профессии своих родителей как рабочие, Юра попросту лукавил, ведь его отец работал киномехаником, а мама гримёром в театре и с самого детства он вращался в около богемной тусовке, где собственно говоря, обзавёлся нужными для себя знакомствами.
Всё! Они пришли, время без трёх минут десять, сердце на мгновение замерло в томительном ожидании.
Пора! Это была первая его важная акция, ведь расклейку листовок и распространение самиздата за серьёзные дела он не считал. Юра не знал и половины людей, которые сегодня вышли на дело, да и не стремился знать, ведь это было настолько опасно для них, что полностью оправдывало поговорку:
- От многой мудрости много печали, кто умножает познания, умножает скорбь.*
Природа внезапно будто бы почуяла их вероломные замыслы, косые нити дождя ослабли и полностью прекратились, сквозь прорехи в тучах солнце на несколько минут осветило площадь…вперед!
Одновременно четыре группы людей выхватили свёртки из-под одежды, ловко растянули их в стороны, а другие якобы спешащие по своим делам иностранцы, их было сразу видно по одеянию и поведению, технично вытащив компактные фотоаппараты, начали съёмку протестующих.
- Долой шестую статью конституции! Долой власть КПСС! Долой!!! Долой!!! Долой!!! Нет однопартийной системе! Да здравствует свобода печати!!! Да здравствует свобода слова!!! – дружно скандировали они.
На развёрнутых белых простынях, большими печатными буквами на двух языках русском и английском были написаны лозунги с требованием отмены шестой статьи* недавно принятой брежневской конституции.
Зазвенели трели свистков милиции бегущей со всех ног к протестующим, в Спасской башне распахнулись ворота, оттуда буквально вылетело несколько чёрных Волг, вспыхивая синими мигалками, они устремились к демонстрантам и их фотографам. Но первыми к ним успели подъехать два серых Кадиллака с дипломатическими номерами, вынырнувшие из глубин потоков дождевых зарядов, иностранцы лихо запрыгнули в них и умчались в неизвестном направлении. И тогда все стражи порядка, неистово свистя и крича в громкоговорители, набросились на протестующих советских граждан. Но и они были не промах, как тараканы бросились в разные стороны, каждая группа отходила в заранее обговорённые стороны. Милиция заметалась по площади, все же на эту акцию выходили исключительно молодые представители диссидентов, многие из них уже имели спортивные разряды.
Юра ещё в школе почти пять лет неплохо гонял мяч в футбол и поэтому он нёсся вниз к реке словно метеор. Ему нужно было пробежать два километра, до Устьинского моста, пересечь его, свернуть на Садовничевскую улицу в нужный дом в подъезд номер два, там его ждала Катя Рублева с другой одеждой. Они познакомились у его мамы в театре в одной гримёрке, когда он забирал сумки с самиздатом. Она дочка известного профессора, уже имела представление кто он и чем занимается в жизни. Подспудно Юра понимал, что ему совсем не светит ничего с ней, ведь они были птицы разного полёта. Но что-то тянуло его к Кате с непреодолимой силой, ночью во снах он обнимал её, целовал в мягкие и горячие губы, гладил с нежностью ладонями по струящимся золотистым волосам, по молодому упругому и страстному телу … эххх.
Глава 2.
Сычёвка, 1978 год.
9 июля, воскресенье.
18.00 вечера.
Николай, крепко придерживая Юру за плечо, вывел его из вертолёта. Практически пустой военный аэродром посреди леса, с одиноко торчащей вышкой диспетчеров и несколькими бытовками. К ним подскочил, какой-то военный и заговорил с его конвоиром. Но Юра его не слушал, пропуская мимо ушей известия про начавшиеся грандиозные военные учения, что нет людей и машин, он был подобен пустому стакану. Ни мыслей, ни желаний, ни стремлений - разбитый и опустошенный, так наверно чувствовали себя идущие на эшафот преступники. Под бдительным надзором солдатика с автоматом его усадили на лавку перед небольшим домиком, Николай зашёл внутрь делать важные звонки. Через открытое окно было слышно, как он с кем-то говорил по телефону.
Наверно с полчаса времени Юра вяло отбивался от комаров веткой сорванной с ближайшего куста. Солдат толи спал, толи бдел, ловко совмещая два занятия одновременно. Николай курил уже шестую сигарету, молча топчась на месте, периодически поглядывая на свои импортные электронные часы Кассио. Пока ждали, небо опять потемнело, из налетевшей тучи закапал слабый дождик. Его охранники спрятались под навесом, а Юра остался мокнуть под открытым небом.
Наконец перед сетчатыми воротами аэродрома появился весьма потрепанный жизнью уазик «буханка», он же «таблетка» с крестами на ржавых бортах.
- Подъём! Двигай давай! Ваша карета подана, гражданин диссидент – процедил Николай, выкидывая окурок.
Внутрь части машину не пустили, Николай вышел с Юрой за ворота, подвёл к автомобилю, громко хлопнули двери, две внушительные фигуры в белых халатах приблизились к ним с двух сторон к ним.
- Ну, надо же. Вот это да! Какой же сегодня интересный день – Николай аж подпрыгнул вверх, буквально завопив от неподдельного восторга – кого я вижу. Рыло! Сам Вася Рылеев ко мне в гости пришёл. Иди ко мне Васенька. Моя ты радость!
Один из санитаров вытаращил глаза и натурально затрясся, увидев Николая. А тот, бросив Юру, уже вцепился в него крепкими руками, с какой-то звериной нежностью смотря снизу вверх прямо в его бесцветные рыбьи глаза навыкате.
- Гражданин начальник я уже исправился! Вступил на путь добровольного трудового исправления, у меня есть грамоты от нашего главврача за безупречный труд – забормотал санитар, отступив назад, упёршись спиной в распашные двери машины.
- Да ладно Рыло, надо же какая встреча. Ты исправился и бросил все свои тёмные делишки? Хахаха! Это ты своим пациентам рассказывать будешь, а не мне.
Юра изумлённо наблюдал за этим диалогом, какой же сегодня и вправду странный день. Этот гебешник - мажор оказался весьма непрост, хотя ему теперь уже было все равно. Сейчас его отвезут куда надо, вот эти гнусные рожи будут за ним следить все время…
- А я тебе вот человечка особенного привёз. Настоящего диссидента. Хочу, что бы ты за ним проследил до своего рабочего места. Ты же мне не откажешь Рыло? А? Добросовестно выполнишь мою скромную просьбу?
Рыло, мельком бросив взгляд на Юру, согласно закивал своей кудрявой головой:
- Конечно же, гражданин начальник, как скажешь, глаз не спущу с него. Доставлю в целости и сохранности.
- Молодец Рыло, теперь вижу, что ты начал исправляться. Давай, открывай ворота.
- Сейчас, сейчас. Вот! – он со страшным скрежетом распахнул дверь. Внутри отсека в дальнем углу растопырившись и прижавшись к полу, напряжённо сидел на четвереньках, внимательно смотря на всех человек в обгорелой одежде. На его голове лохматилась копна всколоченных чёрных растрёпанных и спутанных волос, из-под них сверкали в лучах вечернего солнца два ярких зелёных глаза.
- Опа! Это что ещё за чучело тут сидит?
- А это? Да так халтурка. Попросили довезти с ЦРБ*, у них сегодня все машины на линии зашиваются. Это портниха местная Инка Наумова. Крышу у неё вроде бы снесло недавно из-за любви неразделенной, чудить сильно начала, вены себе резать и всё такое, её привезли в больницу, так она ночью поджог сделала, две комнаты спалила, дура малолетняя. Делов короче наворотила выше крыши. Мы её сначала к ментам закинем в отдел на дачу показаний, а потом этого гаврика привезём куда надо.
- Во как!? Хмм…ясно, ну ты понял Рыло, что…
Бросок!
- Ааа, сука! – заорал от неожиданности Николай, бешеная девка вцепилась ему зубами в кисть правой руки. Кулаком левой он жёстко пробил ей в корпус, а коленом в живот, её буквально сдуло назад внутрь отсека. Рыло, сжимая добела губы, едва сдерживая кривую ухмылку, с грохотом захлопнул дверь:
- Гражданин начальник, я же забыл вам сказать, что эта девка на людей кидается и кусается. Память стала подводить на четвёртом десятке. Вот что с бабами любовь делает, хахаха!
Бабах!
Рыло ударился спиной о дверь, захрипел, оседая на землю после жестокого удара коленом в пах.
- Ннаа падла!
Правый локоть ударил в скулу, голова Рыла буквально вмяла затылком металл двери.
- Эй, ты чё? – второй санитар кинулся вперёд, тут же получил левой туфлей в коленную чашечку, затем рукоятью пистолета в висок, охнув начал оседать на асфальт и в этот же момент, буквально раскрашивая зубы, с характерным щелчком, ему в рот залез ствол ПМ.
- Вы чё тут совсем охерели! А? Сссуки мать вашу! Ты Рыло поганое, шутки шутить надо мной решил? А?
Удар! Ещё удар! С глухим стуком голова Рыла билась теперь об асфальт.
- Убью тварь! Забыл падла, как в ногах валялся, пощади кричал? Я сейчас тебе напомню!
- Коля не надо! Пощади! Ааагрых!!!– заверещал, давясь кровью Рыло, закрывая одной рукой голову, а второй держась за пах.
У Юры в буквальном смысле отвалилась от изумления челюсть. Лёгкость, с которой Николай уделал меньше чем за минуту двух здоровенных бугаев, его поразила до глубины души. Хорошо что он меня не бил, а то бы я сейчас на каталке бы здесь лежал в бинтах и гипсе, поломанный весь как сухая ветка.
Глава 3.
Сычевка.
9 июля, воскресенье.
Психиатрическая больница.
19.00 вечера.
Чьи-то умелые руки мяли и теребили его тело со всех сторон. Словно выныривая из-под воды, Юра медленно обретал слух и зрение.
- Надо же какой фартовый парнишка, не одного перелома нет. Царапин то и синяков тоже, а нет вот раз, два и все. Охренеть! Сколько я в медицине работаю, первый раз такое вижу. Что бы летать по воздуху как птица и ничего себе не сломать, не разбить. Чудны дела твои Господи! – неторопливо говорил возрастной женский голос.
- Валентина Ивановна я помогу ему здесь. Вы же меня уже четыре года знаете, я же нормальный – подключился, хорошо поставленный и вкрадчивый мужской голос.
- Уймись профессор, помогу, помогу. Себе помоги, нормальный он … хехе. Ежели начальство добро даст, то забирай его с собой. Хотя … все равно, пока наш директор не приедет с конференции, его никто не знает куда определять. Додумались однако, диссидента настоящего сюда положить. Вдруг сейчас баламутить людей начнет. Молоденький какой, а все туда же лезет. Политесы гнилые разводят, народ смущают, …эххх.
- А когда же директор приедет?
- Дык кто ж его знает, может в среду, а может и в четверг, он нам не докладывает.
- Вот и прекрасно! Я как раз его познакомлю со всеми нашими достопримечательностями. Он шевелится. Я видел!
В нос Юре ударило словно кувалдой, будто в пазухи ему впихнули по железному ёршику и начали елозить туда-сюда.
- Агрых!!! Ауауаыыы!!! – он буквально подскочил вверх, замотав головой, слезы и сопли полетели в разные стороны. Огляделся по сторонам, его окружали стены, выложенные неровной голубенькой плиткой, с потолка свисали чуть покачивающиеся яркие конусовидные лампы. А сам он сидел совершенно голый на облезлом жёстком металлическом столе напротив открытого окна. Слева от него стояла женщина в возрасте одетая в замызганный, когда-то белый халат и шапку. В руке она держала небольшой открытый пузырёк. Рядом с ней в странной полосатой пижаме находился пожилой мужчина с седыми усиками в железных круглых очках. В его будто полированной лысой голове, отражался свет ламп. Они оба напряжённо смотрели на него.
- Где я? Дайте воды, пожалуйста – Юрин голос хрипел и сипел.
Лысый многозначительно хмыкнул и протянул ему большую алюминиевую кружку. Юрины зубы застучали по ободку, он жадно пил тёплую воду и никак не мог напиться.
- Ты в больнице господин диссидент, вас же так называть надо? – язвительно откликнулась на его вопрос женщина.
- Я господин? Хахаха! Я студент. Родился и вырос в рабочей семье в СССР. Какой же я господин?
- Когда директор приедет, тогда и разберёмся какой ты пролетарий. И почему сюда ты попал и зачем. Завтра утром доктор тебя посмотрит, предварительный диагноз поставит, а потом врачебный консилиум к концу недели соберём и тогда уже окончательный вынесем. Лечение тебе голубчик назначат. Ведь ты с нами три года проведёшь. Вот мы тебя и подлечим за это время. А в нашей больнице самые лучшие врачи работают. Да, Профессор? Верно ведь, говорю?
- Конечно Валентина Ивановна, наша замечательная психбольница и самая современная советская медицина творят чудеса. Пациенты тут же вылечиваются, можно сказать исцеляются прямо на глазах …
- Заткнись Профессор. Ишь ты, запел соловьём про медицину. Когда ты свою любимую студентку в ванной пилой пилил на куски, не думал же про нашу чудесную больницу?
- Это была моя чудовищная ошибка! Я глубоко раскаиваюсь и своим трудом …
- Замолчи балабол. Тебе ещё здесь шесть лет осталось трудиться и раскаиваться. Слушай меня внимательно. Значит так. Ты с ним получишь одежду, введёшь его в курс дела, отведёшь на ужин. Палата для него…
- Можно в мою? Ну, Валентина Ивановна, у нас же я считай один остался, до конца недели, пока ему диагноз комиссия не поставит? Ну пожалуйста, я ему помогу во всем.
- Ладно, хрен с тобой, но помни, если начнёт агитировать против советской власти.
- Нет, нет! Я вам об этом сразу же первый доложу. Вы же меня давно знаете.
Валентина Ивановна махнула рукой и вышла из комнаты, оставив дверь открытой. Юра лишь глупо хлопал глазами, наблюдая за этой картиной.
- Позвольте представиться. Меня зовут Иван Моисеевич Либерман. Я доктор исторических наук, был когда-то там на свободе. древняя Греция, древний Рим и ещё всего понемножку. В прежние времена я преподавал в Ленинградском государственном университете, на историческом факультете. Эххх…вот были же времена – сложив на груди руки, мечтательно смотря в окно, с тихой грустью негромко сказал старик.
- Амм…эмм…Юра Кузнецов, студент, бывший.
- Очень приятно. А правда ли, что вы диссидент?
- Взаимно. Да есть такое дело, я диссидент. А правда ли, что из-за вашей прошлой работы у вас такое прозвище - Профессор?
- Хехе…маладой человек, вы схватываете все на лету. Вы же поняли, где в данный момент вы находитесь?
- Да, я уже все понял, к своему сожалению.
- Вот и чудесно. В этом крыле, на этом этаже я самый нормальный из особого контингента. Поэтому я с вами и веду беседу, без свидетелей. Мне немного доверяет медицинский персонал, ибо я его за четыре года ещё ни разу не подвёл.
- Скажите, я в машине был же не один. Со мной помимо санитаров была ещё молодая девушка. Ее зовут Инна Наумова. Не знаете, она живая после аварии? Где она сейчас?
- Слушай меня студент – Профессор вплотную подошёл к Юре, тихо зашептал ему в лицо – четверых привезли сюда после аварии. Одного увезли в морг, вторую отвезли в реанимационную палату, третьего в перевязочную, а четвёртого сюда, в эту комнату. Ясно?
- Живая, ффух. Жалко девчонку, хорошо что она выжила. Это Инна так начала чудить в машине, что получилось весьма трагично, я тому свидетель.
- Она, не она, милиция разберется, кто виноват. Держи старый халат и пошли со мной, тебе одеться, обуться надо. А твоя одежда вся порвалась, мы её выкинули.