Грех боярышни

Пролог

Пролог

Последнее ядро ударило под корму, бриг уже тонул. Сэр Джеймс досадливо хмыкнул, отвернулся и направился в каюту. На самом деле он несколько преувеличивал степень своей раздраженности. Легкость, с которой удалось уничтожить пиратский бриг, доставила удовольствие. Да и снятая с корабля добыча была очень велика. Однако напоминание о прошлом царапало душу.

Всего три года как сэр Джеймс Фентон, один из самых прославленных и удачливых корсаров Атлантики, перестал наводить ужас на капитанов испанских судов. Помирившись с правительством Ее Величества (что обошлось в изрядную сумму) и приняв из рук королевы Анны рыцарское звание, сэр Джеймс сумел не только упрочить, но и преумножить свое состояние. Его уважали и принимали как в среде почтенного английского купечества, так и при капризном Сент-Джеймском дворе. Хотя торговые операции оказывались иногда не менее опасными и захватывающими, чем морские сражения, память о бурных годах пиратства порой тревожно и маняще возвращалась.

Возможно именно беспокойная память, соединенная с холодным коммерческим расчетом, заставила Джеймса предпринять экспедицию в варварскую Московию. Судя по полученным оттуда донесениям, молодой царь Петр, потерпев поражение под Нарвой, не только не пал духом, но и явно готовился к реваншу, причем к реваншу на море. Если это так, то груз "Летящей стрелы" должен был принести огромные барыши его владельцу. Обратно можно вернуться с полными трюмами льна, пеньки, ворвани, бесценных русских мехов, а там и наладить с Московией постоянную торговлю также, как ему удалось в Индии, Африке и американских колониях. Удача в России превращала сэра Джеймса из просто весьма состоятельного молодого дворянина в одного из богатейших людей Британии.

Приближающийся гул голосов прервал размышления Джеймса. Галдящая ватага направлялась к каюте, суть спора разобрать было невозможно, слышно было только: нос, о носе, с носом. Наконец, раздался стук в дверь и на пороге появился Джереми Сандерс, штурман "Летящей стрелы", за ним следовал коротышка-боцман, волочивший за рукав одного из матросов, еще несколько человек замерло в дверях.

      - Изволите ли видеть, сэр… - начал боцман, но матрос, на носу которого белела свежая повязка, перебил его.

      - Мой капитан, тут такое дело. В нынешнем бою один из паршивых головорезов с того брига отрубил мне нос. По законам пиратского братства за утерю носа мне полагается сто реалов. Ведь согласитесь, капитан, мужчина без носа - это совсем не то, что мужчина с носом.

Боцман Фостер, самый лучший боцман и самый прижимистый корабельный эконом на весь английский флот, от негодования воспарил к потолку каюты.

      - Что ты несешь, Боб Аллен! Взгляните сами, сэр, почти весь его чертов нос на месте. Отрубили-то ему самый кончик, а он требует с меня деньги как за целый нос. Так они начнут получать возмещение за отрезанные пальцы каждый раз как подстригут ногти.

      - Как тебе не стыдно, Фостер, - возмущению Аллена не было предела, - Нос без кончика - уже совсем не нос, это мне любая портовая девка скажет.

Штурман сдавленно хихикал, матросы корчились от смеха.

      - Ну-ка, тихо, - скомандовал сэр Джеймс, - Во-первых, Аллен, помните, что вы больше не пират, а верный подданный короны, и не должны поминать пиратские законы. Однако вы оба правы. Конечно, нос без кончика - не совсем нос, но ведь и кончик - тоже не целый нос. - Лицо Джеймса было абсолютно серьезным, - Поэтому приказываю штурману Сандерсу измерить нос Аллена, вычислить, какой процент был утерян, а боцман Фостер выплатит долю от ста реалов, соответствующую размеру отрубленного куска и добавит еще двадцать реалов за испорченную мужскую красоту.

      - Сэр, за его красоту и один реал много, - вскипел Фостер.

      - Ну, а если вы недовольны моим решением, - в голосе Джеймса появилась нотка задумчивости, - Я, пожалуй, отправлю вас обоих на палубу, поискать недостающий кончик, и разрешу команде полюбоваться, кто же в конце концов останется с этим носом.

Спорщиков как ветром сдуло. Остальная компания, отдав честь, отправилась следом. Джеймс рассмеялся. Происшествие вернуло ему хорошее настроение. Ему нет еще и тридцати, а он сумел вырвать у жизни уже так много. Единственный сын обнищавшего дворянина, спустившего небольшое состояние семьи на породистых скакунов и беспородных актрисок, Джеймс Фентон годами борьбы и труда сумел вернуть родовому имени былой блеск. Расчет и удача никогда не обманывали его, не обманут и на сей раз. Там, впереди, в далекой Московии, его ждет сказочное сокровище. Он чувствовал, он знал это.

***

ЛАЙКИ. РЕПОСТЫ И ПОДПИСКА ВСЯЧЕСКИ ПРИВЕТСТВУЮТСЯ!

Глава 1

Глава 1

Нервно теребя пушистый кончик косы, Варвара с мрачным смирением взирала на учиняемый разгром. Матушка металась по поварне, давая враз сотни распоряжений и лишая стряпух последних остатков разумения. Впрочем, большая часть слов сливалась в невнятное лопотание, на поверхность всплывало лишь одно: царь едет, царь едет. Варя тяжко вздохнула: если хотя бы половина маменькиных приказов будет выполнена, все семейство бояр Опорьевых окажется в узилище за попытку отравления государя.

Перебросив косу за спину и избегая молящих взглядов стряпух, Варя покинула поварню и направилась к сеням. Непросохшие доски пола резко и зло скрипели под ногами, выдавая кипевшее в ее душе раздражение.

Из всех жителей молодого Санкт-Петербурга Опорьевы обустроились наиболее солидно и надежно. Еще год назад боярин Никита Андреевич, дав обязательство соорудить на свой кошт три военных судна для Балтийского флота, отправил на берега Невы плотницкую артель, споро срубившую ему четырехскатный терем в три житья[1], куда боярин и переехал с женой, сыном-офицером и половиной московской дворни.

Однако несмотря на изрядные размеры хором и обилие услужающих, населившие остров Янни-саари (ныне волею государя прозванный Веселым) офицеры и инженеры старались держаться подальше от обширного опорьевского подворья, предпочитая ему наскоро слаженные избенки других поселенцев. Да и сам боярин с сыном редко задерживался дома. Причиной подобного отчуждения была боярыня Прасковья Тимофеевна, которая из всех обязанностей хозяйки признавала и истово выполняла лишь одну - прием странных людей, молельщиков Христа ради. С ними она с наслаждением обсуждала наступившие тяжкие времена, засилье безбожия, небрежение обычаями и падение нравов, позволяя дворне творить что заблагорассудится.

Те немногие нетерпеливцы, которые сразу после появления боярского семейства в Петербурге погостевали у них, рассчитывая порадоваться домашнему уюту и вкусной стряпне, нескоро оправились от желудочной скорби, зато весьма скоро оповестили всех друзей и приятелей об опасности, подстерегающей за боярским столом.

Вспоминая свое первое появление под сенью отчего дома, Варвара искренне сочувствовала этим несчастным. Боярышня Опорьева сызмальства не жила с родителями. С раннего детства она была отдана под опеку вдовой бабушки. Старая властная боярыня была суровой воспитательницей, но внучку искренне любила и желала добра, потому и обучала всему, что знала сама, а знала она немало. Смерть старухи стала для Вари огромным горем, но в этой первой в жизни большой беде ее утешало сознание того, что она возвращается домой.

Сейчас Варя горько усмехнулась, вспоминая, как спешила она в Петербург, мечтая о ласковых объятиях давно не виданных родителей, о брате-защитнике, о тепле и любви семейного очага. Действительность оказалась совсем иной. Когда полгода назад 16-летняя Варя выскочила из дорожного возка у опорьевского терема, ее надежда обрести семью была быстро и жестоко погашена. Она радостно шагнула навстречу кинувшейся с крыльца Прасковье Тимофеевне, однако маменька вихрем пронеслась мимо нее навстречу босоногому юродивому, что-то выкрикивающему о конце света и пришествии антихриста. Вскоре боярыня уже хлопотливо вела святого в горницы - кормить калачами и рассуждать о божественном. Отец и брат были более приветливы, но обняв Варю и расспросив о последних часах своей матери боярин Никита заторопился по важным делам, оставив дочь устраиваться в новой жизни как ей угодно.

Боярышня была потрясена царившим в родном доме безладом и запустением. Готовившуюся на поварне еду невозможно было взять в рот, в чуланах и коморах не было самых необходимых припасов, кислый дух грязи и перепревшей рухляди перебивал даже смолистый аромат свежеструганных досок.

Воспитанная суровой бабушкой в ясном понимании долга хозяйки перед домочадцами, Варя рьяно взялась за дело. Труднее всего оказалось призвать к порядку дворню, внушить им, что время беспечального маменькиного хозяйствования завершилось. Беда была в том, что Никита Андреевич имел вполне ясное и четкое представление о роли и месте каждого члена семьи. Жена должна вести хозяйство и командовать дворнею (даже если у нее это выходит из рук вон плохо), а дочь сидеть за рукоделием и ждать пока родители найдут ей жениха - только так и никак иначе. Перехватывая бразды правления, Варе приходилось быть крайне осторожной, чтобы не вызвать гнева отца. Холопы отлично знали, что боярышня не может открыто потребовать у них повиновения и Варя потратила много времени и сил, доказывая им, что пренебрегать ее приказами весьма небезопасно. Еще и по сей день Варя вела затяжную битву с ключницей. Поймав ту на нескольких серьезных провинностях, Варвара самым обыкновенным шантажом добилась от старухи послушания, однако та использовала любую возможность, чтобы напакостить боярышне, да и вожделенный символ власти в доме - ключи, по-прежнему оставались на ее поясе.

Тем не менее Варя трудилась не покладая рук, втайне надеясь, что ее усилия подарят ей место в сердце сурового, вечно занятого отца и она вновь не будет одинока в мире. Но и этой надежде не суждено было сбыться. Честно говоря, Никита Андреевич за множеством дел и забот вскоре вообще позабыл о том, что в доме появился новый человек. Вспоминал он о Варваре только случайно наткнувшись на нее, и уж, конечно, ему и в голову не приходило связать воцарившуюся в доме чистоту и улучшившийся стол с незаметной фигурой дочери. Так что Варя вскоре оставила всякие попытки привлечь к себе внимание и любовь семьи, довольствуясь успехами своих ежедневных трудов и властью, которую она постепенно приобрела над прислугой. Она быстро научилась находить радость в том, что отец и брат стали чаще бывать дома, а все еще редкие гости уже не вздрагивали от страха при предложении откушать.

Глава 2

Глава 2

Находившийся среди царской свиты сэр Джеймс Фентон блестящими от любопытства глазами осматривал опорьевский терем. Даже на равнодушно-невозмутимых физиономиях сопровождавших своего капитана Аллена и боцмана Фостера отразилось некое удивление. Это был первый большой и полностью достроенный партикулярный дом, увиденный ими с того момента как "Летящая стрела" бросила якорь у русских берегов. Необычность архитектуры поражала, хотя Джеймсу дом, пожалуй понравился, - веяло от него чем-то уютным.

С самого приезда в Санкт-Петербург русские непрестанно изумляли Джеймса. Форпост Русского государства, создаваемый на отвоеванной у неприятеля земле, на первый взгляд казался всего лишь кучкой неопрятных лачуг. Присмотревшись же, можно было заметить, что молодой город полон жизни и энергии, он походил на хлопотливый муравейник, где каждый был занят, каждый нес свою долю забот. Люди деловито сновали туда и сюда, заставляя поверить, что вскоре их усилиями свершится невозможное - на месте болот поднимутся порт и крепость.

Еще большее удивление вызывала принятая здесь вольность обращения, почти полное отсутствие этикета. Царь Петр не обременял себя двором, он имел соратников, а не придворных. Впрочем, такая простота нравов имела и обратную сторону, ближайшие сподвижники Петра были бессильны перед гневом государя, их не защищал ни закон, ни обычай, ни правила поведения, они были лишены всякой возможности охранить свою дворянскую честь. Фентон уже не раз видел как Петр нещадно потчевал дубинкой высокопоставленных вельмож, кроя их непотребным образом. Такого зрелища не увидишь в родной Британии. Джеймс мысленно представил ее всемилостивейшее величество королеву Анну, которая ругаясь, как базарная торговка, лупит метлой свою первую статс-даму леди Черчилл, герцогиню Малборо, и усмехнулся. Да уж, Россия поистине страна, где невозможное становится возможным.

Брезгливо отпихнув пьяно бормочущего шута, Фентон взбежал по ступеням. Джеймс никогда не разделял всеобщего пристрастие к уродам и помешанным всех мастей. Вот, кстати, и еще одна местная странность: здравые и деловитые в быту, русские почтительно замирают, стоит одному из несчастных калек забиться в припадке, и видят в его безумных речах божественное откровение.

Джеймс догнал царя, тот приобнял его за плечи, и направился к хозяину дома:

- Вот гляди, сэр Джеймс, каковы у меня упрямцы. Чего я только не делал, дабы европейский вид ему придать. И добром просил и кары сулил, и полы длиннющие обрезал, и дубиной оглаживал! Ничто его не берет! Как ходил, так и теперь ходит! Борода до пояса, кафтан и шуба до полу. Веришь, бородовые деньги ему против положенных 60 рублев велел поставить вдвое, думал, может мошну пожалеет и обреется. Так нет, все едино с бородищей ходит, не борода - река! Ой, смотри, Никита Андреевич, не вдвое - вчетверо за сие безобразие платить заставлю!

- То воля твоя, государь, как велишь, так и заплачу. А честную браду, - боярин любовно огладил действительно роскошную бороду, опускавшуюся ниже пояса, - на поругание не отдам.

- Хорошо хоть сына с толку не сбиваешь, парень вполне европейцем смотрит.

- Алешка у меня человек молодой, ему за модами гоняться не грех, а я уже свой век прожил, мне на старости лет облик менять негоже.

- Так ведь сам помысли, боярин, ты ж отечество свое перед европейцами позоришь, они нас из-за длинных одежд и зарослей на мордах за дикарей почитают.

- И-и-и, батюшка Петр Алексеевич, - боярин лукаво поглядел на царя. Его медлительная и тяжеловесная немецкая речь, часто пересыпаемая русскими словами, была, тем не менее, вполне понятна. - Ты уж прости, коли я от своего стариковского ума твоему державному слову наперекор молвлю. Ведь не в одеже дело. Будет на Руси сильный флот, да армия, что любого в хвост и гриву расчехвостить сможет, да торговля с искусствами всякими ежели преизрядно разовьются, так нас эти самые европейцы и в долгополых кафтанах и с бородами, и даже нагишом и с зеленым кустом на голове, учнут с почетом принимать. А не будет сего, тогда хоть ты всех наших мужиков ихним реверансам обучи, все едино уважения в Европах не дождешься. Вот и сам ты как дело важное приспело, так купца англицкого не к своим босомордым повез, а ко мне, длиннобородому.

- Ох, гляжу, осмелел ты, боярин Никита, - пристальный взгляд круглых кошачьих глаз царя стал недобрым, блеснул жестокостью, - Слишком длинный язык можно вместе с головой укоротить.

Боярин склонился:

- В моей голове ты волен, государь.

- Вот и не забывай про то, - буркнул царь, уже не сердясь, - Ну, сперва давай главное, сиречь, вина и закуски.

Боярин захлопотал, повел гостей в столовую палату, начал отдавать приказания. Пока гости усаживались, Джеймс подметил довольно забавное явление. Дверь в палату была приоткрыта и в образовавшуюся щель глядели глаза. Глаза были довольно милые, опушенные длинными ресницами, однако же, противно природе они располагались не рядом, а один выше другого, кроме того было их штук пять и все разного цвета: серые, карие, зеленые, голубые. Глаза вразнобой стреляли по сторонам с общим выражением крайнего любопытства. Затем послышался весьма строгий и властный, хотя и молодой женский голос, многочисленные глаза исчезли, на мгновение сменившись одним глазом невиданного сапфирового цвета, затем пропал и он. Джеймс тихо засмеялся: похоже, хозяйка дома, разогнав подглядывающих служанок, сама не смогла сдержать интерес. Следует заметить, что глазки у невидимой хозяюшки на редкость хороши. Подумав так, Джеймс направился к гостям, которые не чинясь устраивались кто где хотел возле длинного стола. Такое небрежение порядком явно оскорбляло боярина, но раз рассердив царя, он не осмеливался вновь спорить.

Глава 3

Глава 3

Больше недели Варя скрывалась в своей горнице, стараясь не попадаться на глаза отцу. Убедившись же, что даже пережитые по вине дочери треволнения не помешали боярину вновь прочно забыть о ней и понимая, что без ее хозяйского глаза дом вскоре опять превратиться в руины, Варя выбралась из добровольного заточения.

Поистине странные это были дни. Страх перед родительским гневом и пережитый конфуз недолго мучили боярышню, зато в уединении буйным цветом расцвели давние мечты. Герой ее снов обрел лицо и стать английского рыцаря. Именно он добирался к ней через тридевять земель, сносил мерзкие головы невиданных чудищ, спасая ее от неминучей гибели, его конь Сивка-бурка прыгал выше терема стоячего, ниже облака ходячего, чтобы всадник мог сорвать поцелуй с ее уст. Иногда собственные мечты повергали ее в ужас, она понимала, сколь греховно ей, православной девице знатного рода, думать о неизвестном иноземце, безбожном лютеранине или, того хуже, латынщике[1]. Однако чаще она утешала себя, говоря, что не велик грех мечтать о том, кого больше никогда не увидишь, грешок совсем крохотный, в нем даже не стоит признаваться на исповеди.

Варя хлопотала по хозяйству, когда раздался шум и на двор тяжело вкатилась карета Мышацких. Варя помчалась навстречу. Тетушкины визиты всегда радовали Варю. Тетушкин муж, князь Иван Федорович Мышацкий, ранее исполнявший посольскую миссию в Италийской земле, ныне был вызван царем Петром Алексеевичем в Петербург наладить подвоз материалов для строящегося флота. Впервые войдя в петербургский дом брата княгиня Наталья Андреевна, отлично знавшая безалаберность невестки, была весьма удивлена царившим там порядком и быстро сумела обнаружить его источник. Именно в сердце бездетной тетки Варя нашла любовь и понимание, которых ей так не хватало. Наталья Андреевна стала Вариной защитницей, ее покровительство было тем более важным, что крутым и решительным нравом княгиня пошла в свою мать, Варину бабку. Несмотря на большую разницу в годах, Никита Андреевич младшую сестру уважал и даже слегка побаивался. Более того, сама Прасковья Тимофеевна не осмеливалась поднять голос против иноземных нарядов золовки, только сверлила осуждающим взглядом обнаженные плечи княгини.

Сейчас Наталья Андреевна, чем-то изрядно взбешенная, решительно шагала к Вариной горнице, где и уселась на рундук, заняв шуршащими пышными юбками половину комнаты.

- Не знаю, дитя, будет ли здесь город, но пока что в глухом лесу проехать проще. Веришь ли, моя карета намертво завязла в грязи прямо напротив Адмиралтейства. Спасибо любезному офицеру, что командует там строительством, он отрядил работников и нас вытащили, - Княгиня раздраженно обмахнулась веером, перевела дух и спросила, - Где братец?

- Ежели вы про батюшку, так он с утра на верфь ушел, а ежели про Алешу, он в полку уже второй день.

- В кабаке он второй день, не вылезал оттуда еще. А где твоя матушка?

- В церковь пошла.

- Вот и хорошо, - Наталья Андреевна явно повеселела, - Можно поговорить спокойно. Ты царев-то приказ помнишь?

- Какой приказ, тетушка?

- А такой, чтобы быть тебе на ближайшей ассамблее. Ну, кто тебя танцам учить? Что глядишь так испуганно? Твой родитель позабыл, али надеется, что царь позабудет? Так напрасны сии надежды!

- Тетушка, да что вы такое говорите! Какая ассамблея, батюшка никогда не дозволит, я и сама не пойду позориться.

Княгиня гневно прихлопнула ладонью по рундуку:

- Уж это, моя милая, не тебе решать, и даже не твоим отцу с матерью. Приказов своих Петр Алексеевич не забывает и обратно не берет. Пойдешь без разговоров!

Варя прижалась к тетке:

- Батюшка мне ни в жизнь не простит, коли я там появлюсь, и матушка говорит, что ассамблеи - вертеп диавольский.

- Родители твои, видать, из ума выжили, прости Господи, не след такие слова при дочери говорить. Из-за глупостей своих весь род загубить хотят!? Повторяю тебе вдругорядь, чтобы ты сама и семейство твое не удумало, а тебе в ассамблее быть! Добром не пойдешь, силой поволокут.

Варя испуганно взмолилась:

- Тетушка, миленькая, вы же такая разумница, придумайте, как мне этого страха избегнуть и батюшку не прогневить.

- Я сюда не затем приехала, чтобы помочь тебе царскую волю порушить, а затем, чтобы помочь ее исполнить. Несложно ведь догадаться, что братец мой ничего не сделал, чтоб тебя подготовить. Пойми, детка, нельзя тебе от ассамблеи уклониться, не простит царь. Ты только не бойся, я ведь изрядно постарше тебя буду, а европейское обхождение освоила, а тебе, девице юной, и вовсе сам Бог велел. Поедем завтра ко мне и я уж постараюсь, чтобы не было с тобой конфуза вроде давешнего. Наряд тебе из моих подберем, кое-какие танцы покажу, заодно у меня завтра гости, посмотришь как себя на людях вести.

Варя решительно покачала головой:

- Воля ваша, тетушка, ничего такого я делать не стану. Еще как я сюда приехала, батюшка говаривал про бесстыдниц, что честь позабывши, с вовсе чужими мужчинами выплясывают. Он тогда ясно сказал, что политесная наука есть грех и поношение роду, и чтобы я не то что учиться, даже смотреть на такое не смела. Я, тетушка, против родительского слова не пойду.

Тетка раздосадовано поднялась:

- Ох, дитя неразумное, только ведь хуже делаешь. Ин ладно, коли учиться тебе не позволено, так к родной тетке в гости ходить никто не запрещал. Завтра к вечеру пришлю за тобой карету. И не спорь более, не то рассержусь.

Глава 4

Глава 4

Джеймс был весьма доволен. Наконец-то он практически полностью закончил свои дела в России. Оставалось одно, последнее и решающее испытание его пушек при маневрах новых кораблей российского флота и контракты будут заключены, трюмы "Летящей стрелы" заполнятся бесценными русскими товарами. Джеймс подумал, как он был прав, покупая разоренный пушечный завод и отдавая его под начало полуголодного юнца, в чьих чертежах он увидел будущее корабельной артиллерии. Прав он был и когда отказался от быстрой и безопасной продажи пушек нового образца в Британии или на континенте. Торговля с Московией обещала неслыханную прибыль.

Пожалуй, самым трудным в русской негоциации было договориться с новым компаньоном, боярином Опорьевым. Странно, что царь считает своих лордов ленивыми и необоротистыми. Бородач торговался как конский барышник на Крайчестерской ярмарке и сумел добиться гораздо большей части будущих доходов, нежели Джеймс намеревался ему выделить. Впрочем, вскоре Фентон воочию убедился в правоте русской пословицы, говорящей, что лучше с умным потерять, чем с дураком найти. Как только ударили по рукам, боярин начал отрабатывать свою долю прибыли. Бесчисленные препятствия, столь часто возникающие в России на пути у честной торговли, Никита Андреевич разносил не хуже ядер фентоновских пушек. Действуя где подкупом и лестью, а где и угрозами, боярин в невероятно короткие сроки свел Джеймса с нужными людьми, организовал необходимые стрельбы, и даже вытряс из прижимистых дьяков оплату за уже привезенный товар. Неделю Джеймс метался вслед за Опорьевым по Петербургу, показывая, рассказывая, договариваясь. Он не вылезал с палуб русских кораблей, перезнакомился с кучей народу, почти не спал и не ел, зато теперь мог с уверенностью сказать, что дело сделано. Благодаря решительности и деловой хватке русского компаньона, Фентон мог сегодня попивать вино в обществе прелестных московиток, спокойно дожидаясь скорого триумфа своей артиллерии.

Джеймс окинул жадным взглядом княгиню Кобринскую. Чего ему не хватало для завершения столь успешного путешествия - это увенчать свой успех в Московии победой над какой-нибудь красавицей, и молодая княгиня как нельзя лучше подходила для подобной роли. Восхитительная чистая белая кожа, нежный румянец, льняные волосы. Есть чем залюбоваться. Немного тяжеловесна, впрочем, как и большинство местных дам, но все формы округлы и чертовски соблазнительны. К тому же она не казалась слишком уж недоступной: в отсутствие вечно занятого мужа с явным удовольствием принимала знаки внимания от Джеймса, упивалась расточаемыми им комплиментами, лихо отплясывала с ним в ассамблеях. Сегодня Фентон рассчитывал покончить с ухаживаниями и получить причитающуюся ему награду.

Его приятные размышления были прерваны возвращением хозяйки. Княгиня Наталья обнимала за талию застенчиво переминающуюся девицу в русском платье. Вид этой особы пробудил в Джеймсе смутные, но весьма неприятные чувства. Услыхав же имя боярышни Опорьевой Джеймс брезгливо передернулся, мгновенно вспомнив омерзительно липкую и кислую дрянь, которую русские почему-то называют освежающим напитком и которую не так давно вывернула на него вот эта самая красотка. Фентон быстро отвернулся от "квасной" девицы и сосредоточился на более приятном предмете, а именно, на румяном личике и полной шейке княгини Кобринской.

Под его горящим взглядом княгиня томно потупилась и прощебетала, нещадно коверкая немецкие слова:

- Сколь должно быть скучно вам, милорд, с нами, бедными замарашками, после тех красавиц, с коими вы знались в европейских столицах.

Глаза Фентона полыхнули торжеством. Похоже, дама делала шаг навстречу. Еще пара фраз, полных двойного смысла, и недолгий флирт подойдет к своему естественному концу. Княгиня Наталья ждет еще гостей, скоро в зале будет полно народу, можно будет выскользнуть незамеченными. Черт побери, неужели в огромном недостроенном дворце не найдется укромного уголка, где он и обольстительная московитка смогут подарить друг другу несколько приятных мгновений. Радостно предвкушая предстоящее приключение, Джеймс ответил:

- Как вы несправедливы к себе и своим соотечественницам, княгиня. С каждым днем нашего знакомства, - Джеймс наклонился к даме, вдохнул терпкий аромат ее притираний, - Я все более убеждаюсь, что московитки - самые прекрасные женщины в мире. Беда многих из них в том, что они совершенно не обучены одеваться, танцевать, беседовать. Ведь, согласитесь, если женщина наряжена в дерюгу, никто и не заметит, что она красива, если она неподвижна - никто не узнает, что она грациозна, а если всегда молчит - никто не поймет, что она умна. Зато если такая женщина должным образом наряжена, - Джеймс чуть коснулся кружевного манжета Кобринской, незаметно погладил кончиками пальцев нежную кожу запястья, - и получила необходимое воспитание, она всегда будет в центре внимания многочисленных кавалеров.

- Благодарим за лестные слова, сударь, но для нас, российских боярынь, сколь бы ни были мы красивы и политесу обучены, вполне достаточно и одного кавалера - законного супруга, а остальных не надобно вовсе, - и княгиня Кобринская решительно отняла руку.

Торжествующая улыбка медленно сползла с губ Джеймса. Похоже, флирт и впрямь пришел к концу, только не к тому, который ожидался. Фентон достаточно долго играл в любовные игры с придворными дамами, чтобы не понять, что сейчас он получил бесповоротный отказ. Проклятье, а успех казался таким близким! Выходит, прелестница всего лишь забавлялась, не собираясь достойно вознаградит его пылкие ухаживания.

- Что до меня, так лучше бы мужей совсем не существовало, - неожиданно вмешалась госпожа Хендриксон, - Если уж наши супруги завезли нас, бедняжек, на эти страшные болота, то им следует сидеть на своих кораблях и не мешать нам ловить мгновения радости.

Глава 5

Глава 5

Варя не помнила как досидела до конца вечера, как попрощалась с тетушкой, невпопад отвечая на ее заботливые расспросы, как добралась домой. Сны, преследовавшие ее в ту ночь, были ужасны. Перед ней распахивались бесконечные двери и бесчисленные красавицы любовались собой в огромных темных зеркалах. Они оглядывались на Варю с насмешливой улыбкой, полной надменного превосходства. Тихий вкрадчивый голос шептал ей в уши: "Все они знают то, чего не познала ты. Все они испытали счастье, которого тебе не видать". Варя все ускоряла шаг, пытаясь уйти от настойчивого голоса, но он настигал ее, она старалась найти хоть одну пустую комнату, где могла бы отдохнуть, но все покои были заняты красавицами, чьи взгляды и улыбки становились все бесстыднее, а позы все откровенней. В отчаянии она бросилась бежать и почти тут же ее подхватывали твердые мужские руки. Она поднимала глаза и видела обнимающего ее Джеймса Фентона. Вся дрожа она прижималась к его груди, вслушиваясь в успокаивающий голос. Она ощущала его нежные прикосновения на своих плечах, волосах, спине. Потом его руки становились все настойчивее, вот они уже гладят ее шею, грудь. Она закрывает глаза, тает под его ласками. Затем поднимает взор на своего королевича и застывает в немом ужасе. На них из мрака надвигается лицо ее отца. Оно становится все больше, больше, закрывает собой горизонт. Вот гигантские губы размыкаются и в уши громом ударяют слова: "Будь ты проклята, бесстыдница, погубительница чести, предательница веры!" Варя отшатывается от искаженного гневом лика, оступается и летит в бесконечный темный провал. Проснувшись от собственного крика, Варя садится на постели, а затем вновь погружается в сон, чтобы опять блуждать в длинной череде кошмаров.

Только наступившее утро принесло ей облегчение. День обещал быть прекрасным. Свежий холодный воздух врывался в горницу, весеннее солнце выплясывало на чуть подмерзших лужах. В его ярком свете вчерашние происшествия представали всего лишь еще одним ночным кошмаром. Помолившись и умывшись, Варя выглянула в окно, расплела косу, резко встряхнула распущенными волосами, позволяя солнечным лучам играть в золоте прядей и разом изгоняя из головы и глупые страхи и напрасные мечтания. Англичанин влюблен в противную иноземку (и что он в ней нашел?), а посему она, Варвара Опорьева, должна о нем немедленно забыть, если хочет сохранить гордость и уважения к себе. К тому же ее сны предупреждали, что великий грех для девицы думать о мужчине, а тем паче для православной мечтать об еретике. Она открыла створки уборного зеркала и разглядев синие круги вокруг глаз, послала своему отражению укоризненный взгляд. Затем решительно всадила гребень в волосы и, морщась от боли, стала продираться через густую золотую копну. Приведенные в порядок волосы вновь превращали ее из распаленной позорными желаниями грешницы в достойную и благонравную девицу древнего рода.

Варя шагнула к двери, полная решимости вернуться к повседневным делами и не вспоминать более ни об увиденном ею, ни о собственном неподобающем поведении, когда дверь распахнулась и в горницу ворвалась Палашка:

- Боярышня, - задыхаясь, произнесла девка, - вас батюшка кличет сей же час, - Палашка доверительно понизила голос, - Сердитый, страсть.

Мгновенная вспышка страха охватила Варю. Ей вспомнился сон, гневный лик отца, брошенное им проклятие. Однако она тут же сообразила, что ни о виденном ею в доме тетки, ни тем паче о ее грешных мечтах не знает никто, кроме нее самой. Зачем же отец может звать ее? Словно отвечая на ее мысли Палашка раздумчиво пробормотала:

- Почто это вы батюшке понадобились? Ранее вроде бы к себе не звал никогда. Вы не натворили ли чего, боярышня? Я уж какой день примечаю - смурная ходите, будто сама не своя!

Заалевшись и пряча лицо от проницательного взгляда знающей ее с детства девки, Варя ответила:

- Господь с тобой, Палаша, что я такого могла натворить? Разве что к тетушке Наталье вчера в гости съездила не спросясь.

Палашка задумалась:

- У родной тетки гостевать провина не великая, ступайте к батюшке спокойно.

Несмотря на Палашкины ободряющие слова Варя дрожала, спускаясь в столовую палату. Войдя, она увидала, что ее ждет не только отец, но и матушка. Прасковья Тимофеевна пристроилась под образами на краешке лавки и водила взглядом за вышагивающим из угла в угол боярином Никитой. Видно было, что отец и впрямь сердит. Варя скромно замерла у дверей, опустила глаза.

- Вот и ты, дочка, что-то ты не слишком торопилась, - Никита Андреевич окинул дочь неодобрительным взглядом, - Горе мне с тобой. Надеялся я, что не вспомнит о тебе Петр Алексеевич, да видно, понапрасну. Говорили мы с ним вчера ввечеру про корабли мои, он и помянул, что должна ты в ассамблее быть, - Никита Андреевич сморщился, словно глотнул кислого, - Хочет государь, чтобы моя дочь со всякими иноверцами, купчишками, офицеришками худородными выплясывала, обезьяну из себя корчила. Отвертеться от сей печали не выходит, зело гневается Петр Алексеевич. Однако уговорил я его, чтобы тебе не в ассамблее проклятой явиться, а выйти поглядеть на потешную морскую баталию, что через день на заливе будет. Там царь новые корабли и аглицкие бомбарды в деле видеть желает, а народу действо морское в развлечение станет. Дворянские женки принаряженные придут и тебе велено предстать в иноземной робе. Одна не пойдешь, мать с тобой для пригляду отправится, ей тоже след вырядиться. Сходите к моей сестре, она вам подберет…

Тут речь боярина была прервана жутким нечеловеческим воплем. Странный звук шел из угла под образами, нарастал, ширился, дошел до пронзительного крещендо. Никита Андреевич и Варя испуганно воззрились на Прасковью Тимофеевну. Боярыня выла. Она выла отчаянно, самозабвенно, отдавая этому делу весь жар души. Бессловесный вопль перемежался жалобным речитативом: "Ой, бедные мы, бедные! Ой, пропали наши головушки-и-и-и! Отдаем единственную дочь на поругание-е-е, подлому люду на потеху-у-у!"