Грез Послушания

Глава 1. Миг Тишины

1915 год. Османская Империя. Западная Армения. Ван вилайет. Деревня Аканц

— Седьмой день....- уже автоматически промелькнуло в голове у Айны. Седьмой день она проживала в полуразрушенном домике, окутанный запахом сырости и окруженный толстым слоем пыли и грязи — перебравшихся внутрь в результате сильного ветра и недавних взрывов мин и снарядов с восточной стороны. Это временное место проживания домиком назвать было бы сложно, но и для простого убежища в нем было достаточное количество удобств, учитывая внезапно сложившуюся военную обстановку. Несмотря на свой неопрятный вид, он удивлял своим пространством. Если бы не нападения на деревню, ограбления со стороны соседей и всеобщий хаос вокруг, его бы приняли за здание достаточно благородной семьи. В такие времена обладание каменным домом с площадью больше двадцати пяти квадратных метров, было огромной роскошью, тем более для людей армянской территории. Дом был разделен на трое частей. Из существующих трех комнат использовались только две — та, что занимала большую часть площади и находилась в конце дома, была завалена камнями в результате недавних сражений. Вторая — немного уступающая своим пространством предыдущей, была основной, то есть, первой при входе. Эта комната поражала простором идей — наличие в ней пары деревянных стульев, стола с кривыми ножками, одной огромной кастрюли вместе с половником и набором слегка треснутой по краям посуды с ложками для троих персон, превращали ее в чудо инженерии — гостиную и кухню в одном лице. А рядом с этим шедевром минимализма, находилось скромное по площади и соответственно по содержимому царство спокойствия — спальная комната, вход которой был через предыдущую. Комната спокойно тягалась с своими соседями своей пустотой. Около стены, с левой стороны была деревянная и уже достаточно старая кровать средних размеров, с набитым ватой матрасом на ней. Такой же матрас и лежал на полу, справа от кровати, предназначенный для еще пары жителей.

Вышеупомянутая деревянная кроватка уже как несколько дней была занята самым младшим резидентом убежища. Спящий, бледненький мальчик около трех лет, с мокрой тканью на лбу. Малыш страдал от простуды с самого первого дня встречи с Айной. Собственно, ради спасения этого ребенка молодую незнакомку и пустили в их ряды, так как в отличии от оставшихся местных деревни Аканц, она имела кое-какое представление как вытащить дитя из такой сложной ситуации.

Девушка отходила от малыша только при том случаи, если нужно было выйти на улицу, чтобы раздобыть еды, либо заварить целебный чай из растений этой же территории. В остальное время юная новобранка находилась рядом с кроватью, следя за переменами состояния мальчика. Ее каштановые волосы с легким теплым оттенком всегда были собраны на голове и прикрыты хлопчатой, белой тканью с цветочной вышивкой, найденой в этом же доме. Хлопок являлся редким материалом, видимо хозяева дома при побеге попросту забыли о ней, а доброжелательным соседям среди оставленных дорогих предметов, ткань показалась ненужным лоскутом ткани. Однако, для Айны этот платок был не только красивым дополнением к внешнему виду, но и как некий камуфляж, скрывающий основную часть ее лица, при выходе из дома. Так она пыталась защитить себя и не привлекать лишнего внимания со стороны жителей деревушки. Из-за прикрытой головы, первое, что заметно выделялось в ее внешнем виде это карие, миндалевидные глаза, у одного из которых было немного опущенное веко. В основном, такая особенность на ее лице не была очевидной, разница становилась видимой только при сильных эмоциональных вспышках. Эта отличительная черта, вместе с легкими мешками под глазами говорили о том, что у девушки были серьезные проблемы со сном и если в первые пару дней Айна убеждала себя, что бессонница была результатом постоянной заботы об армянском мальчишке, то со временем, вместе с улучшением состояния ребенка, ее внутренняя агония никак не миновала. Продолжающееся беспокойство за этот короткий промежуток времени медленно перешло в пытку — самопожирающую изнутри тягостным рвением плоть своего оппонента. Значило это только одно — грядет то, чего она больше всего боиться и это что-то приведет либо к смерти, либо же к бесконечности.

Утолить жажду внутреннего огня помогали молитвы. Этот метод показался бы странным не будь она в христианском поместье. В основном, в таких маленьких деревнях как Аканц, которые достаточно далеки от “высшей” цивилизации, то бишь крупных городов, являются более религиозными. Хоть и молитвы не были на армянском, да и не имели никакого отношения с религией армянского вилайета, Айна все равно использовала их как дополнительный метод исцеления.

Каждое раннее утро начиналось с того, что девушка — сложив левую ладонь чуть ниже грудины мальчика: на уровне солнечного сплетения, проговаривала про себя еще не забытые ею брахманские священные слова на санскрите. Такая позиция была принята неспроста. Такой ритуал восстанавливал силы ребенка, чтобы те ускоряли борьбу против простуды.

Эти однотонные, священные песни окутывали всю внешнюю оболочку девушки, оглушая крики исходящие от внешних проблем и даруя некую теплоту воспоминаний про место, еще недавно являющийся единственным, которую она смело могла называть домом. Эта теплота, рождавшаяся где-то в середине ее существа плавно концентрировалась в области ее левой руки и медленно переходя к крайним фалангам пальцев, выходила наружу и с помощью мраморного кулона под ее ладонью, распространялся по всему телу мальчика. Еще шесть дней назад Айна бы не осмелилась твердить, что у него есть шанс выжить, но теперь, когда вместо пламени ее ладонь ощущала только медленно остывающий жар, было ясно, что болезнь отступает.

Больного мальчугана, к слову, звали Левон. Она нашла его уже в достаточно слабом состоянии около этого же дома, когда пыталась спрятаться от своих, в надежде оградить себя от всех этих мучительных криков невинных жителей, которые разбегались только от вида её униформы.