Григорий Ефимович Распутин - 1869/1916 - Жизнь.

Григорий Ефимович Распутин - 1869/1916 - Жизнь.

По мотивам воспоминаний дочери Распутина. Матрёны Григорьевны Распутиной — 1898/1977.

Предисловие — Много дано да мало понятно «В его мозгу роились вопросы, ответы на которые, казалось, вот-вот откроются ему. Но ответы в последний момент ускользали.»

Так маленький чудотворец постигал мир.

«В этом мире он появился, и мир ради него появился, и мир его не узнал.

Радуйтесь, потому что из Божьей полноты Его мы все приняли, и милость взамен благодати.

Вот агнец Сын Божий, который берёт и удаляет весь грех из мира.

Он вас будет омывать духом святым в огне.»

- Свидетельство Иоанна.

Глава 1. Чудотворец.

Небо над деревней в Тюменской области (Село Покровское Тобольской губернии) ночью осветила падучая звезда.

В ту же минуту жена зажиточного крестьянина и старосты деревенской общины Ефима Алексеевича Распутина -- Анна Егоровна -родила второго сына. Его крестили Григорием.

Родился он семифунтовым и этим почему-то очень гордилась, свекровь, а не его мать, но крепким здоровьем он не отличался.

Двор зажиточного крестьянина и старосты деревенской общины Ефима Алексеевича Распутина. Так же при дворе был «Ямской приказ (Яма)» где можно было заменить лошадь и нанять кучера из жителей деревни. Дом был лицом деревни и самым красивым.

Шло время и однажды, еще не оправившись от болезни, отец уверял бабушку, что у его постели сидела красивая городская женщина и успокаивала его, пока жар не прошел.

Никто ему не поверил. И не обратил внимание на то, что ребенок выздоровел внезапно.

Отец когда был маленьким говорил: "Братик, хлебушек, небушко, милой, маленькой". Для него все было равно одушевленным, равно заслуживавшим любви.

Григорий сидел на завалинке, сжимая в руке ломоть свеж-испечённого хлеба. Воздух звенел от июльской жары, пахло полынью и нагретой смолой. В его голове, как пчелы в улье, роились вопросы: Почему вчерашний синяк на коленке соседа Мишки сегодня стал желтым, как одуванчик? Почему корова Марфы мычала во сне — и он это видел, будто стоял в хлеву? Ответы кружили рядом, яркие, как стрекозы над озером, но улетали в самый миг, когда он протягивал руку мысленно.

С рождения Григорий видел то, чего не видели другие. Образы всплывали внезапно: вот изба бабы Капитолины вчера — с провалившейся крышей, а вот она же завтра — с новыми жердями. Видения пугали: то младенец захлебывается кашлем, то конь спотыкается на тропинке, где еще и ямы-то нет. Но постепенно мальчик научился шептать им: «Небушко, помоги… милый, не болей» — и картинки таяли, как снег на печке. А наутро соседи дивились: «Чудо! Телица Марьюшкина встала на ноги!»

В Покровском, большой деревне в Западной Сибири, была одна церковь -Покрова Богоматери. Богомольные крестьяне, ставившие ее давным-давно, еще до всякого поселения, надеялись призвать таким образом ее защиту. И Богородица не отвернулась от них.

В 1642 году здесь был поставлен острожек и деревянная церковь во имя Покрова Святой Богородицы.

В середине XIX века через село прошёл Сибирский тракт.

В 1854 году построена каменная церковь Покрова Пресвятой Богородицы.

Село Покровское Тобольской губернии жило размеренно: Землю пахали сообща, а лес для изб брали в двух верстах — длинные деревья, которые Гриша звал «братками». В церкви Покрова Пресвятой Богородицы у реки Тура, выстроенной в 1854 году, звенели колокола, а Григорий, стоя на службе, видел, как купола излучают теплый свет — такой же, как от печи. Для него все было живым: «хлебушек» в печи, «небушко» над рекой, даже комья грязи на дороге — «маленькие, усталые»

Тишина в избе была звенящей, разбиваемая только пощёлкиванием дров в печи. Григорий, с глазами цвета голубой чистой воды, смотрел в окно, но видел не двор покрытый снегом. В его голове, как калейдоскоп, сменялись картины: старый дуб за окном вдруг был покрыт листвой, а воробей на ветке – вдруг превращался в птенца, выпавшего из гнезда. Он моргнул – и снова была зима. Снова был воробей.

«Почему?» – прошелестело у него внутри. Почему он видит то, чего нет? Почему картинки меняются? Почему они приходят без спроса, яркие, как настоящие, а потом тают, как дым?

В его мозгу, будто встревоженный улей, роились вопросы. Казалось, вот-вот – и он поймет. Вот-вот откроется дверца, и все станет ясно: почему у отца вчера болела рука, а сегодня не болит? Почему он, просто глядя на вчерашний синяк на коленке у соседского мальчишки, видел его чистым? Почему, когда он шептал папе: "Братик, там яма большая, скользко!", – папа вдруг сворачивал на другую тропинку, а потом они видели, как именно на той тропинке поскальзывался другой человек?

Ответы были близко-близко, они кружили, как бабочки перед самым носом. Он уже протягивал руку мысленно, чтобы поймать одно хрупкое крылышко понимания… И – раз! Бабочка растворялась. Ответ ускользал в самый последний момент, оставляя лишь слабый след недоумения и легкий звон в ушах.

У отца не было в детстве друзей. Как и позже. Нуждался ли он в них? Вряд ли. Слишком хорошо все видел. Буквально видел душу кто честен а кто лгун. И говорил всегда правду.

Это было одновременно и чудо, и тяжелый груз. Много дано – да мало понятно. Сила росла в нем, как диковинный цветок, пугая своими корнями и колючками. Он был маленьким чудотворцем, постигающим мир не через учебники, а через этот поток любви и образов.

И любовь эта была в нем безгранична и всеобъемлюща. Он смотрел на мир глазами, не знающими разделения. Хлеб на столе был ему «хлебушек», небо над головой – «небушко», соседский сердитый пес – «братик», а муравей, ползущий по тропинке – «милой, маленькой». Все было для него одушевленным, все было частью одного огромного, живого целого. Все равно заслуживало его тепла, его тихого шепота, его попытки помочь, изменить плохую картинку на хорошую.