— Эй! Эй, ты, как тебя там, новенький? Не слышишь?
Кричали явно на меня — резким, режущим голосом.
Я лежал на полу, на спине, и смотрел в потолок. Там горела закрытая чёрной металлической решёткой электрическая лампа. Жарко. Шумно. Душно.
— Эй! — Надо мной появилось потное круглое лицо азиата. — Тебе говорю. Захотел в первый же день отправиться загорать в лечебницу?
Я сфокусировал взгляд на этом злом лице.
— Ты кто такой? — спросил я, и почему-то собственный голос показался мне чужим. А ещё почему-то азиат не отступил, не потупил взгляд. Он наклонился, схватил меня за грудки и рывком поставил на ноги.
Это сколько же во мне веса, если меня можно вот так вот просто поднять? Я вдруг осознал, что стою напротив мужика, который, может, и ненамного меня выше, но в плечах шире раза в два, а уж про брюхо и говорить нечего.
— Имя! — потребовал толстяк.
В голове что-то зашевелилось, и из памяти на язык выпрыгнуло слово:
— Лей.
— Первое предупреждение, Лей. Ещё два — и отправишься в карцер. За работу!
Жирная скотина влепила мне затрещину. Я слишком поздно заметил, что моя правая рука, обтянутая перчаткой, сжалась в кулак и дёрнулась. Заметил одновременно с толстяком.
— Второе предупреждение, — процедил он сквозь зубы. — Бери лопату и работай!
Он показал глазами вниз и вправо. Я не отвёл взгляда. Пусть дурака в зеркале ищет, я не настолько туп, чтобы отворачиваться от человека, который может атаковать в любой момент, да к тому же весит в три-четыре раза больше меня.
— Нашли, чем пугать, — послышался ещё чей-то голос. — Он первую таблетку только утром принял, ему эта консерватория — что мне лечебница.
А вот толстяк совсем не боялся повернуться ко мне спиной. Наивный дурак. Один удар по этому потному блестящему затылку — и... Вот только руки у меня какие-то тонкие, и меня это почему-то удивляет.
— Первое предупреждение, Тао! — рявкнул толстяк.
Он орал на паренька лет четырнадцати-пятнадцати, тоже азиата, стоявшего с лопатой в руках. Тао был одет в чёрное ифу, как и я. Откуда-то я знал, что эта одежда — куртка с завязками и штаны — называется именно так. На толстяке была простая рабочая спецовка. Неопрятная, невзрачного серого цвета, но я подумал, что будь у меня возможность обменяться с толстяком одеждой — махнулся бы не глядя. Такая спецовка всяк плотнее и на порядок удобнее, чем псевдоифу из дешёвой синтетики.
Тао наклонился и заработал лопатой. Я опустил взгляд. Лопата скоблила берёзовую чурку, очищая её от коры. Чурка лежала на наклонной поверхности, упираясь в подставку. Другая, под углом к ней, наполовину очищенная, лежала с моей стороны. А на дощатом полу валялась лопата.
Я мысленно сложил два и два. Работа. Я — на работе. Что бы там ни несли про карцер, или «консерваторию», как назвал его Тао, здесь и сейчас идёт работа.
Толстяк начал поворачиваться ко мне, и я поспешил поднять лопату. Был соблазн треснуть ею по лоснящейся роже, но я сдержался.
— Молодец, Лей, — похвалил толстяк, когда я начал скоблить чурку. — Помни своё место.
«Помни»... Легко тебе говорить, толстозадая свинья. Единственное, что я помню — это светящийся круг с непонятными символами на полу. И то, как я его перешагнул.
Кто — я?
***
Я перестал считать очищенные чурки после пятой или шестой. Работа была несложная, но явно для меня непривычная. Мышцы горели. Завтра будут болеть. Ближайшие пару дней придётся потерпеть, потом привыкну. Вот только вопрос — надо ли мне к этому привыкать.
Всего цеха я не видел из-за груды берёзовых чурок с одной стороны. С другой стояли станки, за которыми работали, не поднимая голов, ребята постарше Тао. Как я понял, что постарше — понятия не имею. Этих китайцев чёрт разберёт, пятнадцать ему, или тридцать. И откуда-то я это тоже знаю. Как и то, что меня окружают именно китайцы — а не японцы или корейцы, например. И они для меня даже не все — на одно лицо... Хотя сам я — не китаец, почему-то абсолютно в этом убеждён. Несмотря на то, что, судя по реакции окружающих, внешность у меня самая что ни на есть китайская.
— Эй, — тихо позвал я пацана, который трудился напротив. — Тебя Тао зовут?
— Ну, — буркнул тот.
Я продолжал скоблить берёзу, а Тао, как только я к нему обратился, тут же замер и выжидающе на меня уставился. Я заметил, что он держит лопату голыми руками.
— Что это за место, Тао?
— Сильно головой ударился, да? — спросил он, не то сочувствуя, не то издеваясь.
— Угу, — серьёзно отозвался я. — Так где мы?
Откуда-то я знал, что нужно стараться как можно меньше говорить самому и как можно больше слушать.
— Школа Цюань, — сказал Тао, с интересом глядя на меня.
У него на голове был ёжик коротких чёрных волос. Меня же обрили наголо — в этом я убедился ещё лёжа на полу, ощупал тогда башку на предмет повреждений.
Я быстро сопоставлял информацию. Тао, видимо, здесь уже около месяца, или дольше. Мы были не единственными на скоблении, за спиной Тао, за моей спиной молча работали лопатами другие парни — в красных, белых, сине-зелёных ифу. И в каждой паре один был бритым наголо, другой — немного обросший. «Старики» обучали «молодых».
— И чему здесь учат? — спросил я.
Тао засмеялся:
— Ну, будешь часто попадать в консерваторию — петь научишься.
— А толстяк что — учитель? — не отставал я.
— Кто? Шен? — Тао ещё больше развеселился. — Уж этот учитель!
— Я серьёзно. Кто он?
— Да ты чего? — перестал потешаться Тао. — Начальник цеха.
Ну да, согласен, уж это-то можно было понять и самому. Но меня озадачило слово «школа». Почему-то мне казалось, что «школа» — это должно выглядеть как-то иначе.
— Ты на него так смотрел, как будто убить собирался, — сказал Тао, понизив голос. — Поосторожнее. А то он в другой раз предупреждать не станет. И, это... Ну, тут и помимо консерватории есть места.
Он содрогнулся, будто вспомнил что-то. Везучий. Я вот — ничего вспомнить не могу. Только тот светящийся круг на полу, и всё.
У меня в глазах рябило от бесконечных берёзовых чурок, когда, будто глумясь, прозвенел обычный школьный звонок. Я поднял голову, выпрямил спину, не веря, что это — конец. Я уже перестал думать о том, кто я, где я и почему. Мысли затопила усталость.
— Закончили! — прогремел голос Шена. — Спасибо за работу!
— Да подавись, — буркнул я себе под нос.
Лопату я поставил туда же, куда ставили остальные, перчатки сдал Шену и, увлекаемый толпой галдящих парней, вышел на улицу.
Прохладный вечерний воздух освежил лицо. Летней духоты нет, весенней влаги тоже не чувствуется. Осень, наверное.
Я глубоко вдохнул, выдохнул. Попытался определить, который час. Уже стемнело, но ещё не ночь. Значит, часов восемь-девять.
Выйдя из цеха, мы оказались в засыпанном белым песком внутреннем дворе большого здания. Здание было трёхъярусным. Внизу располагался цех, с другой стороны — что-то ещё. Оттуда вышли, весело переговариваясь, два десятка крепких, бугрящихся мускулами парней.
— Борцы, — услышал я, сзади. — Они идут мыться первыми.
Я проводил борцов взглядом. Их одежды были подобны нашим, но даже издали было заметно, что ткань — куда лучшего качества. А ещё у них были пояса. Большинство поясов — белые, но я заметил несколько жёлтых, оранжевых и даже зелёный.
Вслед за борцами из той же двери вышел пожилой китаец и остановился, положив руки на палку. Не то трость, не то просто палка для наставления учеников. Здесь, как я успел заметить, все носили короткие стрижки, однако у борцов и у этого пожилого волосы были длинные. Он стоял, не шевелясь, и смотрел в нашу сторону.
А нас становилось всё больше. Я заметил, что появились девчонки. В таких же ифу, как у парней, с завязками — но куртки, в отличие от наших, были длинными, по колено. Девчонки весело щебетали между собой, смеялись — парни-то в основном угрюмо помалкивали. Устали.
Высокие ворота были закрыты. Посмотреть, что там, снаружи, не было никакой возможности. Всё, что я мог видеть вне стен школы Цюань, это тёмное, затянутое дымкой небо. А стен я не узнавал. Надежда на то, что вспомню что-нибудь, выйдя из цеха, испарилась.
Ладно. «Не знаешь, что делать — дыши». Кто это говорил? Не помню. Но слова правильные. Можешь дышать — уже хорошо, сконцентрируйся на этом. Пусть события развиваются дальше, а я посмотрю, в какую сторону грести.
Мы простояли минут пять. Кто-то захныкал. Кажется, кто-то из парней. Я не стал оборачиваться. Успокоить нечем. Девчонок увела в женскую душевую воспитательница, женщина лет сорока на вид, с совершенно безжизненным лицом. Казалось, она даже говорит, не разжимая губ.
Наконец, борцы вышли и побрели в нашу сторону. Мы все, подчинившись махнувшему рукой воспитателю, отправились им навстречу. Разминулись посередине двора. Я незаметно постарался рассмотреть борцов. Большинство — просто крепкие парни, но трое-четверо — действительно здоровенных. Интересно, что за борьбу они практикуют. И, главное — зачем.
В душе я обнаружил зеркало и остановился перед ним. Ну, как и предполагал — тощий бритый наголо китайский подросток. Такого же возраста, как Тао. Я поднял руку, и подросток тоже поднял руку. Я оскалил зубы — он повторил и это.
— Удивительно, правда? — хохотнул кто-то, проходя мимо.
Да уж, удивительно. Удивительно — смотреть в зеркало и точно знать, что видишь этого парня впервые в жизни.
***
В столовой я внезапно растерялся. Все ученики разошлись по сторонам и заняли места за длинными столами. Я, до этого момента двигавшийся в общей массе, замешкался. Пошёл к самому дальнему столу и обнаружил, что это — стол борцов. Поздновато обнаружил, меня заметили. За столом тут же смолкли разговоры, на меня уставились двадцать пар глаз.
— Хотел чего-то? — спросил тот, у которого чёрное ифу было подвязано зелёным поясом.
Спросил без наезда, спокойно, однако я знал цену таким людям. Нельзя покупаться на их улыбки и убаюкивающие интонации. Глазом моргнуть не успеешь — перегрызут глотку.
— Я сегодня первый день... — начал я.
— Так а сосед твой где? — оборвал другой борец, в красном ифу с белым поясом.
— В консерватории, — сообщил я.
Борцы переглянулись и заржали. Ко мне потеряли всякий интерес. Завели разговор вполголоса, бодро орудуя палочками в чашках. Я сглотнул слюну. В чашках лежал белоснежный рис, овощи и мясо. Только сейчас дошло, что я голоден, как стая волков.
Длинными волосами борцы, похоже, гордились. Одни стягивали волосы в хвост, другие позволяли им падать на плечи, у нескольких я заметил замысловато заплетённые косички. Интересно, кого-нибудь из них в драке хватали за волосы? Хотя вряд ли, конечно, эти парни дерутся на улицах. Элита, блин.
— Что ты тут делаешь? — Меня схватили за руку. — Черепахи сидят там!
Я обернулся, увидел девчонку, ростом на полголовы ниже меня и тоже в чёрном ифу. Когда она потащила меня к столу, до меня дошло, что ученики элементарно разделились по цвету одежды. Всё-таки мышление барахлит. Неудивительно, учитывая, сколько всего и сразу на меня свалилось.
— Меня зовут Ниу, — сообщила девчонка, убрав с глаз длинную чёлку, когда мы с ней уселись на свободное место на длинной лавке.
Все остальные уже ели — торопливо, молча. Я взял в одну руку чашку с рисом, в другую палочки. Действие показалось знакомым, но непривычным. Так, будто я умел есть палочками и точно знал, что чем ближе поднесёшь ко рту чашку, тем ловчее получится закидывать в себя рис — но именно умел и знал. Каждый день палочки точно не использовал.
— Лей, — представился я, прежде чем отправить в рот первую порцию еды.
— Знаю, я тебя ещё на перекличке запомнила, — затараторила Ниу. — Куда тебя поставили? На распил?
— Кору снимать.
— Тоже тяжело. Устал?
Я пожал плечами, стараясь есть как можно быстрее. Судя по тому, как все торопятся, время тут ограничено.
— Быстро привыкнешь, — продолжала болтать Ниу. — На самом деле тут неплохо. А что ты делал до школы?
— Не вынуждай меня. Я за тебя поручился, сказал, что ты способен шевелить мозгами.
Голос знакомый, но впервые он говорит с такими интонациями. Угроза и страх. Он боится. Но чего? Ведь это мне больно, это меня грызёт жёлтый дракон. Стремительная тварь скачет вокруг меня, словно бешеная собака. Кажется, что его зубы одновременно пронзают каждую клетку тела.
Шприц в слегка дрожащих руках. Тонкая струйка брызжет с кончика иглы.
— Эта штука вызывает привыкание сильнее, чем героин. Не заставляй сажать тебя на поводок, Лей.
Я смотрю на шприц, как зачарованный, не могу поднять взгляд. Я боюсь, мне страшно увидеть лицо человека, который держит его. Боюсь — и не хочу.
— Я убью тебя, — произносят мои губы. — Когда я отсюда выйду, мы с тобой встретимся, обещаю.
Шприц опускается, как будто поникли плечи человека, который его держит. Шелестит усталый вздох.
— Ты сделал неправильный выбор...
Игла входит в вену. Жёлтый дракон кусает мою левую руку. Я слышу свой крик, он всё дальше и дальше, как будто меня уносит от самого себя скорый поезд. Со мной остаётся только рычание дракона, который утоляет свой голод моей болью.
И ещё — кто-то плачет. Близко, достаточно руку протянуть. Плачет в темноте...
***
Я открыл глаза, но не почувствовал изменений. Как было темно — так и осталось. Либо я ослеп, либо нахожусь в наглухо закрытой комнате без окон. Лежу на холодном каменном полу, закоченевшее тело сдавлено обручами боли. Драконья пасть стиснула меня и не отпускает.
Не двигаясь, мысленно я ощупал всё своё тело, убедился, что боль — поверхностна. Она не проникает вглубь, у меня ничего не сломано, внутри всё работает, как надо. Я знаю разницу между болью и болью.Различать оттенки боли — моё давнее хобби, если не профессия.
Я упёрся руками в пол, отжался. Левый локоть пробила игла боли. Я поморщился. Нащупал стену, подполз к ней и сел, прислонившись спиной. Перевёл дыхание.
Всхлипы затихли. Кажется, человек, который плакал, торопливо вытирал сопли рукавами. Я снова поморщился. Не люблю плачущих мужчин. Сам, кажется, не плакал ни разу в жизни, если не считать совсем уж раннего детства.
— Очнулся? — Голос, как и рыдания, послышался слева.
— Угу, — откликнулся я.
Говорить не хотелось. Вдобавок к старой подруге боли пришла тошнота. Голова кружилась, а я даже не мог зацепиться взглядом за какой-нибудь неподвижный предмет. Вокруг — чернота. Всё бы отдал за огонёк спички, хоть на мгновение. Правда, «всё» в моём положении — разве что ифу, которое на мне надето, да матерчатые тапки на резиновой подошве. Больше у меня, кажется, ничего нет. Хотя и ифу вряд ли моё. Наверняка казённое.
Школа Цюань.
Кулак.
Приют для беспризорников, имевших неосторожность попасться в беззубую пасть закона. А закон — продал их в рабство.
— Ты кто? — не отставал голос. — Я не успел разглядеть, когда тебя втащили. Ты из черепах, да?
— Что ещё за черепахи? — спросил я. Вспомнил, что Ниу их тоже упоминала.
Голос я уже узнал, да и не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что это — Тао.
— Лей? — Тао, кажется, обрадовался. — Надо же, мы опять соседи. Может, нас неспроста свела судьба?
— Веришь в судьбу? — усмехнулся я.
— Конечно! А ты разве нет?
— Ну... Я верю во всесильного злобного старикашку, который сидит на небе, тычет каждого из нас раскалённой кочергой и смеётся. Если можно назвать его «судьбой» — пусть так. Повторяю вопрос. Что за «черепахи»?
— Ясно, — вздохнул Тао. — Память отбило после процедур?
— Похоже на то.
— Угу. Редко, но бывает... Чёрные Черепахи — это отделение, к которому тебя причислили. Мы с тобой — Чёрные Черепахи, носим ифу чёрного цвета. А есть ещё Белые Тигры, Лазоревые Драконы и Красные Птицы.
— И в чём разница?
— В цвете ифу, — сказал Тао таким тоном, будто я задал совершенно идиотский вопрос.
— А-а, — протянул я. — Понятно.
Поверил Тао сразу и безговорочно. Вполне в духе реальной жизни — навесить бессмысленный ярлык и заставить им гордиться.
— Говорят, это как-то связано с нашими преступлениями, — продолжал Тао. — У каждого отделения свой куратор.
Он странно говорил, как будто сквозь зубы. Когда-то в прошлой жизни я такое слышал.
— Ломает? — спросил я.
— Не то слово, — процедил Тао. — Таблетку не дали, гады. Ещё и отделали...
Я вспомнил, как его «отделали», и беззвучно усмехнулся. Мне досталось куда сильнее. Впрочем, хвастаться побоями не стану.
Мутило всё настойчивее. Я заставил себя подняться и, держась за стену, двинулся в обход. Каменная стена закончилась, когда я сделал первый шаг. После этого пошёл вдоль решётки, которая отделяла меня от Тао. Он тихонько подвывал. Я представил себе, как он сидит, обхватив колени руками, и покачивается взад-вперёд. Меня перекосило от отвращения.
Нет, неправильно. Тао не виноват, что его подсадили на таблетки. Что бы этот парень ни натворил до того, как попал в «школу», такого выбора он не делал, это сделали за него.
— Спасибо, что пытался заступиться, — сказал Тао; ему, похоже, надо было разговаривать, чтобы отвлечься.
— Не люблю, когда избивают беззащитных, — откликнулся я, продолжая свой путь.
Решётка, разделяющая две камеры, закончилась. Опять камень. Угол. И железная дверь в противоположной стене. Возле двери я задержался, глубоко дыша ртом. Нет... Если придётся глотать таблетки — я тут долго не протяну. Зря устроил это представление в столовой. Спрятать таблетку — пара пустяков. Я ведь уже так делал. Делал?..
— Я не беззащитный! — заорал Тао так, что я вздрогнул.
— Как скажешь, — пробормотал я, решив его не одёргивать. Последнее дело — пытаться говорить с наркоманом, как с нормальным человеком. Кто бы ни сделал за него этот выбор.
— Я много тренируюсь, — неизвестно кому с жаром доказывал Тао. — В следующий перепрофиль пройду испытание и стану борцом!
Когда ключи загремели в дверях, я уже хотел убить Тао голыми руками, чтобы он наконец-то заткнулся. Он выл, стонал, иногда плакал, но стоило мне задремать, как Тао будил меня громким воплем. Кидался на дверь, барабанил по ней кулаками и, кажется, головой, звал воспитателей, молился.
Не зря всё-таки проштрафившихся учеников держали в одиночных камерах. Наверняка два-три таких недоумка поубивали бы друг друга. А клану не нужны смерти, клану нужно вернуть деньги с процентами. Бизнес есть бизнес, и если с человека можно выдоить хоть что-нибудь, его смерть не выгодна.
Две двери, моя и Тао, открылись одновременно. Я прищурился. Тусклый свет снаружи ударил по глазам, как лезвие бритвы. Тао бросился к выходу, умоляя о таблетке, до размеров которой сжались все его надежды и мечты.
Я вышел спокойно, остановился в коридоре. Фигуру воспитателя видел смутно. Давящее ощущение собственной ничтожности меня бесило. Воспитатель казался большим и сильным, свободным. Я же — тщедушный подросток, терзаемый жаждой и измученный бессонной ночью, — был по сравнению с ним букашкой.
— Ты подумал над своим поведением? — спросил воспитатель. Кажется, тот урод, что любил тыкать шокером.
— Да, — сказал я, помня, что решил больше не лезть на рожон.
К тому же, я разглядел, что в левой руке воспитатель держит стаканчик с водой. Крохотный жалкий стаканчик — капля против того, что мне хотелось в себя залить. Я бы, наверное, выпил ведро воды.
— Ты будешь хорошим мальчиком, так ведь?
В трёх шагах слева Тао едва ли не слизал таблетку с руки другого воспитателя и уже хлюпал водой, проливая её на пол.
— Обещаю, — буркнул я.
— Будешь пить лекарство, когда скажут, так?
— Буду.
— Молодец. — Воспитатель явно глумился. — Давай начнём прямо сейчас?
Я кивнул. Говорить не хотелось, горло ссохлось. Каждое слово будто ворочало там горы песка.
Картонный стаканчик с таблеткой приблизился ко мне. Я взял его и опрокинул себе в рот. Содрогнулся, когда эта дрянь коснулась слизистой оболочки.
— Держи.
Наконец-то вода. Я взял стаканчик и заставил себя пить медленно, небольшими глоточками, чтобы желудок правильно принял живительную влагу и выжал из неё максимум пользы.
— Открой рот.
Я открыл. Воспитатель посветил внутрь фонариком, наклонился, морщась.
— Язык подними.
Я подчинился.
— Хороший мальчик. Сразу бы так.
Закрыв рот, я выдавил виноватую улыбку. Воспитатель улыбнулся ещё шире. Однажды я засуну шокер ему прямо в задницу и буду давить на кнопку до тех пор, пока заряд аккумулятора не закончится. Должна же быть у человека мечта. Тао мечтает стать борцом, а я — познакомить этого выродка с его оружием поближе. Ни та, ни другая мечта почти наверняка не исполнится, но на то ведь и мечты, не так ли?
***
Завтрак мы с Тао пропустили. Я попросил ещё воды, но получил только тычок в спину дубинкой.
— В цеху попьёшь, — тихо сказал стремительно приходивший в норму Тао. — Там есть раковина.
Я кивнул.
Нас вывели во двор, под рассветное небо. Ученики валили из столовой. Часть пошла в цех, часть — к воротам. Похоже, какие-то работы ведутся и снаружи. Ну, логично — берёзовые чурки ведь откуда-то берутся.
На середине двора мы влились в поток других Черепах — ребят в чёрных ифу.
— Как консерватория? — спросил парень с уже изрядно отросшими волосами, которые можно было расчёсывать. — Выучил новые песни?
Он обращался к Тао. Я думал, Тао сейчас бросится на него, не потерпев насмешки над пережитыми мучениями, но он беззаботно рассмеялся:
— Парочку да. На прогулке напою.
— Ой, не надо! У тебя совершенно нет слуха.
Они смеялись, идя рядом. Я тащился следом и смотрел на них. «Быстро привыкнешь, — вспомнились слова Ниу. — На самом деле тут неплохо». Наверное, даже в аду грешники говорят друг другу, что, в общем-то, тут неплохо. Уж лучше, чем в раю, где одни неженки, с которыми и поговорить-то не о чем.
Ниу оказалась легка на помине. Когда я уже подошёл к двери цеха, она появилась откуда ни возьмись, сунула мне в руку свёрток вощёной бумаги, шепнула: «Спрячь пока!» — и унеслась прочь.
Я проводил её взглядом. Она бежала, как ребёнок, песок летел у неё из-под ног. Интересно, сколько ей лет? Кажется, не моложе меня. Впрочем, сколько лет мне, я тоже толком сказать не могу.
Свёрток я сунул под куртку и вошёл в цех.
— Лей — герой! — насмешливо встретил меня Тао. — Говорил, не будет пить лекарство, а сам съел таблетку, слова не сказав.
Друг Тао смерил меня взглядом.
— Видел бы ты, что он вчера в столовой устроил. Но он хотя бы до конца ужина потерпел. А ты — бестолочь.
— Я зато половину работы пропустил, — оскалился Тао довольной улыбкой.
— Ты говорил, где-то тут можно попить, — напомнил я.
Тао указал в дальний край цеха. Я пошёл туда. Звонка ещё не было, начинать работу никто не торопился. Я прошёл мимо бассейна, рядом с которым лежали напиленные с вечера чурки. Дно бассейна было застелено металлической сеткой, бетонные стенки покрывал коричневый налет. Для чего нужен этот бассейн — я не понял. Сейчас он был пуст, иначе я бы не стал разбираться и выпил его до дна.
Раковина оказалась в углу. Я открыл ржавый кран, наклонился и первым делом умыл лицо. Как всегда после бессонной ночи кажется, что лицо — чужое. В этот раз, впрочем, ощущение соответствовало действительности. Соотнести себя с тем, что показывало мне мутное треснувшее зеркало над умывальником — не получалось, хоть убейся.
Я закатал длинноватые рукава ифу и осмотрел руки. Никаких следов от инъекций. Чистые вены. Что же я тогда вспоминал? Или это — просто бред, вызванный вчерашней таблеткой?
Я незаметно огляделся — никто на меня не смотрел — достал зажатую между губой и десной таблетку и спрятал её в подвёрнутый рукав. Только после этого, нагнувшись, поймал губами тепловатую струйку воды.
***
— Что мы вообще делаем? — спросил я.
Я держал лопату так, чтобы, в случае чего, можно было ударить быстро и наверняка. Не за конец черенка, нет. Если оружие слишком длинное, от удара легко увернуться и сократить дистанцию. А на коротком расстоянии от длинного оружия больше вреда, чем пользы. Я держал у самого основания, но в боевую стойку не становился. Кто не дурак — намёк поймёт. И поймёт, что это — именно намёк. Тонкий.
Джиан неспешно смерил меня взглядом. Улыбнулся:
— Новенький. Помню тебя. Ты вчера подходил к нам в столовой.
Борцы приняли лекарство первыми и ушли, иначе бы Джиан сказал: «Ты вчера отказался принимать таблетку и получил шокером в спину».
— Меня зовут Лей, — представился я. — Зачем ты забрал перчатки? Ему больно, и он не может без лекарства. Отдай перчатки — получишь долг.
Счастливые дети, знающие отморозков только по фильмам, думают, что надо быть либо сильнее их, либо заискивать перед ними, иного обращения они не понимают. В действительности всё немного иначе. Дрессировщик не сильнее льва. И водитель грузовика вряд ли сможет победить своего верного друга в перетягивании каната.
Джиан медленно двинулся ко мне, улыбаясь. Я чуть приподнял лопату, отвёл руку назад. Джиан остановился. На лопату он бросил лишь быстрый взгляд, после чего опять уставился мне в верх груди. Н-да, кое-чему их тут и правда учат. Не только мышцы качать.
— Видишь ли, Лей, — мягким голосом заговорил Джиан, — мой дорогой друг Тао не платил мне, когда у него были перчатки. Я подумал, что, может быть, он заплатит, когда у него их не будет.
Джиан виновато развёл руками и сделал маленький шаг вперёд. Я, будто не заметив этого, повернул голову и нашёл взглядом виновника торжества.
— Тао, — позвал я. — Как скоро ты вернёшь долг, если он отдаст тебе перчатки?
Тао таращил на меня глаза. По его переносице скатилась маленькая капелька пота. Подумав, он выдавил:
— До конца года.
— Даёшь слово?
— Да. Я даю слово, — закивал Тао.
Я перевёл взгляд на Джиана.
— Слышишь? Он обещает.
Джиан фыркнул:
— Что стоят его обещания?
— А что смысла, если его каждый вечер будут кидать в консерваторию, потому что он не может нормально работать? Он не сумеет оставлять тебе лекарство. Вчера ты мог получить таблетку, но вместо этого её не получил никто. В чём выгода? — Я развёл руками и бросил на пол лопату.
Слово «выгода» не было для Джиана пустым звуком. Он явно задумался. Но задумчивость не помешала ему идти ко мне, я ведь остался безоружным. Я быстро поднёс правую руку к левому рукаву, не сводя взгляда с Джиана. Он остановился вновь. Ему бы не хватило скорости повалить меня, если бы у меня в рукаве оказался, скажем, нож. Не знаю, как насчёт других борцов, но Джиан соображал, что такое настоящая битва. И, кажется, даже понимал, что лучшая битва — та, которой не было.
Лев рычал и бил хвостом.
Поковырявшись в подвёрнутом рукаве куртки, я достал оттуда таблетку и, сжав её между большим и указательным пальцами, показал борцу.
— За вчерашнее, — сказал я. — Вечером Тао отдаст ещё одну. Так, Тао?
Тао едва заметно скривился, но кивнул.
— Вслух скажи, — потребовал я.
— Да, — буркнул Тао. — Вечером принесу ещё.
Джиан смотрел на таблетку, на меня. Он думал. Лев переводил взгляд с куска мяса на дрессировщика. Кусок мяса — вот он, вкусно пахнет. А дрессировщик бегает, бьёт кнутом, орёт. Да может, и не вкусный вовсе.
Джиан растянул губы в улыбке и протянул руку раскрытой ладонью вверх. Опасный момент.
Я приблизился, положил таблетку на ладонь. Она немедленно сжалась в кулак. Я больше на неё не смотрел, уставился в грудь Джиана.
Борец медленно засунул таблетку в жёлтый пояс. А потом подчёркнуто медленно похлопал меня по плечу.
— Вот видишь, Тао? — Джиан повернулся, приобняв меня, как старого приятеля. — Лей новенький, а уже понимает, как правильно жить в Цюане. Учись у него. В юном теле живёт мудрый дух.
Джиан стукнул меня кулаком по плечу.
Лев сожрал мясо.
По небогатой мимике Тао я прекрасно видел, что его буквально выворачивает от того, как Джиан распределил роли. Это я новенький, я должен учиться у него, у Тао. Он хотел быть авторитетом в моих глазах, но упал лицом в грязь. Что ж, тоже полезный опыт, если, конечно, Тао захочет извлечь из него урок.
Ещё раз хлопнув меня по плечу, Джиан двинулся к выходу из цеха. Я повернулся:
— А перчатки?
— А, да, — остановился Джиан. — Чуть не забыл. Держи, Тао. Не теряй больше, в другой раз может найти какой-нибудь бесчестный человек и не отдаст.
Он вытащил из-за пояса скомканные грязные перчатки и бросил в сторону Тао. Тот попытался поймать, но рано взмахнул руками — перчаточный комок упал в стружку. Тао пришлось наклоняться. Джиан, посмеиваясь, ушёл.
Я поднял лопату и — вовремя.
— Что застыли? — громыхнул Шен, образовавшись, будто по мановению волшебной палочки. — Работа-работа-работа! — Он захлопал в ладоши.
Тао торопливо натянул перчатки, схватил лопату. Мы с ним лишь раз встретились взглядами, наклонившись над осточертевшими берёзовыми чурками. Я сосредоточился на работе, а он — на своих переживаниях. Рабочий день продолжался.
***
Судя по внутреннему ощущению времени, работали мы часа четыре, может, пять. Потом зазвенел звонок. Я сразу же бросил лопату, хотя с чурки оставалось счистить буквально пару квадратных сантиметров коры. Если перевыполнение плана не даёт никаких бонусов — чего ради стараться? Становиться величайшим мастером-корочистом я уж точно не собираюсь.
Как и вчера, все повалили к выходу. Тао дулся, я не делал попыток с ним «помириться». Не ребёнок, разберётся, что к чему. То же, кстати, и меня касается. Я схватывал всё на лету, и ничья помощь мне не требовалась.
Вышли во двор, остановились, как вчера вечером. Сегодня я заметил, что девчонки идут с разных сторон. Одни — тоже из цеха, но из какой-то другой двери, а другие — из крыла напротив. Среди них я заметил и Ниу. Она махнула мне рукой, я кивнул.
— Прогулка! — объявил воспитатель с шокером, когда все мы вышли во двор.
Я думал, что после обеда тоже будут давать таблетки, но обошлось. Значит, только две в день, утром и вечером.
Сзади послышался шум. Я обернулся. Тао сцепился с парнем в белом ифу. За спиной этого парня стояли другие, за спиной Тао — никого. Я мысленно вздохнул. Ну и что, мне опять впрягаться за этого идиота? С «белыми»-то он чего не поделил?
К счастью, вмешались воспитатели. Они безмолвно присутствовали с нами, я их почти не замечал, но когда надо (или не надо?) они вдруг появлялись. Тао с его соперником растащили, обоим вынесли по предупреждению. Оба, не обращая внимания на воспитателей, плевались и изрыгали ругательства, обещая друг другу страшную смерть в диких мучениях. Парень в белом, похоже, недалеко ушёл от Тао по «пути духа».
— Бесится, — прокомментировал Пенг, опять оказавшийся рядом со мной. — Этот месяц тигры на уборке, им вечером отмывать столовую за нашим дорогим Тао.
— Тигры? — переспросил я.
— Угу. Белые тигры, — кивнул Пенг.
— А мы, значит, Чёрные черепахи, — сказал я, записывая в голову новые строки информации.
— Схватываешь на лету, — похвалил Пенг. — Чёрные черепахи — круче всех. Последний раз мы становились на уборку... — Он поднял взгляд к небу и цокнул языком. — Полгода назад, да. Тиграм не везёт чаще других.
— А как распределяют дежурства? — спросил я.
— Дежурства? — Пенг задумчиво посмотрел на меня, будто услышав незнакомое слово. — А... Все предупреждения и залёты в консерваторию подсчитываются. У кого под конец месяца больше косяков — тот и становится на уборку. Если Тао дальше продолжит в том же духе, и на уборку поставят нас, придётся устроить ему тёмную. Надо же как-то учить дурака, я прав?
— Прав, — кивнул я. — А стоять за черепах, когда на них наезжают тигры — не надо?
Пенг криво усмехнулся и отошёл. Я проводил его взглядом. Вот он остановился, заговорил с кем-то из черепах, оглянулся на меня. Похоже, как бы я ни старался не высовываться, получается так себе. Ждать ли проблем отсюда? Пока не понять. Ладно, буду решать вопросы по мере их возникновения.
Тао и «белый» успокоились, разошлись в разные стороны. Началась прогулка. Места во внутреннем дворе было достаточно, однако всё было на виду, ни о каком уединении даже речи не шло. Многие просто повалились на песок и отдыхали, другие — бродили. Двое парней, усевшись, чертили что-то пальцами на песке. Играли в нечто вроде «крестиков-ноликов».
Все сбились в группки по интересам. Группки эти не были одноцветными, черепахи спокойно общались с тиграми и другими зверями, которых я пока не знал. Те же борцы носили ифу разных цветов. Они не якшались с остальными учениками, стояли особняком, сложив руки на груди, посматривали. Я поймал несколько взглядов на себе. Что-то обо мне сказал Джиан? Или же слухи о вчерашнем инциденте в столовой, наконец, дошли до борцов?
— Лей! — подскочила ко мне Ниу. — Тебе понравился суп?
Я повернулся к ней, заглянул в сияющие глаза.
— Да, очень вкусно, — кивнул я. — И спасибо за лепёшки. Буду должен.
Она улыбнулась и взяла меня за локоть.
— Нет-нет, ты ничего мне не должен. Скажи, ты уже что-нибудь вспомнил? Расскажи о себе!
Я хмыкнул, вспомнив голос и иглу, вонзающуюся в вену. И всё это ещё каким-то образом связано со светящимся кругом на полу... На каком-то полу. А ещё я, оказывается, умею убивать. И это понимание не пугает. Оно такое же обыденное, как умение есть палочками.
— Подробности помню, — отговорился я какой-то смутно знакомой фразой. — А самое главное — забыл.
Ниу звонко рассмеялась. Я вздохнул. Если девушка смеётся над моей шуткой, которой даже я не понимаю, значит, так просто от неё не отделаешься.
— Хочешь, я расскажу о себе? — Ниу тащила меня за собой, я покорно шёл. Мы, кажется, стремились к тому, чтобы наматывать круги по двору, по самому его краю. Остальные старались собраться ближе к центру. Видимо, это было максимальное уединение, которое могла выдумать для нас Ниу.
— Давай, — пожал я плечами.
— Я работаю в кухне! — Ниу отбросила прядь волос с лица, как она делала постоянно.
— Неужели? — «удивился» я.
— Да! Самое лучшее место здесь. Можно есть, сколько влезет. Но я стараюсь не есть много, — тут же спохватилась она.
— Тяжело? — осведомился я. — В смысле, работать, а не стараться не есть.
Опять засмеялась. Да что ты с ней будешь делать...
— Нелегко, но терпимо, — сказала Ниу. — Я сейчас больше слежу за другими. Куан и Мейлин мне доверяют и даже оставляют одну.
Куан и Мейлин — кто-то из администрации, кто отвечает за кухню, — сделал я ещё одну пометку в памяти. Чем скорее проникнусь всеми местными тонкостями — тем лучше. Пока собираешь информацию, трудно что-то планировать. Планы составляются тогда, когда есть возможность посмотреть карту местности и провести на ней линию, ведущую к цели.
Краем глаза я заметил, что ворота открываются. Повернулся. Увидел борцов, идущих на выход в сопровождении пары воспитателей. Их учи́теля — кажется, Тао назвал его Вейжем, — с ними не было.
— Куда они? — спросил я.
— В город, — ответил, опередив Ниу, подошедший справа Тао.
За воротами, перегораживая обзор, стоял жёлтый автобус. Борцы, один за другим, погрузились внутрь, последними зашли воспитатели.
— А зачем? — спросил я.
— Как «зачем»? — подпрыгнул Тао. — Клан Чжоу владеет клубами, кафе... Да чем только не владеет! Борцам можно раз в неделю посещать любое заведение. Ну, почти любое...
Да уж надо полагать, что в фешенебельные рестораны ребят не приглашают.
— А платят чем? Таблетками?
Ниу снова засмеялась, а Тао посмотрел на меня так, будто я стоял и бесстыдно глумился над его религией.
— Они не платят, — пояснила Ниу. — Клан поощряет борцов, чтобы они знали, к чему стремиться.
— К чему же? — пробормотал я, глядя на закрывающиеся ворота.
О том, кто этот человек, я не думал. Думал лишь о том, заметил ли он, что я проснулся. О том, есть ли у него в руках оружие, и если да, то какое.
Темно. Кто бы это ни был, видит он не больше моего. Существуют, конечно, приборы ночного видения. Но если бы он мог меня нормально разглядеть, то не стоял бы молча. Сказал или сделал бы что-нибудь.
Все эти мысли пронеслись в голове за мгновение, они даже мыслями-то не были. Так, цепочка алгоритмов, вбитая на уровне инстинктов. Кинусь в открытую — рискую словить пулю, или напороться на нож.
Быстро и тихо поджав правую ногу, я оттолкнулся ею от постели, бросил тело влево. Уже упав на пол, подумал, что если ночной визитёр из чернокнижников, то мой маневр вряд ли мне поможет.
Однако я был жив, а силуэт приглушенно вскрикнул, как будто удивился. Прыгнув на него, я уже был спокоен. Кто бы ни был — это дилетант. Даже если это чернокнижник, я успею сломать ему шею прежде, чем он...
— Лей, это я!
Я сбил визитёра с ног, прижал к полу, перевернул лицом вниз. Нашёл обе руки, свёл их вместе за спиной, после чего, держа одной рукой, другой потянулся к поясу.
Туда, где должны, просто обязаны были находиться наручники.
В этот момент реальность разошлась с моими о ней представлениями, и я, будто внезапно протрезвев, вспомнил сдавленный голос.
Твою мать...
— Ниу?
— Я! Что с тобой? Что я тебе сделала? — Она, кажется, готовилась разреветься. Неудивительно.
— Предположим, ничего, — сказал я. Отпустил её руки, слез, помог подняться. — Но это — исключительно плохая идея, тайно проникать ночью в комнату спящего человека, которому ничего не планируешь сделать. Статья сто тридцать девять, до трёх месяцев...
— Чего? — шмыгнула носом Ниу, судя по звукам, потирая запястья.
Я и сам удивился словам, которые внезапно выскочили у меня из памяти. Так же, как перед этим внезапно вспомнилось слово «чернокнижник». Мысленно сопоставил произнесённые слова с недавним сном. Я что, был полицейским? В мои-то четырнадцать-пятнадцать лет, или сколько мне там? Нет, Лей, давай будем реалистами. Ты просто сходишь с ума.
А тело? Тело тоже сходит с ума? То, как я повалил Ниу, как потянулся за наручниками...
— Ничего, — оборвал я собственные мысли. — Зачем пришла?
Тао так и дрых, постанывая во сне. Наши разборки его не потревожили. Я осторожно коснулся лица Ниу, она замерла.
— Не сильно ушиблась?
— Нет, всё хорошо, — как-то сразу изменился её тон.
Я убрал руку, прежде чем она успела её поймать. Поздновато, но всё-таки пришло ко мне вполне логичное предположение, зачем в школе Цюань девочка может ночью прокрасться в спальню к мальчику. Хреново я свидание начал, всю романтику в унитаз смыло. Хотя Ниу, судя по изменившемуся дыханию, готова уже забыть инцидент с «мордой в пол».
— Ты не слишком устал? — спросила она.
Устал я не просто «слишком», я устал смертельно. Однако пара часов сна и вспышка адреналина придали сил.
— Готов к подвигам, — усмехнулся я.
Силуэт Ниу замер, даже дыхание как будто остановилось. Она несколько секунд колебалась, потом взяла меня за руку и дёрнула к двери. Я подчинился. Интересно было, куда всё это выкружит. Однако создалось такое впечатление, будто в вопросе Ниу никакого намёка не было и в помине. Так куда же мы направляемся?..
На улице светила луна, было холодно. Я поёжился. Пока ещё жить можно, однако долго не пробегаешь в такой одёжке. Если некуда бежать.
— Ты что-нибудь знаешь о чернокнижниках? — спросил я, когда мы вышли из комнаты и двинулись по галерее в обход двора.
— Тс! — Ниу кошкой метнулась ко мне и прижала пальчик к губам. Мотнула головой на двери, и, как будто что-то мне этим объяснила, потащила дальше молча.
Я окинул взглядом двери, мимо которых мы шли. Как это понимать? Там, за дверьми, притаились боевые чернокнижники? Или, что вероятнее, там — комнаты борцов, и мы совсем не хотим привлечь их внимание к нашим персонам.
— О чём ты спрашивал? — в полный голос заговорила Ниу, когда мы оказались в столовой, залитой лунным светом через высокие зарешёченные окна.
— О чернокнижниках. — Я тоже перестал таиться. — Слыхала?
— Нет, — покачала головой Ниу. — Что за странное слово вообще? Они делают чёрные книжки?
Я задумался. Слово и впрямь прозвучало по-дурацки. Когда оно крутилось в голове несколько минут назад, то казалось совсем другим, наполненным смыслом.
— Да, наверное, — вздохнул я. Надеялся получить хоть какое-то разъяснение от Ниу, но только ещё больше запутался.
Мы прошли всю столовую, Ниу брякнула ключами, открывая неприметную дверку.
— Мейлин доверила мне ключи от кухни, — пояснила она.
— Ого, — сказал я.
От меня требовалось восхититься, я сделал всё, что мог. На самом же деле мне было скорее противно. Как можно жить в этом гадюшнике и ещё чем-то гордиться? Какими-то достижениями. Ключи доверили...
Ниу открыла дверь, шагнула в темноту и щёлкнула выключателем. Загудели, заморгали люминесцентные лампы.
Деревянные столы, покрытые пятнами, которые уже никогда не отмоются, длинная плита с двумя рядами конфорок, холодильные камеры. Вытяжки нет и в помине. Когда готовят, здесь, наверное, стоит такая духота, что в глазах темнеет.
— Прежде всего нужно тщательно промыть рис, — сказала Ниу, уверенно шагая по кухне. — Иначе он будет слипаться. Для борцов и воспитателей готовят отдельно. Новичка сразу не поставят готовить для борцов и воспитателей, но нужно сразу показать, что умеешь правильно.
— Угу...
Я прошёл между двумя столами, заметил несколько шкафчиков, запертых на навесные замки. Должно быть, там хранились ножи и прочая опасная утварь. Интересно, у Ниу есть ключи и от этого добра?
— Лей? — окликнула Ниу. — Ты не смотришь.
— Смотрю, смотрю...
Я и вправду смотрел. Только не на то, как она промывает рис в большом сите. Окна в кухне были, плотно завешанные шторами, так, чтобы снаружи не видели света. Ниу подготовилась к этой ночи.
— Не спится?
Вряд ли здешних борцов обучали искусствам ниндзя — в том числе умению передвигаться бесшумно. И, будь я не так поглощён желанием вернуться обратно в койку, Джиана, скорее всего, заметил бы раньше.
Сначала Ниу, теперь Джиан. Интересно. Этому-то чего надо? Создаётся впечатление, что спит во всей школе один Тао.
— Не спалось, — поправил я. — Прогулялся, в комнату возвращаюсь. Теперь быстро усну.
Понятно было, что Джиан мне не поверит — но я и не видел смысла изобретать что-то правдоподобное.
— Прогулки по ночам запрещены правилами школы, — сказал Джиан.
— Я новенький, не знал. Спасибо, учту.
— А ты наглый, — с усмешкой заметил Джиан. — Не боишься, что позову воспитателей?
— Нет.
— Почему?
— Потому что думаю, что правила школы едины для всех, и ты тоже не должен гулять по ночам.
Я бил наугад. Чёрт их знает, какие правила школы распространяются на борцов, а какие — нет. В том, что у борцов тут куча привилегий, я не сомневался. Но насчёт нарушения режима, видимо, угадал.
По крайней мере, Джиан ничего не ответил, только грозно засопел. И никаких попыток позвать воспитателей действительно не сделал.
— У тебя всё? — Я попытался обойти Джиана, заступившего мне дорогу.
— Подожди. — Он взял меня за плечо. — Куда спешишь? Раз уж всё равно не спишь, может, в гости к нам зайдёшь?
— «К нам»? — переспросил я.
Если бы Джиан сказал «ко мне», однозначно решил бы, что это повод напрячься. С Ниу мы хотя бы разного пола. А вот что может понадобиться ночью одному пацану, более взрослому и физически развитому, от другого пацана — вопрос. По крайней мере, для моего разума, привыкшего не ждать хорошего от малознакомых людей.
— К нам, — кивнул Джиан, — к борцам. — Он мотнул головой в сторону дверей, выходящих в коридор.
Корпуса школы Цюань представляли собой прямоугольник — разомкнутый в единственном месте, там, где находились ворота.
В центре прямоугольника — двор для прогулок, по краям, в нижних ярусах — производственные и хозяйственные помещения, столовая, молельня, душевые. Краем уха я слышал слова «тренировочный зал» и «лечебница». А в верхних ярусах находились спальни. Одно крыло занимали парни — те, которым не повезло стать борцами, другое — девчонки, третье — борцы, а в оставшихся помещениях жили воспитатели и другие взрослые. Школьное начальство, вероятно, в том числе — лично я пока никого из представителей администрации не видел, но не может ведь быть, чтобы их тут не было.
Для того, чтобы попасть из девчачьего корпуса в свой, мне пришлось идти мимо дверей борцов. Я вспомнил, с какими предосторожностями вела меня тут Ниу, и мысленно выругался. Спать, всё-таки, надо больше и чаще. А то совсем мышей ловить перестану — и так уже расслабился дальше некуда.
— Идём, — позвал Джиан. — Не обидим, не бойся.
Что ж, примерно так обычно начинаются самые интересные встречи.
Я мог уйти. Наверное. Вряд ли Джиан стал бы слишком уж настаивать, чтобы остался — какими бы привилегиями ни пользовались борцы, а на дворе всё-таки ночь. Начну орать, разбужу воспитателей — никому мало не покажется. Но мне стало интересно, для чего плюгавый новичок вдруг понадобился борцам, аж спать расхотелось. И страха не было — совсем. Я откуда-то знал, что мне доводилось встречаться с борцами куда посерьёзнее здешних. И выходить из этих встреч победителем.
— Идём, — сказал Джиану я.
Надеюсь, мне действительно приготовили что-то менее банальное, чем «отсоси, а то зарежем». Впрочем, при таком количестве доступных девчонок — вряд ли тут подобное вообще в ходу.
— Сюда, — сказал Джиан. И устремился к самой дальней двери.
По моим прикидкам, она должна была вести в угловую комнату. Так и оказалось — когда Джиан открыл дверь, я увидел четыре окна, по два на каждой из стен, образующих угол.
В комнате горел свет — не белые люминесцентные трубки под потолком, как в нашей с Тао, а красивые светильники, стилизованные под старину. Пол устилал ковёр. Главным украшением комнаты служил стол для маджонга. За столом сидели четыре игрока-борца. Ещё один борец расположился на длинном низком диване, рядом с ним сидела девчонка в белом ифу, другая — в красном — сидела чуть подальше. Вероятно, пара Джиана.
Диванов было два, они стояли углом, вдоль стен с окнами. На низком столике возле дивана я увидел набор для чайной церемонии, однако пахло в комнате не чаем. Пахло едой — не местной, столовской, а той, которую продают в фастфудах в городе. Я увидел на столе яркие картонные коробки — пару запечатанных, пару открытых, с торчащими из них палочками. Невольно сглотнул слюну — снова дико захотелось жрать. А запах алкоголя почудился, ещё когда я шёл сюда вслед за Джианом. Сейчас запах стал отчётливее. Но источник я не определил — по крайней мере, пока.
— У нас гость, — объявил Джиан, войдя вместе со мной в комнату. — Его зовут Лей.
Я неторопливо, не скрывая интереса, огляделся.
Вряд ли кто-то из борцов живёт в этой комнате. Видимо, это какое-то специальное общее помещение.
— Иди сюда, Лей, — позвал борец, сидящий на диване. Он был одет в сине-зелёное шёлковое ифу, с которым гармонировал зелёный пояс. Волосы на висках выбриты; те, что не выбриты, собраны в хвост. Кажется, я видел этого парня в столовой. А может, не его, а другого в таком же ифу — запоминанием лиц пока не утруждался. — Меня зовут Бохай.
Я подошёл к дивану.
— Пива? — предложил Бохай. И нырнул рукой под стол.
Пивную бутылку, которую извлёк оттуда, я не опознал — никогда раньше таких не видел, хотя отчего-то был уверен, что опознаю. Тем не менее, кивнул:
— Можно.
Бохай взял из стопки на столе картонный стаканчик — такой же, как те, в которых раздавали таблетки, меня едва не передёрнуло, — и налил в него пива. Протянул мне:
— Добро пожаловать в школу Цюань!
Я взял стакан. Спросил:
— А сам? Не пьёшь?
Вместо ответа Бохай сунул под стол бутылку и вытащил из-под стола ещё один картонный стакан — частично наполненный. Постучал его дном по столу:
Несмотря на все ночные приключения, проснулся я ещё до побудки. Как будто разум был заведён на определённое время — меня прям подкинуло. Сел в постели, проморгался и понял, что «ну ещё пять минуточек» — это не про меня.
Рассветные лучи проникали в комнату через окно. Я встал, потянулся и начал делать гимнастику, стараясь не шуметь. Какие упражнения, в какой последовательности — не задумывался. Включились те же рефлексы, которые заставили меня повалить на пол Ниу, схватить на лету чашку — мои руки и ноги всё прекрасно знали и без меня. Думать, почему так происходит, я устал ещё вчера.
Тао дрых, разинув рот и всхрапывая. Хоть стонать перестал — и то ладно. Похоже, если его не слишком бить, то двенадцать часов ломки он переживает вполне нормально.
По мере того, как я заставлял свои жидкие мышцы разогреваться, в комнате светлело, и я снова обратил внимание, что стены покрывают надписи. В основном, это были имена и пара-тройка слов. Как будто каждый, кто жил в этой комнате, оставлял автограф.
«Здесь жил Сюин. Радуйся».
«Ли. 4737 — »
«Бог ненавидит тебя. Цзе».
Размахивая руками, я скользил взглядом по этим надписям, напоминающим эпитафии, пока взгляд не споткнулся об одно имя. Я шагнул к стене ближе и прочитал:
«Джиан. Счастливо оставаться».
Тот ли это Джиан, с которым мы так мило пообщались ночью, или другой? Спрашивать, пожалуй, воздержусь. Вряд ли он будет в настроении предаваться ностальгии.
Вспомнив вчерашнее, я болезненно скривился и отвёл было взгляд, но он буквально зацепился за бледную надпись, сделанную чьей-то небрежной рукой рядом с именем Джиана. Задолго до того, как Джиан написал своё прощание.
«Юн из Байшаня. 4724»
Цифры мне ни о чём не говорили.
А вот Байшань...
Белая гора.
Китаец из видения-воспоминания.
По ушам ударил резкий сигнал побудки. Тао застонал, заворочался. А я всё стоял и смотрел на стену, в одних трусах. Смотрел и думал.
Увидел ли я это слово, а потом подсознание решило сыграть со мной шутку и породило то видение? Или же это — одно из тех удивительных совпадений, что определяют нашу жизнь?
— Ты уже встал? — спросил Тао.
Я не стал отвечать на дурацкий вопрос. Натянул штаны, накинул куртку.
— Байшань, — повторил вслух, возясь с завязками.
— А чего Байшань? — спросил Тао.
— Так... Вспомнилось.
— Бывал в Шужуане?
Я резко развернулся и уставился на него.
— Где бывал? Как ты сказал?
Тао отшатнулся, заморгал, демонстрируя дух борца.
— Шу... Шужуань, — пробормотал он. — Так мы называли это район.
Шужуань. «Обрубки».
— А почему? — спросил я.
— Да не знаю. Вроде, говорят, из-за калек всяких. Ну, которые у туристов клянчат — которые приезжают, чтобы подняться на гору. Правильное-то название — Байшань, Белая гора. Калек там вокруг — полно.
— Там всё началось, — задумчиво повторил я слова китайца, в существовании которого уже не сомневался.
Что ж, попробуем собрать всё в кучу. Что у нас получается? Я — полицейский. Работал с напарницей, не китаянкой. Меня похитили, или что-то вроде того. Мне вкололи наркотик. Со мной говорил китаец. И ещё — светящийся круг на полу.
То ли воспоминания, то ли галлюцинации. Может, я вообще вижу свою прошлую жизнь. Это, конечно, занятно, только непонятно, зачем мне нужно. Как мне эти воспоминания помогут сбежать из школы?
— Пошли умываться, — сказал Тао. — А то предупреждения влепят за опоздание.
— Угу... Сейчас, койку заправлю.
***
Зубная паста и зубная щётка обнаружились в тумбочке, там же было и полотенце. С утренним туалетом я справился раньше всех, хотя никаких ощутимых преимуществ мне это не принесло. Воспитатель, ждавший во дворе на построение, лишь лениво глянул на меня, явившегося первым.
Начиналось моё первое «правильное» утро в школе Цюань. То есть, утро, когда просыпаешься в своей койке, а не в консерватории, и далее живёшь в соответствии с распорядком.
Когда все собрались во дворе, нас пересчитали, после чего двое воспитателей, размахивая руками, негромко заговорили меж собой.
— Жонг сбежал, — сообщил мне Тао.
— Как? — спросил я, не успев прикусить язык.
Неправильный был вопрос. Надо было сказать что-нибудь вроде: «Серьёзно? Ну ничего себе! А кто такой Жонг?». Но меня целиком и полностью захватила мысль о том, чтобы сбежать из школы, и теперь я, услышав о чужом успешном опыте, сразу заинтересовался.
— Кто ж его знает, — пожал плечами Тао. — Только он давно говорил. Ему, там, то ли к сестре, то ли к матери зачем-то надо. А может, к брату. — Тао задумался, пытаясь вспомнить точно, к кому надо было попасть Жонгу.
— И что теперь? Будут искать? — спросил я.
— Да кому он нужен? Заломает — сам приползёт. Или попадётся опять. Искать — себе дороже.
Он, похоже, был прав. Не знаю, о чём спорили воспитатели, но, когда они повернулись к нам, то сказано было лишь:
— Птицы! На всех записывается десять предупреждений. И ещё по одному за каждый день, пока он не вернётся.
Из чего я заключил, что пропавший Жонг носил красное ифу.
— Не позавидуешь Жонгу, — вздохнул Тао. — Теперь его будут ждать с нетерпением.
***
На молитве мы около получаса повторяли непонятные слова. Собственно, это были даже не молитвы, а мантры, и мы их пели. Я не знал, что петь, поэтому просто открывал рот.
То и дело я чувствовал взгляды борцов. Пытались напугать. Что ж, надо ждать удара в любую секунду, с любой стороны. Как, в общем-то, и всегда.
После молитвы — завтрак. За столом я увидел Ниу, она на меня не смотрела настолько демонстративно, что я почувствовал себя голым. Вот интересно, тот рис, что ночью готовила, она куда дела в итоге?..
— А скольких борцов могут за раз принять? — спросил я Тао, когда мы с ним на пару добросовестно «раздевали» берёзовые чурки.
— В смысле? — не понял Тао.
— В смысле, на перепрофиле. Ну, вот если ты пойдёшь на это испытание, то я — смогу?
— Ну? — торопила меня Ниу. — Давай!
— Подожди, я должен сосредоточиться.
— Да чего там сосредоточиваться? Ты всё уже сделал, осталось только посмотреть.
— И почему у вас нет прозрачных крышек?
— А-а? — удивилась Ниу.
— Ладно, — вздохнул я. — Открываю.
И снял крышку с кастрюли. В лицо ударило облачко пара. Как только оно развеялось, я увидел безнадёжно разварившееся месиво, на которое даже с голодухи смотреть было тошно.
— Очень хорошо! — похвалила Ниу и деревянной лопаткой поковыряла месиво.
— Серьёзно? — покосился я на неё.
— Конечно! Сегодня рис даже не подгорел. Ты совершаешь разные ошибки, значит, ищешь верный путь. А путь можно найти, только если искать.
Я только головой покачал:
— Знаешь, из тебя, наверное, прекрасная мать получится.
Сказал, особо не задумавшись. А Ниу уронила лопатку на пол и вытаращила на меня глаза:
— Че-е-его?
Я ходил в кухню ежедневно уже неделю. За это время я кое-что о себе понял. Может быть, я умею драться (толком проверить это пока случая не было, борцы вели себя тихо, не то замышляли гнусность, не то забили на меня, как на мелочь, не достойную внимания). Может быть, я соображаю лучше большинства учеников этой так называемой «школы». Может быть, даже я каким-то образом помню, кем был в прошлой жизни. Но вот кулинарный талант обошёл меня стороной. По широкой дуге.
«Это ничего, — утешала неунывающая Ниу. — Тебе главное испытание пройти, а потом готовить у плиты вряд ли будешь. Ты будешь резать мясо, раскатывать тесто, таскать тяжести — всякие такие вещи».
Звучало соблазнительно. Ей бы рекламным менеджером работать, а не в этом приюте кашеварить. Сплю и вижу, как буду резать мясо и таскать тяжести.
— Какая ещё мать? — Сейчас Ниу возмущалась, или, по крайней мере, делала вид. — Зачем ты так говоришь? Я никогда не выйду отсюда.
За маской возмущения я угадывал затаённое отчаяние. Ниу смотрела в сторону, стараясь скрыть влажный блеск глаз. Пусть она пока ещё была молода, но уже поняла, что все возможности в её жизни сжались до ключей от кухни, и этого уже не исправить.
Если играть по правилам.
— Посмотрим, — сказал я, взял тарелку и поднял с пола деревянную лопатку.
— Что значит «посмотрим»?
— Это значит, что мы посмотрим. А что, по-твоему, это ещё может значить?
Давать обещания я не люблю. Лучше сделать, сколько бы времени это ни заняло, и пусть будет приятный сюрприз, чем годы ожидания. В том, что сам я, так или иначе, отсюда выйду, у меня не было никаких сомнений. А потом — потом я постараюсь вытащить и Ниу. Когда разберусь, как всё устроено. Когда доберусь до Шужуаня и, если посчастливится, найду того китайца из воспоминаний.
— Ты что, собрался это есть? — скривилась Ниу.
— Угу.
— С ума сошёл? Выброси!
— Это — еда, Ниу. Оттого, что она невкусная, она не перестаёт быть едой.
Ниу молча смотрела, как я накладываю себе в тарелку неаппетитную кашицу. Она во мне многого не понимала, например, вот этого вот трепетного отношения к чужим, казённым продуктам. Если мясо имело смысл беречь — оно предназначалось для борцов и воспитателей — то уж риса-то было столько, что его никто не учитывал и не берёг. Все сотрудницы кухни так или иначе таскали еду своим, некоторые, полагаю, строили на этом бизнес. Если подумать, то у местной экономики наверняка на самом деле две вершины: борцы и кухонщики. Возможно, ещё — лечебница. Если где-то и хранятся запасы таблеток, то наверняка там. И я готов собственную голову поставить на то, что есть здесь спецы, которые, ложась в лечебницу, добывают лишних таблеток, после чего пускают их в оборот.
Я упрямо съедал всё, что выходило из моих рук в кухне, по одной простой причине: мне нужно было жрать. После монотонной отупляющей работы, от которой потом руки висели плетьми, я дожидался отбоя и начинал тренироваться. В ход шло всё: собственный вес, тумбочка, перила, опоясывающие галерею второго, спального яруса.
Только после этого, мокрый от пота и едва держащийся на ногах, я тащился в кухню постигать тонкости учения Ниу.
Делать ставку на что-то одно мне почему-то не хотелось. Как будто тогда, в прошлой жизни, я на что-то — или на кого-то? — возложил слишком много надежд, и в результате очутился по уши в дерьме.
Устроиться в тёплой и сытой кухне, чтобы дни в школе были не такими отупляюще-безысходными? Ладно.
Попытаться сбежать из кухни с использованием грузовика, привозящего продукты и вывозящего мусор? Хорошо.
Уделить внимание своей физической форме, чтобы, в случае неудачи с грузовиком, иметь возможность пройти испытание и стать борцом? Прекрасно!
Чего я не мог — так это сидеть на месте и ждать, пока что-то изменится.
— Куда ты каждую ночь ходишь? — с подозрением спросил Тао, когда я слишком поторопился встать, и он не успел уснуть.
— Не волнуйся, не к борцам, — успокоил я его.
— А с чего мне волноваться-то? — тут же набычился Тао.
— Мало ли. Кто вас разберёт, счастливых обладателей духа борца...
Кончилось всё тем, что Тао увязался за мной. Он каждый вечер относил Джиану таблетку, и теперь у него развилась бессонница. Он еле шевелил лопатой на работе, и Шен каждый день выдавал ему по одному предупреждению, видимо, поняв, что большего от Тао всё равно не добиться.
Тао посмотрел, как я подтягиваюсь на перилах. У этого упражнения была одна тонкость. Когда силы заканчивались, нужно было обязательно подтянуться ещё хоть разок, чтобы залезть обратно, иначе пришлось бы падать. С такой высоты, наверное, ничего не сломаешь, но всё равно — приятного мало.
— Не понимаю, зачем тебе это нужно, — сказал Тао, протянув мне руку, когда я, пыхтя, забирался обратно на галерею. — Мало устаёшь на работе? Так попроси, чтоб тебя на распил перевели.
— Видишь ли, Тао, — вздохнул я, перелезая через перила, — не всем повезло родиться с духом борца. Нам, несчастным, приходится тренировать презренное тело.
Присутствию Тао Ниу отнюдь не обрадовалась. Пока я возился со злополучным рисом, она мне всю плешь проела.
— А если он кому-нибудь расскажет? — шипела Ниу мне на ухо, пока Тао с любопытством путешествовал по кухне.
— Не расскажет, он обладает духом борца.
Я закрыл крышку, включил плиту и засёк время по настенным часам.
— Очень смешно, Лей!
— Ничего смешного, Ниу.
— Духом борца не обладают даже борцы.
Тут я с интересом посмотрел на разгневанную Ниу, которая воинственным жестом убрала со лба чёлку и уперла руки в бока.
— Тао, — крикнула она, — ты что, на улице рос?
— Ну да, — отозвался Тао. — А что?
— А то, что хватит трепать на каждом углу про «дух борца».
— Это ещё почему?
Тут я аккуратно переместился так, чтобы, в случае чего, успеть оказаться между Тао и Ниу. В том, что этот гигант мысли кинется на неё, если ему не понравится услышанное, я даже не сомневался. Тао был из таких людей, которые швыряют в стену телевизор, если тот показывает что-то неприятное.
— Потому что когда твою глупую похвальбу услышат не те уши, тебе придётся ответить за свои слова!
— И отвечу!
— Да ты что? — Ниу зло рассмеялась, так же, как в ту ночь, когда я сказал ей, что намереваюсь стать борцом. — Дух — это качество, которое пестуется из поколения в поколение в каждом клане. Люди, обладающие духом борца, могут одним взглядом убить человека! Они могут силой своей воли перемещать предметы, ходить по воздуху. Они могут практически всё! Уж в таком месте, как эта школа, духу борца делать нечего. Ты просто услышал красивые слова, не понял, что они означают, и повторяешь.
Тао стоял, как будто его помоями окатили. Молчал, не дёргался. Ниу же, уверившись в своей победе, повернулась ко мне:
— Я видела одного человека, который обладал духом, когда ещё училась в танцевальной школе. Он пришёл забрать дочь своего начальника. На улице на него напал грабитель с ножом. Так этот человек на него даже не взглянул! Грабитель ударил его ножом и упал с перерезанным горлом, а на нём — ни царапины!
— Это как так? — заинтересовался я. — Может, он всё-таки двигался, но так быстро, что ты не заметила?
— Нет, Лей, — покачала головой Ниу. — Дух — это сила, которой обладают только очень особенные люди. Дух открывает возможность использования разных магических боевых техник. Конечно, за пределы клана такое стараются не выносить, но люди всё равно говорят.
— Вот именно такой у меня и есть, — упрямо заявил Тао. — Мне только раскрыть его нужно. А для этого нужен учитель.
Ниу устало махнула рукой и отошла к занавешенному окну.
— Чего она? — буркнул Тао, потирая больное плечо.
Чего-чего... Время подходит к концу, скоро испытание. Если пройду, мы будем работать вместе, с другими, и эти ночные свидания прекратятся, так ни во что и не перерастут. А тут ещё Тао, чьё чувство такта уступает лишь его же духу борца. Лично я Ниу прекрасно понимал, что не мешало мне радоваться присутствию Тао. При нём сохранять дистанцию с Ниу было проще.
— Не обращай внимания, — сказал я. — Скажи лучше, как можно заработать таблетки здесь?
— Стать борцом, — не задумываясь, откликнулся Тао.
Я закатил глаза. Ну да, все дороги ведут к борцам. Спрашивать, как именно они зарабатывают, не буду. Как говорится, не дурак, сам понял. Облапошить лоха в карты, пригрозить, припугнуть, отобрать. Тот же Джиан сейчас отлично кормится с Тао. Наверняка совсем не беспокоится о том, чтобы получить основной долг. Зачем? Ведь лучше меньше, но чаще.
Таблетки я продолжал спокойно откладывать каждый день. Утреннюю прятал в подвёрнутый рукав и вместе с вечерней перед сном убирал в матрас. Старался, чтобы Тао этого не видел, а когда он спрашивал, говорил, что пью. На самом деле если бы я действительно глотал эту дрянь, то, может, и не дожил бы до сегодня.
И вот теперь передо мной встал вопрос. Помочь ли Тао разделаться с долгом? С одной стороны, мне это ничего не стоит. А с другой...
— Зачем играл-то? — спросил я, покосившись на кастрюлю с рисом. — Чего хотел?
— На взятку набрать, — признался Тао.
— Чего?
— Если дать борцам взятку, десять таблеток, то на испытании тебе поддадутся!
— Ты пошёл к борцам, надеясь выиграть у них таблетки, чтобы этими же таблетками дать им взятку? — уточнил я. — И, наверное, посвятил их в свои планы?
— Ну да! — смотрел прямо и удивлённо Тао. — А что?
Я покачал головой. Нет уж, таким людям помогать — это как пытаться наполнить бочку без дна. И как он умудрился выжить на улице?! Оливер Твист, блин, недоделанный.
Рис на этот раз получился съедобным. Ниу даже искренне попыталась за меня порадоваться, но ей мешало присутствие Тао. При нём она напоминала выгнувшуюся дугой кошку, казалось, вот-вот зашипит.
— Неплохо, — похвалил Тао, сожрав больше половины. — Не пойму только, зачем тебе это, если можно стать борцом.
— Лей не будет становиться борцом, — сказала Ниу. — Он так решил. Потому что он — разумный человек и...
— Просто у него нет духа борца, — махнул на неё рукой Тао.
Ниу, застонав, отвернулась.
***
Следующей ночью мы с Тао вышли во двор. Тао трясло, хотя ночь выдалась довольно тёплой. Я справился с угрызениями совести по поводу того, что у меня запас таблеток лишь растёт, и велел Тао нападать.
С запасом, по-хорошему, надо было что-то решать. То чувство, что нахлынуло на меня в первый день в столовой, уже не было таким ярким и острым, но всё равно присутствовало. Я чуял таблетки всем своим существом. И в этом была ещё одна причина моих ночных тренировок: я не мог уснуть, как следует не вымотавшись.
После того, как Тао в третий раз полетел в песок, я вдруг остановился.
— Слушай, мне кажется, или дверь приоткрыта?
— Приоткрыта, — подтвердил Тао, встав рядом со мной.
— А что за ней?
— Борцовский зал.
— Там проводят испытания?